Кузнечик. - Красницкий Евгений. Форум сайта

Кузнечик.

kea

Дата: Четверг, 16.10.2014, 17:38 | Сообщение # 1

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Работу над этим текстом почти два года назад начинали два человека - форумчане Коняга и Калика перехожий. Собственно, главного героя - Тимку Кузнечика - придумал Калика перехожий, но впоследствии он от работы отошёл, а образ, как это часто случается, видоизменялся, развивался, в том числе и благодаря замечаниям Князя. Сейчас Тимка - довольно значительный персонаж, который будет задействован и в основной сюжетной линии.
Во время работы над этой книгой было создано и отброшено множество моделей развития как самого Мишкиного антагониста - Журавля, так и его владений. Мы искренне надеемся, что читателей заинтересуют поднимаемые в книге проблемы, а сюжетные повороты и перспективы на будущее сериала захватят воображение всех поклонников Мира Отрока.
Прошу ~~любить и жаловать~~ читать и обсуждать - Геннадий Николаец (он же - Коняга) "Кузнечик".
PS. Тут, как водится, только тексты, а для обсуждения есть отдельная тема.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

Красницкий Евгений. Форум. Новые сообщения.

Коняга

Дата: Четверг, 16.10.2014, 18:03 | Сообщение # 2

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 1
Питер, март 199х. Онкологическая клиника.

– Ну, Максим, пожалуйста, поговори с кем нужно, мы ведь заплатим, сколько надо. Ну не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. Сейчас все могут, если захотят!

Максим Леонидович устало снял очки, высмотрел на них несуществующее пятнышко, достал из кармана специально припасенную тряпицу и начал задумчиво тереть стекла. Идеально чистые линзы скрипели, возмущались, но никак не хотели становиться хоть на йоту прозрачнее.

– Ну что ты молчишь! Скажи хоть что-нибудь! Сделают они ему операцию или нет? Это же твой племянник, в конце концов. Единственный племянник, других не будет… – скомканный платок в судорожно сжатых пальцах прижался к губам.

Профессор, еще раз оценив свои усилия, надел очки и беспомощно взглянул на мужчину, застывшего в соседнем кресле.

– Они сделают операцию, Тома. Они ее назначили уже. Они сделают ее лучше, чем кто-либо. Это не те люди, которые хоть что-то делают плохо. Они сделают все, что можно, и не важно, заплатите вы им «как надо» или нет. Их совесть будет чиста.

Максим Леонидович снял очки, сложил, попытался засунуть в нагрудный карман явно чужого халата, промахнулся, и начал вертеть их в руках, нещадно марая сверкающие линзы.

– Это саркома, Том, – профессор вздохнул и, наконец, решился посмотреть в глаза сестре. – Она убивает очень быстро. Они вчера хоронили девчушку… Шесть лет. Она еще неделю назад всем хвасталась, что будет жить целых три года после операции.

Сдавленный всхлип Тамары, прорвавшийся через платок, заставил ученого опустить голову.

– Совсем ничего нельзя сделать? – коротко, с чуть заметным акцентом, спросил мужчина.

– Видишь ли, Айрат, – профессор опять надел очки, абсолютно не озаботившись их чистотой, – ничего нельзя было сделать уже тогда, когда вы передали результаты анализов. А обследование все только подтвердило.

– Сколько?

– Полгода.

Айрат чуточку прищурил глаза, став очень похожим на своего деда, каким его запомнил профессор. Старый башкир, категорически отказывавшийся переезжать в город, к детям, казалось, не имел определенного возраста, и Максим Леонидыч был уверен, что Айрат, чуток погодя, станет точной копией деда, как называли старого кузнеца в поселке все, включая его собственных детей.

– А Димка всю весну носился, чтоб через полгода на свой фестиваль поехать.

Проф с любопытством глянул на зятя.

– Кузнецы?

– Реконструкторы, – Айрат невесело усмехнулся. – Но оружие он сам делает. Хорошо делает.

– Ты учил? – Максим Леонидович опять снял очки, и с интересом посмотрел на родича.

– Ковать? – Айрат расслабился в кресле впервые за время разговора. – Ковать учил дед. Я учил по клинку резать. Умеет.

– Хм… А что еще умеет?

Айрат прищурился. Знали они друг друга давно, еще мальчишками. Жилистый и крепкий башкир взял во дворе негласное шефство над нескладным очкариком, когда узнал, что тот является братом красавицы Тамары – предметом воздыханий всего микрорайона. Потом летом ездили на деревню к деду Айрата. И если старший из мальчишек вовсю лупил молотком по раскаленным железякам, постигая наследственное мастерство, то Максим доводил деда до белого каления бесчисленными вопросами – а как, а почему, а зачем.
Потом был институт, который вряд ли бы удалось окончить без поддержки уже поженившихся Айрата и Тамары. Айрат стал молодым, но талантливым мастером по клинкам, и, подрабатывая ковкой, гравировкой, а когда и ювелиркой, более или менее стоял на ногах. Сестра серьезно занялась текстилем и, не захотев работать на фабрике, устроилась в художественно-реставрационную мастерскую.

Племянник Димка родился, когда будущий профессор поступил в аспирантуру, по окончании которой молодого кандидата наук привлекли к одному очень перспективному проекту… о котором лучше не спрашивать. И когда наступили лихие 90-е, семья стояла очень крепко, в основном благодаря привитой еще с детских лет взаимопомощи.

Максим Леонидович в долгу перед родичами не остался. Начав вращаться в кругах, гордо именующих себя интеллектуальной элитой, он познакомил своего зятя с очень состоятельными ценителями уральского оружия. Потому что если вы не ценитель, то вам трудно понять, почему за работу известного только узкому кругу эстетов мастера дают деньги, на которые вполне можно купить двухкомнатную квартиру. Сестренка, с подачи уже доктора непонятно каких наук (табу на разговоры о своей работе Максим установил жесточайшее), поступила на курсы каких-то ткацких искусств, и по окончании создала свою собственную мастерскую. Профессор (уже профессор) постоянно удивлялся, зачем он потратил свою жизнь непонятно на что, если за квадратный метр ткани можно жить полгода. Скорее всего, митрополит дешевле покупать отказывался. Не по чину.

После смерти не сумевшей родить жены профессора, племянник Димка остался единственным ребенком в большом семействе. Вот только сейчас диагноз – саркома. И сделать больше ничего нельзя, ни за какие деньги.

Тамара растерянно смотрела на беседу мужчин, которые обсуждали таланты единственного наследника семейства, отказываясь понимать, как они могут говорить о приговоренном врачами ребенке, как будто у него впереди долгое и счастливое будущее. О ее смертельно больном ребенке!

– Да как… как вы можете… Какая механика? Он же умрет, умрет через несколько месяцев! Ну какая разница, знает он башкирский или нет?

Айрат откинулся в кресле, устраиваясь поудобней, изобразил свой фирменный прищур, и произнес.

– Не суетись, подруга. У профа есть мысль, он ее не говорит, но он ее думает. Но когда это Максим нам что-то вот так прямо рассказывал? Это ведь по работе? – Айрат остро глянул на профессора, а потом, жестко ухмыльнувшись, вспомнил фразу из далекого детства: – Не мешай очкарику. Он решит задачку и даст нам списать. Ведь правда?

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 16.10.2014, 18:19 | Сообщение # 3

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Глава 1 Найденыш
Болото на границе Ратного и земель Журавля. Начало сентября 1125г.

– Да отпусти ты ветку, вот же дурной! Чего ты за нее уцепился-то, и не оторвешь. Слазь, говорю! – рыжий Федька пытался сдернуть с дерева брыкающегося изо всех сил худого, промокшего от падающих с дерева капель мальчишку лет двенадцати. – Да не брыкайся ты так, все уже, подох он. Уйййй!..

Прицельный удар пяткой аккурат в лоб заставил Федьку отпустить мальчонку и отскочить на безопасное расстояние.

– Ты чего творишь, гад такой! Чуть рожу шлемом не свёз… – рыжий поправил съехавший шлем, ремни которого он, конечно же, не затянул и, обернувшись, заорал: – Яшка! Не слезет он! Сымать надо.

Яков стоял над телом пристреленного кабана и пытался понять, от чего рубаха под плащом намокла: то ли от пробравшегося под плащ мелкого моросящего дождя, то ли от холодного пота, что стекал по дрожащей спине. Секач, рухнувший возле кустарника, уже перестал дергаться, но отроки стояли вокруг, опасаясь подойти к крупному зверю. Даже ткнуть его длинной палкой не решались – а ну как не умер, притворяется только, подойдешь, а тут он и кинется. Кто-то из близнецов прикидывал, не всадить ли ему в ухо еще один болт, для верности, но без приказа командира не решался.

Яков обернулся на Федькин крик, посмотрел на судорожно пытавшегося подтянуться на ветке дуба мальчишку, и кивнул Елисею… или Елизару:

– Помоги.

***

После похода за болото стало ясно, что простой засадой у брода ограничиваться нельзя, и потому на болотной тропе укрывался ратнинский секрет, усиленный хорошо показавшими себя стрелками Младшей стражи. Наставники нашли и свой способ приставить отроков к делу – объединили урок выездки и патрулирование леса, так что каждый день конный разъезд неспешно объезжал лес по краю болота, обращая внимание на следы и наведываясь по дороге в укромные места. Наказ патрульным был дан строгий: в стычки не ввязываться, на рожон не переть, читать следы, а буде кто из захваченных за болотом журавлевских навострится бежать, то таких выслеживать, вязать и гнать в крепость.

Разведчикам доставалось побольше других: Стерв и так гонял своих отроков немилосердно, безжалостно отсеивая всех, кто не справлялся. А когда Неключа, младшая жена Стерва, выстирала разведчикам их лесные наряды, почти что до дыр выполоскав в речке всю тщательно наведенную «красоту», так наставника вообще с крыши снесло – из леса, почитай, и вовсе не вылезали. Раскраску на одежке пришлось переделывать заново, добиваясь, чтоб и в лесу, и на болоте, и в ясную погоду, и в дождь рассмотреть разведчика было нельзя. От конных дозоров их тоже никто не освобождал, дежурили наравне со всеми, а потому усталость накапливалась и накапливалась, делая даже солнечный день выцветшим и унылым. А такой день, как сегодня, так и вовсе…

Бывает состояние, когда, сколько ни пытайся умыться, нормально проснуться никак не удается. Выплеснутая на голову холодная влага вызывает озноб и раздражение, но в чувство не приводит, а в голове все равно остается муть и туман. Точно так же чувствовал себя и лес: моросящий дождь не смывал, а размазывал мерзкую слякоть по прибитой к земле траве. То ли туман, то ли мелкая водяная пыль висела в воздухе, скрадывая видимость липкой дурью. Припустившему дождю Яшка обрадовался как родному – туман стал оседать, открывая глазам унылый лес.

Яков вздохнул. Вставать до рассвета в такую погоду не хотелось страшно, все тело после вчерашней тренировки избито ныло, но одно достоинство в конном дежурстве имелось – все ж таки какой-никакой, а отдых. Других на службе не бывает. Да и близнецам передохнуть не помешало бы – после вчерашнего марш-броска по болотам, что устроил им наставник, разведчики приползли домой ни живы, ни мертвы, и, без всякого вдохновения поковырявшись в ужине, чуть не уснули прямо на посиделках. Рыжий Федька, переведенный в десяток разведчиков сразу после похода, держался изо всех сил, стараясь ни в чем не уступать всем остальным – нагрузки на тренировках были куда выше тех, к которым привыкли лесовики, так что выдерживали не все. Яков прищурился: похоже, Федор в десятке приживется, да и еще к двоим новичкам присмотреться не лишне. Для того он и включил их сегодня в дозор. Особой опасности, в общем-то, не предвиделось, так что Яшка, по совету отца, ничего объяснять лесовикам не стал, а просто взял с собой, посмотреть, как мальчишки слушают лес.

Дождь утих, и небо слегка посветлело. Неслух вынырнул откуда-то из-под кустов, подбежал к хозяину и, убедившись, что тот на месте, с наслаждением вытряхнул из шкуры грязную слякоть. Лошадь, фыркнув, всем своим видом продемонстрировала недовольство холопским воспитанием пса, но тот, не обратив на это ни малейшего внимания, уже умчался куда-то в лес по своим собачьим делам.
Оставив болото далеко за спиной, Яков сошел с тропы и оглянулся на следовавших за ним отроков. Такие же мокрые и нахохлившиеся, как сидевшие на рябине воробьи, мальчишки своим унынием были под стать окружавшему их лесу. Даже Елизар, всегда подтянутый и аккуратный, сидел на лошади мешком опавшей листвы. Елисей, похожий на Елизара как две капли осеннего дождя, трусил по лужистой тропе. Сейчас была как раз его очередь двигаться впереди патруля, пытаясь разглядеть хоть какие-то следы на мокрой траве. Мимо Якова, зыркнув на командира из-под протекающего капюшона накидки, проехал Федор, а дальше за ним бок-обок трусили двое лесовиков. Один из них глянул на командира, спрашивая разрешения задать вопрос. Тот кивнул.

– А правда, дядька Стерв сказывал, что там ведьму утопили, так она теперя всех, кто в ейный омут сунется, к себе забирает и кровь сосет?

– Наставник Стерв говорил, что омут тот на месте выворотня образовался, и корни того дуба по сей день точат. Так что ежели какой дурень в воду сунется, так и без всякой ведьмы там утопнет, – усмехнулся Яков и, построжев, добавил: – А еще он велел в дозоре по-пустому языком не молоть. За то, что дозорный пропустит кого, знаете что бывает? А ну, стой!

– А чего мы пропустили-то? – мигом насторожились мальчишки. О том, как проспавшим службу дозорным рубят головы, отроки после отбоя шептались постоянно.

Яков только вздохнул, глянув на свежую метку на дереве. Посмотрел на удалявшихся по тропе отроков и протрещал коростелем. Федор оглянулся, и тут же повернул назад. Елизар подал сигнал брату и тоже развернулся, направившись на призыв командира. Дождавшись второго близнеца, Яков коротко спросил:

– Кто здесь был?

Лесовики растерянно заозирались, шаря взглядами по тропе. Елисей, который шел по тропе первым и, стало быть, отвечал за пропущенный след, внимательно оглядел место, где остановился командир разведчиков.

– Рысь, – вздохнул он, разглядев на дереве характерный след когтей крупной кошачьей лапы, – недавно была, зайца поймала, – добавил он, заглянув под елку. – Тут и лежала, да только не доела – шкурки нет. Прогнал ее кто-то.

– Кабан и прогнал, – Федька поковырялся в полузатопленной ямке. – След свежий, дождем не размыло еще. Здоровенный, зараза. К омуту пошел, желудем кормиться.

– А чего ж он косого не сожрал? – продолжал допытываться Яков.

– Дак… Рысь не дала, – неуверенно вставил один из лесовиков.

– Ну, а заяц куда делся?

Отроки внимательно разглядывали следы.

– Вот тут хряк сошел с тропы. Тут вязко, вона как пальцы растопырил. И чего-то сунулся под ель, к рыси, – нашел след лесовик. – Не должен бы, кабан сейчас сытый, добрый.

– А рысь на боку лежала, вон как трава примята. Лапой отбивалась. Кабан кругами походил, а потом дальше к омуту потрусил, не по тропе, прямиком через заросли. А рысь потом зайца подхватила и в бурелом ушла.

– И с чего бы это?

Один из близняшек вздохнул.

– Мы спугнули. Туточки они где-то. Оба.

– Ох-хотнички… Следопыты, – Яшка глянул на потупившихся патрульных. – Все мимо прошли, никто на след не глянул. Хороши бы мы были, если б на поляну к секачу выскочили. Был бы тут батя, уже уши надрал бы, – добавил он тише.

– Наставник Стерв уши не дерет, – Федька глаз не поднял, ковыряясь зачем-то у себя в подсумке.

– Да лучше б надрал, – сплюнул Яков.

Яростный собачий лай хлестко рванул серую морось.

– Ну вот… одного нашли, – Яшка стрельнул глазами на отроков. – Куда, безоружный-то? В лесу есть только два вида дичи: одной рады вы, другая рада вам. Самострелы взвесть, болт в зубы. Спешиваемся у старой сосны. Ты, – кивнул одному из лесовиков, – остаешься с конями. Все готовы? Вперед!

Поляну разведчики охватили, как учили, полукругом. Яков осторожно выглянул из-за кустов. Неслух скакал вокруг кабана, не подпуская к себе близко и уводя того от людей, находившихся на поляне. Первый, немолодой уже мужик, скорее старик, скрючившись, лежал в грязи. Второй, мальчонка годков одиннадцати или двенадцати, обеими руками схватился за ветку и пытался вскарабкаться на дерево.
Щелк! Продолжавший моросить дождь мешал целиться, и болт Якова, застряв в шкуре здоровенного секача, заставил его забыть о собаке. Просто попасть в кабана мало, в кабана нужно еще попасть куда надо. Звериное чутье мигом определило источник новой опасности, и он, развернувшись в сторону кустов, резвым галопом кинулся к стрелку.

Клац, клац! Рев смертельно раненного зверя огласил лес, и хряк, пробежав с разгону еще с десяток шагов, споткнулся и завалился рылом в мокрую траву.

Яшка, наконец, взвел самострел, отметив про себя, что отроки выстрелили не все, один выстрел у них еще оставался. Молодцы.

Выждав время, чтоб мальчишки зарядили оружие, и внимательно оглядевшись, командир разведчиков осторожно выбрался на поляну. Неслух, услышав призывный свист, рванулся к хозяину, подбежал, заглядывая в глаза, а потом, заскулив, развернулся к людям.

То, что старик умер еще до того, как отроки добрались до поляны, было очевидно. Про таких Матвей на занятиях говорил сразу – не жилец. Федька безуспешно пытался сдернуть мальчонку с дерева. Командир кивнул Елисею:

– Помоги.

Разведчик обошел дерево так, чтоб паренек его видел, подождал, пока глаза мальчишки соберутся на человечьем лице, и мягко сказал:

– Ну чего ты, дурашка. Спускайся. Давай помогу.

Пальцы мальца, и без того цеплявшиеся за ветку из последних сил, разжались, и он свалился прямо в протянутые к нему руки.

– Ну вот и все. Нету кабана больше. Сдох он, - тихо приговаривал Елисей, наклонившись к самому уху мальчонки. – тебя как звать-то? Тимка? Вот и хорошо, Тимка, давай-ка я тебя в плащ укутаю, а то ты что-то совсем вымок.

«Умеют же близняшки с людьми обращаться», – позавидовал Яков. – «Со старшими вежество знают, вона даже с Сучком ладят, да и мелкоту обихаживать приучены».

Второй близнец стал рядом.

– Губа у него поранена, у кабана-то, – тихо сообщил он. – И язык проколотый. Видать, когда желуди жрал, боярышник схватил. Болюче очень, зверь тогда на все кидается.

***

К деду Тимку не пустили. Странные мальчишки, изображавшие из себя взрослых воев, перетащили деда под корни вывороченного дерева, прикрыли лапником с терном, а сверху еще и здоровенной корягой придавили. Молодой, красивый парень, в своей кольчуге похожий на царевича из сказки, про которого рассказывал отец, держал Тимофея на коленях, что-то ему говорил, утешал, о чем-то расспрашивал. Как зовут, откуда шли, куда направлялись… Да какое теперь это имеет значение, дед-то умер?.. Не знал Тимка, куда шли, и куда теперь идти он тоже не знал. Мальчишка отвечал, не особо вникая в вопросы и не задумываясь над ответами, просто смотрел на работающих отроков.

Все они казались чем-то похожи друг на друга, в одинаковых, плохо подогнанных кольчугах. Но Тимофей, выросший в мастерских, разницу углядел сразу. Вот тот, невысокий и гибкий, у них за мастера, сразу видно. Он даже не командовал, не распоряжался, просто негромко говорил, и для остальных этого было довольно. Так всегда говорит человек, которого уважают, и чье слово для остальных – закон, что превыше всего. Рыжий, что копошился возле убитого кабана, и другой, похожий на парня, к которому сейчас прижимался мальчик, вели себя как подмастерья: что делать, знали сами, не суетились понапрасну. Видно, что люди понимающие, Тимка и сам так пытался вести себя в дедовой мастерской, и когда мастера это замечали, гордился немеряно. Оставшиеся двое более походили на учеников, которых первый раз приставили к делу; постоянные вопросы к «мастеру» и «подмастерьям» выдавали их неопытность, а готовность взяться за любое дело говорила, что мастера из них получатся. Дед постоянно обсуждал с мастерами учеников, так что Тимка такие различия замечал, даже и не думая о том.

Когда изломанного, покореженного деда положили на лапник, Тимка только тогда и осознал: он остался один-одинешенек на свете. В глазах защипало и почему-то все поплыло.
Он поднял взгляд на стоящего рядом с ним отрока, и было в этом взгляде столько боли скулящего, потерянного щенка, что мальчишке-воину просто захотелось прижать к себе дрожащего пацаненка.

– Не боись. С нами пойдешь.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 16.10.2014, 18:23 | Сообщение # 4

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Дорогу через лес Тимка почти не запомнил. Дождь хоть и стих, но низкие облака почти без остатка выпивали последние лучи вечернего солнца, неохотно роняя на землю остатки пасмурного света.

Выросший в большом селище мальчишка проводил почти все свое время в мастерских, и даже в погожий день ему редко случалось выходить за ограду. А сумеречный же лес и вовсе показался… Нет, не злым, страха Тимка не чувствовал. Скорее недобрым, наблюдающим за мальчишками настороженным взором. Молодые воины, которые забрали Тимофея с собой, то и дело останавливались, спешивались, присматриваясь к следам. Иные места, наоборот, проходили быстро, стараясь поскорее проскочить неуютную чащобу.
Вспомнились рассказы, которыми мальчишки пугали друг друга у летних ночных костров. О леших и русалках, о нежити болотной, о волках-оборотнях. Но чаще всего о жуткой ведьме, что живет за болотом, и вход в земли которой чужакам заказан. Может из-за нее, этой колдуньи, даже совсем молодым отрокам на этой стороне болота приходилось носить на себе тяжелый доспех из холодного железа? Тимка зябко поежился и постарался сильнее вжаться в спину Елисея, крепко ухватившись за его пояс.

К крепости подъехали уже затемно. Длинные тени стен, сталкиваясь между собой, поднимались недостроенными громадами башен. Неровное пламя факелов освещало воздух над их верхушками, отчего казалось, что они окутались призрачным туманом. Тимке невольно вспомнились сказки, что рассказывал отец. Мальчик вздохнул: раз неподалеку живет страшная волхва, а по болоту шастают мальчишки в доспехах, то и жить они должны, наверное, в крепости. Ну не в землянках же?

Обогнув тяжело шумящее в темноте водяное колесо, дозор направился к воротам. Тимка поерзал на крупе Елизарова коня и, осторожно выглянув из-за спины молодого воина, невольно вздрогнул: воротная башня напоминала увенчанную шлемом голову великана, что торчала на самом берегу острова. Длинный язык мостков, протянувшийся через реку, казалось, сейчас затянет ступивших на него отроков с лошадьми в зияющую светом факелов пасть ворот. Сверху что-то прокричали. Дозор остановился. Тимофей поднял голову и заглянул в светящиеся красноватым туманом глаза великана.

– Наряд разведчиков вернулся из дозора. Старший урядник Яков, – отозвался командир.

В башне что-то грохнуло, заскрипело, и… Ночной морок рассеялся. Пылающие тревожным огнем глаза оборотились бойницами, жадный язык – крепкими мостками, пасть – воротами, открывающими проход в глубине рубленой из толстых бревен башни.

Тимка опять спрятался за спину отрока. Ему вдруг стало невыносимо стыдно: это ж надо было так перепугаться крепостных ворот, до мурашек в спине. И деда на кабана в лесу бросил, поддавшись на его истошный крик: «Беги!» Вот и сейчас испугался, что там, в башне увидели его насмерть перепуганную физиономию. Мальчик вздохнул и, утерев глаза рукавом, попытался успокоиться.

«Никогда не поддавайся страху», – учил отец, когда маленький Тимка, напуганный грохотом тяжелого молота, жался к его груди. – «Бойся, но не поддавайся. Держи себя в руках. Ты же у меня уже совсем большой».

Тимофей выглянул было из-за Елизара, но тут лошадь остановилась, и чьи-то сильные руки подхватили его, поставив на землю. Мальчик невольно покачнулся, потеряв равновесие – все-таки несколько часов на крупе лошади давали себя знать.

– А это что за дичь? А говорили, кабанчик, – Тимка поднял взгляд на высокого, сильного воина, снявшего его с коня. Внимательные серые глаза спокойно наблюдали за мальчиком. – И пятаком не вышел. Кто таков?

– Тимка, – мальчик посмотрел на вытянувшихся рядом отроков. – Тимофей. Кузнец я…

– Ишь ты. Кузнец? – усмехнулся воин. – Мелковат как будто.

– Так откормим, вырастет, дядька Макар, – встрял Яшка. – А пока Кузнечиком сойдет, – и, посерьезнев добавил. – А кузнецом… кузнецом у него дед… Был.
Ворота с натужным скрипом закрылись, и тяжелый брус, громыхнув, улегся на место. Наступившую неловкую тишину нарушало только недовольное пофыркивание лошадей, которые не понимали, зачем их держат у ворот, если теплая конюшня совсем рядом, а запах сена дразнится так, что и вовсе стоять невтерпеж. Все молчали, поглядывая то на мальчика, то на высокого воина. Тимка еще раз посмотрел ему в лицо, перехватив все тот же спокойный, изучающий взгляд, и опустил голову. Понимание того, что именно сейчас этот воин решает, что с ним делать, пугало до оцепенения, но и показать свой страх мальчишка не хотел.

– Хорошо держишься, парень, – спокойный голос наставника разбил тишину, вмиг сняв напряжение.

Тимка огляделся. Мальчишки зашевелились, заулыбались, небольшая площадь сразу заполнилась каким-то шумом, легким позвякиванием кольчуг, нетерпеливым переступанием лошадей. Стоявший рядом Елисей воспринял похвалу, как свою собственную.

– Эт да, дядька Макар. Молодец он. И там, на поляне хорошо держался – не бегал, не шумел. Пока Неслух кабана на себя держал, к дереву убег и на суке подтянулся. Закричал бы – кабан на собаку не повелся б. А что за дедом плакал, так за родной душой слезу не уронить – негоже. И по-людски, и по-христиански грех. А он христьянин опять же. Свой, в обчем.

– Ну а коли свой, так и не держите в воротах, – наставник ухмыльнулся. – На кухне вам перекусить оставили, так что лошадей в конюшню, и вперед. Там и поговорим.

Добравшись до конюшни, отроки первым делом скинули с себя надоевшие за день кольчуги. Пока они расседлывали и обихаживали коней, Макар потихоньку расспрашивал Якова.

– Сами-то секача сразу положили?

– Ну… почти, – Яшка смущенно шмыгнул носом. – Струхнул я, дядька Макар. Неслух вокруг кабана как дурной прыгал, ну и смазал я… Болт в загривке застрял, разозлил только. Ну, он и кинулся, а у меня самострел пустой. Хорошо, Елисей с Федькой его с боков увалили, а то худо пришлось бы, хоть самому на дерево лезь.

– А дед?

– А что дед… Мертвый он уже был, жилу кровяную ему разодрало. Кровищщи… Кабан и вовсе осатанел, если б не Неслух, мальца б точно порвал. А так убег хлопец, успел схорониться. Федор, как Тимка показал, откудова они шли, по следам прошел. Земля раскисла, хорошо видно, аж до самого болота.

– Других следов не было?

– Не… Только двое и шли. Я Федьку потом к засаде послал, предупредить, значить. Они вдоль болота прошли, да и мы следы на тропах смотрели. Метки целы, разве где зверь порушил, так оно сразу видно.

Макар кивнул.

– Стерв на поляне был, то же самое говорит. Добычу вашу сюда с отроками прислал, на кухне уже... – наставник оглядел конюшню. – Он завтра за болото собирается, твоя пятерка с ним пойдет. Молодцы.

Яшка невольно заулыбался – похвала наставника Макара стоила дорого.

Тимка, про которого все как будто позабыли, молча сидел на лавке и тихо удивлялся. Говорилось вроде про все, что он и сам видел, но оказалось, что событий произошло куда больше, а он даже Федькиного отсутствия не заметил. И сам он, оказывается, держался хорошо, а вот строгий и подтянутый Яков, выходит, струхнул… Мальчик удивленно посмотрел на командира разведчиков, и опять наткнулся на внимательный, чуть насмешливый взгляд наставника.

– Потому и молодцы, что не заметил. А деда твоего в Ратное отвезли, отец Михаил и отпоет, и похоронит, как положено. Завтра съездишь, навестишь, – Макар оглянулся. – Ну что, все уже? Разобрались? Тогда пошли. Вещи только Кузнечиковы заберите.

В хоромине, которую наставник Макар назвал трапезной, было тихо. Длинные ряды выскобленных столов, возле которых рядами стояли скамьи, только подчеркивали пустоту большого зала. Так же пусто было в храме Сварога, когда они с дедом оставались совсем одни, изукрашивая стены затейливой резьбой и росписью . Только в святилище было еще и жутковато, а здесь была всего лишь гулкая пустота обжитого людьми места.

– Эй, бабы! – гулко громыхнул в пустом зале голос Макара. – А ну хватит языки о печь чесать. Кормите воев!

«Вои» заулыбались, подбоченились, и даже задвигались как-то по-особому, со значением. Вои! Видно было, что похвала мальчишкам доставалась не часто, и дорожили они ею неимоверно. Тимка даже улыбнулся – точно так же важничали и гордились подмастерья, если их хвалил кто-нибудь из старших мастеров. Да чего там, его и самого распирало от счастья, когда дед подарил ему первый, его собственный инструмент.

– За зря такое не дают, – сказал тогда дед. – Иные и помирают, а все чужим инструментом работают. И за никчемную работу слова хорошего не скажут, ибо то слово – пустое.

Вспомнив дом, Тимофей опять загрустил. Отроки шумно рассаживались на лавках, сразу же наполнив жизнью свой угол трапезной. Елисей, взявшийся присматривать за найденышем еще на поляне, подтолкнул к столу. Кто-то снял с полки стопку деревянных мисок и перенес на стол. Их тут же разобрали по рукам, не забыв поставить по миске перед Кузнечиком и наставником. Посудина была самой обыкновенной, точеной, видать, на станке, без всяких украшений. Тимка невольно начал было представлять, как вдоль края побежит резная полоса, по которой будут виться травы, но тут на миску с жизнерадостным стуком легла большая деревянная ложка.

Тимка с некоторым недоумением и опаской посмотрел на выданный ему инструмент. Работа была хорошая и аккуратная, следов ножа, которым ее резали, нигде видно не было. Хорошо резана, только вот великовата, как раз носом в неё и нырнуть.

– Чего смотришь, ложки не видал? – подковырнул жизнерадостный Федька.

Тимка вздрогнул, даже как-то ссутулится и положил ложку обратно. Макар отвел от Тимки глаза. Да, с мальцом разговаривать будет трудно. Испуган, жмется все время. Но любопытен, вон как по сторонам поглядывает. Оно и понятно, все ему в диковинку. Как забудется, так оживает, любопытствует, и видно же, что спросить хочет, но не решается. А заденешь его – сразу в себе закрылся. Но расспросить его надо, а еще лучше, чтоб сам рассказал.

– А может и не видал, таких, как у нас мало где есть, – наставник глянул на Федора. – А ты бы языком не трепал, да сбегал бы в кузню и Кузьму Лавровича позвал. Пусть сюда подойдет, надобно глянуть кой на что.

Федька, смутился и сорвался к двери. Суров, видать, наставник Макар, раз отроки по его слову на бег срываются. В Слободе своих подмастерьев так только старый Дамир гонял.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 16.10.2014, 18:30 | Сообщение # 5

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

– А это еще что за курёнок? – на стол с громким стуком стал здоровенный ставец, наполненный дымящейся кашей.

Тимка оторвал испуганные глаза от пустой миски. Прямо перед ним, по другую сторону стола, стояла здоровенная бабища и с веселым любопытством в упор разглядывала примостившегося с краю Тимофея. Мальчик сжался и ничего не ответил.

– Так Тимка это, Кузнечик, тетка Вера, – просветил бабищу Яшка. – Из-за болота к нам шел.

Верка на мгновение пересеклась взглядом с мужем и разобралась сходу – и упоминание про болото, и позднее возвращение дозора, и присутствие мужа в позднее время за столом с отроками – все увязалось вместе сразу же. Да и то, что чужой мальчишка вздрагивает и сжимается от каждого громкого слова, ей тоже о многом сказало. Она обвела отроков грозным взглядом.

– Из-за самого болота? А вы, небось, и таскали его цельный день за собой. Мало что умаяли мальчонку, так еще и под дождем вымочили? – бабища, похоже, распалилась не на шутку, но гнев ее был направлен мимо Тимки – на мальчишек.

– Тетка Вера, да мы ж… – попытался оправдаться опешивший Яшка. На Верку, пылающую самым что ни на есть праведным гневом, эта попытка впечатления не произвела.

– И покормить дитё ни разу не догадались, олухи. Так и таскали по лесу мокрого и голодного! – обвинение было несправедливым, и совесть ощутимо потянула Тимофея за язык.

– Кормили они, – испуганно вступился Тимка за ставшими уже близкими мальчишек. – И плащ свой Елисей дал. С каплишоном, – мальчик старательно попытался вспомнить незнакомое слово.

Тихий голос мальчишки неожиданно успокоил вошедшую в раж бабу. Она победно глянула на мальчишек и проворчала:

– Ну хоть до чего-то сами додумались, – и строго, но совсем не страшно посмотрела на Тимку. – А ты их не выгораживай. Виноваты и все тут. И пусть не спорят.

Макар чуть заметно улыбнулся: Верка вместе с Варварой верховодили у ратнинского колодца в добывании и обсуждении любых новостей, а уж разговорить сопляка…

Верка прицелилась на край лавки, аккурат против Тимки. Сидевший на этом месте отрок, подхватив свою миску, шуганулся на другой конец стола. Усевшись, та величественным взмахом половника наполнила кашей Тимкину миску, после чего небрежно подтолкнула ставец к мальчишкам. Те, слегка ошалев от напора и извива женской логики, осторожно начали разбирать кашу.

–Так вот из самого Киева, по болоту, пешком?

Яшка, услышав о предполагаемом маршруте, поперхнулся было, но перехватив веселый взгляд наставника Макара, уставился на Верку, потихоньку начиная постигать смысл устроенного бабой циркуса. Тимка, целиком сосредоточившись на вылизывании из непривычной ложки остатков каши, помотал головой.

– Не-а , мы из-под Крупницы шли. Из Мастеровой слободки.

– И что, вот так, из самой Крупницы и не емши? – не унималась дотошная Верка.

– Ну, репу ели. И ягоды в лесу были, с орехами.

– А репу что ль с собой из самой Крупницы несли? – удивился Макар.

– Не, – Тимка зачерпнул из миски очередную ложку каши. – Репу нам лешаки приносили. И мясо. А уже когда к болоту подходили, так рыбу давали. Копченую.
Яшка невольно переглянулся с наставником.

– Точно лешаки? Не кикиморы? – совершенно серьезно усомнилась Верка.

– Кикиморы только в сказках водятся. Для маленьких, – найденыш попытался презрительно посмотреть на бабищу, но слегка скривился, пытаясь по-шустрому отогнать от себя некстати вспомнившиеся лесные страхи. – А лешаки – это такая лесная стража. Они еще одежу в пятнышку одевают, и ветки цепляют, чтоб их в лесу не видно было. И рожу, бывает, размалевывают. Как зыркнет на тебя из кустов – так чисто лешак. И забудешь, зачем туда хотел, – мальчонка снова увлекся вылизыванием каши из ложки, слегка расслабился и осмелел. – Потому так и прозвали.

– Ниче себе, – проговорил командир разведчиков, – это ж сколько надо было идти, поди с самой Горки, небось?

Макар одобрительно посмотрел на Якова.

