На следующее утро Михайла велел позвать к себе уже проинструктированных Витькой девиц и Агафона. И сам провёл с ними беседу. Результатами собеседования князь остался доволен. Витька была права. Варька с Полькой – кстати, очень недурные собой девки – оказались весьма сообразительны и ловили всё на лету. Серьёзно выслушали все его наставления, переглянулись, и Полька уточнила:
– Значит, не просто при ней надзирательницами нам быть, а задушевные разговоры наладить и если не подружками, так особо доверенными прислужницами стать? Ну, чтоб думала, что мы ей, а не тебе, князь, служим. А с Витькой в контрах типа по жизни?
Мишка на мгновение впал в ступор от «типа в контрах» и «по жизни» так естественно и без усилий прозвучавшее в устах Полины, словно так её ещё мама родная научила разговаривать. Но вспомнил, с какой лёгкостью за весьма короткое время спецназовцы усвоили богатый лексикон Витьки, включая гинекологов, плавки на подводной лодке, бледных спирохет (которых все так и норовили назвать спирохермами), а также многое другое из обширного словарного запаса старого вояки, и подумал, что при близком общении с ней в течении трёх лет можно было ожидать всего.
Агафон же оказался немногословным парнем лет двадцати, довольно приятным с виду, высоким, стройным и хорошо сложенным. С кучерявой уже сформировавшейся бородкой и пшеничными усами. Имя Агаша ему не очень подходило, но откликался он на него безотказно. Он должен был подстраховывать девиц и символизировать собой видимую часть почётного эскорта при дальних прогулках – в доспехе и при оружии, так как девиц одевать в кольчуги и обвешивать с ног до головы мечами и топорами не планировалось. Они как раз одеты были вполне обычно, но у каждой в дамском сапоге под юбкой торчало, невидимо для окружающих, по засапожнику, а под рукой был набор сюрикенов, которыми они владели может и похуже Витьки, но явно лучше чем только что приступившие к учёбе с ними спецназовцы. И взведённые самострелы, само собой. Их уж скрыть от всеобщего обозрения никак было нельзя, но тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, в усадьбе носить их везде за собой было и не обязательно, а при выезде в город, притороченные к сёдлам, они не слишком будут бросаться в глаза.
Княгинюшка, узнав, что отныне к ней безотлучно, даже и ночью, будут приставлены две девки-телохранительницы, заметно скуксилась и попыталась было спорить. Но Михайла отмёл все её возражения непробиваемым аргументом:
– Не о том ли ты меня просила, родная? Сама же сюда Витьку протащила, гнева моего не побоялась…
– Да… да ты… да как… – Задохнулась она от такого его бессовестного напоминания о сопернице и заплакала бы непременно или скандал бы устроила, но при девках не посмела. Всё ж таки так себя ронять в глазах посторонних не захотела. Ну вот. – Подумал Михайла весело. – И ещё одна положительная сторона наличия телохранительниц при жёнушке наметилась, сэр Майкл… Как это вы раньше сами не додумались к ней каких-нибудь девок для поручений пристроить? При холопках-то она не очень стесняется…

Спустя три дня княгиня кричала на нерадивую холопку:
– Что ты копаешься, спирохерма, тьфу, спирохета, бледная…
А ещё через полторы недели Витька, довольно ухмыляясь, доложила:
