I. Желающие знать польское право должны помнить, что со времени принятия христианства поляки были подчинены римскому папскому престолу, а не императору. Римский престол взял их под свою защиту с тем, чтобы они охотнее были христианами. В знак этого они ежегодно платят указанному престолу деньги, так называемый пфенниг св. Петра...

III. Также знайте, что польский судья не имеет при себе присяжных (лавников). Но если он видит возле себя, когда судит, пригодных людей, то приглашает их к себе и запрашивает их совета. И чей совет ему понравится, то тогда судит согласно ему. А если нет, то судит по своему мнению, считая его самым правильным.
Если кто-нибудь предстанет перед своим судьей и пожалуется на лицо, которое отсутствует, а на вопрос судьи ответит, что желает его позвать в суд, то судья прикажет коморнику1 позвать отсутствующего, а истец должен дать коморнику содержание и пару обуви или вместо обуви 20 пфеннигов, если тот, кого вызывают, живет не в той же деревне или не в том же ополе2. Но если коморник и тот, кого вызывают, оба живут в одной деревне, то коморнику платится два пфеннига.
Если ответчик не явится в суд по первому и по второму вызову коморника или по знаку (распоряжению) судьи, то за каждый раз он подлежит штрафу в 6 гривен, а истец должен вызывать его указанным образом в третий раз. Если же он не явится и в третий раз, то истец выиграет дело, и судья приказывает забрать имущество ответчика за его штраф и за долг истцу.
Однако оправданием ответчику служат болезнь, тюремное заключение или служба королю. Эти препятствия должен доказать он сам с двумя свидетелями, которых он укажет и на которых судья согласится. Если же он вызван к самому королю и находится на службе у этого властелина, то, если истец присутствует, (ответчик) должен явиться в назначенное властелином место и время.
Если истец жалуется на присутствующее лицо, то судья говорит ему: "Отвечай", и ответчик перед ответом должен отложить шляпу, платок, который имеет вокруг шеи, и палку, если имеет. И не может держать в руках ни (палки), ни трости. Если чего-либо не выполнит, штрафуется на "trzysta" и заплатит в течение 14 дней. Если же этого не оплатит целиком, или в данный срок (оплатит) не полностью, то подлежит штрафу в шесть гривен с оплатой в течение 14 ночей. Если же и этого не выполнит, то снова подлежит (штрафу) в шесть гривен, и судья заберет после (этих) трех раз (имущество) за все эти штрафы. Староста, то есть знатнейший в селе и управитель (влодарь), отвечающие перед своим господином, могут иметь в руке свою палку, (но) перед другим господином не могут...

V. Если в ответ на жалобу ответчик заявит, что он не виновен, то судья спрашивает его, имеет ли он свидетеля; если тот утверждает, что имеет, то судья велит тотчас же назвать его (то есть свидетеля); когда же назовет, то судья о каждом свидетеле в отдельности спрашивает у истца, принимает ли он его или нет, а истец отвечает "нет" или "да". Каждого, таким образом, принятого свидетеля судья велит записать, и, когда они все записаны, то приказывает ответчику, чтобы он привел записанных на 14-й день. Тот, кто приводит их, (то есть ответчик), должен дать 6 пфеннигов тому, который записывает свидетелей. Если ответчик по истечении 14 ночей явится вместе со своими свидетелями и ими (то есть при их помощи) докажет, что должен (доказать), тогда освобождается от обвинения. Однако он должен уплатить перед крестом, на котором присягает, два пфеннига, больше или меньше этой суммы - по решению лица, которое заботится о кресте.
Если, однако, истец, приняв сперва свидетелей, впоследствии обвиняет их в том, что они все или некоторые из них куплены, то он должен при этом заявить: "Свидетели куплены, я их не хочу и буду биться". Тогда тот, которого истец обвинил, должен с ним биться. Когда же ответчик должен присягать, он должен так говорить: "В том, в чем меня обвиняет N, я невиновен; поможет мне в этом Бог и Святой крест". При этом он должен положить два пальца правой руки, а именно второй и третий (пальцы), на крест, в противном случае присяга недействительна. Прежде должен произнести слова, а потом коснуться креста. Точно так же поступают и свидетели; они должны так поклясться: "N невиновен в этом, в чем обвиняет его N; в этом поможет мне Бог и Святой крест".
Если у ответчика недостает одного свидетеля, потому ли, что свидетель не явился, или его присяга будет признана недействительной, или он будет отвергнут, то ответчик проигрывает, а каждый свидетель (из-за которого дело проиграно) платит штраф в 6 гривен. Но если свидетель в это время было в другом суде, он должен доказать это судье с тем, чтобы штраф был ему возращен.
Судья приказывает всем оплатить штраф в течение 14 ночей: кто не заплатит вовремя, тот подлежит другому такому штрафу, а в третий раз забирается его (имущество) за это.

VI. Если крестьянин, находясь под властью своего господина, обвиняется другим господином, тогда должен сказать, что он не обязан ни перед кем отвечать, только перед своим господином; перед ним же он охотно ответит. Таким образом, истец не должен больше принуждать его к суду, а должен обратиться к его господину и ему жаловаться на него, если хочет получить удовлетворение. При этом он должен дать господину залог на случай, если ему (истцу) придется платить штраф. А если крестьянин станет отвечать перед чужим господином, то он обязан уплатить своему господину штраф в 6 гривен...

VII.Если кто-нибудь, напав на другого, хочет его убить, а тот в защите ранит его и, явившись перед его судьей, обвинит его со свидетелями в том, что (тот) напал на него и хотел убить, и подтвердит это сам-семь, то нападавший, даже если он ранен, должен уплатить 6 гривен; если же кто-нибудь убил нападавшего на него, то он уплатит только за голову и больше ничего, лишь бы он доказал, как сказано выше, что он подвергся нападению.