– Цельную неделю и шли, – Тимка отвлекся от ложки, наблюдая как тетка подкладывает в его миску каши. – Мы ж в селища не заходили, деда сказал – нельзя нам туда. Вот по лесу и шли, ну разве когда рыбаки на лодке подвозили.

– А из Слободы чего ушли-то? Нешто голодно было? – продолжала гнуть свою линию Верка.

– Не-е, голодно никогда не было. А чего ушли, не знаю. Деда в крепость ходил, а потом стражники приходили. А ночью мы с дедом и ушли.

– А родители что, дома остались? – поинтересовался Макар?

Тимка неожиданно сник.

– Нету родителей. Мамка, как я еще маленький был, умерла, а папка с боярином Журавлем ушел, и не вернулся больше, – мальчик так жалобно глянул на Верку, что у той сердце защемило, и она чуть ли не впервые не нашлась, что сказать

– Ты, того, кашу-то доедай, – подвинула она к Тимке его миску. – Сейчас еще мясо поспеет.

Мальчишка без аппетита поковырялся в каше.

– Одни мы с дедом были.

Недовольно скрипнув, хлопнула входная дверь. Все обернулись. Первым вошел Федька и, повесив плащ на вбитый в стену колышек, устремился к миске с остывающей кашей. Второй, скорей всего, был подмастерьем в кузнице – крепкий, с широкими ладонями, перепачканный сажей. Третьей, к Тимкиному удивлению оказалась девчонка, которая, вцепившись в плащ второго отрока, что-то ему на ходу втолковывала.

Макар кивнул вошедшим и снова обратился к Тимофею.

– А отец у тебя тоже мастеровой?

Тимофей с сомнением посмотрел на заботливо подложенный Веркой кусок мяса. Вообще-то он уже и кашей наелся, но истекающий соком ломоть заставил его проглотить слюну.

– Папка старший над мастерами был, – Тимка выудил откуда-то из-за голенища узкий нож, и взялся за еду. – Меня тоже учил.

Макар весело, почти смеясь, посмотрел на Яшку, от чего тот густо покраснел. Ну да, и пленника взяли, и следы прочитали, и к болоту сходили, и даже сумки втихаря перетрясли, а обыскать самого Кузнечика не удосужились. Елисей, перехватив взгляд командира, только пожал плечами: так видно ж было, что не опасен, вот и не потрошили.

Мальчишка быстро, но без суеты разделался со своим куском и облизнулся, чем поверг Верку в состояние легкого остолбенения. Нет, оголодалых мальчишек она видела, и не раз, и прекрасно знала, что он сейчас съест не столько, сколько хочет, а сколько дадут. Но вот то, как он ел, ее удивило. Подкинув в миску еще один кусок, она посмотрела на мужа.

Тимка удовлетворенно вздохнул, и уже не спеша принялся за новый кусок. Но хватать руками, как обычно и делали, он не стал. Придавив ложкой, он аккуратно пластал его на небольшие куски и, накалывая на острие, по-щенячьи сосредоточенно отправлял в рот.

Макар кивнул – парень не прост, хоть и мал, это было сразу видно.

– Кузьма, тут вот какое дело, – Тимка от удивления даже жевать перестал. Кузьма? В смысле Кузьма Лаврович? Вот этот? Да в Слободе он бы до Кузьки еще не дорос!

Макар, прокашлявшись, продолжил: – Стража наша на болоте двух человек нашла. К нам шли. Говорят, кузнецы. Деда вот только спасти не успели… А внука Тимофеем зовут. Кузнечик, значит. Только вот инструмент чудной у них. Издаля ведь несли, еды при себе никакой не было, а железки тянули. Не глянешь?

Кузька, навостривший уши при одном только упоминании про журавлевских мастеров, потянулся было к сумкам, но остановился, вопросительно глянул на Тимку – можно ли?

– Это моя, – кивнул мальчик. – А вон та – дедова.

Кузьма поднялся, переставил сумки к себе, достал сверток, аккуратно перевязанный шнурком, развернул его… и сел, забыв даже дышать. Если то, что покоилось в полотняных карманах укладки являлось, без сомнения, инструментом, то вот что им можно делать, Кузька не знал. Мог догадываться, мог приспособить к чему-нибудь, но для чего он был сделан изначально – не представлял. Иное хоть и выглядело знакомо, но уж больно чудное. Вот для чего кому-то понадобилось сделать клещи с круглыми губками? Да еще как сделать…

Кузьма осторожно, как древний свиток, о которых рассказывал отец Михаил, развернул еще один сверток. В нем тихо и спокойно, словно усталые отроки после отбоя, лежали две дюжины хитро заточенных ножей и стамесок, каждый в своем отдельном кармане. Там же была завернута и дощечка из твердого дерева, на которой этот инструмент пробовали после заточки.

Макар внимательно наблюдал за Кузькиным лицом. Тот уперся в инструмент долгим, ошалевшим взглядом. Наставник вздохнул: состояние оружейного мастера Младшей Стражи без всякой натяжки можно описать как невменяемое. Спрашивать его о мастерстве Кузнечика и его деда было бесполезно. Ответов у Кузьмы не было – только вопросы, и все что он сейчас хотел – это знать. А рассказать ему это мог только перепуганный мальчишка, жмущийся на краю лавки.
Эх, разведка, разведка… Что ж вы деда-то не выручили? Следы они смотрели…

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 16.10.2014, 18:43 | Сообщение # 6

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Тот, кто никогда не держал в руках с душой сделанный инструмент, ни за что этого чувства не поймет. Он может быть хорошим и удобным, умело сработанным, оставаясь при этом привычным. Так же как и кинжал в руках воина – бывает и хорошее оружие, но вполне себе обычное. Но возьмешь иной клинок, и сразу видно – это настоящее, им нельзя ни репу резать, ни дерево строгать. Этому оружию предназначено только ВОЕВАТЬ.

Косой нож, а скорее, резец, который Кузьма сейчас держал в руках, был предназначен СОЗДАВАТЬ. Рукоять из темного, с удивительно красивым рисунком дерева, казалось, светилась под полировкой, оттеняя выложенный тончайшей серебряной проволокой узор. По бронзовому кольцу, набитому на рукоятку у самого клинка, выгравирован мелкий травяной узор. Черный, будто натертый сажей, клинок тянулся безукоризненно ровной линией, а полированное до зеркала лезвие сверкало невообразимой остротой.

Кузьма, поддавшись чувству, взял нож в руку. Странная, рыбьей формы рукоять неожиданно удобно легла в ладонь. Нож сверкнул острым зубом, словно выпрашивая разрешение вцепиться в дерево. Кузьма легко, почти без нажима провел лезвием по дощечке, но резцу этого оказалось достаточно. Мягко, с чуть заметным сопротивлением он ушел в древесину, послушно и без усилий перерезая ее волокна.

Сидевшая рядом девчонка не сводила глаз с образовавшегося на дереве ровного, чистого разреза. Макар протянул руку, и Кузька нехотя выпустил нож.

– Ишь ты. Острый! – наставник попробовал лезвие пальцем. – Дед делал?

Тимка кивнул.

– Этот клинок деда, а вон те – отец. А я только рукоять. Ну и точил еще. Я весь струмент правил, деду некогда было.

Кузьма, насчитав пол-десятка одних только молотков с полированными до зеркала бойками, посмотрел на мальца.

– А украшать так зачем? Им же работать жалко – попортится.

– Ну, это как за ним следить. А узор накладывать деда велел. Я на все узор кладу, – мальчишка глянул на миску. – Ну, чтоб руку набивать, значить.

– Слышь, Кузнечик, а мой нож так наточить сможешь? – рыжий Федька с надеждой протянул свой засапожник.

Мальчик взглянул и покачал головой.

– Не… Это железо. Наточить-то его можно, только держать все равно не будет, мягкое больно… – Федька заметно расстроился, и Тимофею стало неловко. – Ну разве в печи, с углями калить, но это день целый надо.

– Ну, а этот? – Макар выложил перед ним свой.

Мальчишка с интересом разглядывал нож, не торопясь взять его в руки.

– Светлая линия по лезвию бежит… Из пяти полос сварен. Похоже, новгородская работа. Медвежатник, – Тимофей взял в руки нож, провел пальцем вдоль лезвия, проверяя на ощупь зазубрины. – От удара крошился, не вминался. Сталь добрая. И щербится он ближе к рукояти, так что я бы тут покруче заточил, а к острию потоньше. И колоть будет прилично, и резать хорошо, там, где ближе к острию. А у рукояти и рубить можно, щербиться сильно не станет. – Тимка вернул клинок наставнику. Тот принял нож, с интересом его разглядывая.

– А вот этот заточить сможешь? – неожиданно вмешалась девчонка. – Ну вот чтоб ТАК резал.

Протянутый нож выглядел необычно. Во-первых, сделан был целиком из металла, хотя клинок цветом слегка отличался от рукояти: видимо, в отличие от нее, был стальным. Во-вторых, лезвие было коротким, а рукоять наоборот, длинной. Мальчик привычным жестом провел пальцем вдоль клинка.

– А для чего точить-то?

– Тупой потому что, – девчонка неожиданно вскипела, – неужто не понятно?

Тимка слегка опешил.

– Я спрашиваю, резать что – дерево?

– Ага. Дерево. Вон дубы сидят, кашу трескают! – «дубы» засопели и слегка поежились.

Наставник сдержанно улыбнулся.

– Стрелу вынуть. А бывает и палец отъять. Лекарка она, – пояснил он. – А ты, Юлия не кипятись, видишь, Кузнечик по делу спрашивает.

Девчонка мгновенно успокоилась, и выжидающе уставилась на Тимофея. Не ответить было нельзя.

– Такие ножи я не точил. Но как деда делал, видел… – мальчик внимательно присмотрелся к лезвию. – Этот совсем не правильно заточен. Наклепать бы его. И круг надо…

– Так в кузне есть, – Кузька просяще посмотрел на наставника. – А Юльке этот нож к завтрему нужен, она мне им уже уши прожужжала.

Макар глянул на ерзающего от возбуждения Кузьму. Не уснет ведь, пока не увидит. Собственно, то, что он хотел, он у мальца узнал, а Кузька нового ничего не скажет. Но ведь и самому любопытно же!

– Значит, так, разведка. Марш спать, вам завтра со Стервом выходить ни свет ни заря… – наставник обернулся к Кузьме. – Кузнечика забирай, нож лекарке наточите, раз ей на завтра надо. А я следом подойду.

Кузьма уложил нож обратно в карман укладки и, свернув, засунул в сумки. Кузнечик покачал головой.

– Там где ножи – мой струмент, а там где молотки – дедов.

– А какая разница? – простодушно удивился Федька. – Теперь он весь твой.

– Большая, – буркнул Тимка. – Своим инструментом я умею. А дедовым – только знаю.

Федька недоуменно уставился на Кузнечика. Макар уважительно посмотрел на мальчишку, и вдруг ухмыльнулся:

– А давай я навешу на тебя и самострел, и лук десятника Луки, а еще кистень, меч и сулицу дам. Что выйдет?

– Ага, – догадался кто-то из близняшек. – Ничего не будет, потому что ничем пользоваться толком не умеешь. Сначала одно выучи, а потом за другое берись.

Тимка кивнул.

– Кажный струмент для своих нужд сделан и на свое дело заточен. Надо сначала одним научиться, а за другой браться, только если первый нужную работу сделать не сумеет. Иначе ты не работой занят будешь, а железками играться. А потому всяк иструмент на своем месте быть должон, – мальчик вздохнул. И тихо добавил: – Деда так всегда говорил.

Кузьма переложил свертки, закинул на плечо дедову суму, отдал Тимке его собственную

– Ну, пошли, Кузнечик.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 16.10.2014, 18:52 | Сообщение # 7

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Войдя в кузницу, Макар огляделся, обогнул позабытый всеми горн, тускло светящийся углями, и направился к ярко освещенному факелами столу, вокруг которого все и собрались.

Кузнечик, присев возле него, примеривался одним глазом к ножу, который пытался уложить на полукруглый металлический брус так, чтоб на просвет не было видно никакой щели. Кузьма, почти улегшись брюхом на столешницу, пытался отследить тонкости процесса. Юлька, слегка раскрасневшаяся от происшедшего, видимо, только что бурного разговора, поджав губы, восседала на трехногой табуретке. Кузькин помощник Киприан обретался с другой стороны стола и изображал из себя летучую мышь, которая висит себе тихонько в углу, затаив дыхание, никому не мешает, только любопытными глазами посверкивает.

– Не, та наковаленка не подойдет, – рассудительно объяснял Тимофей. – Правильно выбранный инструмент свою работу сам должен делать. Ему только мешать не надо.

– Вот именно. Правильный, – не выдержала Юлька. – А ты мне зачем нож испоганил? Вон сколько железа сточил!

Тимка вздохнул и выпрямился.

– Потому и говорю: правильно подобранный и под свою работу, – терпеливо объяснил он. – И сточил я не все, а только пятку, видишь, нож теперь не прямой, а на листок ивы похож. Ты ж сама сказала, он нужен, чтоб нарыв открыть. А как ты его резала? Вот этим скругленным концом вела, сама давила, своей рукой. А сейчас, вот так, видишь? – Кузнечик повел по пальцу ножом сначала плоско, а затем задирая рукоять вверх, так что выпуклая часть лезвия начала ощутимо вжиматься в кожу. Видишь, ничего давить не надо, вот это скругление кожу само режет.

– А ну-ка, дай сюда! – Юлька ухватила нож и принялась возить затупленным лезвием по пальцу.

Тимка пожал плечами и вернулся к выбору молотка.

– А круглую бабку брать нельзя. Вот смотри, если я неточно ударю, молоток у меня клинок из рук вырывать начнет. И металл начнет загибаться, скругляться. А мне лезвие тоненько вытянуть надо, и греть его потом нельзя, потому что наклеп уйдет. Значит, вот так бабка должна быть прямой, чтоб нож плотно лег, а вот так – круглой, чтоб лезвие оттянуть. И боек надо брать вот такой – почти острый.

Макар, хромая, подошел ближе, Юлька оглянулась, положила нож на стол и вскочила с табурета.

– Садись, дядька Макар.

– Благодарствую, Юлия, – наставник передвинул табурет к дальнему углу стола и кивнул Тимофею. – Да ты делай, делай. Я посмотрю только.

Тимка опять примерился, приложил нож к наковаленке, и в кузню наполнил звонкий смех молотка. Проход вдоль лезвия с одной стороны – осмотр, проход по другой – и опять осмотр. Со стороны казалось, что молоток живет сам, своей жизнью, а Кузнечик всего лишь придерживает его… и, действительно, не мешает инструменту работать.

Еще один проход, и Кузнечик, прищурившись, придирчивым глазом изучил лезвие.

– Ну вот, все вроде бы. Дальше лупить нельзя, трещина побежать может, – мальчишка уложил молоток на место и оглянулся. – А где камни, что мы мокнуть поставили?

Киприан метнулся к кадушке и выудил оттуда два бруска. Тимофей мельком глянул:

– Красный давай, серый пусть пока мокнет. И еще тряпку надо и миску с водой.

Макар с любопытством следил за работой. Свой клинок он покупал когда-то вместе с бруском для его заточки, и цену за него купец заломил не слабую. За оружием наставник следил, содержал в исправности, протирая масляной тряпочкой от ржавчины и регулярно подтачивая для остроты. Но затачивал лезвие без всяких изысков, держа его в левой руке, а брусок в правой. Веркины ножи он так же затачивал. А тут оказалось, что заточка – целая наука. И первое, что малец сделал – это намочил тряпку, хорошо отжал, постелил ее на стол и уже наверх уложил камень, не забыв проверить – устойчиво ли лежит, не елозит ли?

– До ума довести такой нож у деды почти день уходило, – обратился Тимофей к Юльке, переставляя свечу прямо перед собой. – На завтра я его сделаю, работать будет. Только точить я его буду, чтоб кожу и мышцу рассекать. Больше ничего резать нельзя. Даже если жилы резать начнешь, затупится быстро. Под это другая заточка надобна, да и форму ножу лучше другую дать. Вот теперь смотри.

Тимка приложил нож к плоской поверхности камня, приставил ноготь к обуху, а затем наклонил лезвие, показывая угол заточки.

– Этому ножу угол на четверть ногтя выдерживать можно, если меньше, то крошиться начнет. Резать будет очень тонко, но недолго. А если стукнешь, даже об дерево, зазубрины пойдут… – Кузнечик увеличил угол заточки так, чтобы обух ножа расположился примерно на треть ногтя. – Вот так будет резать очень тонко, без нажима, и крошиться не станет, но все равно его придется править. Но если резать жилы возле кости, затупится сразу, придется перетачивать. Если точить на пол-ногтя, то можно легко и жилы резать, но на мякоти – уже жать придется, а значит легко лишнего задеть.

Юлька задумалась.

– Острый точи. А под твердое свой нож имеется.

Кузнечик кивнул, приложил нож к плоской поверхности камня, выверил угол, как-то по особому прижал к камню, и – вжжжик – клинок мягко прошел по поверхности. Поднял клинок на уровень глаза, поймал блик от свечи, поморщился, примерился, и опять – вжик, но уже чуть иначе подвернув клинок во время движения. Проверил, кивнул и, поймав ритм и движение, начал довольно споро выводить лезвие. Остановился, протер клинок. И опять начал рассматривать его против пламени свечи.

Макару стало интересно, он присмотрелся. Кузьма, пристроившись за Тимкиным плечом, тоже пытался что-то разглядеть одним глазом. Блик от свечи, отбрасываемый лезвием Юлькиного ножа плясал по всей его физиономии, но Кузька упорно ловил глазом светлую полоску.

– Ага, ты кромку вывел!

Тимка кивнул.

– Кромка выводится всегда. Я сейчас заусенец смотрю. Вишь, короткий, значит, сталь добрая. Но немного рваный, значит, зерно в ней крупное.

– Зерно? Да откуда у стали зерно-то?

– А ты излом посмотри и сразу увидишь. Зерно от ковки и закалки зависит. Чем оно мельче, тем уклад прочнее, и заточить его тоньше можно.

– А заусенец на ремне править будешь?

– Не, – помотал головой Тимка, заканчивая выводить кромку с другой стороны клинка. – На ремне сейчас нельзя – заусенец в коже застрянет, и с лезвия металл вырвет. Нож получится, ну как пила с мелким зубом. Зубья эти, конечно, хорошо, они ладно режут, только вот и стачиваются быстро. Чтоб нож по- кухонному заточить, так и надо делать. Хозяйка перед работой новый зуб наведет, репу резать – в самый раз. А для этого ножа тонкую заточку стоит сделать.

Макар покосился на свой засапожник. Похоже, у него как раз кухонная заточка и была. В самый раз репу резать.

Кузнечик аккуратно промыл точильный брус и затребовал у Киприана серый камень. Но, к удивлению мастеров, точить нож на нем не стал, а поковырялся в сумке и выудил оттуда несколько мелких брусков, аккуратно завернутых в тряпицу. Намочил, добавил воды на серый камень и начал натирать его маленьким брусочком. На поверхности серого камня появились разводы. Кузьма захлопал глазами.

– А это для чего?

Кузнечик кивнул на брусок.

– Это песчаник, он мягкий. Им нож не заточишь. А византийские дороги больно, и достать трудно, не везут сюда купцы хорошие камни. Ну так я на песчаник смесь и навожу. Вот этот брусок – наждак отмученный, на вишневой камеди. Песчаник форму держит, а наждак металл снимает, – Кузнечик примерился и привычным движением начал доводить лезвие ножа. – Тут, главное, сразу кромку хорошую вывести, а потом легче уже. Вишь, заусенец сошел весь.

– Значит, пилы нет?

Тимофей смыл с песчаника старый состав и тут же навел новый, потоньше.

– Пила есть. Она тут по-любому останется, зерно у стали крупное. Просто нужно сделать зуб незаметным на глаз. Деда говорил, что лекарский нож должен быть с пилкой, только мелкой. Тогда разрез быстрее заживет. – Мальчишка протер нож, осмотрел работу и передал нож Кузьме.

Кузьма бережно взял нож и принялся рассматривать в отраженном свете безукоризненно ровную полоску режущей кромки клинка, потом протянул Киприану. Кузнечик, промывавший в миске брусок, заметил:

– Ты только на палец не пробуй. Ему еще окончательную доводку сделать надо.

Кузька помотал головой.

– Не, ты это лучше сам.

Макар прикусил ус. За этот вечер он узнал о заточке ножей больше чем за всю прошлую жизнь. Причем малец не просто делал, он обстоятельно и со знанием дела раскладывал по полочкам каждый шаг своей работы, да так, что становилось понятно всем, даже лекарке. Похоже, вопрос о мастерстве Кузнечика прояснился полностью. Макар с любопытством продолжил наблюдение.

Полировал кромку Тимофей на яшмовой пластине. Вначале долго растирал на ней какой-то порошок, разведенный каплей масла, а потом быстрым и отработанным движением начал доводку. На фоне матового лезвия ножа узкая кромка начала ощутимо отсвечивать глянцевым блеском. Сполоснув нож в воде, медленным, аккуратным движением навел блеск на кромку о небольшой кусок кожи.

– А как проверять-то заточку? – задал Киприан мучивший его вопрос. – Ну, раз на палец нельзя.

– А вот так и проверять.

Тимофей запустил пальцы в собственную шевелюру и, выудив оттуда волос, провел им по клинку.

– Ни хрена ж себе! – невольно вырвалось у Макара. – А ну, дай сюда.

Юлька, глядя, как наставник с ребячьим азартом распускает выдранную из своей бороды волосину на мелкие поленца, сама забыла дышать. Потемневший от многочисленных варок, замордованный бесчисленными заточками нож выглядел неузнаваемо – вычищенные бока холено отливали шелком на фоне значительно более грубого блеска зашлифованной на кругу рукояти, а острое блестящее лезвие хищно скалилось, с легкостью разваливая пополам пучок из нескольких волосков. Мальчишки толпились вокруг и подсовывали Макару выдранные на пробу волоски – а если тоньше волос взять, а если грубее, а прям с кожи сбреет ли?

– Эй, нож-то отдайте, – зашипела на них Юлька. – Затупите, сами точить будете.

– Не… Не возьмусь, – признал свое поражение Кузька, и повернулся к Тимке. – Слышь, Кузнечик, а…

Кузьма растерянно умолк. Утомленный всеми выпавшими на день горестями, мальчишка тихо посапывал, пристроив голову на сумке, куда только что сложил инструмент.

– Да-а… – протянула Юлька. – Наверно, уже третий сон видит. Да и не самый лучший, поди. Неделю в бегах, единственную родную душу, почитай, прям на глазах потерял. Привезли неизвестно куда, да тут же и к работе припрягли.

– Ну, то что припрягли, это правильно, – кивнул своим мыслям Макар. – Оттаял малец. И что уснул за работой, тоже хорошо.

– Ему это место знакомое, – согласилась лекарка. – Слышь, Кузя, оставь его тут до утра. Дом свой он потерял, и семьи больше нет. Проснется, будет за что душой зацепиться. Тогда кузня, а потом и крепость ему родным домом станет. А где дом, там завсегда семья.

Кузьма вопросительно глянул на наставника. Тот задумчиво смотрел на мальчонку.

– Ладно, уморили мальца, вот и пристраивайте его сами, – принял решение Макар. – А завтра утром посмотрим, что с ним делать.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 16.10.2014, 20:07 | Сообщение # 8

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Глава 2. Ратнинцы

Утром Тимка проснулся рано. Некоторое время он лежал под большим тулупом на мешках с берестой, брошенных поверх угольного ящика с растопкой. Запах березового дегтя пробивался сквозь стойкий дух лошадиного пота, который шел от старой, местами прожженной попоны, постеленной на мешок . Он надеялся в душе, что вот он сейчас откроет глаза, встанет и, прошмыгнув мимо спящего деда, выскочит на улицу. Надеялся, даже молился про себя – бог, он ведь добрый, он поможет… Но чуда так и не произошло. Мальчик выбрался из-под тулупа, обнаружил рядом с топчаном кем-то снятые с него сапоги. Не обуваясь, подошел к оконнице. Поколебавшись, открыл широкую ставню, и кузня заполнилась мягким сиреневым рассветом. Дождь за ночь прошел, и утреннее небо обещало быть если не ясным, то и не пасмурным.

Тимофей огляделся. Кузница, в которой его вчера оставили ночевать, выглядела так, как будто мастеровые только окончили работу и вышли передохнуть на часок-другой. Даже угли в горне не успели за ночь погаснуть, и помаргивали, зябко кутаясь в пушистую шапку пепла. На стене возле горна устало висел кузнечный инструмент. Тот, что поменьше, теснился на дощатых полках у другой стены. Кузня, освещаемая мягким светом разгоравшегося утра потихоньку просыпалась. Когда-то давно – подумать только, целую неделю назад, Тимка сидел в уголке другой кузни, вслушиваясь в сказку пробуждающейся мастерской – легкие позвякивания тяжелых клещей, глухие удары еще не проснувшегося молота, сонные вздохи мехов. Таких историй они с дедом насочиняли великое множество – почитай, про каждый инструмент. Да еще и отец рассказывал немало. И вот сейчас на Тимкиных глаза пробуждалась точно такая же кузница. Но только это была чужая сказка.

Он подошел к столу, за которым вчера заснул. Обе сумки, и его, и дедова, лежали на краю стола там, где он их вчера и оставил. Мальчишка, заинтересовавшись, подошел к полкам.

Инструмент в кузнице был в основном средний. Не такой большой, как у оружейного мастера Слободы, ну а мелкого было совсем немного. Содержался он в чистоте, ничего не скажешь, но своего места не знал. Похожие вещи лежали в совершенно разных местах, и видимого смысла в их расположении наблюдалось. Так обычно раскидывали инструменты подмастерья, делая работу сами, без мастера. Тимка не сомневался, что те, кто работает здесь, всегда точно знали, что и где лежит, но… дед требовал для инструмента полного порядка. Слишком он уж дорог, слишком трудно было его делать. И получал Тимка свой – свой собственный – только тогда, когда дед убеждался, что внук умеет им владеть, умеет его беречь и обиходить, разумеет его место.

Еще на полке валялось несколько спутанных мотков серебряной проволоки. Тимка взял один в руки и подошел к окну. Очень похоже на Слободскую работу. Поверхность гладкая, аккуратная, размер проволоки по длине не менялся. Волочил ее кто-то из подмастерьев, следы клещей показывали, что тянули проволоку вручную, а не воротком.

Волочить проволоку его учил дед. И вальцы ему дед подарил, когда Тимка сделал свое первое колечко. Тимка вздохнул. Тот, кто бросил сюда этот моток, ценности проволоки явно не понимал. Для него это был металл, годный разве что в переплавку. Куски разного калибра были спутаны и смяты в один клубок. Дед за такое обращение с матерьялом руки пообрывал бы.
Кузнечик задумался.

«Деда нет… и никого больше нет, если отец не найдется. Кузьма пацан свойский, да и Киприан, его помощник, тоже. И еще наставник Макар. Остаться бы тут, и никуда идти не надо. Да и некуда идти. Я ведь вчера очень старался – показывал, что могу быть полезным. А вдруг нет, вдруг прогонят? И деда. Деда…»

У Тимки на глазах опять заблестели слезы, и он сердито утерся. Не ныть. Не стонать. Не рыдать. Делать. Так говорил отец. Так вбивал дед.

Мальчишка огляделся. Все, что можешь сделать на пользу дела – должно сделать. Странные отроки, обрядившиеся в кольчуги как взрослые ратники, вчера его спасли. Потом привезли сюда, в крепость, накормили. Так что, может, теперь он здесь будет жить… если позволят. В слободе позволялось жить только тем, кто был полезен. Мальчик еще раз посмотрел на остывший горн. С тех пор, как он, вначале вместе с дедом, а потом и сам, впервые развел в нем огонь, разжигать горн было его обязанностью.

Все, что нужно, нашлось тут же, в кузне. Дрова, несмотря на сырую погоду, оказались вполне сухими, да угля в ящике тоже было порядочно. Тимка наколол щепы, сунул в тлеющие угли и осторожно раздул несмелый огонек. Тот, почти как дома, Кузнечику подмигнул, быстренько взобрался по щепкам к аккуратно уложенным дровам. Лизнул на пробу предложенное угощение, чуть задумался, лизнул еще раз, а потом с легким довольным треском стал разбегаться по дровам.

Мальчик посмотрел на меха. Собственно, мех был один, чему Тимофей даже удивился. У них в кузницах меха всегда были парные, тянешь за веревку – один мех гонит воздух, отпускаешь – другой. Жар получался сильным и ровным. Тимка пожал плечами и потянул. Мех вздохнул, набирая полную грудь воздуха, и степенно, не спеша погнал свое ровное дыхание к огню. Тот довольно загудел, стрельнул искрами, и полыхнул, охватывая все дрова разом, заставляя раскалиться их белыми углями.

Тимка набрал тяжелый совок угля и закинул его в горн, когда дверь неожиданно раскрылась. На пороге, удивленно хлопая глазами на незнакомого мальчишку, стояла девчушка, чуть помладше его самого, растрепанная, наспех одетая в какой-то странный наряд – то ли юбка, сшитая как штаны, то ли штаны, скроенные как юбка. Разглядывая Тимофея, войти в кузню она не решалась, но и убежать не спешила.

– А Кузька где? – девчонка, не обнаружив того в кузнице, явно расстроилась.

– Не пришел еще, – Тимка еще раз качнул меха, и посмотрел на девочку, которая хлюпала носом и, похоже, собиралась разреветься. – Да ты зайди лучше, нельзя в кузнице на проходе стоять.

Девчушка поколебалась, не решаясь войти, потом посмотрела на свою руку, зажатую в кулачок, и осторожно вошла.

– А когда он придет?

– Не знаю, – мальчишка сочувственно посмотрел на гостью. – Они вчера поздно ушли.

– Мне очень надо, – она всхлипнула, и опять посмотрела на вещь, которую держала в кулаке. – Поломалось… Меня Анька убье-о-от!..
Глаза её наполнились слезами, губы задрожали.

«Сейчас разревется, как я вчера. Придется что-то делать».

Тимофей протянул руку. Девочка поколебалась, опасаясь отдать в руки незнакомому мальчишке очень важную для нее вещь, но, похоже, другого выхода не нашла. Несмело протянув руку, она вложила в Тимкину ладонь две сережки.

Кузнечик подошел к окну и поднес их к свету. Одна сережка оказалась совершенно целой, а вот вторая… Серебряная пластина с напаянным на нее узором была изогнута, проволока в одном месте отошла, а подвесной крюк отсутствовал вовсе.

Мальчик взял в руки ту, которая осталась целой, пригляделся к работе. Сложного в сережке ничего не было: на плоской, довольно аккуратно выделанной пластине напаяли узор из колечек и завитушек. Видно, что украшение уже чистили, и не раз, отчего и пластина, и проволока потеряли свой блеск. Опять же, пластина была совершенно плоская, а Тимка знал, что на плоском серебро не играет, надобно чтоб всегда изгиб был. Тогда полукруглая сережка начнет ловить свет от солнышка, и играть при самом легком движении головы. Крюк и вовсе сделан грубовато, выгнут из кованой проволоки.

– Поправим, – Тимофей уверенно кивнул девчонке и, порывшись в сумках, начал доставать свертки с нужным инструментом. – Еще лучше станут.

– Лучше не надо. Надо чтоб как было, – девочка вздохнула. – Я их у Аньки без спросу взяла. Померить только. Только я одну уронила, а пока нашла, она поломалась.

– Сама? – Тимка скептически посмотрел на сережку. Девчушка слегка засопела.

Мальчишка, прищурившись, взглянул на девчонку. Держать она себя умела. Даром что мала еще, слезы на глаза накатились, губы дрожат, а вот себя держит. Не то что его соседки в Мастеровой Слободе, те по любому поводу в рёв пускались. Тимка вспомнил, как он вчера разревелся сам, и как мальчишки-дозорные делали вид, что не замечают. А ведь нагорит ей… Сильно нагорит.

– Точно так не выйдет. Видишь, пластина немного помята. Я её, конечно, выправлю, но все равно видно будет. А вот если я их обе поправлю, то разницу и не заметишь. Да и отделаю так, что они намного красивее станут. Не дура же Анька на такое ругаться.

– Минька сказал, что дура. Она всегда ругается, – девчушка шмыгнула носом. – А ты сумеешь?

Тимофей уверенно кивнул и потянул сумку с инструментом. Девочка тут же пристроилась сбоку на табурете, на котором вчера вечером сидела Юлька.

– Меня Елька зовут, – девчушка наконец нашла способ познакомиться. Поглядев на разложенный инструмент спросила: – А ты кузнец?

– Ваши Кузнечиком прозвали. А кузнецом дед был. – Тимка вздохнул. – А вообще меня Тимофеем зовут.

Елька кивнула.

– Тебя на болоте вчера нашли. Мне Сенька вчера рассказывал, он в десятке гонцов состоит. Ой!.. – девчушка испуганно прикрыла ладошкой рот. – У тебя же дед вчера умер.

Чуть ли не больше всего на свете Тимка не любил, когда его кто-нибудь начинал жалеть. Особенно когда какая-нибудь дородная баба, вспоминая его умершую мать, начинала голосить: «Сиротинушка!..», пытаясь облапить и прижать к себе мальчишку. И удрать неудобно, и слушать тошно. Но тогда хоть дед мог рявкнуть «А ну, хватить выть, бабы! Чай, не покойник еще!» Тимофей покосился на девчонку. Нет, жалости в ее глазах не было, скорее испуг, что ли. Тимка даже удивился – а ей с чего пугаться то?

– У нас в поветрие тоже много умерло, – сообщила она. – А Нинеина весь вообще вся вымерла.

Скрип отворившейся двери прервал неловкое молчание. В кузницу ввалился улыбающийся Киприан.

– Здорово, Кузнечик! О, молодец, уже и горн развел! – Киприан отодвинул засов и крикнул – Гаврюха! Отворяй давай.

Кусок стены, оказавшийся здоровенной воротиной, открылся, пропустив в кузницу поток утреннего света. Через образовавшийся широкий проход вошел хмурый спросонья отрок.

– Во! – Киприан с утра был полон задора. – Я ж тебе говорил, что к нашему приходу горн гореть будет.

– Ну так и спали бы еще… – Гаврюха Киприанового веселья почему-то не разделял. – А эти мелкие чего тут делают?

Киприан пригляделся.

– Еля! А ты чего тут так рано? Матушка-боярыня увидит, ругаться начнет.

Тимофей за свою жизнь знал и побаивался только одного боярина – Журавля и, услыхав про боярыню, тут же навострил уши.

– У меня вот, поломалось, – Елька вспомнила про свое горе и всхлипнула. – А Кузнечик починить обещался.

Отроки подошли к столу.

– Ого, – покачал головой Гавриил, рассматривая покалеченную сережку. – Это те, что дядька Лавр для боярышни Анны делал? Как же ты ее так?

Тимофей слегка опешил – эта дура-Анька, оказывается, боярышня

– Надо в Ратное везти. Дядька Лавр поправит, – Гаврюха поморщился. – Сами не сделаем, инструмент больно тонкий надо.

У девчушки опять на глазах заблестели слезы. Испуганный взгляд метался между Тимкой и Гаврюхой, который продолжал вертеть в руках сережку.

Киприан перехватил умоляющий взгляд, которым девочка смотрела на Кузнечика и забрал у напарника поломанную серьгу. Посмотрел, прикинул работу. Почесал макушку.

– А точно сможешь? – обратился он к Тимке. – Как бы не запортить совсем. Работа дорогая.

Мальчик коротко кивнул головой.

– Вот этот? – Гавриил даже не рассердился, а удивился. – Ты что, сдурел что ли, незнамо кому такую работу доверить?

– Чего тут у вас? – поинтересовался вошедший в проход Кузьма.

Киприан показал поломанную серьгу.

– Вот же ж… – Кузька украшение узнал сразу. – Ну и визгу будет.

– Ну, пожалуйста, – Елька, уже не сдерживаясь, хлюпала носом. – Пусть Кузнечик попробует.

