Унаследованная от греко-римской древности в предшествующие столетия система воспитания и обучения в Византии середины VII—XII вв. в своих общих чертах не претерпела значительных изменений. Античные традиции, игравшие огромную роль в культуре византийского общества, были особенно устойчивы в области просвещения. Здесь не было создано нового типа преподавания. В VII—XII вв. продолжали изучать грамматику, риторику, философию, т. е. те предметы, которые проходили в школах поздней античности и ранней Византии 1. Именно изучение этих дисциплин считали необходимым для воспитания образованного члена общества. Знание и понимание классической литературы и античных трудов по философии, математике, астрономии, медицине, умение говорить и писать по-аттически высоко ценились византийцами. К человеку, овладевшему сокровищами наук, по-прежнему относились с глубоким уважением, и он пользовался у современников огромным авторитетом 2. Источники полны восторженных отзывов о людях, получивших образование. Лица, принадлежащие к разным социальным группам, высказывают подлинное восхищение науками и образованием и подчеркивают необходимость его приобретения 3.
Даже авторы агиографических памятников непременно отмечают образованность своих героев, считая ее одним из их достоинств. В Житии Феодора Студита говорится о значимости светской науки и полезности ее изучения, поскольку она не только знакомит ортодоксальных христиан с аргументами и оружием их идейных противников, но и вооружает их на борьбу с ними. Настаивает на изучении светских дисциплин и биограф патриархов Тарасия и Никифора диакон Игнатий. {366} Он старается убедить своих собратьев-монахов в том, что овладение науками помогает лучшему пониманию богословских трудов. Правда, он сразу же оговаривается, что «внешнюю», т. е. светскую мудрость, нельзя сравнивать со священной наукой, так как последняя является госпожой, а первая — ее служанкой 4.
Высоко ценил образованность, познания в светских и божественных науках Кекавмен. Давая наставления своему сыну, он советует ему обучать детей, убеждает его усердно читать книги, которые приносят большую пользу, обогащая читающего знаниями, улучшают стиль речи и повышают профессиональное мастерство стратига. Все это, по мнению Кекавмена, мо жет сделать человека счастливым (Кекавм. С. 132—133, 154—157, 210—213, 240—241). Подлинный гимн наукам содержится в трактате Михаила Пселла «О дружбе», адресованном племянникам патриарха Михаила Кирулария. «Науки,— пишет он,— смывают грязь с душ и делают их природу чистой и воздушной. Если кто начинает одинаково мыслить о вещах значительных, то скоро и в малом уничтожается различие их мнений. Вместе избрав науку, сделайте ее нерушимым залогом единомыслия» (МВ. V. Р. 514) 5.
Во многих речах, обращенных к ученикам, Михаил Пселл призывает их к изучению эллинской мудрости, которая помогает познавать тайны природы, очищает язык и знакомит с философией, из которой он советует извлекать только наиболее важное и полезное 6. Михаил Глика в произведении, написанном в тюрьме, куда он был заключен по приказу Мануила I Комнина (1143—1180), настаивает на необходимости получения образования, «чтобы никогда не утонуть в невежества пучине» (Памятники. С. 245). Осведомленность в светских и христианских науках Анна Комнина считает непременным условием для императоров, полководцев, придворных и государственных деятелей, которым требуются обширные познания в разных областях, главным образом в военном деле и юриспруденции. Особенно большое значение, полагает она, имеет образование для монархов, которые должны разумно управлять государством, что возможно лишь с помощью знаний (Анна Комн. Предисл. С. 42—43). Эта мысль неоднократно высказывается в сочинениях, появившихся в рассматриваемый период.
Василий I (867—886) считал образование весьма полезным как для василевсов, так и для подданных. В своих наставлениях сыну и наследнику престола Льву он, хотя сам был неграмотным, признавал «воспитание жизненной необходимостью и самым желанным и для частных лиц, и для императоров», ибо «те, кто его приобрел, получили великую награду и для тела, и для души» (PG. Т. 107. Col. 21). Не менее восторженно отзывается о роли и значении знания в жизни народа и монархов его внук Константин VII Багрянородный (913—959), обращаясь к своему сыну, будущему императору Роману II (959—963). Он называет знание благом, овладение которым способствует лучшему управлению государством. Знание, по его словам, нужно простым людям, а особенно василевсам, которые обязаны думать о спасении подданных и разумно управлять мировым кораблем (DAI. I. Р. 48) 7.
По мнению императрицы Ирины, супруги Алексея I Комнина (1081—1118), «свободные науки улучшают нравы людей» и знакомство с ними «подготовляет к беспорочному царствованию тех, кто собирается наследовать власть» (Nic. Chon. Р. 5; Анна Комн. Коммент. С. 627—628).
Образованные византийцы не только преклонялись перед науками, но и воздавали хвалу людям, получившим обширные познания. Анна Комнина превозносит своего многосторонне эрудированного мужа, кесаря Никифора Вриенния, восхищаясь его познаниями в христианских и светских науках (Ann. Comn. Préface. I. Р. 7). Она пишет, что «он читал все книги, погружаясь в изучение всех областей знания и почерпнул оттуда немало мудрости как нашей, так и не нашей» (Анна Комн. С. 206). Восторгается Анна Комнина и образованностью ослепленного по приказу Алексея I за попытку организовать мятеж сына Романа IV Диогена (1068—1071), полководца Никифора, проводившего все свое время за изучением древних авторов, которых ему читали вслух. Особенно старательно Никифор занимался геометрией с помощью специально изготовленных для него из твердого металла геометрических фигур и достиг в этой области значительных успехов (Анна Комн. С. 263). С глубоким уважением отзывается Анна Комнина об Евстратии Никейском, «умудренном в божественных и светских науках» и «превосходящем в искусстве диалектики стоиков и академиков» (Анна. Комн. С. 36, 397). Гордится своими знаниями и затворница Касия, удалившаяся в основанный ею монастырь после неудачи на смотринах при выборе невесты императором Феофилом 8.
С упоением прославляет Михаил Пселл ум и знания своих друзей Константина Лихуда, Иоанна Мавропода, Иоанна Ксифилина, прочно усвоивших тайны грамматики, риторики, философии, права (МВ. IV. Р. 388—462; V. Р. 142—196; Mich. Ps. II. Р. 58—59, 65—66). Не менее гордится Михаил Пселл и своей образованностью и разносторонней эрудицией. Он заявляет, что постиг всю совокупность тогдашних искусств и наук и возродил их изучение в Византии (Mich. Ps. I. Р. 134—138). Восторгается он и воспитанностью и образованностью Склирены, фаворитки Константина IX Мономаха (1042—1055 гг.) (Ibid. I. Р. 145—146). Следует отметить, что женщины, получившие образование, пользовались большим почетом у византийцев 9.
К неграмотным в Византии относились без всякого уважения, их необразованность постоянно вызывала насмешки. Отсутствие образования рассматривалось как существенный недостаток, как несчастье и даже как отсталость и неполноценность. Византийские тексты полны порицаний невеждам, которые не могли правильно выразить свою мысль и говорили подеревенски. Гордившиеся своими знаниями византийцы {368} осуждали даже незаурядные личности, если они не получили должного воспитания и обучения. Образованные, принадлежащие в силу этого по своим интеллектуальным и моральным качествам к элите общества, беспрестанно противопоставляются необразованным, или скорее некультурным, которые должны были довольствоваться скромным положением 10.
С презрением и ненавистью клеймит в своих эпиграммах невежество Касия, которая относит незнание к числу пороков, достойных самого большого осуждения:
«Ненавижу глупца, когда он мнит, что философствует».
«Ненавижу обучающего и ничего не знающего».
«Ненавижу невежду, как Иуду» 11.
Михаил Пселл в энкомии Иоанну Мавроподу порицает тех, «кто не изучил египетскую, халдейскую и иудейскую мудрость, кто не познал эллинские науки и не использовал всего, что есть в них полезного» (МВ. V. Р. 151). С неодобрением относится он к тем, кто «презирает образование и делает наше учение предлогом небрежения и легкомыслия» (Ibid.) 12. Серьезным недостатком считает Анна Комнина отсутствие образования у халкидонского митрополита Льва. Отрицательно характеризует она и еретика Нила, который «был совершенно незнаком с эллинским воспитанием», что привело его к извращению смысла Священного писания (Анна Комн. С. 36, 159, 264). С насмешкой и презрением отзывается Скилица о назначенном по протекции епископом Никомидии евнухе Пахисе, который был необразованным и «быков немоты носил на языке» 13.
Порицают византийские писатели и неграмотных императоров, которые в силу этого не могли поступать в соответствии с ромейскими законами и обычаями. Их правление они рисуют черными красками. Константин VII Багрянородный характеризует как деспотичное и самовластное царствование Романа I Лакапина (920—944), который «был простым и неграмотным человеком... и не повиновался запретам церкви и не следовал заповедям и повелениям великого Константина» (DAI. I. 13. Р. 72, 74; Конст. Багр. С. 276).
Идеалом византийских писателей был император, увлеченный науками, покровитель знания, любитель книг. В обществе, в котором многое зависело от личной инициативы правящего василевса, его отношение к грамотности и образованности прежде всего отражалось на положении ученых и судьбах просвещения. Покровительство и помощь монархов давали возможность вести научные занятия, открывать школы и обучать желающих. В трудах византийских авторов много места отводится описанию образованности императоров и их отношения к ученым. Писатели либо порицали невежество правителя, либо восхваляли его красноречие и образование, имевшие с их точки зрения исключительное значение как непременные качества василевса наряду с другими традиционными добродетелями христианских государей. В обязанность государя вменя-{369}ли заботу не только об управлении, законах, религии, но и обобучении 14.
Но, как мы уже видели, не все византийские императоры соответствовали идеалу «просвещенного монарха». Уровень их образованности и отношение к просвещению и ученым были разными в разные эпохи. Императоры-иконоборцы, которых иконопочитатели обвиняли в невежестве и бескультурье, не были грубыми варварами, закрывавшими учебные учреждения. Перед ними стояли другие, более неотложные задачи борьбы с арабской опасностью. В хронографических трудах Феофана, Никифора, в агиографических памятниках этого времени отсутствуют сведения о ликвидации иконоборцами школ, напротив, в них говорится о повсеместном распространении их и в столице, и в провинции и о занятиях, проводимых частными учителями. Преподаваемые ими дисциплины аналогичны предметам, которые проходили в учебных заведениях предшествующего периода. Не наблюдается никакого перерыва ни на одной ступени обучения. Античные традиции образования не только не были уничтожены, но сохранились и даже еще более окрепли. Эпоху, породившую таких выдающихся, блестяще образованных деятелей, как патриархи Иоанн Грамматик, Тарасий, Никифор и Фотий, Феодор Студит, Лев Математик и другие, никоим образом нельзя характеризовать как разрушительную. Не были иконоборцы и противниками науки. Подготовка и издание законодательных сборников VIII в. свидетельствуют о наличии образованных юристов, которые смогли отобрать и обработать законодательный материал предшествующего времени, внести в него изменения, соответствующие нуждам и требованиям эпохи. Императоры не только поощряли юристов, помогали им и вдохновляли их, но и активно включались в эту работу. Известно, что Лев III (717—741) сам исправлял законы. В иконоборческий период происходило развитие не только права, но и других отраслей знания 15.
Весьма заметным стало оживление научных исследований при императорах аморийской династии (820—867). Стараясь не отстать от багдадских халифов, они оказывали покровительство науке и просвещению, поддерживали морально и материально ученых. Основатель династии Михаил II Травл (820—829) хотя и был неграмотным (о нем говорили, что другой успеет прочитать целую книгу, прежде чем он разберет буквы собственного имени) 16, понимал, тем не менее, роль знания и постарался дать своему сыну, будущему императору Феофилу (829—842), надлежащее образование. В качестве его воспитателя Михаил II пригласил крупного ученого своего времени, видного идеолога иконоборческого движения Иоанна Грамматика.
В историографии о Феофиле сложилось представление не только как о справедливом правителе, но и как об образованном человеке, который изучил до тонкостей греческий и латинский языки, астрономию, естественную историю, занимался рисованием и перепиской манускриптов. Обладая познаниями в теологии, он вступал в споры с богословами. Феофил заботился о распространении грамотности, покровительствовал выдающемуся византийскому ученому Льву Математику, назначив его профессором с выплатой из казны вознаграждения за работу 17.
Особенно много внимания уделял делу просвещения кесарь Варда, дядя императора Михаила III (842—867). Варда завершил работу, начатую Феофилом и продолженную после его смерти регентом Феоктистом, по организации учебного заведения в Константинополе (см. ниже, с. 394—395).
Особую заботу о просвещении проявляли первые императоры Македонской династии (867—1056). Ее основатель Василий I (867—886), будучи сам малограмотным, придавал большое значение наукам. Он сделал Фотия, одного из образованнейших людей эпохи, воспитателем своих сыновей: Константина, Льва, Александра, Стефана. Лев VI (886—912), «наибольший философ из императоров», как и его отец, хорошо понимал роль знаний в жизни общества. Под руководством Фотия он приобрел обширные познания в грамматике, риторике, философии, богословии, математических дисциплинах. Особенно он интересовался античной литературой.
В историографии Лев VI известен как ученый и писатель (Theoph. Cont. P. 276—277). Его перу принадлежит большое число светских и богословских сочинений. За свою многостороннюю эрудицию он получил прозвище «Мудрого». По его инициативе и при его участии было предпринято издание «Василик», свода законов, представляющего собой изложение основных положений Юстинианова права. Немало усилий прилагал Лев VI к совершенствованию системы обучения в империи (Кекавм. Коммент. С. 577) 18.
После смерти Льва VI в 912 г. и Александра в 913 г., в малолетство Константина VII Багрянородного регентский совет во главе с патриархом Николаем Мистиком, а затем соимператор Роман I Лакапин (920—944), занятые решением других задач, уделяли мало внимания вопросам обучения. Константин VII, отстраненный Романом I от управления государством, всецело посвятил себя изучению самых разнообразных научных дисциплин. Он много читал, в его распоряжении находилась богатая библиотека дворца, которую он пополнял покупкой рукописей. Он не только сам стремился приобрести разносторонние знания, но и заботился о широком распространении их, стараясь приобщить к ним как можно больше людей. По его распоряжению и при его непосредственном участии были составлены труды энциклопедического характера по самым различным отраслям знаний. В предисловии к одному из них, «Геопоникам», анонимный автор обращается к Константину VII со словами благодарности за его заботу об образовании и за возрождение занятий философией и риторикой, «пришедших в упадок и погруженных в немую глубину Леты» (Геопоники. С. 37) 19. Продолжатель {371} Феофана пишет о восстановлении при Константине преподавания арифметики, музыки, астрономии, геометрии, стереометрии и философии. По его словам, он собрал вокруг себя всех выдающихся и знаменитейших ученых, назначил их профессорами и поручил им обучать тех, кто желал получить образование. Он оказывал покровительство учителям и ученикам и интересовался их успехами (Theoph. Cont. Р. 446).
Преемники Константина VII Багрянородного, напротив, уделяли мало внимания делу просвещения. В сочинениях писателей-современников эта эпоха представлена как царство невежества. «Все изгнано,— пишет поэт Иоанн Геометр,— отвага, разум, знанье,— невежество царит у нас и пьянство» 20. Столь же критически оценивает данный период и Михаил Пселл, как в надгробном слове Иоанну Ксифилину (МВ. IV. Р. 433) 21, так и в «Похвале Иоанну Италу», где он с особой силой подчеркивает упадок науки и образования в правление преемников Константина VII. «... Хотя наследовать словесные богатства,— замечает он,— должны потомки, сокровище мудрости воспринято теми, кому оно не принадлежит по праву,— варварами, иноземцами, а Эллада между тем, вместе с ионийскими поселенцами, отстранилась от отцовского наследия, и оно перешло к ассирийцам, мидянам, египтянам. Все настолько переменилось, что эллины ведут себя по-варварски, а варвары — по-эллински. Ныне, если случится эллину попасть в Сузы пли Экбатаны, древнее владение Дария, то он услышит от вавилонян вещи, которых не слыхал на собственном языке, и станет там восхищаться любым человеком, впервые, пожалуй, узнавая, что мудрость была устроительницей всего. А если среди нас окажется кичливый варвар и вступит в разговор с жителями Эллады и всего нашего материка, то почти всякий раз собеседниками его будут не только полуослы, но даже полные ослы» (Памятники. С. 146). Аналогичным образом Михаил Пселл характеризует это время и в своем историческом труде. «Ныне,— пишет он в „Хронографии“,— ни Афины, ни Никомидия, ни Александрия в Египте, ни Финикия, ни оба Рима (первый — худший и второй — лучший) и никакой другой город не могут похвастаться ни одной из наук, а золотые россыпи, рудоносные и среброносные жилы, да и не такие дорогие залежи лежат, спрятанные от глаз» (Мих. Пс.С. 82).
Резко отрицательно характеризует Михаил Пселл и уровень образованности самих василевсов, правивших в описываемый им период. Он говорит о презрительном отношении к ученым Василия II (976—1025), о его неумении говорить, о недостаточном знакомстве с науками Константина VIII (1025—1028) и элементарном характере его грамотности, о поверхностных и неглубоких знаниях Романа III Аргира (1028—1034), о непричастности к эллинской культуре Михаила IV Пафлагона (1034—1041) (Mich. Ps. I. Р. 18, 23, 28—29, 32—33, 56). Хотя императоры, правившие после Константина VII, вынуждены были заботиться больше о неприкосновенности границ государства, чем о школах и обучении, все же в жалобах Пселла на низкий уровень образования в империи в этот период много преувеличений. Сам же Пселл {372} в другом месте своей «Хронографии» замечает, что, несмотря на презрение Василия II к научным занятиям, «в те времена появилось немало философов и риторов», которые интересовались науками ради них самих (Ibid. I. Р. 18).
Анна Комнина также отмечает пренебрежение науками, которое наблюдалось у большинства людей в период, охватывающий время правления Василия II и его преемников до Константина IX Мономаха (1042—1055), однако она не говорит о полном исчезновении знаний (Ann. Comn. II. Р. 33). Все это свидетельствует скорее о некотором снижении уровня образованности во второй половине Х — первой половине XI в., но ни в коем случае не об упадке научных занятий в империи в указанный период.
При Константине IX Мономахе наступает новое оживление научной деятельности.
Этот василевс, по характеристике Михаила Пселла, хотя и «не слишком преуспел в науках и не обладал даром красноречия», тем не менее весьма благожелательно относился к ученым, оказывал им покровительство и питал слабость к науке. В своем дворце он собрал образованнейших людей эпохи (Mich. Ps. I. Р. 134). Среди них наиболее выдающимися были Константин Лихуд, Михаил Пселл, Иоанн Мавропод, Иоанн Ксифилин, к которым император нередко обращался за советами по вопросам управления государством. При их содействии в Константинополе было открыто высшее учебное заведение с двумя отделениями права и философии. Сам Константин IX посещал занятия, слушал и записывал лекции его профессоров 22.
Благоприятным было положение ученых и при Исааке I Комнине (1057—1059), питавшем глубокое уважение к науке. По словам Продолжателя Скилицы, Исаак I Комнин был «нрава твердого, души доброй, характера горячего, на руку скор, умом быстр, на войне полководец искусный, для врагов страшный, к своим добрый, наукам приверженный» (Мих. Пс. Комментарий. С. 291—292). Он был малообразованным, не обладал достаточными познаниями ни в грамматике, ни в юриспруденции. Однако к ученым он относился благосклонно и охотно принимал их при своем дворе (Mich. Ps. II. Р. 113—122).