VIII. Если кого-нибудь убьют в поле или на дороге, тогда тот, кто его похоронит, заплатит за его голову, а господина вознаградит 50-ю гривнами. Если убитый является рыцарем или купцом, за него платят пятьдесят гривен; за немца, которого поляки называют гостем, платят тридцать гривен. Если же убитый в поле или на дороге лежит на месте и неизвестно, кто его убил, тогда господин созывает ополе к себе и на него возлагается штраф за убитого. Если ополе не может обвинить кого-нибудь другого в этом убийстве, оно должно заплатить за голову, как сказано выше. Если же ополе назовет какое-нибудь село и заявит, что убийство было совершено в нем, а это село в свою очередь утверждает, что оно неповинно, тогда оно должно оправдаться полем (судебным поединком) или заплатить за голову.
Если же село обвиняет в убийстве какой-нибудь род, а род этот утверждает, что он неповинен, то этот род должен снять с себя вину полем (поединком) или заплатить за голову. Если семья возлагает вину за убийство на какого-либо человека, а он называет себя невиновным, тогда он должен биться (на поединке) или нести раскаленное железо. Если при этом испытании он окажется побежденным, тогда должен заплатить за голову столько, сколько указано выше.
Если кто-нибудь будет убит в селе или около него, а крестьяне схватят убийцу и выдадут его господину или судье, тогда им не будет никакого ущерба. Подобным же образом, если кто-нибудь будет убит около села, а крестьяне, не сумев схватить убийцу, гонятся за ним по следу с криком до другого села, тогда тоже им не будет ущерба, но это село должно дальше с криком преследовать убийцу до другого села, и таким же способом каждое село должно гнать по следу от одного села и до другого до тех пор, пока не будет схвачен тот, кто совершил преступление. Село, до которого дошел след с криком, не пожелавшее гнать дальше по следу, заплатит за голову (убитого).

IX. Таким же образом гонится вслед за грабителем или вором от ополя к ополю, от села к селу, как сказано выше...

XI. Если лошади или другая вещь, охраняемая законом, будет обнаружена у кого-нибудь, а тот, кто ее обнаружит, заявляет, что эта вещь украдена у него, тогда судья приказывает тому, у кого обнаружена вещь, отвечать на обвинение. Если же этот человек утверждает, что он эту вещь купил, тогда судья приказывает ему, чтобы он в течение 14 ночей привел того, у кого купил ее; он также должен представить поручителя в том, что он вернется в суд и приведет того, от кого приобрел.
...Если он явится в суд с продавцом и тот признает, что обнаруженную вещь он ему продал, тогда он становится ответственным перед истцом вместо вызванного владельца вещи и должен тоже указать лицо, у которого приобрел (эту вещь) таким же образом, как о том рассказано. Но если ссылка на другого не нашла подтверждения, тогда истец получает обнаруженную вещь обратно, а ответчик уплатит штраф в 12 гривен.

XII. Некоторые утверждают, что тот, кто из княжеского пастбища украдет лошадь, должен заплатить 70 гривен. Штраф 70 гривен платит тот, кто приведет из одной земли в другую или из одного ополе в другое человека, который кого-нибудь ограбит, или обкрадет, совершит поджог, убьет кого-нибудь, совершит насилие. Если же совместно со свидетелями он хочет присягнуть в том, что не привел этого преступника, тогда он должен присягнуть сам-двенадцать.
Также тот, кто крадет то, что находится в княжеском подвале или кухне, или в его замке, платит штраф 50 гривен. Если же совместно со свидетелями он хочет присягнуть в том, что невиновен, тогда он должен присягнуть сам-девять.
Тот, кто ворует что-либо в доме рыцаря или крестьянина, заплатит штраф в 12 гривен.
Если же обвиненный в этих кражах должен совместно со свидетелем присягнуть, то будет присягать сам-шесть...

XV. Большая (общая) дорога охраняется королевским миром, и тот, кто на дороге совершает преступление, тот нарушает королевский мир, что поляки называют господской рукой.
...Кто убьет на большой дороге купца или рыцаря, тот заплатит за (его) голову родственникам пятьдесят гривен, а если родственников нет, то заплатит эту сумму королю вместе с другими пятьюдесятью гривнами за нарушение королевского мира. Если же хочет присягнуть (в невиновности), то должен присягнуть сам-девять.
Кто убьет на большой дороге кмета, тот заплатит за голову тридцать гривен, а королю за нарушение мира - пятьдесят. Присягнуть (в невиновности) он должен сам-шесть...
Если кмет на сельской дороге побьет рыцаря, не убив его, то должен уплатить шесть гривен за это, а шесть гривен - за нарушение мира на дороге; если будет оправдываться присягой, то присягнет сам-третий.
Рыцарь же, побивший на дороге кмета, не убив его, заплатит за это "trzysta"3, а за нарушение мира - шесть гривен; обвиняемый присягает (в невиновности) сам-друг...
За другие оскорбительные слова платит штраф пятнадцать гривен; а в оправдание присягнет сам-семь.

XVII. Кто изнасилует девицу или похитит против ее воли, тот поплатится штрафом в пятьдесят гривен судье, а девице - столько, сколько установит судья за ее поругание. Подобному же суду подвергается тот, кто изнасилует замужнюю женщину или увезет против ее воли; тот, кому придется оправдываться присягой, присягнет сам-девять.
Но если дочь или жена кмета идет в лес или в поле за ягодами или за яблоками, или по другим делам и там будет изнасилована, тогда насильник заплатит шесть гривен; оправдываясь присягой, будет присягать сам-третий. А если дочь кмета идет в лес, в поле, за яблоками или по другим делам, куда ей не приказано, и будет там изнасилована, тогда насильник поплатится только штрафом "trzysta", оправдываясь (присягой) сам-друг.

