Лек - Красницкий Евгений. Форум сайта

Лек

kea

Дата: Среда, 12.02.2014, 00:07 | Сообщение # 1

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

В декабре 2009г. работа над 6-м томом "Отрока" застопорилась, и Евгений Сергеевич решил немного отвлечься от неё. Придумал новый мир, не имеющий абсолютно ничего общего с миром Отрока, и начал писать роман "Лек". В значительной степени это дань уважения писателю-фантасту Александру Беляеву и его книге "Человек-амфибия", помноженная на воспоминания об одноимённом фильме. Написал две главы - и отложил, до весны 2012, когда в голову пришло продолжение. Потом опять отложил, потому что никак не мог решить, в каком же направлении продолжать роман дальше. Он придумывал и отвергал самые разные варианты и в конце концов понял, что хочет получить в итоге. Он не один раз обсуждал продолжение, и кое-что из этих обсуждений осталось в записях. Надеюсь, что когда-нибудь мы сможем вернуться к ним и закончить книгу, в которой одним из главных персонажей является Питер - город, который Евгений Сергеевич так любил.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

Красницкий Евгений. Форум. Новые сообщения.

kea

Дата: Среда, 12.02.2014, 00:10 | Сообщение # 2

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Водоворот

Глава 1

Лек осторожно выглянул из щели между контейнерами, лежащими в трюме затонувшей баржи и тотчас же в просвете грузового люка промелькнуло тело черного тюленя.
«У люка стерегут, не меньше троих, двое рядом крутятся, а третий к поверхности поднимается, воздуха глотнуть. Здоровенные, метра по три каждый».
Да, что ни говори, а попал Лек крепко. Нет, сюда, в щель между контейнерами, тюлени не полезут, даже в трюм заплывать не станут – уже нарвались и поняли, что на расстоянии Лек опасен. И арбалет их шкуру метров с пяти-шести пробивает, и сонаром Лек одного шандарахнул так, что тот на какое-то время завис оглушенный в посреди трюма. Был бы тюлень один, человек мог бы легко добить его ножом, но тюленей было, как минимум, трое.
Двигались они в воде гораздо быстрее человека, пасти и зубы у них были такие, что запросто могли бы отхватить руку или ногу, да и под водой способны были продержаться намного дольше, чем Лек, хотя он и был в своем поселке одним из лучших ныряльщиков. Но и у человека было, чем ответить: и пущенные из арбалета гарпуны с зазубренными наконечниками, хоть и редко убивали тюленя сразу, раны наносили очень болезненные, и длинный нож в умелых руках тоже не слабое оружие, и главная надежда в подводной схватке – сонар. У Лека, как впрочем и у всех Ихов, природный гидролокатор был мощнее, чем у дельфина, при удаче, мощным и правильно модулированным ультразвуковым импульсом тюленя можно было даже убить, а уж оглушить-то наверняка. Можно-то, оно, конечно, можно, но для этого противника надо видеть или, хотя бы, нащупать поисковыми импульсами, а тюлени в трюм больше не лезли – ждали наверху. Один – с изрядной царапиной на загривке от выпущенного из арбалета гарпуна, второй – квелый после оглушающего удара сонаром, а третий целенький.
Положение складывалось аховое – вытерпеть без воздуха Лек мог еще минуты три-четыре, потом придется либо вылезать и драться одному против троих хищников, либо всплывать к воздушному пузырю, соблазнительно поблескивающему в верхнем углу трюма. Несколько раз вздохнуть было бы, конечно, неплохо, но, пока вентилируешь легкие, тюлени могут атаковать снизу, если, конечно заметят, что Лек выбрался из укрытия. Могут, правда и не заметить, но такой соблазнительный воздух, собравшийся в углу, образованном палубой, переборкой и бортом баржи, таил в себе и другую опасность – глубина-то была метров восемь-десять, а значит, давление около одной атмосферы. Вдохни такой сжатый воздух и подниматься из глубины придется на выдохе и не быстрее, чем поднимаются в воде воздушные пузырьки, иначе порвешь легкие. Тут-то, пока будешь еле-еле ползти к поверхности, тюлени за тебя и возьмутся!
«Вот ведь привязались, рыбы им мало, что ли? Или касатки в Неву зашли, и тюлени, от греха, подались из главного русла в улицы затопленного города? Нет, касаткам еще рано – корюшка на нерест дней через десять пойдет, а с ней и киты-убийцы пожалуют. Да не все ли равно, почему? Главное, что они здесь и уходить не собираются! И Лидинг куда-то запропастился, недалеко же я его послал, чтобы лодку притащил. Или он моего сигнала не слышал? Мог из трюма и не услышать, еще раз позвать, что ли?»
Лек осторожно всплыл к просвету люка, стараясь не делать резких движений – и кислород лучше не растрачивать, и тюлени могут уловить колебание воды. Осторожно высунул голову из-за комингса и, уловив слева от себя быстрое движение, резко развернулся, одновременно посылая в окружающую толщу воды призыв о помощи, а в распахнутую пасть атакующего черного тюленя – гарпун. Успел понять, что выстрел оказался убойным и быстро юркнул обратно в темноту трюма, хотя уже услышал отзыв несущегося на выручку Лидинга:
– Лек-к-к… Лек-к-к…
Прошло всего секунд двадцать пять-тридцать и в просвете грузового люка мелькнула живая торпеда дельфиньего тела. Все, теперь можно спокойно всплывать – одного черного Лек убил сам, а двое других, пусть и трехметровые, пусть и с пастями, под стать медвежьим, против дельфина не бойцы, сейчас Лидинг им шкуры на лоскутья пустит!
Чувствуя, как распирает от перепада давления барабанные перепонки, щедро стравливая из легких пропитанный углекислотой воздух, Лек рванулся к поверхности, аккуратно, без плеска и брызг выставил из воды голову и мощно, но бесшумно задышал. В воздухе звук расходится, конечно, хуже, чем в воде, но береженого бог бережет. Снизу-то Лидинг прикрывает, а сверху что угодно может поджидать – от кирпича в голову до пулеметной очереди, тем более, что денек солнечный и глаза к яркому свету привыкают не сразу.
Лек успел уже вволю надышаться, когда рядом из воды высунулась довольная морда Лидинга, тюлени, надо понимать, или убиты, или обращены в бегство.
– Ты где был, рыбина? Меня тут чуть не сожрали!
Дельфин что-то застрекотал в ответ, а потом слегка надавил нижней челюстью Леку на плечо, приглашая нырнуть. Разговаривать на воздухе они не могли, вернее, Лек не мог, а Лидинг прекрасно понимал своего друга в обеих средах.
Человек опустил голову в воду и дельфин тут же затараторил в ультразвуковом диапазоне:
– Люди, люди, люди… Новые, новые, новые… Много, много, много…
Человек медлительнее дельфина, и Лидинг очевидно полагал, что если передавать информацию такими повторяющимися «пакетами», то Лек его лучше поймет. Отучить его от этого было невозможно, правда, если разговор складывался хорошо, то он постепенно переставал повторяться, но если Лек его понимал плохо, то число повторений увеличивалось до пяти-шести. Особенно сложно было с конкретными понятиями – дельфину гораздо легче было передать настроение или эмоции. Например, там, где человек сказал бы: «Много рыбы», дельфин транслировал смесь радости от перспективы удачной охоты и чувства насыщения, да в придачу, еще и чувств этих было множество, для каждого вида добычи свое, плюс направление, расстояние и глубина, да не в конкретных цифрах, а, опять же, в эмоциональных оценках – от «вот они совсем туточки, только чуть глубже и левее», до «обалдеть, как глубоко, почти назад и очень-очень далеко». При этом количество эпитетов «очень-очень» могло достигать десятка, прежде, чем перейти в оценку «обалдеть», направление могло указываться, как относительно тела самого дельфина, так и относительно течения или приметного ориентира, а глубина – не от поверхности воды, а от границы разделяющей слои воды с разной температурой и плотностью. И все это передавалось в очень плотном, многослойном пакете информации. Вот и разбирайся.
И сейчас фоном для конкретного сообщения была сложная смесь эмоций: понимание важности события, беспокойство и даже некоторое отвращение, но касалось оно, кажется, не людей, а чего-то другого.
– Сколько? – уточнил Лек.
В ответ – сигнал о стаде сельди, но без присовокупления эмоций охотничьего азарта и снова беспокойство и отвращение, но теперь стало понятно, что негативные эмоции связаны с местом, в котором находятся люди – вода там невкусная, даже, противная. В общем выходило, что людей не меньше сотни и угодили они куда-то, где вода не нравилась дельфину настолько, что по своему желанию Лидинг туда никогда не полез бы.
– Где? Далеко?
– Нора, нора, нора… Большая, большая, большая – снова зачастил Лидинг и добавил ощущение отвратительно грязного потока.
Все стало понятно. Поскольку баржа, возле которой Лека прищучили черные тюлени лежала в бывшем русле реки Екатерингофки, ближайшей норой, из которой перла отвратительная вода мог быть только наклонный туннель станции метро «Нарвская» – место, действительно мерзкое и опасное, потому что из туннелей метро порой вылезали такие монстры, что не дай бог. Однако имелось и два отрадных момента: первый – день был солнечный, а жители «подводного подземелья» света не любили, второй – течение шло из туннеля, а не в него, значит, почуять людей монстры не могли, только услышать. «Новые люди», обычно, шумели очень сильно – кричали, барахтались, иногда даже гремели какими-нибудь предметами, а в затопленном городе, да еще и на окраине, шуметь не рекомендовалось, очень сильно не рекомендовалось… если, конечно, жить охота.
Лидинг нетерпеливо пихнул друга рылом, мол, думай быстрее и, одновременно, озвучил понятие, которое можно было бы перевести как «меньшее из двух зол». Все правильно: крови с тюленей натекло порядочно и на ее запах, запросто, мог явиться какой-нибудь любитель покушать парного мяса, так что, следовало отсюда убираться, а появление «новых людей» было достаточно веской причиной, чтобы все-таки залезть в противную воду возле станции метро.
Лек вынырнул, ухватился за спинной плавник Лидинга и скомандовал:
– Давай, рыбина, сначала к лодке, а потом к людям.
Дельфин пискнул и попер с такой скоростью, что Лека начало захлестывать с головой. Было в характере Лидинга нечто гусарское – хлебом (вернее, рыбой) не корми, но дай подраться, влезть в какую-нибудь авантюру или поискать приключений, а поскольку возле людей шансов на приключения и вообще всякие интересные, да необычные штучки, было больше, то и Лидинг был тут как тут.

«Новые люди» прибыли, как это почти всегда и случалось, вместе с изрядным куском земли, на котором находились в момент переноса, и со всем, что их в тот момент окружало: автомобилями, деревьями, малыми архитектурными формами, зданиями и сооружениями. Все это добро вперлось на уровень бывшей поверхности суши (а ныне метра на три-четыре под воду), взрывообразно раздвигая и ломая то, что находилось на этом месте до момента переноса. В результате площадь у Нарвских ворот обогатилась вторым наземным вестибюлем станции метро «Нарвская», вторым зданием Кировского универмага и, разумеется, вторым экземпляром самих Нарвских ворот. Плюс ко всему, несколько сотен людей в зимней одежде и несколько десятков единиц наземного транспорта, который частью остался под водой, а частью вплыл, в силу добротной укупорки и большого объема воздуха внутри.
Люди тоже всплыли во множестве – одни, потому что умели плавать и не запаниковали, а другие, потому что одежда из синтетики вздулась пузырями и сработала в качестве поплавков. Над водой повис многоголосый ор. Понять их, конечно было можно – только что стояли на твердой земле, ни о чем таком не думая, и вдруг оказались под водой, да еще в компании медленно заваливающихся и распадающихся на куски Нарвских ворот. Тут любой взвоет!
Лек с Лидингом прибыли на место происшествия как раз тот момент, когда наземный вестибюль станции метро, покряхтев и поворочавшись, вдруг провалился сам внутрь себя. Нет худа без добра – наклонный туннель, наверняка наглухо закупорило обломками, и теперь оттуда уж точно никто не полезет. Одно крыло Кировского универмага тоже обвалилось, но остальное устояло – то ли построено было добротно, то ли «переехало» вместе с фундаментом, такое тоже случалось.
Подходить на лодке к барахтающимся в воде людям Лек поостерегся – лодочка-то еле-еле троих вмещает, а желающие повиснут на бортах десятками, утопят в два счета, да и разобраться в ситуации надо было. Бестолковое барахтанье, в общем-то уже прекратилось и большинство находящихся в воде людей выгребало к окружающим площадь развалинам зданий, на одном месте трепыхались только не умеющие плавать или потерявшие способность хоть как-то соображать.
Внимание Лека привлекла группа мужчин в черных шапках с кокардами, они не только уверенно держались на воде, но и тянули к «берегу» тех, кто не мог плыть сам. Один из них повернулся в воде и выставил над поверхностью погон с двумя просветами и одной большой звездочкой.
«Ага, капитан третьего ранга! Хотя, нет, просветы красные, наверно медик. Значит, не «кап три», а майор».
Лек подхватил с банки моток веревки и, спрыгнув в воду, скомандовал Лидингу:
– Вон туда! Быстрее!
Лидинг рванул с места, правда, не совсем туда, куда было велено, но Лек, сдавив пальцами его спинной плавник, скорректировал курс. Приблизившись, заорал прямо в изумленно расширившиеся глаза военврача:
– Майор! Хватит купаться, начинай командовать!
– А… гл-гл… – майор, вместо ответа, хлебанул воды и чуть не выпустил женщину, которую буксировал к остаткам станции метро.
– Чего вылупился?! Ты офицер или прачка?! Мать, перемать… …. … … … вдоль и поперек!!!
Лек, как и все Ихи не ругался сам и не одобрял этого в других – от злых слов и мыслей вода портится, и вокруг тебя, и в тебе самом, но сейчас это была не ругань а «волшебные слова», от которых майор мгновенно взбодрился, перестал хлебать воду и даже изменил выражение лица с идиотски-изумленного на военно-осмысленное.
– Отдай бабу дельфину! – продолжил орать Лек – и держи веревку. Видишь два автобуса плавают? Заставь мужиков их к суше подтянуть, пока не утонули! Давай, давай, шевелись! Мне еще тех, кто внизу остался вылавливать, действуй, майор!
Лидинг ухватил тетку зубами за воротник шубы, вырвал ее из рук майора и потащил к «берегу», а та, только слегка подвывавшая, пока ощущала себя в крепких мужских руках, оказавшись во власти морского зверя, взвыла почище пароходной сирены. Дельфин, видимо сочтя, что это она от удовольствия, наддал еще, рискуя сдернуть с бабы шубу и дотащить до суши одну только одежку, без содержимого.
Лек, не дожидаясь финала этого «заплыва с музыкальным сопровождением», нырнул в мутную воду, ориентируясь не столько на зрение, сколько на слух – вода была мутной из-за взбаламученной земли и прочего мусора оказавшегося в воде, как это всегда и случается во время переноса. Шум фиксировался четко и давал надежду на то, что в покоящемся на дне транспортном средстве еще довольно много живых – удары и многоголосый крик. Из мути выплыл силуэт чего-то большого, при ближайшем рассмотрении оказавшегося троллейбусом, под крышей которого, видимо, остался воздушный пузырь, который и позволял пассажирам дышать и, разумеется, кричать – в воде-то особо не покричишь.
Несколькими ударами пяткой Лек продавил внутрь оконный триплекс и, ухватив за ноги выволок из троллейбуса бестолково барахтающегося мужчину. Подтолкнул его к поверхности воды (благо тот и сам сориентировался и энергично заработал руками и ногами), ухватил за ноги следующего, но тот либо вообще ничего не соображал, либо вообразил, что стал добычей какого-нибудь гигантского спрута, и мертвой хваткой вцепился в поручни под потолком. Бороться с ним – зря тратить время и силы, дураки и паникеры гибнут первыми, это – закон жизни, лишь бы других за собой не тащили. Поймав взглядом яркое пятно детской курточки, Лек, распихивая брыкающиеся ноги плавающих под крышей салона взрослых, почти целиком влез в оконный проем и выволок ребенка наружу.
Периферийное зрение зафиксировало опускающийся сверху удлиненный черный силуэт, рука сама дернулась к рукояти ножа, но оказалось, что это не тюлень, а девушка в черном свитере и брюках. Удивляться или выказывать одобрение было некогда, лек сунул в руки девушке ребенка и потащил из окна женщину, оказавшуюся ближе других пассажиров. Ее пришлось поднимать на поверхность, потому что сама она всплыть была явно неспособна. Тут пришлось удивиться еще раз – у девушки, принявшей ребенка на ногах были ласты!
Вынырнув, Лек подтолкнул потерявшую сознание женщину к ныряльщице и попросил:
– Подержи ее немножко, сейчас тебе дельфин поможет, а мне вниз надо!
– А? Какой дельфин?
– Вот этот! Лидинг, сюда! Помоги ей!

