Отрок. Ратнинские бабы. Глава 11

KES

Дата: Четверг, 29.09.2011, 17:17 | Сообщение # 1

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

Красницкий Евгений. Форум. Новые сообщения.

kea

Дата: Четверг, 29.09.2011, 17:22 | Сообщение # 2

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Глава 11
Июль 1125 года. База Младшей стражи

По старой традиции уходящих ратников накормить перед дорогой должны были жёны либо матери, а если их не было, то сёстры или снохи. По этой причине утром в трапезной отрокам и взрослым мужам прислуживали не холопки – готовили и подавали на столы свободные женщины и девицы во главе с Анной. Раз уж живут все в крепости единой семьёй, то, как положено матерям и сёстрам, и провожать всех решили как своих близких. Отроки, немного смущаясь, брали миски из рук у девок, с благодарственными словами солидно кивали им и принимались за еду.
И у девчонок от этого лица становились иными – повзрослевшими и просветлёнными, а глаза у всех, словно на иконах – то ли от бессонной ночи тени под ними легли, то ли от того, что прикоснулись они сегодня к ещё одному женскому таинству. К великому таинству нелёгкой бабьей доли – провожать и ждать.
К столу – не праздничному, но весьма обильному – подали и несколько караваев без оберегов. Резать их не полагалось – только ломать. Наставники на правах старших аккуратно, чтобы и крошки на пол не уронить, преломляли хлеба над столом и раздавали по кругу. Хоть и прочли молитву, как положено перед едой, но сегодня в трапезной совсем иные обряды творились. Эту традицию в Ратном исстари блюли даже самые истовые христианские семьи.
Анна с прочими женщинами внимательно следила, чтобы девицы, упаси Господи, не проронили слезу, не начали хлюпать носами или наоборот – веселиться без меры (и это порой случается от напряжения). Хоть и предупредила их боярыня, чтобы не смели даже помыслить о таком, если удержаться невмочь, пусть лучше тихонечко выйдут из трапезной, но мало ли – в первый раз они воинов провожают, не привыкли – большинство из куньевской родни. Анюта с Машей, да и Млава с малолетства приучены, как себя в таких случаях вести, а этим-то внове.
Отроки тоже ещё не обвыклись. Хоть и усмиряли бунт в Ратном, и кровь – свою и чужую – проливали, но вот в настоящий поход, воинами, уходили впервые. Анна переживала, как бы Роська чего не выкинул: вон как хмуро смотрит – уж больно старые, ещё языческие, обычаи сейчас всплывали, но надеялась, что от неё крестник не посмеет не принять обереги и провожальный хлеб. Хорошо, что вбитая уже привычка к воинской дисциплине и пример старших не позволяли Роське протестовать.
Когда мальчишки и их наставники встали из-за столов и поклонились, благодаря хозяек, пришёл черёд раздавать хлеба. Отроки, стараясь держаться степенно, как взрослые мужи, брали караваи из рук девок, ответно им кланялись. Ульяна что-то тихо говорила, подавая хлеб своему Илье. Анна приготовила целую корзину – сыну, Алексею и Роське… По обычаю, провожать Матвея надо было бы Настёне, но её в крепости не было, так что и этого крестника одарила тоже Анна. Татьяна провожала троих – Демьяна и Дмитрия с Артемием. Кузька стоял рядом с матерью и смотрел на братьев с тоской и досадой, завидуя им: в этот момент он отчаянно жалел, что место оружейного мастера здесь, в крепости, а не там, рядом с воинами. Глебу и Анисиму подавала караваи Верка. И тот, и другой выглядели хмуро, но по-разному. Глеб исподтишка косился в сторону Алёнки и Андрея, а Анисим смотрел себе под ноги – должно быть, огорчённый тем, что жена его так и не приехала на проводы.
Андрей с самого начала трапезы смотрел на Алёну, не отрываясь. Миску с едой она подавала ему из рук в руки, так, что его ладони легли поверх её, и на какой-то миг – чуть дольше, чем положено – замерли. На вчерашних посиделках, когда они впервые сидели рядом, пусть ничего сказано не было, но руку её он так и не выпустил до самого ухода. Казалось, уже всё ясно, но когда она ему поднесла хлеб, так поглядел, словно получил нежданный подарок. Алёна шагнула к нему, с поклоном подала каравай, как научила Анна, и как делали все прочие бабы и девки, одаривающие уходящих воинов, а потом молча глядела на Андрея, чувствуя, что надо что-то сказать, но слов не находила. Не потому, что так уж растерялась – просто боялась себя выдать.
С тех пор, как она узнала о готовящемся походе, на душе у неё было неладно, словно ледяной коркой её прихватило. Никому этого нельзя было показывать, а ему особенно, но чем ближе поход, тем сильнее на Алёну накатывало. Вначале она гнала тяжёлое предчувствие, старалась себя убедить, что это обычная бабья маета перед разлукой с любимым, и ничего более. Так уж на роду написано – мужам уходить, жёнам их ждать. Не привыкать ей, знала, что такое ожидание. Пусть Фома её и не воином, а купцом был, но тоже ведь провожала всякий раз, будто сердце рвала и вторую половину отправляла с ним в дорогу. А однажды так и не дождалась назад. Потом долго жила с кровавой раной, не забылась ещё та страшная боль. И теперь опять по едва затянувшемуся шраму будто зазубренным железом полоснули – так и не смогла Алёна с этим предчувствием справиться.
Чем ближе было неминуемое расставание, тем отчётливее понимала – да, это оно … Так же пронзительно болела у неё душа, когда Фому в последнюю поездку провожала. Впервые за всё время замужества захотелось пасть мужу в ноги, упросить остаться, не пустить, уберечь… неизвестно от чего. Сердилась на себя за глупую бабью слабость, понимала, что всё равно не остановит, только перед дорогой расстроит. Тогда ей удалось это спрятать, но проводила Фому в тот раз с уверенностью, что в последний раз его видит. И вот сейчас то же самое. Знала, что нельзя об этом думать – беду накликать можно, но не могла ничего сделать со своими страхами. Но разве же остановишь, отвратишь мужей от их предназначения бабьими причитаниями? Фому даже и не пыталась, справилась с собой, а уж Андрея-то и подавно с пути не свернёшь.
Но одно Алёна сделать всё-таки могла. Не только наузы она ему сегодня припасла – был у неё и ещё оберег ему в дорогу… Накануне, когда поняла окончательно, что не обманывается, что не просто страх за любимого, обострённый уже пережитой утратой, её мучает, а предвидение нависшей над ним страшной и неотвратимой беды, решилась: открыла шкатулку, нашла вещицу, которую ей бабка перед самой смертью дала. Сказывала, сильный это оберег, старинный, наговоренный. Если повесишь его с любовью на шею воину, он его от неминуемой смерти убережёт, даже при самых тяжёлых ранах, отведёт беду, не даст сгинуть вдали от тебя, твоей любовью защитит и тебе вернёт. Раньше Алёнка его хранила только как память о бабке, никому не показывала – опасно было, это в Ратном ещё сильна старая вера. Увидел бы дубравненский священник языческий оберег, заставил бы выбросить, как дьявольский соблазн. А уж в Турове тем более таить его приходилось – мужу перед походом отдать и мысли никогда не возникло: Фома не воином был – купцом, а бабка несколько раз с нажимом повторила – только воину на шею наденешь. А она, покойница, ничего зря не говорила. Да и свекровь не позволила бы – после первого случая она пристально следила, что сноха её сыну в дорогу даёт. Потом Алёнка сама себя изводила, что не рискнула, не уберегла мужа – хуже от оберега всё равно бы не стало. Сердилась на себя и на бабку, в отчаянии оплакивая смерть Фомы: провидица вроде была, а воина ей напророчила. Откуда ему было взяться, воину-то, если её любимый муж – купец? Уж будто не могла бабка ей и для купца защиту дать, что ли! В сердцах как-то раз даже порывалась выкинуть бесполезную вещицу в реку, однако так и не выбросила, что-то удержало её в последний момент, сохранила оберег, хотя и сама не знала, зачем, но видеть его с тех пор не хотела – завернула в тряпицу, спрятала с глаз подальше. Только почему-то всегда помнила – куда именно. И надо же, сколько всего пропало, а именно та шкатулка цела осталась.
Алёнка вынула оберег из кожаного мешочка, в котором он хранился (так и вешать его надо было, чтоб чужие глаза не видели), поднесла на ладони к свету, разглядывая, будто в первый раз, маленький серебряный стерженёк – к нему с двух сторон были прикреплены два крылышка, очень похожие на лебединые. Если уж не для этого случая оберег у неё хранился, так для чего же тогда? Прикрыла глаза и стала шептать заговор, которому бабка тогда же и научила, потом пронесла над свечой, очищая огнём, окропила водой, поцеловала… Хоть тревога и билась в сердце по-прежнему, но всё-таки стало немного легче: не обманула бабка, правильно воина предрекла. Помогут, обязательно помогут её любви все Светлые боги! И Пресвятая Богородица тоже! Ибо они сами и есть любовь… Теперь Андрею надо отдать, самой на шею надеть. Впрочем, наузы-то тут принято носить, значит, и это не отвергнет.
– Андрей… Я… я ждать тебя буду! – не сказала – выдохнула, наконец, когда молчать стало невозможно. Ничего другого не придумывалось. – Возьми вот… наузы мы с сестрёнками тебе сделали, – она улыбнулась, видя, как потеплели его глаза при упоминании девчонок. – И ещё… оберег… он воинам помогает. Только я сама должна его тебе на шею надеть… – она поднялась на носки, потянулась к нему. Андрей, чуть помедлив, наклонил голову, позволил ей надеть вначале наузы, а потом и плетёный шнурок с оберегом, спрятанным в кожаный мешочек, перехватил её пальцы правой, здоровой рукой, легонько сжал, серьёзно кивнул, словно ждал чего-то ещё. Она даже растерялась на миг – ну не самой же ей было на шею ему кидаться, да ещё у всех на виду! А он вдруг легко притянул её к себе и то ли обнял, то ли просто придержал коротко за плечи. Она уткнулась носом в его плечо, вздохнула, и… зазвучал рожок Дударика – воинам пора коней седлать. Попрощались…

Ой, не гуси-лебеди за горушкой летают,
Ой, не тучи тёмные по небушку плывут –
Это добры молодцы да коней седлают,
Да коней седлают, да в поход идут…

А вы, красны девицы, по ним да не печальтесь,
По ним да не печальтесь, им это не впервой.
Ваших ненаглядных со славой дожидайтесь,
С добычею богатою воротятся домой!

Ой, то в небе соколам вольной воли мало,
Ой, то ветрам буйным во поле гульба!
Вот и нам без ратной славы жить да не пристало,
Вот и нам без ратной славы не судьба!