XVIII. Кто увозит с поля убранный хлеб, не обратившись предварительно к сборщику десятины, чтобы тот взял себе десятину, тот уплатит штраф в шесть гривен; но если он в присутствии кметов первый, второй и третий раз обращался к сборщику, а тот не взял десятины, тогда он сам выделяет десятину и за это никакой ответственности не несет, даже если десятинник при этом потерпел ущерб.
Если в преджатвенное время кто-нибудь, нуждаясь в хлебе, соберет свой урожай на хлеб, не спрашивая разрешения десятинника, тот уплатит за это штраф "trzysta". Обвиняемый в сборе урожая без десятинника может оправдать себя присягой, присягая сам-друг.

XXI. Если умрет рыцарь, имеющий сына или нескольких сыновей, получающих его наследство, тогда они должны свою мать оставлять в том же владении, каким она обладала раньше, пока она пожелает оставаться вдовой. Но если она выйдет замуж, то они должны дать ей коня для ее повозки, какую она имела до того, и другого коня, на котором ездил ее слуга, управляющий ее конем, запряженным в повозку; кроме того, они должны дать матери ее собственных девок-служанок столько, сколько она привела их к мужу или сама купила со времени выхода замуж. Ибо жены иногда получают деньги на лен или другой урожай, который лично им самим принадлежит; на это они могут купить себе служанок, или скот, или платье, или покрывала, материю, занавесы, которые она имеет, или иные разные вещи, которые своим трудом прибавила, как-то: скатерти и покрывала на скамьи, и подушки, и занавесы, то, что она принесла своему мужу, и то, что с того времени она сама приобрела - все эти вещи должны быть выданы вдове, но больше ничего она из наследства мужа не получает.
Однако, если муж, умирая, не оставляет ни одного сына, то жена остается в обладании его имуществом, пока желает оставаться вдовой; а если и она умрет, тогда господин ее мужа (или король) берет его наследство. А если он, умирая, оставил дочь, то господин должен выделить ей надлежащее приданое и дать ей те вещи, которые принадлежали матери и которые названы выше.
Если указанная вдова не желает оставаться вдовой, тогда господин должен дать ей все названные выше вещи, а также всю ее пряжу. Ибо жены польских рыцарей в большей части привыкли сами прясть.

XXII. Если умрет кмет, не имея сына, то господин берет его имущество; однако он должен выдать его жене ее подушки и покрывала на скамьи, а также то, что называют "дзеницей", на которой спят. Ей надлежит оказать также щедрость из имущества мужа, давая ей корову или трех свиней или, может быть, больше, или другой скот на ее содержание. Если же кмет имеет сына, наследующего после его смерти, тогда тот (сын) оставляет свою мать при себе, если она по-прежнему хочет оставаться незамужней. Но если она не желает оставаться вдовой, сын отдает матери ее подушки, покрывала и ее "дзеницу"; а если желает дать ей больше, то это зависит от его воли. Если же умирающий оставит дочь, тогда тот, кто берет наследство, должен дать ей приданое, будь то сын или господин.

XXIII.Когда судья приказывает отвечать в суде тому, на кого поступила жалоба, а тот заявляет, что он невиновен, тогда судья спрашивает его, имеет ли свидетелей. Если тот ответит, что не может их иметь, то судья прикажет ему биться (на поединке). Если же ответчик заявит, что охотно будет биться, тогда ему дается срок 14 дней. Но если обе стороны хотят биться сразу, то судья дает им это разрешение. Если они оба кметы, то они бьются дубинами, но если кмет жалуется на рыцаря, тогда должны биться мечами. Если же рыцарь обвинит кмета, тогда должен биться дубиной; надлежит обсыпать голову пеплом так, чтобы волосы были полны пепла, насколько он может в них держаться; и это для того, чтобы кровь задерживалась в пепле, если бы (ему) угодили в голову, и не поплыла ему в глаза и из-за этого мешала бы ему в борьбе... Каждый из борющихся также может иметь щит и подушку под плечом, чтобы легче было носить щит; и каждый может иметь дубину. Если она у него упадет, то приказывает, чтобы ему ее снова подали; и так бьются далее до той поры, пока один из них сам признает себя побежденным или будем таковым признан.
...Если бьется обвиняемый в измене государству и будет побежден в этом поединке, то его надлежит побить камнями; если же ему разрешат оправдываться в обвинении об измене, то должен присягать сам-двенадцать.
Если князь обвиняет кого-нибудь в каком-либо преступлении и этот должен биться (на поединке), тогда князь приказывает биться с ним кому-нибудь из своих людей, как захочет указать, или зависимому, или тоже свободному.
Если кто-либо имеет собственность (землю), на которой сидят кметы, и с одним из них ведет дело, в котором ему (что-нибудь) приходится, тогда он может приказать кому-либо из своих кметов или другому человеку, чтобы он за него бился, если ему не нравится самому биться со своим кметом.