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 12.02.2014, 00:14 | Сообщение # 3

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Окно троллейбуса оказалось закупоренным – сразу трое попытались выбраться из него одновременно, застряли и, разумеется, захлебнулись. Лек, поднатужившись вытащил тела из оконного проема и безжалостно бросил их. На суше этих людей, возможно, еще удалось бы откачать, но тратить на них время означало обречь на гибель остальных пассажиров, выбор пришлось делать в пользу тех, у кого шансов на спасение было больше. Дальше работали в паре – Лек выталкивал пассажиров в окно, а Лидинг подталкивал их к крыше троллейбуса. Глубина здесь была такая, что у человека среднего роста, стоящего на крыше, голова оказывалась над поверхностью воды. Кто-то так и стоял, а кто-то, отдышавшись, плыл к развалинам дома, до которых было всего несколько метров – троллейбус в момент переноса как раз находился между выездами на площадь с Нарвского и Старопетергофского проспектов.
Девушка в ластах появилась еще пару раз, потом прекратила нырять, видимо замерзла – температура воды, если и превышала десять градусов, то не на много – это Леку с Лидингом хоть бы что, а обычным людям холодно. Подниматься на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, пришлось еще дважды, но после второго раза спасать уже было некого, в салоне троллейбуса остались лишь неподвижные тела.

Больше всего народу скопилось, почему-то, на развалинах станции метро, там же оказались и военные – майор и, судя по погонам, курсанты военно-морского училища. Курсанты помогали выбраться наружу пассажирам из двух посаженных на мель автобусов, а майор удерживал женщину, которая все порывалась броситься в воду и громко звала:
– Лидочка! Лидочка!
Лек подгреб на своей лодочке как раз в тот момент, когда женщина перестала рваться к воде и, осев на груду строительного мусора, разрыдалась.
– Майор! – крикнул Лек, остановив лодку в нескольких метрах от берега. – Я сейчас отлучусь и пригоню сюда понтон, на него человек пятнадцать за раз погрузить можно. Переправишь на нем людей туда – Лек указал рукой на здание Кировского универмага. – Это же магазин? Я правильно понимаю?
– Что? А, да магазин… послушай, а что?..
– Сухая одежда там, наверно, найдется? – перебил Лек. – Вот и хорошо, согреетесь. Ждите, я скоро!
Не дожидаясь новых вопросов, он налег на весла и погреб к развалинам дома, где заметил девушку-ныряльщицу, та скорчилась на подоконнике второго этажа, прижав колени к груди и закутавшись в мокрое пальто. Губы посинели, мокрые волосы прилипли ко лбу, подбородок мелко дрожал.
– Девушка, вот, возьмите, это согревает. – Иха щедро подал ныряльщице сразу половину своего НЗ.
– Что это? – ныряльщица недоверчиво повертела в руке плитку неопределенного цвета с пестрыми вкраплениями. – Рыбой пахнет…
– Это специальная энергетическая смесь: мед, орехи, икра и мука из водорослей. Ешьте, ешьте! Может быть, и не очень вкусно, зато согреетесь. Вы не только замерзли, но еще и силы израсходовали, пока другим помогали… да ешьте же, не отравитесь!
Ныряльщица осторожно откусила маленький кусочек, начала жевать, прислушиваясь к ощущениям, взгляд на несколько секунд стал отсутствующим, потом снова забегал по лицу и фигуре Ихи.
Все, как обычно – «новые люди» всегда так смотрят, правда, некоторые с отвращением, будто увидели какую-то мерзкую тварь, но большинство – просто с любопытством. Лек уже привык. Да, кожа сероватая, да фигура, из-за подкожного жира, гладкая – даже хорошо развитые мышцы почти не выступают, но главное – массивный, нависающий над глазами лоб, под которым спрятан сонар, как у дельфина – второе зрение, голос и оружие Иха. А все остальное, как у людей: руки, ноги, голова, светлые волосы – даже перепонок между пальцами нет, а то, что слуховых проходах и в носу есть мышцы способные сжиматься, герметично зарывая уши и ноздри, так это со стороны совсем и незаметно. И одежда самая обычная – безрукавка и шорты, правда, материал такой, что не намокает и стоит, выбравшись из воды, лишь встряхнуть его, как сразу делается сухим.
– Вы кто? И вообще: что происходит?
И этот вопрос тоже был знаком Леку, «новые люди» повторяют его на разные лады, а каждый из Ихов, промышляющий или живущий в затопленном городе, знает, что надо отвечать – несколько поколений уже на этот вопрос отвечают.
– Знаете, я лучше вам потом все расскажу и объясню, всем вместе. Они же тоже – Лек качнул головой в сторону развалин станции метро – захотят знать. Давайте-ка, спускайтесь ко мне в лодку, я вас вон туда перевезу. Там большой магазин и в нем есть сухая одежда.
– Сейчас, – девушка завозилась на подоконнике – у меня тут сумка… а остальные?
– Через полчасика подгоню понтон и перевезу всех.
– Ну, хотя бы детей… послушайте, как вас звать?
– Зовите Иха, а детей слишком много, я на своей скорлупке их часа полтора возить буду. Остальные люди совсем закоченеют. А за полчаса ничего с детьми не случится – возле тела матери ребенок не замерзает.
– Вы так говорите… как будто о домашней скотине… ой!
Возле борта лодочки из воды высунулась морда дельфина.
– Не бойтесь, это Лидинг.
– Да нет, это я от неожиданности. – Девушка знобко передернула плечами. – Это ваш ручной дельфин?
«Ну вот, сейчас вопросы посыплются, как из рога изобилия, и чего я ее с подоконника снял? Пожалел».
– Мы же договорились: вопросы и ответы потом. – Не очень вежливым тоном отозвался Лек. – Лидинг, тебе надо уходить, сейчас из машин бензин и машинное масло всплывать начнут, сам же знаешь.
Лек согласно покивал и прострекотал нечто утвердительное. Однажды ему уже лечили глаза в поселке Ихов – вляпался в пятно дизелюхи. А еще одного дельфина, на памяти Лека, вообще еле-еле откачали после того, как ему в дыхало попал шматок машинного масла. И ведь прекрасно же чувствуют запах ГСМ на расстоянии, а все равно попадаются, прямо, как дети малые.
– Отнесешь записку домой. – Лек разъял пустотелое кольцо из яркой пластмассы и засунул в него свернутую бумажку. – Отдашь кому-нибудь из старших матерей и расскажешь, что тут произошло. – Лек вложил кольцо в пасть дельфину и похлопал его ладонью. – Давай, быстренько, и не вздумай возвращаться, тут скоро совсем грязно станет! Пошел, пошел!
– Он что, умеет разговаривать? – девушка явно не собиралась молчать.
– Умеет.
– А «домой» – это далеко?
– Далеко.
Лек налег на весла, чтобы побыстрее высадить свою пассажирку, начисто игнорирующую его нежелание разговаривать.
– Послушайте… Иха, что, все-таки, произошло? Я только вышла из маршрутки и вдруг вода…
– Вас как зовут?
– Татьяна, а что? То есть… вам что, трудно ответить, что ли?
– Трудно.
«Ну вот, надулась. Надо было, все-таки, на подоконнике оставить. Зря пожалел, ничего бы с ней не случилось… ну простудилась бы немного».
– Татьяна, вы уверенно держитесь в воде и ласты у вас собой… – раз уж не получалось молчать, Лек попробовал перевести разговор на другую тему – … вы кто по профессии?
– А вы кто? Меняю ответ на ответ!
– Да, пожалуйста! – Лек решил принять предлагаемую игру. – Я учитель. Только не спрашивайте, какой предмет я преподавал, в программах ваших школ такого предмета нет и никогда не было.
– Что ж это за предмет такой? – проигнорировала предупреждение девушка.
– А это уже второй вопрос, но вы не ответили на первый!
– Да пожалуйста! – Татьяна очень похоже скопировала тон Лека. – Профессии, в сущности нет. Была членом команды по синхронному плаванию, но никакой чемпионкой не стала, а теперь веду несколько групп здоровья в бассейне, учу старых коров волну изящно рассекать.
– Коров? – не понял Лек.
– А это уже второй вопрос! – снова скопировала собеседника Татьяна.
Леку нравилось, как она держится – ни истерики, ни ступора, как у подавляющего большинства людей, переживших стресс переноса. Конечно, в этом была заслуга не только самой девушки – мука из водорослей, входившая в состав «энергетического пайка», плитку которого ей скормил Лек, кроме других свойств, еще и слегка опьяняла, однако и крепости характера Татьяны тоже следовало отдать должное.
– Ну хорошо, предмет мой называется «Разделение языка». Что-то вроде смеси словесности и правил благонравного поведения. Непонятно?
– Честно говоря, не очень.
Татьяна попыталась плотнее укутаться в мокрое пальто, а Лек оглянувшись через плечо, увидел, что до дверей универмага осталось совсем немного.
«Ничего, скоро согреешься, а пока можно чуть-чуть и поговорить, хотя бы вопросами изводить не будет».
– Видите ли, мы можем общаться не только в голосовом диапазоне, но и ультразвуком, как дельфины или киты. Маленькие дети не ощущают разницы и пользуются тем и другим способом вперемешку и бессистемно. Они, разумеется быстро понимают, что в воде лучше пользоваться ультразвуком, но тут есть несколько специфических моментов.
Во-первых, «пищать» сонаром проще, и многие дети, если их специально не обучать, могут так и остаться немыми или косноязычными в звуковом диапазоне – голосовые связки надо ведь развивать, иначе можно и вообще без голоса остаться. Понимаете, ребенок береговых людей кричит с первых минут жизни. Это – немалая физическая нагрузка, но она развивает легкие, гортань, голосовые связки, учит дышать… да-да, не удивляйтесь, этому тоже надо учиться с первых минут жизни. А ребенок Иха может позвать мать не только криком – она услышит даже на воздухе, так зачем напрягаться? Вы даже не представляете себе, какие новорожденные дети лентяи – в утробе-то они все, что им требовалось, получали без всяких усилий. А попробуйте заставить молодую мамашу не реагировать на призывы малыша, пока он не позовет «воздушным голосом»!
Во-вторых, сонар и горло слишком разные инструменты, и если пытаться «пищать» голосовыми связками или воспроизводить сонаром фонемы «воздушного языка», то это повлечет за собой вред, как для физического, так и для психического здоровья.
Ну, и наконец, наш сонар гораздо мощнее, чем у дельфинов, и может служить оружием. Разумеется, дело не только в мощности сигнала, но и в его правильной модуляции, но оружие в руках, вернее в головах, детей опасно само по себе, даже если они не умеют им пользоваться. Так что, годам к семи-восьми, когда это становится действительно опасно, ребенок уже должен ясно сознавать свои возможности и уметь правильно ими пользоваться. Вот этому-то я детишек и обучал… Так, пригните голову, мы добрались.
Раздвижные двери универмага заклинило в открытом положении, а между поверхностью воды и верхней частью рамы остался достаточно широкий просвет, чтобы пригнувшись, можно было ввести лодку прямо в вестибюль. Расталкивая носом лодки плавающие на поверхности пакеты и коробки, Лек подгреб к широкой лестнице, ведущей на второй этаж и предложил:
– Выбирайтесь.
И тут Татьяне словно вожжа под хвост попала. Она подалась вперед и попыталась схватить Лека за руку.
– Ну уж нет! Я никуда не пойду, пока ты мне не объяснишь…
«Ну что ж, и так случается… извиняйте мадам!»
Лек резко качнул лодку и, когда Татьяна испуганно взмахнула руками, вытолкнул ее на залитые водой ступеньки. За хозяйкой последовала и ее объемистая сумка. На лестнице вдруг раздался шум множества ног и на площадку между пролетами лестницы начали выворачивать люди, в основном женщины. Впереди них грохотал ботинками здоровенный детина в униформе охранника.
– Эй, парень, ну-ка, стой! – пробасил охранник.
Лек, не обращая внимания на окрик, развернул лодку и направил ее к выходу.
– Стой, я сказал!
Охранник, видимо чисто машинально, потянул из крепления на поясе дубинку, потом, сообразив, что она не поможет, запустил правую руку за спину.
«Что у него там? Пистолет? Только этого не хватало! Пусть даже не боевой, а травматический… ну, сам напросился!»
Лек поджал губы и пронзительно свистнул, одновременно нанося удар сонаром. На воздухе, конечно, получилось слабее, чем в воде, но все равно, охранник мотнул головой, словно получил удар по лбу и уселся на ступеньки, дико вытаращив глаза.
– Вот так, господа, Соловьи Разбойники не только в сказках бывают! – Лек издевательски «сделал ручкой» ошарашенным продавщицам и покупателям, а потом гаркнул командным тоном: – Всем подняться наверх, приготовить сухую одежду для людей! Кто не подчинится, оставлю здесь подыхать!
Уже выбираясь из универмага наружу, Лек услышал истеричный голос Татьяны:
– Лягуха вонючая! Урод!..
«Угу, вот и связывайся с бабами… хотя они сейчас все немного чокнулись, после такого-то приключения. Бывает, у некоторых и вообще мозги набекрень съезжают».

Понтон был, конечно, приготовлен не для перевозки людей, а для погрузки добычи с затопленной баржи, но человек двенадцать-пятнадцать мог вместить. Лек машинально голланил кормовым веслом, а сам раздумывал над тем, кому сдать «новых людей». Выбор, конечно, был невелик – либо морякам, либо солдатам, но существовали некоторые нюансы. До моряков было ближе – главная база в Кронштадте, но на остатках Васильевского острова имелся наблюдательный пост, а в здании Адмиралтейства базировался отряд катеров, патрулировавших затопленный город, к тому же Ихи, традиционно поддерживали с моряками более близкие отношения, чем с солдатами. Зато солдаты платили за «новых людей» больше. О том же, кому принадлежит затопленный Питер, солдаты с моряками уже много лет никак договориться не могли.
Уже вырулив в створ Перекопской улицы, Лек услышал доносящиеся от развалин станции метро выстрелы. И в этом тоже не было ничего необычного, «новые люди» тащили за собой все свои проблемы, хотя до стрельбы доходило, конечно, далеко не всегда. Так что, выстрелы – не удивительно, но досадно и рискованно. Если уж Лек собирался заявить свои права на «новых людей» и прибывшее вместе с ними имущество, то и порядок он обязан был навести сам.
Могла, впрочем, быть и другая причина выстрелов – бандиты, Лек обдумал эту версию, пока швартовал понтон возле углового дома, но все же отверг ее. До ближайшего логова этих типов было далеко, на веслах они сюда подойти не успели бы, а звука мотора ни Лек, ни Лидинг не слышали. Могла, конечно, какая-то группа шуровать в развалинах где-то поблизости, но Лидинг их обязательно обнаружил бы и предупредил, Иха специально посылал его порыскать вокруг, опасаясь появления конкурентов возле найденной баржи.
Плюнув с досады, Лек надел ласты, и, подхватив оружие, соскользнул в воду. Риск, хотя и был, но не особенно большой – воевать с Ихами в затопленном городе толком не умели даже моряки, у солдат это получалось еще хуже, а бандиты предпочитали с «лягухами» по-крупному не конфликтовать – себе дороже, но мелкие стычки были делом почти обычным. Новые же люди были против Ихов совершенно беспомощны, ну, разве что, гранатой глушануть могли, так откуда у них гранаты? Выстрелы из огнестрельного оружия тоже представляли некоторую опасность, это только дураки думают, что пуля в воде почти сразу же останавливается. На самом же деле, в зависимости от оружия, из которого она была выпущена, пуля в воде сохраняла убойность на расстоянии более десятка метров. Но стреляли-то с поверхности, а значит, фактически, вслепую. Попробуй тут попади.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Суббота, 26.04.2014, 19:57 | Сообщение # 6