– Всё, поплыла твоя красавица… не выдержала. Девки мои её расслабили, на откровенность вызвали, умеют, когда захотят... но, главное, невмоготу ей стало терпеть. Они ж даже в нужник, да в баню с ней ходят. Ни записку в тайне в условленном месте оставить, ни знак какой подать скрытно от них. А она ж извелась вся уже. И ты к ней глаз не кажешь совсем. Грустно. А девки меня всяко разно поминают, ей в верности клянутся, просят не гнать. И Агашка им вроде кивает согласно. Историю жалостивую придумали, что боялись меня и сейчас боятся. Ну так я ж стерва, убивица безжалостная … А они – жертвы несчастные моей тирании. Оторвала я их от семей, от жизни нормальной, в лес заманила, заставила с мужиками жить против воли. Теперь им деваться некуда. А Агашка нежную страсть к Польке имеет. Любовь у них. Потому и с ними безотлучно теперь. Но от меня это скрывают – разгневать боятся. А то разлучу. Убежать хотели, но куда там… я пригрозила семьи их порешить… История – заслушаешься. Девочки младше семи лет рыдают поголовно. Вместе сочиняли. А на неё подействовало. Растрогалась, оказывает теперь покровительство тайное влюблённым моим. И про свою судьбу горькую им плачется. Заел ты её жизню молодую, княже. – Витька подмигнула хмуро слушающему её Михайле. – Тиран, как есть тиран. И мать твоя, Анна Павловна, свекровка ейная, змеища ненавистная. Извести хочет невестку совсем. Пыталась заставить по утрам бегать, да ногами дрыгать, да верхом ездить, как мужик и ещё много чего. И постоянно попрёки – не так сидишь, спину прямо держи! Голову подними, ходи плавно, себя не распускай... А она не в деревне глухой росла – в городе, при дворе княжьем, в любви, заботе и ласке. И от мужа ждала того же. А тебе всё некогда с первых дней. Ни стихов ей почитать, ни песен спеть. Хотя знает – пишешь стихи. Ещё какие! Матери читаешь и своим друзьям-товарищам. А ей – нет… И с ними тебе интересней всякой ерундой заниматься, чем с ней посидеть, вышивки её похвалить, приласкать… Ну ты что, не мог ей Пушкина что ли почитать? – Покачала головой Витька. – Сказки хотя бы на ночь? – Поглядела на Михайлу, вздохнула, рукой махнула и продолжила. – Короче, тоска смертная. А недавно появился друг сердечный… Не было ещё ничего у них такого в смысле секса – не решалась она… А с тех пор, как ты со мной связался, уже почти готова была, да всё боялась и момента не выпадало удобного. А тот уговаривает, не терпится ему, понимаешь, её к груди прижать… Вот она и ждёт, чтоб уехал ты куда, чтоб точно и с гарантией ночью никто к ней не пришёл, тогда она обещалась оконце ему открыть в светёлке ночью. И девки мои ей с такими планами жизненными – нож острый. Они же и ночью при ней нынче по твоему приказу. А Агашка – под дверями спит на лавке. И ослушаться твоего приказа они не смеют, так как проверяют их всё время же, когда и прочие караулы. Но если мои девки с ней заодно будут, то они же ночью выйдут деликатно из горницы, посидят под дверями с Агашкой, если будет проверка – успеют войти и предупредить. Переждут, да снова выйдут. А к ней в опочивальню никто из проверяющих караулы сунуться не посмеет, конечно. Это она тебя пужается, что вдруг да придёшь ни с того ни с сего среди ночи с визитом – говорит, водится за тобой такое. Вообще-то ничего не сучилось страшного… – Рассудительно сказал Витька, глядя, как мрачен князь. – Да и княгиня же твоя не железная. Это мы с тобой её спровоцировали на измену-то, а до того… одиноко ей было, а тот кобель сумел как-то подластиться, последнюю извилину запорошил. Много молодой-то дурёхе надо? – Он вздохнул. – Любовь там какая-то идеальная больно… Она-то главное сказала, да всё равно скрывает его и всё больше намёками. Знаю только, не из ближних это твоих – из дружины. Причём из этих, которые набраны недавно и ещё тут, в учебке. Даже казарму примерно знают уже. Предполагают, вернее. Уж больно смотрит она с тоской душевной в ту сторону и в лица новобранцев вглядывается издалека каждый раз, как мимо строем проходят.
Мишка скривился презрительно.