Время правления императоров из династии Дук (1059—1078), пришедших к власти после отречения Исаака I Комнина, Михаил Пселл характеризует как наиболее благоприятное, для расцвета научных занятий. По его словам, Константин Х Дука (1059—1067), заявивший при вступлении на престол, что он предпочитает славу ученого славе василевса, и проводивший все свое свободное от государственных забот время за чтением книг, был беспредельно предан наукам. И хотя он не получил основательных познаний ни по риторике, ни по философии, тем не менее благодаря своим природным талантам ни в чем не уступал ни философам, ни риторам (МВ. IV. Р. 270; Mich. Ps. II. Р. 139, 150, 152). Страстным любителем наук и поэзии был его сын Михаил VII Парапинак (1071—1078), который почти не занимался государственными делами, а проводил время в научных беседах, сочинял стихи и писал истории (Zonar. III. Р. 708, 710, 714). Он отличался разносторонней образованностью, знанием грамматики, риторики, философии, мате-{373}матических наук, физики. Ему доставляли радость «книги по всем наукам, разные мудрые речи, краткие высказывания, сборники изречений, красота сочетания, разнообразное убранство речей, чередование стилей, новоречие, поэтический строй речи, а еще больше страсть к философии, постижение принципов, аллегорические толкования» (Мих. Пс. С. 190). При его дворе можно было встретить и философов, и риторов, и астрологов, и математиков, и физиков, и оптиков, и музыкантов. Все они находили благосклонный прием у императора (Mich. Ps. II. Р. 174— 175). Именно такое отношение к наукам и ученым Михаил Пселл ставит в заслугу Михаилу VII, в котором, по его выражению, «воплотилась сама мудрость, призывающая к себе во дворец своих питомцев» 23.
Не уступали Дукам в заботе о просвещении и Комнины (1081— 1185), которые придавали большое значение воспитанию и обучению. Алексей I Комнин (1081—1118) старался привлечь к двору образованных людей и поддерживал тех, кто имел склонность к занятиям науками. По свидетельству Анны Комнины, все причастные к науке люди были допущены во дворец. Сам император отдавал предпочтение богословию, ставя его выше всех других отраслей знания. Вместе с супругой Ириной он проводил дни и ночи за чтением Священного писания и сочинений отцов церкви. Особое внимание Алексей I уделял изучению догматических вопросов, побуждая всех заниматься больше теологией, нежели светскими науками (Ann. Comn. II. Р. 37—39; III. Р. 181; Zonar. III. Р. 754). Большой интерес к знанию и особенно к теологии проявлял его внук Мануил I (1143—1180). Он считал себя авторитетом в области догматики и нередко предлагал столичным ученым и духовным лицам для обсуждения различные богословские вопросы, высказывал собственное мнение по этим предметам (Nic. Chon. P. 209—219). Довольно образованным был и его двоюродный брат, Андроник I Комнин (1183—1185), запретивший под страхом смерти проводить диспуты по религиозным вопросам. Он с большим уважением относился к знанию и ученым, которых стремился собрать вокруг себя, в своем дворце, оказывая им, по словам Никиты Хониата, величайшие почести и награждая их всяческими подарками (Ibld. Р. 229, 331).
Новой характерной для данного периода чертой было появление в эпоху Комнинов литературных и философских кружков, в которых объединялись почитатели и любители науки и литературы. Известны три кружка. Одним из них руководила и направляла его деятельность дочь Алексея I Анна Комнина. Во главе второго стоял ритор и философ Михаил Италик. Третий группировался вокруг севастократориссы Ирины, вдовы Андроника, старшего брата Мануила I. Членами этих кружков были литераторы, риторы, философы, ученые. Так, в состав последнего кружка входили Иоанн Цец и Феодор Продром. Из второго вышли виднейшие писатели XII в. Евстафий Солунский и Михаил Хониат. К первому принадлежал Михаил Эфесский, один из комментаторов трудов Аристотеля. Участники кружков не только вели научные беседы, но и обсуждали трактаты, подготовленные ими для своих покровителей по различным отраслям знаний (Анна Комн. Предисл. С. 17, 33) 24.
Правящие василевсы, за редким исключением, с большим уважением относились к ученым людям, поддерживали их материально и награждали их высокими титулами. Придавая решающее значение образованию, они старались предстать в глазах своих подданных просвещенными людьми, заботящимися о возрождении занятий и распространении грамотности, покровителями наук и литературы. По словам Никиты Хониата, многие из ромейских монархов считали себя незаслуженно обиженными, если их не признавали мудрыми (Nic. Chon. P. 209).
Знание в Византии относили к разряду ценностей, приобретение которых было необходимо как императорам, так и подданным. Его рассматривали как средство, которое подкрепляло религиозные догмы, способствовало достижению истины, познанию божества и моральному самоусовершенствованию христиан. Знание вооружало их для борьбы с еретиками и со всеми инакомыслящими, ибо только оно помогало выяснить сущность ересей, избегать и опровергать их, выявлять у языческих авторов ошибки, которые были подвергнуты анафеме церковью, и то полезное, что не было чуждо христианскому учению (МВ. V. Р. 444—450).
Покровительственное отношение монархов к образованию объяснялось не столько их любовью к знанию, сколько чисто практическими соображениями. Византийская империя была централизованным государством. Во главе его стояло правительство, которое, по образному выражению, было «правительством писцов». Круг вопросов, которые находились в его ведении, был чрезвычайно широким. Оно осуществляло правосудие, распоряжалось финансами, занималось дипломатией и многими другими видами деятельности. Огромный бюрократический аппарат нуждался в хорошо обученных чиновниках, которые легко бы справлялись с возложенными на них довольно обширными и разнообразными обязанностями. Они должны были орфографически безукоризненно записывать то, что им диктовали их начальники, правильно, без ошибок, переписывать бумаги, составлять доклады, речи, послания, предписания, постановления, законы, хрисовулы, инструкции, тексты договоров и т. д. Документы полагалось излагать изысканно-литературным стилем, т. е. от чиновников требовали не только профессиональных знаний, но и общей культуры. Данные навыки и знания возможно было приобрести лишь после соответствующей подготовки. Наличие образования, таким образом, было одним из основных условий для получения должности в государственных и церковных учреждениях 25. Правда, оно не было специальным и не готовило чиновников к выполнению их функций.
Это было общее образование, которое мог приобрести в школе каждый желающий 26. Однако от него во многом зависело не только получение места в канцелярии, но и сама карьера чиновников. Нередко образованные люди достигали высоких чинов и постов, большой власти и благосостояния 27.
Императоры старались набирать кадры светской и духовной администрации из числа образованных лиц. Константин VII Багрянородный привлекал на службу в государственные канцелярии выпускников основанного им учебного заведения, назначая их секретарями, судьями, сборщиками податей, даже порой митрополитами (Theoph. Cont. Р. 446).
Карьера большинства выдающихся политических деятелей Византии, многие из которых были незнатного происхождения, показывает, что именно образование открывало им доступ в высшие слои общества и помогало им удержаться там. Благодаря знаниям Лев Математик был назначен митрополитом Фессалоники, а затем главой Магнаврской школы; Иоанн Ксифилин возглавил правовую школу, а впоследствии был избран константинопольским патриархом; Михаил Пселл был приближенным советником ряда императоров, и ему было поручено руководство философской школой; Евстафий был преподавателем патриаршей школы в Константинополе до того, как стал митрополитом Фессалоники (Солуни).
Образование не только позволяло подняться вверх по служебной лестнице и занять более почетное положение в обществе, но и гарантировало более сносные условия существования. Даже дети простых и бедных жителей империи, получив образование, могли улучшить свой социальный статус: стать духовными лицами, военачальниками, чиновниками, нотариями, писцами, библиотекарями, учителями и т. п. 28 В одной из поэм, приписываемых Феодору Продрому, отец, наставляя сына, призывает его прилежно учиться, чтобы по окончании школы достичь более завидной участи, и приводит в качестве примера человека, который в годы учебы был очень беден, а начав работать учителем, приобрел довольно значительное состояние 29.
Желая для своих детей лучшего будущего, родители стремились послать их в школу для обучения, так как надеялись, что «наука и письмо» помогут им сделать блестящую служебную карьеру. Иногда успешное завершение обучения оправдывало ожидания. Один из аморийских мучеников Каллист, отправившийся в Константинополь для продолжения своего образования, после окончания занятий был зачислен на военную службу и назначен комитом схол. Мефодий, получивший у себя на родине в Сиракузах весьма солидное образование и прибывший в столицу для поступления на службу при дворе, спустя некоторое время был избран патриархом. Никифор, будущий патриарх, после окончания школы был принят в штат императорской канцелярии 30. Биограф милетского епископа Никифора, рассказывая о своем герое, пишет, что многие родители стремились послать своих детей в школы для получения образования, которое они рассматривали как источник богатства и служебной карьеры 31. О пользе, которую старались извлечь из образования, говорит и Михаил Пселл, замечая, что только «ради нее {376} одной науками и интересуются, причем сразу же от них отворачиваются, если не достигают цели» (Мих. Пс. С. 14—15).
Чтобы получить образование, способное изменить их судьбу, люди были готовы принести большие жертвы. Один юноша, чтобы платить за свое обучение, вынужден был работать истопником в бане. Родители не щадили себя и не жалели никаких средств, нередко они распродавали свое имущество, лишь бы иметь возможность внести плату за обучение своих сыновей 32. При таком отношении к знанию неудивительно, что образование в Византии получали многие, если, конечно, они имели возможность заплатить за свое обучение 33.
Правящие василевсы стремились дать своим детям надлежащее воспитание. В качестве наставников они, как правило, приглашали наиболее выдающихся ученых своего времени. Естественно, что, занимаясь под руководством столь знаменитых деятелей науки, наследники престола приобретали разносторонние познания.
Не менее образованы были и дети знатных сановников, которые старались обучить своих отпрысков различным наукам. Вышедшие из среды светской знати будущие патриархи Тарасий и Никифор были чрезвычайно эрудированными людьми 34. Обширными познаниями по философии и риторике обладал происходивший из богатой и знатной константинопольской семьи великий логофет Симеон Метафраст. «Отменной учености» был и «первый министр» Константина IX Мономаха Константин Лихуд, один из самых просвещенных людей своего времени, в совершенстве владевший риторикой, знаток права и философии (Mich. Ps. P. 58—60, 124). Полководец XI в. Кекавмен хотя и говорит о своем невежестве, об отсутствии у него «эллинского воспитания», тем не менее был весьма начитанным человеком, хорошо знавшим военно-стратегические трактаты древних авторов, осведомленным в вопросах истории и религии (Кекавм. Коммент. С. 272—273, 480, 565—566).
Дети менее состоятельных граждан империи также довольно часто проходили полный курс обучения и добивались больших успехов на литературном и научном поприще. Это — Лев Математик, Иоанн Мавропод, Михаил Пселл, Иоанн Ксифилин, Иоанн Итал, Иоанн Цец, Феодор Продром и многие другие, перечисление которых заняло бы немало места. Они далеко превосходили современников по уровню образованности и эрудиции. Об этом свидетельствуют их труды по разным отраслям знания.
Довольно образованными были и чиновники многочисленных правительственных канцелярий, о чем нередко говорится в источниках. Весьма ученым называет Продолжатель Феофана логофета дрома Иоанна Агиополита (Theoph. Cont. P. 353). Похвально отзывается Михаил Атталиат об образованности и опытности в государственных делах Василия Малеси, первого министра при Романе IV Диогене, а чиновника по делам прошений Льва он характеризует как человека замечательного ума и познаний (Att. Р. 167). Высокую оценку знаниям судий Анато{377}лика и Другувита дает Михаил Пселл, называя их «умнейшими из людей» и обращаясь к ним как «философ к философу» (МВ. V. Р. 273— 274). Обширными познаниями выделялись среди своих коллег судьи Армениака, Македонии (МВ. V. Р. 269, 439), являвшиеся учениками Михаила Пселла. Прекрасно образованным был и соученик Михаила Пселла Эгейский судья Николай Склир 35. Судья Селевкии, асикрит Роман был автором чрезвычайно популярного в Византии учебника по логике и предметам квадривиума 36.
В школы, которые существовали как в городах, так и в сельских поселениях, могли ходить не только сыновья привилегированных жителей империи. Они были доступны и открыты для всех слоев византийского общества. Их посещали даже выходцы из семей ремесленников, земледельцев и воинов. Солидное образование получил Антоний I Кассимат, иконоборческий патриарх, которого традиция считает сыном сапожника (Scrip. incert. P. 350). Оно дало ему возможность на равных вести полемику с иконопочитателями и отстаивать учение иконоборцев по вопросу о культе икон.
Для детей воинов, павших на полях сражений, Алексеем I Комниным была организована грамматическая школа (Ann. Comn. III. Р. 214— 215). Порой даже рабов учили грамоте. Так, был отдан в обучение хозяином раб-«скиф» Андрей Юродивый, который быстро овладел греческим языком, а также чтением и письмом. После окончания занятий патрон сделал его своим нотарием 37. Среди домашних рабов, находившихся в собственности богатых византийцев, имелись рабы-писцы, врачи, воспитатели детей 38.
