Лесопильное производство появилось в нашей стране сравнительно недавно. Первые робкие шаги оно начало делать у нас едва ли более 300 лет тому назад, пильные мельницы начали строить всего лет 250 назад, а окрепла и заняла видное место в экономике государства эта отрасль промышленности около середины XIX в.
Сама пила, как особое орудие, была известна славянам с очень давних времен. По всей вероятности, они усвоили ее от германцев вместе с ее названием еще в общеславянский период жизни[1][ 1 А. Преображенский. Этимологический словарь русского языка, вып. 40, стр. 58, 1914]. Но употреблялась пила долгое время, очевидно, только для поперечной распилки дерева и совсем не была широко распространенным инструментом. Не только лесоруб и дровосек (показательна уже этимология этих терминов), но и строитель-плотник орудовали топором. Характерно, что для обозначения операций, выполняемых при помощи топора, в русском языке с давних пор существуют самостоятельных корней глаголы — «рубить», «сечь», «тесать», тогда как действие пилы выражается словом, производным от имени самого орудия, — «пилить», да и этот глагол в известной мере новообразование в языке, и пошел он в ход, видимо, только тогда, когда шире стала употребляться пила. По крайней мере во всех примерах, приводимых усердным собирателем языковых фактов И . Срезневским из памятников XI — XVI вв ., с названием этого орудия ни разу не сочетается глагол «пилить», а всегда «тереть» — глагол, имеющий свое более широкое и первоначально совсем не связанное с обработкой дерева значение[2][ 2 Материалы для словаря древнерусского языка, II, стр. 931, Мне пришлось встретить глагол «пилить» самое раннее в документе 1630-х гг. (А. Яковлев. Приказ сбора ратных людей, стр. 246)]. Как увидим ниже, слова «пилить», «пиловать» не были еще общеупотребительными и в петровскую пору. Точно так же и работающие топором носят имена «дровосеков», «лесорубов», «плотников», а специалисты, действующие пилой, назывались и называются «пильники», «пильщики» по-русски, «тертичники» (от «тереть») — по-украински или «тертинщики» — как их именовали в петровскую пору и в пределах Московского государства.
Лесопильная техника в смысле изготовления при помощи пилы полуфабрикатов в виде досок разных сортов, брусьев и пр. стала известна в Московском государстве едва ли ранее XVII в. Во всяком случае в разных материалах, касающихся хозяйственной жизни XVI в. г мне не удалось встретить указаний на продольную распилку бревен, ни разу не пришлось обнаружить пильщиков ни в составе специалистов, обслуживающих довольно сложные монастырские хозяйства, ни в перечнях профессий городского населения, ни в группах перехожих рабочих, уже и тогда предлагавших свои услуги в разных местах, иногда довольно удаленных от их жительств. Это поддерживается и приведенными выше фактами из области языка. К тому же выводу направляют и данные XVII в.
От этого столетия имеем первые, очень отрывочные и разрозненные сведения о новой технике заготовки лесных строительных материалов. Но чтобы уяснить себе, почему в эту пору зарождается и почему крайне медленно внедряется у нас лесопильное производство, надобно остановиться в немногих словах на том, что несла с собой новая техника, на смену чему она приходила, в какой хозяйственной обстановке прививалась.
Древняя Русь, имевшая в своем распоряжении громадные пространства лесов, не могла и думать об экономном использовании их. Наоборот, с лесом приходилось вести постоянную и напряженную борьбу. С большим трудом отвоевывали у него небольшие участки под пашню, под сенокосы, и стоило только на несколько лет оставить участок без обработки, как он превращался в пустошь, поросшую лесом. Также с немалым трудом просекались в лесах сухопутные дороги. «Полей», открытых степей было очень мало, и даже в название города, построенного в такой округе, попадало прилагательное, выделявшее его из ряда других — Юрьев-Польский.