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Лек осторожно, чтобы не попасться на глаза солдатам, подобрался к выбитому окну и, выставив наружу зажатый в руке ласт, помахал им. Сигнал должны были понять, и, судя по всему, поняли:
– Туды-растуды, и тут уже лягухи успели мать их… – снова принялся солировать через мегафон старший прапорщик.
– Хватит лаяться! – заорал в ответ Лек. – И так вода вокруг испорчена!
– Клал я на твою воду с прибором!..
– Господин майор! – обратился Лек в военврачу, уже успевшему переодеться в высохший китель. – Подойдите, пожалуйста сюда, пусть он ваши погоны увидит, а то я его знаю – глотку может драть до бесконечности, а потом его солдатня еще и руки распускать начнет.
– Отставить нецензурные выражения! – рявкнул майор, высунувшись в окно. – Представиться, как положено!
Красноречие прапорщика оборвалось, словно выключенное тумблером. Он некоторое время пялился на майора, как бык на матадора, потом, сделав над собой заметное усилие, доложил:
– Начальник патруля старший прапорщик Волков! В соответствии с инструкцией прибыл на место происшествия! Поскольку данный район непосредственно прилегает к территории, контролируемой войсками…
– Данный район находится в акватории, контролируемой флотом! – перебил майор, демонстрируя правильное понимание слов Лека о том, что затопленный город является спорной территорией. – А потому, заткнись и лезь сюда… – майор сделал паузу и добавил: – вместе со своими инструкциями.
Волков потоптался на палубе катера и отдал какую-то команду. Катер, пыхтя паровой машиной и воняя угольным дымом из железной трубы, начал осторожно подгребать к фасаду универмага.
– У вас тут что, все на уголь переделано? – поинтересовался майор у Лека.
– Нет, почему? Есть и дизеля и турбины, только горючки для патрулирования не напасешься, у флотских покупать приходится, а угля в порту Усть-Луги полно и вудмены запас все время обновляют.
Солдаты забросили в разбитое окно конец, и Лек втянул в оконный проем штормтрап.
– Отделение!.. – подал команду Волков.
– Отставить! – снова прервал его майор. – Хватит с тебя и двух человек, не крепость штурмуешь. Оружие разрядить, поставить на предохранитель, иначе не пущу!
– По инструкции… – попытался возражать прапорщик, но опять был прерван:
– Можешь ей подтереться! Я ее не читал и читать не собираюсь! Выполняй приказ старшего по званию или уматывай!
Майор нравился Леку все больше и больше. Он протянул медику руку и уважительно произнес:
– Извините, что сразу не представился. Алексей.
– Виктор Николаевич Пономарев. – Отозвался, так же уважительно майор. – А отчеств у вас что, нет?
– Молодой еще, не положено, а фамилий у Ихов, действительно нет. – Ответил Лек. – Я из семьи старшей матери бабы Лены… если хотите, считайте, что фамилия моя Ленин.
Майор Пономарев как-то странно хмыкнул и окинул Лека веселым взглядом.
– Да знаю я, что у вас ТАМ был такой знаменитый политик… – Лек махнул рукой, опережая обычные высказывания береговых людей на эту тему. – В Пскове памятник ему есть, и здесь тоже, а в штабе у них и в клубе – бюст, портреты. Только главу моего рода и правда Еленой зовут.
– Ну, вообще-то, «Ленин» – от названия реки Лена, а настоящая его фамилия была Ульянов. – Пояснил Пономарев. – А у вас тут, значит, опять советская власть?
– Власть у нас военная… ну, и флотская тоже. Лектор из политотдела штаба Флота нам еще в школе объяснял, что после четвертого переноса у солдат между собой какой-то конфликт вышел, даже со стрельбой. Флот высадил десант, поддержал одну из сторон. Я, как-то, этим делом не очень интересовался, но военные тогда решили, что они наследники двух империй и от каждой надо взять лучшее, и снова собрать все земли под одной рукой. А Ленина они чтят за то, что он силой оружия собрал развалившуюся империю и выбил иностранные войска, которые отдельные части империи собирались сделать своими колониями.
– Интересно… с такой точки зрения у нас на Ленина смотреть как-то было не принято.
– Ну, не знаю, – Лек пожал плечами – это же адаптированный вариант истории – для школьников. Нам история береговых людей не очень интересна, а для военных, наверное, так важно, что даже до стрельбы дело дошло. Только все это давно было… лет двести назад, наверное, может больше.
– Да, ты же говорил о двенадцати поколениях… – припомнил майор – это ж триста лет! Или вы по-другому считаете?
– У Ихов совершеннолетие раньше наступает – в четырнадцать, так что, наверное надо считать не двадцать пять лет, а пятнадцать-восемнадцать. В восемнадцать лет у большинства из нас уже по двое-трое детей.
Майор Пономарев хотел спросить еще что-то, но внизу уже закончили щелкать затворы и предохранители, трап задрожал и над подоконником всплыла круглая физиономия Волкова. Он окинул взглядом набитый людьми зал и присвистнул.
– Богато! А флотские, я вижу, первыми успели?
– Нет, – успокоил его Лек – они тоже «новые».
Выдавать майора Пономарева за представителя Флота было бесполезно – один-два вопроса и Волков сам обо всем догадался бы. Отличить «новых людей» от старожилов или коренных было нетрудно.
– Ага! – прапорщик сразу оживился и бодренько полез через подоконник. – Список есть?
– Есть, – Лек демонстративно сложил исписанные листки и сунул их в карман безрукавки – но разговаривать буду только с офицером, со штабным.
Волков сразу же насупился, но спорить не стал, Лек был в своем праве – полномочий торговаться у прапорщика не было. Он жадно оглядел полки с товарами и видимо вспомнил очередной пункт очередной инструкции, дававший ему некоторую власть.
– Оружие есть?
– Нет. – Не моргнув глазом соврал Лек.
– Не ври! Там трупы двух ментов лежат, у них хотя бы пистолеты, но были! Где оружие?
– В воду упало!
– Рожа Волкова начала быстро краснеть – в устах Иха выражение «в воду упало»: в мягком варианте означало «было да сплыло», а по сути – «забудь, хрен найдешь».
– А у охранников? Эй ты, что у тебя в кобуре?
– Не сметь мне тыкать, прапор! – вызверился в ответ Самохин. – С капитаном разговариваешь!
– Это там ты был капитаном, а здесь ты…
Прапорщик осекся, потому что Лек толкнул его плечом и негромко поинтересовался:
– Давно не купался, прапорщик?
Толчок получился весьма ощутимым – Ихи имели массивные тела, Лек, например, при росте сто семьдесят пять сантиметров весил больше центнера. Вопрос тоже не доставил прапорщику удовольствия – если Иха спрашивает: «Давно ли ты не купался?» – лучше не нарываться, или потом очень долго не подходить к берегу, не плавать на катере и вообще держаться подальше от открытой воды – булькнешь и даже тела не найдут, бывали прецеденты, и не раз.
Самохин сделал из произошедшего свои выводы:
– Товарищ майор! – обратился он к военврачу, встав по стойке «смирно». – Разрешите представиться: капитан запаса Самохин! Последняя должность – командир разведроты. Прошу разрешения перейти под ваше командование вместе со своими людьми. В составе караула семнадцать человек – два офицера, остальные сержанты запаса, все имеют боевой опыт!
– Добро! – майор козырнул в ответ. – Продолжать несение службы!
– Есть!
Прапорщик засуетился. У него, буквально из-под носа уводили ценные кадры, а он ничего не мог сделать – объясняйся потом с начальством.
– Вы не моряки, не имеете права…
– А они морпехи! – перебил его Лек.
– Точно! Морпехи! – подтвердил Самохин, даже не находя нужным скрывать, что нахально врет.
Что еще придумал бы Волков, какую еще инструкцию припомнил бы, осталось неизвестным – из-за окна донесся звук мотора, окрик кого-то из солдат «Стой, кто идет?» и усиленный мощными динамиками голос:
– Отставить, сержант! Прибыли представители штаба Флота! Эй, у пулемета! А ну, угомонись, пока мы твою лоханку… – далее краткий, но энергичный образчик ненормативной лексики, живописал печальные перспективы патрульного катера и его экипажа.
«Ну, наконец-то! Где их носило?»
Тетивы штормтрапа снова натянулись, но над подоконником появилась не морская офицерская фуражка, как ожидал Лек, а голова Иха.
– Привет, Лешка! Это на тебя тут «сапоги» наезжают?
– Здравствуй, дядя Сережа! – отозвался Лек. – Ты с флотскими? Чего они так долго-то?
– Да у них на Ваське 1 какая-то заваруха случилась на посту. Они покричали в гидрофон, ну мы сначала к ним завернули, высадили двоих наших в помощь, а потом сюда. Ого! А народу-то!
– Здравствуйте Алексей Николаевич! – Поднявшийся вслед за дядей Сережей капитан-лейтенант Иванов-второй, как всегда, был подчеркнуто вежлив. – Извините, пришлось задержаться, «сапоги» опять хамят?
– Здравствуйте, Дмитрий Андреевич! – ответил Лек столь же светским тоном. – Ничего особенного: в обычной своей манере и не переходя границ.
– Ну и прекрасно!
Иванов-второй сунул в рот ультразвуковой свисток и до ужаса коряво изобразил приветствие на водном языке. Лек, заметив у него в ухе гарнитуру акустического приемника, вежливо свистнул в ответ сонаром.
Капитан-лейтенант Иванов-второй носил номерную приставку к фамилии не потому, что Ивановых в штабе было очень много, а из-за того, что «исходная личность» попадала под перенос дважды. В результате Флот обогатился двумя военными переводчиками, которых, за отсутствием в окружающем пространстве иностранцев, кадровики, поначалу, не знали куда девать. Потом, все-таки нашли им занятие – Иванова-первого отправили на Онежское озеро, изучать диалекты и обычаи лесных жителей, именуемых эльфами (на самом деле, ничего общего с персонажами фэнтези не имеющими), а Иванова-второго – в штаб Ленинградской военно-морской базы, в отдел по контактам с Ихами. Звали капитан-лейтенанта Дмитрием Андреевичем, а ихи и дельфины окрестили его «лодочник Димк-к-к», что свидетельствовало о немалом уважении, поскольку очень немногие береговые люди удостаивались водных имен. А лодочниками на водном языке именовались все моряки, независимо от размеров «лодок» на которых они рассекали водные просторы.
К служебным обязанностям Иванов второй относился серьезно, а к Ихам с симпатией, а потому, вскорости и возглавил свой отдел (состоящий, правда, всего из трех человек). С изучением же водного языка Ихов у него не ладилось – глубже, чем уровень «моя твоя понимай нету», в тайны ультразвуковой речи ему проникнуть никак не удавалось. Сам он, правда, об этом не подозревал – Ихам не хотелось огорчать хорошего человека и они в общении с капитан-лейтенантом старательно изображали речевые уродства на манер пинджи-инглиш, что, в свою очередь, стало неиссякаемым источником шуток и анекдотов в поселке у подножия Пулковских высот.
Вот и сейчас произошло нечто подобное. Теоретически Иванов-второй знал, что как такового слова «здравствуй» в водном языке нет, а есть трель, окрашенная эмоциями радости, доброжелательства и готовности быть полезным. Причем диапазон этих эмоций был довольно широк – от дежурной вежливости до готовности положить голову за приветствуемого. Ну, и разумеется, множество оттенков и нюансов, помещающихся между этими двумя крайними позициями. Иванов же выдал нечто, что на береговом языке могло бы звучать примерно так: «Вкусно встренулись! Кайф!», а в ответ получил: «Ну, дык, а как же!».
Старший прапорщик Волков вникать во все эти тонкости не мог и не хотел, но бдительность проявить счел необходимым:
– Э-э-э! Говорить только по-русски! И чтоб я слышал!
Иванов-второй артистически изобразил полнейшее равнодушие к говорящей мебели в погонах и шагнул к майору-медику.
– Капитан-лейтенант Иванов-второй, штаб Ленинградской военно-морской базы!
– Майор медицинской службы Пономарев, Военно-медицинская Академия!
– От имени командования приветствую вас, но с благополучным прибытием не поздравляю. Во-первых, прибытие не было благополучным, а во-вторых, это не Рио-де-Жанейро – это хуже! – Капитан-лейтенант сожалеющее развел руками и добавил уже неофициальным тоном: – Впрочем, ваш вариант переноса не самый ужасный. У нас служит старший лейтенант Савушкин – пожарник. Так вот он перенесся сюда пьяным вдрызг и вместе с баней, которую, как раз в момент переноса, инспектировал на предмет пожарной безопасности. Представляете, что он пережил, когда по его распростертому на полу телу в панике пробежало стадо клиенток женского отделения почти в сотню голов? Двадцать пять лет, а виски уже седые!
– Пить меньше надо! – врачебным голосом прокомментировал майор. – Хотя… возможно алкогольная интоксикация как раз и спасла его от полной потери рассудка. Во всяком случае, мы здесь, и с этим, как я понимаю, уже ничего не поделаешь.
– Совершенно верно! – подтвердил Иванов-второй. – Довожу до вашего сведения, что, согласно достигнутым договоренностям, военнослужащие, находившиеся на момент переноса на действительной военной службе, направляются по принадлежности в Армию или на Флот и выкупу не полежат.
– Но здесь есть моряки и морпехи запаса, а так же гражданские моряки…
– Пойдут по льготной цене… у нас, знаете ли, отношения с ихами… скажем так: иные, нежели у Армии.
– Э-э-э! – напомнил о себе прапорщик Волков. – Мы первее вас сюда приплыли, значит, мы покупаем…
– Плавает дерьмо в проруби, на кораблях ходят! – брезгливо процедил через плечо Иванов-второй. – Впрочем, называть вашу кастрюлю кораблем…
– Все равно, мы первее!
– Извольте обратиться, как положено, прапор!
Волков покраснел еще больше, но все же изобразил фигурой нечто строевое и пролаял:
– Товарищ капитан-лейтенант, разрешите обратиться, старший прапорщик Волков!
– Слушаю вас, старший прапорщик Волков! – последовал ответ таким тоном, что «старший прапорщик» прозвучало как «младший подметальщик». Нет, был, все-таки, у Иванова-второго шанс обучиться водному языку Ихов – интонациями он умел играть виртуозно.
– Согласно положениям Нарвского договора, – забубнил Волков выученный наизусть текст – преимущественное право выкупа людей и имущества, появившихся в точке переноса и взятых под контроль третьей стороной, имеет та из договаривающихся сторон, полномочные представители которой, прибыли в точку переноса первыми. – Прапорщик перевел дух и добавил уже от себя: – А мы первее при… пришли, так что, преимущественное право…
– Кончайте юродствовать, милейший! – перебил Иванов-второй. – Полномочий у вас хватает только на то, чтобы подтвердить, взятие людей и имущества под контроль третьей стороной. Или я ошибаюсь и ваши финансисты спрятаны под прилавком?
Вместо ответа, Волков набычился и покраснел еще больше.
– Ну что ж, се ля ви, пехота, авантаж имеем мы! – Капитан-лейтенант высунулся в окно и позвал: – Сан Саныч! Милости просим, труба зовет!
Снизу донеслось:
– А может, лучше вы к нам?
– Никак невозможно-с, ваше высокоблагородие, имеем необходимость товар лицом показать!
– Трепло! Ладно, иду, что б вас всех…
Тетивы штормтрапа напряглись аж до скрипа, из-за окна донеслось громкое сопение и невнятные междометия, а потом в торговый зал влезли сразу трое: сначала иха – старший сын дяди Сережи Сашка, потом сильно запыхавшийся капитан второго ранга, мягко говоря, выше средней упитанности, потом не менее сильно запыхавшийся старшина первой статьи. Лек сдержал просящуюся на лицо улыбку – телеса капитана второго ранга Пырьва из финслужбы были столь обширны, что для подъема по штормтрапу тому понадобилось двое помощников.
Сашка и Лек, неслышно для остальных, обменялись шуточками насчет нисхождения богов на грешную землю и явления ими своего божественного лика простым смертным – обычно-то мелкую добычу у ихов скупали подчиненные Пырьева, ссылаясь на его указания, почти как на божественные откровения. Иванов-второй, кажется, перехватил своим приемником их обмен репликами, но сути не уловил, поскольку Сашка очень тонко строил юмор ситуации на сочетании величественности процесса спуска божества с небес с натугой от втаскивания этого же божества за шиворот по штормтрапу, а Лек внес свою лепту, добавив описание сложности переживаний старшины первой статьи, которому приходилось обеспечивать величественность снисхождения божества, подпихивая того в обширное седалище снизу.
Мельком глянув на досадливо-сосредоточенное лицо Иванова-второго, Лек невольно пожалел капитан-лейтенанта:
«Будет ведь сидеть полночи, прокручивая запись и пытаясь понять хоть что-нибудь, а потом еще и употребит невпопад какой-нибудь фрагмент, породив очередной анекдот или каламбур. От его высказываний, порой, даже дельфины чумеют. Как предрекла баба Маша: «Лодочник Димк-к-к когда-нибудь такое сказанет, что вокруг него вода, как простокваша свернется».
Чтобы хоть как-то утешить военного переводчика, Лек завершил обмен репликами достаточно простецки сформулированной шуточкой о соблазне уронить Пырьева в воду и посмотреть, как на нем скажется закон Архимеда. На этом можно было бы и закончить, но Сашка, неизвестно с чего, раздухарился и развил мысль Лека, живописуя, как Пырьва ветерком пригонит к лежбищу ахров, и он, напугав всех своими размерами и блеском погон, отобьет у какого-нибудь самца гарем. Это было уже оскорблением и, что самое скверное, высказанным в доступном пониманию Иванова-второго формате – сравнить кого-нибудь с ахром, было то же самое, что для береговых людей сравнить с кабаном-людоедом. Дядя Сережа, до того наблюдавший веселье молодежи со снисходительным добродушием, тут же наградил сына увесистым подзатыльником, а Леку адресовал трель, идентичную смыслу человеческого жеста «покручивание пальцем у виска». Все это заняло буквально секунды, очень уж плотными пакетами умели ихи передавать информацию.
Пырьев удивленно покосился на ихов, чего-то между собой не поделивших, несколько раз тяжело вздохнул, протер носовым платком очки и наконец подал голос:
– Так, где тут можно сесть?
– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие! – мгновенно переключился на начальство Иванов-второй. – Сей секунд устроим все в лучшем виде!
– Хорош трепаться, Димка, работы невпроворот! – Пырьев одобрительно глянул на охранников, которые уже тащили стол и стул, потом повернулся к прапорщику Волкову. – А ваши-то где?
– Задерживаются… – в глазах Волкова плескалась вселенская тоска – по техническим причинам.
– Угу, опять Володька надрался… – Пырьев покивал головой. – Ну, нам же лучше. Сергей Палыч, приступим, пожалуй. Богато у вас сегодня, я уж и не припомню, когда такой перенос был.
Волков с тяжким вздохом отошел к окну. Прапорщику можно было только посочувствовать – мало того, что премия прямо из рук уплыла, так еще и фитиль от начальства за чужие грехи светит. То-то Волков с самого начала таким агрессивным был.
Дядя Сережа, он же Сергей Палыч, он же Серк-к-к (по дельфиньи), пристроился рядом с Пырьвым.
– С чего начнем Сан Саныч?
– Давай-ка, с самого сладкого, с женщин репродуктивного возраста. Сколько их тут?
Дядя Сережа вопросительно глянул на Лека, то лишь пожал плечами – не успел подсчитать. Хотя мог бы и сам сообразить: что в Армии, что на Флоте, проблема была одна и та же – избыток молодых, здоровых мужчин, при остром дефиците хотя бы относительно молодых и здоровых женщин.
– Ага… не подсчитали! – констатировал Пырьев. – Тогда сделаем так…
Договорить он не успел – за окнами взревели мощные моторы, размеренно застучал крупнокалиберный пулемет и почти сразу же ахнул мощный взрыв. Все стекла в окнах вылетели разом и в оконные проемы полезли клубы пара, видимо, рванул паровой котел армейского катера. Лек еще успел заметить, как разлетается кровавыми брызгами голова прапорщика Волкова и, краем глаза, какое-то движение на лестнице, а потом сознание погасил разрыв свето-шумовой гранаты.