– Ишь ты, познакомились уже, – хмыкнул Кузька и обратился к Тимофею – Сделаешь? А то ведь и правда влетит по самое нехочу.

– Ну так теперь нам влетит, – продолжал упираться Гаврюха.

– А тебе-то за что? – ухмыльнулся Киприан и тоже глянул на Кузнечика – Чего делать надо?

– Отжечь, выправить на свинце, спаять. Это легко… – Тимофей задумался. – Но после пайки и отбела она будет сильно разниться со второй. Значит, вторую тоже в отбел. Но вот, как было, выглядеть уже не будет. Ее можно скруглить, чтоб не плоская была, ну, свернуть немного. Тогда серебро будет играть, и помятая проволока заметна не будет.

– А пластина? – Кузьма вспомнил, как Лавр делал эти сережки. – Батя с ней долго маялся, пока отшлифовал.

– Зачернить. Тогда то, что пластина помята, видно не будет. Видишь, тут серебро уже потемнело, и после чистки черное выглядит, ну как грязь. А если все начернить, а узор до зеркала сполировать, будет выглядеть нарядно. Даже лучше еще, чем сейчас.

– Если лучше, Анька ругаться не станет. Скажу, сам Ельке велел принести, чтоб почистить, да и Анька просила как-то. Давай делай.

Тимка принялся раскладывать инструмент. Киприан, уже принявший Кузнечика за своего в кузнице, насмешливо лыбился, наблюдая за округлившимися глазами Гавриила. Тот перехватил взгляд и насупился.

Тем временем Тимофей достал несколько запечатанных малюсеньких кувшинчиков, которые дед почему-то называл пузырьками. Затребовал пару мисок, насыпал немного порошка в каждую из своего пузырька, добавил воды. Поставил на угли с краю горна, и попросил снять, когда станет горячим. Бурчащий, но любопытствующий Гаврюха пристроился следить.

Кузнечик уложил обе серьги на железную пластину, подхватил клещами и понес к горну. Киприан стал к мехам. Кузьма с любопытством наблюдал, как двенадцатилетний сопляк, не произнеся лишнего слова, пристроил его подмастерьев к работе.

– Медленно. Еще медленней... – мальчик плавно повел рукой, задавая ритм. – Меха не дуть, дышать должны.

Угли потихоньку начали разгораться, железка, на которой лежали сережки, медленно наливалась вишневым светом.

Кузьма пристроился сбоку и ловил каждое движение.

– Сгорит. Как есть сгорит, – одними губами прошептал Гаврюха.

– Не… – Кузнечик не сводил глаз с сережек. – Не сгорит. А вот рассыпаться может.

Быстрым движением Тимка вынул пластину из огня и стряхнул сережки в миску. Вода с разведенным в ней порошком резко зашипела. Не ожидавший этого помощник отпрянул. Тимка вернулся к столу, подхватил медные щипцы и протянул Гаврюхе.

– Руками туда лазить нельзя, – пояснил он. – Только пинцетом. Вот так. Когда отбелится, надо промыть и на тряпице высушить. А я пока амальгаму приготовлю.

Мальчишки столпились у миски и, неумело ковыряясь пинцетом, по очереди доставали сережку из раствора. Елька путалась у них под ногами и требовала показать – не испортилось ли?

– Ага, значит, отбел? – Кузька вспомнил название проводимой операции. – И впрямь серебро белое, как молоко стало. А из чего он?

– Он разный бывает, – откликнулся из-за стола Тимка. – Этот из соли и винного камня.

Гаврюха, пытаясь пользоваться пинцетом, выполоскал серьги в кадушке, уронил, достал рукой, засунул обратно между губками пинцета, и направился к столу, вокруг которого уже собрались и все остальные. Елька уселась на свой табурет и внимательно следила за Тимкиной работой.

А работал Тимка и впрямь ловко. Не допуская ни одного лишнего движения, мальчик выровнял пластину на куске свинца. Тонкий пинцет уложил проволоку так, чтобы узор повторялся без всяких искажений. Натертая амальгамой пластина масляно поблескивала. Несколько вздохов меха, и проволока прочно приварилась к поверхности пластины. Снова отбел, легкие удары молотка, и рядом с наковаленкой легли две уже не плоские, а слегка свернутые полукругом пластины, на которых прочно сидел проволочный узор.

Из второго пузырька Кузнечик добавил порошок в миску с горячей водой – противно завоняло тухлыми яйцами. Бросил туда сережки, девчушка ахнула: они мгновенно стали черными. Мальчик аккуратно прополоскал их в воде, просушил тряпочкой, а затем той же тряпочкой набрал белого порошка и принялся чистить сережки. Там, где он тер, чернота уходила, появлялся серебристый блеск металла, красиво выделяясь на остававшемся черным фоне. Елька протянула было руку потрогать, мальчик глянул и улыбнулся. Она смутилась и руку убрала.

– Трогать нельзя. Рано еще.

Взял другую тряпочку, намотал на палец и макнул в третью баночку с темно-красным порошком. Серебристый металл начал зеркально блестеть, отбивая свет мерцающими искрами. Елька смотрела на сережки округлившимися глазами – такими нарядными, со сверкающим рисунком на темном фоне она их не видела.
Тимка потянулся за теми самыми щипцами с круглыми губками, что вчера так удивили Кузьму. Несколько аккуратных движений, и две откушенные от мотка проволочки изогнулись аккуратными подвесными крюками.

– Ловко, – Кузьма повертел в руках щипцы, названные Тимофеем круглогубцами. – Это ж сколько надо инструмента, что б на каждую работу свой был?

– А что, Евлампия, зарядка уже закончилась? – от чуть насмешливого властного голоса Елька, подпрыгнув на табурете, соскользнула на пол и, казалось, подумывала, чтобы спрятаться под столом.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Пятница, 17.10.2014, 01:42

Коняга

Дата: Пятница, 17.10.2014, 17:57 | Сообщение # 9

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Тимка обернулся. У входа, чуть прислонившись к косяку, стояла высокая женщина наряженная в странного покроя платье.

«У них что, все бабы так одеваются? Вон и Ельку под мальчишку одели. Хотя бабища, Верка кажется, вчера оделась по человечески. А может у них боярыни так одеваются?»

Тимка оглянулся на забывшую дышать Ельку.

«Точно, боярыня. Вон, стоит и меня разглядывает, а про девчонку вроде как и забыла. Ага, как же!»

Тимка все хитрости наказующей длани мастеров изучил собственной задницей, так что…

«Интересно, драть будут? Вряд ли... Елька девчонка и одета тоже странновато, значит, не из простых. Меня драть не за что, разве что мог дорогую вещь запортить. Ну, так не запортил же. И потом, я не сам, а с разрешения Кузьмы. А Кузьма… Он Кузьма Лаврович, таких не дерут. Значит просто влетит. Причем только Ельке».

– Это и есть вчерашний найденыш? Кузьма, что ж ты порядок нарушаешь? Его сначала Юлия должна осмотреть, а ты его сразу к работе приставил. Да еще голодного! – боярыня внимательно изучала Тимку, как будто прикидывала: ну и что мне теперь с тобой сделать?

«Ой, влипли…»

Ситуацию, когда деда обратился к одному, спрашивает с другого, а смотрит на третьего, Кузнечик не любил больше всего, поскольку означала она только одно: влетит всем. Выход-то Тимка из нее знал, но раскрывать рот ой как не хотелось – прогонят еще, и так не ясно что с ним будет. А в кузне хорошо… С другой стороны, два огромных девчоночьих глаза метались между Тимофеем и Кузьмой и почти в голос умоляли – ну сделайте что-нибудь, ну вы же мальчишки!..

Тимка вздохнул. Выход тут один – вину должен взять тот, кто ну нисколечки не виноват. И чем это неожиданней, тем лучше. Тогда если и не пронесет, то не так нагорит.

«Ладно, назвался Кузнечиком, придется прыгать. Как там папка учил? Надо сделать шаг вперед, тогда противник станет смотреть на тебя и забудет про остальных».

– Это я… сам… Не знал, что нельзя…

– Что?

Есть! Тетка опешила, теперь надо было срочно закрепить успех. Тимка принял свой самый виноватый вид.

– Я не нарочно…

– Что значит – не нарочно? Разве ты что-то негодное сделал?

Негодное? Тимка покосился на сережки, которые держал в руках Кузьма. Да вроде нет, ничего вышло, вот только что может взбрести в голову кому-нибудь из взрослых, никому не известно, и никакой логикой объяснить это невозможно. Деда, когда это услыхал, долго смеялся: «Ничего, когда вырастешь, ты тоже поглупеешь». Тимке хотелось бы верить, что не настолько.

Он опасливо покосился на боярыню. Был бы тут сейчас дед, то мальчишка готов спорить на что угодно, что он бы начал сейчас разговаривать с кем-то одним. Лично Кузнечик начал бы с младших, с Ельки то есть, тогда все моментом выплывает. Но взрослые почему-то всегда начинают со старших.

– Кузьма? Что тут у тебя творится? – Боярыня Анна определилась с выбором. Ну кто бы сомневался, боярин Журавль тоже всегда так делал.

– Да годное он сделал, еще какое годное, теть Ань! Вон глянь, как сережки починил!

– Какие еще сережки?.. Чьи это такие? – боярыня откровенно удивилась.

«Вот те на! Неужели не признала? Не ьывает такой женщины, которя не узнает свое в любом виде. Бабы, бывало, по осколку определяли, чей это был горшок, и кто его разбил. А может все-таки напортачили с сережками-то?»

– Да Анькины это, теть Ань. Видишь, какие стали теперь? – Кузьма бросил быстрый взгляд на Ельку и вдруг стушевался. – Ну, мы тут… Решили их… Это....

«Уййй, ну кто ж так врет-то? Не поверит боярыня, вот те крест не поверит. Эх… все дело завалил…»

– Сережка сломалась, мам. Я у Аньки их взяла, померить только. А она взяла и сломалась. Я сюда пришла, чтобы Кузька починил, а его не было. Зато Кузнечик… ой, Тимка, смотри, мам, как хорошо сделал – лучше, чем было. Может, Анька теперь ругаться не станет?

«Во отжигает... Хотя, после Кузькиного провала только и остается, что признаться. Не ожидал, что решится. Молодец девчонка, соображает, и дух не теряет. С ней – хоть в разведку, эт вам не Кузьма Лаврович. Ну, теперь одна надежда, что он с сережками не напортачил-таки, и работа боярыне понравится. Погоди-ка… МАМА? Так Елька что, тоже боярышня что ли?»

– И впрямь, не сразу узнала, что Анюткины … – боярыня опять начала рассматривать Тимофея.

«Че я, покрашенный, что ли?.. Пусть лучше на сережки смотрит» – Тимка на всякий случай потупился.

– А что ты скажешь, Кузьма? – обратилась она к племяннику. – Как мастер – оцени работу.

«Вот те и приехали… Баба у пацана про сережки спрашивает. А тот репу чешет. Ну, я бы тоже чесал от таких-то вопросиков».

– Батя такого бы и не сделал… Кузнечик-то вроде и похоже все, как он, а по другому как-то. И инструмент у него свой. Такое знать надо.

Боярыня опять развернулась к мальчишке.

– Кто тебя этому научил?

– Деда…

«Так, Кузнечик, допрыгался. Вот теперь возьмутся и за тебя. Надо производить впечатление».

Тимка подтянулся и одернул рубаху.

– Я слышала, дед тоже христианином был? Царство небесное…

Тимка вздохнул, и это не прошло незамеченным. Лицо боярыни смягчилось.

«Может, не прогонят? Возвращаться домой без деда не хочется… Да и нельзя возвращаться-то.»

– Еще чему-то научил? Или только сережки чинить можешь?

– Учил. И сам делать могу, если есть из чего. Чинить даже сложнее, самому делать проще…

– Ладно, – Анна, прищурившись, глянула на Ельку. – Раз уж тебе Тимофей помог, так и ты хозяйкой себя покажи: отведи его в трапезную, скажи дневальному, чтоб накормили. Потом в лазарет, к Юлии своди… Ну а потом, коли наставник Макар освободится, так он в Ратное Тимофея повезет, а нет, так пусть при кузне пока побудет. Кузьма, присмотришь? Заодно дай ему чего-нибудь сделать… Пусть покажет, что еще умеет.

«Дожил… Теперь за меня девчонка отвечать будет. Вот и делай людям хорошее после этого. Ну, ничего, зато Ельку, кажется пронесло».

– А потом, доченька, ко мне зайди. Да Анюте скажи, чтобы и она была… Сережки-то ей вернуть надобно, – голос боярыни настолько сочился медом, что у Тимофея заломили зубы.

«Эх, не прокатило, а так старались… Баба то она баба, а с логикой у нее все в порядке. Даром что боярыня».

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 13.11.2014, 16:52 | Сообщение # 10

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Медосмотр прошел на удивление быстро и без приключений. Елька, без тени смущения рассказывая страсти про то, как проводят осмотр мальчишек, привела изрядно струхнувшего Кузнечика к лазарету. Там и обнаружилась искомая Юлия, стоящая возле крыльца, и с удовлетворением наблюдающая, как два дюжих отрока скрутили какого-то болезного, с воем выскочившего из лазарета, и под кудахтание двух суетящихся вокруг девиц, поволокли обратно. Болезный при этом почему-то не сводил широко открытых глаз с Юлькиной руки, которой она отрабатывала странное, но явно режущее движение. Обнаружив рядом Тимку, она деловито уточнила, правильно ли она выполняет подсмотренное вчера движение кистью, потребное для ножа с такой заточкой. Получив краткое пояснение – почему именно так, и как рукоять ножа должна упереться в ладонь, она кивнула каким-то своим мыслям. А насчет медосмотра просто пожала плечами и вынесла вердикт – что надо было, она еще вчера увидела. Ничего не свербит, не чешется? Вот и ступай – к общей трапезной допущен.

Сразу по выходу из трапезной Кузнечика перехватил какой-то малец, явно дожидавшийся его у входа. Вытянувшись во фрунт, и чуть не щелкнув каблуками от усердия бодро отчеканил:

- Отрока Тимофея велено доставить к наставнику Макару. – И, махнув рукой куда-то в сторону добавил: - Там, на складах он.

Склады оказались здоровенным амбаром, с полками сплошь забитыми всяким барахлом.

- Получить два комплекта обмундирования, переодеться, ждать наставника, - кратко изложил смысл происходящего посыльный и тут же испарился.

Двое обретавшихся при складе мелких мальчишек сверкнули любопытными глазенками, прикинули размер, прошвырнулись вдоль полок и шустро собрали две смены одежды. Чего-то шкарябнули на выуженном из стопки листе бересты, и придвинули собранный скарб к Тимке.

- Переодеться за загородкой. Грязную одежу - в мешок. Новенький? Тебя куда определили?

- Чего?

- Поселили, говорю, куда?

Тимка малость растерялся.
- В кузню пока…

Мальчишки переглянулись, почесали затылки, а потом приняли решение.
- Значиться, на кузню и отнесем. А наставник Макар – вон он, в телеге. Лучше ты к нему иди, а то ему трудно.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Воскресенье, 16.11.2014, 21:03 | Сообщение # 11

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Мальчик несмело подошел к Макару и покосился на деловито снующих неподалеку отроков.

«И чего ему сказать? Вроде как докладываться надо. А как? Ну не кланяться ж в пояс: «Здра-а-асьте, дядька Макар». И эти, со склада, стоят, лыбятся. Щас скажут - из какой деревни, Емеля… »

Макар, глядя на душевные терзания найденыша ухмыльнулся. Надо же, озаботился как правильно себя поставить. Крепко, видать вбита в него эта наука, раз в новом месте, да среди чужих сама выскакивает.

- Кузнечик? Не стой столбом, давай сюда, – выручил он мальчишку.

Тимка облегченно вздохнул и запрыгнул на телегу, устраиваясь на соломе позади наставника. Макар оглянулся, покачал головой и похлопал рядом с собой – сюда, мол. Телега тронулась, и направилась к воротам, оставляя за спиной любопытствующие рожицы складских мальчишек. Ну интересно же! Не каждый день цельный наставник сопляка рядом с собой сажает.

За воротами дежурный отрок взял коня под уздцы, и успокаивающе поглаживая по морде, провел через мостки на паром. Отроки взялись за колесо. Тимка с интересом смотрел, как тяжелый мокрый канат степенно роняя капли взбирался на паром, затем, обернувшись несколько раз вокруг тяжелой дубовой оси, отжимал из себя остатки воды, и неспешно нырял обратно в реку с другой стороны.

- А покрутить можно?

Отрок зыркнул из под шлема сначала на Кузнечика, а потом на наставника.

- Не положено.

Тимка смутился. «Ну и ладно, не больно то и хотелось. Просто интересно, а они видят, что канат на барабан не ровно подымается, а сбоку. Он же трется сильно, крутить тяжело. Да и смазка у них того… А всего то надо канат во-о-н через тот столбик перекинуть». Пожав плечами, мальчик отвернулся.

Макар улыбнулся и решил потихоньку начать разговор, ради которого и усадил мальчишку рядом с собой.

- Что мастер, парома никогда не видал?

- Не видал. У нас мост через реку. И плотина. А на ней такое здоровенное водяное колесо стоит, еще побольше вашего. И когда крутится такая сила слышится… Кажется прицепи, и гору подымет. А у парома… Не столько сила. Скорее воля – вот велено ему на тот берег, и он идет – хоть ты ему что делай.

Паром добрался до другого берега, и Макар тронув поводья, направил телегу к дороге.

- Ишь ты. Так получается у каждой вещи своя сила есть?

- Не знаю. Наверное. Волхв говорил, что вся сила у богов. Вот ветер, огонь, вода или земля – в них сила. Или у человека, но людей тоже боги сделали. Дядька Климентий говорил, что сила только у бога, а остальное- тщета. А папка говорил, что настоящая сила только та, к которой человек руку приложил, а остальная – просто дикая, ничейная она. Вот ветер – могучий, как богатырский конь. Но толку с того коня пока он по полю носится. А накинь уздечку, так и ладью тащит, и мельницу крутит. Или вода – колесо вращает, огонь металл плавит, а камень – крепость крепит. Это полезная сила. А остальная… не знаю.

- А что волхв ваш дикую силу приручить не может?

- Ха.. Хвалится только. Я еще ни раз не видел, чтоб он молнию звал железо греть или громами ковал. Правда из кузни его громыхает знатно. А все равно старый Дамир мечи лучше кует. Знаешь какие делает – узорные, сталь играет – как шелком укрытая. И по человечьи кует – горн да молот. Не, волхв только говорит про силу богов, а сам, когда надо человечьей пользуется. Правда говорят, у вас тут, за болотом, колдунья живет. Вот она умеет. Давеча вон пошесть наслала. Не даром ее Невеей кличут – как одну из сестер-лихорадок.

- Ты про боярыню Нинею, что ль? Ну нет. Боярыня - бабка сильная, но лихорадку – нет. У нее самой от пошести вся весь вымерла. Да вон ее дом, на пригорке. И внучата ее бегают. А старшенькая её в крепость все время бегает, так что познакомишься.

Кузнечик чуть не подпрыгнул, уставившись на дом, который стоял на пригорке, чуть в стороне от веси. Там и правда носилась какая-то совсем мелкая ребятня, которая совершенно не отличалась от любой другой, даже в его Слободе.

- И что она их не съест? А волхв-то стращал…

Макар тихонько рассмеялся в бороду, стараясь, чтоб Тимка не увидел, еще обидится вдруг.

- Не любит, видать волхв твоего отца, раз он про силу богов так сказывает.

- А волхв никого не любит, себя только. Ну и еще богов немного.

- Сам так думаешь, или отец говорил?

- Отец сказывал, что в заморской стране водится такой драгоценный камень. Жемчуг называется, ну перл по нашему. Наши то перлы мелкие, из речки которые, а заморский бывает очень большой, с орех примерно. Но ценится он ой как дорого. А чтоб заработать купцы жульничают. Берут шарик стеклянный или каменный, а то и вовсе песок, и подсаживают в жемчужницу. Шарик покрывается тонким слоем жемчуга, а купцы и рады выдать его за настоящий. И деньги как за настоящий хотят. Только разница между ними вот в чем. Настоящий жемчуг хоть ножом шкреби, хоть напильником дери – он внутри все равно жемчуг. А поддельный ковырни – а внутри дрянное стекло. А деда как услыхал, так и говорит: «Неча за ним далеко ездить, у нас свой такой есть. Вон, волхва и шкрябать не надо, песок так и сыплется. А цену за себя как за настоящего хочет».

– Мудреные сказки твой отец знает. Ученый, видать человек. А что ты с ним не остался?

- Пропал он. С Боярином Журавлем уехал, и не видели его больше.

- Сгинул?

- Пропал. Он вернется. И обязательно меня найдет. Он обещал, что всегда вернется.

Макар задумался, наступила неловкая пауза.

- Вот что Кузнечик, давай-ка мы с тобой поохотимся. Зайцев вокруг много, подстрелить то я могу, а забрать сам видишь, трудно. Отец Михаил деда твоего похоронит, конечно, только вот телом он немощен. Негоже к нему без гостинца ехать. Я подстрелю, ты подберешь. Отцу Михаилу я с собой рыбки прихватил, а зайчатиной тетку Алену порадуем...

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Понедельник, 17.11.2014, 08:50

Коняга

Дата: Понедельник, 17.11.2014, 09:31 | Сообщение # 12

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

К тому времени, как подъехали к Ратному, в соломе, за спиной у умотавшегося Тимки, лежали целых два русака, подстреленных Макаром на лугу у леса. Сам Кузнечик, на время позабыв о своих горестях, с увлечением обсуждал третьего косого, в панике метавшегося по траве, но все же сумевшего скрыться в подлеске. Макар улыбаясь мальчишечьему азарту подогревал его интерес, рассказывая о повадках и хитростях лесного зверья, которое решительно не желало подставляться под стрелу охотника.

- А ты меня стрелять так научишь, дядька Макар?

- Отчего нет. Останешься в крепости, научим конечно.

Тимка, разом вспомнив почему он здесь, сразу погрустнел. Ну да. Если останется.

- А стрельбами у нас наставник Прокоп ведает. Только тебе, наверное, сначала самострельному бою научиться стоит. Он все ж полегче, - Макар оглянулся на поникшего мальчишку и поправил ему съехавшую чуть не на нос шапку. – Не переживай, все хорошо будет.

Телега проехала распахнутые ворота и свернула в какой-то проулок.

- Ну вот, почитай, и приехали. Сейчас с дядькой Аристархом переговорим, и сразу к отцу Михаилу.

Макар остановил телегу перед чуть ли не самым больших подворьем, из тех что проезжали на улице. В ответ на стук молчаливый холоп хмурого вида открыл калитку, глянул на Макара, и без единого слова стал открывать ворота. Макар тяжело спустился с телеги, передал вожжи подбежавшему парню и, поморщившись, чуть оперся на плечо спрыгнувшего с телеги Кузнечика. Мальчишка поднял глаза. Макар выпрямился и убрал руку.

- Ну пошли, Кузнечик. Будем со старостой знакомиться. Ты зайца-то одного прихвати с собой.

Староста оказался здоровенным, но очень крепким на вид мужиком с тяжелым, чуть придавливающим взглядом.

- Во, едрен дрищ, кто к нам пожаловал, - староста поднялся из за стола. – Да еще не один, а гостя привел. Здрав будь Макар. Присаживайся, давай. А это кто, нешто твой?

Тимофей с трудом оторвал взгляд, словно прилипший к лицу старосты и вопросительно посмотрел на Макара.

- Чего зыркаешь – Аристарх вдруг озорно ухмыльнулся, и тяжесть, еще секунду назад таившаяся в его глазах вдруг исчезла без следа. – Садись раз уж пришел. Беляна! А ну принеси гостям квасу. И зайца у мальца забери, а то он ему сейчас последние уши оторвет.

Тимка отдал зайца вошедшей откуда-то сбоку улыбчивой женщине, шагнул вперед, заколебался и опять с вопросом в глазах посмотрел на Макара. Тот кивнул. Мальчишка аккуратно пристроился на краешке лавки.

- Во как, – Аристарх с любопытством разглядывал паренька. – Молодец.

Вернувшаяся Беляна поставила на стол две миски с пирожками

- Вот эти – с творогом, а те – с грибами. А ты чего так с краю сел, не дотянешься ведь, - Беляна чуть подтолкнула мальчика ближе к середине. - Этим оглоедам только дай до миски дорваться, только зубами успеешь щелкнуть. Тебе квасу или узвару?

- А нечего зевать, - староста совсем по мальчишечьи ухмыльнулся и выудил из миски самый большой пирожок. – Давай, трескай, а то и вправду оголодал, пока доехал.

Мальчик осторожно потянул угощение с ближайшей ему миски, и убедившись, что Аристарх с Макаром завели разговор о чем-то своем и не обращают на него внимания, расслабился и принялся за еду.

- Эй, Кузнечик, - вопрос Макара застал Тимку посреди третьего пирожка. Тот прекратил жевать и вопросительно посмотрел на наставника со старостой. – Да ты не давись, жуй давай. Я вот чего хотел спросить. Ты вчера сказал, что мой нож – новгородской работы. А определил как? – Макар вытащил свой нож и положил на стол.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Понедельник, 17.11.2014, 09:56 | Сообщение # 13

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Тимка дожевал, запил узваром, поискал глазами обо что руки вытереть, обнаружил заботливо подложенную Беляной тряпицу, и только потом взялся за нож.

- Такие ножи делали в Новгороде очень давно. Сейчас такие почти не делают. – Мальчик развернул клинок так, чтоб на него падал солнечный луч, пробивающийся сквозь занавеску. – Вот смотри, дядька Макар. Эта полоса, на лезвии, на самой кромке, говорит, что нож сварной. У него лезвие сделано из стальной полосы, а щечки навариваются из мягкого железа. Притом полоска стали – очень узкая, почти не видно. А теперь вот тут, у острия посмотри. Видишь, как эта полоска загибается? Так получится, если стальная пластина на всю ширину клинка проложена. Похожие ножи новгородцы в старину делали, сейчас редко кто такие клинки кует. Кузнецы делают проще. На край железной пластины наваривают полоску стали. У такого ножа полоса пошире будет, и не так загибается к острию.

- Ишь ты, - Аристарх достал откуда-то из-за спины еще один нож и подал Тимке. – Вот такой? А в чем разница?

- А старые ножи куда как покрепче будут, дядька Аристарх. – Кузнечик поклал оба ножа рядом. – Старый нож он весь стальной, а значит и твердый. А чтоб не сломался при ударе как раз железо и наварено. Сталь проглядывает только тут, вдоль острия. Железо мягкое, значит и стачивается оно быстрее, когда им режут что-то. Вот и выходит, что стальная сердцевина всегда снаружи остается. Ты им режешь что-то твердое, а нож сам себя затачивает. Его править редко надо, только когда зазубрины появляются. И сломать его трудно – сталь железом прикрыта. Вот потому у него у острия и заточка с обоих сторон идет. Редкий клинок.

Тимка подвинул вперед аристархов нож.

- Этот нож сделать проще, значит кузнецу быстрее. И стали в нем меньше. Значит он – дешевле. Вот только сталь у него железом не прикрыта, а потому сломать его проще, особенно если сталь с изъяном. Затачивать его тоже все время надо, а значит снашивается он быстрее. А когда стальное лезвие сточится или сломается, то его останется только выбросить. – Тимка взял клинок в руки и провел пальцами вдоль лезвия. – Это не плохой нож, дядька Аристарх, не из дешевых. А тот – хороший.

Аристарх задумался, заметил, что Тимка прицеливается глазом на еще один пирожок, подтолкнул к нему тарелку – жуй, мол. Затем, решившись, направился в угол комнаты, принес оттуда меч, с тихим шелестом вытянул его из ножен, и поклал на стол.

- Ну а такие клинки как делаются знаешь?

Тимка отвлекся от кружки с узваром и взглянул на лежащий перед ним меч.

- Вроде Дамирова работа… а вроде и нет, - мальчишка склонился над оружием, внимательно его разглядывая. – Дамир на свои мечи клеймо не ставит, говорит – их завсегда по узору видно. Тут узор покрупнее, и у него еще как будто лесенка по лезвию идет. Если и Дамиров, то очень старый.

Тимка повытирал руки о тряпицу и взялся за меч
.
- Делаются такие мечи очень просто, и очень сложно, дядька Аристарх. Вот если взять нож наставника Макара, расковать его тонко, потом сложить вдвое-втрое и опять расковать, а потом еще и еще. – Тимка старательно рассказывал, явно повторяя чье-то объяснение. Или как будто урок повторял. - Вот и получится, что если у ножа этого три слоя, то у меча их наверно триста, а может и поболее будет. Тут я не знаю точно. А трудность заключается в том, что если какие-то слои не сварились правильно, то внутри такого меча невидимый изъян будет, и меч подвести может. Чтоб непровара не было, для флюса специальное стекло варится. Но самое трудное тут – закалка. У нас такие мечи только Дамир умеет делать, ну может еще сын его. Да и то, раз на раз не приходится. Только это неправильный меч для такой стали, дядька Аристарх.

- Неправильный? И что так?

- Правильно такие мечи делать чуток изогнутыми, на манер сарацинских. Эти клинки, они ведь тоже из мягких и твердых слоев состоят, а значит и затачиваются сами. А раз узор мелкий, то на лезвии что-то вроде пилы выходит, только зуб тоже мелкий. Таким оружием сподручнее резать, а не рубить. Но этот меч, наверное, для нурман делался, а они прямые клинки любят. Но все равно такой меч, если правильно сделан, крепче и гибче новгородского выходит.

- Умно, едрен дрищ, ничего не скажешь, - Аристарх покачал головой и убрал меч в ножны. – Ну а сам-то ты что делаешь?

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 27.11.2014, 21:08 | Сообщение # 14

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Разговаривать с Аристархом Тимке оказалось легко. Он задавал интересные вопросы, над которыми надо было поразмыслить, интересовался пацанячьей жизнью, что очень льстило, доброжелательно выслушивал рассказ о проделках, в которых Тимка даже деду не отваживался признаваться, легко поддерживал беседу, и никогда не хмыкал снисходительно, ссылаясь на возраст мальца. Чувствовалось, что тайную жизнь мальчишек он понимает, и относится к ней очень серьезно. А вопросы… Вопросы он задавал вроде и простые, а вот ответить на них было не всегда просто.

Видел ли Кузнечик боярина Журавля? Ну конечно, сто раз видел. А вот рассказать какой он… Журавля Тимка воспринимал как некоторую данность, что существует сама по себе, и ни в каких описаниях не нуждается. Вот как рассказать, какой ветер? Вот так и боярин Журавль, он есть и все. А бывает он… Ну как ветер, бывает разный.

Тимка невольно вспомнил свой последний поход к кабинету боярина, что заставило заерзать по лавке внезапно зазудевшей тощей задницей. Кабинет? Ну это горница такая, там боярин сидит, и кого надо к себе на разговор вызывает. Туда все боятся заходить. Не, Тимка не боялся. Ну разве иногда, самую капельку. А как не забоишься, когда боярин к себе вызывает, а сам ничего не спрашивает, только прищурится и смотрит?.. Как прицеливается. Приходится самому выкладывать, все подряд. Последний раз они с пацанами в ведро с маслом расплавленную бронзу вылили. Надо ж было посмотреть, что выйдет. Вот дед стекло в воду льет, фрита получается, песок такой стеклянный. А если бронзу? Не, кузница не сгорела. Не вся. И не обгорел никто – ковшик-то на длинной ручке насажен был, не маленькие, чай, осторожность соблюдать приучены.

А за кузню, да, нагорело, полные штаны, и не только ему. Вообще, если заводилой какой-нибудь проделки становился Кузнечик, то наказывали всегда меньше, а если всю вину выкладывал честно, и брал ее на себя, то почти всегда наказывали его одного, и то не сильно. Сообразившие это мастеровые мальчишки единодушно приняли его за главного в своих затеях, не оставляя, однако, отдуваться в одиночку в особо тяжелых случаях.

Пацан? Это такой правильный мальчишка, который свой в доску, и на него можно положиться, не предаст. А может и не только мальчишка, вона Журавль говорил, что нурманы – правильные пацаны, а они уже старые все. Ты, дядька Аристарх? Ну, наверное… Верить можно, по пустому не сдашь. Кузька? Важный он какой-то, Кузьмой Лавровичем величается, и не покраснеет даже. Хотя он ничего, не задается. А вот Федька рыжий и близняшки, вот они – точно пацаны.
Тимка, польщенный дружеским вниманием сильного, уверенного в себе человека, щедро выплескивал на него все свои секреты, все бродившие по слободе слухи, басни, а то и вовсе сказки.

Где кроме кузни еще любил играть? Ну, пожалуй, в конюшне, где маленьких жеребят держат. Они такие потешные, и бегать с ними всегда весело. Только последнее время мальчишек на конюшню не пускали. А зря, между прочим – у Тимки была пара неслабых идей по ее отоплению.

Мальчишки? Да, все мастеровые. Так слобода-то мастеровая, там больше никого и нету, ну семьи, и пацаны еще, которые из других селищ в обучение привезены. Да, девок тоже привозили, их ткать учат. Мальчишек разному ремеслу обучают, но в основном по технике.

Техника? Это такие штуки, которые мастера делают. Не, меч – не техника. И молоток тоже. А вот меха на водяном колесе – техника. В дедовой мастерской меха ишак крутит – это тоже техника. Ишак – это так осла зовут. Маленькая лошадь такая, упрямая, скотина. Помнится, Тимка попытался его заставить по кругу ходить, чтоб без остановок.

Аристарх улыбнулся, заметив, что мальчишка опять поерзал задом по скамейке. В рассказе Кузнечика было много чего-то неясного, а чего именно староста и сам уловить пока не мог. Так что пока пусть говорит, может что выплывет. Аристарх посмотрел на Макара. Тот еле заметно качнул головой - у самого, мол, голова кругом идет, со вчера еще.

А про коробочку такую, что там стрелка всегда на север кажет? Ну конечно знает, деда их и делал, а Тимка помогал даже два раза. Не, это не техника. Это – плибор. Кажется. Как какая разница? Тимка даже захихикал. Тут понимание иметь надобно: струментом – работают, техника – она сама работает, а плибором померить можно. И вовсе эти словечки не мудреные – все так говорят.
Учиться, да, тяжело. Весь день и учатся. Какие-то уроки все вместе учат, чтение, письмо, или там математику. Это всем надо, даже из лешачей слободы лешачата на полдня приходят. Вот эти закорючки, как на ноже? Ну да, числа и есть. А что и другие бывают? Ну так теми только в письмах писать. А считать – числами. А после все расходятся по мастерам, ну кто к какому делу приспособлен, тот у того мастера и учится. А лешачата к себе - но подраться все равно успеваем. Не не сильно. Просто они задаются.

Сам Кузнечик учился у многих мастеров, почти у всех понемногу. Но больше всего – у деда, и у отца еще, когда он дома был. Еще Фифан учит, но тот почти всегда с дедом работает. Фифан – он аж из самого Константинополя. Ну Феофан, так Фифан же легче выговаривать. Боярин его Феофан Грек дразнит, и смеется, а Фифан злится. Рисовать учит, и резать по дереву еще. Ученый муж. Алхимик. С придурью только. Чем алхимик занимается? Ну этого точно вообще никто не знает. Видел, что спирт делает, говорит для спиртовок, а сам пьет. Тимка поморщился. Угу, вот так, как в этой фляге и воняет.

Взрослые? Учатся, конечно. Лешаки, к примеру, всегда около слободы тренируются. Лешаки – это вои такие, они всегда в лесу воюют, и прятаться горазды. У них еще одежа такая, ну из лоскутков, как из листиков сшитая. Прошлой осенью бабы матерьял луковой шелухой красили, так такая одежа получилась, что в осеннем лесу ни в жисть не разглядишь. Смотришь – куст-кустом, пока не споткнешься об него, так и не поймешь что человек живой. А учеба ихняя – это смех один. Вона прошлым летом они тренировались реку фоль… фор… Перебираться через реку, в общем. И чего там учиться-то – плавай да купайся. Они почти что цельный день так и делали. Эт тебе не молотом махать, пацаны на такую учебу все как один обзавидовались. А чего у нас учатся? Так живут они через реку, там и слобода ихняя. Ну и нашу охраняют. И пацаны ихние у нас часто бывают. Они нам свистульки делают, ну такие что птиц подманивать. А мы им зимой на коньках кататься даем. Коньки? Ну это такие штуки, на ноги цепляются, чтоб по льду на речке быстро бегать. Весело. Еще лыжи бывают. Это как полозья от саней, тоже на ноги цепляются. В них по снегу бегать можно. Не, в снегоступах с горки не покатешься.