Читать и писать в Византии умели не только мужчины, но и женщины. Среди византийских аристократок встречалось немало просвещенных женщин. Дочь Константина VII Багрянородного Агата выполняла обязанности личного секретаря своего отца. Супруга Константина Х Дуки Евдокия была образованнейшей женщиной, покровительницей наук. Жена Алексея I Комнина Ирина Дукиня увлекалась чтением трудов отцов церкви и особенно Максима Исповедника (Ann. Comn. II. Р. 37—38; III. Р. 60). Их дочь Анна Комнина была одной из самых выдающихся женщин Византии. Вообще в XI—XII вв. в Константинополе жило много знатных женщин, которые оказывали покровительство ученым, писателям, медикам, вели с ними беседы по различным научным вопросам, увлекались чтением и даже сами пытались писать 39. Немало грамотных женщин было и в предшествующие столетия. Феоктиста, мать Феодора Сту- дита, не получившая в детстве образования, выучилась читать и писать только после того, как вышла замуж, но при этом достигла таких успехов, что смогла руководить занятиями своих детей: трех сыновей и дочери. Феодора Солунская (IX в.) была обучена основам знаний своим отцом-священником. Грамотной была и ее современница Афанасия Эгинская, которая в праздничные и воскрес-{378}ные дни собирала вокруг себя соседей и читала им Священное писание. Мать Михаила Пселла Феодота была настолько знающей, что, заметив незаурядные способности своего сына, настояла на дальнейшем обучении его наукам (Анна Комн. Комментарий. С. 510) 40.
Грамотными в Византии были не только светские лица, но и духовенство 41. При посвящении в духовные звания от кандидатов требовали определенного минимума знаний: они должны были уметь читать, быть знакомыми со Священным писанием, особенно с Псалтирью, знать на память символ веры и решения соборов, касающиеся в основном дисциплинарных вопросов 42. Более строгие требования предъявлялись к митрополитам и епископам. Согласно новелле Алексея I Комнина, обязательным для них считалось не только примерное поведение, но и основательное образование.
Естественно поэтому, что среди высших церковных иерархов было немало высокообразованных людей. Как правило, они по своему происхождению принадлежали к светской знати и в детстве имели возможность пройти полный курс обучения. Так, упомянутые выше константинопольские патриархи Тарасий, Никифор, Мефодий, Фотий, Константин Лихуд, Иоанн Ксифилин далеко превосходили своих современников по уровню и объему знаний 43. Довольно просвещенными были и митрополиты, и епископы. Стефан Сурожский усвоил весь курс наук того времени и превзошел как своих сверстников, так и наставников 44. Весьма сведущими в науках и искусствах были Амфилохий Кизический, Захарий Халкидонский, Григорий Асвеста Сиракузский, друзья и ученики Фотия, объединявшего вокруг себя самых образованных людей, относившихся с большим пиететом к знаниям и просвещению 45. Весьма основательными познаниями отличались Феодор Эдесский и Никифор Милетский. Наиболее выдающимися среди церковных деятелей были: видный ученый Арефа Кесарийский, составивший толкования как к библейским текстам, так и к античным памятникам; один из образованнейших людей своего времени Евстафий Солунский; его ученик, афинский митрополит Михаил Хониат, и многие другие 46.
Среди византийского монашества также встречались весьма образованные люди. Главная цель обучения монахов — подготовка из них каллиграфов, певчих, составителей церковных песнопений и чтецов. Чтобы привить им навыки чтения и письма, их обучали грамматике (PG. Т. 99. Col. 168 А—В, 273В—С). Известно, что в праздничные дни в студийском монастыре выдавали книги монахам, они обязаны были их читать до вечера (Ibid. Col. 1713 А—В). Некоторые из них отличались незаурядной образованностью. Таким был Феодор Студит, который прошел полный курс светского обучения, усвоив грамматику, поэтику, {379} риторику и философию (Ibid. Col. 117. C—D, 237 A—B). Николай Студит, знаменитый каллиграф, великолепными манускриптами которого восхищаются и в наши дни, также изучал светские науки, и прежде всего грамматику (Ibid. Т. 105. Col. 872). Многие монахи были авторами трудов по богословию, поучений, жизнеописаний знаменитых духовных лиц. Один из самых прославленных из них — Симеон Новый Богослов, родоначальник византийского мистицизма, перу которого принадлежит ряд сочинений по данному вопросу. Игнатий, диакон церкви св. Софии, составил жития патриархов Тарасия и Никифора. Стефан диакон той же церкви, написал житие Стефана Нового, монах Никита — житие Филарета Милостивого.
Захватившие в 1204 г. Константинополь участники Четвертого крестового похода с презрением смотрели на византийцев, считая их грамотеями, а не воинами, насмехаясь и поте- шаясь над их привычкой носить с собой тростниковые перья, чернильницы и книги (Nic. Chon. Р. 594).
Однако, несмотря на возможность посещения школ выходцами из всех социальных слоев, грамотность тем не менее не была всеобщей. В стране оставалось много (по подсчету П. Лемерля, почти 9/10 населения империи) неграмотных 47. Подавляющая часть жителей сельской округи не обладала даже минимумом знаний. Сыновья крестьян фактически не получали никакого образования. Известный монах VIII—IX вв. Иоанникий Великий, родившийся в деревне в Вифинии, в детстве пас свиней, а не занимался в школе. Грамоте он выучился только в монастыре, куда удалился в возрасте 47 лет после 24 лет военной службы. Его современник Евфимий Новый, происходивший из Галатии, из деревни в окрестностях Анкиры, до своего пострижения в монахи также не умел ни читать, ни писать. Он был сыном стратиота и начал служить в армии Феофила, не успев выучиться грамоте. Лишь в монастыре он приобрел начатки знаний 48. Феодор Вальсамон, правовед XII в., с горечью замечает, что за стенами столицы было мало образованных людей. Монастырские уставы нередко упоминают неграмотных монахов 49. Об их невежестве говорит и Кекавмен (Кекавм. С. 216—217). Даже среди священников, влиятельных чиновников, сановников и императоров встречались необразованные люди.
Как правило, эти лица в детстве не ходили в школы. Один из высших государственных чиновников, логофет Иоанн, назначенный Константином IX Мономахом на должность «первого министра» вместо Константина Лихуда, удаленного со своего поста по проискам врагов, был малоспособным и совершенно необразованным человеком (Cedr. II. Р. 610; Zonar. IV. Р. 180; Glyc. P. 599). Христофор Митиленский в своих сатирических произведениях высмеивает неграмотных священников: один из них в прошлом был моряком, другой трактирщиком; во время службы они употребляли жаргонные словечки, которыми пользовались раньше 50. Учитывая, что в стране не все были образованными, императоры при отсутствии грамотных разрешали брать в качестве свидетелей (особенно при составле-{380}нии завещаний) даже людей, не умеющих ни читать, ни писать. Они удостоверяли подлинность документов тем, что ставили кресты вместо подписи.
При всей своей глубокой религиозности византийское общество продолжало хранить в области просвещения верность античным традициям. В учебных учреждениях империи изучали классические науки, а преподавание вели по учебникам, созданным в эллинистическую эпоху. Это образование имело светский характер и придерживалось античных принципов и методов обучения 51.
Светским наукам обучал юношей и Лев Математик, за что был подвергнут злобным нападкам со стороны одного из своих учеников, Константина Сицилийского, в памфлете, озаглавленном «Героические и элегические стихи на Льва Философа Константина, ученика его».
Воспитанник обвинял своего наставника в эллинизме, в страстной преданности эллинским наукам, в отступничестве от почитания св. Троицы, в поклонении Зевсу и неисчислимому сонму богов (PG. Т. 107. Col. LXI—LXIV). На эллинских науках был воспитан и Роман III Аргир (Mich. Ps. I. Р. 32—33). Идеальным типом образованного человека в Византии оставался человек, получивший классическое воспитание, хорошо знавший античную литературу. В своих сочинениях византийские писатели постоянно приводят отрывки из произведений классических авторов и дают ссылки на них. При этом они не просто восхищались античными творениями, но и старались подражать и следовать им 52. Образами античной мифологии и классическими реминисценциями насыщены стихотворения Христофора Митиленского. Полны ссылок на Гомера, Софокла, Эсхила, Еврипида, Ксенофонта поэмы Иоанна Геометра, выражавшего подлинное преклонение перед античной литературой.
Весьма ценил древнегреческую литературу и Иоанн Мавропод, евхаитский митрополит, начинающий одну из своих, религиозных поэм явной реминисценцией из «Ипполиты» Еврипида 53. Идеалом византийцев был не только человек, хорошо знавший античную литературу, но и человек, обладавший энциклопедическими, универсальными знаниями. Многие византийские писатели обнаруживают хорошее знакомство с грамматикой, риторикой, философией, правом, медициной, богословием и даже с оккультными науками.
Основная цель, которую преследовали византийцы, изучая труды древнегреческих мыслителей, состояла в усвоении и запоминании знаний, накопленных в предшествующие эпохи, главным образом, в античности 54. Византийцы, гордившиеся своими знаниями античной литературы и проявлявшие большую любовь к классическому образованию, с еще большей почтительностью и благоговением относились к занятиям теологией. По их представлениям, образованным человеком можно было считать лишь того, кто обладал знанием как светских, так и священных {381} наук. При этом первые рассматривали как подготовительный этап на пути познания истин, заключенных в Священном писании и творениях отцов церкви, изучению которых они уделяли огромное внимание. Светская наука даже для тех, кто старательно штудировал труды грекоримских мыслителей, была лишь служанкой божественной мудрости. Они разделяли античное наследие на «приемлемое» и «неприемлемое» для христианина. По образному выражению Михаила Пселла, первое они «принимали как пищу», а последнее «выплевывали как яд» (МВ. IV. Р. 456; Mich. Ps. Scr. Min. I. Р. 441) 55.
Авторы агиографических памятников, рассказывая о жизни своих героев, получивших как светское, так и религиозное образование, непременно подчеркивали, что из первого они извлекали только полезное 56.
Тонкий ценитель классической литературы, патриарх Фотий, несмотря на свое увлечение античными произведениями и «внешней», т. е. светской наукой, считал языческие знания обманом, а священные науки характеризовал как истинные и восхвалял занятия ими (PG. Т. 101, Col. 641 С). Прекрасный знаток античной литературы Иоанн Мавропод критикует ее создателей за высокомерие, надменность, поэтическую велеречивость, за рассказы, недостойные целомудренных ушей, за чрезмерную изощренность, ложь, за стремление «обмануть и очаровать слух». Он старается предостеречь их читателей от восхищения мифами, переданными в памятниках древнегреческой словесности 57. Восторженный поклонник античных философов, получивший блестящее светское образование, Михаил Пселл, по его словам, занимался только теми эллинскими науками, которые не были отвергнуты церковными авторитетами (Mich. Ps. II. Р. 77), и заимствовал из них только то, что не противоречило религиозным догмам (МВ. V. Р. 445). Наибольшее же внимание он уделял чтению и изучению Библии и патристической литературы (Mich. Ps. I. Р. 138). Своему воспитаннику, будущему императору Михаилу VII, Михаил Пселл преподавал светские и «божественные» дисциплины, делая упор прежде всего на усвоение его питомцем последних, поскольку хотел сформировать из него правителяхристианина. Он составил для своего царственного ученика наряду с комментариями к трактатам Платона, Аристотеля и других древних мыслителей толкования к псалмам, где осуждал «превозносящих эллинскую мудрость и пренебрегающих христианской» (Mich Ps. Scr. min. I. Р. 372—373, 411—412) 58. Курс обучения, позволяющий, по мнению византийцев, получить всестороннее и законченное образование, следовал плану, выработанному в поздней античности и принятому в школах ранней Византии. Он слагался из дисциплин тривиума и квадривиума. В состав первого входили грамматика, риторика, диалектика, в состав последнего были включены арифметика, геометрия, музыка или гармония, астрономия, а также физика. Преподавание грамматики, риторики, диалектики преследовало цель воспитания культурного человека, хорошо знающего и понимающего классическую литературу- Обучение математическим наукам должно было способствовать развитию познавательных способностей и логического мышления, т. е. содействовать усовершенствованию разума. Отношение византийцев к указанным циклам было неадекватным. Преподавание литературных дисциплин было довольно широко распространено. Они составляли основу занятий в школах Византии. Изучение предметов квадривиума было уделом единиц, и лишь немногие из византийцев овладевали ими. После усвоения арифметики, геометрии, музыки, астрономии и физики приступали к ознакомлению с так называемым чистым знанием или метафизикой с целью исследования природы сущего и познания высшего бытия, высшего единства, высшего блага и т. п. Завершали курс обучения занятия первой философией, под которой в Византии подразумевали богословие. Они были необходимы для воспитания истинного христианина, подготавливая его к восприятию догматов вероучения и усвоению божественной истины 59. Указанного плана обучения твердо придерживались в Византии, и в течение рассматриваемых столетий в него не было внесено никаких кардинальных изменений.