С гиканьем и молодецким посвистом, под залихватское пение, десяток за десятком отроки выезжали из ворот крепости и направлялись к мосту через старицу, мимо посада – в лес. Когда последние вьючные лошади скрылись за деревьями, толпа провожающих ещё долго стояла, глядя вслед ушедшему небольшому войску. Вроде бы дождались, пока все из виду пропадут – можно и расходиться, но нет – несколько взрослых женщин, полтора десятка девок, наставники – покалеченные воины, ушедшие на покой, стояли молча, словно чего-то ожидая, словно хотели прозреть ту дорогу, что ждала ушедшее войско. Даже не дорогу - судьбу… Только Елька тихо и непривычно серьёзно выговаривала подружкам – сестрёнкам Алёны. Они было припустили вслед за Андреем, но их ловко поймал своей клюкой наставник Филимон, цыкнул и отправил обратно: провожать воинов за околицу могли только мужчины и мальчишки, женщинам в такое время за ворота хода не было.
Отроки из купеческого десятка тоже были здесь – им своих походов хватало. Оставленные в крепости парни второй полусотни завидовали уходящим, а женщины… женщины приготовились ждать. Кто-то в первый раз, а кому-то уже впору и со счёта сбиться: сколько их, таких проводов было, вроде можно бы и привыкнуть... Какой там привыкнуть, каждый раз – как первый, и каждый раз они стояли, молча глядя вслед, старательно прогоняя слёзы, беззвучно шепча молитвы, словно воины уносили с собой в сёдлах частицы их душ.
В этот раз Анна провожала не одного, не двоих. Михаила, Алексея, Демьяна. Сын, любимый, племянник. А ещё Василий – приёмный сын и крестник. Остальные крестники… Да что там – все уходящие мальчишки сейчас казались ей родными, за всех болело сердце.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Четверг, 29.09.2011, 17:26 | Сообщение # 3

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

"И ведь ни один не обернулся. Они все уже там, впереди, будто на праздник рвутся, а не на смерть идут. Ладно – мальчишки, они в свою смерть не верят, а взрослые-то мужи… Их-то что манит? Каждый раз уходят с нетерпением, хоть и знают, что вернутся не все, всё знают, но готовы уходить снова и снова. Нам же только и остаётся, что смотреть вслед и ждать. А они никогда не оглядываются…
Видно, так и надо: чтобы выжить и победить, они должны смотреть вперёд, а не на тех, кто остался сзади. Оглядываться назад – храбрость потерять. Говорят, мужи идут воевать за нас… Так-то оно так, но ведь лукавят они: сами не могут без битв, сами рвутся в бой, хоть и возвращаются не все. А мы ждём, застывая от тоски, и гадаем: кого-то в этот раз привезут израненным, кого-то мёртвым, а кого и вовсе не привезут. И каждый раз молимся: «Господи, пронеси, пресвятая Богородица, не допусти! Пусть мой и в этот раз вернётся живым, пусть раненым, но – живым!» И хоть бы кто из них оглянулся…
Фрол никогда не оглядывался, и в тот, последний раз, тоже…И Мишаня сейчас не оглянулся, и Лёшенька. Дёмушка, если б можно было, вперёд на крыльях полетел – вот уж кто рвётся в бой, так это он. Неладное что-то с ним творится, сам не свой парень стал, как ранили его… Алёна в их лица всматривалась, губами шевелила, будто книгу читала. Что-то увидела? Не забыть бы спросить… Вон Вася мимо проезжал – лицо у него аж светилось… Тоже вперёд рвётся, но не так, как Дёмушка. Все они вперёд смотрят… Ой, да пусть смотрят, пусть не оглядываются, лишь бы живыми вернулись!»
Анна вздохнула, несколько раз сморгнула, прогоняя набухающие слёзы.
«Хорошо, я впереди всех стою, девки мне в лицо заглянуть не могут… Ой, девоньки-то мои… Наставница, называется… про них-то я чуть не забыла, а ведь они сегодня впервые всерьёз мужчин провожали, впервые прикоснулись к нашей вечной бабьей судьбе. Как-то ещё выдержат? Не накликали бы сдуру беды…"
И будто в подтверждение этой мысли тихие всхлипы, которые доносились сзади, перешли в негромкое то ли подвывание, то ли причитание. Вмиг подобравшаяся Анна резко обернулась, внимательно оглядела моментально притихших девок и неожиданно мягко сказала:
– Поняли теперь, что это значит – своего мужчину в поход провожать? Вижу, не до конца поняли. Самое главное затвердите, девоньки – им не слёзы наши нужны, а наша уверенность в их силах. Чтобы ни одна из нас не смела не то что вслух, а и про себя свои страхи проговорить. О хорошем думать надо, подбадривать их мысленно, удачи им желать – только тогда они невредимы вернутся.
– Правильно Анна Павловна говорит, – подхватила слова старшей наставницы Алёна. – Знаете ведь, что каждое слово свою силу имеет. О чём думать будете – то и сбудется.
Хоть и говорила она, как всегда, спокойно, даже весело, но Анна с тревогой заметила, что её помощница на этот раз не так безмятежна, как хочет казаться. Держится-то уверенно, слов нет, но кулаки-то сжаты, да так, что костяшки побелели.
Стоявшая рядом Ульяна при этих словах встрепенулась. Хоть и не впервой уходить Илье вслед за войском, но вот обозным старшиной он был в первый раз. Анна слышала, как нещадно гонял он отроков купеческого отделения, помогавших ему собирать вьюки. Не обоз это был – слёзы одни: телег-то с собой не брали, а много ли на вьючных лошадей нагрузишь… Вот Илья и старался предусмотреть все возможные случайности, не забыть самое необходимое: а ну как не хватит именно того, что он брать не стал? Ульяна, конечно же, всё это видела и переживала вместе с ним и за него тоже. И сейчас при словах Алёнки она перекрестилась и опять стала шептать молитву, сама не зная, о ком молит Богородицу: о мальчишках ли, которым не повезёт получить тяжёлую рану, о муже ли, которому придётся этих мальчишек выхаживать или… Она ойкнула про себя, отгоняя ненужные мысли и, обернувшись к девкам, заговорила:
– Правы ваши наставницы, девоньки, ой, правы. Не плакать нам надо, не причитать, беду накликивая, а молиться за мужей наших – тогда и вернутся они все, нам на радость. А пока пойдёмте обратно, милые.
Вея и Татьяна, как и все, молча смотрели вслед ушедшим. Младшая сестра приникла к старшей, а та обняла её за плечи, прижимая к себе, и непонятно, кто кого поддерживал. Обеим тяжело было: одна проводила родного сына и двух приёмных, незаметно ставших не менее родными и любимыми, а вторая мужа и сына так и не увидела: для Стерва и Якова поход начался раньше всех. А кроме своих, самых дорогих и близких, в ту же неизвестность уходили сейчас и многочисленные племянники, и неважно, что Татьяна их почти не знала, а Вея помнила всех почитай с колыбели – боль разлуки и страх перед будущим не разбирают, за всех душа кровью обливается.
Притихшая было Верка стояла, вцепившись в руку Макара, сама на себя не похожая, хоть уже отпровожала его, а сыновей Господь прибирал ещё до того, как те в возраст воинов входили. Но сейчас и она свои былые тревоги заново переживала… Верка вздрогнула, как будто морок с себя стряхнула, шепнула что-то мужу и тоже повернулась к сгрудившимся девкам.
– Эй, слезливые, не робей! А то вернутся парни, а у вас носы распухли, глаза от слёз заплыли, волосья колтунами во все стороны торчат. Кому вы такие нужны будете? Вон в Ратном девки спят и видят, как бы вас уесть побольнее, парней ваших отбить – вы им на радость сырость разводить вздумали? Нет? Ну так и не распускайте нюни! Пошли в крепость, дел, что ли, нету?
Взрослые женщины, не сговариваясь, повернулись спиной к проглотившему мужчин лесу, приобняли за плечи ближайших к ним девчонок и повлекли их в притихшую крепость – спины прямые, головы высоко вскинуты, лица решительные, будто и они к бою готовятся. К своему бою – с тоской и тревогой об ушедших. С бессонными ночами, в кровь искусанными губами... Каждая из них знала: что бы они сейчас ни говорили, как бы ни успокаивали младших, всё равно теперь ночи будут наполнены слезами и молитвами, а дни – хлопотами и делами, и чем больше их, чем тяжелее они окажутся, тем лучше. Может, хоть измученные дневными трудами, они смогут забыться в коротком сне, сквозь который всё равно будет пробиваться у всех одно и то же: лишь бы вернулись!

Если бы потом Анну спросили, как она провела тот день, что делала, с кем говорила – не вспомнила бы: всё как мороком затянуло. Виду, конечно, старалась не подавать, знала, сколько вокруг внимательных глаз следили за каждым шагом боярыни. Люди тянулись к ней взглядами и, убедившись, что она, как всегда, держится уверенно и невозмутимо, успокаивались: всё будет хорошо. Оставшись во главе пёстрого населения недостроенной крепости, Анна Павловна из рода Лисовинов одним только своим присутствием показывала окружающим, что жизнь идёт так, как она и должна идти, что ничего страшного нет и не будет.
Сами того, возможно, не понимая, это подтвердили урядники оставшихся в крепости десятков второй полусотни. Подсказал им кто-то или сами догадались, Анна даже и не стала выяснять, но почти сразу после проводов неподалёку от неё начали отираться двое отроков из дежурного десятка. На высказанное ею недоумение один из них бодро отрапортовал:
– Приставлены для поручений и любой другой помощи!
– С чего бы вдруг? – удивилась Анна.
– Так это… – отрок недоумённо развёл руками. – Начальные люди-то все ушли, всё теперь на тебя навалилось, матушка-боярыня. Вот мы, значит… для облегчения…
«Мечтала о боярстве – так получай… Теперь ты ещё и воеводой стала…» – усмехнулась про себя Анна, но усмешка почему-то получилась горькой.
Сколько бы седых волос ни добавило Анне её внешнее спокойствие, своё дело оно сделало: взбудораженные отроки второй полусотни и коммерческого отделения, взятые в оборот оставшимися наставниками, продолжили свои обычные занятия. Девчонки, правда, время от времени всхлипывали да прятали покрасневшие глаза, но привычные хлопоты постепенно успокоили и их. В немалой степени этому способствовал Прошка, устроивший Катерине – одной из девиц – чрезвычайно громкий для него разнос за небрежность при работе с подросшим щенком. Он, конечно, был прав, хотя оплошность-то оказалась пустяковая и объяснялась вполне понятным расстройством виновницы скандала. Когда привлечённая его криками Анна подошла к собачьим клеткам, девчонка уже даже не пыталась оправдываться, а в глазах у неё стояли слёзы. Анна перебила вдохновенный Прошкин монолог, кивком отпустила Катерину, пригладила растрёпанную шевелюру разъярённого подростка и тихо сказала:
– Не волнуйся ты так за них, Проша, не надо. Бог милостив, вернутся они.
Прерванный на полуслове парнишка махнул рукой, обиженно пробурчал что-то себе под нос, на мгновение прижался щекой к женской ладони, а потом убежал куда-то за клетки.
В тот день Анна несколько раз замечала, как Вера, проходя по двору, по своей привычке покрикивала на подростков, попадавшихся на её пути, а одного, который чуть не столкнулся с ней, ухватила за шиворот и начала распекать за невнимательность. Тот, набычившись, что-то ответил, она послушала, махнула рукой, дескать, иди уж, а подошедшей Анне объяснила:
– Брат его ушёл, а у этого растяпы нога натёрта, вот Матвей и не разрешил его в поход брать. Теперь ходит сам не свой, на всех натыкается. Да и остальные не лучше, тоже мне – вояки, носы повесили, что не их Михайла с собой взял. Вот и приходится их в разум приводить.
С Веей Анна успела только коротко переговорить – та торопилась на посад: проводы проводами, а хозяйственные дела откладывать нельзя, осень на носу. Впрочем, жена одного из наставников никуда из Михайлова городка уезжать не собиралась, так что для более близкого знакомства у них ещё будет время, в Ратном-то старшая женщина в роду и одна из толпы новоприобретённых родственниц не часто сталкивались.
А вот со своей снохой Анна разговаривать не спешила, хоть и видела её, сидящей вместе с Кузьмой на лавке: не дело это – задушевный разговор матери с сыном прерывать. Кузька, как всякий мальчишка в его возрасте, то сам ластился к матери, то, напротив, отмахивался от её ласк. Татьяна выглядела хоть и уставшей – сказывалась бессонная ночь, и расстроенной после проводов, но всё же спокойнее, чем накануне. И слава Богу, а то тут не Ратное – в случае чего за Настёной не добежишь, да и Юлька, как на грех, в Ратное сбежала. В конце концов Анна всё-таки подошла к снохе и племяннику, но Татьяне, видать, не до бесед было – отговорилась усталостью, попросила Кузьму проводить её до горенки и пошла отсыпаться, благо сегодня в крепости намного тише, чем обычно.