Христиане в слободе есть, да почитай половина мастеров христиане. А мастер Дамир с сыном так и вовсе бусурманы. Волхв злится, а Журавль сказал – пусть. Он мастеров никогда не обижает. Это Тороп, гнида на него наговаривает - и что девок ему в крепость посылают, и что людей боярин в подвале мучит. Брехня это - что, Тимка дядьку Журавля не знает? Ну да, дядька, все слободские пацаны его так кличут. А другим нельзя, только мы. И про подвалы брешут, Тимка их все излазил, ничего там интересного нет, бумаги только. Ну да, на Горке которая, крепость-то. И ничего она не каменная, обложена только. Вот подвалы да, каменные, потому сухие, а горницы - ну разве ж нормальный человек среди каменючья жить будет? Так то ж греки, у них все не как у нормальных людей.
Чего? Почему Тороп гнида? А деда говорил. Тороп вообще никакой ни главный, просто, когда Журавль уезжает, так важничает, нос дерет. А сейчас так и вообще. Ведет себя, как будто думает, что боярин не вернется и ему не задаст.

Мамка у Тимки умерла, он еще маленький был. Он ее почти не помнит, но очень скучает. Как скучает если не помнит? Вот потому и скучает, потому что не может вспомнить. У всех мальчишек мамка есть. Когда надо – поплакаться можно. А когда и взгреет, ну так Тимка не боится, он всегда честно терпел за все, что натворил. И даже у пацанов из других селищ, которых от родителей забрали, мамка все равно есть. Где-то там, но есть. Где папка Тимка не знает. Он всегда с Журавлем уходил куда-то, и всегда надолго, а однажды просто не вернулся. Нет, ему не говорили что случилось, сказали – позже, когда подрастешь. Обидно, конечно, но это, наверное, пока не его тайна. Но ни тризну, ни панихиду не служили, так что Тимка уверен – встретятся.

Жил Кузнечик с дедом в слободе. Ездили куда редко, в крепость да в храм. В крепости деда часто бывал, он над слободскими мастеровыми старшина, а в храме работали. Грех, наверное, но если храм сгорит и людей попалит, так это еще больший грех.
Отчего из слободы ушли? Этого мальчишка не знает. Деда намедни в крепости по делам был, а днем лешаки приходили, они с дедом долго шептались. Деда тревожный весь день ходил, а вечером сказал «собирайсь», и они ушли. Тимка сумы и собирал, как деда и сказал – самое главное, струмент, который редкий, и что унести можно. А еду не, не брали, ее Лешак принес. Так он Тимку с дедом до самого болота почитай и привел. Шли не по дорогам, лесом в основном. Ну еще иногда на лодке, если по речке.

Лодки своей нету, Лешак у местных брал у кого-то, а потом оставлял, где надо. И еду у местных иногда. Почему иногда? А у лешаков по лесу заначки раскиданы, в дуплах, бывает и прикопаны. Заначка, это такая схованка, где лешаки харч прячут. Оно удобно выходит, когда цельный день в лесу, не надо в село идти, открыл заначку и съел. Там, конечно не каравай из печи, но сухари и сушеная рыба, а то и мясо, всегда были. За схованкой кто-то из местных охотников смотрит. Он и заначку пополняет, у него и остановиться можно, если надо. Нет, у местных не останавливались, лесом шли. Откуда знает? А пока шли, лешак деду рассказывал, а Тимка слышал.

К кому шли Тимка не знает. Лешак через болото на плоту перевез, сказал дальше сами, он не пойдет. На случай если не сложится чего-то, пусть возвращаются, евонный человек там будет еще две седьмицы ждать. Не, тропинка нехоженая, Тимка и не увидел бы, если б леший не показал. А что должно сложиться, Тимка так и не узнал – сразу как из болота вышли, на них кабан напал, и деда умер. Да, тут деду будет спокойно, спасибо большое, дядька Аристарх. Сам бы он похоронить деда не смог. Еще никогда никого не хоронил.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Четверг, 27.11.2014, 21:10

Коняга

Дата: Суббота, 29.11.2014, 20:53 | Сообщение # 15

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Староста чуть задумался, поморщился досадливо, глянул на мальчика и вздохнул.

- Да ладно, чего уж там. Не стоит за такое благодарит. Таки свои – христиане. Ладно, давай-ка ты собирайся, пора тебе идти с дедом прощаться. Вон, тетка Беляна заждалась уже. Давай иди, мы с наставником Макаром тебя тут подождем.

Тимка выбрался из-за стола, подошел к Беляне. Та улыбнулась, взяла за руку.

- Не бойся. Идем. Там Тетка Алена холопку прислала, сказала все готово уже, тебя ждут. А ты как к отцу Михаилу подойдешь, не забудь поклониться и благословения спросить…

Аристарх задумчиво смотрел на закрывшуюся за Тимкой дверь. Макар с остервенением шкреб бороду.

– Не может такого быть, – наставник в сердцах стукнул кулаком по столу. – Вот просто не может. Блаженный он что ли?

Аристарх отставил кружку с недопитым квасом в сторону.

– А что не так, Макар?

– Да все не так! – с досадой тряхнул головой тот. – Если человек, пусть даже сопляк, встретившись с первым поперечным выкладывает ему все, что про своих знает, так он или врет безбожно, или ничего не знает, или он блаженный, и не ведает, что творит!

Беспокойство увечного воина было понятно: Ратное, всю свою историю находившееся в состоянии войны всех и со всеми, такой откровенности с чужаками не знало. И уж тем более со стороны только что крепко побитых заболотных.

– Так врет, или не знает?

– Вот и говорю, блаженный он.

– И что, похож?

– В том-то и дело, что не похож. Правильный пацан, говорит? Ни хрена, нет в нем ничего правильного. Чужих он не боится, и даже не знает, что бояться надо.

– Ну так это не первый неправильный пацан, которого мы знаем, – Аристарх ухмыльнулся, увидев ошарашенное лицо наставника. – Да нет, с Кузнечиком как раз просто все. Матери не знает, отец пропал, деда только что потерял. А тут Мишкины отроки его спасли, не бросили, по-доброму отнеслись. Пацаны! В первый же день мастерство его оценили, на второй – боярышне в беде помог. И тут за стол посадили, поговорили, за зайцами побегали. Ему надо к кому-то прибиться. Вот к кому прибился – те и свои. Ну и мы к нему с уважением, как со взрослым говорили. Вот и потянулся он. Потому и говорил не таясь, не чуял он тут чужих. Его за своего приняли, и он как со своим заговорил. А от тех, которые «свои», он с дедом сюда бежал.

– Все равно не верю. Ты вон на Мишкиных приемышей посмотри, на Матюху особенно. Они вроде и прижились тут, вон, даже родней Лисовинам заделались, а прошлую жизнь не сильно-то сказывают. Не может быть такого, чтоб малец первому встречному всю свою жизнь выкладывать начал.

– Да Матюха твой жизни хлебнул, еще мальцом-то. Такое и захочешь, не расскажешь. Шутка ли – выученик жриц Мораны. У таких друзей нет, а у Кузнечика – врагов нет. Ты по разговору послушай. Не научила его жизнь чужаков беречься.

– Ну ты староста завернул. Врагов у него нет. Он что в раю жил, что ли?

– Может и в раю. Да только из рая просто так не сбегают. Тем более от своих. – Аристарх потеребил бороду. – Не о том думаешь, Макар. Ты вот скажи, как он тебе сам по себе?

– Да как, отрок как отрок, – удивился вопросу Макар. – Наивен по малолетству, но смышлен, думает быстро. Объясняется… хм… я тут ему, пока ехали, вопрос задал, так он в ответ целую сказку рассказал. Тут он мастер, девки млеть будут.

– Воин?

– Какой-там. Даже не охотник. Зайца битого за уши нёс, у нас сопляки пятилетние пыхтят, но за лапы волокут. Да ты сам видел - ножи держал, не как ударить, а как наточить сподручней, а к мечу считай и не прикоснулся.

– И был бы он в Ратном, куда бы ты его определил? В обоз, к Бурею?

– Да какой обоз… – Макар осекся.

– Вишь как интересно выходит? Кому такой мальчонка мог понадобиться? Ведь не сорняком рос. Почти спаленную кузню почитай простили. С ватагой сверстников приучали справляться. Да что приучали, толкали мальчишек к нему, даже тех, кто постарше. Командует Кузнечик – значит не накажут. И притом так тихохонько делается, что у тех и мыслей не возникает, что без мальца вообще что-то можно делать. Но ведь не воин он, и близко не воин. И учат его на совесть. Сколько сил потратили – как он про твой нож расписал – любо дорого послушать, такое не всякий вой знает. А к мечу только коснулся, в руки не взял. То есть ножи он знает с рук, а мечи – со слов, а значит слышал он те слова от кого-то. Ну а когда вырастет, кому он такой, а главное – для чего нужен? Для обоза он слишком умен, слишком хорош, слишком деятелен. Вой из него никакой, и в мыслях у него подобного нет – ни остеречься, ни победить. Мастеровых и прочих челядных управлять так людьми не учат. Боярских детей так не воспитывают, они слово власти с молоком матери впитывают. Все журовские в один голос твердят, что на христиан гонения, а у них в слободе вообще непонятно кто живет. Что там происходит? Готовят его к чему? Да и вообще – кого и для чего в этом «раю» собрали?

– То-то ты ему меч подсунул. А если бы опознал мальчонка?

– Правильно говоришь. Опознал бы – мог бы замкнуться. Тогда пришлось бы из него вытряхивать все. И четверти бы не узнали, что он на нас сейчас вывалил. Просто не знали бы что спрашивать. По лезвию того меча сейчас прошли. Правильно ты подсказал – за стол посадить и накормить.

– Да так вчера и сделали. Только меч он все равно, почитай что опознал. На мастера указал. Да и на слободу эту ихнюю, где дед старостой был.

– И опять не о том говоришь. Он среди мастеров жил. Которые эти мечи делали. А пятнистые – лешаки эти, мастеров охраняли. И теперь дед с внуком к нам бежит, некуда тут больше, а лешаки их охраняют по дороге. Улавливаешь?

– Так выходит лешаки нам эти мечи чуть не с поклоном принесли? Берите, люди дорогие, пользуйтесь? –Макар задумчиво полез в бороду пятерней.

– Почти. Они привели к там того, кто должен был торговаться. Что-то там у них происходит, о чем понятия не имеем. Слобода – целая слобода! - таких мастеров! - Аристарх с силой саданул кулаком по столу. - А мы и знать не знаем, чем они там заняты. И ведь они ее тихарят. Нам рассказывали, что раз забрали туда – считай, в могилу. Девки морды себе увечили, чтоб их не забрали, а их там ткать учат. И мальчишек – этой ихней... технике, - последнее слово староста мало что не выплюнул. – Мало они на нашу голову шеломов наковали. А еще что? Да и школа эта… Нашей, ратнинской, далеко до нее, да и в Турове я про такие не слыхал. И не слову Божьему ведь учат. Мастерству. Кого? Смердов?

– А от чего они бежать то могли? – До Макара начала доходить суть вопроса, который в полный рост поставил перед ним ратнинский староста. - Не могли они от Журавля в бега податься? Вернется ведь скоро?

– Может и так, да только вряд ли. Нет, они там жили – страха не знали, - Аристарх покачал головой. – Дядька Журавль! При том, что все заболотные одного имени его как курята от хоря шугаются.

– И еще, вой этот, лешак. Он же Журавлев воин, так? И из лучших, верно? Зачем его воину выводить к нам старосту мастеровой слободы, не одного, а с внуком, да еще и тайно?

Аристарх медленно кивнул. Кто-то, пока боярина нет, забрал старшину его мастеров, переправил через болото и направил в Ратное. И этот кто-то намерен ждать на краю болота две седмицы. Кто-то хотел передать ратнинцам что-то очень важное, и кто-то будет ждать разговора. И именно его, старосты, работа заключается в том, чтобы этот разговор состоялся.

– Вот что наставник. Забирай-ка ты этот почечуй ходячий в крепость. Нечего ему тут перед всем Ратным светиться. Присмотри за ним. Рассказчик, говоришь знатный? Вот пусть и рассказывает, только не все чтоб слушали. Он нам такого расскажет, не девки, сами млеть будем. Только доверие его не потеряй. Он к нам как к своим отнесся? Вот и нам к нему так отнестись надо. В Ратном такого не выйдет, как не крути – чужак он. А вот у вас в крепости – можно. Да и еще, лешак этот… Ждет он нас на болоте. Вот и проведай, пусть видит, что поняли мы его. Придем, поговорим.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Среда, 28.01.2015, 17:25 | Сообщение # 16

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

***

К крепости подъехали уже затемно. Тимка, Когда понял, Макар его не оставляет в Ратном, и решение судя по всему окончательное, заметно расслабился. По дороге немного похлюпал носом, вспоминая похороны деда, а потом начал задавать бесчисленные вопросы: «А что? А как? А почему?». Макар, чуток про себя забавляясь, отвечал обстоятельно, продолжая принятую игру во взрослого. Сам спрашивать не стал: Тимкины вопросы рассказывали о нем самом куда больше. Непоседливого и предприимчивого мальчишку интересовало буквально все – и порядки в крепости, и почему отроки в кольчугах, и чему их учат, и правда ли что его теперь тоже стрелять научат? От избытка впечатлений, а скорее всего, просто вымотавшись от всего с ним происшедшего, Тимка побегал вокруг телеги, гоняя зайцев, потом забрался обратно, и быстро угомонился, закопавшись в солому. Будить его наставник не стал – слишком много всего навалилось на мальчишку, и поспать ему сейчас – самое первое дело.

Перебравшись на пароме через реку, Макар с сомнением посмотрел на спящего в телеге мальчишку. Нет конечно, если отвезти его в крепость – там пристроят, но уже отбой, а значит и самому задержаться придется, пока мальца с рук на руки сдаст. В кузню его снова вести ночевать отчего-то не хотелось - поспать бы мальчишке по-людски, намаялся же... Сам-то он все равно собирался сегодня на посаде заночевать - Верка небось уже заждалась. Макар прищурился на нагло развалившуюся промеж облаков луну, и направил телегу в посад, решив забрать мальца на ночь к себе в дом.

Верка, появилась в дверях при скрипе открывающихся ворот, но выходить из дому не стала, поджидая мужа на крыльце. Макар не спеша завел под уздцы лошадь, но распрягать не стал. Вместо этого подошел к телеге, чуток постоял возле нее, о чем-то раздумывая, а потом подобрал уснувшего мальчишку на руки и направился к дому. Верка, по шире распахнув дверь отошла в сторонку. Порыв осеннего ветра взъерошил и без того растрепанные волосы мальчишки. Кузнечик, не просыпаясь, зябко поежился, посопел и, покрепче ухватился за шею Макара, уткнувшись носом ему в плечо. Макар на мгновение замер, пытаясь удержать равновесие на больной ноге.

- А ну, мать, постели где-нибудь, мальца уложить…

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Среда, 28.01.2015, 17:29 | Сообщение # 17

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 2
Питер, закрытая лаборатория, конец лета 199х

Максим Леонидович открыл дверь в лабораторию, вошел и остановился, взглянув на своего пациента. В глубине комнаты, возле самого окна, в инвалидном кресле сидел черноволосый мальчишка, ну никак не выглядевший на свои 19 лет. Максимум 16, и то если будет очень стараться, изображая из себя взрослого. Парнишка взрослого, впрочем, не изображал, а сидел у окна, внимательно разглядывая предмет, который держал в руках. Профессор закрыл за собой дверь, замок тихо щелкнул. Юноша обернулся, строгие серые глаза внимательно посмотрели на гостя, и лицо, заостренное болезнью внезапно осветилось улыбкой, как будто лампочку кто внутри включил. Он тронул ручку джойстика и кресло послушно развернулось.

- Вот, возьмите, дядя Максим, - паренек протянул профессору предмет, который только что рассматривал.

Максим Леонидович неторопливо подошел, забрав вещь и опустился в стоящее рядом кресло. Кортик был хорош. Строгий, без обилия позолоты, присущей современным декоративным клинкам, он выглядел богато, но совершенно определенно создавался как оружие. Ножны, обтянутые тонкой тисненой кожей были украшены стилизованным под Древнюю Русь орнаментом, слегка оттенённым золотой проволокой. Такая же проволока еле заметно поблескивала на хватке рукояти и тем же орнаментом, спускалась до середины клинка. Профессорповертел кортик в руках и щелкнул по лезвию, которое отозвалось еле слышным
звоном. Максим Леонидович улыбнулся: в семье старого башкира прилагательного
«дрянная» применительно к слову «сталь» не признавали.

- Русь?

- Эклектика, - ухмыльнулся мальчишка. – Всякого наворочено. Если вы про Древнюю Русь, так тогда таких не было.

- Спасибо Дим, щедрый подарок, - профессор еще раз взглянул на клинок. – Сам делал? Не жалко?

- Ну, типа сам, - Димка пожал плечами. - Только отец все равно над душой стоял, да и дед курировал. Это мой первый клинок, я его для себя хранил, на память. А теперь он мне вроде не нужен. Вот, решил вам подарить.

- Эклектика, говоришь, - профессор внимательно посмотрел на племянника. – И словечки какие знаешь.

- Мама научила, - улыбнулся тот. – Это у нее любимая прическа такая.

- Вообще-то эклектика – это смешение в одном предмете совершенно разных времен и стилей, - профессор отложил кортик в сторону и взялся за свои очки. – Ваше поколение такой терминологией редко оперирует.

- А что такое время, дядь Максим? – Димка тут же воспользовался шансом перевести разговор на интересующую его тему.

- Не знаю, - неопределенно пожал плечами профессор. – Да и никто не знает.

- Ну, я слышал, что время – это четвертое измерение. Во всяком случае очень похоже. Только непонятно, почему мы можем двигаться по времени только вперед.

- Хм… Если так рассматривать… - Максим Леонидович задумался. – Если хочешь понять что-то очень сложное, сведи к простому. Например, возьми какого-нибудь жучка, который живет на плоскости. Тогда ты можешь представить наше третье измерение в различных для него вариантах. Вот к примеру, видишь, на потолке паучок?
Димка глянул на жирнющего паука, примостившегося в углу, и кивнул.

- Это Коша, один из наших самых ценных сотрудников. – Улыбнулся профессор. - Он помогает нам размышлять.
Димка хихикнул.

- Смотри, его мир – это плоскость. Он живет на плоскости, двигается на плоскости, кормится на плоскости.

- Но он же может перебраться на стену? – возразил Димка.

- Может. Но это будет просто другая плоскость, а угол между ними – просто эффект кривизны пространства. А вот теперь представь, что паучок сорвался? Что будет?

- Ну, вниз полетит.. Ага, - сообразил Димка, - он будет двигаться по третьему измерению только в одном направлении.

- Верно, и изменить это направление он может только в том случае, если имеет специальные органы – например крылья, или специальные приспособления.

- Ага, а поскольку органов у нас нет, то вы пытаетесь сделать приспособления.

- Тут все сложно Дим. Вот к примеру, паук, который живет на потолке, силу третьего измерения ощущает одним образом, который на стене – другим, который на подоконнике – третьим. У каждого из них свое ощущение пространства и сил, которые в нем действуют. У них разное понятие об устройстве вселенной. Даже логика у них разная. Для одного прыжок – смерть, для другого – риск, для третьего – обычный способ охоты.

- Как там твои анализы? – после паузы спросил задумавшегося паренька профессор.

- Да, как… - Димка поморщился от внезапно накатившей боли и поерзал в кресле, пытаясь расслабиться. - Три месяца они мне обещают.

- Не много, - профессор спрятал очки в карман и посмотрел на племянника. – Значит времени нам с тобой терять нельзя.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Среда, 28.01.2015, 17:57

Коняга

Дата: Понедельник, 25.05.2015, 13:53 | Сообщение # 18

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Посад у крепости

Начало сентября 1125г.

Чья-то сильная рука встряхнула Кузнечика за плечо, выдергивая из сна, как репку из грядки. Тимка чуть не подскочил на постели и ошалело захлопал глазами.

- Поднимайся парень. Только быстро, - Макар прислушался к тревожным ударам в било, проникавших через открытую дверь.

- А? Что? – не проснувшийся до конца Тимка попытался сообразить, где он сейчас находится. Казалось, вот только заснул в телеге, а тут на тебе - незнакомая изба откуда-то взялась, да и вообще, утро уже.

- Не знаю еще, так просто тревогу не поднимают, - Макар поскреб бороду, раздумывая, что делать с мальцом. – Вот что. Я сейчас с дядькой Андреем в крепость отправлюсь, а ты тут тетке Верке помоги собраться. С ней в крепость и придешь.

Мальчишка быстро оделся, поскакал на одной ноге, натягивая не вовремя заартачившийся сапог, и выскочил во двор. Макар, о чем-то коротко переговорив с воином, сидевшим в остановившейся у ворот телеге, правила которой почему-то совсем молодая баба, подсел к нему. Кивнул на Тимку стоявшей тут же Верке. Воин, видимо, как раз тот самый дядька Андрей, как догадался Кузнечик, скользнул по мальцу ничего не выражающим взглядом и молча хлопнул по плечу женщину. Та переглянулась с Веркой, коротко улыбнулась Тимке и тронула поводья.

- Тима? Тимофей! – негромко окликнула мальчика Верка. – Пошли в дом. Я сейчас что-то из вещей соберу, да холопам скажу, что надо, а ты выноси узлы во двор, к нашей телеге. Холопы их сами уложат.

Собрать все нужное оказалось делом не скорым. Обычно громогласная хозяйка неожиданно тихо, вполголоса указывала помогавшей ей холопке, что и куда нужно упаковать, Кузнечик вместе с Тришкой, ее сыном, мальчонкой лет девяти, волокли тюк во двор, а там его подхватывал ражий детина, видимо глава холопьего семейства, и аккуратно укладывал в телегу. Тришка сопел, пытаясь волочь немаленькие узлы, посверкивал на Тимку любопытным взглядом, но разговаривать не пытался. Разве что, получив от отца подзатыльник за уроненный на ногу тюк, старался держаться к Кузнечику поближе, окончательно признав его за старшего в нелегком деле погрузке хозяйского добра. Впрочем, дожидаться окончания сборов Верка не стала. Убедилась только, что все будет сделано, как следует, и велела холопам сидеть наготове - ждать, пока какой-то дед Семен всем велит в крепость ехать. А сама вместе с Тимкой поспешила к крепостным воротам пешком, благо идти было недалеко - Тимка даже оглядеться толком не успел. Так что к воротам крепости они подошли уже засветло.

За воротами, по Тимкиным представлениям, происходило что-то вроде столпотворения. Впрочем, суеты особой не наблюдалось, просто казалось, что во дворе крепости, перед воротами собрались все ее жители. После Веркиного «погодь тут» мальчик остановился и с любопытством начал присматриваться к колонне оружных отроков, что выстроилась перед воротами, держа под уздцы коней. Попытавшись разглядеть знакомых мальчишек, тех, что привели его с болота, он подошел ближе, и это не осталось незамеченным.

- Стой! Кто таков? Что тут делаешь? - резкий окрик заставил Тимку попятиться назад. Занятые своими делами отроки оглянулись на окрик.

- А… Кузнечик. Оставь его, Демка, - откликнулся знакомый голос Кузьмы.

- Найденыш твой? – тот, кого назвали Демкой скривился. – Ну и разбирайся с ним. Нечего ему тут делать.

Кузьма снял шлем и властным движением передал его стоящему рядом отроку. Подошел к Тимке, посмотрел в глаза. Мальчишка окончательно растерялся. Знакомого ему Кузьки, который заглядывал ему через плечо давеча вечером, не было. Был молодой воин. Командир, которого безоговорочно слушались закованные в броню отроки. Кузьма Лаврович.

- Ты, Тим, не стой тут, - Кузьма взял Тимку за плечо и потянул куда-то в сторону. - Не дело это на пути конных стоять. Ты с кем пришел?

- С теткой Верой, - Тимка сглотнул. – А вы уходите?

Кузьма кивнул.

- Ляхи к Ратному идут. Вернемся… - он задумался. – Не знаю, когда вернемся. Ты, пока нас нет, за кузней присмотри. Просто чтоб порядок был.

В голосе Кузьмы не прозвучало просьбы, но и приказа тоже – приказы Тимка понимал хорошо. Скорее там слышалось просто утверждение, что это должно быть сделано, и случись иначе – это будет неправильно.

Мальчишка кивнул.

- Ну и хорошо. А пока тетку Веру жди, где велено - раз уж ты при ней. Потом скажут, что делать, - Кузьма, не прощаясь, развернулся – Идем, Дём.

- А справится? – от уходящих отроков до Кузнечика донесся голос Демьяна. – Там же у тебя целое хозяйство.

Кузьма пожал плечами.

- Должен.

Тимка обернулся и замотал головой, выглядывая в толпе Верку, когда кто-то хлопнул ему по плечу рукой. Мальчик испуганно повернулся. Прямо перед ним стоял высокий воин, в котором Тимофей узнал дядьку Андрея, с которым утром уехал Макар. Ничего не выражающее, похожее на застывшую маску лицо смотрело сквозь мальчика, а равнодушный взгляд тяжело придавливал вниз. Тимка поежился. Удовлетворившись осмотром, Андрей мотнул головой куда-то вбок, иди, мол, за мной, и направился вглубь крепости.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Понедельник, 25.05.2015, 13:57 | Сообщение # 19

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Тимка только тут заметил, что Андрей то ли ранен, то ли болен - воин шагал тяжело, опираясь на палку, да и держался скованно, хоть и прямо, словно палка к спине привязана. Вероятно, поэтому утром и правил не сам, а бабу посадил. Зато и привел он Тимку в знакомое место - к кухне, которую Кузнечик узнал сразу, несмотря на то, что вчера был тут в темноте. Впрочем, ошибиться и так было трудно - витавший вокруг запах живо напомнил Тимофею, что последний раз он чего-то съел еще у дядьки Аристарха. Живот согласно буркнул, типа старого добра брюхо не помнит, и начал подталкивать мальчишку к месту, где готовят такие вкусности, заставляя ускорить шаг. Возле входа собралось несколько баб, среди которых мальчик узнал и жену Макара. Верка, увидев Кузнечика облегченно вздохнула. Подтолкнув Тимку к бабам Андрей указал на него кнутовищем а потом махнул им в сторону Говорухи.

-Твой? Забирай! – перевела жест стоящая среди баб молодая женщина, что правила утром телегой.
"Немой он что ли?" Тимка покосился на Андрея и тут же понял, что похоже и правда - немой. Да и поведение присутствующих, нисколько не удивившихся, что за Андрея говорит его женщина, подтверждало эту догадку.

- Так это что ль твой Тимка и есть? - хмыкнула между тем баба, что стояла в дверях кухни. - Говорила я тебе - никуда он у нас тут не денется.

- Тимофей! – Верка уперла руки в бока, и от того опять стала напоминать бабищу, которой она ему представилась в первый раз. – Тебя где носит? Я ж сказала на месте стоять?

"Так, а вот тут я влип - сказано же было на месте не уходить. Да и не прав: оно и вправду - как потом найти? Так я вроде на чуть и отошел, а тетка Вера искала? Некрасиво вышло. И как теперь выкрутиться? Врать неохота..."

Тимка виновато потупился.
– Мне Кузьма велел за кузней присмотреть, - мальчишка покосился на Андрея.

Тот, ничуть не изменив выражения своего лица, кивнул.

Верка что-то пробурчала ему в ответ, но тут же сменила гнев на милость и вздохнула:
- Голодный? Давай на кухню.

За столом, куда усадили Кузнечика, деловито и сосредоточенно трескали кашу давешние мальчишки со складов. Молча кивнув на Тимкино "Здрасьте", они продолжили шустро работать ложками, всем своим видом намекая, что по сторонам клювами щелкать не стоит, кашу можно и не успеть, а следующая когда ещё будет. Тимка, глянув на такое дело, решил на всякий случай последовать молчаливому, но от этого не менее мудрому совету и тоже взялся за еду.

Когда ложки уже заскребли по дну, на лавку возле их стола тяжело опустился Макар. Мальчишки увидев его попытались подскочить, отодвинув миски в сторону. Кузнечик недоуменно переводил взгляд с ребят на Макара, пытаясь сообразить, чего это те вдруг вскинулись, и что делать ему. Увечный воин поморщился, вытягивая натруженную ногу, и махнул, сидите мол. Мальчишки сели, не сводя глаз с наставника, но за ложки не взялись. Тимка тихохонько, что не дай бог не клацнуть, положил свою в тарелку.

- Ляхи в Княжьем погосте. Говорят, побили там народу. Сейчас расползлись по округе. Каких-то видели по дороге к Ратному, - сообщил наставник полагающиеся им знать новости. - Младшая стража ушла в Ратное. Сюда дойти не должны, а в Ратном.... В Ратном все может быть. Вы двое сейчас на склады. Филимон думает, что к нам сюда детишек и баб отправят, так что готовьтесь. Илья еще там, что делать подскажет. Теперь ты, - воин перевел внимание на Кузнечика.

Тимка дернулся и вдруг понял, отчего мальчишки так резво попытались вскочить, когда Макар подошел к столу.

- Сиди, - мотнул головой наставник. - После еды найдешь наставника Филимона. Доложишься я покажу как. Не опозорься смотри - там еще младшие девчонки будут. Делаешь все, что наставник скажет. - Все понял? - Тимка кивнул. - И не подведи – я за тебя поручился. А пока доедай, а мне еще с Веркой переговорить надобно.

Макар тяжело поднялся и, хромая сильнее обычного отправился вглубь кухни. Мальчишки потянулисль за ложками, но потом остановились.

- Захарий, - представился старший. - Захаром кличут. А это Родька.

- Тимофей. Тимка можно.

- Кузнечик. - подтвердил знание этого факта Захарий. - Ты, как время будет, к складам приходи, нам оттуда все равно уходить нельзя. А у нас там харч припасен.

***

- Отрок Тимофей, говоришь, прибыл? - наставник Филимон - старый дед, сидевший на лавочке, выдерживал паузу, рассматривая Тимку, изо всех сил пытавшегося изобразить стойку смирно.

Девчонка, стоящая рядом с Елькой, скурносила рожицу, и попыталась что-то шепнуть подружке на ухо, но получив от той чувствительный тычок локтем в бок, изумленно переводила галаза с Ельки на Тимку. Кузнечик, начавший уже было прикидывать как среагировать на такое возмутительное девчачье поведение, решил все же сосредоточиться на стойке смирно перед наставником, тем более, что и Макар предупреждал. Да и Филимон дед-то дед, но на доброго дедушку вовсе не похож - глаза вон какие строгие.

"Хм.. И правда помогает" - вспомнил он инструктаж Макара - "Стоишь себе, смотришь на наставника и делать ничего не надо. Здорово они это "смирно" придумали."

– Прибыл в распоряжение, стало быть. - наставник Филимон одобрительно кивнул, вероятно, оценив "доклад". - Ну значит так, отрок Тимофей. Где лесопилка знаешь? Вон там, где колесо. Найди мастерового старшину Сучка и скажи ему пусть ко мне подойдет.
– Есть! – Тимка, вспомнив как объяснения Макара, сорвался с места в карьер.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Понедельник, 25.05.2015, 14:01 | Сообщение # 20

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

***

Придорожный папоротник чуть шевельнулся и перепел нахально известил окрестности о своём присутствии. Но, видимо, он был не одинок в этих зарослях, и его соперник тут же возразил нарушителю своих суверенных владений. Однако начавшиеся было трения между пернатыми на этом и закончились, а на смену им пришёл мерный скрип тележных колёс, которых, похоже, не смазывали ни разу с момента, как насадили на оси.

По давно не езженной дороге двигалась телега, запряженная немолодой рыжей кобылой. Под мерный скрип колёс, жужжание слепней и ворчание бабы, расположившейся на телеге, возница почти спал, привычно мотаясь на ухабах и крякая на особо коварных ямах. Да и чего было не дремать, если ворчание попутчицы было монотонным, как скрип колёс, а кобыла и сама знала своё дело не хуже возчика и потому тянула телегу, словно понимала, зачем и куда хозяину надобно. Наверное, потому и остановилась шагов за полсотни до края болота, едва только почва стала более вязкой.

– Ну вот, умница, – похвалил кобылу возница и обернулся к своей спутнице,– приехали вроде.

– Куда приехали-то? Чего мы сюда припёрлись? – баба, сидевшая на охапке сена, была не в том настроении, чтобы одобрить хоть что-нибудь.– Дома дел немеряно, а мы по лесу таскаемся! Нашел время!

– Ну Верунь, – возница в спор со своей спутницей вступать не хотел, – усадьба у нас новая, землицу под новые огороды присмотреть надобно? Надобно. И для себя и для крепости. Кормиться чем-то ведь надо.

– Огороды? Тут? На этой болотине? Ты мне скажи, где ты тут землицу рассмотрел? Болото, оно и есть болото, на нем только лешему поганки растить… Так на то он и леший! А нам чего? Да еще именно сейчас!

Макар бросил короткий взгляд на кусты, где только что подавал голос перепел, и спрятал ухмылку в бороду.

– Верунь, коли место не стоящее, то кому, как не тебе решать? Вот глянем сейчас вдоль болотины и если ничего не глянется, так и поедем себе к ручью, что видели по дороге. – Возница с трудом спустился на землю и принялся растирать негнущуюся ногу.– Стерв говорил, тут где-то, по краю болотины, откуда к нам гости шли, поляны были. Лес-то корчевать по любому хлопотнее.

Баба, ворча, сползла с телеги и, оглядевшись, зашагала, приминая траву не хуже лося, вдоль кромки болота.

– Веруня, погоди, – возница, взяв лук с передка телеги, двинулся было следом.

– Да сама я тут. А ты глянь по другую сторону, управимся быстрее.

– Тогда по сторонам тоже поглядывай. Может где след свежий, – согласился возница и двинулся по другую сторону болота.

Через час оба вернулись к телеге и возница, развернув ее, взгромоздился на передок. Пока он этим занимался, баба высказала ему всё, что она думает о способности мыслить всех мужей вообще, и его, Макара, в частности, из чего он сделал вполне логичный вывод о непригодности здешних мест к какому-либо земледелию.

– А следов никаких не видала? – как ни в чем не бывало поинтересовался Макар у покусанной комарами, а потому донельзя злой женщины, совершенно не обращая внимания на ее ворчание.

– Ага, мне еще только по следам ходить! – опять было вскипела его жена, но вдруг задумалась и кинула на оставшуюся позади болотину озадаченный взгляд. – Хотя... вроде лось там прошёл. Из леса в болото, а потом обратно. Поутру ещё, похоже.

– Лось, говоришь? На болото и сразу обратно ? Ну и леший с ним. Нам лось сейчас не с руки, – и Макар подстегнул поводьями кобылу. Та застучала копытами чаще, увозя телегу за поворот лесной дороги.

***

– Жёлудь! – у куста лещины появился крепко сбитый человек в пятнистой одёже, утыканной разной трухой и веточками, топорщащимися во все стороны, как всклокоченная шуба, и с таким же капюшоном на голове. – Видел, куда они двинулись от развилки?

Часть сучьев и зелёных ветвей отделилась от ствола и поползла вниз.

- Видел, – ответил маскировавшийся на дереве воин. – Откуда приехали, туда и возвращаются.

– Понятно... Где остальные?

– Да здесь они. Полоз под кустом, что на кочке, сидит. Вощаник вон идёт, а Клещ и Валуник гостей провожают, на всякий случай.

К говорившим приближался вьюнош в таком же странном одеянии, как и у старшого.