Конец первой главы

1. На Ваське (питерский сленг) – на Васильевском острове.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Понедельник, 12.05.2014, 16:08 | Сообщение # 7

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Глава 2

Лек пришел в себя оттого, что, как ему показалось, прямо над его головой кто-то орал злющим голосом:
– Да не ссы ты, нет в воде никого, тут все так бензином засрано, что вся живность разбежалась!
Из-за окна что-то неразборчиво забубнили в ответ, и тот же голос снова заорал:
– Чего ты ждать собираешься, угребище? Что пулемет сам всплывает? Или ты его на блесну ловить будешь?
Снаружи снова забубнили, но крикун прервал, недослушав:
– Да похрен, что кислорода на полчаса осталось, успеешь, или с убитого прибор снимешь…
Тут самого крикуна прервал спокойный властный голос:
– А ну-ка, отойди. – Потом раздался звук передернутого затвора и всего одно слово: – Ныряй!
Раздавшийся в ответ бубнеж, оборвала короткая очередь и повтор того же приказа:
– Ныряй!
Больше возражений не последовало, а владелец властного голоса обратился, по-видимому, к крикуну:
– Чего ты тут разорялся, как баба на кухне?
– Так, господин куренной, он в воду лезть боялся, другого бы я…
– Да плевать, что он родич кошевого! За невыполнение приказа – смерть, а ты на препирательства повелся! Вернемся на базу, выгоню его из куреня к чертовой матери и на родство не посмотрю, а насчет тебя подумаю: не рано ли тебя хорунжим сделали?
«Хорунжий, куренной… это кто ж такие? Ни в Армии, ни на Флоте, таких званий нет… На какую-то базу возвращаться собираются…»
Лек приоткрыл глаза, чтобы как-то определиться с ситуацией, и тут же у него над головой раздался еще один голос:
– О! Гляди, прочухался! Я ж тебе говорил, что лягухи живучие, живучее людей, а этот еще и молодой совсем, здоровья навалом.
«Знатоку» ответил еще один голос:
– Молодой? Да как ты их различаешь-то, они ж все одинаковые?
– А как ты радиодетали различаешь? Отозвался вопросом на вопрос «знаток». – Они тоже с виду одинаковые.
– Так на них написано, прочитать можно…
– И на этом написано, только читать уметь надо! Эй, ты! – Лек ощутил пинок в бок. – Нехрен валяться, поднимайся!
Лек попытался подняться, но получилось только сесть – в голове гудело, перед глазами плавали разноцветные пятна.
«Крепко меня… хорошо, что уши успел еще при взрыве катера закрыть. В воду бы сейчас, только не в эту гадость, а в чистую, родниковую… дельфины бы полечили…»
– Эй, лягуха! – Новый пинок в бок. – Давай-ка клешни за спину!
– Не надо связывать, – пробормотал Лек – я не буду драться.
– Ага, знаю я вас! Давай!
Лек, ощутив на запястьях заведенных за спину рук жесткие петли веревки, закрыл глаза и начал медленно заваливаться на бок.
– Мать твою рыбью… да держи же его, чего вылупился?!
– Тяжелый, зараза!
Лек продолжая демонстрировать беспомощность, на самом деле проявлял бурную активность, незаметную со стороны. Во-первых, напряг мышцы, чтобы потом, расслабившись, можно было ослабить веревку на руках, для того и заваливался на бок, чтобы связывающий его отвлекся и не заметил этой хитрости. Во-вторых, падение позволило ему, не привлекая внимания, повернуть голову туда-сюда, посылая сонаром призыв – в помещении, кроме него было еще двое ихов: дядя Сережа и его старший сын Сашка. Ответ пришел только от дяди Сережи, но очень слабый и такой, который инстинктивно посылает любой Иха, потерявший сознание – что-то, вроде сигнала «SOS».
– Что тут у вас?
Судя по голосу, вопрос задал «господин куренной», это, впрочем, тут же и подтвердилось:
– Господин куренной, – принялся объяснять «знаток» – Этот, вроде бы очнулся, даже голос подал, попросил не связывать, обещал не дергаться, а потом опять отъехал.
– Ну и зачем вяжешь, если он такой квелый?
– Ну, не скажите, господин куренной, Иха уже лет в двенадцать-тринадцать сильнее любого мужика, даже девки ихние, а этому, на глаз, годов двадцать будет. И драться они хорошо умеют, их с детства обучают, не глядите, что на вид тюлень тюленем. Да даже, если и в драку не полезет, он прямо отсюда, не вставая на ноги, в окошко сигануть способен, а в воде он дома.
– Так оттащите его подальше от окна! Второго смотрел?
– Второй плох, господин куренной. Похоже, головой рикошет словил. Человек бы уж помер наверное, а этот, может и выкарабкается, лягухи, они живучие.
– Понятно… как этого подлечить можно, знаешь?
– Воды бы побольше, только не той, что здесь, а чистой бы, где-то в сторонке набрать, хотя бы пару канистр. У Ихов от любой болячки первое дело в воду забраться, лучше всего в родниковую. А если еще и дельфины рядом будут, то совсем быстро вылечиваются.
– Дельфины? – в голосе куренного явно почувствовался интерес. – Здесь, в городе, дельфины водятся?
– Не всякие, господин куренной. У них особая порода есть, лидинги называются. Они у лягух вроде собак: охотятся вместе, всякие поручения исполняют. Умные – человеческую речь разумеют и вроде как сами говорить способны, не по-людски, но лягухи их понимают.
– Здесь появиться могут?
– Нет, скорее всего, больно вода грязная. От бензина любая водяная живность разбегается… или подыхает, если дура или двигаться не способна. Если кого и опасаться, то крыс – этим бензин, не бензин…
– Про крыс ты уже предупрекждал… Вот что, подготовься и на первых же занятиях прочтешь личному составу лекцию об этих… ихах. Для офицеров – более подробно, вообще все, что знаешь.
– Слушаюсь, господин куренной!
– А ты – куренной обратился к напарнику «знатока» – марш в катер. Отойдешь против течения туда, где вода чистая. Воду попробуешь на вкус, понял?
– На вкус? – не по уставному переспросил напарник «знатока».
– Да! Что б была уверенность в чистоте! Наберешь две… четыре канистры для питьевой воды и быстро назад.
– Слушаюсь, господин куренной!
Куренной дождался, пока второй уйдет, и снова обратился к «знатоку», но уже совершенно иным тоном:
– Чего ты из себя деревенщину строишь: тудыть, да кубыть… развлекаешься?
– Мимикрирую под окружающий социум, с народными массами надо общаться в доступных им терминах.
– Хватит паясничать!
– Слушаюсь, господин куренной!
– Я сказал: хватит! – в голосе начальника прорезалось раздражение. – Лучше объясни: этот опасен?
– В воде, несомненно. Ихи сильны, быстры, действительно, очень живучи, могут не подниматься на поверхность минут десять… возможно, больше, не боятся ни кессонной болезни, ни азотного опьянения, видят под водой не хуже, чем на воздухе. Пользуются арбалетами, ножами, реже, острогами. Вообще, почти поголовно, мастера ножевого боя. Кроме того, их сонар гораздо мощнее, чем у дельфинов… или они им пользоваться умеют лучше – очень хитро модулируют сигнал. Рыбу глушат на раз! Крупных водных млекопитающих тоже способны оглушить или дезориентировать…
– Что, даже касаток? – удивился куренной.
– М-м, не знаю, вполне может быть… достоверной информации нет.
– А на суше?
– Трудно сказать… понимаешь, они о себе не очень-то распространяются, ведут довольно замкнутый образ жизни. Во всяком случае, подвижность на суше сохраняют и холодным оружием пользуются просто виртуозно. Рукопашкой тоже владеют, при их силе, быстроте реакции и массивности – все очень серьезно. Не брезгуют и огнестрелом, причем, учти: опасны даже дети, а женщин можно, и вовсе в этом смысле, равнять с мужчинами. Совершеннолетие у них наступает в четырнадцать, а школу выживания, к тому времени, они проходят совершенно обалденную – лет десять! Представляешь?
– Честно говоря, с трудом. – Судя по тону, куренной считал, что «знаток» преувеличивает. – Ну, хорошо, индивидуальные бойцы они отменные, а на организованные боевые действия способны?
– Более чем! Уже хотя бы то, что ни Флот, ни Армия не смогли взять под контроль Питер, говорит о многом. – «Знаток» сделал небольшую паузу и заговорил менее уверенным тоном: – Есть еще кое-какая информация о, по крайней мере, одном крупном конфликте Ихов с Армией и одном с Флотом. Оба раза Ихи, если не победили, то заставили признать себя равноправной договаривающейся стороной. И, особо обрати внимание, они самостоятельно, без посторонней помощи, сумели выжить из бассейна Невы архов. Архов! Ты понимаешь?
– Мда-с, лучшая в мире морская пехота…
– Я бы сказал: дивизия спецназа ВМФ… хотя по численности на дивизию, пожалуй, не тянут, но что-то около того. Это по количеству, а по качеству… Знаешь, я уверен: в смутные времена их талантливые люди сделали… очень талантливые, возможно даже гениальные, и заложенные в них потенции ихи используют очень умело – Старшие матери свое дело знают, не отнимешь!
– У них что, матриархат? – в голосе куренного не было удивления, видимо, был он человеком опытным и насмотрелся всякого.
– Да, матриархат или что-то похожее, извини, подробностей не знаю. – Чувствовалось, что «знатоку» и самому интересно. – Единственное, что мне известно, и то совершенно случайно, смысл вот этой татуировки. – Лек почувствовал, как «знаток» тычет пальцем в его плечо. – Это не чин и не должность, вообще не знак отличия, а потенциал. За год до совершеннолетия Старшие матери определяют предрасположенность молодого Иха к тому или иному роду деятельности. Вот у этого, например, имеются способности к педагогике.
– Учитель? Ты же сказал, что ему около двадцати…
– И если я не ошибся, то он уже шесть лет является самостоятельной, полноправной личностью И еще, посмотри сюда. Вот эти два заначка обозначают, что у него уже двое детей, но что интересно: ни жены, ни вообще собственной семьи у него нет. И… ты возьмись за что-нибудь, а то упадешь, эта татуировка состоит из значков, хотя немного измененных и дополненных, которые ставят лабораторным животным, во время проведения экспериментов!
– Он что, сбежал из лаборатории?
– Нет, все гораздо серьезнее и, возможно, опаснее! – Тон «знатока» стал по настоящему серьезным. – Ихи умудрились сохранить какие-то знания и научные методики, которыми пользуются… ну, скажем так: нестандартно. А от лаборатории-то, в которой их вывели, один фундамент остался!
– М-да, чем дальше в лес…
– Тем ну его на хрен!
– Именно… Как ты думаешь, договориться с ними можно? Нам, ведь, в Питере надолго задержаться придется.
– У-у-у, дражайший Олег Борисович, тут и вовсе темный лес, который, как я уже имел удовольствие доложить, ну его на хрен. – В голос знатока на какой-то момент вернулись шутовские нотки, но потом он снова заговорил серьезно: – Ихи умны, причем, все или почти все. Ты сам подумай: они с детства владеют тремя языками – русским, своим подводным языком и языком дельфинов. Дельфиний язык, между прочим, построен на совершенно иных принципах и чрезвычайно труден для понимания. Его познание такой толчок для развития интеллекта, что даже трудно себе представить. Хочешь, верь, хочешь не верь, но Ихи осваивают программу средней школы за шесть лет, плюс еще умудряются за тот же срок получить знания в области ихтиологии, гидрологии и прочих мокрых наук, практически, на уровне ВУЗа! Так, по крайней мере, принято считать, я, сам понимаешь, экзамены у них не принимал, но все это подкреплено практикой выживания в двух средах и на границе сред, что нам, сухопутным и представить-то себе трудно.
А теперь самое главное: Ихи прирожденные, или воспитанные с младенчества, ксенопсихологи! Да, да! Они без проблем общаются с обычными людьми, с эльфами всех трех пород, и с высшими водными животными – ахрами, дельфинами, может быть, с касатками и еще с кем-нибудь, про кого мы вообще не знаем. Без проблем! То есть, умеют встать на точку зрения собеседника и донести до него свои аргументы в привычном тому виде. И как вы себе думаете, уважаемый, договариваться с такими умельцами?
– Уважаемый себе думает, что такие умельцы всегда предпочтут договоренности силовому противостоянию. – Куренной сделал паузу и заключил тоном профессора, заканчивающего лекцию: – Что нам, собственно, и требуется.
– Хм, резонно…
– Вот именно! – В голосе куренного явно проскочило удовольствие, было похоже, что обычные отношения начальника и эксперта дополнялись у собеседников давним и близким знакомством, а пикировка стала давно привычной игрой, в которой «знаток» очень редко признавал преимущество куренного. – А как сейчас у Ихов отношения с Армией и Флотом?
– Алик, окстись! Меня же здесь больше четырех лет не было! Уходить пришлось, мягко говоря, со скандалом и в весьма потрепанном состоянии… если б случайно тебя не встретил… да чего там, сам все знаешь!
– Знаю, и посадить тебя на иглу, до сих пор не поздно, благо анализы подходящие… шучу, шучу.
– Шутки у тебя, Алик, как… как у куренного атамана! – «Знаток» не на шутку обиделся.
– Ладно, Эдичка, не злись…
– Угу, прямо, как в школе – как контрольную списать, так, Эдик, давай, а как шоколадкой поделиться, так хрен… хоть бы в подхорунжии произвел, а то: мозгой шевели, а служи рядовым…
– Да перестань ты! Выслужишь ценз, ни на день производство не задержу! И так в писарях ходишь, лоб под пули не подставляешь… все тебе мало!
– Угу, куском еще попрекни…
– Хватит, я сказал! – окрик был не строевой, а предназначенный закапризничавшему любимчику, напоминающий, кто тут главный, а кто обязан не забываться. – Давай-ка, лучше объясни, что ты там насчет дельфинов толковал… что они у ихов вроде собак… так, что ли?
Получив в ответ обиженное молчание, куренной прикрикнул еще раз:
– Ну, долго мне ждать?
– Видите ли, господин куренной атаман, как я уже имел честь доложить, создатели ихов были людьми талантливыми, на грани гениальности… – «Знаток» помолчал и, все-таки, не удержался: – не нам с вами чета!
Куренной сарказм проигнорировал, и «знаток» продолжил:
– Вместе с ихами они создали и весь комплекс доместикатов 1 . Например, ихи выращивают съедобные и наркосодержащие водоросли, разводят моллюсков, торгуют более, чем сотней видов лекарств, изготовленных из тех же водорослей, моллюсков, рыб и водных животных. Дельфины породы «Лидинг» тоже, надо полагать, выведены искусственно. Это – больше, чем собаки. Всяких россказней о них много, но несомненно одно: они разумны и очень привязаны к ихам. Там, где есть ихи, обязательно есть и лидинги. И еще они отменные бойцы – иха, сопровождаемый лидингом, может не бояться никого, кроме вооруженных людей и очень крупных хищников, вроде касатки…
На этом разговор прервался. Вокруг постепенно нарастал шум – люди начали постепенно отходить от шока, вызванного взрывами гранат – в помещении зазвучали стоны, крики, ругательства. Подчиненные куренного принялись наводить порядок пинками и ударами прикладов. Куренной и «знаток» не обращали на это внимания, но вдруг, откуда-то очень приглушенно, почти на пределе слышимости донесся звук автоматной очереди, а через некоторое время в помещении раздался крик:
– Господин куренной! На складе охранники спрятались, у нас двое убитых!
– Хорунжий Семенюк, блокировать склад! – отреагировал куренной. – Хорунжий Неделя, быстро, вон того допросить: сколько всего было охранников, где они могут прятаться…
Лек, воспользовавшись суматохой, попытался делать три дела одновременно: осмотреться, чуть приоткрыв глаза, обдумать полученную информацию и позвать сонаром Сашку – то, что старший сын дяди Сережи не появляется в ультразвуковом диапазоне, очень тревожило.
Сашку обнаружить не удалось, в доступном Леку секторе обзора были лишь тела слабо шевелящихся на полу людей и время от времени мелькали подчиненные куренного, одетые в одинаковые черные комбинезоны и вооруженные автоматами АКМ, по виду, новенькими, чуть ли не прямо со склада. Информация же не укладывалась ни в какие рамки. Налетчики, судя по тому, что их командир так мало знал о Питере и о ихах, пришли откуда-то издалека, но заявились прямо к очень богатому переносу и были готовы к этому, словно знали о переносе заранее. К тому же они собирались остаться в Питере надолго, и договориться для этого с ихами. Полный бред – ихи в свои угодья не допустят никого, «знаток», хоть и знал о водном народе довольно много, но понимал почти все превратно, как и все береговые люди. Был он, несомненно умен – замечание о ксенопсихологии даже удивило Лека своей проницательностью, но сути взаимоотношений ихов с окружающим миром «знаток», все-таки, не улавливал.
Определенный интерес представляли и личности куренного и «знатока». Алик и Эдик… Судя по всему одноклассники, а по голосам обоим крепко за тридцать. «Знаток», скорее всего, интеллигент, правда, крепко потрепанный жизнью, а куренной, возможно, военный, во всяком случае, подчинять себе людей и командовать умеет. Похоже, что их «исходные личности» попали под перенос довольно давно, но один оказался в Псковской земле, а другой… непонятно где. Попали под два разных переноса? Или «знаток» прошел через несколько перепродаж, а куренной… с ним вообще непонятно. «Уходил со скандалом и в потрепанном виде»… преступник, сбежавший с каторги? Хотя нет, куренной сказал, что у него анализы хорошие и намекал, что может посадить на иглу…
Все жители Псковской земли и Поморья проходили медицинское освидетельствование, потому что потребность в «вудменах» была постоянной. Когда требовалось, просто сверялись с картотекой и забирали нужного человека в специальный госпиталь, нимало не считаясь с его желанием или нежеланием. Возможно, «знаток» попал под такую «мобилизацию», но сумел сбежать. Мог, правда оказаться и преступником, но годных к «вудменству» на каторгу не отправляют, а тоже сажают на иглу – в сущности, ничем не лучше каторги. И тем не менее, ясно понимая, чем рискует, вернулся сюда в составе куреня школьного приятеля. Похоже, иного выхода у него не было.
Размышления Лека прервал ультразвуковой сигнал – свистел Иванов-второй! Лек рискнул немного повернуть голову и увидел капитан-лейтенанта. Тот лежал возле самого окна, лицом к стене, скорчившись в позе эмбриона, поэтому, видимо, никто и не заметил его манипуляций со свистком. Сигналил же Иванов-второй полную чушь – намерение совокупиться сразу с несколькими подчиненными куренного атамана, но окрашенное не сексуальными эмоциями, а смертельной угрозой. Лек даже сначала подумал, что капитан-лейтенант изменил своей подчеркнутой вежливости и пытается перевести на водный язык ихов матерщину.
1 Доместикаты (от лат. domesticus – домашний) – собирательное название домашних животных и культурных растений.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Воскресенье, 08.06.2014, 18:17 | Сообщение # 8