– Анюта, погоди-ка. Ишь, разбежалась… не догонишь тебя, – боярыня обернулась на знакомый голос и улыбнулась. Хоть и торопилась, но не могла не остановиться: опираясь на клюку, от дверей казармы к ней не спеша шёл наставник Филимон. По возрасту один из самых старших мужей в Ратном – всего на несколько лет младше Корнея с Аристархом, но заслуженным уважением он пользовался не только поэтому. В прошлом Филимон был лихим десятником, Корней как-то помянул, что кабы не увечье, так сотню бы ему после своего ранения оставил со спокойной душой. Сейчас же, несмотря на то, что ходил он с трудом и любую работу норовил сделать сидя, наставником стал едва ли не самым лучшим. Да и за советом к нему частенько шли, потому как ума старому воину было не занимать.
– Что такое, дядька Филимон? – Анна повернулась навстречу сгорбленной фигуре. – Дело у тебя ко мне какое?
– Да ты погоди, шустрая больно, – усмехнулся Филимон. – Вон брёвнышко в тенёчке, пойдём, присядем сперва, а там уж и поговорим.
– Да некогда мне сидеть-то, – вздохнула Анна. – Пять десятков отроков ушли, а дел будто прибавилось. На тебя да на других наставников одна надежда… – она окинула взглядом замершую после ухода полусотни крепость. За последние дни суета и суматоха сборов стали привычны, а теперь… хотя, конечно, и сейчас совсем уж пусто не было – осталась половина отроков, девки, плотники … но сегодня все притихли, даже Сучок не скандалил. То ли где-то на посаде пропадал, то ли и на него общее настроение подействовало.
– Да ладно, Анюта, успеешь, – отмахнулся Филимон. – Всё остальное обождёт. Ты мне лучше скажи, что ты с ранеными решила?

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Четверг, 29.09.2011, 17:33 | Сообщение # 4

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

– С какими ранеными?– удивлённо вскинула брови Анна. – И при чём тут я? Для этого у нас лекарка есть.
– Ну, нет, Аннушка, – неожиданно строго проговорил бывший десятник. – У кого же ещё спрашивать? Ты хозяйка – тебе их нуждами и озаботиться. Это в Ратном раненые в своих семьях лечатся. Настёна зайдёт, посмотрит, укажет, что делать, снадобье оставит, а там уж и баб заботливых рядом хватает, да и мужи все не по разу сами через это прошли, знают, что к чему. А здесь? Семей у отроков тут нет, да и пользы-то от них… не воины. Привезут раненых – как ты их размещать собираешься?
– Так ведь, дядька Филимон, Сучок говорил, вторую казарму не сегодня-завтра закончат, – Анне впору было в затылке чесать. В который раз жизнь ткнула её носом в разницу между простой бабой и боярыней. Всё её женское естество противилось мыслям о беде и ранениях – и это сразу же после проводов, а обязанность боярыни требовала не только думать, но и готовиться к этому! Когда-то, когда она только появилась в Ратном, её порой возмущали и ужасали некоторые поступки Корнея, противоестественными казались, нелюдскими какими-то, пока свекровь не объяснила ей разницу между обычным человеком и начальным. Молодая Анна долго не могла понять, зачем сотнику нужно идти против людских и божеских законов, зачем свои чувства корёжить – ведь видела же, что нелегко ему иные решения даются. А с недавних пор она стала замечать то же самое и за сыном. Не учил его никто этому, откуда только что бралось… Не учил? А как же долгие разговоры деда с внуком? Когда вдвоём подолгу в горнице запирались, когда и Лавра для совета звали, но зачастую после таких бесед и дед, и внук задумчивыми ходили.
Вот и сейчас не признать правоту Филимона было нельзя, согласиться с ним – поступить противно тому, что она и другие взрослые женщины внушали девицам. Но вдруг как ответ на её сомнения, в памяти всплыло страшноватенькое присловье Мишани: «Надейся на лучшее, а готовься к худшему». Так вслух и произнесла:
– Что ж, выходит, надеяться надо на лучшее, а готовиться-то к худшему?
Филимон не то удивлённо, не то подтверждающе крякнул и согласился:
– Мудра-а-а ты, Анюта, и впрямь – боярыня. А на то, что кто-то что-то скажет или подумает… а наплюй! Неважно, что языки дурные треплют, главное, что мы ко всему готовы.
После такого напутствия действительно умудрённого жизненным опытом человека мысли к насущным делам повернулись уже легко:
– Достроят казарму – место будет, но на голую лавку страждущего не положишь, значит, постели нужны…
– Постели – самое малое, ты о другом подумай, Анюта, – Филимон, кряхтя, поёрзал на бревне, устраиваясь поудобнее. – Кто за ними ходить станет? Юлька не управится – ей бы только успеть повязки сменить да снадобья нужные приготовить. А кормить-поить, постели перестилать, помочь нужду справить? Да даже просто рядом посидеть, поговорить, от боли отвлечь – мальчишки же ещё. Сама знаешь, и привычным к ранам воинам порой лихо бывает, а уж отроку да в первый раз…
– Твоя правда, дядька Филимон, – вздохнула Анна, – привыкла я в Ратном, что за ранеными в семьях ухаживают, не подумала об этом. Спасибо, указал.
– Ну, всё сразу не охватишь, у тебя и так забот хватает, как только успеваешь… – старый ратник успокаивающе похлопал боярыню по руке, лежавшей на бревне рядом с ним. – На то мы и наставники, чтобы помогать да подсказывать. Не только отрокам наша наука нужна, и тебе, вишь, пригодилась, – довольно усмехнулся он. – Ты сама на всё не разорвёшься, баб, по этой части опытных, в крепости мало, а холопкам уход не доверишь – вдруг не уследят. Тут свои нужны, родные да любящие. Поняла, к чему я веду?
– Да что тут не понять, – Анна не колебалась, – девок приставим. Только вот ведь какая незадача – мои-то дочери знают, что и как делать, за дедом мне помогали ухаживать, а вот остальные… вряд ли. Учить их придётся.
– Ну-ну, не так всё страшно, больные да немощные в каждой семье бывают, так что многое девицы уже знают. Мы же им только уход доверим, лечить-то Юлька будет. А самых тяжёлых – как Юлька скажет: или тут немного подлечим, или сразу в Ратное, к Настёне отправим.
– К Настёне – это хорошо, дядька Филимон, – Анна покачала головой. – Только ты же сам говоришь, что она только лечит, а выхаживают их бабы. Не у всех наших отроков в Ратном семьи есть, а если и есть – то что они знают про раны, в бою полученные? Это не простуду выгонять, не стариков немощных обихаживать… Не-ет, тут продумать как следует надо… Лучше всего, наверное, на лисовиновском подворье отдельную горницу для раненых приготовить. Баб там хватает, руки заботливые найдутся…
– А с кем приказ передавать будешь? Сама-то не поедешь в Ратное, так ведь?
– А и не придётся никому приказывать, дядька Филимон. Татьяна-то здесь пока. Переговорю с ней перед отъездом, она всё и устроит – сама жена воина, понимает, что к чему. Да и Листвяна ей там поможет.
«Вот и будет Татьяне дело по силам. А вздумает кто из баб языком зря молоть, отговариваться да заботу о раненых на других спихивать – Листвяна там… с ней не поспорят».
– Ну, смотри, тут тебе виднее, Анюта. А девок, конечно, проверить надо, кто что умеет, да подучить потом. Ну, с этим Юлька справится – никому спуску не даст. Ты же им внуши сейчас: быть готовыми – не значит беду накликать.
– Ладно, с девками разберёмся, а Юлька-то? Нет её сейчас в крепости, и когда вернётся – неизвестно. Достанет ли времени приготовить всё? Тоже вот морока… Поругалась с Мишаней да сорвалась в Ратное. Хорошо, ворот в крепости ещё нет, а то бы так хлопнула напоследок… – не сдержала недовольства Анна.
– Ой, да ладно тебе, Нютка, ворчать, не старуха, чай! – Филимон рассыпался мелким смешком. – Себя в её возрасте вспомни. Подумаешь, поругались… Дело молодое – как поссорились, так и помирятся. Вот помяни моё слово: завтра, край – послезавтра, вернётся Юлька да ещё вид сделает, что по делу ездила… мать проведать, совета в лекарском деле спросить, недостающих снадобий набрать…
– Вернётся – посмотрим. А девчонкам я сегодня же скажу, и начнём их потихоньку учить. Пусть привыкают, тем более что среди отроков-то у каждой если не родной брат, так двоюродный, или уж сосед.
С этими словами боярыня встала, отряхнула платье от налипшего сора и уважительно поклонилась старому наставнику:
– Спасибо тебе за науку, дядька Филимон. Завтра же начнём готовить всё, что надо, Юлька приедет – девкам всё необходимое покажет. У неё не забалуют. А тебя прошу, если ещё какое упущение заметишь – говори, не отказывай мне в помощи, ладно?
– Ладно, ладно, куда ж я от вас денусь, – пробурчал бывший воин, довольный тем, что и для него есть посильное дело.

Ещё ночью, дожидаясь, пока испекутся караваи, Анна переговорила с Ульяной. Пока усадьба для обозного старшины не была даже заложена, дел у Ульяны на посаде не было, так что боярыня предложила ей взять на себя присмотр за теми холопками, которые стирали сменную одежду отроков. А её тёзку – Алёнину бывшую холопку, по просьбе деда Семёна определила ему в помощь на посад, за скотниками и птичницами приглядывать – те без хозяйского надзора тоже ленились.
Проводив Илью и повздыхав, его жена выяснила, куда сваливали выстиранное, и сейчас разбиралась с грудами заношенных рубах и портков, откладывая в разные стороны пока ещё целые и требующие срочной починки. Заглянув к ней мимоходом узнать, не нужна ли какая помощь, Анна с удивлением обнаружила в закутке, помимо Ульяны, ещё и одну из девчонок, прижавшуюся лицом к уютному плечу. Женщина гладила ту по голове и что-то ласково приговаривала. Увидев боярыню, она только помотала головой, скосила глаза на всхлипывающую фигурку и махнула рукой. Анна понимающе кивнула и вышла, тихонько прикрыв дверь.
«Кто это там с ней? По спине и не разберёшь… Небось забилась в угол и ревела, а Ульяна её услышала. Не дело, конечно, сегодня слёзы лить, но в один день такому не научишься. Ладно, Ульяна баба опытная, объяснит, что надо».
Если уж только вчера приехавшей Ульяне пришлось плачущую девку утешать, то про Алёнку и говорить нечего: целый день девчонки вокруг неё стайкой вились, в глаза заглядывали, будто подтверждения своим надеждам искали. Вертелись вот так рядом с ней по двое-трое, успокаивались и убегали по своим делам, а им на смену новые приходили. И для каждой у неё ободряющие слова находились.
«А ведь сама, поди, извелась – за Андрея переживает… Вот и ладно – за него так, наверное, со смерти матери никто не тревожился. А теперь и его ждут. И она, и девчонки … ему это сейчас лучше любого оберега душу греет…»
Отроки же всё больше на кухню забегали, находили повод ненадолго заскочить. И привлекала их не столько возможность перехватить на ходу хоть какой кусок, сколько сама Плава. Каждый раз при встрече с ней Анна удивлялась: жизнь старшую повариху крепости била нешуточно, один муж-недоумок чего стоил; внезапно свалившееся на голову холопство, закончившееся казнью старшей дочери… Всего этого любой другой хватило бы, чтобы озлобиться, а Плава мало того, что подкармливала тех парней, которые за каким-то делом приходили на кухню, но и всегда была готова выслушать их и утешить. Это друг перед другом да перед девками они хорохорились, а наедине с ней опять становились самими собой: оторванными от привычной жизни, от семьи и родного дома мальчишками, порой напуганными, временами возбуждёнными, часто уставшими и всегда голодными. Было дело, не в меру услужливая холопка наябедничала боярыне, что старшая повариха-де завела себе любимчиков и подкармливает их втайне от остальных. Анна тогда эту ретивую дуру по щекам отхлестала, приговаривая, что не куски в чужих ртах считать надобно, а самой работать больше – тогда сил на глупости не хватит. Плаве же дала понять, что всё знает и не осуждает её: что греха таить, отроки всегда есть хотят, а уж после целого дня занятий на воздухе – тем более.
«К Ульяниному плечу поплакать прижмутся, Алёне за утешением в глаза заглядывают, к Плаве, как к родне близкой, забегают, от Верки даже тычки как ласка принимаются… а тебе, матушка-боярыня, отроков для поручений приставили… как к воеводе… Вроде как и не баба… Да и нельзя мне бабой быть! Некому пенять – сама себе стезю выбрала... Какой там стезю – крест! Выбрала – вот и неси!»

