Да я хочу искренне поблагодарить Администратора за уже оказанную помощь.И мне очень помог наш бывший коллега PKL,

Если никто не может повторить Ваших ошибок — значит Вы оригинал!

сайт История государства. История России

ТАКИЕ - конечно нет. Автору этой рецензии при некоторой практике (а я имею отношение к сему ремеслу) на раз ставится совершенно четкий диагноз - черная зависть (и как следствие - типичный черный пиар).

Сейчас распространились и стали доступны рецензии, написанные обычными читателями, а раньше, лет 15 назад рецензии в основном писались профессиональными критиками. И они четко делились на 3 категории: профессиональные читатели (довольно большая категория), профессиональные критики (очень редкая категория, и обычно ценная), и неудавшиеся писатели (тоже сравнительно большая).

И как раз с последними было больше всего проблем. Поскольку люди они Богом обиженные, вроде и языком владеют (и еще как!), и мысли у них интересные бывают (и какие! ;)), и вообще со всеми знаком и пиарить книжки умеют (а то!), а ничего не выходит. У других - выходит, а у такого товарища - нет. Импотенция - страшная вещь, психику травмирует немилосердно!

Причем ладно бы чукча себя писателем не называл - он бы тогда читал спокойно, а так - чужой успех вызывает раздражение, которое иногда удается замаскировать (если это рецензия, например, этого товарища на Лукьяненко - тут лишнее слово и побьют сильно), а иногда - нет.

Причем самое обидное, что подобные люди действительно умные и действительно владеют языком + разбираются в писательском деле. Именно поэтому в их рецензиях много правды, т.е. в каждом замеченном недостатке что-то есть - и это-то самое обидное! именно поэтому их рецензии часто за живое задевают. Родить не получается, так хоть насилие какое совершить.

Ну что тут можно сказать... Автору нужно набраться мудрости и поблагодарить почти коллегу за почти критику.

А читателям можно проще. Бывает иногда настроение не очень. И погода плохая, и вообще... Можно пойти на сайт такого товарища, прочитать его перлы и оттянуться! Благо этот конкретный гаврик как раз какой-то рассказ намонстрячить собирается: http://ender-goodwin.livejournal.com/50497.html Только помните! Все замеченные недостатки должны быть реальными (иначе мимо цели будет)! В общем так оттянуться будет справедливо. А то развелось тут всяких графоманов... Тренируются они, видите ли, писать большую литературу (он сам признался!) на рецензиях, мозг себе (и другим) насилует (это цитата из него по ссылке выше (!), я уж не буду писать как это одним (нецензурным) словом называется, и так все понятно ;).

Ну и пользуясь случаем выжараю признательность Евгению Красницкому! Да, накладки, или простое необьясненные моменты есть. Но тут ничего лучше, чем стараться делать максимально хорошо, нельзя посоветовать. Как кто-то заметил: делай что должно и будет, что будет. В конце-концов если растешь, нужно быть готовым к тому, что тебя начинаю поливать. И использовать в т.ч. всякое льющееся сверху г... как ценнейшее удобрение! "Когда б вы знали из какого сора..." Сейчас в книгах KES есть самое главное - мысль и душа. Желаю не забыть про первое и не растерять по капле (в т.ч. в сети ;)) второе.

Удачи замечательному автору!

Да у них вообще то очень хорошие исторические серии... хотя тиражи и хромают по количеству...
Очень многие книги в моей библиотеке издавались Крыловым

Мне "Я еду домой" больше нравится. Раз в неделю к нему на СИ захожу чето новое почти всегда. Без упреков к кому либо.

Еще тот, который пишет про Фандорина.. память моя девичья....

у отца библиотечка лежит - зайду, перепишу названия.. книи перечитаны по 28 раз...

Я - неправильная женщина и делаю неправильный борщ!

Почему я против свободного распространения - Резко негативное мнение недобросовестных читателей могут убить музу автора. А когда он не будет хотеть писать - проды не дождешься...

К чему я свои мысли стал излагать? Для то го что бы было понятно куда идем и что делать!