Понятно при этом, что в использовании леса для собственных надобностей стесняться было нечего. Хоромы знатных и богатых людей и избы простых «мужиков» в городах и деревнях, церкви и крепостные сооружения в громадном большинстве случаев строились прямо из цельных бревен, вырубленных в лесу топором. Кстати сказать, и в самой постройке, как и в заготовке бревен, пила почти не принимала участия. С топором в руках ладил плотник (или часто сам домохозяин) простую четырехстенную избу, амбар и дворовые постройки. Тем же топором строились и затейливые терема и столь разнообразные и нередко сложные в плане и перекрытиях церкви Московской Руси, причем уже тогда, при топорной технике, были в ходу очень разнообразные способы скрепления бревен в углах и на стыках. Исключительная роль топора в технике строительства нашла себе выражение и в языке. И до сих пор основа всякого деревянного здания — его стены — называется «срубом». О том же говорит и один из специальных терминов тогдашнего крепостного дела — «рубленый город».
Там, где бревна и жерди не годились, употреблялись «тесницы» и доски. Первый из этих терминов, живущий и теперь в форме «тес» и имеющий специальное значение одного из видов пиломатериалов, сохранил в звуковой стороне своей ясное указание на старые приемы изготовления. «Тесницы» и доски в ту пору и долго позже-буквально вытесывались топорами или прямо из цельного или из расколотого с помощью клиньев бревна. При этом из бревна получали одну, в лучшем случае две доски, а сколько еще бревен при неправильном расколе шло в брак[1][ 1 Ю. Крижанич. Русское государство во второй половине XVII в., разд. III, стр. 51]. Естественно поэтому, что доски были сравнительно дорогим материалом, продавались почти по одной цене с бревнами равной длины или даже дороже последних[1][ 1 См., например, данные о покупках строительных материалов для хозяйства царя Алексея (РИБ, XXI, стр. 305—311)] и в постройках употреблялись в не очень больших количествах.
Крыли дома больше всего соломой, затем лубом, берестой (скалой). Даже церкви далеко не всегда имели тесовую крышу. А в частном доме тесовая крыша служила явным признаком зажиточности, даже богатства хозяина. Здесь дело было не только в том, что основной материал — тес — стоил значительно дороже соломы или луба, но он еще требовал более надежных и прочнее слаженных стропил и для прикрепления железных гвоздей, материала, совсем не дешевого в то время[2][2 Эта связь тесовой крыши с железными гвоздями также нашла себе отражение в специальной, выработавшейся еще тогда, но жившей до последнего времени терминологии: особые сорта гвоздей так и назывались «однотес», «двоетес», т. е. годные для прибивки одной, двух тесовых досок]. Внутри дома у более богатых людей тес шел на полы, потолки, переборки и т. д. У массы населения изба представляла собой одну комнату, а если отделялась особая «холодная» горница, то прямо заготовлялся сруб-пятистенка. Полы у бедноты были земляные или глинобитные. Потолок, совершенно не видный из-за копоти в большинстве изб, топившихся по-черному (без труб), можно было накатать из жердей или горбылей, обмазываемых для тепла глиной. И , очевидно, только для нехитрой меблировки — столов, скамей, полок и т. д. — нужны были доски, да неизбежные полати едва ли удобно было делать из какого-либо другого материала.
При таком небольшом расходе теса в обычном хозяйстве и при значительных богатствах строевых лесов большинство мелких потребителей из крестьян и посадских могло собственными силами исподволь заготовлять тесницы. Привилегированные верхи использовали для заготовки строительных материалов труд своих холопов и особенно крепостных крестьян[3][ 3 См., например, данные о хозяйстве стольника Безобразова (А, Новосельский. Вотчинник в его хозяйстве в XVII в., стр. 95, 107, 137, 138, 1929 г .). В хозяйстве царя Алексея заготовка тесниц, лубов, драниц и пр. также проводилась силами приписанных к Тайному приказу крестьян (см., например, РИБ, XXI, стр. 1015— 1018, 1023—1024, 1081, 1110, 1328, 1329 и др.); привлекались к этому делу даже стрельцы (там же, стр. 1059—1060)]. Материалы для постройки мирских церквей обычно и заготовляли миром[4][ 4 М. Богословский. Земское самоуправление на русском севере в XVII в., стр. 11, 23—25, 1912 г .]. Все материалы, необходимые для строения и ремонта «городов», острогов и других оборонительных сооружений, поставлялись обычно в порядке натуральной повинности[5][ 5 Подробности можно найти в. работе А. Яковлева. Засечная черта Московского государства в XVII в., М., 1916. Очень характерно указание, что собираемые для работы пешие «деловцы» должны были явиться только «с топоры и заступы и с лопаты» (стр. 68)].