Посиделки в тот вечер не удались: почти у всех девок глаза были на мокром месте, а оставленные в крепости отроки досадовали на Мишку, свою судьбу и весь белый свет, так что разошлись рано. Анна с Алёной проверили, как непривычно тихие воспитанницы укладываются спать – никаких смешков и перешёптываний не было и в помине – и вышли на улицу. Вечер стоял по-летнему тёплым, тихим и ясным, хотя под настроение Анне сейчас больше подошло бы ненастье. Спать вроде слишком рано, да и не уснула бы она сейчас – не дали бы тревожные мысли. В часовню сходить, помолиться? Будь там священник – с ним бы поговорила, но часовня пуста, и оставаться в ней опять-таки наедине со своими мыслями совершенно не хотелось.
– Анна Павловна, – Алёна тронула её за локоть, – что-то мне сегодня весь день не по себе. Боюсь, одна останусь – разревусь, а это не дело, – Алёнка судорожно то ли вздохнула, то ли всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и продолжила: – Может, посидим ещё где немного, поговорим, а? И Ульяна мне говорила, что не заснёт сегодня – за Илью своего переживает. Её бы тоже позвать… Ты как?
– Да какой уж сегодня сон, – махнула рукой Анна, – тут не знаешь, куда от мыслей деться, а они всё ходят и ходят по кругу, одни и те же… – она помолчала немного, потом добавила: – Знаешь, я до замужества, в Турове ещё, любила по вечерам на кухне сидеть, бабьи разговоры слушать. У батюшки в доме, когда он в отъезде, соберутся, бывало, на кухне три-четыре бабы – и давай языками чесать. Я-то и половины их разговоров тогда не понимала, но сидеть с ними любила. В Ратном мне не до бабьих посиделок было, особенно в последние годы, а сейчас вот вспомнилось… Может, к Плаве на кухню зайдём?.. Она ещё вроде не легла – я у неё в окошке огонёк видела.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

Сообщение отредактировал kea - Четверг, 29.09.2011, 17:34

kea

Дата: Четверг, 29.09.2011, 17:38 | Сообщение # 5

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

– А Ульяна? – напомнила Алёна.
– Зови, – решительно ответила Анна, – а я пока к себе схожу, возьму кое-что… в самый раз сейчас будет, – и Анна торопливо повернула обратно, а Алёна пошла к складу, где хозяйственный Илья приготовил временное жилище для своей семьи.
Проходя мимо комнаты, в которой спали её дочери, Анна по привычке замедлила шаг, прислушалась: не ругаются ли.
« Нет, тихо… Уже хорошо. Спасибо Алёне: Анька в последнее время поутихла малость, не такой крикливой стала, похоже, задумываться начала, прежде чем что-то сделать. Вон ведь как теперь старается, из кожи вон лезет, чтобы похвалу наставницы заслужить. О-хо-хонюшки, боярыня, матушка-заступница, для всех в крепости советчица… За всеми-то делами ты присматриваешь, всеми бабами-девками командуешь, а собственную дочку проглядела. Проглядела ведь, перед собой-то чего уж лукавить. Если бы не Алёна, не её вдумчивость, неизвестно, что бы ещё Анька выкинуть могла… Да уж, тяжела ты, доля боярская: о чужих думаешь, твоими же детьми другие занимаются, а ты и рада».
Мысли продолжали идти по накатанной колее, пока Анна неторопливо шла к своей горнице. Огонёк свечи трепетал на ходу, и приходилось загораживать его рукой, чтобы не погас. Зайдя внутрь, Анна огляделась, вспоминая, куда она прибрала листок пергамента, который ей отдал Мишаня: не на бересте записал драгоценные слова – пергамента не пожалел. Тогда Анна удивилась такой расточительности, а потом, прочитав и осознав написанное, порадовалась предусмотрительности сына. Подошла к полке в изголовье постели, открыла шкатулку, вынула небольшой свиток и раскрутила его. Да, тот самый, с молитвой. Убрала шкатулку на место, опять взяла свечку и так же неторопливо пошла обратно, сдерживая нетерпение, да и свечка не позволяла: поспешишь – загаснет. Ну вот наконец и выход, теперь можно свечу задуть и на особую полочку поставить, рядом с трутом и кресалом, что тут же всегда лежат.
От девичьей до кухни Анна почти бежала, благо дорога ногам знакомая, сотни раз все уголки в крепости исхожены, а уж этим-то путём и с закрытыми глазами пройти можно.
На кухне, несмотря на размеры помещения, было уютно по-домашнему: тихо, спокойно и безлюдно. Никто не суетился с поручениями главной кухарки, холопки – её помощницы – не ругались между собой и на нерадивых отроков дежурного десятка, а сама Плава у ещё тёплой печи что-то размешивала в горшке. На столе в середине кухни стоял подсвечник с пятью свечами, но горели только две. На скамье около стола, повернувшись лицом к поварихе, сидела Вея и что-то негромко говорила. Увидев входящую Анну, обе женщины замолчали.
– Сумерничаете? Сидите-сидите,– Анна подошла к столу, зажгла остальные свечи в подсвечнике, и уселась рядом с Веей. – И вам не спится сегодня?– спросила она у Плавы.
– Не спится, это верно… – вздохнула Плава. – Маетно как-то…
– Татьяна-то как нынче? – озабоченно поинтересовалась Анна у Веи – после ужина та проводила сестру в девичью.
– Да ничего вроде. Сегодня почти целый день спала, и после ужина опять сразу задремала. Я её будить не стала – уж лучше пусть спит, чем себя мыслями изводит.
– Ну да и правильно, ей после бессонной ночи отдохнуть надо, – кивнула Анна. – В её положении и так в сон клонит всё время, а уж сегодня-то…
В это время за дверью послышались голоса, и в кухню ввалилась Верка, а следом за ней зашли Алёна и Ульяна.
– Ты уж не серчай на Алёну-то, Анна Павловна, сама я к вам напросилась, – виноватым голосом начала Говоруха. – Мой-то сейчас с другими наставниками в оружейной, боль свою бражкой заливают, Любава в девичьей спит, а у меня уж очень настроение смурное, невмочь одной там сидеть… Хоть и некого мне сегодня провожать, но всё равно оно как-то…
– Садись уж… – махнула рукой Анна. – Наставникам есть что запивать, им, поди, не легче, чем нам сейчас – мальчишек проводили, а сами остались… Небось корят себя, что мало отроков гоняли, лучше выучить можно было…
– А то! – откликнулась Верка. – Легче самим вместо них пойти.
– Ну, у всякого своя доля, – рассудительно проговорила Ульяна. – У нас своя ноша, а у них, коли уж взялись учить – своя. И не особо она от нашей отличается. Они же не старики ещё, и не возраст их скрючил, а раны, хоть того же Филимона возьми.
– Макар мой намедни с Алексеем разговаривал, хоть в обоз просился, да тот ему напомнил, что обоз вьючный, телег с собой не берут. Он только зубами заскрипел – верхами-то не может, нога не даёт. Сколько времени прошло, а всё не успокоится никак, что не воин он больше. Молчит, да я-то вижу, – обернувшись к Вее, начала объяснять Говоруха, но её прервала Плава. Стряпуха недаром возилась у печи, и из горшка, который она сейчас поставила на стол, поднимался ароматный парок от заваренных трав.
– То-то они вслед отрокам так глядели … – кивнула Вея, принимаясь разливать питьё по кружкам. – Я ещё подумала, глаза-то какие у мужей… словно свою жизнь провожали.
«А ведь и правда – небось у каждого перед глазами молодость прошла. Ведь все – бывшие воины, и хоть стариками считаются, но каждый – моложе того же Корнея».
– И не говори… – вздохнула Ульяна. – Заметили, бабоньки, как у наставников, что в крепости остались, лица окаменели? Что у них в душах творилось – бог весть. Я-то нагляделась на тех, кто в обоз переходил… Что каждый из них пережил, через что прошёл, когда понял, что обозники они отныне... только сами они и знали. Ну да – обозники… хорошо хоть не обуза…. Спасибо Михайле за крепость – здесь они опять нужными стали.
«А батюшка Корней, когда после увечья в себя приходить стал, да понял, что ноги нет, и глаз не видит… как лютовал… всё летело, до чего дотягивался… И ведь едва жив был, а уже терзался, что не ходить ему больше в походы…»
– А ещё я на отроков смотрела, – продолжала Ульяна. – Странно как-то: здесь вроде все разные, а как брони надели, на коней сели, будто на одно лицо стали.
Молчавшая до сих пор Алёна встрепенулась: – С виду-то они все одинаковые, но каждого своё зовёт. Это я ещё в Турове, мужа провожая, приметила. Все они из дома порой рвутся куда-то, но все по-разному… Один только о прибыли мыслит, другой в дороге удаль свою показать стремится, третий – новые земли увидеть, в городах иных побывать. Вот и мальчишки наши… Все своё найти хотят…
– Ну-ка, ну-ка… – с интересом оборотилась к ней Анна. – Я же видела: когда Андрей вперёд уехал, ты нашим отрокам в глаза вглядывалась, как они мимо тебя проезжали… И чего ты там разглядела?
– Глядела, а как же, – не стала отпираться Алёнка. – Хотела узнать, что они там впереди видят, к чему их влечёт… У каждого своё, – она обвела взглядом умолкнувших баб, с интересом уставившихся на неё в ожидании продолжения.
– Ну, говори, не томи! – нетерпеливо подхлестнула её Верка. – Я всю жизнь понять хочу, чего такого наши мужи там забыли – ведь каждый раз на войну уходят, смерть там, а тянет их из дома, словно мёдом намазано… Рассказывай давай! Старшина-то небось ратной славы ищет, воевода будущий… Не иначе, о подвигах мечтает!
– Да нет, Михайла-то как раз ничего и не хотел. Просто рад был, что морока с подготовкой окончена, устал он за последние дни сверх всякой меры. Не так телесно, как от суеты этой… О подвигах у него и мысли не было. Скорее, шёл как на работу, которую непременно сделать надо. А самое странное – понимает он всё … про войну, кровь, грязь. И слава ему эта не нужна, просто должен он идти, понимаете? Не для себя должен – для рода, для всех нас… и ещё… – она задумалась, – Будто бы один он… Ну, совсем один и ноша на нём – не просто сейчас, а на всё время. Хотя, нет, не ноша – дело. Есть у него важное дело на всю жизнь, и его сделать надо, а поход этот – только для того дела подспорье… так обычно умудрённые жизнью и наделённые властью мужи рассуждают, а он юнец совсем, хотя, конечно, стезя его уже определилась…
«И у Мишани свой крест… И тоже сам выбрал, сам на себя взвалил. Господи, да что же это такое? Неужели нам всем на роду одиночество написано? И Мишаня от меня свои мысли прячет так же, как я – от чужих людей? Я не могу обычной бабой побыть, а он обычным отроком себе быть не позволяет?»
К счастью, Алёна продолжила свой рассказ, отвлекая Анну от тяжких мыслей.
– И Дмитрий тоже как на работу шёл, но иначе. Вот он – воин до мозга костей, приказ и долг для него всё. Убивать будет – рука не дрогнет, но и в раж не войдёт, от крови и власти голову не потеряет.
«Можно подумать, что Корнею кровный родич! Хотя, нет – Корней не только в военных делах силён – он всё умеет».
– Демьян тоже не о подвигах думает, он душу отвести хочет… Он как раз может сгоряча и дров наломать, но пройдёт у него это, если озаботиться вовремя. Нет в нём зверства, хотя и не на месте душа у парня – за ним бы после возвращения проследить надо, как бы не сорвался.
«Последить, последить… Не за ним следить надо, а батюшке его всыпать бы как следует».
– Артемий – тот больше собой любовался, как он в доспехе смотрится, – улыбнулась Алёнка, – ну совсем мальчишка. Хотя… мальчишка мальчишкой, а смерти стережётся, только не за себя боится – музыкантов своих уберечь хочет, уж очень за них переживает.
– Да, помню я, как он мне объяснить старался, – перебила Алёну Плава. – Говорил, что те, у кого искра Божья есть, жить должны дольше всех, даром своим красоту в мир нести. И не важно, к какому делу дар им даден… Как-то так вроде…
– Похоже на него, – кивнула Анна. – Мне он тоже о подобном как-то толковал. А про остальных что сказать можешь?
– Матвей в обозе ехал. Он лекарь – войну ненавидит… Ненавидит и злится. Но тоже рвётся туда. Не так, как остальные – он спасать едет. Не боится ничего, не о себе печётся – для него противна сама мысль, что кого-то ранят или убьют, у него за всех душа болит. Оттого и угрюм был.
Алёнка замолчала, но Вея ей напомнила:
– Что же ты, про всех крестников лисовиновских помянула… а Роська?… Василий то есть, – поправилась она, покосившись на Анну. – Что про него-то ничего не сказала?
– Роська… – Алёнка задумалась, потом тряхнула головой, – удивительно, но Роська про войну откуда-то знает, и про лихость воинскую тоже знает… – она замялась, как будто подбирая слова. – Похоже, он единственный из отроков на войну с открытыми глазами идёт…
– Откуда ж ему знать-то? – Верка недоумённо пожала плечами.
«Ну да, он же с Ходоком на ладье сколько лет в походы ходил! Всякого насмотрелся. А Ходок муж лихо-ой, Никеша порассказывал…»
– Видать, было у него что-то в прошлом… – при этих словах бабы дружно уставились на Анну.
– Было… Все они к нам со своим прошлым пришли… об ином им лучше и не напоминать. Тем паче, что нам сейчас о другом думать надлежит.
Анна подтянула к себе откатившийся пергаментный свиток. – Я вам что хотела сказать, бабоньки… Вы, – она поочерёдно кивнула Ульяне и Вере, – хорошо знаете, что это такое – ждать своих мужей, а остальные только начинают этому учиться. Тут никакая помощь лишней не будет.
– Ты об чём это, Анна Павловна? – с удивлением уставилась на неё Ульяна. – Что делать-то надо?