В VIII в. предметы тривиума и квадривиума изучал Феодор Студит (PG. Т. 99. Col. 117 C—D, 237 А—В). О глубоком усвоении духовных и светских наук — грамматики, поэтики, астрономии, геометрии и дисциплин полного круга образования — Стефаном Сурожским говорится в его житии 60. Обширные познания по грамматике, поэтике, риторике, философии, математическим и естественным наукам получил, по свидетельствам современников, и патриарх Фотий (Theoph. Cont. Р. 276—277).
Аналогичные дисциплины проходил и Михаил Пселл, о курсе обучения которого содержатся довольно обстоятельные сведения в его произведениях. В посланиях, направленных им патриарху Михаилу Кируларию (МВ. V. Р. 506—507) и друнгарию виглы Махитарию (Ibid. Р. 352), кратко перечислены предметы, которые он штудировал. Это риторика, геометрия, музыка, ритмика, арифметика, астрономия, право, философия, богословие. Более подробная характеристика курса его образования дана в Хронографии (Mich. Ps. I. P. 134—138). Эти же дисциплины Михаил Пселл преподавал и своим ученикам, ибо главной целью своей педагогической деятельности он считал обучение их «искусству» и «знанию», т. е. риторике и философии. Описывая предметы, которым Михаил Пселл обучал Михаила VII, Иоанн Зонара называет те же самые науки. Ко всему этому, по словам хрониста, царственный воспитанник не имел никаких способностей (Zonar. III. Р. 708, 714).
В XII в. Иоанн Цец, описывая в «Хилиадах» современный ему курс обучения, отмечает, что в него входят грамматика, риторика, философия, арифметика, геометрия, музыка, астрономия. Эти же предметы изучала и Анна Комнина, образованностью которой восхищались современники (Zonar. XVIII, 24), называвшие ее «тринадцатой музой», «обиталищем харит» 61, говорившие о ее увлечении философией и науками (Nic. Chon. {384} Р. 15) и сравнивавшие ее со знаменитыми женщинами-философами античности: Феано, Гиппархией, Ипатией, поэтессой Сапфо (Анна Комн. Предисл. С. 18—19) 62. Сама Анна Комнина в «Алексиаде» неоднократно упоминает о своих учебных занятиях. Она говорит, что не только не была «чужда грамоте, но досконально изучила эллинскую речь, не пренебрегла риторикой, внимательно прочла труды Аристотеля и диалоги Платона и укрепила свой ум знанием математической четверицы» (Анна Комн. С. 53). Наряду с этими науками Анна штудировала поэтов и историков с тем, чтобы на их примерах исправить шероховатости своего стиля, над которым она упорно работала (Ann. Comn. III. Р. 218).
Как и в ранней Византии, в рассматриваемый период курс обучения состоял из трех этапов: подготовительного, обозначаемого в источниках как προπαιδεία (PG. Т. 100. Col. 1081; Т. 105. Col. 869); среднего, называемого нередко как παιδεία — «воспитание» или ε;’νκύκλιος; παιδεία — παιδεία «всеохватывающее, всеобщее воспитание» 63; и высшего 64. В VII—XII вв., как и в античности, и в ранней Византии, дети посещали школы грамматиста, где их учили чтению и письму, затем грамматике, и заканчивали образование в школах ритора и философа 65.
Под руководством грамматиста изучал вступительные науки будущий патриарх Константинополя Никифор (VIII—IX вв.) (Niceph. Brev. Р. 144). В Иерусалиме элементарную школу посещал Михаил Синкелл (761—846), сын знатных родителей. Занимаясь в ней, он добился значительных успехов 66. В учебном заведении, расположенном в местности около Амастриды, получил начальное образование Георгий Амастридский (VIII—IX вв.). Принадлежавший к хорошо обеспеченной семье житель Галатии Еварист Студит (IX в.) также прошел курс предварительного обучения 67. Довольно обширные познания по основам наук приобрел у себя дома, на Крите, знаменитый каллиграф Николай Студит (PG. Т. 105. Col. 869). Будущий просветитель славян Константин, принявший после пострижения в монахи имя Кирилл, окончил элементарную школу в своем родном городе, в Фессалонике 68, а Афанасий Афонский — у себя на родине, в Трапезунде 69. Христодул Патмосский (XI в.) учился грамоте в сельской школе близ Никеи 70.
Начальное образование получали не только мальчики, но и девочки. Так, Афанасия Эгинская (IX в.) и Феодора Солунская (IX в.) приобрели навыки чтения и письма у себя дома 71. Дочь Михаила Пселла Стилиана {385} на седьмом году жизни стала заниматься вступительными дисциплинами с тем, чтобы, усвоив их, приступить к чтению священных текстов (МВ. V. Р. 65). Анна Комнина сообщает, что свой курс образования она начинала с изучения предварительных наук (Ann. Comn. III. Р. 218). Элементарные школы были чаще всего частными учреждениями, иногда их организовывали при церквах и монастырях. Так, юный Михаил Пселл посещал начальную школу, которая функционировала при Нарсийском монастыре. Известно, что она продолжала существовать и в XII в., когда о ней упоминает монах Иерофей 72.
В источниках начальные учебные заведения называют либо школой грамоты, либо просто школой, а преподавателей — либо дидаскалами, либо педотривами, либо педагогами, либо грамматистами 73. Социально-экономическое положение их было очень скромным, а порой даже бедственным. По своему статусу они принадлежали к низшему общественному слою. Уровень образованности их довольно часто был весьма незначителен. К занятиям в элементарной школе дети приступали, когда им исполнялось 6—9 лет.
Так, Феодор Студит (PG. Т. 99. Col. 237) и Афанасия Эгинская начали изучать первоначальную грамоту в 7 лет, Андрей Критский, Григорий Декаполит — в 8 лет, Давид Митиленскнй — в 9 лет. Были и исключения: Михаил Пселл стал заниматься с педагогами в пятилетнем возрасте, а Стефан Новый — в шестилетнем. Очень рано пошел в школу и Христодул Патмосский 74.
В начальной школе дети проходили так называемые вступительные науки: их учили читать, писать и считать, а также основам грамматики. Так, под руководством наставников и Михаил Синкелл, и Феодор Студит, и Николай Студит, как и многие другие юные жители империи, овладевали навыками чтения и письма 75.
Методы преподавания оставались прежними. В обучении соблюдался принцип постепенного усвоения материала, оно шло от более простого к более сложному 76. Кроме чтения и письма и счета, школьников учили петь, а также сообщали самые общие сведения по светской и библейской истории 77.
Содержание элементарного образования в рассматриваемый период претерпело существенные изменения. Если в ранней Византии в основу преподавания были положены произведения Гомера и других античных писателей и лишь со временем учителя стали обращаться к христианским текстам, то теперь на первый план выдвигаются книги Священного писания, и прежде всего Псалтирь, из которой заучивали наизусть псалмы, а также подборки из агиографических памятников и трудов отцов церкви 78. Во многих житиях сообщается, что их герои в школьном {386} возрасте овладевали «божественной и священной грамотой». Антоний Кавлей, Никита Мидикийский, Христодул Патмосский начинали свой учебный курс с чтения религиозных сочинений. Биографы Феодора Студита (PG. Т. 99. Col. 237) и Стефана Нового (Ibid. Т. 100. Col. 1081) также свидетельствуют, что в детстве оба подвижника учились читать и писать по Псалтири и житиям мучеников и святых. Библия и Псалтирь были основными учебными книгами Афанасии Эгинской и Феодоры Солунской.
Таким образом, в рассматриваемое время в византийских школах самой популярной и широко распространенной учебной книгой становится Псалтирь. Знание ее считалось обязательным и необходимым для всех. Хотя поэмы Гомера и басни Эзопа продолжали читать и изучать, в качестве учебного материала они были отодвинуты на второй план.
Начальное обучение продолжалось около трех лет. Большинство жителей империи на этом и оканчивало свое образование. Для тех, кто хотел учиться дальше, элементарная школа, снабжавшая своих воспитанников знаниями основ наук, была лишь ступенью для последующего обучения.
В отличие от элементарных школ, которые были повсеместно распространены в Византии, учебные заведения повышенного типа, т. е. школы грамматика, ритора и философа были сосредоточены в основном в Константинополе, который становится в рассматриваемый период центром самого разнообразного обучения, науки и культуры. Именно здесь готовились кадры гражданской и церковной администрации, государственного центрального и провинциального аппарата. Именно сюда, покидая родные места, устремлялись молодые люди, жаждущие получить образование и сделать карьеру 79. Уроженец небольшого поселения в Галатии будущий епископ Милета Никифор (X в.) прибыл в столицу для усовершенствования своего образования, ибо в его родном городе не было ни школы, ни преподавателя, который смог бы дать ему знания по грамматике и риторике 80.
Константин (Кирилл), страстно стремившийся продолжить свое образование, не нашел у себя дома, в Фессалонике, учителя, способного приобщить его к возвышенной науке и научить его понимать творения отцов церкви, и прежде всего Григория Богослова. И только в Константинополе, куда он прибыл по приглашению логофета Феоктиста, он смог осуществить свою мечту приобрести солидные познания по разным наукам 81. Основатель афонского монашества Афанасий, родившийся около 925 г. в Трапезунде, после окончания начальной школы, несмотря на горячее желание, не смог продолжить свое образование у себя на родине. Только поступив в школу в Константинополе, он получил возможность завершить его 82. В Константинополе же учились Иоанн Мавропод, Константин Лихуд, Михаил Пселл и многие другие выдающиеся деятели Византии.
Хотя в нашем распоряжении мало данных об учебных заведениях, функционировавших в других крупных городах Византии, тем не менее в ряде источников мы находим сведения о провинциальных школах грамматиков. В агиографических памятниках упоминаются лица, которые приобрели свои познания по грамматике у себя на родине, а затем отправлялись в Константинополь для завершения своего образования. Известно, что будущий патриарх Мефодий грамматику, орфографию и скоропись изучал в Сиракузах в Сицилии; Иоанн Ксифилин — в Трапезунде; Николай, игумен монастыря Красивого Источника на Олимпе — на Родосе 83.
На основании сказанного можно прийти к выводу о функционировании в отдельных провинциальных центрах только школ грамматиков. Школы же риторов, а тем более философов имелись только в столице. За ее пределами редко удавалось найти опытного преподавателя риторики и философии. Причем следует отметить, что в источниках речь идет о столичных учебных учреждениях более позднего времени, IX—XII вв. О школах второй половины VIl—VIII в. практически не имеется никаких данных. Агиографические памятники этого периода в очень общих и стереотипных выражениях рассказывают нам о воспитании и образовании своих героев и ничего не говорят, как и где оно было получено. Однако наличие высокообразованных для своего времени людей позволяет предположить, что в столице в указанный период действовали школы, организованные частными лицами. Занятия в них проходили постоянно и непрерывно, именно благодаря их деятельности интеллектуальный потенциал страны был довольно высоким. Даже в правление Константина V, в самый разгар иконоборческого движения, в Константинополе существовали частные учебные заведения и частные преподаватели, у которых проходили курс наук Тарасий и Никифор, Платон и Феодор Студиты, Антоний Кассимат и Иоанн Грамматик. Их обучение было проникнуто классической традицией, оставалось верным античным программам и имело по существу литературно-риторический, светский характер. Главными предметами их школьного цикла были грамматика, поэтика, риторика и философия 84.
Как правило, обучение в частных школах было платным и доступным только определенному социальному слою, а именно сыновьям состоятельных людей, т. е. чиновников столичной и провинциальной бюрократии и родственников церковных деятелей 85.
Начиная с IX в. и в последующие столетия в Константинополе появляется все большее число школ различного направления и часто весьма высокого уровня преподавания. Их роль в культурной жизни империи становится все значительнее. Школьное воспитание и обучение начинает все больше соответствовать тем высоким требованиям, которые ставит византийское общество перед образованными людьми. Оно все шире распространяется, число учеников увеличивается. Их педагоги стремятся {388} дать своим воспитанникам знание по самым разным научным дисциплинам 86.
Крупнейший ученый своего времени Лев Математик после возвращения в Константинополь в 20—30-х годах IX в. с острова Андрос, где он изучал риторику и точные науки, занялся частным преподаванием школьных дисциплин, уделяя преимущественное внимание математике, и прежде всего геометрии Евклида. Впоследствии он по инициативе логофета Феоктиста был назначен императором Феофилом профессором с выплатой жалованья в школу при церкви 40 мучеников севастийских (Cedr. II. Р. 168), расположенной на Месе между Августейоном и форумом Константина 87. По мнению П. Шпека, это школьное учреждение было связано только с личностью Льва Математика. После возведения его в сан архиепископа Фессалоники оно прекратило свое существование 88. Однако сведения об этой школе неожиданно вновь появляются в источниках XI в. Иоанн Мавропод в одной из своих эпиграмм говорит об участии ее питомцев в состязаниях по схедографии с воспитанниками других школ. Об этих соревнованиях идет речь также в 5 небольших анонимных стихотворениях, помещенных в вати канском кодексе XIV в. (Cod. Vat. gr. 1587) 89. Нельзя, конечно, быть полностью уверенным, что это было то же учреждение, в котором преподавал Лев Математик, хотя вполне возможно, что школа при церкви 40 севастийских мучеников продолжала функционировать в течение трех столетий, а может быть, и дальше. Теперь основным предметом преподавания в ней была грамматика, которая изучалась с помощью схедографии, представляющей собой чисто практический метод обучения данной дисциплине 90.
После восстановления иконопочитания в 843 г. и низложения Льва Математика с кафедры фессалоникийского митрополита он вновь вернулся к частному преподаванию. Правда, Продолжатель Феофана, сообщивший об этом факте, не указал, где именно Лев Математик проводил занятия (Theoph. Cont. P. 192).
От эпохи Льва Математика имеются сведения еще об одном учебном заведении, расположенном при церкви св. Апостолов. Именно в нем, по мнению Ф. Дворника, преподавал просветитель славян Константин (Кирилл) после своего возвращения из миссии к хазарам. Эта школа также функционировала в течение длительного времени. При патриархе Иоанне Х Каматире (1198—1206) она приобрела громкую славу. В ней обучали грамматике, риторике, философии, математическим дисциплинам и физике, здесь же происходили постоянные диспуты по различным проблемам между студентами. Школа была разделена на два отделения: одно было предназначено для изучающих предметы тривиума, другое для {389} тех, кто занимался арифметикой, геометрией, музыкой, физикой и медициной. Особенностью этого учреждения являлось то, что студенты обучали самих себя, обсуждая каждый вопрос школьного курса.
Главным арбитром для них был патриарх Иоанн Х Каматир. Богословие в школе при церкви св. Апостолов не преподавали. Это было учебное заведение, в котором главное внимание было обращено на занятия свободными искусствами 91.
В правление Василия I при Новой церкви, им построенной, была открыта школа, руководителем которой был маистр Григорий, названный в лемме «Палатинской антологии» (АР. VII. 327) дидаскалом. Ее существование подтверждается также леммой к эпиграмме Константина Кефалы (Ibid. VII. 429), в которой говорится об учебном заведении при этом храме. Основным предметом преподавания в нем была, по всей вероятности, грамматика, так как и педагоги, и обучающиеся основное внимание уделяли объяснению эпиграмм 92.
В Х в. в Константинополе существовало несколько школ. Сведения о них мы получаем из корреспонденции анонимного профессора, состоящей из 122 писем, и Жития Афанасия Афонского.
Анонимный профессор, уроженец Фракии, жил в Константинополе в 20—30-х годах Х в. при Романе Лакапине. Это был довольно образованный человек. Он преподавал грамматику и риторику. Основными учебными пособиями, используемыми им в процессе обучения грамматике, были произведения Дионисия Фракийского (II в. до н. э.), Каноны Феодосия Александрийского (V в.), работа по грамматике византийского автора IX в. Феогноста и «Эпимерисмы» Георгия Хировоска (VI в.), представляющие собой изложение грамматики на материалах Псалтири. Риторику его воспитанники изучали по трудам Гермогена из Тарса (II—III вв. н. э.) и Аффония (IV в.). Наш профессор был не только педагогом, но и скриптором, и издателем, и писателем. Правда, его собственные литературные сочинения, часто упоминаемые им в письмах, представляют собой образцы стиля, составляемые школьными преподавателями для обучения своих питомцев. По просьбе патриарха, предположительно Николая I Мистика (901—907, 912—925), он устанавливает текст некоторых сочинений отдельных отцов церкви, сопоставляя чтения, предлагаемые в разных рукописях, и выбирая из них лучшее, таким образом подготавливает их к публикации. Копированием книг он занимается по необходимости ради дополнительного заработка, так как денег, получаемых им с учеников, не хватало на содержание семьи, да и выплачивались они крайне нерегулярно 93.
Кроме школы анонимного профессора, в Константинополе в это время существовали еще три других учебных заведения, которыми руководили три маистра: асикрит Петр, Михаил и человек церкви, вероятно, священник Филарет. Они часто упоминаются в письмах нашего корреспондента. Это также были учреждения грамматико-риторического направления, равные по уровню преподавания, поскольку обучающиеся в них студенты {390} переходили от одного профессора к другому, выбирая наиболее подходящие условия для занятий. Все четыре школы были частными и платными 94.
О двух других школах, действовавших в Константинополе в эту же эпоху, т. е. в первой половине Х в., известно из Жития Афанасия Афонского, носившего до пострижения в монахи имя Авраамия. Прибыв в Константинополь из Трапезунда в правление Романа I Лакапина, Авраамий поступил в школу опытного педагога Афанасия Старшего, который носил титул «главы (руководителя) школ». Под его контролем, вероятно, находились и другие учебные учреждения этого периода.
После окончания курса Авраамий был избран преподавателями и учениками и утвержден императором сначала помощником учителя в своей родной школе, а затем самостоятельным педагогом в другом учебном заведении, расположенном вдали от прежней школы. Главная цель, которую преследовал Авраамий, поступая в школу, было усвоение «внешней мудрости», т. е. изучение материала светских наук, которые впоследствии он преподавал своим студентам 95.
В начале XI в., в правление сурового Василия II Болгаробойцы, в столице у лучших дидаскалов учился известный ритор и поэт Иоанн Мавропод, как об этом сообщается в посвященном ему энкомии Михаила Пселла. Последний превозносит образованность своего учителя и друга, который не только достиг вершин искусства грамматики, но и приобрел полное понимание высших наук (МВ. V. Р. 147).
После завершения своего обучения Иоанн Мавропод открыл в Константинополе школу, которая стала пользоваться широкой известностью. Свою главную цель Иоанн Мавропод видел в подготовке будущих чиновников для центрального и провинциального государственного аппарата. Он воспитал и обучил немало высокопоставленных государственных деятелей.
Иоанн Мавропод вел курсы по риторике, философии и праву. В упомянутом выше энкомии Михаил Пселл описывает методы его обучения. Свои занятия он обычно начинал с преподавания риторики, затем переходил к объяснению философии и оканчивал их изучением права.
Студентов он учил говорить и писать кратко и в то же время содержательно. Он знакомил их с произведениями Демосфена, Демада, Лисия, Исократа и Григория Богослова, отдавая при этом предпочтение сочинениям двух последних. Много времени Иоанн Мавропод уделял рассмотрению и объяснению философии, ее различных разделов: силлогистики, диалектики, аподиктики, логики. Софистику он оставлял вне поля зрения. После усвоения этого материала студентами он переходил к изучению с ними науки о природе, рассказывая им о земле, небе, о существах, одаренных душой, животных, растениях, затем подводил их к познанию бестелесных сущностей и метафизики (МВ. V. Р. 146—151). Именно в школе Иоанна Мавропода продолжил свое образование после возвращения в Константинополь юный Михаил Пселл. Здесь он получил основательную подготовку для занятий впоследствии науками. В это же учебное заведение, чтобы овладеть основами риторики и юриспруденции, поступил по приезде в Константинополь из Трапезунда Иоанн Ксифилин. {391} Обучение в школе Иоанна Мавропода было бесплатным, ибо он считал предосудительным брать деньги за столь благородное дело, как воспитание юношества, и торговать наукой 96.
После окончания курса обучения у Иоанна Мавропода и до открытия высшей школы Константином IX Мономахом Иоанн Ксифилин и Михаил Пселл занимались частным преподаванием. Особенно бурную деятельность развил последний. Он работал не в одной, а, вероятно, в нескольких школах. Его воспитанники различались между собой и возрастом, и уровнем развития. Он преподавал почти все предметы тогдашнего круга образования: и орфографию, и схедографию, и грамматику, и риторику, и философию, и предметы квадривиума, и физику, и право. При восшествии на престол Константина IX Мономаха его считали главным и лучшим профессором, хорошо знавшим риторику и философию. В основу обучения философии им были положены труды Платона, Аристотеля и неоплатоников: Порфирия, Ямвлиха, Прокла. Для ведения занятий по риторике им было составлено в качестве образцов стиля большое количество речей. Кроме того, им были созданы сочинения, являющиеся по сути дела учебными пособиями по этой дисциплине. В своих произведениях Михаил Пселл старался иллюстрировать положения, заимствованные у античных риторов, материалом, почерпнутым из творений христианских авторов 97.
Наличие в Константинополе в XI в. других педагогов по риторике подтверждает письмо, отправленное Михаилом Пселлом своему бывшему ученику протоасикриту Аристину. В нем сообщается, что сын Аристина вместе с некоторыми другими воспитанниками Михаила Пселла ушел от него и стал заниматься с другим профессором этой дисциплины 98. Кроме охарактеризованных учебных учреждений, в Константинополе в XI в. существовали школы при отдельных церквах, в которых преподавались светские дисциплины.
При церкви Богородицы в Халкопратии существовала грамматическая школа. Она была известна еще во времена Константина VII Багрянородного, который упоминает о ней в своем труде «О церемониях византийского двора» (De cer. Р. 167). Михаил Пселл одно из своих писем адресует маистру школы Халкопратии, ругая его за алчность (МВ. V. Р. 428—430). Вероятно, этого же дидаскала, являвшегося руководителем данного учебного заведения, продававшего за деньги своим воспитанникам схеды (грамматические упражнения), его жадность, его скупость высмеивает в своей сатирической поэме Христофор Митиленский. Другим наставником названного учреждения был Петр Грамматик. Им был скопирован парижский кодекс (Cod. Paris. Suppl. gr. 1096). В записи, оставленной на л. 329, он говорит о занимаемой им должности грамматика в этой школе и о завершении в 1070 г. своей работы по переписке манускрипта, содержащего Евангелие. Основным предметом преподавания была грамматика, а сама школа имела светскую направленность 99. {392}
При церкви св. Феодора в Сфоракиях также была открыта школа, которой Христофор Митиленский посвятил два стихотворения. В одном из них он описывает ее как учреждение общеобразовательной мудрости. В ней преподавали грамматику, а, возможно, и риторику, маистр Лев и его помощник (πρώξιμος) Стилиан. Их ученики, овладевшие схедографией, принимали участие в состязаниях, которые устраивались по этому предмету. Будущий митрополит Никеи Евстратий в протоколах судебных заседаний по обвинению в ереси Иоанна Итала назван помощником школы св. Феодора в Сфоракиях 100. Элементарная школа светского характера существовала при церкви Богородицы Диакониссы, расположенной в центре города, в многолюдном квартале Константинополя (МВ. V. Р. 420—421).