ПРОЛОГ
У КОЛОДЦА

Тридцатого февраля тысяча девятьсот семьдесят неизвестно какого года жара была невероятная. Термометр наверняка показал бы пятьдесят градусов в тени, если бы... если бы хоть где-нибудь можно было найти тень. Старожилы, конечно, заявили бы, что подобной жары не упомнят с тысяча восемьсот опять-таки неизвестно какого года, но... старожилам взяться тоже неоткуда: на сотни километров кругом никаких признаков жилья. Пески, пески, пески. И, с трудом преодолевая зыбкое волнистое пространство, движется среди них шарообразная фигура в пробковом шлеме и коротких, неопределенного цвета штанишках.
Путник тяжело дышит, круглое лицо его лоснится от пота. Он то и дело поправляет лямки увесистого клетчатого рюкзака.
«Еще немного, — думает путник, — и я готов. Сварен вкрутую. Изжарен. Запечен в тесте. И всему виной эта несносная пустыня, чтоб ей пусто было! У Шекспира король Ричард Третий умоляет: «Коня, коня, полцарства за коня!» А я прошу воды, воды, полцарства за водЫ... Нет, не так. Полцарства за водУ. Опять не так. Ага! Полцарства зА воду. Теперь правильно. Зато плохо... Вот что значит стихи! Заменил одно слово другим — и остались от козлика ножки да рожки...»
Но что это? Там, впереди? Неужели пальма? Пальма! А рядом — колодец. Мутные от жары глаза путника оживают. Он прибавляет шагу. «Колодец! — шепчет он. — Колодец! Вперед, человече, вперед! Ты спасен...»
Бывали вы когда-нибудь в пустыне? Нет? Значит, вам никогда не понять, что испытал наш путешественник, когда дотащился до колодца и припал пересохшим ртом к старому ржавому ведру. Вода в ведре не была ни холодной, ни прозрачной, но измученному коротышке она показалась райским напитком. Он пил долго, звучными, торопливыми глотками, захлебываясь, давясь, обливаясь...
«Безобразие! — подумал он, оторвавшись наконец от железной кромки и с трудом переводя дух. — Кажется, воспитанный человек, а пью, как носорог на водопое. Хорошо еще, что кругом ни души!»
Он огляделся, как бы желая удостовериться, что видеть его действительно некому, но тут ведро выпало у него из рук, а сам он так и шлепнулся на песок от неожиданности: прямо перед ним, под пальмой, ногами вперед (точь-в-точь как теперь он сам) сидел длинный тощий мужчина в таком же, как у него, пробковом шлеме и в таких же неопределенного цвета шортах. Рядом с ним лежал туго набитый клетчатый рюкзак.
—Ой, ой и в третий раз ой! — произнес толстяк, дергая себя за ухо. — Кажется, у меня начинаются галлюцинации. Мне чудится, что я в комнате смеха и передо мной в кривом зеркале мое собственное вытянутое отражение...
Но в это время незнакомец заговорил.
—Чепуха! — сказал он сердито. — Почему это я — ваше вытянутое отражение? А может быть, наоборот: вы — мое сплющенное? И вообще, как вы сюда попали? По теории вероятностей, в такой огромной пустыне мы встретиться не должны были.
— Вот как! — улыбнулся толстый, сразу успокоившись. — В таком случае ваша теория никуда не годится.
— Не годится?! — возмутился длинный. — Да вы понимаете, что такое теория вероятностей?
— Не понимаю и понимать не хочу. Хватит с меня и того, что мы все-таки встретились.
— Но не должны были! — повторил длинный с расстановкой. — И клянусь решетом Эратосфена, я вам это докажу. Загадайте какое-нибудь однозначное число, а я буду отгадывать.