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Четверг, 29.09.2011, 17:39 | Сообщение # 6

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

– Молиться! – Анна оглядела собравшихся на кухне женщин: Алёнка и Вея как-то враз поскучнели, Вера и Ульяна смотрят изумлённо – не этого они от боярыни ожидали. Отошедшая к печи Плава резко обернулась и с горечью спросила:
– Кому молиться-то? Христу? Или ещё кому-то? Очень им нужны наши молитвы… толку-то от них…
«Про дочь казнённую вспомнила – ведь всего-то ничего времени прошло, болит у неё душа… да и не пройдёт никогда, всю жизнь болеть будет. Эх ты, боярыня, так и не решилась до сих пор поговорить с ней, хоть чуточку успокоить, а ведь надо, обязательно надо… Только в другой раз, сейчас о другом речь…»
– Вижу, бабоньки, не ждали вы от меня таких слов, удивлены, да? Ну да это ненадолго. Я не в церковь вас позвать хотела, а про особую молитву рассказать.
– Какую ещё особую? Опять отец Михаил что-то из книг вычитал? – спросила Верка.
– Вычитал, но не отец Михаил, а мой Мишаня. Рассказывал он мне, когда раненый после бунта в Ратном лежал… Был в какой-то стране в далёкие времена обычай: вместе с войском в поход ходили особые книжники-летописцы, чтобы своими глазами видеть, что в походе том случается, и записать всё, как есть – людям на память и потомкам в назидание. Они и то, что сами видели, на пергамент заносили, и других расспрашивали, не только воевод, но и простых воинов – так сказания о разных походах до нас и дошли.
– Погоди, Анна Павловна, как это – летописцы в походы ходили? – недоумённо проговорила Ульяна. – Они же все старые. Вот и отец Михаил сколько раз говорил про мудрых старцев…
– Ну так и мудрые летописцы когда-то были молодыми да сильными мужами, – усмехнулась Алёнка, – не родились же они сразу старыми.
– Вот-вот! И Мишаня мне то же самое слово в слово говорил. И ещё читал он, что таких книжников специально отбирали, чтобы не только всякую премудрость знали, но и были храбрыми воинами: в походах-то всякое случалось, и летописцам не только стило в руках держать приходилось. И погибали они, бывало, как простые воины, хоть и оберегали их, в бой не пускали. Был среди них один, совсем не старый ещё муж – Константином его звали – то ли услышал он от воинов, то ли сам сочинил молитву. Странная она, я таких и не слыхала никогда. Её мужи на привалах повторяли и, говорят, многим она помогала выжить и вернуться. А пуще всего помогала тем, кого дома ждали и тоже эту молитву читали.
– А кто дома-то эту молитву читать должен, Анна Павловна? Священник? – нетерпеливо спросила Ульяна.
– Нет, не священник. Да и не будет, наверное, наш отец Михаил молитву такую читать, – заколебалась Анна. – Женщины, конечно. Любящие и ждущие женщины: жёны, матери, сёстры…
– И матери тоже, Анна Павловна? – поколебавшись, спросила Плава, а потом голос у неё дрогнул и она уже откровенно всхлипнула. – Сынок-то мой…тоже ушёл …
– Дударик? – хором изумились женщины. – Да он же малец ещё совсем. О чём Михайла-то думал, когда брал его, Анна Павловна? – в сердцах бросила Вера.
– Да не знает Михаил ещё ничего, Любимка сам увязался, с обозом, – вступилась за старшину Плава. – Я спохватилась, что его нигде нет, порасспрашивала оставшихся отроков. Они-то и сказали, что видели, как он собирался по-тихому… уж не знаю, с кем он там договорился в обозе… Вояка, тоже мне – от горшка два вершка, а туда же… – сердито проговорила Плава, но тут же не удержалась и опять всхлипнула. – Да я кому угодно молиться стану, лишь бы он невредимым вернулся.
Анна не нашлась, что сказать и только покачала головой, а Ульяна подошла к стоящей у печи старшей поварихе, обняла её, подвела к столу и усадила на лавку. – Нечего у печи толочься, с нами посиди. Где там эта чудодейственная молитва, Анна Павловна? Читай.
Пергаментный свиток уже лежал перед Анной на столе. Она развернула его, пояснив попутно: – Мишаня мне, когда выздоравливать стал, записал её, сказал, что сам быстро наизусть выучил – так легко слова эти на память ложатся. Да и я несколько раз прочитала и уже почти всё запомнила. Ну вот, слушайте:
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Слухов не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Её негромкий голос звучал в тишине кухни, женщины сидели молча и, затаив дыхание, слушали слова молитвы, написанной когда-то в далёкой стране книжником и воином Константином. У каждой на лице читалось одно: да не важно, как назвать – молитва ли, заговор… Они сейчас готовы хоть кому молиться. Только бы вернулись... Только бы вымолить защиту своим любимым и единственным.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Анна закончила чтение, и на несколько мгновений в кухне повисло молчание, а потом… Потом будто запруду по весне прорвало: женщины говорили взахлёб, перебивая друг друга, говорили сквозь слёзы, не скрывая своих слёз и не стыдясь их:
– Правильно, всё правильно: ждать надо, всегда ждать…
– …и помнить их всегда надо, и верить, что вернутся…
– … и никогда плохое не вспоминать, как бы ни обидел перед уходом, что бы ни говорил…
– … хорошо, если увечного привезут, а то и мёртвого не дождёшься – ведь и похоронить некого будет…
– …а потом он возвращается мрачный, злой, рычит на всех, а я радуюсь, как дурочка последняя – вернулся, живой! И пусть рычит, пусть злится – ещё бы ему радоваться, когда брата до дома довезти не смог…
Анна молча ждала, пока женщины выговорятся и успокоятся хоть немного. Она прекрасно помнила, как сама сидела ошеломлённая, впервые прочитав эту молитву. Хорошо ещё, что Мишаня просто переписал и отдал ей пергамент. Она потом сама в одиночестве вчитывалась в берущие за душу слова и долго плакала в своей горенке, вспоминая погибшего Фрола, заново переживала тот ужас и безысходность, которые испытала, когда мрачный Лавр топтался перед ней и пытался выдавить из себя хоть какие-то слова. И очень жалела, что не знала тогда той молитвы – вдруг да помогла бы она, отвела бы беду от мужа со свёкром.
Вера будто прочитала её мысли:
– А ведь я как знала тогда. Ну, когда Макара моего покалечило… Сердце болело, места себе не находила, и сама себе сказать боялась, что беда с ним… Но и твердила всё время, что вернётся он, что дождусь его… живым… – помолчала, заново переживая тот страх и ту радость пополам с болью. – И ведь дождалась. Пусть израненным, в беспамятстве, но довезли его. Твой Илья как раз и привёз, – она повернулась к Ульяне. – Век за него бога молить буду.
– Помню, как же… – покивала Ульяна. – Твоего довёз, а ещё одного… молодой вдове да матери, тоже вдовой, отдал. И всё потом себя корил, что недоглядел, дескать, спать меньше надо было. А от самого только тень да борода оставались. И так каждый раз, когда не удавалось ему раненого до дома довезти. Даже думать боюсь, как он сейчас себя изведёт, случись что… В Ратном, сами знаете, какое отношение к обозникам, но мы-то, жёны их, видим больше других. Вроде бы и не воины они, не сражаются вместе с сотней, а каждый раз провожаю Илью и боюсь… Особенно после того случая, когда они обоз еле отбили, да больше половины обозников там и полегло… Илья мой, говорили, тогда чудом остался жив… Так что знаю я, что это такое – ждать и молиться, ох и знаю…
Притихшая было Алёнка вдруг сказала с тоской: – А я вот сразу знала, что не вернётся мой Фома… Ещё когда провожала его, как толкнуло что в сердце – не увижу больше. Бабкино знание, видать. И свекровь… – она запнулась.
– А что свекровь-то? – нетерпеливо переспросила Вера.
– Да у неё в обычае было, когда сына и мужа провожала, убиваться, как по покойникам. И меня всё время попрекала, что бесчувственная я, ни слезинки не пророню, бывало. А тогда на крыльце распласталась, выла да причитала: «На кого ж вы меня, сиротинушку, покидаете…»
– Да что ж она, совсем уж дура полная, что ли?! – Ульяна с Верой всплеснули руками, а Анна кивнула понимающе. – Да, в Турове в купеческих семьях это принято… а у нас в Ратном за такие слова бабы сами на месте прибили бы, чтоб не каркала.
Алёнка отвела глаза, вдохнула:
– Ну, я-то не в Турове росла, а матушка моя такого тоже не одобряла. Да и что толку от слёз?
– Видать, она сама беду и накликала, – осуждающе сказала Ульяна. – Разве ж можно мужей слезами провожать? Это же самая верная примета, что не дождёшься. Ну и что, что купцами они были, а не ратниками… Всё одно – в поход шли.
– Да… – всё так же задумчиво кивнула Алёнка. – Не воины, а с оружием в руках погибли. Ну, так и здесь купеческих отроков воинскому делу тоже учат. А моей свекрови не объяснить было – всё твердила, что коли слёз не проливаю, так и по мужу не сильно тоскую… Да разве же слезами любовь измеришь?

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Четверг, 29.09.2011, 17:40 | Сообщение # 7

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

– Вот ей бы эта молитва впрок не пошла бы, наверное, – задумчиво проговорила Анна. – А, бабоньки? Я так думаю, что читать её надо от всей души, а не напоказ, как твоя свекровь убивалась.
– Молитва помогает, когда она от души идёт, от всего сердца. А уж эту только та баба может прочувствовать, которая знает, что за мука такая – ждать, – убеждённо сказала Вера.
– Вот и мне так кажется, – откликнулась Анна. – А посему, бабоньки, не стоит нам про эту молитву языками чесать со всеми подряд. Девкам-то нашим она нынче и ни к чему ещё, пожалуй… Вот когда в поход СВОИХ проводят, тогда можно будет им про неё рассказать. А пока – сами молиться будем.
– Ой, Анна Павловна, а другим-то бабам, которые своих ждут… – начала было Ульяна, но Анна уже продолжила:
– Другим бабам – можно, только сами смотрите, чтобы не балаболки они были, чтобы молитва эта силу свою из-за их болтовни не потеряла.

