Предлагаем вашему вниманию довольно значительный отрывок из книги - "Проводы" - самые первые проводы в первый поход, которые случились в крепости - поход части отроков за болото. Всё, что касается Алёнки – пишет Иринико, остальное – моё. Текст «сшит» начерно, откровенно говоря, пока составлен из отдельных частей, всю чистовую отделку мы отложили на потом, когда KES более или менее освободится от «Сотника». Тем не менее, в смысловом отношении это вполне законченный кусок, который мы планируем сделать кульминацией первой части книги. Хотя и дорабатывать здесь предстоит ещё немало.
В подробности вдаваться не буду – сами прочитаете, хочу только кратко упомянуть новых действующих лиц (в порядке упоминания), чтобы было понятно, кто есть кто и что он там делает.
- Алёнка – старшая, вдовая сестра одного из отроков купеческого десятка, Григория. Ей 20 лет. В крепость попала за несколько недель до описываемых событий во время одной из торговых экспедиций с Осьмой во главе, когда на её село напали разбойники и убили её родителей. Подробный рассказ про это ещё должен доработать KES. Безоглядно (но не безответно) влюбилась в Андрея Немого. Стала правой рукой Анны, её подругой и наставницей девичьего десятка. - Фома – первый муж Алёнки, купец. Погиб три года назад. - Ульяна – жена Ильи, обозного старшины МС. В крепости – начальница над прачками. - Константин - один из наставников МС, покалеченный воин, бывший обозник - Верка – жена Константина, глава «швейно-штопального цеха» в крепости, бой-баба. - Любим – родовое (славянское) имя Дударика. Итак, прошу - "Проводы".
Итак, прошу - "Проводы".
Весь день носила с собой в мешочке кожаном на поясе, искала случая, да он так и не представился. И вот дождалась вечера. Андрей на вечёрках так и не появился, но тянуть больше было нельзя - завтра с утра то ли удастся его застать, то ли нет - рано поднимутся, да и не до неё ему будет… Алёнка знала, что у входа в казарму всегда дежурит отрок - дневальный. Вот и решила после отбоя, когда все улягутся, попросить его вызвать на улицу Андрея. Мальчишка, конечно, всем расскажет потом, не удержится, да и наплевать! Главное, вечером после отбоя никто им поговорить не помешает, а потом - будь, что будет! Уложила девок, и вышла тихонько из общежития, благо, Анна тоже ушла сегодня пораньше в свою горницу. И, как наворожил кто - может, бабка с того света - увидела Андрея. Шёл он от ворот к казарме - может, посты проверял или ещё какое дело у него там было - не важно. Главное, увидела! Хоть и темно уже было, но луна светила ясно, а его бы она и по единой тени узнала даже издалека. Алёнка побоялась его окликать громко в пустом притихшем дворе - просто навстречу к нему заспешила, пока не свернул за угол казармы. Он её увидел и замер на месте - не ожидал, видно, в этот час встретить. Алёнка подошла к нему почти вплотную, тоже остановилась, на миг замялась, набираясь смелости и, решившись, даже не сказала, выдохнула: - Андрей… Я к тебе шла, хорошо, что встретила… Увидела - удивлён он безмерно. Вроде не сердится, но как растерялся, что ли - не понимает разве? Но что ж, отступать было уже поздно… - Я тебя хотела проводить… Завтра-то не до того будет. А на вечёрках тебя не было… И снова он как вздрогнул от этих её слов, шагнул к ней… и замер совсем рядом. - Возьми вот оберег бабкин… он воинам помогает, -быстро проговорила она. - Только я сама должна его тебе на шею надеть… - Замирая от собственной смелости, Алёнка поднялась на носки, потянулась к нему. Андрей, чуть помедлив, наклонил всё-таки голову, позволил ей надеть