XXIV. Если судья приказывает биться ответчику, не могущему представить свидетелей, а тот заявляет, что не может биться, и каким-либо образом докажет эту невозможность, тогда он должен нести железо (подвергаться испытанию железом). Об этом имеется двоякий обычай: один таков, что кладут (куски) железа один от другого на расстоянии одного шага, не очень далеко, но так, чтобы обыкновенный человек мог по ним шагать. Должен быть сделан один (шаг) до первого железа, от которого дальше должен шагать по железу так, чтобы мог сделать три шага. (Куски) железа должны быть сделаны такими, как стопа человека от пятки до середины ноги. Если кто обожжется, тогда он побежден (обвинен). Если также на железо не наступит, или шаг не надлежаще сделает, то тогда равным образом считается побежденным. Надлежит, однако, ему рану обвязать воском вплоть до третьего дня и человеку тщательно сделать перевязку, а затем рассмотреть, обожжен ли или нет. Того, кто по железу так должен шагать, должны провожать два человека и научить его, как дальше должен ступать по железу, чтобы сделал это в надлежащее время и не промахнулся...
Другой обычай таков, что кладут железо на камень или на железо с пустым местом под низом, чтобы там человек его мог ухватить и пронести то раскаленное железо три шага. Если он его бросит, то этим убеждает в том, в чем его обвиняют. Это же и в том случае, если обожжет себе руку. Руку надлежит ему перевязать, как сказано выше.
Те (куски) железа, которые положены как по первому, так и по второму обычаю, должны быть раскалены докрасна, и священник должен благословить их крестом.

XXV. Если кого-нибудь обвиняют, то судья повелевает ему отвечать, а тот заявляет, что он невиновен; тогда судья спрашивает его, есть ли у него свидетели. Если он скажет, что их не имеет, а судья хочет разрешить дело в этот же день, то он выносит решение, чтобы обвиняемого опустили в воду...
После того, как священник окропит воду святой водой, обвиняемого должны посадить так, чтобы его руки были связаны с голенями и воткнуто бревно между коленями и плечами так, чтобы ни руками, ни ногами не мог спасаться. Кроме того, ему (надлежит) сделать значок на голове, по которому можно было узнать, тонет ли человек или плывет. Также нужно обвязать его веревкой вокруг живота, чтобы можно было его вытащить, если бы тонул. Если тогда не погрузится, но выплывет над водой, то этим доказывается то, в чем его обвиняют.
Надлежит знать, что судьи неохотно назначают испытание в воде по более важным делам...

XXVIII. Если от какого-либо господина зависимые сбегут в другую землю, и этот господин своего посланца с письмом или известного посланца без письма отправляет к господину этой другой земли, тогда тот должен вернуть их (сбежавших кметов) обратно. Но если посланец схватит сбежавших силой там, где их найдет в пути на чужой земле без разрешения господина этой земли, тогда должен будет уплатить штраф 50 гривен, если ему не простят этого насилия из-за уважения к его господину...

XXIX. Если кто-нибудь едет с посольством от князя края, тогда в селе, где конь его устанет, и в котором он его оставит, он может взять другого коня, и никто не должен ему это запрещать.
Кметы обязаны также к любой перевозке от села, в котором живут, до другого ближайшего села своего господина, а те, в свою очередь, должны перевозить дальше, и так от села до села, пока не приедут ко двору своего господина или туда, где перевозка должна прекратиться и где за это они отвечают перед влодарем4. Если чего-либо не хватает, то влодарь взимает сбор по стоимости того, чего недостает.
Они (кметы) также обязаны огораживать господский двор и три дня в сенокос косить сено; женщина же обязана три дня жать хлеба во время жатвы.
Те же, которые являются собственными господскими людьми, должны работать тогда, когда им приказывают. Имеются, однако, некоторые зависимые, каждый из которых служит во дворе в течение месяца, не уходя со двора, пока другой не придет на его место. Эти зависимые живут совместно в селах, которые им назначены, и работают на свое пропитание, так как все, выполняющие такие услуги во дворе, должны жить своим хлебом.
Что же касается свободных людей между указанными...
(На этом памятник обрывается)

Публикуется по: Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы
Под ред. В. М. Корецкого. М., 1961.

Комментарий
1 Коморник - служитель суда.
2 Opole - сельская община, состоящая из нескольких соседних сел (аналогичная русской верви и германской марке).
3 Trzysta в XIII веке равнялось 1 скойцу, а 9 скойцев - 6 гривнам. Статья XX Польской правды говорит, что судьи иногда вместо штрафа "trzysta" брали 4 курицы.
4 Влодарь - управляющий имением.