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Лек ответил: мол, слышу, но не понимаю, и тогда Иванов-второй добавил к своим невнятно-похабным трелям еще ощущение шума, страха и… плавания, чем окончательно поставил Лека в тупик.
«Нет, придется, все-таки, его хоть немного поучить, а то с ума сойдешь от такого «красноречия». Может, попробовать с ним морзянкой пообщаться? А он-то азбуку Морзе знает? Ладно, попытка не пытка».
Короткие и длинные писки сонара сложились в вопрос:
− − − • • − − • − − − • • • • − − − − − − • • − − − − − • • − (Ч-Е-Г-О Х-О-Ч-Е-Ш-Ь)
Тут же пришел ответ:
• − − • − − − • • • − • − • • • • − • • − • − • • − − − − − − • − − • • − • • − • − • • −
− • − − • − • − • • − • − • − − − (П-О-С-Т-Р-Е-Ф-Я-Ю О-Т-В-Ф-Е-К-У Н-Щ-Р-Я-Й)
Иванов-второй оказался косноязычным и здесь – то ли азбуку Морзе подзабыл, то ли еще не отошел от контузии. Сообщение, однако, было понятным: предлагает отвлечь противника стрельбой из пистолета (куда, интересно, запрятал, ведь, наверняка обыскивали), чтобы Лек в это время мог нырнуть в окно и уплыть. Сущая авантюра. Во-первых, самого капитан-лейтенанта сразу же пристрелят, а во-вторых, Леку тоже уйти не дадут. Достаточно кинуть ему вслед гранату и он тут же вплывет с лопнувшими глазами, обширным инсультом и многочисленными разрывами внутренних органов.
− • • − • • − − − • • • • − − • • • − • • − • • − − − (Н-Е-Л-Ь-З-Я У-Б-Ь-Ю-Т) – передал Лек.
− • • − • − − • • • − • • • − − • − − − • • − − • − − • − • − • • − • − • − − − (Н-А-П-Ф-Е-В-А-Т-Ь Н-Щ-Р-Я-Й) – отозвался «лодочник Димк-к-к», окрашивая сообщение лихой бесшабашностью, явно скопированной у напарника Лека Лидинга. Это, видимо, надо было понимать так, что Иванов-второй был готов пожертвовать собой, ради успеха побега. Лек торопливо, пока капитан-лейтенант и вправду не принялся палить, передал:
− − • − • • − • − • • − − • • • − • • − • • − − − − − • • − • • − − • • − − − − − • − • − • − − − (М-Е-Н-Я У-Б-Ь-Ю-Т Г-Р-А-Н-А-Т-О-Й).
• − • • • • − − − • • − • − − − • • • − − • • • • (… …) Бравый моряк, все-таки, сорвался на ненормативную лексику.
Лек, как смог, объяснил капитан-лейтенанту, что он нужен куренному атаману для переговоров с ихами, и это можно как-нибудь использовать. Иванов-второй затих, видимо, обдумывая возможные варианты действий.
В это время события, происходившие где-то в недрах здания универмага приняли весьма неприятный для налетчиков оборот. Куренному сначала доложили о тяжелом ранении хорунжего Семенюка, потом еще о потерях, а затем и вовсе о том, что охранникам удалось уйти – и от преследователей, и вообще из здания универмага. Не зря Самохин упомянул, что все его люди имеют боевой опыт. Но вот смогут ли они пережить ночь в затопленном городе? Для этого опыт требовался несколько иной.

Наконец-то, принесли воду. Лек дождался пока его щедро обольют с ног до головы, потом перевернулся на живот и его послушно окатили сзади, снова перевернулся на спину и раскрыл рот, щедро плеснули и туда. Вода, действительно оказалась чистой, и Лек почувствовал, что к нему понемногу возвращается бодрость.
– Во, лягуха-то! – прокомментировал напарник «знатока». – Вода холоднющая, а ему хоб что! Ожил? Давай, поднимайся! Господин куренной атаман ждут!
Лек, уже не скрываясь, повертел головой, проследил направление взгляда «поливальщика» и понял, что в нескольких шагах от него стоит этот самый куренной атаман и смотрит с нескрываемым интересом. Куренной оказался высоким, очень крепкого телосложения, мужчиной лет тридцати пяти, с волевым, даже жестоким, лицом, следом ожога, уходящим с подбородка на шею, и двумя скрюченными, видимо, когда-то раздробленными, пальцами на левой руке. На черном комбинезоне, таком же, как и у остальных налетчиков, не было никаких знаков различия, но экипировка была, по местным понятиям, богатейшая. Оружие: АКМ, пистолет в кобуре, подвешенной по ковбойски на бедре, штык-нож на поясе справа и здоровенный тесак, типа мачете, слева. Разгрузка тоже была черной, как будто из одного комплекта с комбинезоном – все карманчики чем-то набиты – командир, а выкладка полная, как у рядового.
Как раз в этот момент что-то забубнила висящая на груди куренного радиостанция. Тот послушал, склонив голову, но отвечать не стал и снова вперился взглядом в Лека, а Лек смотрел не на рацию, хотя она была редкостью, недоступной даже большинству военных, а чуть выше – на подвешенную у самого воротника, так, чтобы до чеки можно было дотянуться зубами, гранату. Так гранаты подвешивают, чтобы не попасть живым в плен.
Рядом с куренным, по-видимому, стоял «знаток» – ровесник по возрасту, но гораздо субтильнее и какого-то, совершенно невоенного, вида, хотя одет и экипирован был так же (только рации не было), и граната подвешена точно так же. А лицо… вот с лицом были проблемы – левый глаз закрыт черной повязкой, левый угол рта и щека обвисшие. Действительно, потрепанный.
Лек стрельнул глазами на других подчиненных куренного. Все то же самое: надвинутые по самые брови черные вязаные шапочки, комбинезоны, разгрузки, новехонькие автоматы, гранаты для самоликвидации. Нет, не бандиты, совершенно очевидно – регулярное воинское формирование, действующее в отрыве от основных сил. Разведка? Спецназ?
Куренной сделал нетерпеливое движение головой и «поливальщик» снова пихнул Лека.
– Вставай, лягуха! Чего разлегся?
Лек шевельнулся и тут же уловил обострившееся внимание куренного – тому было интересно, как этот тюленеобразный увалень с дебильным из-за нависающего лба лицом, будет вставать со связанными за спиной руками. Опытному военному подобное зрелище могло многое сказать о физических возможностях пленного.
«Интересно? Ну, смотри…»
Лек извернулся змеиным движением и стремительно выпрямился в вертикальном положении, «поливальщик», не ожидавший от него такой прыти, дернулся в сторону и навел на Лека автомат.
– Но-но… ишь, прыткий какой!
Лек зашарил глазами по помещению, разыскивая дядю Сережу и Сашку. Дядя Сережа обнаружился сразу – лежал на полу у стены лицом вниз, крови было не видно.
«Поймал рикошет головой. Наверное контужен, и очень сильно, только бы доставить к Источнику, а там Старшие матери и дельфины вылечат…»
Чтобы отыскать Сашку, пришлось повернуться боком к куренному. Лек глянул на, до сих пор остававшуюся для него невидимой, часть зала и почувствовал, как боевой рефлекс дернул ему мышцы шеи и плеч. По полу, покрытому светло-серым линолеумом, тянулись смазанные кровавые полосы, сходящиеся в углу, где были свалены в кучу не меньше десятка трупов. С краю этой кучи лежал Сашка.
– Мы сожалеем! – Куренной правильно понял, куда смотрит Лек. – Это случайность, никто из моих людей специально в вашего друга не стрелял. Мы готовы выплатить любую разумную компенсацию.
«Дурак! Компенсацией будут ваши трупы!»
Куренной врал – он и понятия не имел, как и от чьей руки погиб Сашка. «Знаток» был прав, ихи, благодаря своему водному языку и постоянному общению с дельфинами, умели улавливать тончайшие оттенки интонаций, и поэтому, практически со стопроцентной точностью, знали: когда береговой человек говорит правду, когда не совсем правду, а когда просто врет. Сейчас куренной врал, хотя и не во всем. Компенсацию он, действительно, готов был выплатить. А вот сожаления не испытывал ни малейшего, только досаду оттого, что смерть Сашки может осложнить переговоры.
– Еще раз повторяю: смерть вашего друга – трагическая случайность. Мы сожалеем.
– Я понимаю. – Лек миролюбиво кивнул и подошел чуть ближе к куренному, отчего «знаток» сразу же насторожился. – Можно мне посмотреть раненого?
– Разумеется! – согласился куренной и приказал: – Развязать!
– Спасибо, не надо. – Лек повел плечами и протянул «знатоку» стянутую с запястий веревку. – Я сам.
Кто-то сзади, похоже «поливальщик», изумленно матюкнулся, а «знаток» машинально приняв от Лека веревку, зыркнул на куренного, мол: «Ну, что я говорил?». Куренной в ответ лишь покривил рот. Лек, не обращая внимания на их безмолвный диалог, торопливо подошел к дяде Сереже и, опустившись на колени, осторожно ощупал его голову. Огромная опухоль расплылась почти на всю правую часть затылка. Лек попытался прощупать повреждения сонаром, на воздухе получалось плохо, но череп, кажется, был цел, а имеется ли внутричерепная гематома, даже в воде смог бы определить только опытный лекарь или старая дельфиниха, родившая и вырастившая с десяток детенышей.
– Можно полить его водой, так же, как меня? – спросил Лек, поднимаясь на ноги.
– Конечно! – куренной сделал знак «поливальщику».
– Жизнь? – просвистел Иванов-второй, на удивление правильно совместив вопросительную интонацию с понятием продления существования в длительное будущее. Лек машинально, не задумываясь, поймет ли его капитан-лейтенант, сплел в коротком сигнале положительный прогноз на краткий период и неуверенность на длительную перспективу. Отвлекаться на Иванова-второго было некогда, куренной приступил к допросу… или переговорам?
– Назовите себя... пожалуйста.
– Алексей Николаевич – ответил Лек и, вспомнив разговор о татуировке, добавил: – Воспитатель детского сада.
Левая бровь куренного слегка дернулась вверх – он, видимо, до такой степени не считал иха человеком, что обычное имя-отчество показались ему нонсенсом. Тем не менее, в ответ он представился вполне корректно:
– Куренной атаман Святцев, Олег Борисович. Куренной атаман, по-вашему, полковник.
«Врет, вернее, преувеличивает. Полковником ему хотелось бы быть, а на самом деле, наверное, кто-то из старших офицеров – майор или подполковник».
– Знаете, что это такое? – Куренной повел головой в сторону окна.
Лек не мог вопросительно поднять брови – бровей у него не было – но, как сумел, изобразил заинтересованной внимание.
– Это ППСП – пояснил куренной – Подвижное Пятно Спонтанного Переноса, а мы… нас называют кочевниками. Это наше ППСП, и все, что оно приносит, принадлежит нам!
Щелк! Мозаика, наконец-то, сложилась. Лек даже удивился тому, что не сумел догадаться сам, наверное, сказалась контузия…

* * *

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Воскресенье, 08.06.2014, 18:21 | Сообщение # 9

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Подвижное пятно спонтанного переноса было штукой полулегендарной и совершенно неизученной. Неизвестно даже было, создавались такие пятна намеренно или являлись побочным эффектом иной деятельности «вудменов». Достоверно знали немногое. Блуждающие области переноса болтались по поверхности земли испокон веку – со смутных времен. Время от времени, останавливаясь, они выдергивали из прошлого все, что оказывалось в зоне их охвата, потом ползли дальше. Иногда перенос в одном и том же месте, случался не один, а несколько. Такие пятна назывались кратными. Размеры их были разными, конфигурация тоже, периоды прошлого, из которого производился перенос так же разнились. Главным образом переносы приходились на нежилые места, добавляя к существующему ландшафту груды грунта и разнообразную растительность, но случалось, что они наползали на населенные пункты или дороги. Тогда настоящее обогащалось людьми из прошлого, зданиями и сооружениями, автомобилями или железнодорожными составами. Порой перенос приходился на затопленные области, и все перечисленное оказывалось в воде.
Это все, остальное – слухи и домыслы. Рассказывали о ППСП, которые выдергивали ящеров из Юрского периода, полки и дивизии из времен разных войн, переносили только неживую материю, а людей и зверей исключительно в виде трупов. Купцы из тверского княжества рассказывали, что где-то под Смоленском вылезло огромное минное поле, на котором подорвалась куча народу и еще больше всяких животных, а моряки повествовали об огромных льдинах, величиной чуть ли не с футбольное поле, всплывавших в Карском море примерно с месячной периодичностью, но все время в разных местах… много всякого рассказывали.
О кочевниках было известно немногим больше. Они таскались вслед за ППСП, умея каким-то образом прогнозировать время и место переноса и каждый отряд считал все перенесенное своей собственностью, которую кочевники готовы были защищать с оружием в руках, не считаясь с потерями и проявляя жуткое сочетание отчаянной отваги со звериной жестокостью. Где-то у них были базы, на которые свозилась добыча и где-то, по слухам возле Урала, существовала столица кочевников – вроде бы немаленький город.
Псковскую землю и Поморье сия напасть посещала редко (или это было давно) но один случай знали все. Где-то лет шестьдесят назад ППСП вылезло на окраине Новгорода. Явившиеся чуть позже кочевники первым делом перебили городской гарнизон, устроив жуткую резню и сотнями сплавляя трупы по Волхову. Дело было в середине зимы, и, пока из-под Пскова по распутице добрался усиленный батальон, кочевники успели укрепиться, подготовиться и так встретили солдат, что после первой же атаки батальон лишился трети личного состава и большей части техники. Солдаты довольно легко прорвали оборону кочевников сразу в нескольких местах, но, когда роты втянулись на улицы Новгорода, оказалось, что прорвались они в прекрасно организованные ловушки, из которых не выбрался почти никто. И снова поплыли по Волхову трупы.
На вторую атаку комбат не решился и запросил у командования подкрепления, предупредив, что ни артиллерию, ни ракетное оружие применить нельзя – кочевники, не стесняясь, прикрывались мирным населением. Промучившись неделю, Армия, «скрипя сердцем», обратилась за помощью к Флоту.
А моряки, как выяснилось, уже несколько дней воевали с кочевниками по собственной инициативе, перехватывая отдельные баржи, на которых из Новгорода вывозилась по Ильменю добыча. Они бы и вовсе заперли кочевников в Новгороде, да сил было маловато. Когда же с Балтики подошла подмога, все решилось меньше, чем за двое суток. Все баржи с грузом и пленными взяли на абордаж, все конвойные катера потопили, а в тылу у обороняющихся кочевников высадили десант. Совместный удар с суши и с воды, поддержанный артиллерийскими и ракетными кораблями, смял кочевников, но вот пленных, из которых можно было бы выбить информацию, не удалось взять ни одного. Те дрались до последнего, а потом либо стрелялись, либо подрывались на собственной гранате, либо раскусывали ампулу с ядом – на вкус, на цвет, как говорится…
С той поры кочевников стали бояться. Армия и Флот договорились предпринимать, при их появлении, немедленные совместные действия, не считаясь, кто кому оказывает помощь, а то в Новгороде тогда чуть до стрельбы не дошло – не могли поделить добычу. Несколько раз, после той давней истории, объявлялась тревога – пойманные пограничниками эльфы сообщали о появлении кочевников, но до боевых столкновений дело так и не дошло. И вот случилось – ППСП приползло в Питер, и кочевники проникли на территорию затопленного города никем незамеченными.