ему на шею плетёный шнурок, потом перехватил её руку правой, здоровой, рукой, сжал легонько. Кивнул ей серьёзно, не двинулся с места. Словно ждал чего-то ещё. Она тоже замерла - ну не самой же ей было на шею ему кидаться! Вдруг в ночной тишине отчетливо раздались шаги, и из-за угла казармы прямо на них вылетел Глеб. Алёнка чуть не застонала! Господи - опять он… Куда среди ночи-то несёт? А Глеб дёрнулся, словно его ударили, Алёнке показалось, аж глазами сверкнул в темноте. Андрей резко обернулся к нему, Глеб молча сплюнул, швырнул что-то в сторону - глухо стукнулось о стену что-то и отлетело, покатилось… Развернулся на каблуках и пошёл назад, словно передумал идти, куда хотел. Андрей поглядел ему в след, потом подошёл, поднял с земли то, что Глеб бросил, зажал в кулаке, подошёл и протянул Алёнке на ладони тоненькое серебряное колечко с камешком. Алёнка только головой покачала: - Неужто, думаешь, мне нёс? - Усмехнулась. - Так всё равно не взяла бы. Выбросил? Ну, так туда ему и дорога! Бросай и ты - может, кто завтра найдёт - обрадуется… Андрей, не глядя, отшвырнул колечко в сторону, и опять поглядел на Алёнку вопросительно, кивнул в сторону общежития.) - Да… пора уже, -вздохнула она. - Проводишь меня? Они так и дошли до дверей общежития - даже за руку он её не взял, но шёл рядом совсем, почти касался её плеча своим. А у Алёнки сердце замирало, и она понять не могла - что же он так? Вроде бы и не против же! Обрадовался её словам, она же видела, хоть и не ожидал совсем. И когда на шею ему оберег одевала так посмотрел… будто подарок получил дорогой нежданный и сам не верит, что наяву это происходит. Но… почему? Неужели не понял, что она сказала уже всё, что могла и навстречу ему сама же шагнула, а он… будто не понимает! Или… не хочет понять? Но ведь не отталкивает он её и смотрит же как! Не ошибалась она в этом, нет… Смотрит… и всё? Но почему?! Возле дверей, Алёнка задержалась на миг, повернулась к Андрею - Андрей… Я тебя ждать буду… - Сказала она одними губами. - Ты знай… Он к ней совсем вплотную шагнул, в глаза заглянул, словно хотел прочитать там что-то ещё… И вдруг в тишине явственно раздался тихий стук - будто что-то легко ударилось о стену. Алёнка было на это и внимания не обратила, но Андрей сразу насторожился, коротко прижал палец к губам. Она замерла. И вскоре ещё два раза так же стукнуло. Как будто кто-то камешки бросал в стену… или в окошко кого-то из девок? Немой бесшумно двинулся за угол общежития – туда, откуда слышался звук. Алёнка тихонько пошла за ним. Он выглянул за угол и обернулся. В глазах смех стоял, кивнул ей, чтоб посмотрела. Алёнка тоже осторожно выглянула: два отрока – она даже имена их припомнила, Савелий и Никодим, стояли и швыряли в окно камешки. Тут и девичий тихий смех раздался, а потом быстрый шёпот: – Дураки! Вы чего? – Прось, Луша, выйдете потихоньку? Проститься… – солидно пробасили мальчишки внизу. – Да вы что? Ополоумели? – Зашипел в ответ девичий голос. – Боярыня услышит… – Да не услышит… на пару слов только… Андрей стал доставать из-за пояса кнут. Алёнка его руку слегка придержала, улыбнулась, попросила шёпотом: – Андрей… ты не сильно их наказывай… Ведь они завтра с вами уходят… Он посмотрел на неё и кивнул. Потом вздохнул коротко или показалось ей это, ещё раз её руку пожал и уже решительно, не оглядываясь, шагнул за угол. Оттуда послышался испуганный девичий писк сверху, и охнули в два голоса отроки внизу. Алёнка заглянула за угол – Андрей уходил прочь, таща за собой за шиворот напуганных мальчишек. Она прижалась к стене, перевела дух… Было немного жаль, что вот так он и ушёл, не обнял даже… Но с другой стороны и радостно – взял же оберег и с ней стоял, уходить не хотел, кабы не эти мальчишки… ну да ладно, вернётся, тогда уж… Хоть тревога в сердце билась по-прежнему, но стало немного легче. Не обманула всё-таки бабка! И воина ей правильно предрекла, будто знала… Помогут, обязательно помогут её любви Лада и все Светлые боги, и Пресвятая Богородица! Ибо они сами и есть – любовь… …