– Ну и дурные они все, в этом Ратном. Ещё б на каменную гряду пошли землю под огороды искать. На меня этот огородник разве что ногой не наступил, – съехидничал задиристый мальчишеский голос. – И всё одно не заметил!

– Ага, то-то он с больной ногой обратно вокруг кустов полез. Наверное, чтобы тебе, ротозею лопоухому, язык не оттоптать! Сколь раз говорил: не дури! Не кажи лихачество! Вернёмся – порот будешь! – упомянутый Жолудем Полоз выбрался из-за своей кочки, и догнав паренька отвесил звонкий подзатыльник.

Кикиморник чуть оперся на лук и хмуро поглядел на новика.

– Дождись Клеща, берите челнок, и там до своих чтоб не останавливались. Только не как лоси по подлеску, а тихо чтоб! Медведю всё про эти огороды и расскажешь, понял? -– старшой почесал бороду. -– Похоже, не так что-то там пошло. Или, наоборот, так. Но пусть уж тогда сам Медведь и решает.

– Ну так, взяли бы его с бабой и поговорили по душам! – снова подал голос обидевшийся то ли на свою глупость, то ли на подзатыльник, Вощаник. – Вот и узнали бы, чего он тут высматривал...

Связка веников, которыми был обвешан Полоз, колыхнулась от от его смеха.

– Ну да, он бы тебе рассказал. И показал. Да ещё добавил. Так, что ты бы и внукам поведал, коли бы дожил. Ты еще возьми его.

– Да чего я, с калекой колченогим не сладил бы? Совсем уж меня за сопляка держите, дядька Полоз…– вконец обиделся молодой.

– Этот колченогий тебя враз на ремешки распустит и вокруг брюха узелком повяжет. А то и просто перестрелял бы нас, как тех перепелов, на подходе еще. Ты хоть знаешь, кто это был? – не дождавшись ответа, он пояснил: – Макар это, из Еловичей который. Десятник в прошлом, а сейчас оружейным обозом в Сотне ведает. Уразумел? На такое место дураков или слабаков не ставят, – добавил Полоз уже задумчиво. – Вот только в толк не возьму, чего он тут хотел? Не огороды же впрямь присматривал? И бабу свою пустил ходить спокойно - значит, понимал, что не резон нам себя обнаруживать.

Кикиморник опять озабочено полез в бороду, прикидывая что-то про себя.

– Макар, похоже, приехал дать понять, что знают про нас в Ратном. – наканец проговорил он, качнув головой. – Или Гордей их не убедил, или еще что, но говорить с нами они не отказываются. Иначе Сотник других людей послал бы, по наши головы. Стало быть, сам староста и придет, больше некому. А коли так... Кстати… - оборвал он сам себя, - а кто тот лось, которого баба высмотрела, а? - Кикиморник строго взглянул на заскучавщего сразу Вощанника.

– Так Клещ поутру уток набил, вот я и полез достать… Пустая болтушка уже в горло не лезет. Кто ж знал, что баба эта припрется, – похоже, парень уже чувствовал поротый зад и подозревал, что не только у него, но отпираться не посмел.

– Вот и подумаете о том на пару, когда лозины задом полировать будете. И кто чем думал, и чем в голове зудение утоляется. Мы на базу, а ты, боец лихой да умелый, как Клещ вернётся, сразу через болото! Исполняй!

– Есть! – разом изменившимся голосом отчеканил Вощаник.

– Время, конечно есть… Ежели послал упредить, стало быть, понимает, что никто из болота по его свистку не вынырнет, значит подождет, пока тот, кто надо сюда явится. А потом или сам пожалует, или пришлёт кого для разговора. Сам, наверное. Всё ж они с боярином нашим не друзья-приятели. Дело-то щекотливое...– рассуждая сам с собой, Кикиморник скрылся в подлеске.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Пятница, 29.05.2015, 15:27 | Сообщение # 21

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

***

Бегать Тимка умел. Считал, что умел. В слободе за короткое время, отпущенное подмастерьям на отдых, он успевал много: смотаться на конюшню к жеребятам, сбегать на луг покататься на лошадях, наведаться в лес на предмет обнаружения гриба или какой-нибудь ягоды, обязательно собраться с мальчишками на старой кузне, испытать очередную конструкцию или проверить что-нибудь из идей, стопудово наведаться на флюгер - проверяли его мальчишки ежедневно, все прикидывая, что к нему можно еще присобачить, временами - отчитаться за проделанную еще позавчера (да кто ее помнит-то!) шалость, получить втык, и еще на речку успеть.

Но вот столько кругов вокруг селища, сколько Тимка намотал за пол-дня вокруг крепости ему делать еще не приходилось. Позови... Принеси... Скажи... Найди... Спроси... Да ладно бы еще ничего, если б он знал кого позвать и кого спросить! Новые лица, новые имена, новые люди. Здорово выручали новые знакомые - мальчишки со склада, которые подсказывали хотя бы где и кого искать. Как выглядит мастер Сучок он выяснил сразу (маленький, крикливый, плешь - что твоя задница, ругается все время), да вот толку-то? На лесопилке у водяного колеса ему сказали что он только что ушел к Гаркуну ( здоровый, русый, борода лопатой). Гаркун сказал, что Сучок ушел к Шкрябке (здоровый такой, русый, борода лопатой). Шкрябка сказал, что старшина с Гвоздем пошли на кузню (Гвоздь, ну он здоровый такой, русый, с бородой). Кузня оказалась совершенно не та, а совершенно другая, и обнаружившийся там Гвоздь сообщил, что мастер Сучок ушел ругаться с Филимоном.

Филимон, впрочем, на конфуз не обратил ни малейшего внимания. Позови... Принеси... Скажи... Найди... Спроси... Быстрая Елька первой сообразила обмениваться заданиями, чтоб убежав в одну сторону сразу сделать там все что нужно. Филимон крякнул и улыбнулся. Дальше все команды отдавались Ельке. Курносая Любава - ее подружка - научила держать себя на службе, умудрившись тонким девчачьим фальцетом рявкнуть на Швырка, племянника Сучка (сказано идти, значит иди, хоть третий раз, хоть двадцатый!). Понимающие смысл службы складские мальчишки, вскрыв заначку про черный день, успевали сунуть яблоко или еще какой харч, давая возможность не столько перекусить, сколько просто остановиться и перевести дух.

Где-то ближе к обеду Тимка, отправленный к крепостным воротам, запорный брус к которым охраняла донельзя важная, богатырского сложения, дева по имени Млава, наткнулся на только что въехавшую в крепость телегу, на которой прибыли Макар с Веркой. Сунулся было к ним. Макар только бровь поднял – тебя за нами послали? Нет? Тогда бегом выполнять. Не подводи, ты обещал.

– Есть не подводить, - автоматом отчеканил Кузнечик, и ускакал к парому передать очередное распоряжение.

После обеда новая команда - пойти на кузню Кузьмы, проверить все ли в порядке, сделать что надо, и вернуться к наставнику Филимону. И опять: Позови... Принеси... Скажи... Найди... Спроси... Если до обеда Тимка считал, что доставшаяся ему работа не из самых легких, то после того, как в крепость начали поступать бабы с детишками, которых отправили из Ратного, он понял - достававшиеся ему наказания, даже за шалости в особо крупных размерах - ничто, по сравнению с рядовыми буднями мальчика на побегушках при наставнике Филимоне.

Позови... Принеси... Скажи... Найди... Спроси... Ладно бы, что теперь с этими вопросами посыльных гоняли все, кому только только в голову придет, так к этому добавилось - Отведи... Покажи... Принеси... Достань... Найди... Приведи... Сделай... С детишками было плохо. Уставшие, голодные, крикливые, поднимающие дружный вой как только хотя бы один из них задаст тон - они просто сводили с ума. Еще хуже было с беременными бабами - тем надо было все и сразу, и совершенно не то, что что они просили еще миг назад.

Но хуже всего - это были девчонки. Вот те самые девчонки, из Елькиной команды, которые ни слова ни говоря, ни даже намеком не пожаловавшись, устало мчались выполнять распоряжения наставника и просьбы баб. Звали... Приносили... Говорили... Искали... Спрашивали... А еще - отводили, показывали, приносили, доставали, находили, приводили, делали... Тимка, обнаружив какую- нибудь девчушку, прислонившуюся к стенке, забирал у нее задание и бежал, просто кивнув на обратном пути - сделано. Складским тож приходилось не весело: сидеть на складе не получалось, не заставишь беременную бабу лишний раз прийти и взять что надо. Посыльные, начав чуть ориентироваться в ситуации, обменивались заданиями, вещами для доставки, вопросами.

Осунувшаяся Юлька бледной тенью рыскала между бабами и говорила, объясняла, успокивала. Веденя, командир отроков, что сопровождали беженцев из Ратного, задрал было нос, но посмотрев, что творится вокруг, только головой мотнул - если что-то для нас, так ты не рыскай, ко мне беги, а со своими я сам разберусь. Да и вообще, если что - обращайся. Наставник Филимон кряхтел в бороду и гонял, гонял, гонял... Значит, можете. Надо. Очень надо.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 09.07.2015, 22:36 | Сообщение # 22

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Когда полумертвый от усталости мальчик добрался, наконец, до кухни, вся команда была уже там. В общей трапезной сегодня кормили гостей, так что пришлось мальчишкам есть вместе с бабами и девчонками, в пристройке. На столе стоял ставец с кашей, а рядом, в миске, дымилось одуряющим запахом какое-то мясо, заставив желудок стрельнуть острым голодом. Кузнечик, сообразив, что за еду никто не брался, поскольку дожидались его, смутился, на что, впрочем, внимания никто не обратил и не упрекнул его даже взглядом.

Народ загалдел, зацокал ложками, растаскивая кашу по тарелкам. Справедливая Елька тут же отгребла порцию и в Тимкину миску, а Любава скурпулезно отмерила туда же полагающуюся ему порцию мяса.

На кухню заглянула Верка, по-хозяйски прищурилась на возню за столом, кивнула, отметив что - все, наконец в сборе - и глянула в другую сторону.

- Плава! Плава! - известила она о замеченном беспорядке. - Саввушке ложку забыли дать!

Только сейчас Тимка глянул обратил внимание на другой угол кухни. У противоположной стены, почти скрываясь за облаком пара от плиты, стоял небольшой столик, за которым примостились девчонка примерно Тимкиного возраста и совсем мелкий мальчишка. Оба сидели тихенько, перепуганно поглядывая на легкий кипеш, царивший за Тимкиным столом.

- Ох, я счас! - Плава вынырнула из одной двери, бросила взгляд на Саввушку, и тут же нырнула в другую. - Сейчас поищу, ратнинские почитай все выгребли, в трапезной, наверное.

Кузнечик подумал и достал из-за спины свою ложку, заткнутую за пояс. Из-за нее он и пришел позже всех: в самый последний момент вспомнил, что она осталась в кузне, вот и пришлось сбегать.

- Вот, тёть Вер, дай ему, не надо искать.

- Во как! - удивилась Верка, разглядывая переданное ей "орудие употребления", как часто говаривал дед. - И не жалко?

- Еще сделаю, - Тимка пожал плечами. Ну не смотреть же как этот мелкий глядит на чужую кашу голодными глазами.

И потом, чего жалеть, ложка как ложка. Поменьше только, потому и бегал за ней, чтоб в тутошней носом не тонуть. Ну узор по краю, так что с того? Этот треклятый узор ему вообще везде приходилось класть, а дед только посмеивался, наблюдая, как внук переводит дрова в щепу, пытаясь добиться от непокорного ножа плавной линии и ровного реза. Подумаешь, ложка! У них даже в нужнике во дворе окошко забрано резным наличником Тимкиной работы. Петухи как живые получились.

Сидевшая рядом Елька поджала губы. Верка хмыкнула и, вмиг превратившись в грозную бабищу, какой Кузнечик запомнил ее с первой встречи, величаво направилась ко второму столу. Мальчишка, получив ложку, забыл даже кашу есть, только испуганно переводил взгляд с Тимки на Верку. Та придвинула ему миску.

- Ешь давай, - неожиданно мягко проговорила Верка, и обернувшись, уже обычным громогласным голосом отшила пялящуюся на них остальную детвору. - А вы доедайте и выметайтесь отсюда! Неча тут место занимать.

Из кухни вывалились всей гурьбой и направились к терему. "На посиделки", как сказала Елька. Сказала и тут же вздохнула:

- Только сейчас-то там нет никого... Ну так все равно - мы будем. Как будто взаправду посиделки.

Остальные согласно закивали, а Тимка предпочел довериться старожилам.

На гульбище было тихо и пустынно. Отроки, собиравшиеся здесь каждый вечер, как сообщили по дороге Тимке, сейчас уехали ляхов воевать, а вместо них несли службу девки из старших. Взрослым наставникам и подавно было не до этого. Так что одна их команда, сплотившаяся за день бесконечной беготни с поручениями, на этих самых "как будто взаправду посиделках" и оказалась.

Ярко светившая с неба луна прогоняла ползком пробиравшиеся в крепость сумерки. Идти никуда не хотелось. Вялая, усталая беседа, протекавшая после того как все вместе и каждый по отдельности рассказали новенькому, то есть Кузнечику, все что знали про распорядок в крепости, снова оживилась, когда кто-то из детворы вспомнил, как Мишка, старший Елькин брат и самый главный в крепости, рассказывал по вечерам всякие истории. Одну из них даже вкратце пересказали Тимке, завершив ее тяжелым вздохом и словами:

- В общем, померли они там все. И Ромео помер, и Джульетта. А в городе еще моровое поветрие было, так там вообще страсть что делалось. У нас в в поветрие тоже много умерло.

Кузнечик почесал макушку и попытался вспомнить сказки, которые часто рассказывал ему отец. Самыми любимыми у маленького Тимки были веселые истории про поросёнка Пятачка и его друга медвежонка Веню. Подумав, он решил начать с истории, как Веня и Пятачок воровали у пчел мед, для чего поросенок сначала привязал медвежонка к воздушному шарику, а потом сам же дырявил его тупыми стрелами, чтоб тот смог спуститься. История вызвала неподдельный интерес и оживленную дискуссию о преимуществах стрельбы по пчелам из самострелов против луков. Страсти потихоньку начинали разогреваться, когда самая маленькая девочка, робко выглядывая из-за спины старшей сестры тихо спросила:

- А что такое воздушный шарик?

Спор мгновенно прекратился и все вопросительно уставились на расказчика.

- Ну вот смотрите же, горячий воздух и дым от костра всегда вверх поднимаются, - начал объяснять Тимка. - А если сделать большой и легкий шар, - он даже руками его в воздухе очертил, чтобы понятней было, - ну, из шелка склеить или тоненькой коры березы. А потом в этот шар поймать дым и горячий воздух от костра. Или еще свечку поставить, чтоб воздух внутри всегда горячим был, тогда он тоже вверх и полетит.

Ребятня в течении нескольких минут честно пыталась осознать, как в шарик можно поймать горячий воздух от костра.

- Брехня!.. - в конце концов вынес вердикт Захар, старший из складских мальчишек. - Не полетит.

- Полетит, - парировал Тимофей. - Сам видел!

- Не-а. Не полетит, - поддержал брата Родька. - Чтоб летать - крылья надо. И махать им, вот так, - изобразил он трепыхание крылышек воробъя.

Тимка уже было раскрыл рот, чтобы по возможности энергично отстоять свою точку зрения, да вспомнил, как дядька Журавль внушал им с Юркой после затеянной по наущении Дамирова сына очередной проказы: "Никогда не ведись на чужие подначки. Видишь, что подначивают, пытаются поймать и заставить сделать что-то - тем более не ведись. Наоборот, вычисли, чего он от тебя добивается, и поймай его. Сам подначивай, а на других - не ведись, иначе всегда бит будешь за чужую вину".

Тимка прищурил глаза и, наклонившись, протянул Захару руку:

- На что спорим, сделаю так, что и полетит, и крыльями махать не будет?

Тому отказываться от спора было не с руки - сам ведь затеял: "не полетит, не полетит". Но Кузнечик говорил так уверенно, что мальчишку начали одолевать сомнения. Впрочем, отступать уже некуда - все присутствующие смотрели с любопытством и отказ значил бы потерю лица. Кто ж в здравом уме на такое пойдет? Поколебавшись, Захарий все-таки ударил Тимку по протянутой ладони, заключая договор.

- По рукам! Если не сделаешь, поможешь на складах прибраться, когда ратнинские съедут.

- Принято, - согласился с условием Тимка. - Если полетит, поможешь прибраться на кузне. Бычий пузырь на складе есть?

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Понедельник, 05.10.2015, 00:26 | Сообщение # 23

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

- И о чем тут у вас такой полезный спор? И не на щелбаны, на уборку даже? - Насмешливый голос боярыни заставил подпрыгнуть не ожидавшую этого детвору. Анна, появившаяся из терема в сопровождении Плавы и наставницы Арины, с усмешкой взирала на собравшихся на "посиделках" младших.

- А... А это мальчишки поспорили. Мам, я тебе потом расскажу, - нашлась быстро пришедшая в себя Елька.

- Да чего там спорить-то? Не полетит и все, - махнул рукой Захар. Анна усмехнулась. Ишь как смотрят. Хотят чтоб взрослый рассудил? Нет уж, пусть сами разбираются.

- Вот не полетит - тогда и посмотрим, - отрезала Любава его попытку впутать в их спор кого не надо.

- Ладно, летуны.... Вы спать собираетесь? - Анна строго посмотрела на притихших ребят. - Завтра кабы не тяжелее придётся. Утром бабоньки проснутся и все, что сегодня забыли, наверняка вспомнят. Забегаетесь.

- Рада, идем со мной, ты сегодня с нами ночуешь - Плава кивнула дочери, и не ожидая ее ответа, повернула к выходу. Рада кивнув на прощание, отправилась вслед за матерью.

- Еля, ты со мной? - Анна вопросительно подняла бровь. - Чего вам всем тесниться?

- Ну ма-а-ам! Мне же нельзя, я же десятник. Ты же вот сама говорила! А как я буду десятником, если не все вместе?

- Со всеми так со всеми, - Анна переглянулась с Ариной. - Ну, тогда уводи свой десяток.

Елька, обрадованная возможностью перетереть с подружками богатый на события день, вместо того чтобы сразу улечься спать с матерью, быстро поднялась, а за ней подхватились и остальные девочки. Арина улыбнулась и тоже отправилась к выходу, уводя их с гульбища.

- А нам Тимка рассказывал, как медвежонок на дерево за медом лазил, а поросенок по пчелам из самострела стрелял, - донеслось до оставшихся сидеть мальчишек.

- А где ж это такое бывает, чтоб поросенок стрелял?

- Вот-вот. Как свинья и стрелял. Хорошо хоть болты тупые, а все равно знаешь как больно? Он аж свалился!.

После ухода хмыкнувшей им вслед Анны мальчишки остались одни.

- Хорошо, тихо и не дергает никто, - Захар блаженно вытянул ноги.

- А у вас всегда так?

- Как?

- Ну... - Тимка пошевелил в воздухе пальцами, подыскивая слово. - Громко. Бегают все, суетятся.

- Всегда. Тут что-то бывает всегда. Разница только, что сегодня тут ратнинские суетятся бестолково, а обычно суетятся строем.

- У нас тоже интересно было. - Тимка вздохнул, вспомнив слободских мальчишек. - Только мы табунами суетились. Деда всегда говорил: а теперь галопом - вперед.

- Скучаешь за своими?

- Скучаю... Только у вас тоже не скучно. Я думал, у вас строго все, держат в ежовых рукавицах, как у нас в Лешаковой слободе, через речку. Они там шагу лишнего без спросу сделать не могут.

- Мы тоже не можем, только все одно как-то получается. Оно хоть и кажется, что порядок и строго, что не дыхнешь лишний раз, все равно непременно что-то происходит. В крепости всегда интересно. А строгость, она должна быть - в воинском деле без строгостей нельзя. Тут же при оружии все.

- Что, и девки?

- И девки. Их тоже учат. Наставница Арина знаешь как из лука стреляет? Белке в глаз за полста шагов как влупит!

- А не покалечат друг дружку-то? Ну в драке если, или еще как?

- Так кто ж против своих оружие поднимет? - складские с искреннем удивлением посмотрели на Тимку. - Да и казнят за это. Вона тут у нас давеча на ножах подрались двое...

- И чего?

- А ничего. Один другого зарезал, так потом его перед строем повесили.

- Как повесили? - Кузнечик аж дернулся от такого заявления.

- Как-как... За шею!

- До смерти?

- Угу. Только ногами подрыгал, - скривился Захарий. - Тятька говорил, иначе и нельзя. Не тати же - воины. Как только воинского железа коснулся, так сразу все строго, хоть ты отрок, хоть нет. Оружие - оно не разбирает.

- А вы чего тут расселись? Особое приглашение домой надо? - появившаяся Ульяна оглядела детей, задержав взгляд на новеньком. - Ладно, идите уже, - смягчилась она.

- Ну, до завтра, - махнул рукой Захарий. - Ты куда сейчас?

- Я на кузню, - ответил Тимофей. - У меня там все лежит.

Оставшись один, Кузнечик задумался.

Вон как. Строго. О таких строгостях Тимка и в Лешаковой слободе не слыхал. Не казнили там учеников на горло. Да и в Мастеровой хворостиной за совсем уж невместное баловство отходить могли, но чтоб покалечить, а то и убить? Взрослых - да, Тимка про такое слыхал. Казнили за побег и за то, что недозволенное с собой хотели унести.
Но, с другой стороны, чтоб отроки в драке друг друга резали, он не слыхал. Да и девчонок при оружии тоже не видал, даже в Лешачьей. Воины своих девчонок старались к рукоделию пристроить, потому Лешакова слобода рядом с Мастеровой и построена. Мастеровым - охрана, а воям - забота. И мальчишки между собой дружили. А девчонки... Кто их занает, тоже наверное, Тимка их делами никак не интересовался.
И Славко Медвежонок, дядьки Медведя младший сын, закадычный друг и неизменный соратник по забавам, он только в школе - Славко. У себя за рекой он только Боеслав, и никак иначе. Все очень строго. И тут, в крепости, а значит и там, в Лешачьей слободе. Интересно таки, а Славку тоже влетало за их выходки? Ну, когда случалось что-нибудь? Тимка вдруг задумался. А может, он и был с ними как раз для того, чтоб не случалось? Сколько раз Славко за руку хватал, сколько раз из передряг вытаскивал? Для Тимки эта мысль оказалась очень непривычна. Это у девчонок - стрельнул, попал в задницу, стало больно - и уже строго. У мальчишек все иначе. Но тогда почему им в Мастеровой столько воли давали?

Как оказывается, все стало сложно, после того как деда помер. Мир вдруг стал... не чужим, нет. Не чувствовал себя Тимка по прозвищу Кузнечик чужим в новом месте. Но мир неожиданно стал большим и непонятным. Разобраться бы...

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Воскресенье, 20.12.2015, 19:41 | Сообщение # 24

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Стало прохладно. Мальчик посмотрел на небо. Луна, зябко поеживаясь, пыталась укутаться в облака, поглядывала на землю одним глазом: "Ну что, все разошлись? А то ведь закроюсь, в потемках расходиться придется".

Дома мальчишек, что собирались на лавочке перед воротами, разгонял дед. Сейчас никто не гнал, но и сидеть было бестолку - остальных-то уже поразбирали, кого родители, кого наставники. Идти никуда не хотелось, прикорнуть бы прямо тут, на лавочке, но заглянувший с реки любопытный ветер честно предупредил - ночью жарко не будет. Кузнечик поднялся и устало побрел к кузнице.

- Тима! Тимофей! Вот ты где! - Веркин голос заставил Тимку обернуться. - Вся обыскалась уже. Бегом домой давай, завтра опять вставать рано. Вещи твои с кузни я уже забрала, пока искала.

Любопытная луна высунула нос из-под одеяла, отчего на душе, казалось, посветлело. Тимка неожиданно для себя расплылся в улыбке, и, неcмотря на усталость, рысью припустил к Верке.

Следующий день не принес ничего нового. Все так же приходилось бегать по крепости, не чуя под собой ног, разве что знал уже, куда бежать и кого искать. Ратнинские бабы, не особо вникая, кто есть кто в Крепости, сочли Тимофея местным старожилом, и как единственному мальчишке в курьерской службе Филимона, вываливали на него все свои, воистину необъятные, требования. Где-то в середине дня Тимка заскочил на склады, где его тут же перехватил Захар.

- Сойдет? - на стол лег лист хорошо просушенного бычьего пузыря.

Тимка его осторожно потрогал, лизнул уголок, попробовал загнуть.

- Сойдет, - подтвердил он. - Таких листов надо два: чем больше крыло, тем лучше. Еще бечевка, лучше такая, которой рыбу удить, волосяная. Клей. Масло - пузырь пропитать. Плашки видел в кузне, сойдут. Еще ленту какую из полотна полегче, старую можно - хвост сделать.

- Крыло? Хвост? - заинтересовался Захар. - Ладно, будет два. А вот лесу насовсем отдать не смогу, надо будет вернуть. Мало ее.

- Вернем, - кивнул Тимка и умчался дальше.

На ужин Кузнечик опоздал опять, хоть и не надолго. Добежать до ивы, что растет на незастроенной части острова, срезать подходящую ветку, вернуться назад, По дороге обрезать, снять целиком - трубочкой - кору, вырезать свистульку. Может, и не стоило этого делать, но вот только мальчонка - Саввушка - испуганно сжимавший в руках его ложку, не выходил из головы.

- Хочешь приручить мелкого? - учил Тимку отец. - Подари ему что-нибудь. И дари каждый раз, когда ты его увидишь. Не покупай его, не требуй с него ничего. Возьми и подари - просто так. И рано или поздно он начнет тебе улыбаться и будет тебя ждать. А когда нибудь прибежит к тебе сам.

Войдя на кухню, Тимофей старательно проигнорировал сморщенный нос Любавы и сразу же направился на другую сторону кухни. Девчонка, что сидела за одним столиком с Саввой, уставилась на приближающегося мальчика странным, немигающим взглядом. Саввушка сжался. Кузнечик подошел к столу. Мальчонка, не сводя с него глаз, осторожно положил на стол Тимкину ложку, которую сжимал в руке, и подвинул ее к Кузнечику. Тимка улыбнулся и сдвинул ложку обратно к Саввушке.

- Это тебе... - затем достал из-за пояса свистульку и положил ее рядом с ложкой. - И это тебе тоже.

Не дожидаясь реакции мальца, да и девчонки, которая теперь смотрела на него слегка ошалелым взглядом, Тимофей развернулся и направился к своему столу.

- Ну ты даешь, - прокомментировал происходящее Захар. - Ты ее что, совсем не боишься?

- А что, надо? - удивился Тимофей направленному на него всеобщему вниманию.

- Так она ж Великой Волхвы внучка. И сама колдовать умеет, - просветил друга Родька. - Видал, как уставилась? Точно тебе говорю - ворожила.

"Так это и есть та самая колдуньина внучка, что дядька Макар сказывал? Во дела... А на вид, так девчонка как девчонка."

- Ну и пусть смотрит, - Кузнечик решил прикинуться взрослым и бывалым, как это здорово получалось у Дамирова сына. - Разве что в портах дыру проглядит. Так там и нету ничего такого...

Нахохлившиеся было девчонки прыснули в кулак. Случившаяся рядом Верка пыхнула было, собираясь озвучить свое мнение по поводу дыры в портах но, передумав, только хмыкнула.

Порты портами, а в самом Кузнечике дыру чуть не проглядели. Тимка не то что спиной, а всем телом ощущал направленные на него взгляды двух пар глаз. Вот только Тимка точно знал, что поворачиваться сейчас нельзя. Потому что девчонка решит, что он ее испугался, а мальчишка, что Тимке от него что-то надо.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Понедельник, 21.12.2015, 17:57

Коняга

Дата: Суббота, 30.01.2016, 23:36 | Сообщение # 25

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Сразу после ужина вместо посиделок (а ну их, никого нет, только взрослые бродят туда-сюда) отправились к Тимофею в кузню. Складские мальчишки, увидев бурные и явно привычные приготовления, притихли, и уже не так уверенно заявляли, что не полетит. Но и не отстранились, воспринимая возможный проигрыш спора философски и включившись в общую возню вокруг рабочего стола.

- Мы будем делать воздушный шарик? Про который ты вчера говорил? - как обычно, высовываясь из-за спины сестры, пискнула Фенька.

Кузнечик оглядел заготовленный материал, сброшенный на стол беспорядочной кучей, что-то прикинул про себя, по-деловому вздохнул, и принялся закатывать рукава.

- Нет. Мы будем делать Змея. Давно собирался новую модель попробовать.

- Змея? - охнули сестренки и переглянулись. Остальные девчонки тоже замерли. - Летающего, как Горыныч?

- А голов сколько сделаем? - свысока глянув на девчонок, деловито поинтересовался Родька.

- Летающего, - подтвердил Кузнечик. - Голов... Голов нарисуем одну. Зато хвоста сделаем два. Будет как у ласточки. Ну-ка, давайте со стола приберем, а то работать негде.

Девочки мигом прибрали со стола, а заодно и разгребли место вокруг, точно следуя Тимкиным указаниям, что куда поставить, и вся компания расселась, наблюдая и вникая в его работу. Кузнечик взялся было строгать рейки на каркас воздушного змея, но покосился на зрителей и пробурчал: "Не, эт не дело..."

Первыми к этому самому делу были пристроены Елька и Любава. Слегка размочив и подрезав до ровного по одному краю два куска бычьего пузыря, Тимка попросил сшить их вместе, но так, чтоб получился кармашек для планки. Сами плашки для выравнивания и зашкуривания были вручены братьям, строго согласно старшинству - Захару длинная, которая пойдет на киль, а Родьке меньшую (но значительно более ответственную, как по секрету было сообщено на ухо). Стешке и Феньке, как самым маленьким, был тожественно вручен хвост из тонкого перевязочного полотна, который следовало украсить перьями, листьями, и вообще - должен выглядеть как хвост от порядочного Змея. Рада, когда узнала, что змея собираются раскрасить, умчалась на кухню, к матери, поискать остатки красок, которые варила Анна со старшими девками, когда учила их полотно красить.

- А змей огнем дышать будет? - поинтересовалась осмелевшая Стешка.

- Нет, дышать не будет, - Тимка скептически оглядел помещение. - Попалим все... - потом задумался и почесал макушку. - А вот рычать будет.

Распределив работу, Тимка уселся делать лонжерон с установленной на нем трещеткой и рогульку, с помощью которой собирался крепить к килю растяжки крыльев. Все занимались своим делом, попутно поддерживая неспешную беседу. Объяснив, что такое модель, и как могут отличаться друг от друга разные модели одного и того же змея, мальчик принялся объяснять физику полета.

- Все дело в воздухе. Это кажется, что воздух невесомый, в самом деле он очень даже плотный. Хороший ветер и мельницу крутит, и лодку гонит. А крыло змея - это парус и есть. Вот на лодку парус поставить - ветер его вперед гонит. А если его плашмя положить, куда потянет?

- Вверх! - быстро сообразила Елька, вспомнив разложенные на берегу для просушки простыни, норовившие взлететь при любом ветерке, из за чего их приходилось придавливать камнями. - И еще вперед, по ветру то есть.

- Ну по ветру ему, положим, бечевка не даст улететь, вот и остается только вверх, - подтвердил ее догадку Кузнечик. - Так что правильно скроенное крыло полетит обязательно, никуда оно не денется. Дело не в полете, дело в стабилизации полета.

Родька попытался выговорить мудреное словечко, запнулся на третьем слоге и уважительно замолк, а Захар, покосившись на брата, задал резонный вопрос: "Что такое эта стаблилизация и с чем ее едят?"

- Если парусом не управлять, его начинает полоскать. Если не управлять крылом, то хоть змея, хоть птицу ветер начнет кувыркать, - охотно поделился наукой Тимофей. - Но птица живая, она управляет крылом прямо в полете. Змей так не может, а мы на земле и помочь ему тоже не можем. Вот для того модель делается так, чтоб змей выдерживал правильный полет сам. Это и называется - ста-би-ли-зация. И полет тогда будет не дурной, кувыркливый, а стабильный, ровный то есть, даже если ветер начнет меняться. Правильно сделанный змей сам подстраивается под любой ветер.

- А как? - Родька, выпутавшись из мудреного словечка, горел желанием выяснить, как можно лететь и не махать при этом крыльями.

Тимка кивнул на младших девчонок.

- Прежде всего это хвост. Ветер всегда тянет его за собой сильнее остального крыла, значит, змей всегда будет разворачиваться носом против ветра. Это называется "стабилизация по направлению". Потом бечева - она крепится так, чтоб морда вверх задралась. Змей опускается ниже - нос задирается, его начинает сильнее тянуть вверх. Поднимется - нос опустится, значит тяга уже не такая, полетит ровно. Это стабилизация по высоте. Ну а чтоб его вокруг бечевы не крутило, делается особая форма крыльев. Мы вот крылья не плоско, а под углом поставим, так чтоб брюхо немного свисало. Тогда получается, что у того крыла, что ниже, тяга увеличится. Вот змей и стабилизируется так, чтоб крылья у него ровно держались. Так и летит.

- Ага, вот зачем птицам хвост, - сделал свой вывод Родька. - Ее за этот хвост ветер тянет, чтоб летела ровно.

- Примерно так, - подтвердил Кузнечик. Только птица хвостом полетом управляет, а змей только стабилизируется. А змеем мы с земли бечевкой управляем.

Взрослые разгоняли малышню уже затемно.

- ...А еще Тимка нам рассказывал, как птицы летают, - делилась полученными знаниями Любава. - Их ветер за хвост таскает, вот они и летят ровно.

-Да? - со скепсисом отнеслась к принципу полета Арина. - Так кобылу ветер тоже за хвост таскает, чего ж она не летает?

- Так это ж кобыла, - удивилась Елька. - Ей-то зачем?

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Воскресенье, 14.02.2016, 22:27 | Сообщение # 26

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Утро третьего дня ничем не отличалось от первых двух. Ратнинские бабы, кое-как наладив свой быт, уже не требовали столько внимания, как раньше, так что команда Филимоновых гонцов ленивой трусцой рысила между Филимоном и Макаром, которых Захар обозвал командованием, мастеровыми артели Сучка и лесовиками, что работали на спешном приведении в порядок стен крепости. Все изменилось, когда сразу после завтрака в крепость на взмыленной лошади примчался мальчонка - гонец из Сенькиного десятка, как объяснила Елька. Тот, завидев сестру своего командира, воровато оглянулся и вывалил новость: "Ляхи на подходе. Вы это... если что... Будьте готовы, в общем. Сенька сказал" - и умчался дальше.

Казалось, крепость на миг затихла. Перестали стучать топоры плотников, затихли испуганные бабы, и даже разноголосый рев совсем мелкой детворы стих как по команде. Филимоновы гонцы мигом обежали крепость с одной командой: "На стены!" и, получив распоряжение "Собраться у ворот под командование наставника Макара. Ждать. Отдыхать. Позже понадобитесь", подтянулись на место. В последний раз скрипнули створки ворот, выпуская из крепости гонца и пару отроков из Ведениного десятка, глухо стукнул запорный брус, и - все затихло.

Как быть готовым и к чему именно, ни разу не видевший войны Тимка не знал. Получалось, что сидеть и пялиться на ворота, как это делали остальные рассевшиеся на бревнах, что плотники не успели поднять на стену. Возле ворот, поглядывая на располагающихся на башнях плотников, прохаживался Макар.

- Тятька переживает, - пояснила Любава. - Он тут, а мальчишки там. Вернутся - не вернутся. Он очень хочет, чтоб у меня братик был. Нет, папа с мамой меня любят, но брата все равно позарез надо: куда ж вою без сына? Как будто и не воин вовсе. Мамка даже образок Богородицы из Турова заказать хочет. Дорого, конечно, но может, она поможет?

Любава вздохнула. Видно было, что она отчаянно завидует Ельке, у которой целых двое братьев, которыми та жутко гордится.

- А тут еще мальчишки ушли. Вернутся, не вернутся? Они ему как свои...