Толстый помолчал, закатив глаза.
— Загадал.
— Шесть, — сказал длинный.
— Ничего подобного! — Толстый даже в ладоши захлопал от радости. — Не угадали.
Но длинного это ничуть не обескуражило. Он заявил, что и не должен был угадать, потому что однозначных чисел вместе с нулем у нас десять, — стало быть, вероятность угадывания при этом равна всего-навсего одной десятой. Еще хуже, по его словам, обстоит дело с двузначными числами, которых, как известно, девяносто. Тут уж вероятность отгадывания равна одной девяностой! Но ведь дорог в этой пустыне нет: ходи как вздумается! Каждый путешественник может наметить бесконечное множество маршрутов. И так как при бесконечном числе вариантов вероятность встречи равна нулю, значит, встретиться они ни в коем случае не могли.
Толстого, впрочем, доводы эти так и не убедили: не могли, не могли, а все-таки встретились!
— К сожалению, — сказал длинный.
— Это отчего же? — поинтересовался толстый, отметив про себя, что собеседник его не страдает излишней деликатностью.
—Потому что вы не умеете мыслить математически — значит, нам с вами разговаривать не о чем.
— Странная логика! — Толстый пожал плечами. — Два человека встретились в пустыне. Неужели им не о чем говорить, кроме как о математике?
— А о чем же еще? — спросил длинный язвительно. — О кошках, что ли?
— Почему бы и нет? Дома у меня, например, остались две прелестные сиамские кошки.
— Кошки в квартире?! Бррр! То ли дело порядочный бульдог...
Толстый побледнел. Глаза его беспокойно забегали.
— Вы держите бульдога?
— Да, а что?
— Предпочитаю не встречаться с этой породой собак. Так что если вам вздумается пригласить меня в гости...
— Не беспокойтесь, — поспешно заверил его длинный, — этого не случится.
— Позвольте спросить, по какой причине? — сухо осведомился толстый, начиная заметно раздражаться.
— Стоит ли приглашать человека, с которым ни в чем не сходишься?
— Ваша правда, — согласился толстяк не без сарказма. — «Стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой...»
— Что это? — Длинный нахмурился. — Как будто стихи? Час от часу не легче! Уж не ваши ли собственные?
Толстый вытаращился на него, как на редкое ископаемое: неужели он не читал «Евгения Онегина»? Ужас, ужас и в третий раз ужас! Но длинный и ухом не повел.
— Каждому свое, — сказал он. — Кто запоминает стихи, а кто кое-что поважнее...
— «Поважнее» — это какие-нибудь теории вроде давешней? — иронически усмехнулся толстый.
Длинный сказал, что вот именно: теории, формулы, теоремы — в общем, то, что связано с математикой. Все остальное в памяти у него не задерживается.
— Так уж и все? — усомнился толстый. — Надеюсь, поесть вовремя вы все-таки не забываете.
Вместо ответа длинный хлопнул себя по лбу: хорошо, что ему напомнили! Ведь он со вчерашнего дня ничего не ел...
Толстый ахнул, бросился к своему рюкзаку и вынул оттуда прозрачный пакет с пирожками.
— Берите, пожалуйста! Продолговатые — с капустой, круглые — с яблоками.
Длинный взглянул на пирожки с нескрываемым отвращением и достал из кармана несколько твердокаменных крекеров.
— Угощайтесь, — буркнул он, протягивая их толстому.
Тот выразительным жестом дал ему понять, что такая еда ему не по зубам, после чего путешественники принялись жевать каждый свое, очень недовольные друг другом.