* * *

– Я знаю, что такое ППСП и знаю, кто такие кочевники. – Лек решил не выслушивать пояснения куренного, все равно никакой важной информации тот не выдаст, а сообщить о происходящем своим требовалось как можно быстрее. – Что вы хотите нам предложить?
– Союз и защиту, долю в добыче и другие виды сотрудничества.
Куренной был готов к ответу, и даже доля искренности в его словах наличествовала, и все же чистой правдой его предложение не являлось, скорее ихов собирались использовать, но на добровольной основе. Плюс, в голосе куренного явно присутствовали интонации самодовольства и даже гордости, видимо план использования ихов родился в голове самого куренного и был для кочевников чем-то необычным, каким-то тонким, оригинальным ходом. Действительно, для тех кто привык полагаться только на силу, сам факт привлечения союзников являлся «высшим пилотажем» дипломатии.
– У меня нет полномочий для ведения переговоров, но я могу передать ваши предложения Старшим матерям.
«Думаешь, что у нас матриархат? Ну и думай на здоровье!»
Куренной слегка кивнул – и вправду, ну какие могут быть полномочия у воспитателя детского сада, да еще молодого самца при матриархате-то?
– Прекрасно! Вас немедленно доставят в любое место, которое вы укажете, а обратным рейсом наш транспорт заберет вашу делегацию для переговоров.
– Извините, но так вряд ли получится! – возразил Лек. – Во-первых, ваш транспорт просто не подпустят к нашему поселку, и я с этим ничего поделать не могу, чужих к нам не пускают. Во-вторых, быстро делегацию для переговоров не соберут… – Лек имитируя жестикуляцию береговых людей, развел руками – пожилые женщины, сами понимаете…
– Гм… – Лек готов был поклясться, что на язык куренному просится что-то нелестное в адрес старых дур. – А что… мужчины между собой договориться не могут?
«Знаток» дернулся было удержать своего начальника, но было поздно – глупость уже озвучена.
«Вот и вся твоя «дипломатия» – до переговоров и поиска союзников ты додумался, пословицу «Разделяй и властвуй», наверняка знаешь, а вот то, что переть, как танк на штакетник дипломату нельзя, тебе и в голову не приходит. Придется изображать возмущение… впрочем, почему же «придется»? Наоборот, все отлично, есть возможность заставить тебя оправдываться, а это – усиление моей позиции».
– Настоятельно рекомендую вам, господин куренной атаман, никогда ничего подобного вслух не произносить, даже если никого из ихов рядом нет, но есть люди, которые могут нам ваши слова передать. Во-первых, потому, что союзников обижать не стоит, а во вторых,… зачем вам нужны союзники, у которых вами же и спровоцирован внутренний конфликт?
Секунду-другую казалось, что куренной ударит «знатока» – не за то, что не предупредил (как он мог предупредить?), а за то, что стал свидетелем промаха своего начальника и был способен по достоинству оценить начальственный «косяк». Однако справился с собой «полковник» достаточно быстро:
– Прошу извинить, вмешиваться в ваши внутренние дела намерения не имел… и благодарю за совет.
– В таком случае, если позволите, – Лек «ковал железо, пока горячо» – еще один совет.
– Слушаю вас.
– Я хотел бы получить ответ на несколько вопросов, которые вам все равно обязательно зададут, но если я узнаю ответы прямо сейчас и смогу передать их Старшим матерям, то процесс отправки делегации на переговоры может ускориться.
– Если ваши вопросы не затрагивают… – «Знаток» снова нетерпеливо шевельнулся, на этот раз вовремя, и куренной внял предупреждению: – Хорошо, спрашивайте.
– Ваше ППСП кратное?
– …Да… формирует два переноса: в момент раскрытия и в момент схлопывания.
– Период?
– Пять-семь суток.
– Значит, вы пробудете здесь всего неделю, дней десять?
Куренной покосился на «знатока», тот полуприкрыл глаза, словно говоря: «Да».
– Мы же все равно узнаем! – «помог» «знатоку» Лек.
Куренной опять покосился на школьного приятеля, а потом, с деланным равнодушием отвернулся к окну – объясняй, мол, сам.
– Видите ли… – начал было «знаток», но потом спохватился, что куренной не удосужился его представить, и назвался сам: – Меня зовут Эдуард Викторович. – Дождался вежливого кивка Лека и продолжил: – Так вот… наше ППСП движется по линейно-петлевой траектории, то есть, в каждом цикле совершает длительное перемещение по прямой, а потом описывает одну или несколько петель на относительно небольшой площади, сравнимой, скажем, с площадью вашего города. В каждой петле ППСП раскрывается от трех до десяти раз, то есть, формируется от шести, до двадцати зон переноса.
– Значит, весь цикл занимает примерно шесть-семь месяцев? – прикинул Лек.
– Если быть точным, то лунный год… – куренной негромким кашлем прервал «знатока», видимо напоминая, что излишне вдаваться в подробности не стоит.
– Извините, но по-моему нереально! – Лек отрицательно покачал головой. – Армия и Флот вас уничтожат, они еще не забыли новгородскую резню.
Куренной удивленно обернулся к «знатоку», похоже эта история была ему неизвестна, а «знаток» не обращая внимания на начальство, испуганно протараторил:
– Это было давно, и это были не мы!
– Не имеет значения! – возразил Лек. – Здесь резко негативное отношение к вам имеет место у всех и ко всем кочевникам в целом, независимо от того к какому подразделению они принадлежат! Нереально!
– А по-моему реально! – «нажал» голосом куренной. – Имеющаяся у нас информация позволяет утверждать: вступать с вами в конфликт Армия и Флот избегают! Город – ваши угодья, и если вы воспротивитесь, то ни моряки, ни пехота сюда не полезут! А если еще и мы вас поддержим… Вполне реально!
«Информация… сам пять минут назад услыхал от «знатока» нечто невнятное, наполовину перевранное, и туда же: «позволяет утверждать»! И ведь сам верит, в то, что говорит! Все с вами понятно, господин куренной: напор, блеф, агрессивное невежество, а желание договориться не от гибкости ума, а от безвыходности положения. При малейшей возможности, на любые договоренности наплюете! Впрочем, никаких договоренностей и не будет, вы, вместе с вашими людьми, уже приговорены, только сами об этом не знаете".
– А что с нами будет, когда вы уйдете? – изобразил сомнения Лек. Старшие матери обязательно об этом задумаются! Поругаться с сильными соседями, ради временных союзников, а через год остаться одним? Зачем нам это?
Куренной зло покривил рот и дернул подбородком в сторону «знатока», видимо приказывая продолжить объяснения. «Знаток» словно только этого и дожидался:
– Мы не уйдем! Во-первых, петля, по которой движется ППСП, скорее всего, проляжет внутри территории города, а во-вторых… скажите, у вас свои «вудмены» есть?
– Нет, на ихов «Вунд» не действует.
«На самом деле, он нас убивает, но вам этого знать совершенно ненужно!»
– Ну, вот видите: мы вам совершенно необходимы! – «Знаток», прямо-таки, просиял от радости. – Ваше владение территорией, наша сила, плюс «вудмены»! Никто с нами не справится!
– Значит, вы умеете содержать и обучать «вудменов»? – быстро спросил Лек.
– Да! – отрубил куренной атаман.
Тон, которым он произнес свою короткую реплику, был напористым и уверенным, но судя по тому, как поспешно куренной вмешался, не давая ответить «знатоку», что-то здесь было не в порядке – то ли у кочевников были проблемы с «вудменами», то ли на эту тему вообще не следовало разговаривать.
Настаивать Лек не стал, то, что ему требовалось, он узнал, а остальное, как говорится, было уже делом техники.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 09.07.2014, 16:52 | Сообщение # 10

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

О здании пассажирского терминала аэропорта, в свое время, позаботился кто-то из вудменов, поэтому оно стояло на острове, а вокруг было довольно мелко. Для швартовки патрульных катеров, солдатами была выстроена длинная деревянная эстакада, в конце которой и находился причал. Лодка кочевников бесшумно, на веслах, приблизилась к причалу метров на двести и приткнулась за развалинами какой-то хозяйственной постройки.
– Все, дальше мы сами, тут глубины всего по пояс. – Объявил кочевникам Лек. – Только солдатик у нас что-то совсем сомлел, на себе тащить придется.
– Ничего, сейчас взбодрим! – Старший из кочевников извлек из аптечки шприц-тюбик и, прямо сквозь штанину, всадил иглу в бедро раненому. – Куда надо, дойдет и, что нужно, скажет, а дальше… как карта ляжет. Если сердце здоровое и к врачу вовремя попадет, то даже и выжить может, и руку сохранить.
– Будем надеяться. – Лек согласно покивал. – А вы потихоньку отгребайте до того места, где мотор заглушили, и старайтесь не шуметь, а если вас осветят прожектором, сразу же выскакивайте из лодки и ныряйте, у солдат тут крупнокалиберные пулеметы, и стреляют они метко.
Лекарство подействовало быстро – солдат что-то невнятно пробормотал и попытался сесть.
– Рядовой Кузьмин, встать! – прошипел ему в ухо старший из кочевников.
Солдат дернулся, ошалело вертя головой, а кочевники подхватили его и выставили за борт, в объятия Лека, который торопливо прикрыл ему ладонью рот, чтобы тот от неожиданности не заорал.
– Вы поняли? Если осветят прожектором, сразу же за борт! Солдаты сначала стреляют, потом разбираются. И не бойтесь, я вас потом найду и вытащу на сушу.
– Понятно. Бывай, лягуха!
Лек закинул на плечо уцелевшую руку раненого и побрел по пояс в воде, но не прямо к причалу, на котором маячил часовой, а к груде каких-то обломков, возвышающейся над поверхностью воды метрах в пятидесяти от торца эстакады. Тащить солдата было не так уж и трудно, он, хоть и передвигал ноги «чисто формально», но зато был почти вдвое легче Лека. Приткнув среди торчащих над водой обломков свой мешок, Лек поудобнее подхватил солдата и вышел на открытое место, прямо под взгляд часового на причале.
Довольно долго их не замечали, у Лека даже появилось подозрение, что часовой заснул, но метрах в двадцати от причала раненый запнулся, громко плеснул водой и коротко простонал. Тотчас с причала, прямо в глаза ударил луч мощного фонаря и раздался окрик:
– Стой! Кто идет! – И почти без паузы: – Стой стрелять буду!
Лек мгновенно остановился и поднял вверх свободную руку – ни щелчка предохранителя, ни лязга затвора он не услышал, и это наводило на весьма нехорошие мысли. Вряд ли часовой позабыл привести оружие в боевое положение – салаг на такие посты не ставили – значит, патрон уже находился в стволе, и для выстрела достаточно было лишь легкого нажатия на спусковой крючок, а надеяться на промах с расстояния метров в двадцать, было бы непростительным легкомыслием.
Опасения были вполне обоснованными – да, на посту не салажонок, у которого автомат, запросто может пальнуть «сам по себе», но всяких жутких россказней о затопленном городе среди береговых людей ходит предостаточно, а тут еще ночь, да что-то непонятное лезет из воды…
– Я Иха! – выкрикнул Лек. – Со мной ваш раненый, рядовой Кузьмин! Он один живой остался! Экипаж прапорщика Волкова погиб!
– Стоять! – донеслось с причала.
Силуэт часового слегка сместился, и Лек, щурясь от света фонаря, уловил движение руки – часовой нажимал на «тревожную» кнопку. Уже легче – вызывает начальника караула или разводящего, значит, стрелять не будет. Через несколько секунд на крыше здания пассажирского терминала вспыхнул прожектор и, недолго пошарив по поверхности воды, нащупал фигуры Лека и обвисшего на нем солдата. Глаза пришлось совсем закрыть, настолько мощным был световой поток. Не прошло и минуты, как до Лека донесся звук шагов нескольких человек и голоса:
– Что тут у тебя?
– Лягуха Кузю приволок… раненого. Говорит, что наших с катера перебили…
– Всех?
– Говорит, что всех… Слышь, выходит, и Волчара п… дой накрылся?
– Ну и хрен с ним, плакать не будем! Эй, ты! Медленно ко мне! И не дергаться, стреляем без предупреждения!
– Свет уберите! – попросил Лек. – Не видно ничего!
– Перебьешься… принял влево! Еще левее… вот так и двигай! Кузя! Голос-то подай!
Раненый, обвиснув мешком, молчал.
– Без сознания он! – попытался пояснить Лек. – У него кость раздроблена, и лекарствами какими-то накололи…
– Молчать! – оборвал его голос с причала и, тут же презрев всякую логику, спросил: – Кто ребят побил?
– Кочевники!
– Пи…дишь! Откуда здесь кочевники?
– Откуда я знаю? Пришли и все! Помогите, а то уроню же! – Лек все еще надеялся, что удастся смыться, не выходя на берег. – Он совсем идти не может!
– Перебьешься! Еще принять влево! Прямо!
– Лек, имитируя усталость медленно потащился вдоль эстакады к берегу, а солдаты топали сапогами почти у него над головой и негромко совещались:
– Кочевники, говорит… брехня, откуда им тут взяться?
– Все равно, летеху будить надо… и врача Кузе вызвать.
– Ну да, его добудишься… вечно, как Кузов припрется, так в хлам нажираются…
«Кузов, это, видимо, капитан Кузовой, «скупщик» от Армии. Это про него Пырьев сказал: «Опять Володька надрался». А что он здесь делает? Наверно наблюдатели с Вороньей горы перенос засекли. Значит, офицеров, считай нет, придется с сержантом договариваться».
– …Все равно, доложить надо! – продолжалась дискуссия на эстакаде.
– Ага, и летеху подставить! Пришлют вместо него какого-нибудь жлоба! Кузов, пьянь алкоголическая… ему-то ничего не будет, а летеху вздрючат по самое «не балуй».
– Да Кузе же врач нужен! Разуй глаза, он вообще никакой! Кость раздроблена…
– Ага, а с врачом какое-нибудь начальство притащится!
– А не доложишь, тебе лыки оборвут!
– В рот вас всех… мать-перемать…
Лек дождался, пока глубины будет по колено и посадил раненого прямо в воду.
– Все, больше не могу, тащите дальше сами!
– Покапризничай у меня! Давно по загривку не получал? А ну! Поднял раненого и марш к берегу!
– А ты давно не купался? – У Лека, все-таки лопнуло терпение, хотя он и «прочитал» по интонациям, что хамят ему не со зла, а от растерянности, сдобренной изрядной долей страха. – Гляди, вода кругом, да и ночь, опять же…
Угроза возымела действие – с эстакады донеслась матерная тирада, а затем последовала команда:
– Леха, Серый, принять раненого! А ты – руки за голову и марш на берег!
Делать было нечего, Лек переплел пальцы рук на затылке и, выбравшись на берег поплелся в сторону слабо светящегося окошка на первом этаже пассажирского терминала. Позади, пыхтели волокущие раненого солдаты и раздавался голос сержанта, поочередно понукавшего то Лека, то своих подчиненных.