И вот тут Тимку проняло. Война. Вдруг встал перед глазами не вернувшийся из дальних краев отец. Дед, схвативший внука в охапку и помчавшийся на край света - к врагам, которые еще только недавно разоряли земли Журавля, и который только и успел крикнуть: "Беги!" Кузьма и два его помощника - любознательный Киприан и грубоватый Гаврюха. Мальчик взглянул на сжавшуюся Ельку, которая не отрываясь смотрела на ворота. Там у нее два брата. Даже четыре, если считать Кузьму и Демьяна. А еще десяток разведчиков, который вытащил его из-под взбешенного секача. И этот мальчишка-гонец, помладше даже самого Тимки, который принес весть и тут же умчался обратно. Вернутся, не вернутся?

Кузнечик перевел взгляд на стены. Сучковы мастера занимали места около ворот. Лесовики, прислонив свои топоры к стене, натягивали луки и деловито осматривали поле перед стеной. Между ними, довольно сноровисто обращаясь с самострелами, мостились у бойниц девки. Война. Тимка вдруг понял, что вот если они, и мастера, и бабы, увечные наставники, и даже девки начнут стрелять, это значит, что те, кто ушел, уже не вернутся. И вот тогда придет очередь умирать тех, кто сейчас поднялся на стены. А когда падут защитники, то и тех, кто внизу, рядом с ним. Стало страшно. Он сжался, и тоже стал смотреть на ворота. Как все. Вернутся? Или не вернутся?

Кузнечик чуть не подпрыгнул, когда услыхал шорох за своей спиной. Позади него, хлопая перепуганными глазами, стоял Саввушка. Поодаль, не решаясь подойти к сбившейся в кучу стайки ребятни, маячила Красава. Тимка даже разозлился на себя.

"Ну вот, распустил нюни, прямо как Елька с Любавой. Ясно ведь, немой мальчонка уже пережил такое, а то и похуже, если верить Елькиным рассказам. И сейчас он боится, а Красава, даром что ведьмина внучка, защитить его не может, потому что и сама боится."

Тимка потянул его за руку, посадил рядом с собой. Саввушка удивительно послушно сел. А боялся малыш очень сильно, до мелкой дрожи во всем теле. Тимка покрепче прижал доверчиво жмущегося к нему мальчишку и кивнул Красаве - садись давай. Та, покосившись на совершенно не обративших на нее внимания девчонок, села на краю бревна - вроде в компании, но вроде и отдельно. Сзади опять что-то зашуршало. Тимофей обернулся. Возле него неловко переминался мальчишка-холоп с Веркиного подворья, что помогал грузить вещи на подводу.

- Тетка Вера сказала здесь быть, - кратко сообщил он.

Любава посмотрела на Тимку и подвинулась, уступая место возле Кузнечика. Как же, дочь воина! Невместно перед мелкими бояться. Тимка хлопнул ладонью рядом с собой и мальчишка немедленно пристроился с другого Тимкиного бока.

Макар, отследив перемещения среди своих гонцов, внезапно успокоился и стал наблюдать. Вот ведь интересно как! Стайка мелочи сбилась в кучу. Только что боялись все, да так, что наставник уже подумывал озадачить сопляков чем-нибудь, чтоб отвлеклись. А вот гляди ты, Кузнечик подгреб под себя пару совсем сопливых - и все подобрались, а главное, успокоились. И расположились-то как! В центре Кузнечик - старший, не сводит глаз с него, Макара, и привалившегося к стене Филимона. Ждет команды, готов действовать. Под боком двое из мелочи, которые не запаникуют, пока старший их за руки держит. Вокруг девчачий десяток, а с боков мальчишки Ильи. Мелочь и не строевые, а девчонок готовы защищать. Хм... А может, все-таки строевые? Чуть поодаль и сзади, не вмешиваясь в образовавшийся строй примостилась Красава. Сдала подопечного старшему в стае, и отошла в сторонку, как и положено волхве. Сам бы лучше их не разместил.
Наставник кивнул Тимофею, все хорошо, мол, сидим, ждем, не суетимся. Мальчишка расслабился, а вслед за ним расслабились и остальные. Мелкие сбились в стаю, и эта стая больше не боится. Сидят и ждут. Ждут приказа. Макар переглянулся с Филимоном.

Тот медленно кивнул. Он уже давно наблюдал за возней своих гонцов, но еще больше наблюдал за Макаром. Прав был Аристарх, не прост, очень не прост приблудный мальчонка. И наблюдать за ним было очень интересно. Но главное, что за ним наблюдал и приставленный к нему наставник, делая свои выводы, анализируя и сравнивая поведение своего подопечного с поступками остальных отроков. Похоже, что в Макаре медленно, но уверенно просыпался наставник, который сможет заменить и его, Филимона, и старого Гребня, что вырастил последнее поколение ратнинских бойцов. И то, что Макар увидел, как из стаи в один миг сформировался пусть временный, но все же полноценный десяток гонцов, старого воина обрадовало больше всего. Нелегко растить воев. Вот только наставников этих воев растить еще труднее.

- А если случай чего, так чего делать-то? - вдруг поинтересовался Тимка.

- В лес уходить, со всеми, - не отвлекаясь от ворот, проинформировал Захар.

- А там?

- Там видно будет, - Захар неопределенно пожал плечами.

Макар прислушался. Вопрос был поднят хороший, что делать - в Ратном давно было отработано, но младшие тех времен не помнят. Любопытно было, что вообще задались таким вопросом. Макар уже начал прикидывать, что ответит, если ему зададут этот вопрос.

Кузнечик почесал макушку.

- А как к поляне со старым дубом идти, знает кто?

- Все знают.

- Значит, туда и идем, если больше некуда будет. Там кто-то воев дядьки Медведя ждет. Ну, которые нас с дедом сюда провожали. Они помогут. Если что - за болотом укроют.

- Мне нельзя за болото, - пискнула Красава и пояснила. - Не любят там бабулю.

- Ты не бабуля, - отрезал Тимка, вспомнив приятелей из Лешачьей слободы. - За то мстить не станут. Я тех воев знаю.

Макар опять глянул на Филимона, но тот прикидывался, что задремал у стеночки, и ничего не ответил. Любопытно, но малец принял грамотное решение: пока старшие обеспечивают отход, вести мелких под защиту тех, кого знает и в ком уверен. Вот только почему-то вспомнились подводы с детишками, которых ратнинцы вывозили из земель Журавля. Наставник покачал головой. Помогут ли? Может, и помогут. Одно дело - грызня между своими, другое - чужаки в дом пришли. В любом случае - не порежут же детвору. Макар решил вмешаться.

- Если случай чего, вам скажут, что делать. Потому сейчас и сидите тут, ждете приказов. Но если что... Если что, идете за Тимофеем и делаете, как он скажет. Только не к поляне с дубом, а ниже, где ручей у сосен. Там твои вои.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 17.03.2016, 17:57 | Сообщение # 27

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Однако все обошлось. Где-то в полдень в распахнутые перед ним ворота ворвался взъерошенный гонец, и, выхватив взглядом Ельку из собравшейся у ворот детворы, не удержался и счастливо проорал:

- Побили ляхов! Там такое... Такое было! Мишка всех побил. Ни один не ушел!

- Как докладывать учили? - неожиданно рявкнул Макар. - Бегом ко мне! - и, оглянувшись на Филимоновых гонцов, уже спокойным, ровным голосом добавил.

- До обеда свободны. Марш на кухню.

Детвора, только что сидевшая плотной воробьиной стайкой, расслабилась, завозилась, и вдруг распалась, как будто сила, сбившая их в кучу исчезла, растаяла без следа. Первыми умчались девчонки, видать полученная новость жгла изнутри и рвалась наружу, требуя немедленно ею поделиться с остальными. Красава, покрутившаясь в сторонке, и сообразившая, что Саввушка от Тимки все равно сейчас не отлипнет, тоже куда-то испарилась. Складские мальчишки, услышав команду, бегом рванули к кухне, видать пополнять изрядно подъеденную за три дня заначку.

Тимка хотел было подняться было вслед за остальными, но ноги почему-то не слушались. События последнего времени, которые память честно пыталась задвинуть куда-то в дальний угол, вдруг вырвались и накрыли мальчика темной пеленой. Кузнечик смотрел на происходящее у ворот, но туман накатившего страха, нет, даже не страха, липкого ужаса подсовывал ему совсем другие картинки.

"Беги!" - истошно завизжали дедовым голосом закрывающиеся ворота. Но мальчишка не верил, что они смогут закрыться. Ему казалось, что они не успеют, распахнутся от страшного удара, и хромающий перед ними Макар сломанной куклой свалится на землю, подброшенный страшным ударом ворвавшегося в крепость кабана. И что Верка, которая стояла рядом с Макаром, сейчас упадет, и из нее ударит тугая струя алой крови, заливая пасть зашедшего на второй круг зверя. Холодный туман плотнее сжимал горло, не давая ему закричать. Но он видел... Видел как бледный дед, вернувшийся из острога, бросил ему: "Собирай суму. Самое ценное!" Видел потемневшие от напряжения лица сопровождавших их воев, воровато озирающихся рыбаков, что кормили их рыбой, и тяжелый взгляд дядьки Медведя, оттолкнувшего от берега плот, на котором они перебирались через болото. А там за темным, похожим на черный дым туманом, не живой и не мертвый, стоял пропавший целую вечность назад отец.

Тяжелым звуком захлопнувшейся крышки гроба упал на место запорный брус, скрыв белое лицо деда, как Тимка запомнил его на похоронах. Тимка хотел кричать и не мог. Он только крепче цеплялся за выскальзывающую из рук ветку, на которой пытался подтянуться, когда убегал от кабана, и не понимал, почему он все еще жив. Темный туман наконец добрался до Кузнечика и накрыл его с головой.

Мальчишка-холоп, наконец, вырвал свою руку из внезапно ослабевших пальцев Кузнечика и опрометью метнулся к стоявшим у ворот Верке с Макаром.

- Ну все, все уже,- необычно серьезная Верка, чуть покачивая, прижимала к себе мальчишку. - Так плохо, Тим? Накрыло?

Тимкины плечи задрожали, и он попытался сильнее вжаться в огромный Веркин живот. Спрятаться от всех и тихо заскулить, потому что темная волна, которая отступила так же внезапно, как и накатила, оставила в душе четкое понимание - он, Тимка, трус. Он сейчас испугался до потери сознания, до потери памяти, испугался так, что больше не соображал ни где он, ни куда ему идти. И это ни спрятать, ни скрыть. Рано или поздно, эту трусость все равно станет видно. И тогда кому он будет нужен в этой крепости? И кому он будет нужен вообще?

- Все хорошо, не переживай, - добрались до сознания слова Верки. - Первый раз всех выворачивает. Новики, бывает, и порты мочат. Да что новики, оно и мужей попервах наизнанку выкручивает. Ты у нас еще молодец.

Тимка, подняв лицо, заглянул в глаза Верке. Та улыбнулась.

- Не бойся. Все уже позади. Все прошло, пройдет и это.

Кузнечик попытался опять прижаться к обнимавшей его Верке и вдруг напрягся. На бревне, чуть поодаль, сидели мелкие мальчишки и наблюдали за происходящим. Тимка снова вжался в Веркин живот, пытаясь спрятаться от их глаз.

- Они видели... ВИДЕЛИ! - прошептал Кузнечик.

- Они, брат, и не такое видели, - неожиданно раздался спокойный голос Макара. - Про Саввушку ты уж и сам слыхал, наверное. А Митяй... На хуторе они жили, неподалеку от Куньева. Зима выдалась лютая, голодная, так что, как к ним на подворье волки забрались никто и не знает. А звери эти, когда голод чуют, все что видят режут. Впрок, чтоб надолго хватило, а потом возле подмерзшего мертвого стада долго сидят, не уходят. Они и начали резать все подряд. Только смерть это для семьи. Вот его старший брат сгоряча и выскочил с топором против стаи. Ночь сидел Митяй, спиной дверь подпирая. Сзади волки шкреблись в дверь и жрали его брата. А перед глазами мать баюкала раньше времени родившуюся мертвую сестренку.

Макар взял Тимку за плечо и, оторвав от Верки, развернул к себе.

- Нет, парень, тот кто хоть что-то в этой жизни видел, тебе и слова худого не скажет, а кто не видел... Да кому это интересно? Видать, думаешь что струсил, слабость проявил? - Увечный десятник вдруг жестко ухмыльнулся. - Я и сам так думал после первого боя.

- Я в бою не был, - пробурчал Кузнечик, отводя глаза.

- Будешь еще. Никуда оно от тебя не денется. - Макар вгляделся в лицо мальчишки и, увидев что тот взял себя в руки, продолжил. - Ты только вот как на это дело посмотри. Вот эти двое, что сейчас на тебя смотрят, настоящий страх уже знают. И когда он стал возвращаться, пришли туда, где меньше всего страшно. К тебе пришли. Посему, ты за них теперь в ответе. А раз так, то забирай эту мелочь, и двигайте на кухню. Кормиться, мало ли чем еще сегодня заниматься придется.

Кузнечик кивнул и, уже сделав несколько шагов в сторону сидящих на бревне мальчишек, вдруг остановился, снял с шеи цепочку с нательным крестиком, отстегнул от нее что-то и протянул Верке.

- Вот, тетка Вера. Любава сказала, что тебе образок Богородицы нужен. Возьми, вам нужнее. Я его с маминого портрета резал. Деда сказал, что похоже. - Тимка поклонился. - И... Спасибо тебе, тетка Вера.

Верка взяла в руки серебряный образок, взглянула на него, побледнела, всхлипнула, на миг прижала Тимофея к себе и, разко развернувшись опрометью кинулась к кухне. Мальчик круглыми от удивления глазами посмотрел на Макара.

- Дык, бабы... Кто их знает, чего им в голову ударит. - Макар почесал бороду. - Ладно, дуйте на кухню. Потом разберемся

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Четверг, 17.03.2016, 23:13

Коняга

Дата: Пятница, 18.03.2016, 00:08 | Сообщение # 28

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Вечером Макар стоял в дверях кузни, прислонившись к косяку двери и молча наблюдал за мальчонкой, столь неожиданно ворвавшемся в его жизнь.

Тимофей сидел за столом, вокруг него собралась вся мелочь крепости. Каждый занимался своим делом. Митяй натягивал волосяную лесу, помогая Кузнечику вязать на ней узлы. Девчушки разложив на столе две тонкие полосы крашеного полотна, украшали их перьями, бантами и еще какой-то хренью, пытаясь раположить их только в одном им, девчонкам, ведомом порядке. Оба сына Ильи зачищали шкуркой, с наклееным на нее песком деревянные плашки, то и дело прикладывая их к столу и следя, чтоб было идеально ровно. Саввушка (Саввушка!) размалевывал кисточкой растянутый на столе лист бычьего пузыря, стараясь попадать в расчерченные угольком линии.

В стороне сидела только Красава, но и тут было что-то необычное. Если раньше младшие, особенно девчонки, напрягались и жались в ее присутствии, то теперь на нее просто никто не обращал внимания. Не ясно, напрягало ли саму Красаву такое положение вещей, но то, что она обескуражена было видно.

Макар, все так же не выпуская изо рта кончик соломинки, наблюдал за возней малышни и размышлял. То что Верку подаренный образок Богородицы приложил от души было видно, но чтоб настолько... Бабы, подобно Аристарху, учуяв в Кузнечике какую-то странность, умудрились перевернуть все на свой бабский лад да так, что внятно соображающему вою и в голову не пришло бы. Макар еще раз прокрутил в голове услышанный на кухне разговор.

***

Дверь в кухню, где женское население крепости собралось на обед, со стуком распахнулась, словно ее сорвало с петель. Бабы, успокоенные новостями из Ратного и наконец немного отошедшие от напряженной тревоги после нескольких дней ожидания, испуганно вскинулись на ворвавшуюся в помещение вздрюченную с выпученными глазами запыхавшуюся Верку.

– Богородица! Бабоньки! Богородица! – выдохнула она с порога, и схватившись за грудь, привалилась к косяку.

– Где?! – охнула Анна. Остальные тоже повскакивали с мест, не зная бежать ли им во двор или еще куда кидаться.

– Вот! – Верка протянула им руку с раскрытой ладонью на которой лежал небольшой серебряный образок.

– Тьфу на тебя! – облегченно выдохнула Вея. – Напугала… Я уж думала…

– Вера, и впрямь, нельзя же так! – нахмурилась боярыня, опускаясь на свое место. – Дай-ка сюда, что это у тебя там? – она осторожно взяла в руки поданный Веркой образок и залюбовалась им. – Тонкая работа! И впрямь, Богородица… Откуда это у тебя?

– Да в том-то и дело! Знак она мне дала! Сыночка послала. И знак – образок этот… – бухнула отдышавшаяся Верка и торжествующе окинула взглядом собравшихся. Все, даже ратнинские бабы, тоже оказавшиеся здесь, ошалело смотрели на нее.

– Эй, подруга, ты чего несешь? – осторожно поинтересовалась Вея. – Или узнала, что в тягостях? Так присядь, присядь… С чего ты решила, что сын-то?

– Да ну тебя, Вея! – отмахнулась от нее Верка. – Говорю же – Богородица знак дала! И сына послала… Тимофей, что из-за болота пришел – от нее он… Сына я просила – и выпросила! Сирота же… Давно она меня носом тыкала, а я все не понимала. А тут.. Сама! Как я этот образок из его рук взяла, а он засветился! Вот ей-Богу засветился! – Верка размашисто перекрестилась. – И голос услышала – как на ухо Она мне говорит – сынок тебе, дурища… Бери, не сомневайся… Вот!

– Вера! – построжела Анна. – Ты думай, чего говоришь-то! Или толком объясняй.

– Объясню, Анна Павловна, сейчас! – радостно кивнула Верка и усевшись за стол, принялась рассказывать. – Это еще как Андрея мы вместе с Ариной лечили в тот раз, я Ее присутствие почувствовала. Прямо там, в горнице и почуяла, как она меж нас к его постели подошла, а он после того и улыбнулся. И с того жив остался – Она его спасла, кто ж еще? Настена-то уже отказалась, а он выжил, слава тебе Господи. – Верка снова осенила себя крестом и покосилась на недоверчиво переглядывающихся ратнинских баб. – Чего морды кривите? У нас про это все знают. Вот Анна Павловна там была, и Арина, и Ульяна – у них спросите. Так ведь, Анна Павловна?

– Так, Вера, так. – кивнула Анна. – Богородица помогла по нашей молитве.

– Вот. – торжествующе посмотрела на баб Верка. – Ясное дело, Богородица, кто ж еще… Ну а прощение у Андрея я еще раньше просила. И потом тоже. И простил он меня, снял проклятие, что на нас по глупости собственной лежало… Из-за него же… В общем – нету его больше! – не стала углубляться Верка в тему проклятия, перехватив строгий взгляд Анны. – Вот я и поняла, что у Нее и мне надо просить теперь сына. Кто ж еще бабам поможет, как не Она? Тем более, сама мать. Уж как я просила! Каждый вечер и каждое утро ее молила… И в молельне нашей сколько раз… Ну а иконки-то Ее нету… В церковь не набегаешься, а чтоб дома поставить. Уже Макара упросила приказчику в Ратнинской лавке заказать. В Турове-то, поди, можно купить. Ну не икону, так хоть образок что б, но с Ее ликом. А тут – Тимка! Я-то не поняла вначале, но ведь сразу мне Знак Она давала! Вот сами посудите. Во-первых, откуда Тимофей прибыл? Из-за болота! Так? А Андрея там и ранили! И сирота – нету у него никого в целом свете. Христианин. И сразу он к нам с Макаром попал. Я в тот раз на кухню-то зашла словно позвал кто! Не мое же дело отроков кормить, а вот что-то тянуло – пойди, да пойди. Ну да, Макар, но ведь я тогда чуть не силой у Плавы горшки отобрала, чтоб самой им подать в трапезную. Помнишь, Плава? – посмотрела она на повариху.

– Да ладно уж силой. – махнула рукой та, но подумала и с сомнением все-таки подтвердила. – Ну да, я холопок хотела послать, а ты сама пошла… Я еще удивилась, думаю, вот же – не набегалась за день…

– Во-от! – удовлетворенно кивнула Верка. – И набегалась, а что-то меня такое.. Толкнуло! Вышла, а там Тимку как раз привезли. И так он мне глянулся сразу… Вот гляжу на него, и думаю – вот бы мне сынка такого! И на Макара он похож даже, если присмотреться. Тот отроком такой же взъерошенный был и серьезный. Я-то помню! Ну так и потом Макар его привез из Ратного – к нам на посад, в дом. Встречала я их тогда. Тимка умаялся и заснул в дороге, так Макар его на руках внес. И хотите верьте – хотите нет, но еще тогда, когда он его через порог вносил.. Ночь же, а тут словно светом его осветило! У меня в груди аж заныло… Ну а утром, когда мы в крепость прибежали, так и вовсе! Потерялся он было, я искать кинулась. Кто его мне привел, а? Возле кухни же стояли…

– Так Андрей привел!.. – удивленно пожала было плечами Вея и вдруг тоже охнула и уставилась на баб. – Ведь и правда! – она осторожно перекрестилась. – Андрей его тебе подвел… Думаешь?..

– В том-то и дело! Что тогда Арина с Андреем сказали? Твой? Вот и забирай! – Верка подняла палец. – А сейчас так и вовсе! Тимка сам мне образок дал. Вот этот! – Верка подняла образок высоко над головой. – Дал и сказал – с лика матушки резан… И вот вам крест – засиял он в его руке. Видела! И слова Ее в ушах у меня зазвучали… Сына мне она посылает. Ясно же! Нам с Макаром утешение на старость будет… Тем более что негоже ему безродным оставаться. Усыновим. Уж я Макара упрошу…

– Язык у тебя без костей, Вер. – неожиданно раздалось от дверей. Макар уже довольно давно стоял там и задумчиво слушал жену. Верка оглянулась, охнула, подскочила.

– Макарушка, ну ведь и впрямь… – развела она руками. – Все как есть сказала… Зря что ли нам с тобой сироту Богородица послала? Кто же от таких подарков отказывается…

– Макар, тут тебе, конечно, решать, но, может, и права Вера? – задумчиво проговорила Анна. – Знак божий или нет, не скажу, но ведь сирота…

***

- И как? - отвлек Макара от размышлений тихий голос подошедшего Филимона.

- Да все как-то... - Макар поморщился, пытаясь выразить свою мысль и не находя подходящих слов. - Нельзя сказать, что через задницу, но и на голову не налазит.

- Возьмешь? - поинтересовался Филимон.

- Так куда ж теперь деваться? Бабы уже решили все. - Макар решительно отбросил соломинку. - Да и так бы, наверное, взял. Прав Аристарх, что-то странное за ним тянется. Да такое, что и не отмахнешься. Я, пока за ним наблюдал, всякого напередумал. Вон, одна Красава чего стоит. Ни словом, ни жестом, не отмахнулся и не обидел. И что? Сидит на лавке и глазами лупает. Никто в ее сторону и не косится, даже Савва ее. Тут, и ладно.. Волхва!

- Вот и хорошо, - покивал головой Филимон. - Вот и наблюдай. Завтра с утра староста подъедет. И еще Егоров десяток. Прокатитесь с ним на болото. И Тимофея тоже собери. А там - посмотрим, что выйдет.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Пятница, 18.03.2016, 19:04 | Сообщение # 29

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 3
Питер, госпиталь, конец лета 199х

Максим Леонидович вошел в кабинет, в котором обычно встречался с племянником, и застал любопытную картину – Димка гонял по подоконнику паука Кошу, соломинкой подталкивая к нему слегка контуженную муху.

- Получается, что у четвертого измерения есть направление, это только нам кажется, что оно всегда движется вперед? – продолжил вчерашний разговор Димка.

- Верно, – профессор улыбнулся. – Если пространство кривое, то и эффекты времени сильно разнятся. Где-то время может течь медленнее, где-то быстрее, а где-то назад, или даже закручиваться петлями.

- Значит, вы ищете места, где время течет назад?

Максим Леонидович рассмеялся.

-Угу. И даже нашли. По нашим расчетам ближайшее – где-то на краю вселенной.

Димка смущенно почесал макушку – мог бы и догадаться.

- Ну а как же тогда?

- Ну давай опять наблюдать за нашим паучком. Только превратим его в водяного паука – водомерку. Вот теперь наш Коша скользит по горизонтали. Он живет в двух измерениях, и это для него – пространство.

- Ага, тогда вода – это подпространство, а воздух надпространство? – тут же попытался предположить Димка.

- Можно и так, но вот тогда вопрос – почему Коша не проваливается в это твое подпространство?

- Ну так ясно же, пленка поверхностного натяжения, он на ней и скользит.

- Вот в ней и фокус. Между двумерным пространством и третьим измерением существует пленка поверхностного натяжения. И энергия этой пленки такова, что надежно удерживает существ двумерного мира на его поверхности. Проникнуть в третье измерение он не может, хотя о нем наверняка знает. Хотя бы потому, что из его глубин может вынырнуть что-то страшное, порвать ткань известного ему мира, раскрыть пасть, и…

- Значит, вы ищете как порвать пленку нашего трехмерного мира?

- Мы не можем этого сделать. Во первых нужны огромные энергии. Во вторых, надо понимать как эта пленка устроена. Вот возьми поверхность воды. Она состоит из молекул. Но это не застывшая ледяная корка. Одни молекулы ныряют вглубь, другие – всплывают на поверхность. Одни испаряются и уходят в атмосферу, другие прилетают из нее и прилипают к пленке. Это только кажется, что поверхность воды неподвижна, а в самом деле она кипит, и это еще больше усложняет все процессы. Всегда есть места с более высокими напряжениями, а есть с более низкими. Многое зависит от температуры на поверхности этой пленки – чем она выше – тем интенсивнее кипит поверхность, тем легче сквозь нее проникнуть.

-Ага, а как выглядит пленка для нашего трехмерного мира мы не знаем, - задумался Димка.

- Ну почему, же знаем, - профессор протер очки. - Это вакуум. Но вакуум - не просто пустота, где ничего нет. Это кипящий слой, который расположен между трех- и четырехмерным миром. В нем постоянно возникают и аннигилируют обратно частицы и античастицы, этот слой бурлит, кипит, и всегда в состоянии хаоса. И, разумеется, у него есть собственная температура. Это называется Море Дирака. И мы всего-навсего живем на его поверхности. Вот как Коша на поверхности своей стенки.

- Так значит если мы нагреем вакуум, так что натяжение пленки уменьшится, то сможем проникнуть в четвертое измерение?

- Теоретически – да. Но даже для этого нужны энергии черных дыр. Нам это не по силам. К счастью, есть другой способ. Ведь даже водомерка способна увидеть что-то под поверхностью воды. Или отражение от ее поверхности.

Димка надолго задумался, а Максим Леонидович потянулся за медицинской карточкой.

- Ну-ка, давай посмотрим, что они тебе понаписывали…Рак. Ну это мы знаем.

Мальчишка нахмурился и оставил паука в покое.

- Хуже того быстротекущая его форма. Это тоже не новость, - профессор принципиально не обращал внимания на съежившегося в кресле племянника. - Ага, химия не помогла. Это настоящее. Операцию провести можно, но выигрыша по времени это не даст. Это будущее.

Димка скис окончательно. Коша, предоставленный самому себе, немедленно впился жвалами в задергавшуюся муху.

- Получается так, Дим, что тебе придется отправиться или в лучший мир... или в другой мир.

Племянник поднял взгляд на дядю. В глазах начало разгораться понимание.

- За пленку?

- За пленку, - подтвердил профессор. - Но времени у нас все так же мало.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Пятница, 18.03.2016, 19:05

Коняга

Дата: Понедельник, 21.03.2016, 17:36 | Сообщение # 30

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Край болота между Ратным и землями Журавля. Начало сентября 1125г.

Почти седьмица прошла, покуда Вощаник, посаженный для укрощения нрава на неопределённый срок на самую занудную службу - приглядывать за пустой дорогой, наконец заметил почти в полуверсте неспешно двигающуюся к болоту телегу. На этот раз на передке устроился сущий малец и не узнать его Вощаник не мог. Тимка, внук Гордея, которого не раз угощал всякими разностями и всего лет пять назад играл с ним в «Сороки летели…», когда его, тогда ещё самого невеликого возраста, оставляли присматривать за малышнёй.

Вторым был старик, но не дед Тимки, которого они ждали. Этот был явно не мастеровым - больно уж расположился он на телеге правильно. Из леса стрелу пускать бесполезно, а со стороны коня, так он сам успеет стрелу выпустить, только высунься. И лук был пристроен так, что только стрелу на тетиву кинуть осталось. На поясе меч и боевой нож… Да небось в сене, на котором он пристроился, чего-нибудь уложено. Лица покуда не разглядеть, но поза была, словно у отдыхающей рыси: вроде и спокойна, но в любой момент готова исчезнуть в листве или вцепиться в горло.

Вощаник собрался было слезать с дерева и бежать докладывать Кикиморнику, но тут на широкую прогалину, рассекающую лес параллельно болоту, выехали пятеро верховых. Спешились и буквально в минуту превратили лёгкое, в пол-локтя, поднятие земли в лагерь. Ещё минута и чуть задымил, разгораясь, костерок. Не зная, что и думать об этаком, Вощаник скользнул на землю и скоро докладывал Кикиморнику о гостях. Старшой, видимо, тоже был удивлён не меньше Вощаника и собрался только бороду поскрести, как из-за кустов от болота выскочил Клещ.

- Дядька Кикиморник! Пятеро чужих заняли кочку, что рядом с тропой… Теперь, если уходить, то только вдоль болота или по пояс в воде… А они с луками...

- А ты чего смотрел?- даже ототропел от такого Кикиморник. - Почему сразу не доложил?

- Так я сразу… Они на плетёнках вдоль берега, видно… А как к тропе подошли - сразу к островку этому… - и, замявшись, добавил. - Меня, похоже, заметили… По тростнику незаметно не пройти… Но не стреляли, хотя всего шагов сорок было.

А телега на дороге всё никак не могла добраться до края болота, словно лошадь разучилась ногами двигать.

Кикиморник задумался и заметив, что голова кобылы выплывает из дорожного бурьяна, отдал приказ:

- Слушай, что скажу… Сидеть тихо, чтобы ни шороха мне! Не двигаться, покуда или команды вслух не подам, или пока меня заживо потрошить не начнут. Ясно? По местам!

Почти что незаметные в своих нарядах люди словно растворились среди придорожной растительности.

Между тем уже внятно слышался голос Тимки, а то, что это был он, Кикиморник понял сразу. Только этот мальчишка и мог, вот так, копируя интонации деда, увлечённо говорить о каких-то своих задумках или хитростях мастеровых.

Наконец Тимка натянул вожжи и кобыла встала.

- Ну, вроде приехали…- услышал Кикиморник голос спутника Тимофея. И едва тот приподнялся, намереваясь соскочить на землю, Кикиморник его узнал.

Ратненский староста, Аристарх! Точно он! Разведчик потряс головой. Какого ж... Уже собираясь выйти к прибывшим, Кикиморник остановился. Уж очень непривычно всё было. Да и Медведь ясно сказал, что самим в разговоры не вступать, но Медведя всё нет, хотя должен бы уже быть. Значит, стоит подождать… Клещ у болота, если чего, даст знак и им, и Медведю, а пока, стало быть, стоит подождать.

- Ну что, Тимофей, разводи костерок, будем жарить, чего добыли, а то, небось, не только мне есть захотелось, - и вытащив из-под сена двух зайцев, бросил их на траву. - Сумеешь костерок-то?

- Что ты, дядька Аристарх… Я пятью способами могу… - Тимка уже принялся собирать былинки и обламывать нижние сухие ветки придорожных ёлок.

- Ну да? –заинтересовался Аристарх. Видно, разговор в таком виде длился у них всю дорогу. Нечасто удаётся мальчишке похвалиться своими умениями такому человеку, как настоящий ратник и староста такого крупного селения, как Ратное. - И как же?

- А просто… - начал хвалиться Тимка, сам не понимая, почему этому незнакомому человеку он с таким интересом рассказывает обычные в общем-то вещи. - Первое, от камня огонь… Второе, от камня и железа… Потом от дерева тоже…

Аристарх взрезал дёрн кругом локтя в полтора и откинул в сторону.

Тимка замолчал, укладывая растопку.

- От дерева - это двумя плашками или свёрлышком? - прекращать разговор Аристарх, видимо, не хотел.

- А и так, и так знаю, только плашками сил у меня мало пока… А свёрлышком хочешь покажу?- загорелся мальчишка.

- Да ладно уж… Есть больно хочется… И тебе тоже, гляжу… Огниво вот бери… А я пока зайцев обдеру… - и, вытянув из сапога засапожник, принялся за дело.- А ещё два способа? Ты про пять говорил…

Тимка вдруг смутился:

- А про те деда говорить не велел. За них могут… Деда говорил, и убить могут. Думают, колдовское чего. А там ничего и нет нечистого. Знать просто надо,- наивно продолжил Тимка.

Скоро два зайца уже жарились на костерке, испуская такой дух, что и у Кикиморника рот наполнился слюной.

Тут рядом почти неслышно колыхнулась травинка. Клещ одними губами, без голоса, произнёс:

- Медведь здесь! Увидел тех, что сейчас на островке, раньше нас - с той стороны, как они по болоту плыли… Осокорем вокруг прошел… С ним ещё наших пятеро…Велел сидеть тихо…

А зайцы уже, похоже, изжарились достаточно, чтобы у Тимки от нетерпения не хватало сил просто сидеть и дожидаться, пока старший скажет, что можно вцепиться в этого вкуснющего зайца зубами.

Аристарх между тем расстелил небольшую холстину, нарезал хлеба крупными кусками, туда же положил пяток луковиц и едва сунул нож за голенище, как за спиной у них раздался весёлый голос:

- А меня накормите?

Аристарх только усмехнулся про себя и медленно повернул голову. Чуть раньше он почувствовал у себя за спиной неясное движение и был готов к появлению кого бы то ни было. А вот Тимка подскочил от неожиданности и через мгновение кинулся к вышедшему из-за куста коренастому, словно дубовый пень, человеку в пятнистой куртке и таких же портах.

- Дядька Медведь! - мальчишка повис на пришедшем. - А мы тебя ждём, ждём!

- Ты глянь! - изобразил изумление Медведь. - Ещё на целый волос вырос! Меня скоро перегонишь! - и подкинул в воздух взвизгнувшего пацана. Видимо, это была их традиционная шутка, потому что кроме радости на лице Тимки больше ничего не было заметно.

- Так как? - обратился он уже только к Аристарху. - Покормите или мне свой харч доставать?

- Отчего ж не накормить, коли по-доброму… Накормим, верно Тимофей? - Аристарх, хоть и готов был взвиться в одно мгновение, но выглядел эдаким добрым дедушкой, готовым накормить хоть весь свет разом. - И вот того тоже, пожалуй…- ткнул он пальцем в сторону кустов, - который в папоротнике схоронился. Умно схоронился, потому пусть вылазит и к костру садится… - и уже вовсе ехидно поглядывая на Медведя, добавил. - А вон того, что на тополе ветками трясёт, словно шершня в портки словил, кормить не будем… Уж не обессудь… Дурней у нас и своих вдосталь, так что своих ты сам корми…

Медведь только усмехнулся и чуть кивнул головой. Аристарх насторожился - чего головой мотать, коли и так все всё слышат? И тут же дёрнулся от неожиданности. Торчащий в четырёх шагах куст ворчливо заявил:

- А меня, стало быть, ты кормить не будешь? Эх, Тимка… А я тебе такие свистульки делал… - и только теперь Аристарх заметил, что куст чуток располнел с того момента, как они принялись разводить костёр.

- Дядька Жёлудь! - Кузнечик кинулся прямо на куст и оттуда выросли две руки и поймали мальчишку… Затем куст слегка похудел и миру явилось нечто среднее между копной травы с вениками и лешим из болота. И почти сразу же край опушки приподнялся, словно дернина отделилась: из-под неё выглянула перемазанная непонятно как и чем рожа совсем уж болотной нечисти. Но рожа улыбалась и Тимка узнал совсем молодого парня.