Молчавшая на протяжении всего обсуждения Плава неожиданно застонала. Она сидела на самом краю лавки, и увлечённые разговором женщины не обратили внимания, что старшая повариха давно уже опустила голову на руки, вцепилась пальцами в волосы и потихоньку раскачивается из стороны в сторону. Теперь же её стон, полный муки, заставил их обернуться.
– Плавушка, что случилось-то? – потянулась к ней сидевшая ближе всех Ульяна. – Что с тобой?
– Ой, слушаю я вас, бабоньки, и завидую-ю-ю, – выдохнула Плава. – Вы же сами не понимаете, какие вы все счастливые! Даже ты, Анна Павловна, и ты, Алёнка, счастливые были, когда мужей своих не дождались…
– Плава, ты в своём уме-то? – оскорбилась Верка. – Какое уж тут счастье?
– Счастливые вы, – повторила, мотая головой, Плава, и Верка осеклась на полуслове, увидев, наконец, лицо сидевшей напротив женщины. Такая мука была у неё в глазах, такая горечь в словах звучала, такой болью лицо исказилось, что понятно стало: не случайные это слова, не сгоряча они сказаны, а за много лет выстраданы. – Да, счастливые – вы ждать можете и надеяться. А если ждать уже некого – так хоть воспоминания перебирать. А у меня этого нет, и не было никогда.
– А как же Нил, Плавушка? – неожиданно робко спросила Вея.
– А что Нил?
– Ведь он же любит тебя…
– Любит… да… Только вот сам он свободен, а я… Господи, ну неужели же я до конца жизни буду к своему придурку прикована? – вырвался у неё из глубины души отчаянный крик. – Ведь у каждой бабы муж как муж, и только у меня – большой ребёнок. Ну да, естество своё берёт – и он временами мужиком бывает, но всё равно ведь дитё дитём. Такого и обманывать-то грешно, всё равно что ребёнка обижать, да и не понимает он ничего. Было дело, пытались доброхоты наговаривать ему на меня, да толку-то. Он только смотрит испуганно, хлопает своими глазищами, а потом бежит ко мне, чтоб я его пожалела. И смех, и грех.
Плава говорила быстро, захлёбываясь словами, словно стремилась побыстрее выплеснуть из себя застаревшую боль. Остальные смотрели на неё с удивлением и сочувствием: никто из них не задумывался до сих пор, как она выносит супружескую жизнь с мужем – недоумком, каково ей одной тянуть на себе такой воз. Никто из них, кроме, пожалуй, Веи, и не представлял даже, как она вообще оказалась замужем за таким человеком, как Простыня, а спрашивать до сих пор не решались. Не так уж и давно жила Плава в Ратном, но все помнили страшную казнь её старшей дочери и никому не хотелось лишний раз бередить раны женщины, которую невозможно было не уважать. А сейчас, видимо, пришла пора прорваться этому нарыву на душе: невозможно вечно жить с такой болью, рано или поздно её нужно вытолкнуть из себя, пока она окончательно не разъела человека изнутри.
И Плава продолжала говорить, а все остальные молча слушали её.
– Знала бы я заранее, какой муж у меня будет – удавилась бы, наверное, или в прорубь бросилась, лишь бы никогда не видеть его, не слышать того, что соседушки – змеи подколодные – в уши пели. И ведь всё с сочувствием подходили, жалостью травили – а в глазах у каждой любопытство аж горит: как это она с недоумком таким живёт, да что он с ней делает. И то сказать: детки-то у нас здоровенькие да ладные все трое были, как на подбор. Иные и того хлеще: решили, что не от мужа я деток своих рожала, а незнамо от кого. И мужики подкатывались, и бабы их прибегали волосья драть, и свёкор со свекровью следили за мной хуже псов цепных. Хотя вот уж кто-кто, а они-то лучше всех знали, как я колотилась по хозяйству, чтобы жить, а не пропадать за таким мужем – сами же мне сокровище своё подсунули.
– Да как же ты за него пошла-то? – не выдержала наконец Верка. – Неужто отец твой не видел, за кого дочь замуж выдаёт?
– Да видел он всё, и знал всё, – с горечью ответила Плава, – только выхода у него другого не было. Семья-то наша в Куньем пришлой была, а потому выбор был простой: или всей семье в закупы идти к соседу, у которого одолжился отец мой в неурожайный год, или меня отдать за его сына, дурака здоровенного. Были бы своими, община бы заплатила, а так… мной и откупились от холопства. А меня никто и не спрашивал, хочу я или нет за такого замуж идти. Матушка только сказала напоследок: терпи, дочка, зато он бить тебя не будет – добрый, и слушаться тебя во всём станет.
Всё верно: и не обижает, и слушается, только от его послушания волком выть хочется. И не замуж я вышла, а сразу же большого ребёнка получила, за которым приглядывать нужно. Свёкор со свекровью поначалу нарадоваться не могли: как же, и у их сыночка единственного всё, как у людей – вот и жена есть. Да только детки наши, особенно сынок, как на грех, в меня удались, в мою родню. Тут-то свекровь и взвилась, дескать, не от мужа рожаю. Ох и наслушалась я от неё, ох и натерпелась…
– Погоди-ка, – неугомонная Верка, видать, решила всё до конца прояснить. – Как – трое? Почему ты про одного сына говоришь? А как же Глузд?
– Так он не мой. Какой-то роднёй Простыне приходится, сирота, вот и взяли его в семью. Да жизни мальчишке не было: свекровь моя его ещё больше, чем меня, шпыняла, заедало, вишь, её, что родной сын здоровенным дураком вырос, а тут приёмыш – хилый, слабый, но голова светлая. После смерти родителей я его ни разу зазря не корила, он уж выправляться стал, а раньше…
Женщины завздыхали, вспоминая своих свекровей – у каждой ведь нашлось, что вспомнить. Алёнка встала со своего места, подошла к Плаве, присела перед ней на корточки и сказала, заглядывая снизу вверх в заплаканные глаза:
– Не печалься, Плавушка, нет таких испытаний, которые мы не смогли бы вынести. Мы ведь сильные. А у тебя самой сил не хватит – мы поможем.
– У нас в крепости всех пришлыми назвать можно – жизнь тут только начинается. Но можно и по-другому взглянуть: община рождается. И ты в этой общине своя, а значит, есть кому за тебя заступиться, – поддержала её Анна. – Болтунам же ты и сама такой окорот дать можешь, что любо-дорого посмотреть. Нам всем у тебя ещё учиться и учиться.
После этих слов напряжение, ощутимо витавшее в кухне, не то чтобы сошло на нет, но как-то поубавилось, и сама Плава расслабилась.
– Коли уж я сегодня с вами вместе сына провожала, хоть и не знала ещё о том, – улыбнулась она, – значит, и в самом деле вашей стала.
– О сыне не беспокойся, – поторопилась успокоить её Анна. – Как только узнают, что он с ними увязался, да ещё без спроса, холку ему намылят, конечно, но беречь пуще глаза будут. И не только потому, что мал ещё и не место ребёнку в походе, но и потому, что любят его. Он же у тебя, как солнышко весеннее, одним своим видом людей радует. Так что вернётся твой сынок невредимым – ты только молитву нашу не забывай читать. И мы все за него молиться станем – за него и за наших мужчин.
– Спаси тебя Бог, Анна Павловна, тебя и сына твоего, – ответила Плава. – Только… не запомнила я всё до конца, не до того мне было. Не откажи, перечти молитву ещё раз…
– Да, бабоньки, давайте повторим… для верности, – отозвалась Ульяна, а Алёнка только кивнула, подавшись вперёд и умоляюще глядя на Анну.
И опять зазвучали на кухне слова вечной мужской молитвы, обращённой к любимой женщине, но в устах любящих и ожидающих женщин не мольбой они становились, а клятвой, обещанием ждать «всем смертям назло».
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди…

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

проходилмимо

Дата: Четверг, 29.09.2011, 20:58 | Сообщение # 8

Полусотник

Группа: Ветераны

Сообщений: 619

Награды: 1

Репутация: 1496

Статус: Оффлайн

Хорошо!!!
Тока вот с лазаретом.... Лазарет то уже в крепости должен был быть. Мы его помнится и в плане рисовали.
Опять же, - отроки на тренировках травмируются, Млаву ворона в лоб клюнула.... Где-то всех же лечили.
Разве что прежний маловат был, и на всякий пожарный, дополнительные помещения готовились?

Namejs

Дата: Четверг, 29.09.2011, 21:03 | Сообщение # 9

Ближник

Хранитель

Группа: Огнищане

Сообщений: 2822

Награды: 0

Репутация: 3424

Статус: Оффлайн

Quote (kea)

С гиканьем и молодецким посвистом, под залихватское пение, десяток за десятком отроки выезжали из ворот крепости и направлялись к мосту через старицу, мимо посада – в лес.

Как уже писал,и продолжаю настаивать на своем мнении,мне не нравится выражение "С гиканьем и молодецким посвистом",может это и свойственно подросткам,но режет глаз это гиканье и присвист.Может заменить на "с шутками и прибаутками,хотя хрен редьки не слаще.

Quote (kea)

Не забыть бы спросить… Вон Вася мимо проезжал – лицо у него аж светилось… Тоже вперёд рвётся, но не так, как Дёмушка. Все они вперёд смотрят… Ой, да пусть смотрят, пусть не оглядываются, лишь бы живыми вернулись!» Анна вздохнула, несколько раз сморгнула, прогоняя набухающие слёзы.

Ну вот дожили и мы до светлого дня,нам явилась БОЯРЫНЯ АННА с "человеческим лицом",по я в шоке,окатся и у биороботов есть чувства,буду размышлять над этим феноменом.

Если никто не может повторить Ваших ошибок — значит Вы оригинал!

Ульфхеднар

Дата: Пятница, 30.09.2011, 00:40 | Сообщение # 12

Сотник

Витязь

Группа: Наместники

Сообщений: 4881

Награды: 1

Репутация: 5055

Статус: Оффлайн

Quote (Иринико)

А новый, большой уже оборудовали во второй казарме на первом этаже, которую достроили как раз уже после ухода полусотни...

Видимо, еще не оборудовали, потому что недостроили. Обустраивать будут под присмотром Юльки. Работы хватит. Размещение топчанов, перевязочная, запасное полотно, печь. Противопожарная безопасность должна быть учтена, опять же. Поэтому обустройство лазарета даже не начато.

Ротор

Дата: Пятница, 30.09.2011, 10:55 | Сообщение # 15

Ближник

Приточник

Группа: Советники

Сообщений: 580

Награды: 1

Репутация: 2089

Статус: Оффлайн

Quote (Азатка)

С гиканьем и молодецким посвистом, под залихватское пение, десяток за десятком отроки выезжали из ворот крепости и направлялись к мосту через старицу, мимо посада – в лес.
Откуда мост взялся, насколько помню отрока там только паром был.

Произошедшие в крепости перемены радовали глаз. Уже начали вырисовываться контуры будущего равелина, имеющего форму треугольника, вершиной которого должны были стать ворота с подъемным мостом. Ворот, правда еще не было, а мост через ров пока был обычным, а не подъемным, но одна из казарм, стоящая вдоль северной стены, которая еще тоже находилась в зачаточном состоянии, уже подведена под крышу и заселена «курсантами».
http://krasnickij.ru/bookReader/4.html#abzac1527

Yura

Дата: Пятница, 30.09.2011, 14:50 | Сообщение # 16

Десятник

Группа: Ушкуйники

Сообщений: 241

Награды: 0

Репутация: 574

Статус: Оффлайн

Дамы, уровень суперменства обитателей крепости давно перевалил за все приличные и не очень границы.