Школа светского характера функционировала при церкви св. Петра. В «Эпитафии Никите, учителю школы св. Петра» (МВ. V. Р. 87—96) Михаил Пселл сообщает, что в его время в этом учебном заведении было два дидаскала. Один преподавал грамматику, другой — философию. Учителем грамматики был Никита, а профессором философии — сам Михаил Пселл.
Он детально описал занятия, проводимые Никитой, который достиг самых вершин в обучении грамматике, превратив ее в «искусство искусств», «науку наук». Его преподавание было основано на изучении и комментировании произведений античных поэтов Архилоха, Эпихарма, Никандра, Пиндара и др. После завершения курса грамматики студенты под руководством Михаила Пселла приступали к занятиям философией. Будущий патриарх Николай III Грамматик (1084—1111) был сначала учеником, а затем профессором данной школы. В ней проходил курс наук и ритор Музалон, возглавивший ее после 1084 г. по распоряжению патриарха Николая III 101.
На рубеже XI—XII вв. при орфанотрофии св. Павла Алексеем I была создана грамматическая школа. В ней обучались дети, потерявшие родителей, и сыновья неимущих. Среди них, по словам Анны Комнины, было немало иноземцев: «латинян» и «скифов». В школе преподавали грамматику и схедографию. Ее основатель Алексей I заботился о получении ее воспитанниками общего гуманитарного образования. Педагоги и ученики ее находились на полном государственном содержании (Ann. Comn. III. Р. 214, 217—218; Zonar. III. Р. 745).
Приведенные примеры показывают, что преподавание наук в Константинополе никогда не прекращалось. Во все столетия рассматриваемой эпохи существовали профессора и школы.
Учебные учреждения, как правило, имели светский характер. Уровень преподавания в них зависел от образованности педагогов, от их научной и общественной квалификации и колебался от школы к школе. В одних изучали только грамматику, в других — риторику и философию, а в некоторых — даже предметы квадривиума. Учебные заведения обычно были частными. Чтобы посещать их, надо было вносить определенную сумму денег. Культурный подъем, начавшийся в Византии с середины IX в., оказал благотворное {393} влияние и на развитие образования: увеличилось число школ, действовавших в столице, и количество обучающихся в них.
Наряду с частными учебными заведениями в Константинополе функционировали называемые иногда «университетами» высшие школы, организуемые либо императорами, либо от их имени регентами. Это были государственные учреждения, возникавшие благодаря покровительству просвещенного правителя, увлеченного науками и стремящегося возродить их изучение. На содержание профессоров, занимавших весьма видное место в столичной иерархии, и студентов выделялись довольно значительные средства. Обучение в них было бесплатным и теоретически было доступным представителям всех социальных слоев в империи. В действительности же здесь получала образование византийская элита, так как поступающие в них должны были обладать определенным минимумом знаний, приобретаемых на более низких ступенях обучения, большей частью платных. Число студентов в государственных школах было невелико. Главной задачей, стоящей перед ними, была подготовка чиновников государственного аппарата. Основное внимание уделялось преподаванию семи свободных искусств, являющихся базой обучения. Богословие среди них отсутствовало. Высшие государственные школы имели светский характер на протяжении всей истории своего существования. В штат «университетов» были включены профессора по отдельным дисциплинам, обеспечивающие высокий уровень их преподавания, это отличало их от частных школ, где почти всегда занятия вел один педагог.
Во второй половине IX в. в Константинополе подобное высшее государственное училище было создано правительством, которое возглавлял дядя малолетнего императора Михаила III (842—867), кесарь Варда, находившийся у власти с 855 по 866 г. По словам Продолжателя Феофана, он был «увлечен «внешней мудростью» и поэтому основал в Магнаврах «школы математических наук» (Theoph. Cont. P. 185). Руководителем этого учреждения он сделал Льва Математика (Theoph. Cont. Р. 191—192; Cedr. II. Р. 159). Школа находилась в Магнаврском зале дворца. В ней обучали четырем предметам: философии, грамматике, геометрии и астрономии. Сам Лев Математик вел занятия по философии, включая все дисциплины этой науки. Его ученик Феодор преподавал геометрию, Феодегий — астрономию, Комитас — грамматику.
Традиция не сохранила никаких сведений о первых двух. О последнем, грамматике Комитасе, известно, что он был автором ряда эпиграмм и комментатором и издателем поэм Гомера. Вопрос о преподавании Фотия в Магнаврской школе Варды при современном состоянии источников невозможно решить положительно. Ряд ученых отрицает его участие в ее работе. Кесарь Варда оказывал материальную и моральную поддержку профессорам и студентам. Он проявлял заботу об их нуждах и часто посещал их (Theoph. Cont. Р. 185, 191—192; Genes. P. 98; Zonar. III. Р. 399). Точная дата открытия школы остается до сих пор неустановленной. Считают возможным отнести ее к 855/856 гг., т. е. к моменту прихода к власти кесаря Варды. Магнаврское учебное заведение имело светскую направленность, ни один из византийских историков не называет среди предметов, преподаваемых в нем, богословие 102.
По словам Генесия (Genes. 98), созданная Вардой школа продолжала функционировать и в эпоху Константина VII Багрянородного (913—959), возродившего ее блеск, несколько угасший в правление его предшественников. Понимая важность образования для дел государства, император проявлял большую заботу и интерес к преподаванию наук. Для занятий состудентами он пригласил самых лучших и опытных педагогов, которым выплачивал жалованье. Профессором философии был назначен протоспафарий Константин, который до этого был мистиком (секретарем), а затем стал эпархом Константинополя, учителем риторики — Никейский митрополит Александр, геометрии — патрикий Никифор, астрономии — асикрит Григорий (Theoph. Cont. P. 446). Из них наиболее известен Никейский митрополит Александр. Им была проделана работа по исправлению и комментированию сочинений Лукиана, содержащихся в Ватиканской рукописи (Cod. Vatic. gr. 90). Остальные были высокопоставленными сановниками, обладавшими определенными познаниями в преподаваемых ими дисциплинах, но ни один из них не был ученым, оставившим после себя труды в указанных областях. Константин VII проявлял заботу не только о профессорах, но и о студентах. Он оказывал им материальную поддержку, убеждал их прилежно заниматься. По данным источников, студенты, поощряемые императором, за короткое время достигли больших успехов. Из их числа василевс смог пополнить штат чиновников своих многочисленных канцелярий и церковной администрации 103.
Программы обоих учебных учреждений: Магнаврской школы Варды и школы Константина VII — почти полностью совпадают, в них преподавались одни и те же предметы. В них обучали светским наукам. Задачи, стоящие перед ними, были также идентичны, и та, и другая готовили кадры бюрократического аппарата 104.
В середине XI в. в столице Константином IX Мономахом была создана высшая школа с двумя отделениями (права и философии). Сведения об ее основании содержатся в сочинении Михаила Атталиата, который описывает политическую обстановку накануне ее открытия. Сообщения об этом он помещает между рассказом о подавлении мятежа Георгия Маниака и о поражении русского флота, напавшего на Константинополь, в 1043 г., и известием о восстании Льва Торника в 1047 г. Пользуясь покоем, пишет историк, император с радостью принялся за государственные дела: он учредил «мусей» права, позаботился о преподавании философии, поставив во главе его проэдром человека, отличающегося своим званием и побуждающего молодежь к обучению, и принял постановления о судах (Att. Р. 21). Таким образом, организацию школ права и философии Константином IX Мономахом следует датировать временем между 1043 г. и 1047 г. Как говорит Михаил Атталиат, проэдром философии был назначен блестящий знаток и преподаватель этой науки. Им был Михаил Пселл, который ко времени восшествия на престол Константина IX Мономаха был уже известным в столице профессором риторики и философии. Заслуги и успехи, достигнутые им в обучении молодежи, признает и Иоанн Мавропод. В письме, направленном Михаилу Пселлу, он подчеркивает, что именно ему надо отдать предпочтение при назначе-{395}нии профессора «главной кафедры» и обещает ему свою поддержку и содействие в получении им «трона дидаскала» 105.
Подтверждение данных Михаила Атталиата мы находим в «Надгробном слове Иоанну Ксифилину» Михаила Пселла. В нем идет речь о борьбе, развернувшейся между учениками двух педагогов: Иоанна Ксифилина и Михаила Пселла, т. е. «юристами» и «философами».
Первые хотели, чтобы была учреждена школа права во главе с Иоанном Ксифилином, вторые настаивали на открытии школы философии во главе с Михаилом Пселлом. Император пошел навстречу пожеланиям обеих враждующих сторон и решил создать два разных учебных учреждения. Он основал школу права под руководством номофилака Иоанна Ксифилина 106 и школу философии, которую поручил заботам ипата философов Михаила Пселла (MB. IV. Р. 433—434). Михаил Хониат (XII в.), описывая упадок философских штудий в свое время, называет должность ипата философов государственной. Михаил Атталиат указывает, что как номофилак, так и ипат философов получали содержание от императора.
Слава о преподавании Михаила Пселла распространилась далеко за пределы империи, и среди его учеников можно было встретить не только жителей Византии, но и из западных стран, а также из Багдада, Египта и других арабских областей. Были среди них и «кельты», и арабы, «египтяне», и персы, и эфиопы (МВ. V. Р. 508). Своих студентов Михаил Пселл обучал и риторике, и философии, и естественным и математическим наукам, и физике, и даже праву.
Он стремился дать им глубокие познания по философии и по всем тем научным дисциплинам (арифметике, геометрии, музыке, астрономии, физике, метафизике), которые рассматривались им как подчиненные, но которые он считал необходимыми и обязательными для подлинного усвоения высших истин философии. Занятия по философии Михаил Пселл начинал с изучения «Логики» Аристотеля, а затем переходил к объяснению его «Метафизики». Завершал он свой курс преподавания толкованием трудов Платона, которого считал величайшим в мире мыслителем и ставил на один уровень с Григорием Богословом. Михаил Пселл тщательно готовился к своим урокам, просиживая над книгами до глубокой ночи и вставая рано утром, чтобы снова взяться за чтение сочинений древних 107.
Неизвестно, сколько времени продолжалась преподавательская деятельность Михаила Пселла как ипата философов. В июле 1054 г. он еще был ипатом философов, но незадолго перед смертью Константина IX Мономаха он принял пострижение и удалился в монастырь. После прихода к власти Феодоры (1055—1056) Михаил Пселл возвратился в Константинополь. В качестве ипата философов он принимал участие в посольстве, которое Михаил VI Стратиотик (1056—1057) направил к Исааку I Комнину (1057—1059) (Cedr. II. Р. 632). В правление Константина Х Дуки (1059—1067) Михаил Пселл был не только воспитателем наследника престола, будущего императора Михаила VII, но и препо-{396}давателем философии. Именно в этот период им был написан ряд произведений, обращенных к ученикам. Ипатом философов называет его Зонара при описании царствования Михаила VII (Zonar. III. Р. 708) 108.
Неизвестно, продолжала ли все это время функционировать школа философии. Источники не дают об этом никаких конкретных данных. Они только свидетельствуют о неослабевающем интересе к философским штудиям во второй половине XI в. и о влиянии самого Михаила Пселла и его трудов на всех занимающихся философией. С глубоким почтением и благоговением спустя более чем 100 лет вспоминает о нем как профессоре философии Иоанн Апокавк 109.
Учеником Михаила Пселла был Иоанн Итал, происходивший из южной Италии. В царствование Константина IX Мономаха около 1050 г. он прибыл в Константинополь, где стал заниматься науками и в том числе философией. Ее он изучал под руководством Михаила Пселла, объяснявшего ему труды античных мыслителей, которые когда-то штудировал сам. Особое внимание Иоанн Итал обращал на познание диалектики, стараясь проникнуть в ее глубины (Ann. Comn. II. Р. 33—34).
Завершив курс обучения, Иоанн Итал стал сам преподавать. После удаления от дел Михаила Пселла Михаил VII назначил его ипатом философов, главой, по выражению Анны Комнины, всей философии (Ibid. Р. 35). Когда это произошло, трудно установить; большинство современных исследователей творчества Михаила Пселла полагают, что он попал в опалу вскоре после восшествия на престол его царственного воспитанника 110.
Основным направлением профессорской деятельности Иоанна Итала было изучение со студентами сочинений Платона, Порфирия, Ямвлиха, Прокла, и в особенности трудов Аристотеля. Он объяснял, комментировал и пытался раскрыть сущность их учений. Предпочтение при этом он отдавал толкованию и изучению «Органона» Аристотеля (Ibid. Р. 37). Никита Хониат отмечал его особое пристрастие к логике Стагирита. По словам Анны Комнины, усвоив ее, он стал настолько опытен в диалектике, что никто не мог победить его в диспутах (Ibid. Р. 35—36).
Как преподаватель философии Иоанн Итал пользовался необыкновенным успехом и популярностью. Молодежь стекалась на его занятия со всей империи (Ibid. II. Р. 37). Его учеником был Евстратий Никейский, известный ученый, составивший трактат по космографии и географии 111.
В своих сочинениях и лекциях, основываясь на трудах Аристотеля и Платона, Иоанн Итал высказывал мнения, не согласные с церковными догматами. Он ставил под сомнение ортодоксальное учение о воплощении Христа и доказывал вечность материи и существование от века идей, придающих ей форму. Он даже отказывался поклоняться иконам. Отрицая христианскую концепцию о посмертной судьбе души, Иоанн Итал допускал две возможности: либо переселение душ, либо полное исчезновение человеческой души после смерти (Ibid. Р. 37). Попытка рациона-{397}листического объяснения строения мироздания повлекла за собой обвинение его в ереси. На возбужденном против него процессе в 1082 г. Иоанн Итал был обвинен в ереси и отлучен от церкви (Ibid. Р. 39—40). Дальнейшая судьба его неизвестна 112. Преемником Иоанна Итала был Феодор Смирнский. В сатирическом диалоге «Тимарион» он назван его учителем (Тим. С. 46, 53, 56). В актах собора, состоявшегося при патриархе Николае III Грамматике, среди подписей участников имеется подпись Феодора Смирнского, протопроэдра и ипата философов. В одном из посланий Феофилакт Охридский упоминает ипата философов из Смирны, по всей вероятности, Феодора, которому он рекомендует одного молодого человека для обучения (PG. Т. 126. Col. 441, 476, 477, 535).
В 60-х годах XII в. Мануил I Комнин (1143—1180) назначил ипатом философов диакона и протэкдика великой церкви Михаила Анхиала, позднее ставшего патриархом (1170—1178). В речи, произнесенной им при вступлении на эту должность, он прославляет императора за возрождение занятий философией, которую после долгого забвения василевс вывел на свет из темного угла. Свою главную цель новый ипат видел в обучении юношества философским теориям, не противоречащим христианскому вероучению. Он считал необходимым отбросить все, что не согласуется с ортодоксальными догматами, и прежде всего платонизм Михаила Пселла. Михаил Анхиал заявил, что в основу своего преподавания он положит изучение трудов Аристотеля, объясняя студентам его логику, диалектику, физику, метафизику, астрономию и метеорологику. Современники смотрели на учебное заведение, в котором трудился Михаил Анхиал, как на школу мудрости, которая вновь была основана Мануилом, оказывавшим ей материальную поддержку. Преемником Михаила Анхиала на посту ипата философов был снова церковный деятель, а именно диакон и хартофилак великой церкви Феодор Ириник (PG. Т. 147. Col. 465), занявший в 1214 г. патриарший престол в Константинополе 113.
Таким образом, с конца XI—XII в. церковь усиливает контроль за деятельностью ипата философов и за школой философии, постепенно подчиняя их своему авторитету и влиянию.
Глубокая религиозность византийцев, знание ими догматов христианского вероучения, библейских книг, творений отцов церкви и других религиозных текстов заставляли думать многих исследователей о существовании специального духовного училища, в котором преподавали богословие. Однако изучение источников П. Лемерлем, Г. Г. Беком, П. Шпеком и др. показало гипотетичность воссоздания истории этого учебного заведения в VII—Х вв. и опровергло общепринятую точку зрения. Анализ сочинений (Хроники Георгия Монаха, Жития патриарха Германа, «Отечества Константинополь»), в которых содержались данные о функционировании Патриаршей Академии в VII—VIII вв., якобы уничтоженной Львом I Исавром (717—741) вместе с ее преподавателями, и сопоставление их с памятниками, написанными авторамисовременниками, {398} яростными противниками императоров-иконоборцев («Хронографией» Феофана, «Бревиарием» патриарха Никифора, Житием Стефана Нового), в которых не встречались аналогичные известия, привели к выводу о легендарности сообщений первых, появившихся после восстановления иконопочитания в среде торжествующих победителей. Этот вы вод подтверждается и отсутствием в источниках достоверных сведений о посещении Патриаршей школы диаконами, священниками, епископами, патриархами, богословами и другими религиозными деятелями IX—Х вв., а также пропуском имен якобы сожженных профессоров в перечне мучеников, пострадавших за иконы.
Одним из главных доводов в пользу существования духовной академии было наличие в памятниках рассматриваемой эпохи титула «вселенский учитель», будто бы принадлежавшего ее руководителю. Однако комплексное изучение всех свидетельств показало, что действительно это был титул профессора, но профессора высшего светского учебного заведения, совершенно не связанного с патриархией. Его носили в предшествующий период педагоги школы права в Бейруте (V в.), преподаватель-язычник из Александрии Олимпиодор (VI в.), медик Феофил протоспафарий, Стефан Александрийский, приглашенный Ираклием в Константинополь для чтения лекций по философии. Связь «вселенского учителя» с Великой церковью может быть обнаружена только у Никиты Стифата, т. е. в середине XI в. 114
О «вселенском учителе» и о Патриаршей Академии с большей или меньшей долей вероятности можно говорить только с конца XI в., когда в Константинополе при патриархии Алексеем I Комнином была организована духовная школа. В изданной им новелле среди других высших чиновников церкви указаны три неизвестные до этого должности: учитель псалтири, учитель апостола и учитель евангелия, называвшийся вселенским учителем 115.
Программа обучения во вновь созданном учебном заведении была сосредоточена на библейской экзегезе, т. е. на толковании псалмов, посланий апостола Павла и евангелий. Наряду с этим его слушатели получали риторическую подготовку под руководством «магистра риторов», впервые упомянутого в источниках от 1082 г. Обучали их и другим светским наукам.
Так, Михаил Италик, учитель евангелия, вел занятия по предметам квадривиума (арифметике, геометрии, музыке, астрономии), а также механике, оптике, медицине и философии 116.
В стенах Патриаршей Академии преподавали самые видные деятели византийской культуры конца XI—XII в., авторы многих дошедших до нас литературных и педагогических произведений. Наиболее выдающимися среди них были Евстафий Солунский, Никифор Василак, составивший учебное пособие по истории, мифологии, риторике и богословию; уже упомянутый Михаил Италик, написавший многочисленные трактаты по разным отраслям знания.
Многие из них после завершения профес-{399}сорской карьеры заняли высшие церковные должности, стали епископами, митрополитами, а некоторые и патриархами.
Патриаршая школа находилась в тесной зависимости как от главы церкви, так и от императора. Магистр риторов, назначаемый последним, обязан был произносить ежегодно в день богоявления (6 января) похвальную речь в честь василевса, а в так называемую субботу Лазаря (перед вербным воскресеньем) — панегирик патриарху. В них он воздавал хвалу византийскому правительству, прославляя божественность, мудрость, могущество императорской власти.
Основное назначение данного учебного заведения состояло в подготовке кадров гражданской и церковной бюрократии 117. Итак, церковь постепенно поставила под свой контроль деятельность школьных учреждений. Однако, несмотря на это, светское направление обучения продолжало оставаться характерной чертой византийской системы просвещения. Даже в училищах, существовавших при церквах, преподавали светские дисциплины, без знания которых в Византии не могли представить образованного человека.