ПОСЛЕ ОБЕДА

Покончив с крекером, длинный достал транзисторный приемник, пошарил в эфире, и в пустыне взревел модный шейк.
Толстый выронил недоеденный пирожок и посмотрел на длинного взглядом, исполненным презрения и ненависти.
— Немедленно выключите эту... эту саксофонию!
— С какой стати? — возмутился длинный. — Каждый слушает что хочет.
— Ах, так! — задохнулся толстый. — Хорошо.
Он выхватил из рюкзака точно такой же приемник, и через несколько секунд под раскаленными добела небесами вперемешку с джазом загремели мощные аккорды органа.
На сей раз взбунтовался длинный:
— Сейчас же прекратите эту тягомотину!
Толстый так растерялся, что и впрямь выключил приемник. Этот невежа называет тягомотиной музыку великого Баха? Троглодит! Пещерный человек!
— Троглодит? Я?! — в свою очередь задохнулся длинный и тоже выключил приемник.
— А то кто же? Вы о настоящей музыке представления не имеете.
— Нет, имею!
— Нет, не имеете! Не имеете, не имеете, и точка!
— "И точка»! — передразнил длинный. — А вы имеете представление о точке? Точку вы когда-нибудь видели?
— Что за вопрос! Вот хоть песчинка — чем не точка?
— Вы так думаете? — Длинный ткнул своим тощим пальцем в небо. — Взгляните туда. Скоро там проклюнется звездочка, маленькая-маленькая, не больше песчинки. По-вашему, звездочка тоже точка?
— Конечно.
— Но ведь на самом деле эта точка, может быть, в миллионы раз больше нашего Солнца. Об этом вы не подумали? Нет, сударь мой, точки вы никогда не видали и не увидите. Точка, к вашему сведению, понятие воображаемое.
— Что толку в воображаемых понятиях? — проворчал толстый, весьма раздосадованный своим промахом.
— А что толку в воображаемых художественных образах? — сейчас же спросил длинный.
Толстый отвечал, что на воображаемых, иначе говоря, — вымышленных художественных образах сплошь да рядом основаны произведения искусства. Но что может быть основано на воображаемой точке?
— Что? — выкрикнул длинный, сверкая острыми птичьими глазками. — На воображаемой точке, если хотите знать, построена прекраснейшая из всех наук мира — математика!
Слова его, как ни странно, произвели на толстого сильное впечатление.
— Удивительно! — произнес он, уставясь на длинного так, словно только теперь увидел его по-настоящему. — Первый раз в жизни мне вдруг пришло в голову, что искусство и наука не такие уж противоположности. Есть между ними и кое-что общее.
Длинный тоже взглянул на него с интересом.
—Любопытная мысль! Впрочем, — добавил он поспешно, заметив, что толстый так и вспыхнул от удовольствия, — впрочем, погодите радоваться. Мысль любопытная, но... неправильная. Что там ни говори, стихи так и остаются стихами, а математика — это МАТЕМАТИКА! Просто ничто на свете не обходится без воображения.
— Что верно, то верно, — горячо поддержал его толстяк. — Вот я, например: что бы я делал без воображения? Да я без него как без ног!
— Вы хотели сказать — как без рук?
— Нет, нет, именно без ног.
— Но почему, если не секрет?
— Как бы вам объяснить... Видите ли, ноги играют в моей жизни особую роль. Я путешественник.
— Это я уже успел заметить, — съязвил длинный.
— Боюсь, вы меня не поняли, — снисходительно пояснил толстый. — Я путешественник не обычный. У меня совсем особые маршруты. Сегодня мне взбредет в голову завернуть в средневековую Италию, а завтра я уже в Египте времен Эхнатона и Нефертити .
— Что вы говорите! — подскочил длинный. — До сих пор я думал, что такие прогулки совершает только один человек в мире: я сам.
— Как?! — в свою очередь изумился толстый. — Вы тоже путешествуете по разным эпохам?
— Клянусь решетом Эратосфена, да! Вот уже несколько лет я кочую из века в век, из страны в страну и собираю автографы великих людей.
— Друг мой! — возопил толстяк, раскинув короткие ручки. — Обнимите меня, друг мой, ибо перед вами коллега и единомышленник!
Тут, выражаясь языком старинных романов, недавние враги пали друг другу в объятья и хлопали один другого по спине до тех пор, пока не вспомнили, что так и не успели еще как следует познакомиться.
Длинный с готовностью протянул толстому руку и хотел уже назвать свое имя, но новоявленный друг зажал ему рот ладонью: представляться в таком виде? Да за кого его принимают!
Он бросился к рюкзаку, достал бритвенный прибор и молниеносно побрился. Затем он выудил из тех же бездонных недр широкий клетчатый галстук, аккуратно повязал его прямо на голую шею и, слегка наклонив голову к правому плечу, медленно двинулся к длинному с улыбкой, исполненной почтения и достоинства, — ни дать ни взять, иностранный посол на приеме у английской королевы!
Длинный приготовился к знаменательному моменту по-своему. Бриться он не стал, зато из нагрудного кармана его рубашки торчала теперь логарифмическая линейка, заменявшая ему парадную форму одежды во всех случаях жизни. Путешественники торжественно пожали друг другу руки.
— Матвей Матвеевич! — сказал длинный отрывисто.
— Очень рад! — любезно ответствовал толстый. — Филарет Филаретович.
— Гм, — хмыкнул длинный, — имя у вас редкое, но очень уж пространное. Предпочитаю краткие обозначения. Что вы скажете, если я буду называть вас Фило?
— Фило, Фило... — несколько раз повторил толстый, словно пробуя имя на вкус. — По-моему, звучит неплохо. Но тогда разрешите и мне называть вас Мате.
— Не возражаю. Мате... В этом есть намек на мое увлечение. Ведь я в душе мате-матик!
— Да и я в душе фило-лог, — засмеялся толстый. — Филолог, иначе говоря — любитель словесности, а заодно и других искусств. И значит, вместе мы...
— Фи-ло-ма-ти-ки! — закончили оба хором и, взявшись за руки, принялись отплясывать какой-то диковинный танец, скорее всего заимствованный из репертуара племени ньям-ньям.

http://gen.lib.rus.ec/wiki/?title=Лучшие_книги

http://free-books.dontexist.com/

Не то что то. Нудно, выдумано излишне. Бросил на половине...

Добавлено (28.07.2009, 12:44)
---------------------------------------------

ЗЫ лично меня умиляет термин "архаизм". ну ты же панимаешь, чиста канкретна, па пацански писать нада. а му... му.. мудреные слова пусть инхелигенция калякает

Ну так человек как в тайгу на несколько недель пропадет, так ему и не до книги сразу же становиться
А автор хороший, обновления к сожалению редко.
С другой стороны, редко, но качественно...

Тот же Абердин чуть-ли не каждый день килобайты проды выкладывает