– Дружина рядовая? Из учебки? Поприличнее кого найти не могла? Из кого только мы не набираем в войско-то нынче. Народ нужен, но пока обтешутся, приходится в узде держать, да отсеиваем часть совсем не способных.. Там такие кадры попадаются! Спасибо ещё, не холоп…
– Так ты самого смешного ещё не знаешь. – Хмыкнула Витька. – Не простой он ратник, прынц натуральный. Благородный человек какой-то. То ли боярич, то ли княжич природный… Скрывается только. Единожды из любви к ней, красоте неземной, в Туров приехал и, чтоб её увидеть только к тебе в дружину и нанялся…
– Чего? – Вытаращил глаза Мишка. – Бредишь что ли?
– Да не я… Княгиня твоя. – Витька сплюнул презрительно. – Видать, не мы одни умеем сказки красивые складывать… Ей-богу, лучше бы ты ей Пушкина читал…
– И что, она в этот бред верит? – Скривился Михайла. – Ну, знал, что дура, но что до такой степени…
– Ещё как верит… Видел, якобы, он её где-то раньше и с тех пор любит. Когда замуж за тебя пошла, чуть жизни не лишился добровольно методом утопления мудозвон, мать его... Но потом решил – хоть раз её перед смертью ещё увидеть. Долго думал, как это сделать, Спиноза наш. Потом и придумал, к тебе в дружинники под видом простого человека записаться и хоть издалека разок… да как-то случайно совершенно увидел, что одна она в беседочке грустит, подошёл, пал в ноги. С тех пор и видятся они. Она в первый-то момент ему надежды не давала, сказала, что мужу верна, но парень умён оказался. Просто готов был ей слугой стать верным и преданным. Ну и… вначале она ему свои тайны сердечные поверять стала, потом ручку пожать позволила, да и сама не заметила, как влюбилась. Он ей про личную охрану и напел в уши. Может, как-то думал, что она у тебя из этих, ратников, попросит набрать себе гвардию? Уж не знаю, что он для неё придумал… Да тут я вмешалась. Княгиня про амазонок вспомнила твои рассказы, решила, что это знак божий, а оно вон как вышло… Зато, теперь она на всё готова, раз ты такой изменщик коварный оказался. Вот какая сказка-то… Ты, конечно, как хочешь, но неспроста это… Не из-за любви же великой мужик так напрягался, макаронные изделия на уши твоей супружнице тоннами вешал (про то, что он там княжич какой-то, так и вообще молчу). Но всё равно – не просто так. К тебе он подбирается, княже…
– Да это понятно… – Вздохнул Михайла. – Но не верится что-то. Лабуда какая-то. ТАК? Зачем? Что от моей-то дуры ему надо?
– Значит, надо… Так чего нам гадать-то с тобой? Спросим… Выследить можно, она ему шифровки, как радистка Кэт Штирлицу на бересте пишет и в условленном месте оставляет. И он ей отвечает так же. Это время не переписывались они, пока она моим девкам не доверилась – не могла тайно от них взять его послания, да и ответ написать самой было проблематично. А вчера уже не таилась – при них рванула за писульками его. Там на порядочный костерок уже за эти дни накопилось бересты-то от Штирлица нашего. Волновался сердешный. И сегодня утром сама она уже шифровку ему оставила. И в условном месте знак – цветочек воткнула в щель в досках близ казармы той. Конспираторы, иху мать! И откуда что берётся… ни единого шпиёнского романа не читали, «Семнадцать мгновений» только через тысячу лет снимут ещё, а эти всё по той же схеме… пастор Шлак отдыхает. Только магазина с птичками не хватает напротив казармы… – Покрутила Головой Витька в неподдельном изумлении и продолжила. – Успокоила милого, что всё в порядке, скоро увидеться смогут. Да ведь на учениях они все сейчас, к вечеру только вернутся… Значит, раньше и не попадёт он на явку-то. Но на почтовом ящике, как советские разведчики американских шпионов в кино брать его – смысла нет. И она тогда легко отопрётся. Скажет – не писала ничего… экспертизу графологическую делать будешь? А девкам моим и веры нет, если дело дальше тебя пойдёт. Хотя кто там такой шустрый завёлся и от какой сырости, выясню, конечно, как же… А вот взять его надо будет прямо в спаленке у твоей красавицы, ну, когда влезет он к ней, да и её там же за филейную часть прихватить сразу. Без