- Валуник! А мне сказали, ты с боярином ушёл…

- Не-а… Коли бы ушёл, кто бы по твоему носу курносому щелабаны за проигранных «чижей» лепил?

Подошёл спустившийся с дерева Вощаник. Вид у парня был убитый, словно он уже словил десяток стрел в самые непотребные места. И, видимо, не без причины, потому, что Медведь недовольно на него глянув, произнёс:

- В последний раз так… А пока по дороге сам лозину выберешь… Марш к болоту и без дичи не появляйся… Хозяева тебя кормить не хотят, - и, обернувшись, позвал, - Кикиморник, давай сюда, тут нам пир устраивают. Да харч захвати, а то такую ораву двумя зайцами дразнить только…

К холстине Аристарха добавилась ещё одна и все уселись вокруг.

- Да, там мои тропу перекрыли на всякий случай - тут она вдоль болота, торная тропа, хожая. Твои ратники пусть за дорогой смотрят, а то и впрямь не ровён час… А нам спокойно поговорить надобно… Клещ! Иди к тем ребятам, что на островке, скажи, староста Аристарх и я обедаем, пусть смотрят. Оставайся им в помощь. И не задирайся там! Беда с ними - только бы хвост задрать, - обратился он уже к Аристарху.

У Аристарха смешались самые разные чувства. С одной стороны, его обдурили, словно лесовика из глухой веси скоморохи на ярмарке, а с другой - и дураком не дали повода почувствовать. Нечасто такое с ним бывало и потому, несмотря на тревогу и досаду, его начинал разбирать смех.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Суббота, 05.11.2016, 19:38 | Сообщение # 31

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Медведь посмотрел на примостившегося рядом Тимку, который аж урчал над своим куском зайчатины, улыбнулся, перевел взгляд на Аристарха и, усмехнувшись одними губами, спросил.

- Тим, а чего ты это деда с собой не взял? Занят Гордей чем таким важным, или как?

До воина донесся вздох, почти всхлип, вынудивший его прервать гляделки со старостой. Он удивленно посмотрел на вмиг потерявшего всю веселость мальца.

- Нету деды, дядька Медведь. Помер, - Тимка старательно перекрестился, как велел делать священник, поминая покойного. - Кабан его задрал. Не далеко ушли, почти сразу как ты нас на берег высадил. А меня мальчишки из крепости с дерева сняли... Только не успевал я. Меня они спасли, а деду не успели. На его крик и прибежали.

Медведь перевел взгляд на Аристарха, тот коротко кивнул: так, мол, и было.

- По следам мы, конечно прошли. И где ты их высадил видели. То, что до тропы довели, и к нам направили. Правильно все сделал. Они б через версту-другую на наш дозор и наткнулись бы, да... Что там говорить. Давно секача того валить стоило, да недосуг было, рук и так не хватало. До загонной охоты решили отложить. А оно, вишь как вышло, едр-р-рен дрищ...

- Помер, значит. Значит зря все, все одно прахом пошло. - Медведь вдруг расслабился, отпустил нож, который вдавил в землю по самую рукоять, прижал к себе мальчишку, и прошептал. - Прости Тимофей. Прости старого. Моя вина. Не довел. А ты, значит в Ратном теперь, Не обижают?

- Не, я в крепости. В Ратное меня наставник Макар деда хоронить возил. И с дядькой Аристархом познакомиться. Он велел, чтоб деду похоронили. А живу у дядьки Макара, с теткой Верой. Они хорошие.

- Самому тебе их вести и не получилось бы, - Аристарх пожал плечами в ответ на острый взгдяд лешака. - Ты-то конечно хитер, но лес ведь наш. Ждали вас таких умных, чуток подальше, да только именно вас и ждали. А что прахом пошло, так про то рано говорить. Кузнечик, вон, тоже нам не совсем чужим сделался, к защите крепости со всеми готовился, за мелкими приглядывал. - Аристарх тряхнул головой. - Занятный он малец, едрен дрищ... Потянулись к нему. Так что, ты не стесняйся, говори, зачем Гордей в Ратное шел. А там поразмыслим.

- Кузнечик? Хм.. Значит, Кузнечик. Да, с мелкими у него всегда хорошо выходит, - Медвель встряхнулся. - А беги-ка ты, Кузнечик, к Вощанику. Лес ему покажи, ты ж тут уже все знаешь. Может утку раздобудете, а то разговор у нас тут долгий наметился. Да не бойся, мы тебя не бросим.

- Деда умер. И папка тоже, да?

Воин на миг задумался.

- Папка не умер. Болеет крепко, но жив Мастер. Очень о тебе беспокоится. Будет судьбе угодно, свидитесь скоро. Только ты и сам понимаешь - судьбу не загадаешь, но помочь ей можно. А чтоб ей помочь, - осадил он вскинувшегося мальца, - побудь пока в крепости, покажи чему научился, ты ведь уже многое умеешь? Так надо. Дядька Аристарх сказал же, что не обидит.

***

На обратном пути Аристарх с удовольствием наблюдал за изрядно повеселевшим Кузнечиком. Если мальчишка и раньше проявлял живость характера, то теперь, когда с его плечей словно спал невидимый груз, начал прорезаться тот самый живой и деятельный паренек, о котором упоминал Медведь. Мда.. Гроза мастерских и закрытых сараев. За ногу конечно привязывать не надо, все ж военная крепость, там и не таких орлов обламывали... Вот только обламывать его, похоже, и не нужно. А к порядку привести, так за то Медведь и сам просил. Весь последний час Тимофей, умаявшийся от постижения тонкостей охоты на уток, вываливал на Аристарха новости последнего года своей жизни, особенно тщательно обрисовывая свои взаимоотношения с мастерами и, особенно, с мастеровыми мальчишками. Аристарх, явно возведенный в ранг кого-то вроде деда, с интересом слушал и оправдывая оказанное ему нешуточное по пацанячьим меркам доверие, поддерживал беседу, потихоньку направляя разговор к интересным ему вещам, по ходу сравнивая рассказ с тем, что говорил Медведь. Не прост, конечно, командир лесной нечисти, вон как про Тимкиного отца ввернул. Привязывает, значит мальчонку к своей стороне. Ну да ничего, на такие ходы у старосты и свои ответы имелись. Подумать только надо. Крепко подумать, что со всего этого Ратное взять сможет. И как ему, старосте, этим знанием распорядиться.

По возвращению в крепость Тимофей получил короткое "Свободен", что при детальной рассшифровке оказалось: " Двигай на кузню, там мелкие, займи их чем-нибудь полезным". Возле кузницы действительно оказалась вся младшая команда, включая Саввушку и Митяя, которые кучковались чуть в сторонке под присмотром бдительной Красавы. Недоставало только складских мальчишек.

- Так на складах они. Добро всякое у ратнинских принимают и по полкам рассовывают, - объяснила Елька. - Ну, котрое не надо. И подводы в Ратное собрать - гонец приказ привез. Работы много, а до вечера управиться надо.

- Значит и мы на склады, - решил Тимка, вручая подаренную Вощаником свистульку Митяю, чтоб Савве не завидовал.

"А занятная эта штука, свисток", - подумал Макар, проводив взглядом сорвавшуюся с места детвору. - "Особенно вон тот, с шариком. Ишь какую пронзительную трель выводит. Девкам на стены, что ли дать? Случай чего - мертвого подымет."

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Суббота, 05.11.2016, 19:56

Коняга

Дата: Вторник, 27.12.2016, 17:50 | Сообщение # 32

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 4, 5, 6 и, возможно 7
Питер, госпиталь, конец лета 199х

Дверь распахнулась от жизнерадостного пинка лаборанта Максим Леонидыча, который, пятясь, пытался вкатить в Димкину палату тележку... да чего уж там, телегу с расставленным, разложенным и развешенным на ней оборудованием. Сквозняк, неожиданно получивший свой шанс, немедленно прошелся по комнате, взъерошил головы обоим студиозусам, заглянул в коридор, но наткнувшись на недовольную гримасу профессора, помчался обратно, к окну, пока дверь не закрыли. Что не помешало ему заглянуть на Димкин столик, подхватить с него несколько листков бумаги и швырнуть их под ноги ученому, в качестве отвлекающего маневра. Тот, впрочем, на провокацию не поддался, вначале закрыл дверь, бесповоротно выгнав плутоватый ветерок на улицу, а уж потом поднял с пола бумаги.

- Вот как. Стихи? Можно взглянуть?

Димка смутился и кивнул.

- Так… навеяло…

Спустились с освящённых алтарей
Как-будто бы замаливать грехи,
Душой моею напоив коней, -
На чёрный берег – новые стихи.

- Интересные строки. Их трудно читать. Их нужно услышать. Ты так боишься черного берега? - Максим Леонидович мягко улыбнулся. - Не все так плохо, Дим. Вон, Рафик чуть не облизывается, глядя на твое кресло с билетом в прошлое. Но увы, его матрицу мы там пока не нашли.

- Рафик? – переспросил Димка и перевел взгляд на дядиного студента.

- Ну, вообще-то его Романом зовут. Но он водит наш микроавтобус - РАФ. Своеобразно, надо сказать, водит. Мне кажется, они оба дальтоники, и в свете мигалки красного цвета в упор не замечают.

- Творчески катаются, - определил манеру вождения Дмитрий.

- Скорей, божественно. В смысле, как бог на душу положит.

Роман, вспомнив как от его виражей шугаются депутатские БМВ и Порше, ухмыльнулся. Димка задумался.

- Дядь Максим, а что такое Бог? Или может – кто?

- Хм… Бог… Каждый понимает Бога по-разному. Вот для Рафика это тот, кто живет в раю, куда он на своем микроавтобусе никогда не доберётся. Может, потому так и катается. Ну, а я его понимаю как троицу, но вряд ли священник согласится с моей трактовкой. Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух..

Бог Дух – это воплощенная природа. Это то, что мне интересно, и что я изучаю, чем живу. Закон природы. Он существует, и изменить его я не могу. Он вне меня. Та самая объективная реальность, данная нам в ощущениях. Я могу её только познать. Ну, хотя бы попытаться познать. Закон Бога Духа воплощает в себе устройство Вселенной и ее путь. Мы можем только следовать этим путем. Или как неразумные твари божьи, или осознанно, как его дети. Этот закон определяет жизнь нашего тела.

Бог Сын. Этот закон внутри человека. Тот, что человек определяет для самого себя. Закон природы неизменен, мы не можем изменить его. Но мы можем изменить свое отношение к нему. Мы можем сказать, что путь жизни в нашем мире, это круговорот совершенствования живого и разумного. И будем правы. Но можем сказать, что путь живого – это круговорот дерьма в природе. И тоже будем правы. Только сам человек выбирает свой путь и только сам создает законы это пути. Закон Бога Сына – в детях Божьих. Этот закон определяет, как живет наша душа.

И Бог Отец. То, что нас создало. Это то, ради чего мы существуем. Насыщение, размножение, доминирование. Три кита, на которых покоится благополучие Нового Русского. И он ими гордится, потому что это – Закон Природы. Но благополучие глиста, живущего в кишечнике свиньи, покоится на них же. Не много ли китов для простого червя? У нас, в отличие от того беспозвоночного, есть дух. Это то, во что Отец вложил весь свой талант, и без него мы – не более чем разумная обезьяна. У нас есть не только то, для чего жить, но и ради чего умереть. Более того, у нас есть ради чего существовать. Смысл жизни - не рода, не вида, лично каждого. Поверь, самопожертвование любого героя, любую, самую мученическую смерть, по сравнению которой Христова – лишь лёгкая боль, я могу объяснить законами эволюции, выживания вида, сохранения перспективы потомству. Но есть что-то, что больше боли, выше вида и главнее потомства. Да что там… Круче секса с элитной телкой, бутерброда с килограммом чёрной икры и литого из золота унитаза. Дух. Дух человека.

Димка переглянулся с Романом. Было видно, что мысль про духовную ценность золотого унитаза потрясла их обоих.

- У кого-то он сильнее, у кого-то слабее, - продолжил профессор. - Я не знаю, готов ли я умереть ради открытия еще одного сверхлегкого бозона. Некоторые умирали. Я не знаю, готов ли я умереть за идею, которую хочу внедрить в разумы людей. Многие и за это умирали. Но за дух человеческий, не за род, не за выживание, не за процветание... Просто за Дух. Наверное, да. Во всяком случае, мне хотелось бы в это верить. Этого не надо бояться, Дим. И этого не надо стесняться.

Мальчишки почти синхронно почесали макушки. Рафик размышлял, готов ли он умереть, чтоб свернуть капот особо наглому Порше, что перехватывал его каждый раз на выезде с Димкиного госпиталя, а того, по понятной причине, интересовали чуть более возвышенные вещи.

- А ради чего мы существуем, дядя Максим?

- Ты хочешь, чтобы я сейчас расписался за все человечество? Тебе скопом или поименно?

- Ну… ладно. А ради чего существуете вы?

- Ради трех китов. Понимания законов Отца, Сына и Духа, – Максим Леонидович усмехнулся. – Вот только не проси, чтоб я советовался с Писанием, которое не содержит законов Ньютона. Это – моя природа. У тебя должна быть своя.

- А еще ради чего можно?

- Ради их воплощения или внедрения, если хочешь. Ради рождения и воспитания того, кто сможет что-то дать людям. Ради простой работы по применению их в жизни. А еще ради собственного удовольствия, ради пускания пыли в глаза, или ради видимости высокого положения среди людей. Ты и сам можешь придумать множество целей. Только ты сам их определяешь.

- А как можно представить себе бога? – поинтересовался Рафик, которого религиозные воззрения наставника окончательно поставили в тупик.

- Как? Как… Да как угодно. Вот, например, как Садовника.

- Ну да, ну да, - скептически откомментировал Роман, – благообразненький такой вегетарианец, растит яблочки в эдемском саду.

- Растит миры и законы мироздания – рассмеялся профессор. – Вот как ты думаешь, что вырастет, если посадить закон сохранения материи и поливать его законом сохранения энергии? Законы Ньютона? А из них что? А что может произрастать на единой теории поля? Нет, это надо иметь талант Бога, чтоб вот так формула за формулой, закон за законом вырастить целую вселенную. Если, конечно, бог есть.

- А может и не быть? – окончательно потерялся в сути вопроса доверчивый лаборант.

- Есть Бог или его нет, Богу это абсолютно без разницы, - усмехнувшись, добил его мировоззрение профессор.

- А ради чего вы отправляете меня туда, в прошлое?

- В первую очередь, ради тебя самого, - прервал отвлеченный разговор Максим Леонидович. - И чтоб ты там смог жить, нам с Рафиком очень тщательно надо тебя померять. Ну-ка, раздевайся. Датчиков в этот раз будет много. И расслабься, спать в этот раз придется очень долго.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Вторник, 27.12.2016, 19:18

Коняга

Дата: Вторник, 27.12.2016, 19:16 | Сообщение # 33

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

***

Просыпался в этот раз Димка долго и как-то муторно. Голоса профессора и Рафика звучали в голове камнями, пересыпающимися в железной бочке. Потом все стихло. Он шевельнулся. Заметивший это Роман нажал на кнопку, кресло тихо зажужжало, переводя пациента в сидячее положение. Перед глазами проплыли подключенные к его датчикам экраны, на которых змеились рваные графики. Мальчишка, чтобы хоть как-то собрать в кучку разбегающиеся мысли, попробовал сосредоточиться на них.

- Энцефалограмма? - попробовал произнести он.

Свой голос показался ему неслышным, но Роман таки услышал и, главное, понял.

- Она самая, – с важным видом кивнул он. - И не только она, проф… э-э-э…. со всего, чего только можно, сигналы снимал. Да ты не дергайся, выпей вот, поможет, - лаборант чуть скривился, подавая Димке стакан с темной жидкостью.

- Гадость? – поинтересовался Дмитрий.

- Гадость, - подтвердил Роман. – Но после издевательств профа помогает. Иногда. Если сразу не проблюешься, конечно.

- И что это было? - Димка попытался сосредоточиться и таки закатить в горло очередную порцию выданной ему дряни.

- Ну, во-первых, метрику души снимали, - просветил Ромка. – Проф под гипнозом закачивал в тебя разные чувства и состояния, а потом снимали сигналы нервной системы. Вот это сводный график и есть. А откат после такого всегда поганый, нервную систему до упора грузили. Слабаки после такого дня три проблеваться не могут, – Рафик неожиданно смутился. – Ну, я только на второй день отошел.

- Чего? – от удивления Димка даже сумел не поперхнуться очередной порцией лекарства. – А она что, есть, душа эта?

- А как же, - весело прокомментировал вошедший в комнату Максим Леонидович. – Мы вот даже ее переселением пытаемся заниматься. На вполне научной основе.

- Получается?

- С тобой получится, - своего хорошего настроения профессор не скрывал. – Подходящего носителя мы тебе нашли почти сразу, как только обработали метрику. Захоронение не очень обычное, так что мы сразу подумали, что кто-то из наших. «Да благословит Господь Мастера, и да не забудут ученики его». А раз подходишь, и все признаки на это указывают, то, значит, твое успешное заселение ТАМ уже по факту состоялось. Теперь все, что нам остается – это по тому же факту провести его здесь.

- Дядь Максим… - Дима неожиданно замялся. – Скажите… А если я в него вселюсь, ну, в того мальчишку, из прошлого… Он умрет? Не сам, но душа умрет? Или останется?

Рафик тихо ойкнул. Максим Леонидович внимательно посмотрел на племянника и принялся протирать свои очки.

- А если умрет?

- Я не хочу, - после паузы прошептал племянник.

Профессор жестко усмехнулся.

- Это часть наших исследований. Все наши удачи и неудачи связаны именно с ней, с метрикой души, – он развернулся к экрану и защелкал клавишами. - Вот посмотри. Это – один из твоих предшественников. Это его метрика до вселения. Видишь, какой быстрый ритм? Видимо, накладывает свою печать бешеный темп нашей жизни. Да и досталось ему немало. Такие люди спокойными не бывают. А вот его метрика после вселения.

- Метрика? После вселения? – изумился Дмитрий.

- А чему ты удивляешься. Тело-то осталось тут. И мы внимательно за ним наблюдаем. Для всех прочих смертных наш эксперимент и заключается в том, что мы наблюдаем за состоянием впавших в кому людей и пытаемся их вытащить. А вытащить вполне возможно, в момент смерти носителя, – профессор быстро прогнал график на интересующий его участок. – Видишь? Это волна, характерная для носителя. А вот это – другая, очень похожая, но все же другая, смотри насколько она плавнее и мягче.

- Может, это когда подселенец спит? – предположил Димка.

- Нет. Живут они вместе, значит, и спят они вместе. Просто в большинстве случаев волна подселенца преобладает. Но это и понятно – он старше. Но иногда она уходит на второй план и верх берет волна, характерная для носителя. Но чаще всего – присутствуют обе. Вот это – спокойный участок. Видишь, так или иначе, но обе волны прослеживаются четко, одна основная, а вторая ее модулирует. А вот это – зона сильного возбуждения, мышечная активность тела тоже возросла в несколько раз, волны тоже постоянно меняются. Борются они там с чем-то. И, самое главное, принимают решение. Это как раз то самое, ради чего душа и существует. Принять решение. Вот в это время и проявляется этот всплеск, и он не совпадает с чистым всплеском вселенца.

Максим Леонидович снял очки и, небрежно сунув их в карман, развернулся к племяннику.

- А значит, душа носителя жива, раз они принимают совместные решения, – профессор снова хмыкнул. - И это значит, что тебе с ней жить. Учить и учиться. И воспитывать, поскольку ты в этой паре должен быть старшим. Возможно, наступит такой момент, когда ты сам решение принять не сможешь. Не бойся просить помощи у второй части своей души. Она не откажет. Конфликты, разумеется, встречаются, но их мало. Для этого мы и ищем сходные матрицы духа. Вот только нельзя дать той душе полностью тобой управлять. И самому ее подавить - тоже. Придется научиться жить с ней в гармонии - это единственно надежная страховка.

- Страховка? От чего? – насторожился Димка.

- От безумия, - поправив очки, серьезно ответил профессор.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Вторник, 27.12.2016, 19:40

Коняга

Дата: Среда, 28.12.2016, 16:04 | Сообщение # 34

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

- А еще способы страховки есть? – Рафик со всей, доступной ему непосредственностью попытался разрядить обстановку.

- Страховки? Нет. Воля, только воля. Она дает возможность принять то или иное решение, а самое главное – отстоять его.

- Ага, так значит, когда нам кое-кто на психологии про минуты слабости рассказывал, это была лапша на уши? – изобразил скепсис Роман.

- Это значит, что кое кто въедливый, но невнимательный.

- Кое-кто умный и талантливый, - отмел профессорские инсинуации Рафик. – Я в деканате под дверями подслушивал.

Димка, сидя в своем кресле, уже откровенно хихикал, почти позабыв о своем состоянии. Лаборант окинул придирчивым взглядом, задрал нос и заявил:
- Клиент к разговору готов.

- Так это вы специально мне зубы заговариваете, что ли? – возмутился Димка.

Максим Леонидович усмехнулся и опять спрятал очки в карман.
- Нет Дим, специально он мне сейчас сдает зачет по методике Эриксоновского гипноза. А зубы тебе мы заговариваем как раз попутно. Заодно настраивая тебя на очень серьезный разговор.

Профессор достал очки из нагрудного кармана, но не одел их, а начал вертеть в руках.
- Понимаешь, Дима, наше сознание, дух, душа, все что мы чувствуем, помним или даже забыли, поддерживается одним хитроумным устройством, которое подарила нам природа. Называется оно – нейронная сеть. Головной мозг, спинной, нервная система, все вместе. Это очень тонкий и сложный механизм, и действовать он должен строго по одному принципу – одна личность, одна душа, один дух поддерживается одной нейронной сетью. Всегда. Точней, почти всегда. Иногда случаются расстройства такого порядка, что в одной сети появляются две независимые личности. Это очень тяжелое состояние для человека, и называется оно – шизофрения.

- Так значит… - протянул Димка.

- Верно, это и значит. Если для обычного человека вторая личность в нейронной сети – патология, то для тебя это будет нормальное состояние. Твоим предшественникам значительно проще. Те, с которыми ты встретишься – мужики взрослые, битые, тертые, с громадным жизненным опытом и уже сформировавшейся памятью. Их разум воспитан так, что он склонен подавлять все, что ему мешает или угрожает. Когда мы подсадили их в чужую нейронную сеть, то личности носителя просто некуда было расти, и она вынуждена прорастать в личность подселенца, сливаясь с ней. А вот ты – другое дело. Мозг все еще очень мягкий, очень гибкий, продолжает учиться и любит это делать. Когда мы подсадим тебя в чужую нейронную сеть, там будет еще очень много свободного места, в которой личность носителя может развиваться самостоятельно, создав параллельное сознание.

- Шизофрения?

Максим Леонидович засунул очки обратно в карман, сцепил пальцы и посмотрел прямо в глаза племяннику, заставляя того внутренне собраться.

- Шизофрения. И чтобы этого избежать, тебе придется придерживаться строжайшей внутренней дисциплины. Воля. В самом деле – это единственная страховка, которая у тебя есть. Если ты принял решение, ты должен добиться его выполнения.

Второе, ты можешь вести внутренний диалог. С самим собой. Если надо, можешь разговаривать с каким-нибудь предметом, с воздухом, с облаками, но никогда, слышишь – НИКОГДА – ты не должен разговаривать со своим носителем. Как только он обретет речь, он станет независим. У вас может быть только один голос на двоих. Не твой, и не его. Общий, обоих. Не сможете – проклянете остаток жизни.

Третье, ты не должен убивать его в себе. Если ты убьёшь душу носителя, ты умрешь. Потому что именно с его нейронной сетью связаны те рефлексы, которые обеспечивают твое дыхание, сердцебиение, координацию и прочие занятные штуки, которые делают тебя живым. Подавить его ты тоже не можешь, поскольку если он не захочет жить, вы оба умрете. Ты старший, он младший. Ему с тобой должно быть интересно. Никогда не отталкивай младшего. Учи его.

Максим Леонидович сделал паузу, чтобы перевести дух, и дать племяннику осознать сказанное.
- Четвертое, загрузить тебя мы можем только в ребенка.

- У него много места в оперативке?

- Верно. Как только его сознание затронет те участки нейронной сети, в которые мы запишем твое сознание, произойдет инициация. Ты осознаешь себя в его теле. Он наверняка испугается. Если он будет слишком взрослым, и личность его успеет сформироваться, то смириться с этим он просто не сможет. С твоими предшественниками все просто, их огромный жизненный опыт занимает большую часть нейронной сети носителя, потому соприкосновение происходит в очень раннем возрасте. Но с тобой все хуже.

- Жизненного опыта мало? – тихо спросил Димка.

- Очень мало. Но зато у тебя есть другое преимущество. Знания. Громадное количество всякой всячины, которой ты загрузил свою голову. Правда, места там еще много, но это поправимо. С гипнозом ты уже знаком. Будет противно, тошно, но загрузить твою сеть до приемлемого уровня мы сможем. Это будет – твоя ответственность.

Димка вопросительно посмотрел на дядю.

- Мы отправили твоих предшественников, как есть. С теми знаниями, которые у них есть, и которые они запомнили со школы. Там, Дим, очень не простой мир. Он не такой, как наш. Там слишком легко убивают. Твои предшественники люди не плохие, они помогут тебе выжить. А ты принесешь им знания, которых у них нет, но которые очень смогут помочь. У тебя есть такая возможность. Хотя и тут не все просто. Загрузить тебе мы можем хоть всю советскую энциклопедию, но вот пользоваться ею ты должен научиться сам. Вот для этого и нужен тот самый Эриксоновский гипноз, который тебе показал Роман, и который мы сейчас используем. Гипнотизировать других мы тебя вряд ли научим за то время, что у нас есть. А вот себя – обязательно. Это ключ к твоей памяти.

Димка задумался, посмотрел на дядиного лаборанта. Тот с очень серьезным видом на веснушчатом лице кивнул головой.
- Осилим. Талант есть. Ты очень живо все воспринимаешь. Но есть одна вещь, которую ты должен запомнить. Никто и никогда, кроме нас с профом, не должен тебя гипнотизировать. Сопротивляйся. Если твою волю подавят, ты не сможешь разговаривать с носителем с позиции старшего. Он поймет, что есть способ сломать твою волю.

- И последнее, о чем хотел предупредить тебя Рафик, - Максим Леонидович наконец-то надел очки, сразу став похожим на профессора, какими их рисуют в книжках. – Минута слабости. Ты можешь ослабнуть, а твой младший может закапризничать. Если ты вдруг почувствуешь, что он берет верх, есть простой способ подавить его. Алкоголь. Небольшая доза алкоголя не сможет подавить твою область нейронной сети, поскольку она заведомо больше, чем у твоего носителя. А вот твоего младшего развезет наверняка.

- Что, клюкнуть - и все? – удивился Димка. – Прощай шизофрения?

- И все, - Максим Леонидович опять спрятал очки в нагрудный карман. – Но не всё. Каждый раз, когда ты принимаешь алкоголь, твоя воля будет слабеть. Пропивают не мозги, Дим, пропивают волю. И в какой-то момент она может ослабнуть настолько, что ты не сможешь остановить своего младшего. Вот тогда вы распрощаетесь со своим разумом. Навсегда.

- Почему?

- Он младший. Он не справится с тем духом, что ты несешь в себе.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Среда, 28.12.2016, 16:05

Коняга

Дата: Суббота, 25.03.2017, 19:36 | Сообщение # 35

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

***
Дорога к Острогу была удивительно неухоженной. Собственно, в таком состоянии Тимка ее никогда и не видел: в лучшие времена зимой между Слободой и Острогом не реже раза в два-три дня, а бывало и чаще проходил санный караван – что-то привозили, чаще всего уголь, еду или руду какую, что-то увозили, чаще всего оружие и украшения из стекла, меди и серебра, что выделывались в Слободе, а то и просто так катались – посмотреть все ли в порядке, не нужно ли чего, или просто поддержать дорогу в порядке. Сколько раз ездил Тимофей с дедом – мимо Острога и крепости Охранной Сотни в храм и обратно, но такого запустения он не видел. Кое-где приходилось даже сбрасывать лыжи и расчищать путь для него. Санный обоз, очень крепко пригруженный даже не скарбом – самым необходимым инструментом, которые мастера не смогли оставить в Слободе, двигался медленно, застревая почти на каждом сугробе.

Тимка ехал молча. И с каждым шагом с трудом пробиравшихся через снег лошадей нарастало понимание, что что-то идет неправильно. Да, он выполнял приказ, хуже того – просто просьбу Макара – увести людей дальше, как можно дальше от Слободы. Но мастера, правившие санями, смотрели прямо перед собой почти немигающими стеклянными глазами, не обращая внимания на умоляющий Кузнечиков взгляд – что не так? Гаврюха и Киприан, пробивавшиеся сквозь снег, старательно отводили глаза, но что не так у них Тимофей понимал. Там, сзади, остался наставник Макар с Вощаником, которые прикрывали их отход. Санный обоз пробивался к спасительному Острогу трудно, очень трудно, но вот догнать его было очень легко. Им нужно было время, и увечный наставник остался в крепости, чтобы дать им его. Не много, совсем немного, и скорей всего ценой жизни, но это может быть та капля, которая спасет жизнь беглецам.

Тимка задумался. Отец. Отца он потерял и от него ничего не зависело. Взрослые играли в какие-то свои игры, повлиять на которые он просто не мог. Жил. Хорошо жил, как он смог понять только сейчас. Потом боялся и прятался. Потом – устал. Бояться и прятаться. И спрятаться сейчас за спину Макара – это потерять еще одного отца. Семья. Кузнечик осознал это только сейчас. И если Любаву он принял как сестренку немедленно, а Верку – как маму, поскольку никакой другой у него не было, то факт, что вот прямо сейчас он теряет своего второго отца – это Тимка понял только сейчас.

- Кто главный? – просипел Тимофей севшим от мороза голосом.

- Чего? – опешил протаптываюший в этот раз тропу Гаврила.

- Приказано увести обоз как можно дальше от Слободы, - прокомментировал Тимкин вопрос Куприян.

- Слобода построена так, что к ней только две дороги. Одна через мост из Лешачьей, а другая – которой мы сейчас идем. К Острогу. Что угрожает обозу?

- А через лес? – Куприян снял рукавицу и подышал на пальцы, пытаясь их отогреть.

- Там такие болота, что и летом ходить страшно. А зимой, под снегом…

- Только сзади?

- Сзади нас закрывают только Макар с Вощаником. Сколько времени они для нас выиграют – одному Богу известно. Точнее – известно, что не много. А погоня по нашему следу будет идти быстрее чем мы. Обоз не уйдет. Мы еще и полдороги не прошли.

- Считаешь, что нужно остаться и сделать засаду? – Гаврюха говорил деловито, и Кузнечику вдруг стало жутко от осознания того, что вот этот, вечно угрюмый отрок, которого хлебом не корми, дай побурчать, сейчас деловито решает вопрос где он умрет: тут, или вон за тем поворотом, поскольку будет сподручней. И Тимка решился окончательно.

- Считаю, что без разницы где нас прикончат, тут или чуть подальше. Мы ратникам из охранной сотни не помеха. Но мы можем не дать погибнуть за просто так наставнику Макару. Без него мы никто. – Тимка вздохнул, глядя на остановившихся отроков. – Поэтому я спрашиваю. Кто. Сейчас. Главный?

Мальчишки переглянулись, Куприян попытался было что-то сказать, но его перебил радостно оскалившийся Гаврюха:

- Ты! Ты старший, боярич!

Тимка оглянулся.
- И не думай. И не мысли даже, - угрожающе произнес подошедший к разговору Славко. – Я не послушаюсь и не уйду. Батя сказал, чтоб я был рядом. – Медвежонок вдруг смутился и добавил. – А Любаве я потом что говорить буду?

Кузнечик, помимо воли, расплылся в счастливой улыбке. Ему было сейчас все равно разумно он поступает или нет. Пофиг, как говорил папка. Но вот им, тем кто стал рядом – им тоже было пофиг. Потому что делали они правильно.

- Ты и трое еще – с нами. Остальным – гнать.

- А как? – основательный Медвежонок хотел знать план. – Ворота ж заперты?
Тимка прищурил глаз в ехидной улыбке.

- Из старой кузни за тын есть лаз, - сдал он тщательно оберегаемую мастеровыми мальчишками тайну.

- Так вот, как вы тогда нас уделали? – Славко расплылся в столь же ехидной улыбке. И обернувшись проорал – Квакун, Шмяк, Сойка, за мной! Остальным гнать. Гнать, я сказал!

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Суббота, 15.04.2017, 21:52 | Сообщение # 36

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

***
- Заперлись. Этот, хромой, из Ратного. И Медведев сучонок с ним. Спелись… - высокий жилистый воин подошел к десятнику охраны.- Все как Мирон и сказал, мастеров уводят. Половина ушла. Догонять надо. А этих… Этих мы выкурим. Там в грековой кладовке всякое есть. От такого и камень горит.
Десятник хмыкнул.
- Этих нам надо живыми, на доклад боярину.
- Журавль ранен, а то и убит, - жилистый недовольно прищурился. – Приказ был сделать быстро. За пределы вотчины никто из этих, – он кивнул на горящую слободу, - уйти не должен. Узнают, что тут творили - горя не оберемся.
- Не Журавль, так Даниил. Это его люди, и кому они понадобились, ему знать вперед других надобно. А эти далеко не уйдут, - десятник сплюнул в снег, вытирая разбитую Макаром губу. – Ту дорогу запирает острог нурман. Если нам пришел приказ мастеров закопать, значит, и им тоже. Дым над слободой увидят, стало быть, сейчас будут тут. Так что гнаться за теми, кто ушел, нам никакого смысла. Нам надо следить, чтоб по мосту никто не ушел.
Жилистый дернулся, как будто-хотел что-то сказать, но передумал. Десятник, прищурившись, посмотрел на него и обернулся к воям, что крутились у начавшей разгораться школы.
- Чего вы там возитесь? Поджигай давай! Или грекову заначку со спиртом ищете?
- Какой там спирт, мерзость одна. Понюхать тошно, - проорал в ответ вой. – Ряха хлебнул было, так теперь проблеваться не может. Сейчас со зла все горшки колотит.
- Да мне плевать, что там твоя Ряха жрет, мне надо, чтоб горело, ясно? А раз ясно, выполняй!
Стражник покосился на вышедшего из школы напарника и пробурчал:
- Ну и сгорит, не переживай десятник. А заначку все равно надо было поискать. Не пропадать же такому добру-то.
Вой вытащил из сугроба факел, не спеша, вразвалочку подошёл к двери и швырнул его внутрь.

Гаврюха с Киприаном, забыв об опасности, высунулись из-за каменной ограды крыши старой кузни и широко раскрытыми глазами смотрели на то, что творилось внизу, полностью теряя веру в реальность происходящего. Они видели, как воины охранного десятка зашли в школу. Видели, как они оттуда вышли. Видели, как один из них швырнул в дверь факел. А потом увидели, как из этой двери того воина вынесло столбом огня. Не простого, знакомого, как горит овин или хата, а жестокого, мощного, вырвавшегося из дверей и окон школы со страшным криком то ли самого пламени, то ли горящего заживо воина в железной – ЖЕЛЕЗНОЙ! - кольчуге. А потом огню показалось мало, и он поднял на своих плечах крышу школы. И крыша, цельная крыша немаленького строения легонько, как невесомая, поднялась и полетела, будто Кузнечикова летающая игрушка, а потом вдруг сломалась, развалилась и осыпалась наземь горой горящих брусьев и дранки как бы не выше самой школы. Киприан вдруг понял, почему сам Тимка, несмотря на постоянные замечания десятника Василия, упорно называет свое летающее создание Змеем, а не Ликом. Змей и есть. Огненный. Не дай Бог над крепостью такой пролетит - пеплом развеет.