Польское княжество появилось на страницах письменных источников в 60-х гг. X в. При князе Мешко I (960 — 992) Польша представляла собой обширную и достаточно стабильную раннефеодальную монархию. Начала государственности, очевидно, надо искать задолго до этого момента. Легенды, записанные позднейшими летописцами, и данные археологии позволяют датировать по меньшей мере VIII — IX вв. время появления племенных союзов и их перерастание в территориальные княжества. Одно из них — княжество полян, живших в бассейне р. Варты — явилось центром, вокруг которого объединились польские земли, составившие державу Мешко и его преемников.
Во второй половине X в. отношения между князем и дружиной, которая составляла его военную опору, строилась на основе вассалитета без ленов. При сыне Мешко — Болеславе I Храбром (992 — 1025) дружинники, число которых достигало трех тысяч, начинают получать земли в державе за службу. В те же десятилетия происходило оформление государственного аппарата. Страна была поделена на округа, во главе которых князь ставил своих наместников. Более мелкие административные единицы возглавлялись начальниками крепостных гарнизонов — каштелянами. Княжеская власть при Болеславе I достигшая своего зенита, тем не менее была ограничена советом знати и в какой-то мере — феодальными съездами. С принятием в 996 г. христианства в состав польского господствующего класса влился новый элемент — духовенство. В короткий срок католическая церковь превратилась в крупнейшего земельного собственника.
В 1037 г. поднялось мощное антифеодальное восстание, чьи отголоски широко разошлись за пределами страны. "И бысть мятежь в земле Лядьске, вставше людие избиша епископы и попы и бояры своя", — записал киевский летописец. Восставшие крестьяне — как те, что уже попали в тиски феодальной зависимости, так и стоявшие на пороге утраты свободы, а также рабы обратили свою ненависть прежде всего против духовенства, противопоставив христианской религии язычество — как оплот старых общинных порядков. Народное движение было подавлено с помощью немецкого войска.
С победой феодального строя в Польше все сильнее становились тенденции к децентрализации. Процесс феодального раздробления, подготовленный экономическим усилением отдельных областей страны и упрочением позиций местной знати, которая теперь располагала достаточной мощью для подавления сопротивления крестьянства, восторжествовала в XII в. В 1138 г. Польское княжество было поделено на уделы между сыновьями Болеслава III. Установленный Болеславом принцип первенства отводил старшему в княжеском роду место великого князя, чей удел протянулся полосой от Балтики до Карпат, включая древнюю и новую столицы государства — Гнезно и Краков. Но великокняжеская власть над братьями и племянниками слабела. В XIII в. ее вовсе перестали признавать, а распад углубился и число уделов росло. Пышно расцвели налоговые, судебные, административные иммунитеты светской и духовной знати.
Постепенно складывались социально-экономические предпосылки преодоления политической раздробленности. Хозяйственный подъем находил свое выражение в общем росте населения. За счет внутренней и внешней колонизации осваивались пустовавшие до той поры пространства. Позитивные перемены в сельском хозяйстве подготавливали постепенный переход польской деревни на так называемое немецкое право. Название "немецкое право" напоминает о том, что его нормы первоначально были принесены переселенцами из Германии. Но на него переводили и старые польские села, и перевод нередко бывал прямым результатом борьбы крестьянства, в частности — бегства подданных, принявшего в XIII — XIV вв. широкие размеры.
Перевод на "немецкое право" означал, что на смену обычаю приходило писаное право. Крестьянские повинности приобретали твердый, регламентированный характер. При этом барщина сводилась к нескольким дням в году; повинности состояли из натурального и денежного оброка (чинша), и соотношение между двумя видами оброка неуклонно менялось в пользу денежной ренты. Таким образом внедрение "немецкого права" оформляло важный сдвиг: переход от примитивной отработочной ренты и нерегламентированных поборов к стабильной ренте продуктами, а затем к денежной ренте. Перемены недвусмысленно указывают на втягивание деревни в товарно-денежные отношения, не случайно новые порядки раньше всего вводились вблизи городов. "Немецкое право" одновременно устанавливало принципы сельского самоуправления, сочетая его с верховной и административной властью сеньора. Оно не разрушало общину, в приспосабливало ее к менявшейся обстановке.
Превращение ренты продуктами в денежную ренту предполагает значительное развитие ремесла и торговли. Действительно, польские города в XIII — XIV вв. окрепли, возникли десятки новых торгово-ремесленных центров. Росту цехового ремесла, горного дела, обмена благоприятствовал прилив иноземцев, также связанный с приобретением городами "немецкого городского права". Переселение богатых немецких купцов в Краков, Вроцлав и некоторые другие города привело к тому, что власть там перешла к немецкой верхушке. Но это явление затронуло в основном западнопольские, преимущественно — крупные центры, тогда как "немецкое право" распространялось повсеместно, знаменуя начало нового этапа в социально-экономических отношениях. Прежде находившийся в непосредственной зависимости от феодала город добивался самоуправления. Ремесленник и купец получали известный простор для своей деятельности.
Преодоление раздробленности диктовалось и потребностью борьбы с внешнеполитической угрозой, которая шла прежде всего со стороны Тевтонского ордена и Бранденбурга.
Долгое время тенденция к сплочению разбивалась о соперничество уделов и их владетелей, объединению мешала политика германских и чешских феодальных кругов. Лишь в начале XIV в. одному из удельных князей — Владиславу Локотку удалось собрать под свою руку центральные и юго-восточные земли вместе с Краковым. Вне пределов возрожденного Польского княжества (с 1320 г. — королевства) осталась половина польской этнической территории. В Мазовии правила местная династия, признавшая ленную зависимость от Кракова (окончательно эта область вольется в Польское государство в начале XVI в.); Силезию заняли чехи. Тяжелее всего ощущалась утрата Поморья, где хозяйничали тевтонские рыцари: Польша была лишена выхода к Балтике.