посторонних глаз, само собой. Сами справимся. Тогда и пораспрашиваем душевно. И его, и её. Ну, её, конечно, так, для острастки больше… Могу пугнуть её просто до соплей в частном порядке, могу и посущественней что организовать. Выпороть умеренно, без членовредительства – на мой взгляд совсем не лишнее будет, и ей же на пользу, но тут ты сам решай. Хочешь, её потом в монастырь сдавай на перевоспитание. А мой совет – выпороть по-тихому, без свидетелей, для науки и вразумления через задние ворота, как мой батюшка говаривал, и пусть живёт, как жила. Но под домашним арестом и охраной, под присмотром моих девок и твоего женсовета – они справятся, глядишь, перевоспитают ещё. И чтоб усвоила на будущее – чуть что не так, тебе поперёк что скажет, либо Анне Павловне – в монастырь поедет. Как там у Толстого-то? Законную царицу на простом возке… Вот и пусть думает. А то тебе потом только скандал лишний разруливать, да ещё хлопоты какие со всем этим хозяйством... Жениться опять придётся – не знаешь ведь, какую дуру княжьих кровей ещё тебе судьба подарит. Эта хоть не со злым умыслом – от дурости и скуки больше. Всё равно ведь не сможешь, как Пётр1 на ком захочешь жениться.
Михайла кивнул задумчиво. Было ему невесело совсем. Хотя то, что выяснилось всё, наконец, принесло облегчение, и благодарен был в чём-то Витьке, что разрубила она этот узел в его душе, отпустила как будто на волю – последнее сочувствие и жалость к княгине убила и… жаль ему было. Всё ж таки он-то её хоть и не любил, но считал всегда своей. Ну, как всех, кто входил в круг родственников и ближних людей его. И потому только была она под его защитой – всегда, даже от матери. А она… предала? Или он сам виноват? Эх, может, и правда – зря жалел, надо было позволить Анне её в руки взять, как сестёр и девок в академии. Пусть бы со слезами и обидами поначалу, да с надутыми губами, но воспитала бы Анна невестку, втянула, хоть за косы в круг интересов и забот гарнизонного женсовета, как Витька говорит, тогда бы и на глупости эти не осталось у той время. А то же ведь глупость её до беды только чудом не довела.
Но его переживания, это одно, а дело княжеское – другое совсем. Вот и княгинюшка. Пока все её фокусы, да выходки не касались дела – одно было, но теперь – заигралась! Пусть от дурости едино, но ведь как подставила-то! Если подумать, так ещё с Витькой… Ну, хорошо, что так всё обернулось, а ведь она же убийцу, татя к нему подвела! Одно движение было ей тогда в её светёлке положить их обоих. И ушла бы ведь, как пришла… А врагов у князя нынче хватает. Странно даже, что до сих пор убийцу к нему не подослали-то. Пора бы. Хотя… а почему не подослали? Уж не по его ли душу этот друг сердечный с историей, как из романа дамского, хоть не только романов тех – жанра-то такого ещё не придумали….

Всё прошло, как и предсказывала Витька – не упустила княгиня шанса увидеться с возлюбленным. Когда они вчетвером – Витька, Михайла, Агафон и Алексей услышали шум и крик княгини из опочивальни и влетели в двери, их взору предстала чудная картина: Варька с Полькой сидели верхом на здоровом с виду парне, который, надо отдать ему должное, оказывал им весьма достойное сопротивление – у Польки под глазом уже фингал наливался, однако же Витькина наука даром не прошла и тому плохо пришлось – Варька приложила его, и, видно и не раз, со всего маху мордой об пол, от чего его лицо было залито кровью, а Полька споро вязала ему заломленные назад руки за спиной. Княгиня в одной прозрачной рубашке визжала стоя на своей постели, словно запрыгнула туда от мыши, выбежавшей из-под кровати. На помощь милому она явно не спешила. Или просто не знала, как это сделать. Увидев Михайлу, она сразу охнула, побледнела и заголосила, почти дословно и с теми же интонациями цитируя бессмертную фразу из кинофильма, который должен был стать популярным спустя девятьсот лет:
– Не виноватая я, Мишенька! Он сам пришёл…
Мишка с трудом сдержал кривую улыбку. А Витька, не удержавшись, заржала в полный голос и подмигнула князю:
– О как!