В караульном помещении сержант отправил досыпать поднятую по тревоге отдыхающую смену, приказал уложить раненого на диванчик, а Лека привязать к стулу. Потом дискуссия на тему «докладывать или не докладывать?» продолжилась. Проблема сводилась к непредсказуемости одного обстоятельства – притащится вместе с врачом кто-либо из начальства или не притащится? По всему выходило, что притащится – гибель экипажа патрульного катера, вне всяких сомнений, повод для серьезного разбирательства. А лейтенант, командующий караулом, стараниями капитана Кузового, пьян до потери сознания, что, к гадалке не ходи, чревато крупными неприятностями.
Лек легко «читал» по интонациям, что к лейтенанту солдаты относятся по-доброму и не хотят подставлять, капитана Кузового, организовавшего пьянку, не любят, а покойный прапорщик Волков достал солдат так, что его смерти чуть ли не радуются. Прислушиваясь к разговору, Лек одновременно исследовал, доступными ему средствами, предмет мебели, к которому был привязан. Стул был деревянным и отнюдь не новым – еще при усаживании Лека он жалобно скрипнул и покачнулся. Получалось, что хорошенько рванувшись, Лек сможет освободиться и от веревок, и от деревяшек – солдаты, похоже, позабыли, что даже подросток Иха был физически сильнее любого берегового мужчины, а уж Лек-то…
Дискуссия «докладывать или не докладывать?», наконец приобрела конструктивный характер – врач все равно не доберется до поста в аэропорту быстрее, чем за час, а лейтенанта за это время, методом купания и интенсивных физических нагрузок, можно попытаться привести в относительно приличное состояние, тем более, что дрыхнет он уже часа четыре, если не больше. Коллективный разум бодрствующей смены караула склонился к варианту «докладывать».
Лека этот вариант вполне устраивал. Если часть караульных отвлечется на возню с лейтенантом, в караулке останется один, максимум двое, солдат, а с ними можно будет справиться без риска. Выбраться наружу, добежать до воды, а там…
Все планы порушил появившийся в дверном проеме капитан Кузовой. Была у этого офицера уникальная способность, делавшая его своеобразной знаменитостью – капитан, сколько бы перед этим ни «принял на грудь», прямо-таки виртуозно умел представляться совершенно трезвым! Вот и сейчас о его состоянии свидетельствовали лишь: яркий румянец, распространившийся даже на шею, налитые кровью глаза, да то, что собеседником для себя он выбрал не живых людей, а солдата с автоматом, изображенного на плакате «Несение караульной службы – выполнение боевой задачи!». Четкого-же командного голоса капитан не утратил:
– Сер-ржант! Что тут пр-роисходит?!
– Товарищ капитан! – принялся докладывать сержант. – Нападение на патрульный катер! Старший прапорщик Волков убит, рядовой Кузьмин тяжело ранен, срочно требуется врач!
– Так… – Кузовой, прищурившись, вгляделся в плакат. По всей видимости, его смутило, что рапортующий говорит не размыкая губ, не меняя ни позы, ни выражения лица, да к тому же еще и не ест глазами начальство, а по-прежнему бдительно вглядывается куда-то вдаль.
– Звонить надо, товарищ капитан! – подтолкнул в нужную сторону процесс мышления Кузового сержант.
– Да! Телефон!
Один из солдат сунул в руку Кузовому трубку, а сержант крутанул ручку индуктора полевого телефона.
– «Воля-дежурный»? – капитан продолжал пялиться на плакат, но голос его был голосом абсолютно трезвого человека. – Говорит капитан Кузовой! Соединить с центральной!.. Центральная? Госпиталь, дежурного врача!..
В полном соответствии с пословицей: «Кто пьян, да умен – два угодья в нем» - Кузовой, минуя все служебные инстанции, связывался напрямую с медиками.
– Але… Зяма? Какой санитар? Где капитан Зильберман?! А кто сегодня дежурит?.. Тогда майора Терещенко! Что значит вышел? Быстро к аппарату! Капитан Кузовой говорит… Да хоть в окно кукарекай! Бегом, я сказал!
В караулке повисла тишина, а капитан Кузовой, видимо взбодренный исполнением начальственных функций, решил изменить положение своего тела в пространстве. Поворачиваясь всем корпусом, он медленно обвел помещение взглядом и, хоть и не с первого раза, но все-таки зафиксировал наличие в караулке живого существа, одетого не по форме и нахально сидящего в присутствии офицера. Дошло ли до Кузового, что это не береговой человек, а Иха, осталось неизвестным.
– Это что за …
Договорить Кузовой не успел, так как Лек, план побега которого капитан поломал своим появлением, ударил сонаром. Даже той пониженной мощности, которую сонар давал на воздухе, Кузовому хватило с избытком – не меняя позы и продолжая прижимать к уху телефонную трубку, капитан начал заваливаться назад и вправо, стаскивая натянувшимся проводом со стола телефонный аппарат. Один солдат кинулся ловить ползущий по столу телефон, а другой, вместе с сержантом, ловить падающего капитана, и в этот момент Лек рванулся. Треск разламываемого стула, был перекрыт шумом падения капитанского тела, которое солдаты все же не смогли удержать. На то, чтобы сбросить враз ослабевшие веревки, понадобилась секунда-другая, а дальше все и вовсе пошло очень быстро. Солдата, в попытке изловить ползающий телефон, улегшегося животом на стол, Лек рубанул ребром ладони по шее, сержанта, склонившегося над упавшим капитаном, сбил пинком на пол, а потом, наступив ему на спину левой ногой, пяткой правой двинул в лоб последнему солдату. Оттолкнувшись так, что у сержанта в спине отчетливо хрустнуло, Лек перескочил через лежащие тела и выбежал за дверь.
До воды от здания пассажирского терминала было метров тридцать, и это был самый опасный участок – в Лека могли выстрелить и часовой с причала, и пулеметчики с крыши. Для пулемета, конечно, это была мертвая зона, но личное-то оружие у пулеметного расчета тоже имелось. Вся надежда была на темноту, на то, что произведенный шум не вышел за пределы караульного помещения и на то, что внимание караульных было обращено на воду. Еще, конечно же, и на быстроту бега, но тут были проблемы – бегуны из Ихов были никакие. Ноги Ихов, прекрасно работавшие в воде, отказывались перемещать массивные тела по суше со сколько-нибудь приличной скоростью – ни спринтер, ни стайер, а так – «трусцой от инфаркта». Дело немного облегчалось тем, что дорога шла под уклон, но и здесь существовала своя опасность – ноги могли не поспеть за разогнавшимся туловищем.
Неимоверными усилиями Леку, все-таки, удалось сохранить почти вертикальное положение до самой кромки берега и даже немного войти в воду, но потом он с громким плеском упал вперед, основательно приложившись животом о дно. Слава богу, ни камней, ни каких-нибудь железок в этом месте не подвернулось. Двумя бросками, наподобие дельфиньих, Лек выбрался на более глубокое место и, погрузившись, сразу же рванулся в сторону, стремясь уйти под эстакаду. Здесь уже получалось лучше – в воде Лека не смог бы догнать даже человек в ластах.
Почти сразу же, от того места, где Лек только что нашумел, донеслись характерные звуки врезающихся в воду пуль.
«Вряд ли по-настоящему поняли, что произошло, просто палят на громкий всплеск. Вот и делай добро после этого, я им раненого приволок, о кочевниках предупредил, а они…».
С максимально возможной скоростью Лек поплыл под эстакадой, рассылая сонаром предупреждение: «уходите, здесь стреляют!». У водного народа пустое любопытство было не в чести, а вот дельфины могли запросто заявиться на шум и словить шальную пулю.
Впереди, там, где в конце эстакады на причале торчал часовой, тоже раздались выстрелы. Самое скверное, что солдат лупил длинными, на пять-шесть патронов, очередями поперек пути, который Леку надо было преодолеть, чтобы добраться до груды обломков, в которой он припрятал мешок со своими вещами. Можно было бы обойти это место стороной, но тогда путь попадал в сектор обстрела пулемета, чьи очереди следовали за ползающим по поверхности воды лучом прожектора. Часовой же обстреливал ту часть водной поверхности, которую заслонял от пулеметчика навес над причалом – куда не кинь, везде клин, хочешь не хочешь, а от часового надо было как-то избавляться.
Лек доплыл до конца эстакады, влез на поперечную балку между сваями причала и приготовился к броску. Автомат плевался огнем и грохотом над самой его головой, но быть замеченным часовым Иха не боялся – фонарь светил на воду, а солдат, насмотревшись на вспышки собственных выстрелов, не различал ничего за пределами освещенного круга.
Дождавшись, когда «Калаш» часового, вместо полноценной очереди выдал всего два выстрела и замолчал – опустел рожок – Лек рванулся вверх. Его появление над краем причала совпало со стуком упавшего на доски пустого магазина. Ситуация для солдата «хуже не придумаешь» – левая рука держит автомат за цевье, правая вытягивает из подсумка рожок с патронами. Даже если бы он и заметил появившегося над краем причала Иха, времени, чтобы перехватить оружие для удара прикладом или стволом у него не оставалось. Лек ухватил часового за лодыжку и, откинувшись всем телом назад, обрушился вместе с солдатом в воду. Тот видимо ударился в панику еще в полете, потому что принялся орать прямо в воде, пуская пузыри и бестолково дрыгая ногами. Пришлось подтолкнуть его к поверхности, чтобы не захлебнулся.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 09.07.2014, 16:57 | Сообщение # 11

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Дальше все уже пошло гладко: на преодоление двадцати с небольшим метров до груды обломков Леку понадобилось меньше двадцати секунд, мешок нашелся там, где и был оставлен, а пулемет прекратил стрельбу, видимо, расчет пытался понять, что за истошные вопли и громкий плеск раздаются из непросматриваемого с крыши сектора – часовой окончательно утратил контроль над собой и отчаянно молотил руками по воде, оглашая окрестности душераздирающими криками.
Лек надел ласты, прицепил к поясу нож, взвел арбалет, пошарил в мешке и с сожалением не обнаружил там пистолета – кочевники вернули не все. Появился соблазн вернуться за утопленным перепуганным часовым автоматом, но осторожность взяла верх, пора было убираться. Внезапно на крыше ожил пулемет, но стрелял он уже куда-то далеко, туда, где, по расчетам Лека, должна была находиться лодка с кочевниками, туда же светил и прожектор.
«Влипли господа кочевники, придется купаться… солдаты службу знают, быстро справились с нервами!».
Выпрыгивать из лодки кочевники, надо понимать, не стали – грохот выстрела из мощной винтовки долетел до Лека почти в тот же момент, когда прожектор рванул окружающую темноту предсмертной вспышкой и угас по звяк искореженного рефлектора.
– Ложись! Лягухи в темноте видят! – донеслось с эстакады.
«Ну вот, теперь еще и заявят, что это я в прожектор пальнул! Однако кочевники ребята умелые, с первого выстрела освещение выключили! Если еще хватит выдержки не шуметь мотором, а уйти на веслах…».
Додумать Лек не успел – сначала он услышал хлопок гранатного запала, потом негромкий плеск, а потом в воде рванула и сама граната. Через несколько секунд бахнули еще две гранаты, а потом что-то намного мощнее – такое, что брызги долетели до самого укрытия Лека. Оставалось только радоваться, что он в этот момент не в воде 1 .
Наконец, взрывы и выстрелы прекратились, Лек выждал еще некоторое время для страховки, и только когда восточный край неба стал постепенно светлеть, бесшумно погрузился в воду и поплыл в сторону своего поселка. Добираться было не то, чтобы очень уж далеко – поселок находился вблизи от того места, где в прежние времена шоссе взбиралось на Пулковские высоты, но Лек не спал и не ел уже почти сутки, да и приключений на его голову свалилось за этот срок предостаточно.
Организм бурно протестовал против физической нагрузки, и когда на глаза Леку попалась относительно крупная рыбина, он почти «на автомате» всадил в нее гарпун. Сначала выдавил прямо в рот еще не созревшую икру, потом вырезал и съел жирную спинку. Желудок, вместо благодарности, нахально потребовал добавки, что, впрочем, было и неудивительно…
Еще в детстве, на просмотре культового для Ихов фильма «Человек-амфибия», Лек удивился: как это Ихтиандр умудрялся быть таким тощим? Потом учитель объяснил, что это ошибка режиссера, снимавшего фильм. Как известно, теплоотдача человеческого тела пропорциональна площади его поверхности, а теплотворность – объему. Вода же всегда холоднее тела. Поэтому теплокровные водные животные имеют округлые формы (минимальная поверхность при максимальном объеме) и снабжены подкожным слоем жира, исполняющего роль теплоизоляции, и слой этот необходимо постоянно подпитывать обильной и калорийной пищей. Человек же такого телосложения, как артист, исполнявший роль Ихтиандра, ни за что не смог бы часами находиться в воде, тем более спать в море – просто погиб бы от переохлаждения. Дальше учитель принялся объяснять про художественный образ и разницу в эстетических воззрениях Ихов и береговых людей, но малышне это было уже не интересно. Вывод из услышанного был прост и однозначен – надо много и хорошо кушать, с чем молодые, бурно развивающиеся организмы были абсолютно солидарны.
… Размышления Лека на тему «продолжить трапезу или двигаться дальше?» были прерваны донесшимся сигналом Лидинга:
– Лек-к-к… Лек-к-к… Лек-к-к… Живой?.. Живой?... Живой?
– Живой, живой… – Успокоил Лек и тут же был чуть не протаранен стремительным дельфиньим телом. Лидинг описал вокруг друга прямо-таки самолетный вираж, потом выскочил из воды и кувыркнулся в воздухе, потом… Слава богу, что у дельфинов нет привычки, подобно собаке, кидаться на грудь хозяину, иначе без травм дело не обошлось бы.
– Ну, ты не очень-то резвись, рыбина, здесь еще запросто из пулемета достать могут.
– Что передать? – В отличие от Лидинга, Ки-т-т приблизился неторопливо, с достоинством.
– Ничего. Помогите побыстрее добраться.
Дельфины пристроились по бокам от Лека, дождались пока он ухватится за их спинные плавники, и рванули вперед так, что только многолетняя практика позволила рукам не сорваться и, одновременно, не сделать дельфинам больно. При этом Лидинг нахально взял на себя командование синхронизацией усилий, хотя Ки-т-т был и старше по возрасту, и стоял в не очень-то четкой иерархии дельфинов гораздо выше.
Вообще-то говоря, никакой иерархии у друзей Ихов не было, как не было ни вожаков стаи, ни самих стай – статус определялся, главным образом, тем, у кого из Ихов дельфин был постоянным напарником. Но здесь и сейчас главным действующим лицом был Лек, а потому его напарник, тонко уловив специфику ситуации, нахально выдал трель сочетавшую в себе смысл двух человеческих выражений: «И-и взяли!» и «Эх, прокачу!», на фоне эмоций важности исполняемой роли и радости от того, что Лек ушел невредимым из-под обстрела.

* * *

Вообще, Лидинг был большим оригиналом, нахалом и тем, что на человеческом языке называется пижоном. Начать, хотя бы с того, что у него не было собственного имени. «Лидинг» было общим названием породы дельфинов, которую вывели, как гласили предания Ихов, в той же лаборатории, что и самих Ихов. Так что, напарник Лека, отказываясь от имени собственного, уподоблялся человеку, именующему себя просто «Человек» без имени и фамилии. Все имена, предлагаемые ему Старшими Матерями, Лидинг отвергал, не утруждая себя объяснением причин. Другие же лидинги, как ни странно, относились к подобному капризу с пониманием и именовали его «Лек-к», но с такой интонацией, что было сразу понятно, что обращаются они не к Иху, а к дельфину. Пришлось и Леку научиться «произносить» на водном языке «Лидинг» на разный манер – «лидинг вообще» и «Лидинг напарник».
Поначалу, правда, он тоже пытался наградить своего напарника именем собственным, надеясь, по детскому легкомыслию сделать то, что никак не удавалось Старшим Матерям. Однажды даже попытался апеллировать к культовому для Ихов тексту романа «Человек-амфибия». У Александра Беляева Лидинг был самкой. На такой «убойный» аргумент Лидинг, после того, как понял, о чем идет речь, сначала выдал нечто легкомысленно-сексуальное, чего уже Лек, в силу малолетства, не понял в свою очередь, а потом, почти с человеческой краткостью и конкретностью, поинтересовался:
– Я что, похож на самку?
– Нет. – Ошарашено ответил Лек.
– Ну, вот и хорошо.
На том тема и была исчерпана.
Несколькими годами позже, когда Лек уже был способен осмыслить сказанное, Старшая Мать баба Лена объяснила «неувязку с именем»:
– Ты, Лешенька, когда еще говорить не умел – совсем младенцем был – как-то по-своему его назвал. Никто не знает, как, но он это запомнил и никакого другого имени не хочет.
История знакомства Лека и Лидинга, поведанная бабой Леной была проста… хотя, кто знает, что в нашей жизни просто, а что сложно? Лек родился слабеньким и болезненным, его лечили в пруду поселкового Родника Старшие Матери и старые дельфинихи. Почти одновременно с Леком пациентом оказался и новорожденный дельфиненок, у которого тоже были какие-то проблемы со здоровьем. Так Лек впервые встретился с Лидингом. Еще не владея речью, воспринимая окружающее так, как его воспринимают младенцы, Лек и Лидинг как-то ощутили друг друга, восприняли первые слабые и невнятные сигналы сонаров и… что-то произошло. Друг без друга они уже не могли, Старшие Матери поняли это почти сразу. С одной стороны это было хорошо – не было никаких сложностей с подбором напарника для Лека, с другой – не очень хорошо – Лека пришлось учить работать с напарником гораздо раньше, чем остальных детей. Возможно поэтому Лек и получился несколько необычным ребенком?
Довольно рано Старшие Матери поняли, что в ксенопсихологии для Лека просто не существует понятия «ксено» – для него все были своими! Вроде бы и хорошо, но… ох уж это «но»! Сказать, что Лидинг был воспитан в строгости, да что там в строгости – просто в благонравии, ни у кого бы и язык не повернулся. Лидинг вырос нахалом, «гусаром», непоседой… и прочее в том же духе. Да еще и гулякой – постоянной подругой, хотя время уже давно пришло, он так и не обзавелся, и вообще общался с самками по принципу «Девки, в кучу – рупь нашел!». А Лек на упреки и замечания старших по поводу поведения его напарника только благодушно отговаривался тем, что Лидинг никаких серьезных проступков не совершает и определенных границ не переходит.