Жди меня, и я вернусь… Буду ждать! Истово буду, ночью во сне и днём в любой работе – ждать и верить! И вернётся он! – Повторяла про себя Алёнка, словно зарок давала. Будет ждать и любить, и тем его спасёт! Защитит его от смерти оберег бабкин и любовь и вера Алёнкина, отведёт глаза злобной старухе-смерти. А остальное… о том и думать пока не время. Всё остальное они одолеют… И то ещё терзало Алёнку, что не могла она сейчас, наравне с другими, поделиться своей тоской… Анна всё знает, но к ней за утешением не пойдёшь – сама боярыня еле держится. Видела Алёнка, как трудно ей, невыносимо трудно, но ведь на неё все смотрят. Даст она слабину, позволит себе хоть слезу уронить украдкой – остальные же тем более духом падут. Особенно девки. Те ж ещё малые совсем, дурочки, это первое для них настоящее бабье испытание – своих соколов в поход проводить и ждать… А ведь самое трудное это – ждать… Ждать и знать, что любое может случиться с твоими дорогими… Там, с ними, под стрелами вражескими и перед лицом смерти, наверное, легче было бы, чем здесь сейчас сидеть и всматриваться в ночь за окном, словно выискивая там ответы и пророчества о будущем… Первая эта ночь, да не последняя, сколько их ещё будет - тревожных, бессонных… Силы надо беречь, чтоб хватило на все. Эти ночи – их война. Их битва незримая с судьбой за любовь и любимых... Как я выжил, будем знать Только мы с тобой, — Просто ты умела ждать, Как никто другой. Анна закончила чтение, и на несколько мгновений в кухне повисло молчание, а потом… Потом будто запруду по весне прорвало: женщины говорили взахлёб, перебивая друг друга, говорили сквозь слёзы, не скрывая своих слёз и не стыдясь их: - Правильно, всё правильно: ждать надо, всегда ждать… - …и помнить их всегда надо, и верить, что вернутся - … и никогда плохое не вспоминать, как бы ни обидел перед уходом, что бы ни говорил… - … хорошо, если увечного привезут, а то и мёртвого не дождёшься – ведь и похоронить некого будет… - а потом он возвращается мрачный, злой, рычит на всех, а я радуюсь, как дурочка последняя – вернулся, живой! И пусть рычит, пусть злится – ещё бы ему радоваться, когда брата до дома довезти не смог… Анна молча ждала, пока женщины выговорятся и успокоятся хоть немного. Она прекрасно помнила, как сама сидела ошеломлённая, впервые прочитав эту молитву. Хорошо ещё, что Мишаня не стал сам ей читать, просто переписал и отдал ей пергамент. Она потом сама в одиночестве прочитала и долго сидела в своей горенке, плакала, вспоминая погибшего Фрола, заново переживала тот ужас и безысходность, которые испытала, когда мрачный Лавр топтался перед ней и пытался выдавить из себя хоть какие-то слова. И жалела очень, что не знала она тогда той молитвы – вдруг да помогла бы она, отвела бы беду от мужа со свёкром. Вера будто прочитала её мысли: - А ведь я как знала тогда. Ну, когда Константина моего покалечило… Сердце болело, места себе не находила, и сама себе сказать боялась, что беда с ним случилась… Но и твердила всё время, что вернётся он, что дождусь его… живым… - Помолчала, заново переживая тот страх и ту радость с болью пополам. – И