Агафон с Алексеем перехватили у девок всё ещё пытавшегося дёргаться героя-любовника, успокоив его быстро и вполне профессионально, так что он обвис у них в руках, а девки, по приказу Михайлы, подхватили с двух сторон почти теряющую от стыда и ужаса чувства княгиню и заставили замолчать и стоять перед мужем смирно. Сесть или даже накинуть что-то на плечи, чтобы прикрыться, как умоляла та, вся красная и зарёванная, не позволили.
– Стой так. – Хмуро велел Михайла, исподлобья глядя на жену. – Тут всем наплевать на твои прелести… дура!
– Он сам… – Всхлипнула в последний раз та и замолчала под тяжёлым взглядом мужа.

Тем временем Витька подняла за волосы опущенную голову героя любовника и с интересом в него вгляделась.
– Ну, так и думала… – Удовлетворённо кивнула она. – Пятеро их тут, похоже, Миш… Тихо совсем не получится уже – дело-то серьёзное. Не он забирал шифровки её из тайника, другой… Макар тогда был, а этот – Симон. Ну так этот посимпатичней с морды. У того вообще рожа уголовная. Я так глянула, думаю, не может оно быть, что такую обезьяну даже княгинюшка наша за природного княжича-боярича держала… Пятеро их друзей-голубей там в казарме. Вместе и пришли они к тебе. Узнала я уже. Макар, похоже, главный у них, Симон этот, Пантелей, Клим и Вавила. Велела присмотреть за ними я Ерохиным парням. Не останавливать, но если бежать решат – не дать. Ты уж прости, Миш, но побоялась, что услышат они нас… Вряд ли этот красавец сюда под окна один приходил… – И без всякого предупреждения хлёстко врезала начинавшему приходить в себя мужику по морде. Не сильно, но видимо достаточно, чтобы заставить его вскинуться. Тот уставился на Витьку злыми глазами и упрямо дёрнулся. Из разбитой губы закапала кровь. Витька ласково поинтересовалась:
– Ну так чего ты здесь забыл, красавец? Окошком ошибся? Или вообще по простоте душевной терем с казармой попутал?
– Да не знал я, что княгиня здесь… – Хмуро пробурчал тот, облизывая разбитые губы. Глядел даже с вызовом как-то, не слишком-то, похоже, пугливый и не просто будет его разговорить, ну так у Алексея и не такие пели…
– А кто ты думал? Князь? – Хмыкнула Витька глумливо. – Так это ты что-то совсем не в тему поёшь, голубь. Он мальчиками у нас не интересуется. Так что я тебя сегодня клистирить буду без вазелина. Не обессудь уж, родной…
– Да девка тут одна на кухне, холопка, звала меня… Я просто в темноте заплутал…
Симон держался нагловато. Слишком нагловато даже. Видно, не сообразил, что если уж и разыгрывать ошибившегося окошком блудливого мужика, шедшего к холопке, то всё равно испуганный вид должен быть, раз так-то попал… Витька радостно кивнула ему:
– Ну я ж говорю – окошком ошибся… Ну так по-другому спросим.
Она подошла к окну, высунулась, тихо свистнула в темноту и тут же откуда-то вынырнула озабоченная физиономия Ерохи.
– Подсобить, Вить?
– Да нет, справимся. – Хмыкнула она. – Он один был?
– Один… Так правильно – одному проще незаметно из казармы выбраться. Те спят на месте.