Кто? Прошка - малявка-сикилявка, орёт на девок старше себя, вгоняя их в сопли-слюни-слёзы. Женщины действуют из-под тишка только когда силы меньше или примерно равны. А в данном случае - закрыли бы оборзевшего соплезавра в нужник, а может и головой вниз в выгребную яму кинули, и фамилии бы не спросили. Вон - Юлька, воспитанная и примерная по местным меркам особа, не церемонясь - Красаву в будке закрыла. Потому-что физически сильнее. А эти-бы подавно на место засранца поставили грубым мужским способом.

Gaist

Дата: Пятница, 30.09.2011, 15:06 | Сообщение # 17

Воин

Группа: Ополченцы

Сообщений: 60

Награды: 0

Репутация: 61

Статус: Оффлайн

Цитата Yura

Кто? Прошка - малявка-сикилявка, орёт на девок старше себя, вгоняя их в сопли-слюни-слёзы. Женщины действуют из-под тишка только когда силы меньше или примерно равны. А в данном случае - закрыли бы оборзевшего соплезавра в нужник, а может и головой вниз в выгребную яму кинули, и фамилии бы не спросили. Вон - Юлька, воспитанная и примерная по местным меркам особа, не церемонясь - Красаву в будке закрыла. Потому-что физически сильнее. А эти-бы подавно на место засранца поставили грубым мужским способом.

Тут я не согласен: Юлька с Красавой это отдельный случай, так как Красава в крепости никто и звать ее никак, а Прошка - что-то типа наставника над девчонками, и это расценивалось как нападение на старшего по званию.

Yura

Дата: Пятница, 30.09.2011, 15:11 | Сообщение # 18

Десятник

Группа: Ушкуйники

Сообщений: 241

Награды: 0

Репутация: 574

Статус: Оффлайн

Цитата Gaist

Тут я не согласен, Юлька с Красавой это отдельный случай так как Красава в крепости некто и звать не как, а Прошка что-то типа наставника над девчонками, и это расценивалось как нападение на старшего по званию.

Какого ещё старшего по званию?! Да не мыслят они такими категориями. Недавно цитата была хорошая, что мужчины видят виртуальные погоны, а женщины и реальные часто перед собой в упор не замечают. А уж куча малолетних девок - и подавно.
Вы что, в лагере никогда не были детском? Дети - очень жестокие существа, а дети женского пола - особенно. И если девки старше и сильнее - они никогда не позволят на себя орать и издеваться. Такую "тёмную" устроят, что враз охоту "наставничать" отобьют надолго.

Ульфхеднар

Дата: Пятница, 30.09.2011, 16:57 | Сообщение # 19

Сотник

Витязь

Группа: Наместники

Сообщений: 4881

Награды: 1

Репутация: 5055

Статус: Оффлайн

Quote (Kathrinander)

Паром на дороге в Ратное, а сейчас уходят в противоположную сторону.

Только возвращаются используя паром:

Quote (Кн. 6, ч. 1. гл. 1)

Вторую полусотню Младшей стражи недавно забрали из крепости, для того, чтобы они помогли гнать от болота трофейных коней и конвоировать полон, поэтому за крепостным рвом, напротив паромной переправы, выстроилось всего около трех десятков отроков.

Паром действительно ткнулся в берег и первыми с него съехали Михайла и Алексей.

Сообщение отредактировал Ульфхеднар - Пятница, 30.09.2011, 16:58

Gaist

Дата: Пятница, 30.09.2011, 17:36 | Сообщение # 20

Воин

Группа: Ополченцы

Сообщений: 60

Награды: 0

Репутация: 61

Статус: Оффлайн

Цитата Yura

Недавно цитата была хорошая, что мужчины видят виртуальные погоны, а женщины и реальные часто перед собой в упор не замечают. А уж куча малолетних девок - и подавно.

Не знал о такой цитате, спасибо, запомню!

Цитата Yura

Вы что, в лагере никогда небыли детском? Дети - очень жестокие существа, а дети женского пола - особенно. И если девки старше и сильнее - они никогда не позволят на себя орать и издеваться. Такую "тёмную" устроят, что враз охоту наставничать отобьют на долго.

В лагере был, но, видать, мне везло - раз не по подал под девичий пресс.

Хорошо, а как вы разобьете такую теорию: Уважение девчонок к Прошке - как к человеку!

Дачник

Дата: Пятница, 30.09.2011, 17:43 | Сообщение # 22

Сотник

Сатрап

Группа: Наместники

Сообщений: 2260

Награды: 1

Репутация: 1960

Статус: Оффлайн

Quote (Yura)

Неординарные способности и право командовать девицами Прошке дал КЕС. Иринико и kea включили в повествование уже готовый персонаж.

Сатрап (др.-перс. xšaθrapāvan — хранитель царства; пехл. šatrap, новоперс. شهربان‎) — глава сатрапии, правитель в Древней Персии. Назначался царём и обычно принадлежал к его родне или высшей знати. На своей территории ведал сбором налогов, содержанием армии, был верховным судьёй и имел право чеканить монету.
В русском и болгарском языках слово сатрап является синонимом деспота, тирана и самодура.

Сообщение отредактировал alboard - Пятница, 30.09.2011, 17:43

Ульфхеднар

Дата: Пятница, 30.09.2011, 20:36 | Сообщение # 25

Сотник

Витязь

Группа: Наместники

Сообщений: 4881

Награды: 1

Репутация: 5055

Статус: Оффлайн

Quote (кн. 4, ч. 1., гл.1)

А Прошка вообще командовал девками как щенками. И ничего, слушались.

За унижение девки посмотрят ежели их начнут срамить при посторонних. А так им... просто обидно. Обидно, что казалось бы, вот, все в порядке, а Прошка все равно непорядок нашел. Девки Прошку воспринимают как нечто вроде наставника, которого велит слушать боярыня. Как парня девки Прошку долго еще воспринимать не смогут, так у него еще и проблемы на этом фронте нарисуются, когда он войдет в возраст.

гамаюн

Дата: Суббота, 01.10.2011, 09:17 | Сообщение # 26

Сотник

Капитан

Группа: Советники

Сообщений: 1761

Награды: 1

Репутация: 4288

Статус: Оффлайн

Цитата Yura

Женщины действуют из-под тишка только когда силы меньше или примерно равны. А в данном случае - закрыли бы оборзевшего соплезавра в нужник, а может и головой вниз в выгребную яму кинули, и фамилии бы не спросили.

Сударь... А вы попробуйте в боевой части ценного офицера, в звании не ниже старлея, сунуть головой в унитаз... Думаю, вам самому с этим унитазом до конца службы на голове ходить придётся. Вместо фуражки. А Прошка - ОФИЦЕР... И Служит в боевой части. И ценят его за ТАЛАНТ... Думаю, сами девки бы порвали любого, кто на Прошку бы рот открыл ... Ибо: командир ПЕРВЫЙ после бога... А Прошка не просто командир, он и брат и друг и отец родной для девчонок, которые сами ещё сикухи, хоть и старше него... А такое дорогого стоит...

Цитата Yura

Вы что, в лагере никогда небыли детском? Дети - очень жестокие существа, а дети женского пола - особенно. И если девки старше и сильнее - они никогда не позволят на себя орать и издеваться. Такую "тёмную" устроят, что враз охоту "наставничать" отобьют на долго.

Вам, сударь, послужить бы не мешало... А вы всё по детским лагерям судите... Да и путные лагеря вам явно не попадались... К тому же это не детский лагерь, а военизированное закрытое учебное заведение... Ранг человека в таких местах определяется по другим критериям, чем в детском саду, по котрому вы, судя по всему, и судите...Кроме того, повторюсь... ПРОШКА - если не наставник, то ИНСТРУКТОР наверняка, а это - СЕРЖАНТСКАЯ должность , как минимум...

Цитата Yura

Господа - речь ведь не о том, что он умеет командовать ими или нет. А о том, что он орет на них, фактически унижая публично.

Орать можно по разному... И если вам в вашем возрасте это не понятно... То умываю руки...

Здравы будьте ратники-люди служилые!!!

Пока я жив, я временно бессмертен!

Yura

Дата: Суббота, 01.10.2011, 10:05 | Сообщение # 27

Десятник

Группа: Ушкуйники

Сообщений: 241

Награды: 0

Репутация: 574

Статус: Оффлайн

Цитата гамаюн

Ранг человека в таких местах определяется по другим критериям, чем в детском саду, по котрому вы судя по всему и судите

Какой ранг в "таких" местах? Они там без году неделю живут, особенно девки. И да - они все - детсад. По нему и нужно судить. Отроков вон сколько дрессировали к дисциплине драконовскими методами, и то до конца не приучили дисциплине. А у нас по книжке время - ещё даже до первого похода за болото! Дисциплиной среди отроков слабо попахивает, о чём можно вообще говорить относительно девченок и совсем малявок? Девки вчера только ошалели от того, что их в строгости держать впервые попробовали, а тут уже они пропитались этим духом армии и подчинения, который, Вас, сударь, судя по всему, пропитал до мозга костей.
Я НЕ отрицаю того, что девки могут Прошку и любить, уважать и слушать его, и даже подчиняться. Даже разрыдаться когда что-то не получается. Но вот позволить ему орать при всех, выставляя в самом нелепом свете... увольте. Тут отроки вокруг ходят, девки "нашептать" им могут, как малявка Прошка унижал их в хвост и гриву. Найти способ на место поставить быстро смогут. Ну нет в них ещё этой дисциплины, преклонения перед чинами и тому подобной для них ерунды. Тут детское. Обидели - глаза краснющие, мир не вижу, умру но отвечу обидчику.
Видимо, мозг Ваш на столько пропитался духом армии, что Вы готовы судить всех и вся только по себе, и только по "идеалам", взрощенным у себя в голове. Совок, такой совок...

Цитата гамаюн

Вам сударь послужить бы не мешало...

Вам, сударь, не мешало бы сходить туда, где учат думать, а не глупости говорить и думать "штампами". Да и в целом - если не хотите чтобы Вам указывали, куда Вам лучше пойти, не указывайте другим, что им делать. И если вам в вашем возрасте это не понятно...
И вообще, я всего лишь высказал мнение, основанное на собственных наблюдениях, что дети прилюдную обиду так просто не оставят, а мне всякие глупости начали говорить, про армию, про дух и дисциплину... ну не согласны, что на место поставят - и ладно. У каждого на эту мелочь свой взгляд. Но вот Ваше негодование по поводу каких-то там армейских принципов, субординациях и указанием, что мне якобы нужно там обязательно побывать - это реакция даже не школьника а детсадовца. Не ожидал в вашем-то возрасте на такую мелочь такую бурную реакцию

Сообщение отредактировал Yura - Суббота, 01.10.2011, 10:09

гамаюн

Дата: Суббота, 01.10.2011, 10:44 | Сообщение # 28

Сотник

Капитан

Группа: Советники

Сообщений: 1761

Награды: 1

Репутация: 4288

Статус: Оффлайн

Цитата Yura

Ну нет в них ещё этой дисциплины, преклонения перед чинами

Ну тут вы, сударь, перепутали одно с другим... Чины это, извините, у чиновников в голове... А в воинской части, извините, звания. И на них тоже смотрят, не слишком учитывая количество звёздочек на погонах. Вот для этого и не мешает послужить...

Цитата Yura

Совок, такой совок...

Вообще-то если бы не советские офицеры, то не знаю, были ли вы бы сейчас вообще на этом свете...

Цитата Yura

Да и в целом - если не хотите чтобы Вам указывали, куда Вам лучше пойти

Ну, сударь, вам тут со мной не тягаться... Я всё же 4 года в сержантах проходил и послать могу значительно дальше...

Цитата Yura

Тут отроки вокруг ходят, девки "нашептать" им могут, как малявка Прошка унижал их в хвост и гриву.

Отроки на Прошку вообще рта не откроют. Просто Прошка один и заменить его некем. А от его талантов жизнь этих отроков зависит. Так что ещё вопрос: кому они тёмную устроят...

Здравы будьте ратники-люди служилые!!!

Пока я жив, я временно бессмертен!

Namejs

Дата: Суббота, 01.10.2011, 10:47 | Сообщение # 29

Ближник

Хранитель

Группа: Огнищане

Сообщений: 2822

Награды: 0

Репутация: 3424

Статус: Оффлайн

Цитата гамаюн

Орать можно по разному... И если вам в вашем возрасте это не понятно... То умываю руки...