О воспитании детей в Византии историкам известно не слишком много, так как византийская литература - это литература без детей. Занимаясь жизнеописанием своего отца, Анна Комнин исключает из "Алексиады" все детство своего героя, ибо "детские забавы не стоят повествования". Это не значит, что чадолюбие было чуждо византийцам. Скорее напротив: "если ты еще не породил, - пишет Кекавмен, - то узнай, нет ничего в мире желаннее детей". У этого автора в его поучении имеются разделы, специально посвященные проблемам воспитания и образования (у других византийских писателей встречаются обычно на этот счет только беглые и скудные замечания).
*

Рожали ромейки у себя дома. К роженице звали повитуху-самоучку, которая, согласно медицинскому трактату, должна была обладать опытом в пеленании и в "выпрямлении лба и носа". Большинство состоятельных матрон не кормили сами своих детей грудью. Тот же трактат рекомендовал нанимать кормилицу не тучную телом, но не слишком тощую; предписывался также режим питания и состав пищи кормилицы. Продолжительный плач младенца унимали, в соответствии с "наукой", добавлением к воде, которой его поили, порошка из скорлупок фисташек.

С особой торжественностью обставлялось рождение ребенка в семье василевса. Императрица рожала в Порфирной палате, входившей в комплекс женских покоев царского дворца, - в здании с пирамидальной крышей близ пристани Вуколеон. Пол здания был выложен мрамором, стены были облицованы дорогим камнем пурпурного цвета.
*

О воспитании заботились тем меньше, чем ниже был социальный статус семьи. Мальчики обычно наследовали профессию отцов. В семьях простолюдинов мальчика к 6-7 годам уже привлекали к посильной работе в доме и в поле, в мастерской или в лавке, и труд становился его главным воспитателем. Питались дети за общим столом: с раннего детства их питание ничем существенно не отличалось от питания взрослых членов семьи. Аристократ Георгий Акрополит с презрением говорит о неоправданно, на его взгляд, возвысившемся полководце, что этот "деревенщина был вскормлен на ячменном хлебе и отрубях". В 14-15 лет юноши обычно выполняли уже настоящую мужскую работу и становились главной опорой семьи, если в ней не было зрелого мужчины. Апокавк гневно осуждал некоего молодого клирика, которого еще мальчиком митрополит взял у многодетной вдовы, босого и нищего, взрастил и воспитал, а тот ушел, оставив мать в нужде. Обиды, побои, лишения были участью мальчиков, отданных на выучку в город, мастерам-ремесленникам: непосильный труд, к которому здесь принуждали детей, считался платой за учебу.

Совершенно иначе протекало детство мальчиков в состоятельных и знатных семьях. В раннем детстве ребенок находился на попечении обитательниц гинекея и редко видел своих родичей-мужчин. Поскольку матери зачастую были весьма молоды (14-15 лет), огромную роль в воспитании играли сначала бабки, а затем - деды. К 5-7 годам мальчика освобождали от женской опеки. В знатных семьях он попадал в этом возрасте в руки наставника-педагога (дядьки), который наблюдал за играми ребенка, развлекал воспитанника и учил его грамоте. Нередко знатный мальчик проводил свое детство попеременно то в деревне, то в городе: провинциальные магнаты, как правило, имели дома в городах и жили там значительную часть года, городские же сановники владели поместьями в пригородных деревнях, куда выезжали с семьями на время сезонных работ.

Иногда по нескольку лет мальчик из знатной семьи жил или в доме невесты, обрученной с ним, или у отцовского столичного друга, проходя курс обучения, или во дворце императора, так как, по словам Никифора Вриенния, "было в обычае у василевсов" брать детей из знатнейших семей в собственную свиту и в свиту наследника. Росшие вместе с василевсом его сверстники состояли с ним и впоследствии в особых отношениях: предполагалось, что они обладают далеко не всякому сановнику предоставляемой льготой - "парисией", т. е. правом на высказывание в присутствии императора собственного мнения. Таким совоспитанником и названным братом Льва VI был Николай Мистик, ставший патриархом и испортивший много крови "другу детства" - василевсу. Из среды отроков, окружавших василевса в детстве, выходило немало крупных гражданских сановников и видных полководцев. Характер воспитания и образ жизни наследника зависели от воли отца или определялись собственными склонностями будущего василевса. Сам наследник довольствовался нередко минимумом как образования, так и физических и воинских упражнений. Например, Лев VI и. Константин VII предпочитали в отрочестве и юношестве занятия наукой тренировкам в ловкости, Василий II испытывал отвращение к книгам и был привержен к воинским забавам, а Константин VIII не любил ни того, ни другого - он предавался развлечениям. Как правило, однако, дети императоров-полководцев (Никифора II Фоки, Романа IV, Алексея I Комнина, Иоанна II и др.) проходили полный курс военных наук, читая стратегиконы и обучаясь владению оружием под присмотром особых наставников. Среди знатных юношей, занимавшихся воинскими упражнениями вместе с наследником престола, бывали и евнухи; некоторые из них становились впоследствии искусными полководцами, подобными Льву Никериту.

Помимо военных навыков, военная аристократия стремилась выработать у своих детей такие качества, как невозмутимость и сдержанность в проявлении чувств. Бурно радоваться, возмущаться, ударять себя по бедрам от удивления значило, по мнению Анны, тотчас выдать свое низкое происхождение.

С середины XI и особенно в XII столетии провинциальные магнаты стали ценить превыше всего физическую силу, выносливость, отличное владение мечом, копьем, луком, палицей, искусство верховой езды, знание стратегии и тактики, умение ладить с подчиненными и поддерживать железную дисциплину в войске. Большинство аристократов готовило своих сыновей к военной карьере и после начального курса обучения и ознакомления со стратегиконами не утруждало их изучением наук. Все чаще высказывалась мысль, что физическое и военное воспитание будущему василевсу (высшему полководцу империи) совершенно необходимо: он должен быть готов к суровым испытаниям, а нега и наслаждения делают человека с детства непригодным к ратным подвигам. Роман III, по словам Скилицы, был никчемным полководцем именно потому, что женился почти ребенком. Сходные мысли Анна Комнин приписывает и Алексею I.

Воинские упражнения для юношей отнюдь не являлись безобидной забавой: объясняя мрачный аскетизм Никифора Фоки (не ел мяса, спал на полу, носил власяницу, молился ночами), Скилица сообщает, что полководец корил себя за недосмотр - его старший сын погиб от копья, попавшего в голову во время воинской игры с юным родственником. Знатные отроки порой уже в 14-15 лет участвовали в походах. Военные подвиги юноши Алексея Комнина возвели его на пост великого доместика, когда, по уверениям Анны, у него не было "и пуха на бороде". Юного Мануила Комнина, превосходного джигита, искусно владевшего луком, отец - Иоанн II выдрал однажды за безрассудную храбрость в бою с сельджуками.

Разумеется, воспитание знатных юношей, особенно в крупных городах, полных соблазнов, далеко не всегда отвечало идеалам их родителей и наставников. Юноши нередко уклонялись от занятий, ускользали от надзора воспитателей, проводили время на ипподроме и на пирушках с мимами и танцовщицами, бродили ватагами по улицам, приставали к прохожим, издевались над юродивыми. Кекавмен советует поэтому с ранних лет воспитывать у детей "страх божий" и покорность родителям («Советы и рассказы...», стр. 241). "Страх божий" и послушание воле матери, как драгоценные качества, присущие с детства Алексею Комнину, на тысячи ладов воспевает Анна.
*

Еще меньше, чем о воспитании мальчиков и юношей, знают историки о воспитании в Византии девочек и девушек. Кекавмен обещал написать особый трактат на эту тему, но его сочинение либо не сохранилось, либо так и не было составлено.

С определенностью можно сказать лишь, что девочку с самых ранних лет готовили к единственной роли - роли жены и матери. Весь "курс наук" простолюдинки, как правило, неграмотные (в лучшем случае они умели с трудом читать и считать), проходили на кухне, в саду, в поле, за прялкой. Рождению девочки в те времена радовались обычно меньше, чем рождению мальчика - надежды семьи, будущего кормильца; детство девочки кончалось еще раньше, чем детство мальчика, свобода ее была резко ограничена.

Положение в знатных семьях было, конечно, иным: здесь девочки и девушки располагали некоторым досугом, могли они (если родители не запрещали) заниматься и науками, и художественным рукоделием. Иногда девочка воспитывалась не на глазах матери, а в доме жениха, слушая с ним вместе одних учителей. Анна Комнин до восьми лет жила у императрицы Марии, жены свергнутых Михаила VII и Никифора III, с сыном которой от первого брака Константином была обручена еще в младенчестве.

Обучали, видимо, знатных девиц и верховой езде: Анна Далассина, мать Алексея I, во время мятежа сына, намереваясь вывезти из столичного дома весь гинекей, приказала оседлать коней и мулов женскими седлами.
*

Отношение к грамоте в Византии, в целом положительное, не было, однако, одинаковым в разные времена и среди разных слоев населения: отличались оценки уровня необходимых знаний, по-разному определялся и круг наук, которым обучали детей и юношество.

Для большинства народа грамотность детей представлялась трудно исполнимой мечтой. Бедные люди хорошо знали, что грамотность не всегда вела к благополучию, но им известно было также, что она гарантировала от нищеты. Уровень образования и сроки обучения определяли, исходя из сугубо практических расчетов: к занятиям какой профессией предназначали ребенка, как скоро рассчитывали получить его помощь, сколь долго могли платить за его обучение. Когда Михаил Пселл достиг пяти лет, семейный совет решил дать ему лишь начальное образование, а затем обучать ремеслу. Дело поправили мольбы грамотной матери Пселла Феодоты, заметившей незаурядные способности сына. В народной побасенке речь идет о моряке, внушавшем сыну, что грамматика ему нужна, а риторика нет: первая позволяет стать писцом, а вторая не дает ничего.

Правда, труд писца-нотария (или грамматика) в канцелярии или у частного лица был далеко не легок и не всегда прибылен. Михаил Пселл пишет об одном нотарии, которого "лучше назвать фракийским бедняком". Сам Пселл в юности служил асикритом - рядовым писцом в дворцовой канцелярии. В шуточной форме в панегирике Константину IX Мономаху (с этого панегирика и началось возвышение Пселла) он описал труд писцов и нравы в канцелярии. Писец трудится от зари до зари, мерзнет в холод, обливается потом в духоту и зной, у него нет времени поднять голову или почесать за ухом. При появлении выгодного вакантного местечка писцы интригуют, наушничают, ссорятся и даже дерутся.

Удачей считалось уже поступление на службу к адвокату-тавуллярию. Однако для этого нужно было выдержать нелегкий экзамен. В сборнике решений Евстафия Ромея рассказывается о судебной волоките, возникшей потому, что писец в слове "Эллада" пропустил букву и ответчик не признал законности документа. Впрочем, и неграмотно написанных официальных актов сохранилось немало.

Простые люди иногда полагали, что обучение музыке и пению важнее обучения грамоте, так как участие в хоре какой-либо церкви города или даже дворца сулит приличное вознаграждение. Многие еретики выступали вообще против обучения грамоте - они называли грамотеев "фарисеями" и избегали их. Но такое отношение к грамотности - редкость. Оно было следствием либо жизненных неудач (грамотность не помогла), либо озлобления угнетенных против чиновников, которые использовали свою грамотность как орудие произвола и насилия. Впрочем, даже философ конца XIII- начала XIV в. Иосиф Ракендит, сам вышедший из бедной семьи, полагал, что простым людям, занятым физическим трудом, изучать науки не только не надо, но и вредно: так вреден сильный огонь для стоящего к нему слишком близко (Иосиф Ракендит. Краткое слово о себе самом. Перевод Т. А. Миллер. - «Памятники...», стр. 344).

Писцы за работой. Иллюстрация из 'Минология Василия II'. Начало XI в. Ватикан.

Другой писатель - Михаил Аплухир вложил в уста некоего ритора монолог о том, что нет проку от наук: каменотес, грубый сапожник и торгаш, не могущий связать двух слов, живут, не ведая нужды, а ученый мудрец - в нищете, так как ум на рынке не продашь. Таких жалоб ученых людей на свою участь сохранилось немало, но несравненно больше принадлежащих им же подлинных панегириков образованию и наукам. Тот же Ракендит, уроженец Итаки, ушел пешком, "одетый в рубище", чтобы пополнить образование у эрудитов столицы.

На положении ученых людей в обществе и на судьбах образования обычно серьезно отражалось отношение к грамотности и образованности правящего василевса. Одним это отношение было при Ираклии, который нередко использовал книги как орудие для избиения провинившегося сановника, другим - при Льве VI и Константине VII, которые не только читали книги, но с охотой сочиняли их сами. Вскоре после Константина VII наступил, видимо, упадок образованности в империи. Василий И не уважал ученость, но (удивительное дело! - восклицал Пселл) множество людей подвизалось на ученом поприще, хотя о деятельности прославленной Магнаврской школы, основанной еще в середине IX в., в источниках того времени нет никаких упоминаний. При Константине IX, по словам Анны, Константинополь "не испытывал недостатка в просвещении и словесности". Михаила VII Дуку даже образованные люди обвиняли в том, что он совсем забросил государственные дела, проводя время в научных беседах с Пселлом. Сомнения вызывают поэтому слова той же Анны, что Алексей I, воцарившийся через три года после низвержения Михаила VII, едва сумел раздуть "тлеющие уголья" погибавших наук. Если это верно, то лишь по отношению к "наукам" божественным. Отец и мать, сообщает Анна, днем и ночью, вместе изучали писание, а императрица читала сочинения отцов церкви и жития даже за завтраком, не в силах оторваться от книги.

Получить хотя бы начальное образование в Византии (научиться читать, считать, немного писать и разбираться в псалтири) было непросто во все времена. Безграмотность в византийской деревне была преобладающей. Немало неграмотных имелось и в городах, встречались они даже среди сановников и полководцев, вышедших из низов и не обучившихся грамоте в детстве. Сохранились документы, под которыми вместо подписи видного представителя власти стоит крест. Константин VII сообщает, что командующий царским флотом, затем ставший императором, Роман I Лакапин (920-944 гг.) был неграмотен (Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. Budapest, 1949, p. 72, 149).

Прежние начальные школы, содержавшиеся в эллинистическую эпоху в городах и крупных селениях на общественный счет, давно исчезли. Дети из состоятельных и знатных семей получали начальное образование, как упоминалось, преимущественно дома, у наемных воспитателей. Публичные школы были в основном частными и платными.