– Угу. Можете их по-тихому взять, да без шума в каземат отволочь?
– А как же. Сейчас?
– Да сейчас и займитесь. И разместите друг от друга подальше, чтоб не переглядывались, не перестукивались. Словом, ты знаешь… – Кивнула Ерохе одобрительно Витька. – И смотрите там, без косяков чтоб…
– Да уж постараемся. – Заверил её тот. И добавил со смешком. – Проверили, у порога никто не спит.
– Ну и молодец. – Одобрила Витька. – Быстро учишься.
Обернулась к сразу поскучневшему Симону:
– Говорить будешь?
– Нет! – Ответил тот решительно. И повторил нагло. – К девке шёл, ошибся. И весь сказ!
– Значит, кричать будем… – Раздумчиво вздохнула Витька. – Людей будить. А тут женская половина, напугаются… ну, ладно.
– В подвал его. – Предложил с усмешкой Алексей. – Там не разбудим…
– В подвал успеем. Мы для начала тут, при княгинюшке… Лёгонько. – Хмыкнула Витька и глянула так в сторону перепуганной до икоты княгини, что та заскулила и дёрнулась в руках девок.
– Держите её, девоньки, пусть посмотрит. – Витька кивнула телохранительницам. – Будет кричать, заткните. Ни к чему, действительно, пугать-то тут никого. Пусть спят.
Сама подошла к Симону, оглядела его, вздохнула, плечами пожала.
– Ну, ты сам того хотел…
У неё в руке заиграл, оживая, словно по волшебству там оказавшийся засапожник. Симон глядел всё так же упрямо. Губу закусил, видно, готовясь к пытке. Но к тому, что сделала Витька, так и не оказался готовым…
Она оттянула ворот его рубахи, поддела ножом, полоснула до самого низа, так что она распалась на две стороны, рванула с плеч, потом так же – одним движением распорола и штаны на нём – от пояса до самого паха. Симон выпучил глаза и дёрнулся, хотя ещё и не понимал, что с ним будут делать. Княгиня охнула и ещё гуще залилась краской – вид голого мужика её неожиданно смутил.
– Агаша, ты ж знаешь, что делать. Приготовь мне клиента. – Улыбнулась парню Витька и вздохнула с сожалением, демонстративно разглядывая гениталии заметно занервничавшего Симона:
– Эх, княгинюшка… Прогадала ты… И стоило из-за ЭТОГО? Тут же недоразумение какое-то…
Тем временем Агаша, с помощью быстро понявшего его идею и явно заинтересовавшегося Алексея, Пинком по задней стороне бедра заставил своего пленника рухнуть на задницу на пол, раздвинул пинком ему ноги на максимальную ширину и присев, одной рукой придержал его за плечо, другой – за ступню. Алексей, хмыкнув, проделал то же самое с другой стороны. Теперь уже совершенно ошалевший и растерявший всю свою наглость Симон со связанными за спиной руками сидел на полу, раскорячившись почти на полный шпагат. Витька огляделась, подхватила его же разрезанные штаны, отмахнула от них солидный кусок ткани и, нажав на челюсть с двух сторон заставила широко открыть рот.
– Это, чтоб людей не пугать. – Пояснила она, запихивая тряпку глубоко ему в глотку. – Агаш, ты смотри, чтоб он не задохнулся… ну так ты знаешь.
Агафон деловито кивнул. Симон замычал и задёргался.
– Мишенька, миленький не-на-до! – Заголосила княгиня, всхлипывая и дёргаясь в руках Варьки с Полькой. – Я не могу-у-у-у! Да вели им меня пусти-и-и-ить! Мне по нужде надо-о-о-о!
– Цыть! – Нетерпеливо махнула головой Витька в её сторону. И распорядилась. – Рот ей заткните… Обделается – помоется…
Мишка даже не поглядел на жену.
А Витька подошла вплотную к распятому на полу мужику и с каблука на носок плавно надавила ему сапогом между ног.