Таким образом, на внутреннем рынке Московского государства не могли обращаться значительные количества лесных строительных материалов. Очевидно, на базе спроса обычного строительства едва ли могла вырасти новая техника производства досок. Ведь распилка, особенно на пильных мельницах, экономя сырье и требуя меньше рабочей силы, должна была дать большее количество и более дешевых пиломатериалов. А массового потребителя еще не было.
Здесь дело было, конечно, не в том только, что потребитель обычно консервативен и медленно меняет свои привычки, а косность московского населения даже в XVII в. так многократно подчеркивалась и более критически настроенными соотечественниками и иностранными наблюдателями. Дешевизна могла пробить и косность. Но это должна была быть дешевизна товара, приобретаемого за деньги. Между тем покупательная способность массы населения была очень невелика; деньги, естественно, тратились на приобретение прежде всего таких товаров, которых нельзя было произвести дома, а личный труд, особенно для себя, почти совсем не ценился: найти применение рабочим рукам на стороне не всегда было возможно. Верхи, пользовавшиеся чужим трудом, также, естественно, должны были предпочитать бесплатный тес, получаемый от своих «подданных», покупным пильным доскам.
А между тем введение новой техники требовало нового инструментария, которого не было или почти не было в государстве, квалифицированных рабочих, которых нужно было взять извне, наконец, вложения средств, я при строении пильных мельниц довольно значительных[1][1 Это последнее обстоятельство настойчиво подчеркивает один автор середины XVIII в. (см. заметку «Описание пильной мельницы, действуемой конской силой...» в июльской книжке «Ежемесячных сочинений и известий о ученых делах» за 1763 г ., стр. 36—41)]. Рисковать ими, вводить новшества, добывать рабочих — все это можно было только при наличии обеспеченного, и притом более или менее крупного, спроса на доски и другие виды пильных строительных материалов.
Другой вид лесопильного производства — ручная распилка, конечно, в малой степени связывается с рынком. Производительность труда здесь возрастает совсем не так значительно в сравнении с вытесыванием досок, как на пильных мельницах. Но экономия сырья и , значит, труда на его заготовку и при ручной распилке очень заметна. В результате достигается удешевление продукции сравнительно с тесаными досками. Однако важнее то, что для получения потребного, например для постройки, количества досок при распилке нужно иметь меньше бревен, чем пошло бы их на выделку «топорных». Вследствие отмеченных своих особенностей ручная распилка представляла особый интерес для самих потребителей, и особенно в районах с недостатком строевых лесов. Но и здесь против новшества в выработке досок выступали обилие лесов на громадной части территории и дешевый для господ, а то и даровой, «топорный» тес, заготовляемый их «людьми» и крестьянами. Зачем же было тратить хотя бы и небольшие деньги на приобретение специальных пил, искать умеющих ими действовать рабочих? Где были условия для появления вольных перехожих пильщиков?
В XVII в., когда у нас зародилась новая техника выработки досок, общая обстановка у массы мелких потребителей строительных материалов изменилась мало. Я нарочно, говоря о древней Руси, использовал материалы только XVII в. Они не исказили картины, характерной для предшествовавшего времени, за исключением немногих не существенных для данного вопроса подробностей, и вместе с тем показали и на вольном рынке и в массе частных потребителей обстановку, не благоприятствующую быстрому и широкому внедрению новой техники. Конечно, чем ближе к концу XVII в., тем более и более истреблялись леса, особенно в исстари заселенных районах. Но страдать от недостатка строевого леса почти нигде не приходилось. С другой стороны, по мере продвижения крепостной черты и вольной колонизации на юг, русские поселки понемногу выдвигались на малолесный чернозем, где вопрос с строительными лесными материалами ставился более серьезно. Но здесь на выручку шла из Слободской Украины новая форма строительства, смягчавшая недостаток бревен без особого упора на доски. Однако и в этом районе мы не наблюдаем в XVII в. заимствования из той же Слободской Украины ручной распилки, которую слобожане принесли из Украины гетманской. Вот со времени зарождения в последней лесопильного производства мы и можем начать следить за проникновением к нам новой техники.

Кроме того, мне интересно посмотреть как сам КЕС управляет собственной командой спецов, но поскольку видимо это не проявлятеся никак, то этот эксперимент мне скоро надоест