Большую роль в истории средневекового Польского королевства сыграли династические унии, с помощью которых правящая верхушка стремилась разрешить стоящие перед страной проблемы. После не оставившего прямого наследника короля Казимира III (1333 — 1370) трон перешел по женской линии к венгерскому королю Людовику (1370 — 1382). Тот, не имея прочной опоры в Польше, вынужден был идти на уступки влиятельным феодальным группировкам. За признание своей дочери наследницей польского престола он расплатился Кошицким привилеем 1374 г. — грамотой, которая впервые давала привилегии не какому-либо лицу или роду, а всему дворянскому сословию. Кошицкий привилей, в частности, освободил имения дворянства почти от всех регулярных государственных податей. Для сбора чрезвычайного налога правительству каждый раз надо было получить согласие со стороны дворянских представителей.
Союз с венграми не оправдал надежд Польши, для которой первоочередным делом было отвоевание Поморья. Со смертью Людовика уния с Венгрией была разорвана. Провозглашенную польской королевой его дочь Ядвигу выдали замуж за великого князя литовского Ягайло. Польско-литовская уния 1385 г., сохранив государственную самостоятельность каждой из сторон, позволила объединить силы против общего врага. Литовско-русское и польское войско в 1410 г. в битве при Грюнвальде одержало историческую победу над тевтонскими рыцарями. Орден был разбит, хотя затем политическая обстановка сложилась так, что Польша не смогла вернуть себе выхода к морю.
XV век был свидетелем политического возвышения Польского государства и в то же время новых уступок, вырванных у центральной власти феодальными кругами. С полной силой это обнаружилось в правление Казимира IV (1445 — 1492).
В итоге новой, Тринадцатилетней войны с Орденом поляки в 1466 г. наконец воссоединили Восточное Поморье в своих границах, Тевтонский орден признал себя вассалом Польши. Казимир IV чувствовал себя настолько сильным, что не побоялся конфликта с папской курией и, не глядя на противодействие князей церкви, стал сам назначать кандидатов на освобождающиеся епископские места.
Эти шаги правительства активно поддерживала шляхта, т. е. мелкое и среднее дворянство. Она давно враждовала с феодальной знатью, стремясь урезать ее политическое могущество. Одно уж то, что магнаты противостояли центральной власти, делало шляхту естественной союзницей короля. Такая, классическая для феодализма, схема в Польше нарушалась тем, что правительство не нашло надежной опоры в городах.
Патрицианско-купеческая верхушка таких богатых и влиятельных городов как Краков или Познань не оказала необходимой поддержки централизаторским устремлениям королевской власти. В этом дало себя знать засилье немцев. Но все же национальный момент не был решающим в политике патрициата. Ее правомерно сравнить с политикой правящих верхов Новгорода либо Пскова. Купечество как Кракова, так и Новгорода получало свои главные доходы от внешней торговли. Ради объединения и централизации страны оно не собиралось поступаться своими привилегиями и вольностями. Если патрициат богатейших польских городов и в XV в. не отрешился от сепаратизма, то у широких торгово-ремесленных кругов, крепко связанных с внутренним, а не с внешним рынком и потому живо заинтересованных в упрочении единства страны, не хватало сил на то, чтобы самостоятельно выступить на общегосударственной политической арене. Поэтому в польской сословно-представительной монархии политический вес мещанства оказался несравнимо меньшим, чем в других странах.
Такая ситуация давала возможность не только, поддерживая государя, теснить знать, но и ограничить королевскую власть в свою пользу. Созыв в 1454 г. дворянского ополчения для войны с Тевтонским орденом предоставил для этого удобный случай. Понимая, что без нее сейчас не обойтись, шляхта предъявила ультимативные требования, которые — по принятии их правительством — были сведены в Нешавские статуты. Часть статей ограничивала влияние магнатов: запрещено одному лицу занимать несколько высоких должностей, сановников оттеснили от местного судопроизводства и пр. Здесь рыцарство действовало в унисон с Казимиром IV. Но одновременно короля обязали не собирать ополчения и вводить новые подати без согласия земских сеймиков — областных съездов дворянства, до тех пор ведавших только местными делами. Нешавские статуты закрепляли власть феодалов над крестьянами и ущемляли права мещанского сословия. Если прежде горожанин отвечал перед городским судом, то отныне по некоторым делам он подлежал юрисдикции дворянского суда, никак не склонного решать спор шляхтича с мещанином в пользу последнего. Тесно связанное с Нешавскими статутами постановление 1456 г. не допустило представителей города к обсуждению порядка сбора податей в стране.
Каждый раз по поводу сбора налогов или созыва ополчения получать согласие всех сеймиков порознь было неудобно, и вскоре представители сеймиков — послы — стали съезжаться к королю, чтобы сообща искать приемлемое для всех решение вопросов. С 1493 г. этот порядок был узаконен. Так возникла "посольская изба", которая составила нижнюю палату общегосударственного сословного представительства — сейма. Верхней палатой стал сенат, выросший из старого королевского совета. В него входили высшие сановники (канцлер, воеводы и др.) и епископат. Это был оплот магнатства, тогда как посольская изба находилась в руках шляхты. Представителей городов в сейме практически не было (присутствие послов от столицы дела не меняло). По этой причине говорить о сословно-представительной монархии в Польше можно лишь с известными оговорками.
В течение первой половины XVI в. — на фоне существенных перемен в социально-экономической жизни страны, когда победила барщинная система хозяйства и утвердилось крепостное право — шла кристаллизация того политического режима, который принято называть шляхетской демократией. Анализ социальной и политической истории той эпохи невозможен без учета классовых конфликтов в городе и деревне, но перемены в государственных институтах определялись ходом борьбы двух группировок, принадлежавших к одному классу и к одному сословию: шляхты и магнатов.
Создание двухпалатного сейма было успехом шляхты. Магнаты постарались взять реванш в 1501 г., при очередной смене на польском престоле. Был издан Мельницкий привилей, по которому верховная власть концентрировалась в сенате. Но благодаря решительному противодействию шляхты этот акт не вошел в жизнь. Стороны удовлетворились компромиссом. "Отныне и на будущие времена ничего нового не должно быть установлено нами и нашими преемниками, — от королевского имени возглашала конституция 1505 г., — без совместного соизволения сената и земских послов". Мятеж собранного для похода в Молдавию дворянского ополчения в 1537 г. перечеркнул этот компромисс и отодвинул магнатов от государственного кормила. Законодательная власть принадлежала лишь королю и посольской избе. В дальнейшем шляхетский сейм запретил светским властям выполнять приговоры церковного суда и провел другие направленные против магнатов законы.