Обучение детей при церквах и монастырях осуществлялось клириками и монахами и имело целью подготовку кадров низшего духовенства лишь для собственного учреждения.

Государственных школ было мало. В одной из них, в школе для сирот при орфанотрофии св. Павла, на рубеже XI - XII вв. обучали чтению и счету, а также скорописи и началам логики. Анна пишет, что среди детей-сирот, учившихся в этой школе, было немало иноплеменников. Во время урока дети стояли или сидели вокруг учителя. Ныне же, попутно замечает Анна, нет и того: после смерти Алексея I (1118 г.) досуг будто бы убивают, играя в шашки и прочие "нечестивые" игры, а наукам юношество предпочитает ловлю перепелов.

Обучение элементарной грамоте начиналось обычно в 5-7 лет. Пселл родился в 1018 г., начал учебу в 1023 г. и окончил начальную ступень через три года. Широко было распространено убеждение, что для успехов в учебе недостаточно прилежания и способностей - необходима также помощь господня, которую усердно испрашивали. Восхищаясь познаниями Пселла, Анна Комнин пишет, что он достиг вершин науки благодаря не только природному уму, талантам и упорству, но и молитвам матери, которая, не смыкая глаз, стояла на коленях перед образом богоматери в храме Кира.

Высшее образование было уделом главным образом представителей знатных и богатых слоев общества (Johannis Euchaitorum... quae... Lupersunt. - «Abhandlungen dor hist.-philol. Glasse der Konigl. Gesellsohaft der Wissenschaften zu Gottingen». 28, 1882, p. 24). В понятие высшего образования включалось овладение философией, которая делилась на философию теоретическую и философию практическую. К первой относили богословие, астрономию, геометрию, арифметику, медицину, музыку; ко второй - этику, политику, историю, риторику, юриспруденцию. Но деление было нечетким: под философией все чаще понимали собственно богословие, выделяя его из всех прочих наук.

Приобрести познания в этих науках самостоятельно можно было только при исключительно благоприятных условиях. Первейшее из этих условий - наличие необходимых книг. Они были дороги в то время. Редкая бедная семья оказывалась в состоянии приобрести несколько книг. Петр Сицилиец сообщает, что некий диакон, возвращаясь из плена, остановился на отдых в деревушке и сумел щедро расплатиться с гостеприимными хозяевами: он отдал им евангелие и апостол, которые ему удалось сохранить. Малоазийский землевладелец Евстафий Воила, завещав свою библиотеку церкви (в ней имелись книги и светского содержания), оговорил в документе право дочерей пользоваться этой библиотекой и впредь.

Книги, особенно церковные, постоянно упоминаются в монастырских описях в числе наиболее ценных предметов. Образованные люди обменивались книгами: пересылали их для чтения или для копирования порой из одного конца империи в другой. В городе закон предусматривал условия аренды целой библиотеки. Образованный византиец не разлучался с книгой. Патриарху Николаю в ссылке страдания и лишения казались невыносимыми именно потому, что Лев VI приказал не давать ему книг, а стражниками приставить неграмотных воинов, "неспособных утешить".

Книга до XI столетия писалась преимущественно на дорогом пергамене, украшалась миниатюрами, переплеталась в кожу. Иногда к переплету крепили золотые или серебряные пластины, усыпанные драгоценными камнями и покрытые художественной чеканкой. В XI- XII вв. дорого стоила даже написанная на дешевой бумаге и скромно переплетенная книга, так как ее переписка требовала кропотливого труда. В житии Власия прославляется подвиг монаха: он годами, изо дня в день, переписывая книги, принимал пищу лишь в сумерках, когда уже нельзя было разобрать букв. Переписывали книги и патриарх Евфимий, и сам император Лев VI, подаривший владыке переписанную им самим и богато украшенную книгу.

Получить высшее образование в провинции можно было у некоторых высокообразованных епископов и митрополитов, по собственному почину обучавших молодых людей, которые избрали духовную карьеру. Но подлинным средоточием наук в IX-XII вв. оставался Константинополь, куда устремлялось юношество, уходя из отчего дома или тайком, вопреки воле родителей, или открыто, с их благословения. Многие из этих юношей - искателей знаний - устраивались в доме ученого, слушали его лекции и в свою очередь передавали свои познания детям и внукам хозяина.

Иоанн Итал прибыл в Константинополь пополнить образование из Италии. Любитель литературы отец братьев Хониатов отправил из Хон в столицу сначала старшего сына Михаила (он к тому времени получил "предобразование", изучив только грамматику), а затем - в возрасте 9 лет - и младшего Никиту, которому в чужом городе старший брат стал и отцом, и воспитателем, и учителем. Георгий Акрополит приехал учиться в Константинополь 16 лет.

Были ли в Византии, хотя бы в столице, в конце X-первой половине XI в. высшие государственные учебные учреждения, неизвестно. Имеются известия о существовании в Константинополе Патриаршей академии и школы при храме св. Апостолов, из которых выходили иереи крупного ранга. Но мы не знаем, на каком уровне велось обучение в этих заведениях. Лишь при Константине IX около 1045 г. по специальному указу василевса были созданы высшие школы (или одна, делившаяся на два факультета: философский и юридический). Пселл в этой школе преподавал философию, а его друг Константин Лихуд, крупный юрист, затем патриарх, - юриспруденцию. Изучали воспитанники школы почти исключительно греческую науку, но юристам было предписано вновь, как несколько веков назад, овладевать основательно забытой в империи латынью.

Факультеты дробились на более мелкие подразделения, возглавлявшиеся одним из преподавателей. Особо отличившийся "студент" становился помощником преподавателя, а затем - по одобрении советом преподавателей - учителем в своем отделении. Акт этот утверждался самим василевсом. Некогда в Магнаврской школе и учителя законов, и их преподаватели (они были рангом выше учителей) избирались собранием корпорации тавулляриев и утверждались эпархом. С открытием юридической школы тавуллярии потеряли право экзаменовать юристов и избирать учителей и преподавателей права.
*

Образованные византийцы гордились своими познаниями. Они не упускали случая отметить, что тот или иной сановник, а то и философ, воспитывавшийся в деревне, так и не избавился от диалектизмов, что облик "деревенского невежды" по-прежнему проглядывает в его осанке, походке и повадках. Так философ Иоанн Итал, по словам Анны, "съедал" слоги и окончания, был груб, вспыльчив, нечетко выражал мысль, прибегал к жестикуляции, в спорах доходил до рукоприкладства, хотя потом плакал и каялся. Невнятно, "по-деревенски", пишет Пселл, говорил презиравший образованность Василий II.

С презрением упоминает Скилица о некоем евнухе Пахисе, ставшем по протекции епископом Никомидии, хотя он был неучем и "быков немоты носил на языке". Анна Комнин прославляет эрудицию мужа, уверяя, что он прочитал "все книги". Как Кекавмен, она полагает, что даже дети воинов должны овладевать и светскими и божественными науками. По ее словам, западные рыцари в отличие от ромеев не знали ни наук, ни этикета, ни правил приличия.

Византийские ученые были обычно энциклопедистами (разумеется, применительно к той эпохе). Свою главную цель они видели в освоении и запоминании уже накопленных ранее знаний, а никак не в развитии наук, не в создании новых теорий и концепций. Анна Комнин пишет, что она, "укрепив разум" арифметикой, геометрией, музыкой и астрономией и изучив досконально эллинскую речь, не пренебрегла затем риторикой и перешла к философии, а потом - к сочинениям поэтов и историков, упорно работая над своим стилем. Когда смертельная болезнь отца оторвала ее от наук, она сетовала, что в эти скорбные дни забросила даже философию.

Никифор Влеммид, ученый и поэт Никейской империи, помимо всего прочего, усердно изучал медицину, как теоретическую, так и практическую, поскольку она, объясняет он, была профессией его собственного отца и давала пропитание семье.

Наука становилась для некоторых страстью, а не только средством существования, единственной отрадой и утешением в беде. Ослепленный, как и его отец Роман IV, полководец Никифор Диоген достиг больших познаний в геометрии, пользуясь специально изготовленными для него фигурами-макетами. Никифор Вриенний, муж Анны Комнин, писал свои "Записки" начерно, будучи серьезно больным, в тяжелых походных условиях. На склоне лет труд над "Алексиадой" стал для Анны Комнин смыслом существования: опальная и старая, она вновь жила, вспоминая минувшее.

Чрезвычайно много времени уделяли ученые византийцы комментированию сочинений античных авторов. В IX-XII вв. в образованном мире, даже среди деятелей церкви, высоко ценилось искусство вовремя и к месту блеснуть цитатой из сочинения классика, использовать образы древней мифологии применительно к современности. Время от времени появлялись прямолинейные ревнители православия, гневно обрушивавшиеся на приверженцев античной науки и культуры, но полной победы они никогда не одерживали. Никифор Григора высмеивал в XIV в. унылый практицизм тех, кто готов "вытолкать за дверь" величайшего Гомера, поскольку его песни приносят пользы для жнецов не больше, чем цикады в зной. Иоанн Мавропод, придворный поэт и митрополит Евхаитский, выразил в одном из своих стихотворений надежду, что Платон и Плутарх "по милосердию божию" как неповинные в своих заблуждениях (они не могли быть христианами) будут избавлены от мук ада, ибо, не ведая "истинного бога", держались все-таки его "законов".

Придворное византийское общество в XI в., по-видимому, неплохо знало античную литературу, о чем свидетельствует эпизод, рассказанный Михаилом Пселлом.

Фаворитка Константина IX Мономаха, уже упомянутая Мария Склирена, живет во дворце, бок о бок с законной женой василевса, возведшей Мономаха на престол. Склирена присутствует на торжественных приемах и шествует непосредственно за царственной парой. Ситуация остро пикантная, для нравственных понятий той эпохи - крайне скандальная. И вот однажды, в напряженной тишине, один из находчивых придворных честолюбцев вполголоса роняет всего два слова: "Нет, недаром [ахейцы]..." Неловкое напряжение исчезает, храбрец получает благодарный взгляд Склирены. Но главное - большинству присутствующих в обширном зале было ясно, что придворный процитировал обрывок стиха из "Илиады" Гомера - то место, где говорится о красоте Елены, из-за которой ахейцы затеяли кровавую и длительную войну с троянцами - Елена стоила того.

Увлекавшийся античной философией смелый мыслитель Иоанн Итал вынес споры с коллегами на константинопольские площади. Прибегая к превосходно изученной логике, при большом стечении народа он развивал свои идеи, отдавая порой предпочтение разуму перед верой. Итал, пишет Анна, вызвал смятение в народе, увлек умы некоторых вельмож и даже самого патриарха Евстафия Гариды. Конец его популярности (в то время он занимал должность ипата философов, сменив Пселла, постригшегося в монахи) положил Алексей I.

Немало сил образованные византийцы отдавали изучению риторики - своеобразного искусства составления речей для торжественных случаев (победа василевса, рождение наследника, заключение мира и т. д.). Подлинные события в обширных и цветистых речах-панегириках сознательно были закамуфлированы аллегориями (образы античной мифологии переплетались с библейскими), далекими от существа дела сравнениями; подлинные имена, названия местностей и даты старательно удалялись. Угадывание за каждой аллегорией реальных событий, за каждым библейским именем подлинного лица современника превратилось в своего рода интеллектуальную игру. Риторика наложила отпечаток и на столь интимный жанр литературы, как эпистолография.

Образованные люди, точнее люди, причастные к науке и литературе, были, как правило, знакомы друг с другом. Если они не могли встречаться, то вели постоянную переписку: в письмах порой просили помощи (один преуспевал, а другой бедствовал), но чаще делились мыслями, научными сомнениями, чувствами. Ожидание письма от ученого друга было иногда томительно (в захолустье оно могло прибыть только с оказией), зато получение становилось праздником. Принято было одновременно с письмом посылать какой-нибудь подарок: книгу, лекарство, благовония, вяленую или сушеную рыбу, а порой - и коня, мула или осла. Пселл, узнав, что ему намерены подарить мула, просил учесть его рост, чтобы не нарушить "соразмерность".

Конечно, представителей высшей византийской интеллигенции не следует идеализировать. Были среди них такие, чья нравственная сила, самоотверженность, искреннее сочувствие к угнетенным, ненависть к тирании и самодовольному невежеству заслуживают глубокого уважения (таковы, например, братья Хониаты, Михаил Глика, Евстафий Фессалоникский), но были и другие: их откровенно пресмыкательские, исполненные сервилизма, слезливые и трусливые послания к василевсу и к влиятельным чиновникам, содержащие просьбы о деревеньке с крестьянами, о налоговой льготе или попросту - о деньгах, вызывают отвращение.

Показательна в этом отношении фигура Пселла. Благодаря искусству интриги, тонкой лести и легким сделкам с совестью, он оставался близким советчиком семи императоров, хотя трое из них были свергнуты их преемниками. Втайне презирая царственных благодетелей, он пресмыкался перед каждым из них. Пселл исходил из принципа: нет ни одного поступка, который при желании нельзя истолковать и в хорошую и в дурную сторону. С одинаковой легкостью и убедительностью он писал и гневный памфлет против вши и панегирик ей же. Бывал этот философ и обличителем, но только дома, в четырех стенах. Когда дело касалось самого Пселла и его друзей, он возмущался чиновным произволом, а когда насильник-откупщик был его приятелем, Пселл умолял наместника провинции о снисхождении к нарушителю закона: откупщик-де поиздержался, ему надо поправить свои дела, что стоит, наместнику лишь сделать вид - слышать, мол, не слышал и видеть не видел.

Скромные же ученые, которые пренебрегли карьерой и в уединении писали книги, говорит Иосиф Ракендит, не имели возможности претворить в жизнь свои идеи.

Неумеренное самовосхваление сменяется порой у одних и тех же византийских авторов крайним самоуничижением. Написанная со спокойным достоинством, утверждающая четкие нравственные принципы "История" Хониата - редкость в византийской литературе.

Деятели ромейской науки разделяли со своими невежественными современниками веру в знамения, предсказания и чародейства, вещие сны и наговоры, не говоря уже о мощах, иконах и прочих реликвиях. Закон определял суровую кару для знахарей и колдунов, которых обвиняли в связи с демонами и приравнивали к еретикам, но знахари и колдуны не переводились.

Анна Комнин сообщает, что Алексей I изгнал из столицы астрологов как шарлатанов, но этот же василевс, когда поползли тревожные слухи в связи с появлением кометы, поинтересовался мнением эпарха Василия, который сам оказался астрологом. Константин IX готов был объявить о "святости" покойной Зои, увидев на отсыревших покровах ее гробницы выросший гриб. При похоронах Исаака I Комнина в его могиле скопилась вода - одни сочли это знаком гнева господня за дела покойного, другие - признаком раскаяния усопшего. Ученейший аристократ Михаил Атталиат глубокомысленно отметил, что оба толкования "полезны": одно вызывает страх перед богом, а другое питает надежду на его милосердие.

Мало причастный к наукам Кекавмен высмеивал веру в вещие сны, а эрудированный Скилица слепо доверял им. Патриарх Никифор в IX в. даже составил сонник, в котором дал толкование, так сказать, "типичных" сновидений.

Итак, сколь ни трудно было в Византии получить образование, по сравнению с передовыми средневековыми странами Западной Европы Византия IX-XII вв. заметно выделялась и относительной распространенностью грамотности в широких слоях простого (особенно - городского) населения и уровнем образованности своей интеллигенции. Византийцы учили грамоте детей не только потому, что грамотный человек, как правило, с большим успехом обеспечивал себе сносные условия существования, но и потому, что образованность ценили и уважали в самых широких кругах византийского общества.

Что же касается цели всего воспитательного процесса, то она, насколько позволяет об этом судить поучение Кекавмена, состояла в том, чтобы привить воспитуемому практические навыки борьбы за существование, которые способствовали бы не только сохранению унаследованного от родителей имущественного и социального статуса, но и достижению большего успеха.

III. ВОСПИТАНИЕ И ШКОЛА В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

История школы и воспитания эпохи средневековья занимает особое место в истории человеческой цивилизации. В эту эпоху получили развитие качественно иные, чем в пору античности, типы образовательного процесса, парадигмы педагогической мысли.

Хотя существование средневекового воспитания и обучения в различных регионах мира по времени не совпадало, для него были характерны общие черты.

Средневековое общество еще тяготело к воспитанию поколений, ограниченных сословными регламентациями, обучению репродуктивного свойства. В то же время в нем зарождались иные тенденции, направленные на самореализацию человека, освобождение его от жестких социокультурных нормативов. В целом, однако, воспитание и обучение носили отчетливо сословный характер и готовили человека к деятельности в определенной социальной страте. Преодолеть подобную заданность было крайне сложно.

Будучи тесно связанной с античной эпохой, школа и воспитание в средневековье стали тем не менее определенной альтернативой педагогической традиции древних сообществ и цивилизаций.
ГЛАВА 1. ВОСПИТАНИЕ И ШКОЛА В ВИЗАНТИИ
1.1. ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ ПРОСВЕЩЕНИЯ И ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

В 395 г . Римская империя распалась на Западную и Восточную (Византийскую). Византийская империя, просуществовав более тысячи лет, рухнула в 1453 г . под ударами турецких завоевателей.