ведь дождалась. Пусть израненным, в беспамятстве, но довезли его. Твой Илья как раз и привёз, - она повернулась к Ульяне. – Век за него бога молить буду. Ульяна покивала головой: - Помню, как же… Твоего довёз, а ещё одного… молодой вдове да матери, тоже вдовой, отдал. И всё потом себя корил, что недоглядел, дескать, спать меньше надо было. А от самого только тень да борода оставались. И так каждый раз, когда не удавалось ему довезти раненого до дома. Даже думать боюсь, как он сейчас себя изведёт, случись что… В Ратном, сами знаете какое отношение к обозникам, но мы-то, жёны их, видим больше других. Вроде бы и не воины они, не сражаются вместе с сотней, а каждый раз провожаю Илью и боюсь… Особенно после того случая, когда еле отбили они обоз, да больше половины обозников там и полегло… Илья мой, говорили, тогда чудом остался жив… Так что знаю я, что это такое – ждать и молиться, ох и знаю… Притихшая было Алёнка вдруг сказала с тоской: - А я вот сразу знала, что не вернётся мой Фома… Ещё когда провожала его, как толкнуло что в сердце – не увижу больше. Бабкино знание, видать. И свекровь… - она запнулась. - А что свекровь-то? – нетерпеливо переспросила Вера. - Да у неё в обычае было, когда сына и мужа провожала, убиваться, как по покойникам. И меня всё время попрекала, что бесчувственная я, ни слезинки не пророню, бывало. А она тогда на крыльце распласталась, выла да причитала: «На кого ж вы меня, сиротинушку, покидаете…» - Да что ж она, совсем уж дура полная, что ли?! – Ульяна с Верой всплеснули руками, а Анна изумлённо уставилась на Алёнку. - Да у нас в Ратном за такие-то слова бабы сами на месте прибили бы, чтоб не каркала. - Видать, она сама беду-то и накликала. Разве ж можно мужей слезами провожать? Это же примета самая верная, что не дождёшься. Ну и что, что купцами они были, а не ратниками… Всё одно – в поход шли. - Вот ей бы эта молитва впрок не пошла бы, наверное, - задумчиво проговорила Анна. – А, бабоньки? Я так думаю, что читать её надо от всей души, а не напоказ, как твоя свекровь убивалась. - Молитва помогает, когда она от души идёт, от всего сердца. А уж эту только та баба может прочувствовать, которая знает, что за мука такая – ждать, – убеждённо сказала Вера. - Вот и мне так кажется, - откликнулась Анна. - А посему, бабоньки, не стоит нам про эту молитву языками чесать со всеми подряд. Девкам-то нашим она нынче и ни к чему ещё, пожалуй… Вот когда в следующий поход проводят своих, тогда можно будет им рассказать про неё. А пока – молиться сами будем. - Ой, Анна Павловна, а другим-то бабам, которые своих ждут… - начала было Ульяна, но Анна уже продолжила: - Другим бабам – можно, только сами смотрите, чтобы не балаболки они были, чтобы молитва эта силу свою из-за их болтовни не потеряла.
отрывок что называется "рвет душу и выворачивает на изнанку",я вообще не склонна к слезливости но во время прочтения стояли слезы в глазах и ком в горле(пару раз прервала чтение чтобы отвлечься очень уж горько и тяжко на душе сделалось) все правильно написано(я про женские переживания) но я думаю что надо все таки как то разрядить атмосферу отрывка(очень уж тяжела) то есть я не имею в виду что всю тяжесть момента надо убрать(с этим как раз все правильно) просто может надо вставить какие то забавные моменты произошедшие за день(или еще что) но вообще(на мой скромный взгляд) очень хорошо!
также хочу поблагодарить вас за то что создали Немому пару,очень я за этого персонажа переживала и жалко мне было что он такой неприкаянный и одинокий!
в общем огромное спасибо и низкий вам поклон.