Киприан перевел взгляд на Тимку, который, как и все остальные, высунулся из-за укрытия. Тот следил за планирующей крышей глазами, полными восторга и что-то про себя шептал.
- Это что было? – Гаврюха, наконец прочистил заложенные уши. Тимка потянул носом.
- Фифанов скипидар рванул, - очень понятно объяснил он. - Он и говорил, так бывает.
Славко Медвежонок понимающе кивнул. Гаврюха остановившимся взглядом смотрел на то, что осталось от школы. Между разгорающимся костром и оглушенными взрывной волной людьми метался петух, пытаясь выбраться из ставшего страшным места.
- Опять петуху не повезло, - пробормотал Тимофей фразу, которую Гаврила не понял. Зато понял Славко.
- Ага, а вот тому, что из двери затычкой вылетел, повезло еще меньше - откомментировал он. - Ложись!
Тимка, сглотнув, уставился на стрелу, воткнувшуюся в столб флюгера, за который он только что держался.
- Быхан, там чернокнижников упыренок на крыше, его сними - донесся снизу чей-то злой голос.
Тимка очнулся, перевел взгляд на оглушённых людей, которые только-только начали шевелиться, и, вспомнив урок маленькой волхвы, звонко, на всю площадь перед кузней проорал:
- Стоять! Стоять, говорю! Щщас тут все разнесу нахрен!
Как объясняла Тимофею Красава, в такие минуты никто внятно мыслить не может. Люди не осознавали ни того, кто говорит, ни что ему надо. Все, что услышали ошалевшие от взрыва люди - это «чернокнижник», "стоять" и "разнесу". Площадь замерла, наступила относительная тишина, чуток подсоленная захлебывающимся воем обгоревшего охранника, которого вынесло из дверей грековой лаборатории, и подвывающими ему собаками.

- Тимофей? Ты, что ли? Откуда? - очнулся десятник. - Нам сказали – тебя с дедом чужаки убили, а теперь мастеров уводят... Нельзя, чтоб мастеров забрали. - Он оглянулся вокруг, совсем другими глазами глядя на пылающую слободу... - Во дела... Мне ж приказ привезли!
- Боярин Журавль приказа не давал. Мастеров я уводил, к острогу. Не веришь, дождись нурман! Я только.. Ак!.. - Тимка свалился на крышу, сброшенный чьей-то подножкой.
- Вжик, – пропела стрела над его головой.
- Клац, - ответил выпущенный из Киприанового самострела болт, удобно устраиваясь в грудине лучника.
- Нна-а! - внес свою лепту в переговорный процесс кулак десятника, успокаивая второго стрелка.
Кузнечикова голова показалась из-за парапета.
- Я с бояричем из ратнинских в Острог ехал, на переговоры, когда гонец весть принес, что Мирон приказал Слободу жечь! Он мастеров кому-то продал, а увести уже не получалось!
Десятник обернулся на мост.
- Ушли… Эй, Могила! А ну, приведи этого в память, поспрошать надо. А ты спускайся, боярич. Вон, твои нурманы мчатся. Если все, как ты говоришь, так ничего они вам не сделают, а коли не так…
Тимка оглянулся.
- Я выйду… Пусть они сначала только приедут. Мало ли кто тут с тобой.
- Ну, можно и так, - скривился десятник.

Десятник отвел людей от кузни, как только первые всадники показались в воротах. Смотрел на выходящих из кузни людей и тихо, про себя, комментировал происходящее:
- Валуник. Ну, без Медведевых не обошлось, это ясно. И весь выводок мелких косолапых с ним. Да еще с самострелами. И два сопляка сверху. Дядьками, что ль? Слышь, Тимофей! – окликнул он мальчишку. – А этот вой, что за стенку держится, кто он?
- Наставник Младшей Стражи Погорынья, десятник Макар, - отчеканил мальчишка. И, вдернув подбородок, добавил: – Мой крестный.

В воротах показались странные сани. Собственно, не сани даже, а крытая повозка, выкрашенная в черный цвет, с забранными толстыми прутьями застекленными окнами. Вся конструкция выглядела мрачновато, чем-то напоминая клетку для дикого зверя, с маленькими окошками. Десятник непроизвольно вытянулся во фрунт. Повозка остановилась, из нее вышел немолодой нурман. Оглядел всех, как прицелился, затем распахнул дверь и откинул лесенку. Поклонился. Из глубины клети стал выбираться сгорбленный и, похоже, очень нездоровый человек. Тимка, увидев его, замер, затем встрепенулся и, всхлипнув, рванул к повозке.
- Стой, ты куда, оглашенный, - Киприан попытался ухватить его за полушубок.
- Папка! – Кузнечик вывернулся из захвата и, спотыкаясь, помчался к выбравшемуся из клетки человеку. – Папка-а-а!!!

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Воскресенье, 31.12.2017, 20:06 | Сообщение # 37

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

СССР глазами Юрки Журавлева.

------------------------------------------------------------------------------------------

Тимка смотрел на рассевшихся вокруг отроков, которых боярыня Анна определила ему в помощь.

"Однорукий, одноногий, одноглазый. Да и остальные поломанные. Смотрят. А чего им не смотреть, воинами им больше не быть, а куда теперь? Вон Любава про увечных воинов страсти рассказывала. Чуть отца не потеряла - заживо помирал. Они ведь уже себя на месте дядьки Макара видят. И не хмуро они на меня смотрят, просто надежды у них нет, не нужны они больше никому. Не-е... Как там Юрка говорил? Нельзя, чтоб у человека не было света в окошке. Зверем он от этого становится. Но сказать-ти им чего-то надо. Вон как смотрят."

Тимке вдруг вспомнился Юрка, сын Журавля, которого тоже поломало при неудачном падении с коня. Поломало, да не сломало. И вспомнился тот давешний разговор, после которого он стал другими глазами смотреть и на Слободу, и на мастеровых мальчишек вокруг себя.

***

- Зря ты так про отца, Юр. Фифан говорит, что так, как боярин Журавль служит людям, никто не делает. А грек много где бывал. И отовсюду удирал, вот только у нас прижился.

- Так пастух тоже служит баранам, Тим. Хорошо служит. Но они от этого не становятся людьми.

- Так что, скажешь, у нас хуже, чем там, за Кордоном?

- Не... Я этого не говорил, - чернявый юноша, почти подросток, пошевелился в кресле и поморщился от осторой боли в поврежденных в детстве позвонках. - У нас лучше. Куда лучше. И для людей, и для баранов.

-Да чего ты завёл - "бараны, бараны". Я что, тоже баран, по-твоему? - обиделся мальчишка.

Юрка вздохнул.

- Скажи, Тим, чем ты сегодня занимался? - вдруг перевел он разговор на другую тему.

- Коробки для компасов делал. Завтра собирать будем.

- Ну а почему ты этим занимался?

- Так деда сказал.

- А после обеда чем будешь заниматься?

- С Мякишем и Ронькой на ножны накладки вырубать. А потом узор новый новый размечать.

- А этим ты почему будешь заниматься?

- Дамир велел. А узор новый я сам придумал, деда одобрил, - похвалился Тимка.

Юрка улыбнулся, услышав похвальбу, но потом покачал головой..

- Деда сказал, деда одобрил, Дамир велел... А сам-то ты что делаешь? По своей воле? И ты, и разбойники твои?

- Это ты так хочешь сказать, что я баран? - Тимка аж зашелся от возмущения. - Так если подмастерья будут делать, что только захотят, что это будет? Баррррдак, - протянул он, копируя кого-то из старших мастеров. - Вот выучусь и буду сам решать, что мне делать.

- Верно. Ты выучишься, Мякиш твой выучится, и Роник подрастет. Ты будешь делать, что сам придумаешь, а они? То, что хотят, или то, что ТЫ им ВЕЛИШЬ?

Тимка зачесал макушку.

- А как же иначе? Ведь должен же всегда быть старший. Вон, мой папка над мастерами, твой над землей и воями. По-другому ведь нельзя сделать? И что тогда получается, все мы тут бараны?

- По-другому и не надо, Тим. Вот смотри: и бараны, и пастух, и пес его живут в одном месте - на пастбище. Только вопрос - кто чем озабочен? Баран - брюхо набить, а потому и идет куда велено - потому что знает, что отведут где трава посочнее и вода почище. Его это устраивает, а за цену его никто и не спросит, да он за ней и не задумывается, просто думает что и пастух и пёс ему должны по жизни. Вот только платит он своей шкурой. Это только баран думает, что пастух ему служит. А тот, если и служит, то стаду, а не каждому барану отдельно. Сам пастух принимает решения. Он печется о стаде, и если надо, то паршивую овцу забъет, не задумываясь. Пес служит пастуху, до баранов ему дела нет, свое дело знает, и в этом деле принимает решения - он понимает, что делает.

Юрка осторожно поменял расположение тела в кресле, стараясь опять не вызвать приступ боли. Посмотрел на растерянно хлопающего на него глазами мальчишку, улыбнулся.

- Ты все правильно говорил, и про компасы и про ножны. Только так любой баран и сказал бы. Точно то же и Мякиш повторит. А вот пусть не пастух, а подпасок должен был сказать, что компасы вы делали потому что у Лешаков пополнение - сопляки до новиков выросли, и им компасы надо. А к осени новый караван собирают, и к нему оружие на продажу готовят. И еще вспомнил бы, что кой-кто кой-кому подарок приготовить должен... - Юрка, поморшившись наклонился и потрепал по шевелюре вдруг покрасневшено мальчишку. - Не потому что велят. А потому, что сам должен. Вот тем человек от барана и отличается.

Наступила пауза, Тимка задумался.

- А что до отца... Тут, братишка, тоже думать. Отец, он не людям, он идее служит. Он служит тому, что должно быть сделано, и тому как должно быть сделано, - ответил он на надоумевающий взглад Тимофей. - Поначалу идея-то проста была. Жить как лучше, сделать больше, небывалое создать. За Журавлем много тогда людей пошло. Но вот только идея "жить как лучше" она ой как не проста. Как твой узор, что ты давеча мне показывал. Вначале стебелек, потом побеги, потом завитушки, потом цвет да листочки, и еще кучеряшки... А стебелек, с которого все началось, потерялся, не видят его люди больше, только ты знаешь, что он там есть, и что ему следует вся логика твоего узора. А людям это уже непонятно. Они смотрят, и взгляд их теряется. Вот они и идут за тем, чего уже не понимают.

Тимка почти жалобно посмотрел на брата:

- Но ведь красиво получается?

- Не всегда, Тим. Вот крепость, эта Горка. Поначалу она задумывалась, как место, где можно укрыться. Потом этой цели поставили все - и камнем обложили, и кирпич придумали, и такого наворотили, что укрыться - да, а вот жить там много народу не может, да и не хочет. Даже нурманы там не живут, на дежурство приходят. А мы вот укрылись. И стали оттуда, из укрытого места править. Все в этой крепости стало этому подчиняться - укрыться и управлять.

Только вот люди на Горке другие стали. Кто-то приходит и уходит, появляется, принимает решение и исчезает. Крепость как будто не людьми населена, а призраками. А призраки, Тим, крепость эту защищать не станут. Придет враг - и они растают, как морок от солнца. Это только кажется, Тим, что крепость укреплена так, что взять ее нельзя. Придут - сама сдастся. Защищать ее могут только люди, в худшем случае - псы, вот как лешаки или нурманы. А вокруг сейчас - или нежить, или бараны.

- Потому ты к нам, в Слободу всегда и приезжаешь, хоть и больно тебе?

- Потому и приезжаю, - грустно улыбнулся Юрий. - И потому назад всегда возвращаюсь. Нельзя там ничего оставлять без присмотру, нежить мигом все займет.

***

Весь этот разговор Тимка отрокам передавать не стал - незачем им. Но то, что все же сказал, мальчишек заставило задуматься.

- Вот теперь вам решать, кем быть. Хотите попроще - почему нет. Научу, чему знаю. Без дела не останетесь, и полезными завсегда будете. Будете делать, что скажут, - на кусок хлеба, даже и с маслом, всегда заработаете. Только ведь воину этого мало, я правильно понял? Воин должен сам выбирать, что делать.

- Да какие мы теперь воины, - конопатый посмотрел на свою культю, пряча непрошенные слезы поглубже, чтоб никто не видел. - Что мы можем?

- Врешь, не так! Дядька Медведь говорит: "Пока ты жив - ты временно бессмертен!" И живым помирать не сметь! - оборвал Кузнечик парня, пока тот совсем не расклеился. - Это ты - не можешь. А МЫ - можем. Этим человек от барана отличается... Ни воями, ни баранами люди не рождаются. Ими становятся. Сами, по своему выбору. Человеки так устроены. Только не с того ты начал. Человек, а не баран, должен начать с другого: а что нужно? Я тут без году неделю всего, а вы живете в Крепости. Дом ваш тут. Вот что в вашем доме сделать нужно?

- Дык... прицелы эти твои нужно. - неуверенно произнес один из мальчишек. - И самострелы лучше сделать надо. Если б точней били, может нас так и не это...

- Деньги надо. Заработать как-то, чтоб на шее у Сотни не сидеть. Вообще, оно многое надо... - одноглазый поторогал повязку.

- Вот с этого и начали. А пока вот тут, - Тимка, подражая деду, хлопнул себя по шее, - своя голова сидит, а не чужая, а вот тут, - он хлопнул себя по макушке, - хоть что-то есть, как это сделать, всегда придумаем.

Макар и Филимон, стоявшие за дверями кузни, на случай если вдруг придется помочь мальцу в разговоре, переглянулись.

- Пошли отседа, неча нам тут делать! - Филимон хлопнул Макара по плечу. - Не ошибся ты со своим найденышем. Эх... Мне бы кто тогда это сказал, когда самого покалечило...

Макар, задумавшись о чем-то своем, кивнул, не столько Филимону, сколько каким-то своим мыслям, и отправился за ним.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Вторник, 30.01.2018, 20:39 | Сообщение # 38

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Хождение по водам.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Феофан был в самом что ни на есть благостном настроении. По просьбе Михаила он уже третий день объяснял отрокам закон Архимеда и принципы плавучести корабля. При этом исподволь задавая странному отроку наводящие вопросы, он про эти корабли узнал много больше чем за всю прошлую жизнь. Грек не интересовался источником знаний боярича, как не привык спрашивать об этом ни борярина Журавля, ни мастера Данилу. Знают и все. Феофан готов был принимать и на веру, но вот что было самым занятным - на веру ничего принимать как раз не требовалось. Все достаточно легко доказывалось, каждый факт, каждый закон всегда имели свои причины и свои следствия. Стройность системы знаний завораживала пытливый ум "вечного студента". Вот и сейчас новые термины - остойчивость, непотопляемость, управляемость - приобретали вполне ясный физический смысл и изящно следовали из уже известных ему законов механики. Но самое главное, все эти термины легко поддавались расчету. Молодой боярич, раскрывая ту или иную тему расчитывал нужный параметр так, как будто мыслил формулами, понимал их суть. Где он мог нахвататься подобного пифагорейства ученый не представлял, но и не заморачивался - то, что последователи Пифагора свои расчеты прятали от профанов со всем усердием, знали все. А потому Феофан доверие к своей персоне оценил, и пользовался новым источником знаний как даром божьим.

Своим старшим классом Феофан тоже не мог нарадоваться. Младшие медвежата, это конечно не то, что младшие мастеровые из Слободы, но внезапно обнаружив, что они на голову опережают местных, старались изо всех сил, всячески пытаясь подчеркнуть свою образованность. На уроки частенько захаживал и поручик Василий, которого все почему-то звали Роськой. Сей отрок, как оказалось, имел опыт хождения на ладьях, а в последнем походе даже командовал одной из них, а потому вопросы всегда задавал грамотные и очень дельные. Над некоторыми Феофан вынужден был подолгу задумываться. Из взрослых частенько появлялся воин Петр из десятка Егора. Но сей муж был склонен к дурным шуткам, а этого Феофан не одобрял категорически. Кузьма и его мастеровые хоть и не обладали тем багажом знаний, как Тимофей, но любопытсво демонстрировали еще почище Тимкиного. Впрочем Кузнечик никогда не отказывал в помощи, если надо было пояснить незнакомый материал, зачастую проявляя изобретательность, объясняя сложные или непривычные пониманию вещи. Вот и сейчас, наблюдая как его младшие подопечные оживленно шушукаются, собравшись за своим столом, они аппелировали к мнению скептически качающего головой Тимофея.

- Ну-с, молодые люди, что вам не понятно? - Решил встрять в дискуссию Феофан, а заодно привлечь к ней старших отроков.

- У нас есть вопрос: как движется по воде водомерка, - поднял руку Славко.

Грек удивленно вскинул брови нахмурился. Впрочем, отследив интерес старших мальчишек, тему решил поддержать.

- Водомерка?.. Про водомерку вам тетка Улыба еще в позапрошлом году рассказать должна была. Неушто упустила?

- Так рассказывала. - Славко нетерпеливо мотнул головой. - Это мы помним. Она держится за счет сил поверхностного натяжения воды. Лапки у нее не смачиваются, вот она и держится на поверхностной пленке. А если она будет тяжелее, провалится?

- Непременно провалится. - Грек терпеливо кивнул и вопросительно оглядел отроков. Он уже понял, что мальчишки таким образом пытаются подойти к вопросу, который их интересует, а заходят издалека, потому что и сами не знают как к нему подступиться. - Опыт с монеткой вы тоже должны помнить. Легкая монетка может лежать на поверхности, а тяжелая тонет, даже если ее жиром смазать.

- И про монетки помним. Но ведь водомерка провалится не сразу? - Славко почесал в затылке и задал следующий вопрос. - А если бы она быстрее стала лапками перебирать, то удержалась бы? Нам тетка Улыба говорила, что где-то далеко ящерка такая живет - лапками быстро перебирает, и так по воде бегает. Ящерка же всяко тяжелее водомерки?

- Тяжелее. - Грек усмехнулся в бороду и прищурился, чувствуя что мальчишки сейчас подошли к самому главному. - Ну и водомерка держалась бы, пока лапками перебирала. Что вам непонятно-то, вьюноша?

Славко оглянулся на сидящих рядом приятелей, и решился задать волнующий его вопрос.

- На прошлом уроке поручик Василий рассказывал как Иисус по воде ходил. Вот нам и не понятно, как посчитать, с какой скоростью ему надо двигаться, чтоб он не тонул.

Наставник поперхнулся.

- Да... вот теперь я понимаю своих наставников, - пробормотрал он, обращаясь непонятно к кому. А затем, увидев вытянувшееся лицо поручика Василия и напряженное внимание Петра вдруг ухмыльнулся и продолжил. - Любопытная постановка вопроса, молодые люди. Ну и как вы подошли к решению этой задачи?

- Сначала мы считали по коэфициенту поверхностного натяжения. Ну как тогда, когда монетку на воду клали, а потом железными опилками подгружали, пока утонет, а потом брали большую и опять опилки сыпали, - начал излагать ход мыслей Славко. - По науке, сила, что держит на воде будет зависеть от смачиваемости поверхности и от размера ноги. Если она уравновесит вес тела, то оно и не потонет, - и повернувшись к Роське он уточнил. - А Иисус босиком был или в сапогах?

- В сандалях, - подсказал образованный Тимка, заметив что поручику для обоснованного ответа почему-то не хватает кислорода. .

- Значит для простоты будем считать, что мазали маслом, чтоб не скрипели и, стало быть, не смачиваются. - продолжил Медвежонок. - Но и тогда обувка получается что твои лопухи, мокроступы и рядом не лежали. Если вес принять, скажем, как у отца Меркурия, пусть даже в летней рясе, так тогда диаметр сандали так увеличивается, что мама не горюй. На ногу такое не одевается.

Сзади послышался сдавленный сип поручика Василия.

- Да как вы это считать можете? Это же ЧУДО!

- Посчитать можно все, - отмел Роськино неверие Сойка, и вдруг задумался. - А если кафицент ввести?

- Коэффициент, молодой человек, - вздернул бороду явно равлекающийся ситуацией грек. - Выговаривай правильно и не коверкай язык. Ну-ка повтори - коэффициент.

- Ну да, ко-э-фи-ци-ент, - с напрягом и по слогам произнес тот и продолжил. - Ну вот, во сколько раз увеличивается поверхностное натяжение, если рядом чудеса творят? Поможет кафицент? Его и посчитать легко.

- Не поможет, - зарубил Сойкину идею Кузнечик. - Вон святой Петр сначала по воде шел, а потом провалился. Что коэфициент поменялся?

- Сандали промокли, - заступился за друга Шмяк. - Смазал плохо.

- Ага, а потом высохли, прямо в воде? - усомнился Кузнечик в физике процесса.

- Так там Господь был, - отмел возражение Шмяк. - Мог и высушить.

- Ну да, заодно и маслом смазать. Все равно не катит, - не согласился Тимофей. - Раз он уже провалился, значит поверхностная пленка уже порвана, и сила поверхностного натяжения не действует. Разве что Архимедова. Тут как-то по другому надо.

Класс дружно посмотрел на наставника. Сип со стороны поручика прекратился. Петруха уткнулся лицом в стол, и было не понятно плохо ему или наоборот, очень даже хорошо.

- Ах вот оно что, молодые люди, вы чудо хождения к движению корабля приспособить решили, - Феофан озабоченно посмотрел на Роську, и решив что его здоровью ничего не угрожает, продолжил. - Похвально, весьма похвально. В Библии много полезного найти можно. Прежде всего, проваливаются под лед, вьюноша. А в воду погружаются. И с какой же скоростью начнет погружаться святой Петр?

- С большой, - дал квалифицированную оценку Славко, вспомнив свое падение с бревна в ручей. - Ногу выхватить не успеет.

- То есть быстро, но не мгновенно, хотя бы потому что кроме архимедовой возникнет сила сопротивления воды, направленная против движения тела. Которая, кстати, еще больше зависит от диаметра обувки, - усмехнулся грек. - Ну и плюс инерцию учитывайте. Введение коэфициента вам ничего не даст, хотя бы потому, что никто из вас чудес творить не умеет, а потому его введение совершенно бессмысленно.

- А если какого святого на борт брать? Или мощи чьи-нибудь? - стоял на своем Шмяк.

- Не...даже у целого святого коэфициент святости недотягивает, - не согласился Славко. С Роськиного стола опять донесся сдавленный всхлип. - Вона апостол Петр и тот тонул. Ненадежно.

- К счастью, все не так плохо, и чудес от вас не потребуется, - продолжил Фифан, убедившись что целиком и полностью завладел вниманием учеников. - Ошибка ваша в том, что задачу вы поставили по динамике, то есть для тел, находящихся в движении, а решали ее в статике, сиречь для тел, находящихся в покое. А вот то, что до того сами почти что дошли - это вы молодцы. Ну а поскольку боярич Михаил поставил вам задачу по движению лодьи на воде, а сила сопротивления воды там очень даже к месту, так завтра мы этим и займемся. Тимофей, там, возле кухни, выдолбленный из бревна желоб лежал. Его надо подготовить, чтоб в нем вода держалась. Еще надо будет из проволоки динамометр свить, и напилить несколько деревянных брусков равного объема, но разной формы. Все понятно? Тогда пока что - свободны.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Воскресенье, 15.04.2018, 21:50 | Сообщение # 39

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Разговор Ильи и Макара
-------------------------------------------------------------------------------------
Время – после возвращения МС но до появления Грека

– Слышь, Макар, вот сколько разов гляжу я на твоего приемыша, столько удивляюсь – хмыкнул Илья, почесывая бороду и отгоняя рукой мух. – Как ты с ним вообще управляешься-то? Это ж надо так уметь мыслю за мыслю заплести, что потом их хрен распутаешь… И ведь так вывернуть может самое простое, что только стоишь и рот разеваешь… Даже непонятно откуда у него в голове такие мысли берутся.

– А что так? – с любопытством спросил Макар, уже переставший удивляться странностям своего подопечного.

– Так ты же знаешь, небось, что у него в мастерской, как медом намазано – вечером всех детишек, что в крепости обретаются только там и найти. Чего-то там делают, ну и байки друг другу травят. Мои мальцы тож туда постоянно шастают. Ну вот и я подумал: зайду разок, погляжу, чем заняты, а может чего нового услышу. А там, значит, Красава… По делу в крепость, видать прибегала, да припознилась. Нет, ты припомнишь, чтоб она с кем в крепости, кроме Савушки зналась? А тут сидит, как простая девчонка какая-нить слободская, представь, а? Я уж от одного этого обалдел, но виду не подал, что удивился, думаю, послушаю, посмотрю, чего она-то тут забыла? А она страшилку рассказывает, знаешь, из тех что детвора друг друга на ночь пугает.

Макар, помнивший свою детскую науку и ночевки в лесу, ухмыльнулся. Таких историй и он, да и Илья знали во множестве.

– Что интересная оказалась?

– А знаешь, и интересная. Даже и для меня – вот сам много знаю, а такую и не припомню. Не наша вовсе – не здешняя, про Моравию, видать от бабки наслушалась… Про то как возле замка моравского короля упырь поселился, да рыцарей вместе с конями досуха выпивал. А рыцари ничего сделать и не могли. Тогда кузнецов сын людей поднял, на болото пошел и селом вражину завалили. Любопытно мне стало, как у них там, в Моравии дела ведут. Вот даже вовсе не как у нас получается…

– Ну а Тимка что? – не дал отвлечься от темы Мвакар.

– Хм.. да... Дурни, говорит, те селяне, да и сын кузнеца не большого ума.

– За упыря, чтоль заступился? – удивился Макар. – В детских страшилках всегда наоборот.

– Вот и я об том же его спросил, – почесал бороду Илья. – Знаешь, чего сказал? Так по сказке тот упырь селян не трогал, а только королевских рыцарей жрал. Они оттого и в замке сидели. А как его не стало, так все сразу из дому и поперли. А чего тому рыцарю за пределами крепости надо? Или поохотиться, или за податями съездить. Вот те селяне и променяли упыря, что их не трогал, на короля, который их же еще и обругал, чтоб виноватыми, значиться, были. Дык упырь чего, снесли башку, и теперь год ждать, пока новый появится, а король не такой добрый. Не успеешь пришибить, так назавтра уже новый сидит. Неистребимая порода, а жрет – никакой упырь и рядом не стоял.

– И впрямь, занятно, – тут уже Макар полез в бороду и нахмурился. – К власти, стало быть уважения у него никакого нет. В интересном месте он рос, раз не приучили. До короля Моравского нам дела нет, а про князей такое говорить.. сам знаешь.

– Да нет, уважение у него есть, – отмахнулся Илья, – если только та власть не дурная. Хотя то, что так спокойно королей и князей обсуждает, и правда занятно. Но тут и другое интересно. Вон Михайла наш, бывает и похлеще истории рассказывает. А потом что бывает?

– А что?

– А вот в том и дело что ничего. Послушают, поахают, да и расходятся. Да, его сказки-то дело свое делают, и за душу берут, и мозги куда надо ставят, но... А детишки-то наши с Тимкой даже простенькую сказку потом целый вечер промеж собой обсуждают. Им не столько послушать, сколько поговорить про то интересно. Не было такого у малышни раньше, а у старших так и сейчас нету. Послушали и ладно. И ведь не боятся глупость сказать какую, что засмеют их. И девчонки тоже… даже холопчонок твой промеж них смелеет.

-И что, надумали что-то путевое?

– Так путевое или не путевое и не важно пока. Годков-то им сколечко? А таки надумали. Как там твой приемыш говорит? "Давайте считать". Я им про интерес короля намекнул, так они и посчитали. Сенька, тот сразу сообразил – глупо, говорит, король с кузнецом, в дружину его надо, такой вой зря пропадает. А Елька-то и поддакнула, теперь у короля не воин, который ему бы предан был, за то что возвысился, а кузнец, который обиду затаил. Тож глупо, значить. Любава твоя – ну точно Верка будет. У нее свое: король на селян накричал – чего за оружие без спросу взялись, он мол сам того упыря заколоть хотел. Зря он селян виноватыми сделал, люди-то все видели и понимают, несправедливость запомнят. Поди еще какого упырину уговорят на ихнем болоте поселиться – рыцари то вкусные бегают. Да и мои оглоеды сразу свое посчитали – раз, говорят, упырь рыцарей жрал, значит где-то хабар спрятан. Найти бы, да так чтоб король не отобрал. Холопчонок-то твой, и тот в свою дуду подул: говорит, король не найдет, хлопы обиделись. Так я даже сказать что не нашелся, сидел и, как Красава, глазами лупал.

– А она чего? – удивился Макар, который прекрасно знал, что инициативу из своих рук внучка волхвы никогда не выпускала.

– Ошалела малость, про вурдалака все и думать забыли. Страшилку считали. Я потом своих-то расспросил, так оказывается они в любом деле интерес считают. Да не только свой – до этого и дурень додумается, а у кого какой. Вот ты хоть раз задумывался, какой у короля интерес? А они его СЧИТАЮТ! И точно так же, какой он у холопа – им без разницы. Давеча отрок к ним увечный пришел, из тех, что с Младшей Стражей вернулся. Так Тимофей ему целый допрос устроил. Чего хочет? Зачем пришел? Свободы, мастерства, или заработок, чтоб семью завести. Какой интерес? И только потом ему дело подбирать стали. – Илья вдруг смутился. – Я тебя вот чего попросить хотел, Макар...

– Да говори, чего уж, – кивнул воин.

– Ты это... пусть мои мальцы к твоему Кузнечику походят. Может чего и наберутся. А я уж в долгу не останусь.

Макар задумался, потеребил бороду, а потом пожал плечами.

– Да мне то что, жалко что ли. Они и так ходят. Только вот сдается мне, что о том тебе не со мной, а с Тимофеем говорить надо. Такие решения он принимать умеет.

– Думаешь? Сучок тож самое говорит. Только просить про такое мальца через голову родителей невместно. А коли ты не против, так и поговорю, спасибо. И еще вот чего, Макар... Тот холопчонок твой, он возле Кузнечика все время крутится. Ты к Тимофею его и приставь. Человек верный будет.

Макар задумался.

– Подумаю, да и с Веркой поговорить надо. – Потом кивнул своим мыслям. – Да и интересно, как он с челядью обращается. Как думаешь, учили его такому?

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Воскресенье, 15.04.2018, 21:57

Коняга

Дата: Вторник, 24.04.2018, 13:38 | Сообщение # 40

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление – тренинг
----------------------------------------------------------------------------
– Не катит. Дим, ну это не лезет ни в какие ворота. – Максим Леонидович бросил очки на стол. – Простая ситуация: барин-слуга, и что ты делаешь? Оправдываешься! Ну скажи, с какого перепугу тебе пришло в голову прощать слугу за разбитую чашку из дорогущего сервиза, и более того, брать на себя вину – мол ты не взял ее вовремя?

– Ну я же был виноват, он мне ее дал, а я не взял. Я должен был отреагировать на подаваемый мне поднос с чаем, иначе зачем я его потребовал?

– Нет, это не пробиваемо. Дима, вот скажи мне в чем разница между хозяином и слугой?

-Ну, хозяин требует, слуга служит.

– Ни. В малейшей. Степени. Отношения хозяина и слуги в любой игре определяются тем, кто кому должен. Если ты хозяин – ты ничего не должен слуге, кроме зарплаты за выполняемую им работу. Он должен. Должен угадать, когда тебе подать чай, хочешь ли ты чай или кофе, с какой руки подать чашку, готов ли ты ее принять. А вот если ты относишься к слуге как к домашнему рабу, то ты просто унизишь его. Он будет тебе мстить, и всегда будет подавать тебе чай так, что ты будешь бить чашки, и всегда будешь за это оправдываться. Слуга не раб. Он соратник. Он служит тебе, ты обеспечиваешь его рост. В идеале. А не в идеале, он попытается управлять тобой. Быть королем короля. И он будет принуждать тебя осознавать свою вину за промахи и оправдываться.

– И что я должен был ему сказать? Подойди слева, а не справа?

– Нет. Ты должен был показать ему, что твоя правая рука занята. Хорошо вышколенный слуга сразу бы сориентировался. Но ты начал метаться, чтобы сделать так, как удобно слуге, а после того, как чашка предсказуемо разбилась, ты даже не сам начал оправдываться, ты начал оправдывать его.

– Ну так я под гипнозом был, под твоим, кстати.

– Ты был под осознанием ситуации, а не под принуждением в действии, а это еще хуже. Ты не осознаешь себя Хозяином Положения. Ты подстраиваешься под второстепенных участников игры – под слуг, под тех, кого ты привлек к своему делу. Ты сейчас не чашку уронил. Крепость, домну, деревню, город. Ты сдал права владения сделанного тобой тем людям, которые должны поднимать твое дело. Ты сам, своими руками поставил себя под тех, кто должен осознавать твой замысел и воплощать его. Как результат – они принудят тебя выполнять ИХ волю, и ты ничего не сможешь сделать. Не надо город, дай деревеньку, но чтоб с крестьян стричь купоны. А за попытку сделать из деревеньки городок они тебя сметут, поскольку проблем города слуги просто не осознают. А если ты этот город, не дай бог уже построил, то вначале начнется дерибан, затем война – всех против всех, за резко сократившиеся места под солнцем. Они сами развяжут эту войну, поскольку прокормить всех лишних просто не смогут.

– Но если я делаю что-то серьезное, должны же быть соратники? Не одни только слуги? Вот как я их создам?

– Хорошо. Начнем с начала. В чем разница между слугой и хозяином?

– Ну хозяин думает, принимает решения...

– Забудь. Слуга тоже думает, и принимает решения, и стремится управлять своим хозяином. Разница между ними – в унитазах.

– Чего??? Это ты про толчок? Так у тебя в офисе и у медсестричек одинаковые – Евростандарт. И в чем разница?

– А в том. – Профессор водрузил очки на нос и посмотрел на племянника поверх их стекол. – У меня этот унитаз золотой, а у сестричек и ординаторов позолоченный. Разницу чувствуешь?

– Ну... выглядят одинаково... Но позолота быстро стирается.

– В точку! Я на свой унитаз сяду, и не задумаюсь. А слуга – даже жопой не коснется, и тебе не даст, потому что если с него сотрется позолота, то никакой разницы между им и человеком со стороны не будет. Сотрется. Я могу и насрать в него, не заботясь что понос, моему унитазу это не повредит, а вот они триста раз взвесят – достоин ли ты, и не повредит ли чему? А потому любой слуга заботится о том, чтоб сделать лицо так, чтоб было видно, что он сидит на господском унитазе. Заметь, не про жопу он думает и не про понос, а про унитаз и лицо на нем. А хозяину это без разницы, не станет он за свой понос извиняться. Но вот и выгребать его слуг тоже не заставит – сам смоет. Про чашку прокомментировать, или сам догадаешься?

– Догадаюсь... Я уронил свое лицо, но дал ему возможность сохранить морду за свой счет. Но слуга же тоже человек?

– Опять двадцать пять… Вот в этом твоя ошибка. Ты сейчас про лицо, но основа тут – жопа. Ты думаешь как слуга. Он, конечно, человек. И твоя задача дать ему возможность думать и действовать по человечьи, а не заботиться об унитазе. Это его рост, это его честь, это его возможность стать хозяином. Рядом с тобой, под тобой, около тебя – не важно. Он ХОЗЯИН своего дела, даже если это дело – общественная канализация. Оно государственное, частное, личное... Тоже не важно. Он его делает, значит его. А вот если он начинает елозить жопой по унитазу и при этом строить лицо – избавляйся от него немедленно. Его не дело интересует, он боится, что позолота облезет, а ближайший источник золота – это ты. И он убежден, что ты ему должен: ты же хочешь, чтоб у тебя был достойный слуга? Значит ТЫ обязан ЕМУ. Забей. Мир, в который ты попадешь, это мир слуг и господ. Замени унитаз на трон, и выбирай того, кто сидит на жопе ровно. Понял?

– Понял...

– Тогда давай попробуем еще раз... Не суетись. Думай. Смотри. Не давай взять над собой верх слуге. Не препятствуй росту этого слуги, без него ты слаб. Не пытайся задавить новорожденного хозяина, что работает для тебя. Ты всего лишь утвердишь его в мысли, что ты слабее его, и он достойнее. Не смотри на лицо на унитазе. Суть – это жопа. Должна сидеть твердо. Поехали...

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.