Византия - прямая наследница эллинско-римской культуры и образованности Однако находившиеся у власти социальные

группы не испытывали особого интереса к античному культурному наследию. Больше того, в истории Византии были периоды, когда устраивались жестокие гонения на сторонников античной образованности. Например, в 529 г . император Юстиниан распорядился закрыть Платонову Академию в Афинах - один из важных очагов греко-латинской педагогической традиции. После того как Юстиниан запретил выплачивать жалованье учителям-риторам и грамматикам, в большинстве городов Византии школы античного типа закрылись

После крестовых походов и короткого существования Латинской империи с XIII в. в Византии усиливается западное влияние. Особенностью византийской культуры и педагогической мысли являлось их формирование на разнородной этнической основе: греко-римлян и других народов Средиземноморья, Закавказья, Малой Азии, Крыма, Балкан и др. Доминирующим, однако, являлся греческий этнос, который пользовался особой поддержкой государства и церкви. Так что культура и воспитание в Византийской империи прежде всего были грекоязычными.

Другая особенность состояла в том, что педагогическая мысль Византии одновременно следовала античной и христианской традициям. Идеалом образованного византийца считался человек с греко-римским классическим образованием и христианско-пра-вославным мировоззрением. Подобный идеал сформировался как переходный от античного к средневековому.

Уровень образованности в средневековой Византии был весьма значителен и заметно превосходил вплоть до XIV в. соответствующий уровень в Западной Европе. Социальных ограничений; на получение образования не существовало. Школы могли посе- I щать все, кто мог и хотел учиться. Примечательной чертой общественной жизни являлся высокий социальный статус образованных людей. "Образованность - величайшая из добродетелей", - гласил один из императорских указов.

Наличие образования являлось непременным условием для чиновников и членов церковных учреждений.

В Византии, в отличие от большинства средневековых государств (особенно в ранний период их развития), отсутствовала монополия церкви на образование Светская власть в лице импе-' ратора диктовала условия и ход развития школьного дела

Но в отличие от античной традиции, например римской, религия занимала ведущее место в школьном обучении и воспитании. Учебный день византийского школяра начинался с молитв. Вот одна из них: "Господи Иисусе Христе, раствори уши и очи сердца моего, чтобы я уразумел слово твое и научился творить волю твою".

В истории просвещения и педагогической мысли Византии несколько этапов. На первом этапе ( IV - IX вв.) заметно воздействие идеологии раннего христианства и традиций античной образованности.

Период IX - XII вв. известен как этап наивысшего подъема просвещения. Его начало связано с деятельностью Константина VII Багрянородного (913 - 959): были открыты новые учебные заведения и появились различные труды энциклопедического содержания. Константин поощрял деятельность ученых по организации образования. Но в XIII - XV вв. просвещение и педагогическая мысль оказались в глубоком кризисе.
1.2. ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ

Античная педагогическая традиция в Византии была особенно влиятельна в IV - V вв. Ее развивали неоплатоники из афинской Академии и высших школ в Малой Азии, Сирии, Александрии (Плутарх Афинский, Прокл, Порфирий, Ямвлих, Эдессей Каппадокийский, Амоний, Симпликий и др.). Неоплатоники ориентировали воспитание и обучение на высший духовный мир непреходящих идей. Вектор воспитания направлялся прежде всего на познание собственной души, самосовершенствование. Подобное познание предлагалось осуществлять через "божественное озарение" и "экстаз" путем концентрации внимания и интенсивных молитв.

Постепенно, однако, усиливалась христианская традиция педагогической мысли. Византийские богословы в течение VI - XV вв. предложили ряд идей, составивших основы религиозного воспитания и обучения, они оказали сильное влияние на весь православный средневековый мир.

Так, Авва Дорофей ( VI в.) рассматривал светскую образованность как путь познания божественной истины Чем ближе познание к Богу, тем больше должна возрастать любовь к ближнему.

Максим Исповедник ( VII в.) определял человека как микромир, который следует путем воспитания привести к гармонии между земным и небесным существованием. Для достижения такой гармонии следует бороться с грехопадением человека и добиваться развития сообразно человеческому естеству, опираясь на волю "как силу стремления к слиянию с природой".

Один из первых средневековых схоластов Иоанн Дамаскин (675 - 753) в философско-педагогическом трактате "Источник знания" развивал идею универсальной, энциклопедической образованности.

Патриарх Фотий (820 - 897) полагал, что подрастающее поколение должно усваивать точно сформулированные общечеловеческие нравственные нормы, разумеется, в православной христианской интерпретации.

Продолжателем восточнохристианской педагогической традиции был Симеон Новый Богослов (949 - 1022). Он крайне отрицательно относился к светской образованности и ратовал за монастырское религиозное обучение и воспитание, считая монастырь "миром духовного учительства и ученичества".

Против такого ярко выраженного клерикального подхода выступал общественный деятель и философ Михаил Пселл (1018—1096). Он полагал, что программа образования должна предусматривать два главных этапа: освоение светских знаний, не противоречащих догматам церкви, и религиозное обучение. Пселл мечтал об идеальном человеке, который не был бы подвластен религиозному влиянию. Это была гуманистическая личность, физически развитая, светски образованная, чувствующая прекрасное, душевно благородная, с твердым умом.

Среди последних крупных мыслителей Византии, занимавшихся проблемами воспитания и образования, был Георгий Ге-мист Плифон (1355 - 1452). Достижение совершенства - цель идеального воспитания, полагал Плифон. Путь к совершенству - это прежде всего нравственное воспитание, преодоление зла, в которое впадает несовершенный человек. Пройти этот путь можно лишь посредством личных усилий и самообразования,

XIV - XV вв. - период, когда в педагогической мысли Византии резко усилились клерикальные тенденции В это время оформилось монашеское направление исихиастов (от слова "иси-хия" - умная молитва) Возглавляли движение Григорий Палама, Георгий Схоларий и другие религиозные деятели. Исихиа-сты крайне отрицательно относились к светской образованности, античному знанию, главным при становления личности считали нравственно-религиозное воспитание, трактуя его в предельно мистическом духе.
1.3. СИСТЕМА ВОСПИТАНИЯ И ОБРАЗОВАНИЯ

Традиционно важную роль играло в Византии домашнее обучение и воспитание. Для основной массы населения это был способ получить начальное христианское образование. Дети с помощью родителей осваивали трудовые навыки. Родители-ремесленники могли также обучить письму и счету. Дети из состоятельных семей учились грамоте и получали книжное образование. Здесь мальчики 5 - 7 лет попадали под присмотр учителя-наставника.

В дошедших до нас поучениях детям подчеркнута важность и необходимость книжного образования: "Читай много и узнаешь много".

Система образования (энкикилос пайдеусис) состояла из трех ступеней: элементарной, средней и высшей.

Первой ступенью были школы грамоты, где дети получали элементарное образование (пропедиа). Элементарное обучение существовало фактически повсеместно. Оно начиналось в 5 —7-летнем возрасте и длилось два-три года. В программах, формах, методах, средствах обучения сочетались античные и новые черты. Присущие античной школе свитки, пергамент, папирус, стило' были постепенно заменены бумагой, птичьим или тростниковым пером. Как и в античные времена, грамоте обучались буквослагательным методом с обязательным хоровым произношением вслух. Господствовали мнемонические приемы обучения, что вполне объяснимо, так как разговорный язык того времени существенно отличался от классического греческого, который изучали в школе и на котором излагались учебные тексты (Гомер и пр.), дополненные Псалтирем и житиями святых.

Особых перемен в методах обучения счету по сравнению с античной эпохой не произошло. По-прежнему учили с помощью пальцев и абаки.

В программу школ грамоты входило также церковное пение.

Нерадивых школяров наказывали розгами.

Помимо школ грамоты, существовали начальные учебные заведения, где изучали исключительно Библию и сочинения отцов церкви. В таких школах обучались дети особо религиозных родителей.

Для большинства учеников обучение завершалось элементарным образованием. Немногие продолжали учиться в учебных заведениях повышенного типа. Образование выше начального (педиа или энкиклиос педиа) давали грамматические школы. Они могли быть церковными и светскими (частными и государственными). Постепенно образование выше начального сосредоточилось в столице империи - Константинополе, где в IX - XI вв. насчитывалось до десяти соответствующих учебных заведений. Учителя и ученики в большинстве своем не принадлежали к духовному сословию. Обучались дети с 10 - 12-летнего до 16—17-летнего возраста, т.е. пять-шесть лет.

До первой трети X в. обычно в каждой школе был один учитель (пайдатес или дидаскол). Ему помогали несколько лучших учеников - репетиторов (экритуа). Преподаватели объединялись в профессиональные гильдии, мнение которых обязательно учитывалось при назначении новых учителей. Между преподавателями существовал уговор не переманивать учеников. Дидасколы получали плату от родителей учеников. Заработки были довольно скромными. До нас дошел документ XI в., где один из учителей, ссылаясь на бедность, просил патриарха перевести его в более доходную школу.

Постепенно структура средних школ становилась более сложной. В них работали группы преподавателей. Направления деятельности этих школ санкционировались властями.

Фактически вся гражданская и церковная верхушка училась в грамматической школе. Цель обучения состояла в овладении "эллинской наукой" (пайдейя} - преддверием высшей философии - богословия. Программа представляла вариант семи свободных искусств и состояла из двух четвериц. В первую входили грамматика, риторика, диалектика и поэтика. Во вторую - арифметика, геометрия, музыка, астрономия. Основная часть учащихся ограничивалась изучением предметов первой "четверицы".

Среди методов обучения популярны были состязания школьников, в частности, в риторике. Рутинное обучение выглядело так:

учитель читал, давал образцы толкования, отвечал на вопросы, организовывал дискуссии. Учащиеся учились цитировать на память, делать пересказ, комментарий, описания (экфразы), импровизации (схеды).

Для овладения искусством ритора требовались достаточно широкие знания. Учащиеся изучали поэмы Гомера, произведения Эсхила, Софокла, Еврипида, Аристофана, Гесиода, Пиндара, Феокрита, Библию, тексты отцов церкви. В X в. из программ была исключена латынь и все, что было связано с "варварским" Западом. Как видно, учащимся следовало много читать. Чтение было важнейшим источником образования. Обыкновенно школяру надо было самому разыскивать нужные книги.

В конце учебной недели учитель и один из старших учеников проверяли знания учащихся. Тем, кто не преуспел, полагалось физическое наказание.

Венцом образования являлись высшие учебные заведения. Ряд из них создан был еще в античную эпоху (в Александрии, Афинах, Антиохии, Бейруте, Дамаске). Каждое имело определенную специализацию. Так, в Афинах и Антиохии упор делали на изучение риторики, в Бейруте - права, Александрии - философии, филологии и медицины.

В 425 г . в Константинополе при императоре Феодосии II была учреждена высшая школа - Аудиториум (от латинского audire - слушать). С IX в. ее именовали Магнавра (золотая палата) по названию одного из помещений императорского дворца. Школа находилась в полном подчинении императора, никакого самоуправления не существовало. Преподаватели являлись государственными служащими, получали жалованье от императора и составляли особую замкнутую корпорацию. Число преподавателей доходило до трех десятков. В их числе были греческие и латинские грамматики, риторы, философы и юристы. Существовали своеобразные кафедры тех или иных наук, которые возглавляли консулы философии, главы риторов и пр. В IX в. школой руководил один из виднейших педагогов своего времени Лев Математик. Он собрал в Магнавре цвет преподавательского корпуса.

Вначале обучение шло на латинском и греческом языках. С VII - VIII вв. преподавание велось исключительно на классическом греческом языке В XV в. вновь стало обязательным изучение

латинского языка, в программу были включены новые иностранные языки. Со временем обучение приобретало специальную направленность, предпочтение все более отдавалось юридическому образованию.

Ведущим направлением обучения в константинопольской высшей школе было изучение античного наследия В пору расцвета в Магнавре изучалась философия Платона и неоплатоников, классические греческие тексты. Кроме того, обсуждались сочинения христианских богословов, прежде всего Василия Кеса-рийского и Иоанна Златоуста. В программу входили метафизика как метод познания природы, философия, богословие, медицина и музыка, история, этика, политика, юриспруденция. Занятия проводились в виде публичных диспутов. Идеалом выпускника стал энциклопедически образованный общественный и церковный деятель.

Помимо Магнавры, в Константинополе действовал ряд других высших школ, находившихся в непосредственном подчинении императоров: юридическая, медицинская, философская, пат-риаршия.

В домах состоятельных и именитых византийцев существовали кружки-салоны - своеобразные домашние академии. Они группировались вокруг интеллектуалов-меценатов и авторитетных философов. Наиболее известные подобные кружки - патриарха Фотия ( IX в.), Михаила Пселла ( XI в.), Андроника II Палеолога ( XIV в.) и др. Последний современники именовали "школой всяческих добродетелей и эрудиции".

Усиливалась роль (вплоть до XIV в.) монастырей в развитии высшего образования. Монастырские высшие школы восходили к раннехристианской традиции. Вначале это были религиозно-педагогические общины. Главным предметом изучения была Библия. На основе библейских текстов учили грамматике, философии. Тексты совместно читали, затем переписывали и толковали. Глава школы именовался "толкователем". Обучались в ней около трех лет. Монастырские школы руководствовались определенными уставами. Один такой устав, где регламентировался порядок обучения и воспитания монахов, был создан Феодором Студитом (786—826).
1.4. ВИЗАНТИЙСКОЕ ВЛИЯНИЕ НА ПЕДАГОГИЧЕСКУЮ МЫСЛЬ И ПРОСВЕЩЕНИЕ

Византия оказала огромное культурное воздействие на государства Востока, Западной и Восточной Европы. Страна высокой образованности, Византия для остального мира служила как бы мостом, соединившим античность и средневековье. Свет традиций византийского просвещения не угас и после гибели самой империи. Как справедливо заметил русский историк П. П. Соколов, после падения Константинополя в 1453 г . ученые-беглецы принесли на Запад не только сохраненные сокровища античного мира, но и христианско-античное понятие любви к человеку и истине.

Действительно, генезис образования и воспитания в Западной Европе невозможно полностью уяснить без учета византийского влияния. Византия передала через Италию (ее провинцию в V в.) традицию изучения античной литературы. В XIII - XIV вв. важным передаточным звеном византийского влияния стали европейские университетские центры. Европа и Византия совместно вырабатывали гуманистическую концепцию человека, которая стала знаменем эпохи Возрождения с XIV в. Антично-византийские традиции светского образования, независимости от диктата церковников дали мощный импульс эволюции школы и педагогической мысли Западной Европы. Труды ряда византийских педагогов-философов пользовались популярностью в ученых кругах Западной Европы. Среди таких трудов можно указать "Ше-стоднев" Василия Кесарийского, "Источник знания" Иоанна Да-маскина. Последний оказал, например, влияние на воззрения видного западноевропейского богослова Фомы Аквинского.

Многие философы-педагоги Византии (Варлаам, Никифор Григора, Акиндин, Гемист Плифон и др.), будучи профессорами европейских университетов, приняли непосредственное участие в становлении школы и педагогических идей Западной Европы. В свою очередь, в Магнаврской школе преподавали профессора Парижского университета.

Византийские идеи относительно воспитания и обучения проникали в Западную Европу и через арабское посредничество.

Однако постепенно культурное влияние Византии на Западную Европу ослабевало, что было связано прежде всего с расколом христианской церкви на православную и католическую.

Воздействие византийской образованности испытали Персия и Закавказье. Так, после закрытия в 529 г . афинской Академии многие ее преподаватели перебрались ко двору персидского шаха Хосрова и организовали там дворцовую школу.

В интеллектуальных кругах средневековой Армении были хорошо известны труды по педагогике и религии Василия Кесарийского, Григория Назианского, Григория Нисского. В одном из монастырей Абхазии закончил свой жизненный путь Иоанн Златоуст.

Византия сказала свое слово при становлении воспитания и образования в арабо-исламском и славянском мирах. Так, арабы, завоевав в VII в. многие провинции Византии, восприняли существовавшие в них образовательные традиции. Большинство наставников знаменитого Дома мудрости, созданного в Багдаде (832), были христианами - выходцами из Византии. Византийский мыслитель-философ и педагог Иоанн Дамаскин являлся первым визирем дамасского халифа.

Византийцы Кирилл (ок. 827 - 869) и Мефодий (ок. 815 - 885) создали славянскую письменность. В свое время они учились в Магнаврской школе. В 863 г . братья основали в Велигра-де - столице Великоморавского княжества - первое учебное заведение, где преподавание велось на славянском языке. Славянские первоучители впервые перевели с греческого языка на славянский богословские и школьные тексты. В Болгарии последователи Кирилла и Мефодия открыли школы, содержание и организация обучения которых восходили к византийской традиции.

Заботами Владимира и других князей в Киевской Руси после принятия православного христианства (988) создавались "школы учения книжного". В их программу вошли изучение семи свободных искусств и методы обучения, во многом созвучные антично-византийской традиции. Кирилл и Мефодий сделали немало для развития школьного дела в Киевской Руси.

В славянском мире особым вниманием пользовался Иоанн Дамаскин. В русскую культуру органично вошли педагогические идеи Василия Кесарийского, Максима Исповедника, Иоанна Златоуста и др.