Однако со второй половины 1560-х годов магнатская олигархия станет брать верх. Этому способствовала Люблинская уния 1569 г.
Магнаты и шляхта — в этом отношении будучи едиными — давно старались подчинить Польше Великое княжество Литовское. Знамена идущей от XIV в. династической унии тесным союзом этих двух государств при гегемонии польских магнатов должны была открыть им двери в украинские и белорусские земли. Люблинская уния реализовала этот замысел.
Хотя и после 1569 г. каждая из двух частей возникшего единого государства — Речи Посполитой — сохранила свою администрацию, суд, войско и казну, объединение продвинулось далеко вперед. Теперь, наряду с общим монархом, действовал общий сейм. Единой стала внешняя политика. Хорошо известны печальные последствия Люблинской унии для украинского и белорусского народов: усилился феодальный гнет, помноженный на гнет национально-религиозный. Для самой же Польши уния обернулась резким усилением могущества знати: в Литве, на Украине, Белоруссии были расположены огромные латифундии Радзивиллов, Острожских и других знатных родов; к ним скоро присоединились обширные владения, захваченные в украинских степях Потоцкими и иными польскими магнатами.
Принципы государственного устройства Речи Посполитой были оформлены Генриховыми статьями (1573 г.), которые окончательно превратили польскую сословно-представительную монархию в дворянскую республику с монархом во главе.
Со смертью бездетного Сигизмунда II Августа (1572 г.) угасла династия Ягеллонов. После долгих споров на престол Речи Посполитой был избран французский принц Генрих Валуа. Помимо политических выгод, которые обещал союз с Францией, магнатов и шляхту прельстило то, что у чужака были слабы позиции в Польше и, следовательно, можно было не опасаться самодержавных поползновений с его стороны. Новоизбранного монарха заставили подписать акт, который по его имени стал именоваться Генриховыми статьями.
Статьи утвердили принцип наследственности королевской власти. Государя избирал особый, так называемый, элекционный сейм, в котором мог — но не был обязан — участвовать любой дворянин Речи Посполитой. При короле был создан совет из 16 сенаторов. Без его ведома и согласия король не вправе был что-либо предпринять. Прерогативу сейма составляли принятие и издание законов и решение многих вопросов (например, раскладка налогов, нобилитация и пр.). Был предусмотрен обязательный его созыв каждые два года и оговорено, что он не обязан заседать более шести недель. Дворянство предусмотрительно страховало себя от возможных попыток монарха обойти сословное представительство, не созывая сейм или затягивая его работу. "А ежели бы мы, — от королевского имени, — объявляла заключительная статья, — чего-либо не выполнили, то тогда мы освобождаем дворянство от должного нам послушания и доверия".
Узаконенный таким образом антиправительственный мятеж впервые вспыхнул в 1606 — 1609 гг. В ходе этой и последующих смут шляхетские вольности были сохранены и упрочены. Однако в XVII в., незаметно для современников, шляхетская республика перерождается в магнатскую олигархию. Реальная власть фактически перешла от короля и кичащейся своей свободой шляхты к светской и духовной знати.
В результате в стране утвердилась феодальная анархия, раздоры между магнатскими кликами дезорганизовали государственную жизнь. Дошло до того, что в 1652 г. буквально один сеймовый посол, подкупленный магнатом, не допустил принятия сеймом постановления. Имя посла Владислава Сицинского попало в историю, ибо он первым осмелился применить на деле ранее признаваемый лишь в теории принцип liberum veto (свободного запрета), согласно каковому каждый участник сословного представительства мог наложить запрет на неугодное ему решение. Вдобавок вскоре установилось правило, что в случае наложения вето по одному из вопросов повестки дня сейм вообще прекращает свою работу и автоматически теряют силу уже принятые им постановления. С конца XVII в. такие срывы сеймов стали чуть ли не обыденным явлением. Без сейма же, как известно, в Речи Посполитой нельзя было ни принимать законы, ни собирать налоги. Выход из тупика нашли в создании конфедераций. После срыва обычного сейма собирали съезд вооруженной шляхты — конфедерацию, она формировала свой конфедерационный сейм, где уже не требовалось единогласия. Страсти прорывались наружу, дело доходило до сабель. Случалось, друг другу противостояли два конфедерационных сейма и каждый принимал свои законы.
Политическая система, утвердившаяся в позднефеодальной Польше, оказала отрицательное влияние и на ход экономического развития страны. Польские города задыхались под гнетом дворянских привилегий. Государственная власть устранилась от всякого вмешательства в отношения между помещиком и его крепостными, и помещичий произвол не знал границ.
Катастрофически падал международный престиж Речи Посполитой. О ней тогда говорили с презрением как о "заезжей корчме", где каждый волен остановиться, зачастую и не думая платить хозяину. Соседние абсолютистские державы — Австрия, Пруссия, Россия — все беззастенчивее вмешивались в польские дела. Кто будет польским королем, в XVIII в. решал прежде всего Петербург. Соседи ревниво следили за тем, чтобы не допустить оздоровления государственного строя Речи Посполитой. В 1772 г. они осуществили первый раздел Польши — страна утратила примерно треть территории.
Нависшая опасность окончательной утраты государственной самостоятельности заставила даже многих приверженцев "золотой шляхетской свободы" понять, насколько необходимы преобразования. В обстановке общего патриотического подъема блок, который объединил прогрессивные дворянские круги и буржуазно-демократические группировки, провел через сейм Конституцию 3 мая 1791 г.
По Конституции 3 мая отменялось "либерум вето", были запрещены конфедерации. Сейм — по-прежнему высший законодательный орган — внешне оставался сословно однородным: представителей от городов в него допустили лишь с совещательным голосом. Однако фактически вводился буржуазный имущественный и образовательный ценз, поскольку образование или богатство открывало мещанину дорогу к дворянскому званию, а деклассированные, неимущие шляхтичи лишались политических прав. Исполнительная власть принадлежала королю и назначаемому им правительству, ответственному перед сеймом. Королевский трон стал наследственным. Одновременно мещанам гарантирована личная неприкосновенность, предоставлено право покупать земли и занимать любые должности (чего они прежде были лишены). О крепостном крестьянстве было сказано, что оно взято "под опеку закона и правительства", и только.
