Таинственность, свойственная жизни леса и его обитателям — животным, вполне естественно и органически обусловила и оправдала наличие в третьей части «Поэмы» Ефима Николаевича Пермитина элементов трогательной детской сказочности: разговор сорок на человеческом языке, то или иное «очеловечивание» собаки, бытовая «сознательность» выводка тетеревов и т. п.

Такое восприятие природы детским, до старости не блекнущим зрением ни в какой мере не нарушает строгой реалистичности «Поэмы», а служит лишь ее украшением, подобно цветному узору на стекле или радуге на небе.

В лице Алексея Рокотова Пермитин создал образ настоящего охотника — хозяина природных богатств, заинтересованного во всемерном процветании природы как драгоценного национального достояния, способного не только отлично охотиться, но и дом самостоятельно отремонтировать, и окна вставить, и оконные откосы сделать, используя сэндвич панели ПВХ.

Герои «Поэмы», даже второстепенные и эпизодические, ощущаются как живые, полнокровные люди. Это относится, прежде всего, к ближайшим родственникам Рокотова — умной, на простонародный лад, матери; отцу, мастеру-краснодеревщику, «философу в жизни»; к представителям «могутного» алтайского крестьянства, унаследовавшего от мятежного Аввакума железную несгибаемость натуры.

Среди них наиболее колоритен Сильверст, восемнадцатилетний красавец-парень, богатырь и великан, охотник, могущий одним рывком посадить медведя на рогатину, или без «передоха» весь день кружить на лыжах в погоне за соболем. Сила воли так велика у таких охотников, что дед Силантий, попав в капкан, настороженный на медведя, сам отрезал себе ногу.