Цитата Yura

Вам, сударь, не мешало бы сходить туда, где учат думать, а не глупости говорить и думать "штампами".

Yura, гамаюн, господа, я прошу вас умерить накал страстей и не переходить на личность собеседника. Ваш спор уже перерос в заимные оскорбления,продолжайте его или на Поле Брани,или в личной переписке.

Если никто не может повторить Ваших ошибок — значит Вы оригинал!

гамаюн

Дата: Суббота, 01.10.2011, 10:49 | Сообщение # 30

Сотник

Капитан

Группа: Советники

Сообщений: 1761

Награды: 1

Репутация: 4288

Статус: Оффлайн

Цитата Yura

Вам, сударь, не мешало бы сходить туда, где учат думать, а не глупости говорить и думать "штампами".

Кстати меня учили думать в одном из лучших вузов страны...А вас где?
Насчёт штампов... Ребята-срочники тоже почти детьми приходили... Только вот после первых похорон за час взрослели... Вы, судя по профилю, ещё не стары и, думаю, это у вас впереди...
--------
Вы правы, хранитель... Выхожу из полемики... Посты лишние удалю через час...

Здравы будьте ратники-люди служилые!!!

Пока я жив, я временно бессмертен!

sova

Дата: Суббота, 01.10.2011, 13:08 | Сообщение # 31

Сотник

Группа: Ветераны

Сообщений: 1052

Награды: 0

Репутация: 2264

Статус: Оффлайн

Цитата kea

В немалой степени этому способствовал Прошка, устроивший Катерине – одной из девиц – чрезвычайно громкий для него разнос за небрежность при работе с подросшим щенком. Он, конечно, был прав, хотя оплошность-то оказалась пустяковая и объяснялась вполне понятным расстройством виновницы скандала. Когда привлечённая его криками Анна подошла к собачьим клеткам, девчонка уже даже не пыталась оправдываться, а в глазах у неё стояли слёзы. Анна перебила вдохновенный Прошкин монолог, кивком отпустила Катерину, пригладила растрёпанную шевелюру разъярённого подростка и тихо сказала:
– Не волнуйся ты так за них, Проша, не надо. Бог милостив, вернутся они.

Здесь авторы четко дают понять, что Прошка орал на девок несознательно, а под действием нервного срыва. А для тех, на описываемый момент, его ор, что кудахтанье кур за окном - в душе более сильные эмоции.

Цитата Yura

Потому-что физически сильнее. А эти-бы подавно на место засранца поставили грубым мужским способом.

Цитата Yura

Дети - очень жестокие существа, а дети женского пола - особенно.

Цитата Ульфхеднар

Девки Прошку воспринимают как нечто вроде наставника, которого велит слушать боярыня.

Цитата гамаюн

А Прошка не просто командир, он и брат и друг и отец родной для девчонок

Со всеми согласна. А ведь, господа, Вы как бы и не противоречите друг другу. Согласитесь, бывает иногда, как у Миши случилось - с ножом на деда родного попер, как курица на орла. А девки то не малые - бабы молодые. Поверьте, в этом возрасте не только жестокое детсадовское, но и материнское начало уже имеется. И то и другое для женщины очень важно.

Цитата Yura

Ну нет в них ещё этой дисциплины, преклонения перед чинами и тому подобной для них ерунды. Тут детское. Обидели - глаза краснющие, мир не вижу, умру но отвечу обидчику.

И это правда. но обида обиде -рознь. В описываемой ситуации не катит.
В данном эпизоде девица Катя слюни пускала не под прямым действием наезда Прохора, а по совокупности. Как бывает, наступили в трамвае случайно на ногу, извинились вроде, а у пострадавшей с утра с алкашом мужем разборка была, и она о ней только и думала. Ну и провоцируется реакция у нее на трамвайного соседа. Может сумкой приложиться, а может и разреветься в три ручья.

Цитата Азатка

Откуда мост взялся, насколько помню отрока там только паром был.

Паром и был на Пивени. Но сначала надо с острова - Михайлова городка(строящейся крепости), откуда только до ворот бабы провожали молодых воинов, по мосту через старицу перейти в посад. А уже оттуда на пароме на другой берег. Прямого парома или моста через реку Пивень с острова нет.

снисхождение, терпимость, лояльность

Ульфхеднар

Дата: Суббота, 01.10.2011, 14:45 | Сообщение # 32

Сотник

Витязь

Группа: Наместники

Сообщений: 4881

Награды: 1

Репутация: 5055

Статус: Оффлайн

Quote

Не было моста даже через старицу. Пересекали ее по дну выше ручья (или по узвозу через старицу). Мост (судя по тексту КЕСА) появился в то время, когда первая полусотня была в походе. Значит, на лошадей садились только после того как под уздцы их переведут через ров. Затем двигались к парому, переправлялись и двигались на юг к болоту.

Namejs

Дата: Суббота, 01.10.2011, 15:17 | Сообщение # 33

Ближник

Хранитель

Группа: Огнищане

Сообщений: 2822

Награды: 0

Репутация: 3424

Статус: Оффлайн

Quote (Ульфхеднар)

Ульфхеднар, я с тобой спорить не буду,но мне казалось что когда МС ушла за болото на старице мот уже был.Надо Внимательно пересмотреть пятую книгу или четвёртую.И нарыть цитаты,а так мы до боли в суставах тут на дискуссируемся.

Если никто не может повторить Ваших ошибок — значит Вы оригинал!

sova

Дата: Суббота, 01.10.2011, 15:25 | Сообщение # 35

Сотник

Группа: Ветераны

Сообщений: 1052

Награды: 0

Репутация: 2264

Статус: Оффлайн

Quote (Ульфхеднар)

Quote
Произошедшие в крепости перемены радовали глаз. Уже начали вырисовываться контуры будущего равелина, имеющего форму треугольника, вершиной которого должны были стать ворота с подъемным мостом. Ворот, правда еще не было, а мост через ров пока был обычным, а не подъемным,

Если проанализировать приведенную Вами выдержку, вовсе не значит на 100%, что моста не было до похода. В первом предложении "начали вырисовываться" Ура! Скоро будут и ворота, и подъемный мост! Во втором - ворот еще нет совсем, а мост пока был обычным (привычным, который использовался и до похода).
По срокам:
Так понимаю, коли девки уже живут на острове, готова и заселена казарма, то такое строение, как временный мост, ну просто никак не мог отсутствовать. Пусть хоть и земляной, навалованием через старицу. Это уж в первую очередь, как только закончились земляные работы и определилась береговая отметка. Иначе как же они туеву хучу бревен тягали вниз-вверх через старицу, пока казарму строили и др.ие объекты? Кто нибудь считал число этих бревен?

снисхождение, терпимость, лояльность

Ротор

Дата: Суббота, 01.10.2011, 15:38 | Сообщение # 36

Ближник

Приточник

Группа: Советники

Сообщений: 580

Награды: 1

Репутация: 2089

Статус: Оффлайн

Я уже писал...

Произошедшие в крепости перемены радовали глаз. Уже начали вырисовываться контуры будущего равелина, имеющего форму треугольника, вершиной которого должны были стать ворота с подъемным мостом. Ворот, правда еще не было, а мост через ров пока был обычным, а не подъемным, но одна из казарм, стоящая вдоль северной стены, которая еще тоже находилась в зачаточном состоянии, уже подведена под крышу и заселена «курсантами».
http://krasnickij.ru/bookReader/4.html#abzac1527

это события до похода на земли Журавля.

Сразу после возвращения из Похода встреча

Вторую полусотню Младшей стражи недавно забрали из крепости, для того, чтобы они помогли гнать от болота трофейных коней и конвоировать полон, поэтому за крепостным рвом, напротив паромной переправы, выстроилось всего около трех десятков отроков. Все были в блестящих на солнце начищенных доспехах, на ухоженных конях. Тут же высились в седлах наставники Прокоп и Тит, а Филимон и Макар, не способные из-за увечий ездить верхом стояли в сторонке, у самого моста через ров. Перед строем гарцевал урядник Антоний, нетерпеливо оглядываясь на отчаливающий от противоположного берега Пивени паром.

– Ну вот, – удовлетворенно произнесла Анна-старшая – как раз вовремя подоспели. Девки, не толпитесь, встаньте вдоль моста рядком, да не высовывайтесь, проезд не загораживайте! Простыня, вскрывай бочонок… да не здесь, вот тут поставь! Плава будет ковшом зачерпывать и мне подавать… да что вы, как в первый раз, дважды же уже пробовали! Маришка, подол отряхни, где уже угваздаться умудрилась? А ты волосы поправь… помогите ей, сама-то не видит! Так! Хватит вертеться, стоять смирно, косы наперед, через левое плечо!
http://krasnickij.ru/bookReader/6_1_1.html#abzac55

То есть есть мост - выход из крепости и переправа через старицу, и есть паромная переправа через Пивень.

Сообщение отредактировал Ротор - Суббота, 01.10.2011, 15:39

sova

Дата: Суббота, 01.10.2011, 16:17 | Сообщение # 37

Сотник

Группа: Ветераны

Сообщений: 1052

Награды: 0

Репутация: 2264

Статус: Оффлайн

"РБ" г.4 июль 1125:
.... И бабу какую-то с детишками привезли! В телеге на пароме сидят! ....
.... Доклад закончился, Андрей махнул отрокам купеческого отделения, указывая им путь к казарме, Илья что-то скомандовал обозникам, и телеги одна за другой начали заезжать на крепостной двор."

снисхождение, терпимость, лояльность

Ульфхеднар

Дата: Суббота, 01.10.2011, 18:08 | Сообщение # 38

Сотник

Витязь

Группа: Наместники

Сообщений: 4881

Награды: 1

Репутация: 5055

Статус: Оффлайн

Quote (Ротор)

То есть есть мост - выход из крепости и переправа через старицу, и есть паромная переправа через Пивень.

Вот тут я готов поспорить, что это далеко не одно и тоже. Крепость стоит на острове, т. е. с одной стороны старица, а с другой Пивень. И ров прорыт между крепостью и рекой. Переправляются через ров по мосту, что ведет от речных ворот. Напротив него паромная переправа. Старица-то почти сухая, родниковый ручей там. Через него, если сильно мешает, можно перекинуть бревенчатый щит. А вот то, что во время похода за болото приходилось переправляться через реку - факт.

Азатка

Дата: Воскресенье, 02.10.2011, 10:51 | Сообщение # 39

Группа: Удаленные

Цитата Отрок-6

— Хватит языком трепать, делом надо заниматься! — Дед сердито посмотрел на внука и вдруг спросил: — Ты как по тревоге переправляться собираешься?
— Как переправляться? На пароме, еще две лодки есть.
— Ты чем слушаешь, Михайла? Я сказал: «по тревоге». У тебя на пароме сколько народу помещается? Человек тридцать? Это — если пеших и битком набить, а всадников не больше шести-семи. Телега только одна. Так сколько ты здесь возиться будешь, пока все переправятся? А я сказал: «по тревоге», значит, быстро!
— Да, это я не подумал, деда.

Последняя книга отрока.

Старый

Дата: Воскресенье, 02.10.2011, 21:17 | Сообщение # 40

Воевода

Темник

Группа: Ветераны

Сообщений: 3472

Награды: 0

Репутация: 2533

Статус: Оффлайн

Прохор, зверовед. Спокойный, немного меланхоличный парень. В обществе четвероногих чувствует себя достаточно комфортно. Двуногие особи женского пола (и не только) вызывают приступы гнева. Ироничен, правдив, зануден. Обладает рядом ценных качеств характеризующих его как прекрасного учителя. В чем проблема?
Вспомните поговорку из того времени, традиционную форму передачи ученика учителю, - кости наши, мясо ваше.
Прохор - учитель и вправе делать со своими учениками, все, что ему заблагорассудиться и будет прав. Ибо все что бы он не делал - идет во благо ученику. Так считали в то время.

для того что бы убить дракона - надо стать больше чем дракон