Для управления на местах (воеводствах, поветах) были утверждены так называемые "Военно-гражданские комиссии порядка", которые состояли из "комиссаров". Конституция определяла подробный перечень действовавших в стране судов и содержание их компетенции. Судебная организация в основном сохраняла свой сословный характер.
То, что все эти нормы не задевали основ феодального строя, не умаляет исторического значения Конституции 3 мая. Она наводила порядок в государственном управлении, отстраняя от власти самые реакционные силы, и объективно облегчала развитие буржуазных отношений. Она создала правовые предпосылки для национального возрождения Польши. Гуго Коллонтай и другие руководители левого крыла реформаторов уже начали подготовку новых проектов, предполагая в том числе ограничить или отменить крепостное право.
Но вилы внутренней реакции нашли общий язык с российским и прусским самодержавием. Внешняя интервенция удушила Конституцию 3 мая, и в 1793 г. наступил второй раздел Речи Посполитой. Героическая вспышка национального восстания 1794 г. под предводительством Тадеуша Костюшко не смогла спасти родину. Российская царица, прусский король и австрийский император актом третьего раздела стерли в 1795 г. Польское государство с политической карты Европы.
Среди разнообразных источников древнего польского права наибольший интерес представляет так называемая Польская Правда. Памятник был составлен во второй половине XIII в. Он был написан на немецком языке и, вероятно, служил чем-то наподобие справочного пособия для немецких судей-колонистов, которые из-за незнания местных обычаев должны были испытывать затруднения при разборе тяжб между поляками и немцами-колонистами. Это не официальная, а частная кодификация, каких было много в средние века. Никакой определенной системы составитель не придерживался. Зато он подробно изложил важные нормы, касающиеся имущественных отношений, уголовного права и судопроизводства, а также статуса зависимых крестьян. На начале статьи, посвященной свободным людям, дошедший до нас текст памятника обрывается. Неизвестный составитель этого сборника во введении указывает, что это право польского народа. "Его мудрые, — пишет он, — давно сформулировали для него право, которым он руководствуется. Этот народ называется поляками, и его право здесь вам оглашаю".
Среди официальных кодификаций выделяются Статуты Казимира Великого. В их основу легли два свода, изданные в середине XIV в. — один для Великой Польши, т. е. для северных земель королевства, а другой — для малопольских, южных областей. Их постепенно дополнили королевские законодательные акты и так называемые преюдикаты, образцы решений сложных казусов. При этом великопольский свод отличала консервативность — он в основном фиксировал раннее действовавшие нормы, тогда как малопольский кодекс включил в себя ряд нововведений, направленных на унификацию и совершенствование права. Именно этот последний памятник составил фундамент компиляции середины XV в. — "Полного свода статутов Казимира Великого", чье появление отразило дальнейшие успехи в изживании порядков, унаследованных от времен феодального раздробления. "Так как народ, живущий под властью одного короля, не должен пользоваться различным правом, чтобы он не был подобен чудовищу с несколькими головами, то для общего блага полезно, чтобы на основании одного и одинакового права судили как в Кракове, так и во всей Польше. Так же должно быть во всем королевстве один король, одно право и одна монета", — утверждала ст. 119 "Полного свода". Он продолжал действовать в Речи Посполитой вплоть до ее разделов.
Важнейшую черту позднефеодального права Польши составляет то, что многие его элементы (в том числе принцип "либерум вето") опирались не непосредственно на законодательные акты, а лишь на обычай и на расширительное толкование закона.
Далее следует отметить, что феодальное землевладение в Польше было скорее аллодиальным. Иных сюзеренов, кроме короля, не было, и все дворяне были обязаны службой короне. К XVI в. независимость дворянских земельных владений станет настолько широкой, что король лишится права не только отнимать земли, но и давать их в лен. Право земельных пожалований перешло от монарха к сейму. С 1576 г. помещики приобрели права на земные недра, лишив тем самым короля одной из наиболее доходных прерогатив. Постепенно отмирали старинные формальности, необходимые для перехода имения из одних рук в другие. Становится достаточно договора о купле-продаже, занесенного в судебные книги.
Тем не менее земельная собственность полностью сохраняла свой феодально-сословный характер. До 1791 г. она составляла монополию дворянства. Мещанам было запрещено покупать земли вне пределов городской черты.
Польское феодальное уголовное право проделало следующую эволюцию. В XII — XIII вв. оно не различало умысла от неосторожности, допускало ответственность без вины. Родственники отвечали за измену одного из членов своей семьи, деревня — за преступление, совершенное на ее территории, если виновный не будет обнаружен. В XIII — XIV вв. к уголовным преступлениям были отнесены: измена, нарушение общественного порядка при отправлении должностными лицами своих обязанностей, убийство, разбой, грабеж, воровство, поджог, изнасилование, нанесение телесных повреждений, оскорбление и др.
Наиболее опасными преступлениями считались государственные преступления и преступления против собственности (особенно разбой и грабеж). За эти преступления виновные, как правило, подвергались смертной казни с конфискацией принадлежащего им имущества.
В числе санкций предусматривались: смертная казнь, штрафы, членовредительские наказания, конфискация имущества. Как и в других средневековых государствах, польские дворяне по сравнению с остальным населением страны ставилось в привилегированное положение как в вопросах освобождения их от обвинения в совершении преступления, так и в вопросах наказания за преступное деяние.
Заслуживает быть отмеченным стремление Статутов Казимира Великого поставить наказание в зависимость от субъективной стороны преступления (умысла, неосторожности); в дальнейшем усиливается наказание по отношению к рецидивистам. Одновременно менялся сам судебный процесс. Ордалии были вытеснены документами и свидетельскими показаниями; появляются такие новые виды доказательств как протокол осмотра места совершения преступления и пострадавшего.
В процессе усиливаются элементы розыскного (следственного) начала, заключающиеся в повышении роли суда в расследовании обстоятельств дела.

К.Е. Ливанцев. История средневекового государства и права