* * *

До поселка Ихов было уже совсем недалеко, когда Ки-т-т доложил «во всеуслышание» об их прибытии. Тут же к Леку был обращен вопросительный сигнал сонара бабы Лены. Водный язык, по сравнению с воздушным, быстр и емок – то, что понадобилось рассказывать человеческими словами десятки минут, Лек сумел изложить за десятки секунд. Несколько уточняющих вопросов и все – его присутствие стало уже не нужным, Старшие Матери узнали все, что было известно ему. Да и не одни только Старшие Матери – со всех сторон стали доноситься скорбные трели по поводу смерти Сашки. Ихи очень остро переживали любую смерть сородича – слишком мало их было и слишком много усилий прикладывали Старшие Матери к сохранению разнообразия генетических линий. Предотвращение вырождения и увеличение численности своего народа были для Ихов чем-то сродни религии – наиважнейшей долговременной целью, ради которой можно было пожертвовать почти всем остальным. Потому-то столь жестоко они и мстили за убийство своих. Не из природной злобности, а «в назидание и во избежание».
Ки-т-т понял, что в срочном прибытии Лека в поселок уже нет нужды и тут же вывернулся из-под его руки, дальше напарники двигались уже вдвоем. Достигнув прибрежной отмели, Лидинг с сожалением отстранился (на берег, по понятным причинам, ему хода не было), пропел сонаром нечто сочувственно-возвышенное, потыкался носом в бок Леку и мгновенно напрягся, услышав ответ напарника – в нем ноты мести значительно превалировали над нотами скорби. Драка предстояла серьезная и всю лихость с Лидинга как рукой сняло, он мгновенно превратился в сильного и опасного хищника, готового убивать, но в то же время, и готового подчиняться железной воинской дисциплине.
– Ну все, я пошел. – Лек огладил голову дельфина ладонью. – Не напрягайся так, драться будем не прямо сейчас. Жди сигнала.
Знакомое с младенчества чувство перехода от водной невесомости к тяжести тела на берегу навалилось на Лека. Сколько надсадного крика вызывало оно у младенцев Ихов, сколько слез у их матерей, которым старшие запрещали кормить детей иначе, чем на берегу. Пословица «Кричи, но ползи» родилась не на пустом месте – преодоление земной гравитации была первой работой в жизни каждого Иха и, одновременно, первым уроком выживания. Каждый день вожделенная материнская грудь оказывалась дальше от уреза воды, чем вчера. Немного – на сантиметры – но дальше. Хочешь есть – ползи! Надрывайся в крике, тыкайся личиком в мокрый песок, рви матери нервы, порождай у нее ненависть к Старшим Матерям, но ползи! С первых дней появления на свет каждый из народа Иха ощущал на себе требование, которое потом станет правилом всей его жизни: «Кричи, но ползи» – этот девиз они могли бы написать на своих знаменах. Кровью и потом.
«Как там сказал тот кочевник: «Совершеннолетие у них наступает в четырнадцать, а школу выживания, к тому времени, они проходят совершенно обалденную – лет десять!»? Ничего-то он не знает и не понимает. Какие десять лет? Все четырнадцать! Со второго дня жизни!»
Сейчас Леку тоже хотелось плюхнуться на живот и с плачем ползти по отмели, шлепая ладонями по воде и пуская пузыри… только, вот, не ждал его на берегу никто. То есть, конечно же ждали, но матери-то среди них не было. А усталость была, горе тоже было, но было и облегчение – среди своих не нужно было притворяться, не требовалось ничего из себя изображать. Потому-то так сильно и соблазняла навалившаяся тяжесть «отпустить тормоза». Нельзя. Недостойно. Невозможно. «Кричи, но ползи». Иначе бы Ихи не выжили…

1. Ударная волна в воде распространяется быстрее, чем на воздухе и имеет большую силу. На одном и том же расстоянии давление на фронте ударной волны в воде в десятки и даже в сотни раз выше, чем на воздухе. Весьма распространенным способом борьбы с подводными диверсантами является периодическое (через каждые 2-3 минуты) сбрасывание в воду ручных гранат или взрывпакетов с курсирующего по гавани катера. Автор сам наблюдал подобные действия в Александрийском порту во время арабо-израильской войны.

Конец второй главы

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 31.12.2014, 17:55 | Сообщение # 12

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Глава 3

Людмила Андреевна, жена дяди Сережи, зашла по колено в воду и подхватила Лека под руку. В этом не было ничего зазорного – женщины Иха были сильны почти так же, как и мужчины, при нужде тетя Люся могла бы вынести Лека на берег и на руках, а парень действительно вымотался и физически и морально.
– Пойдем домой, Леша…
– Дядя Сережа жив… мы его обязательно выручим.
– Знаю. Чек там все время крутится, передал, что кочевники уже два раза катер за чистой водой посылали, значит, не хотят, чтобы он умер.
– Да, я их предупредил…
– Пойдем, пойдем, дома расскажешь, все дома.
– А Сашку…
– Все – дома. Ну-ка, перебирай ногами шустрее. Голодный, наверное, и устал. Ну, ничего, сейчас домой доберемся, покормлю тебя, поспишь… Пока еще наши вояки соберутся, да пока разведают, то да се…
Ничего такого особенного тетя Люся вроде бы и не говорила, но… обычное женское умение – успокаивать не смыслом, а тембром, монотонностью и теплотой речи. Лек, хоть и знал прекрасно эту хитрость, а все равно попадал под ее воздействие. Да и не сопротивлялся ему – зачем, если на пользу?

Тетя Люся, Людмила Андреевна из рода бабы Маши, простая женщина, даже дельфиньего имени не имеет, не сложилось у нее с напарницей… Когда Лек осиротел, Старшие Матери поселили пацана в ее доме. Почему у нее, а не в семье родной сестры отца или матери? Семьи у Ихов всегда были большими, братьев и сестер много. Но Старшие Матери решили так, и спрашивать «почему?» было бесполезно. Надо – и все. А когда пришло время, тетя Люся стала матерью первого ребенка Лека. Он относился к Людмиле, как к родной тетке, отчасти, даже как к матери – столько лет прожил в ее семье, как родной, и никаких «таких» мыслей в отношении тети Люси у Лека не возникало, но когда Старшие Матери заведут песню любви в водах Родника… тут и самих Старших Матерей… гм… оплодотворишь, если они это посчитают нужным.
Таков Закон – сначала исполни долг перед Родом, а уж потом твоя воля – женись, на ком захочешь, заводи детей… Тоже, правда, не все так просто: Старшие Матери могут твой выбор и не одобрить… редко такое случается, но случается. Тогда женись на другой, или заводи детей от других женщин (Старшие Матери подскажут, от кого), или живи бездетным. Хотя последний вариант, мягко говоря, не приветствуется… очень мягко говоря. Береговой человек мозги бы вывихнул, разбираясь, кем приходится Леку тетя Люся: приемной матерью, любовницей или еще кем-то, и как ко всему этому должен относиться муж Людмилы? А для Иха нормально – интересы Рода прежде всего, а Старшим Матерям виднее: кому, когда и от кого.

Они уже подходили к дому, когда из-за угла вывернулась тетка Галина – мать погибшего Сашки. Вот уж кого Лек сейчас хотел видеть в последнюю очередь, так это ее. Его буквально обожгло ненавистью, когда Галина ударила одновременно и голосом и сонаром:
– Опять!!! Опять на смерть позвал!!! Да будь ты проклят, отродье крысиное!!! От тебя все…
Галина бросилась на Лека, как в воду, не думая, как сама упадет, лишь бы дотянуться… Ее руку с ножом успела перехватить Людмила, но ногтями второй руки Сашкина мать все-таки успела полоснуть Лека по лицу, а ногти у Ихов… недаром береговые люди называют их когтями. Какого-то сантиметра не хватило до глаза, но по скуле прошлась, как четырьмя лезвиями, почти до самого уха. И ведь не сделать почти ничего, ну, не бьют Ихи своих женщин. Никогда и ни при каких обстоятельствах!
Лек машинально схватился за располосованную скулу, почувствовал под пальцами кровь… Сашкина мать отшвырнула Людмилу в сторону – и так-то была намного сильнее ее, а тут еще ярость… Лек встал в защитную стойку, но свой нож доставать не стал – женщина же! И убегать нельзя – в таком настроении Галина и на тете Люсе свою ярость выместить может. Оставалось одно – защищаться.
Сашкина мать слегка пригнулась и, поводя кончиком клинка из стороны в сторону, словно намереваясь пустить солнечный зайчик в глаза Леку, начала мелкими шажками смещаться в бок. Лек поворачивался ей вслед, готовясь в нужный момент прянуть в сторону. Бегуны из Ихов, конечно, неважные, но один быстрый и длинный бросок с места они делать умели. Даже если удастся отвести руку с ножом, Галина, будучи намного тяжелее Лека, запросто могла сбить его с ног, а тогда все станет уж и вовсе скверно.
Бросок! Лек ушел влево – лучше уж пусть заденет клинком, чем ухватит левой рукой – его спасение в подвижности. Руку с оружием перехватить не удалось – Галина не Людмила, вместе с мужчинами на браконьеров и бандитов ходила – боец.
«Береговые только посмеялись бы: с бабой справится не может! Не знают они наших баб! Хоть бы подошел кто… как назло, ни души, все наверняка к Роднику сошлись. А тетя Люся лежит, не двигается… что с ней эта сумасшедшая сделала? И глаз-то не отвести, не посмотреть: нет ли крови».
– Третий раз… третий раз ты позвал… – снова Галина, чуть пригнувшись, смещалась вбок, но теперь она старалась оттеснить Лека к стене дома – тебя давно надо было убить, еще когда ты на своих родителей смерть навел, а уж после детей и подавно…
Самое страшное заключалось в том, что Сашкина мать говорила чистую правду – это был уже третий случай, когда кто-то шел на призыв Лека, а потом умирал. Ни разу его вины в этом не было, но…
Галина снова бросилась на Лека. На этот раз она «отдала» левую руку, выставив ее вперед и целясь скрюченными пальцами ему в лицо. Руку можно было захватить, провести болевой прием… но нож-то был в правой! Даже если Лек сломал бы Галине руку, она сейчас просто не почувствовала бы боли и успела бы пырнуть ножом. Можно было сделать еще что-нибудь: провести бросок, подсечку… но у Лека сложилась твердая уверенность: железо все равно успеет до него добраться.
«Это для береговых мы – непобедимые рукопашники, а для своих…».
Снова пришлось уходить в сторону. Галина сменила тактику, теперь она наносила рубящие удары – справа-сверху налево-вниз и наоборот, клинок, со свистом рассекая воздух, выписывал смертельно опасные восьмерки, и Лек медленно отступал, не давая прижать себя к стене и стараясь увести Галину подальше от все еще лежащей на земле тети Люси.
«Вот ведь, и не запыхалась даже… ой…»
Откуда-то сбоку вдруг появилась женская фигура… Хрясь! Галину повело в сторону. Хрясь! От второго удара она запрокинулась на спину, упала, но нож из руки так и не выпустила.
– Н-наташа? – Лек изумленно уставился на стоящую над поверженной Галиной девушку. – Ты откуда?..
– Сам же звал. Ну, прямо, как ребенок мамку зовет!
– Да?..
А ведь и правда! Все это время, пока он уворачивался от ножа Галины, Лек изо всех сил свистел сонаром, но не «Мама!», а «Ната!! Ната!!». Но воздух – не вода, как она услышала-то?
– Хорош! – Наталья, подбоченясь, разглядывала Лека. – А разукрасился-то! Это она тебя так?
– Ага… – Сам себе удивляясь, Лек почувствовал, что рот его расползается в совершенно дурацкой улыбке.
«Вот и смейся над кочевником: «Матриархат, матриархат…». Три бабы друг друга метелят до упаду, а я тут так – «существо страдательное».
– Тетя Люся! – спохватился Лек.
Наталья оглянулась и бросилась к лежащей женщине, а Лек нагнулся к лежащей Галине и на всякий случай вывернул из ее пальцев нож, потом подошел к девушке. Та низко склонилась над Людмилой, видимо пытаясь определить, какие та получила повреждения.
– Нет. Не получается. Леш, давай-ка ее к Роднику, в воде разберусь.
В том, что она разберется и поможет сомневаться не приходилось – Наталье прочили будущее Родоначальницы, то есть, она, со временем, могла стать Старшей Матерью нового Рода. Такое событие было в народе Иха делом чрезвычайно редким и очень радостным – создавалась еще одна генетическая линия, и угроза вырождения отодвигалась еще на один шажок. Сколько сил и терпения потратили на это поколения (не меньше!) Старших Матерей, можно было только гадать, но факт есть факт – Наталья была девушкой необыкновенной. Да вот, хотя бы и сейчас: ни звука, ни слова, просто подошла и вырубила размахивающую ножом здоровенную бабу, с которой не каждый мужчина мог бы справиться. Ни тебе ахов и охов, ни вопросов «что случилось?», ни крика «Галя, перестань!» – глянула, разобралась и «решила вопрос». Вот так.

К пруду родового Родника они, сокращая путь через переулки, вытащили Людмилу с тыльной стороны. Собственно пруд только назывался прудом – по традиции, а на самом деле был небольшим озерцом с расстоянием между дальними берегами поболее ста метров. Поселковый сход, надо понимать уже закончился – Лек разглядел, как на противоположном берегу расходится толпа. В общем-то и неудивительно, что там обсуждать-то? На территорию Ихов явились чужаки, убили одного сородича, держат в плену другого… Что бы они ни говорили и ни предлагали, решение может быть только одно: чужаков изгнать и, если получится, перебить всех до единого. Но «добро» на эти действия должны были дать Старшие Матери, потому что война есть война, своя кровь тоже может пролиться, и родоначальницы поименно должны указать, кому из мужчин в бой идти нельзя – еще не оставили столько потомства, сколько от них требовалось Роду. Ну а женщины… каждая, желающая повоевать, обязана получить персональное разрешение от Старших Матерей. Так было, так есть и так будет всегда или еще очень и очень долго.
Решение принято, а как его исполнять решат сами мужчины, те, кто прошел боевую подготовку у флотских, в частях морской пехоты. Были в поселке мужчины, которые не только отслужили на флоте несколько лет, но даже удостоились офицерских званий, после соответствующего обучения, естественно. Они-то и принимали на себя командование после принятия решения Старшими Матерями.
Лек с Натальей погрузили Людмилу в воду, проверили, закрываются ли у нее ноздри и уши (зарылись, хоть она и без сознания, значит, не так все страшно), а потом Ната шуганула Лека на берег – нечего пачкать воду кровью. Лек послушно выбрался на песок. Сейчас начнется великое таинство – вода вокруг тела Людмилы начнет приобретать лечебные свойства. Искусством этим владели только Старшие матери, да еще несколько пожилых женщин, справится ли Наташка? Говорила вроде бы уверенным голосом, но мало ли? Лек глянул на противоположный берег.
Все три Родоначальницы стояли там, а возле них топтались несколько молодых женщин, некоторые активно размахивали руками, видать разговор был на повышенных тонах. И это понятно: те, кого не пустили с мужчинами, выражают свое недовольство. Это для мужчин приказ есть приказ, доволен или недоволен – изволь подчиняться, а женщине, даже если она и подчиняется, все равно надо выплеснуть свои чувства, иначе никак. Вон и пожилые дельфинихи головы из воды повысовывали – любят лидинги страсти и горячие чувства, и не важно: ругаются Ихи или веселятся – дельфинам все в удовольствие.
Одна из Старших Матерей отвернулась от молодух и вошла в воду, ее напарница тут же подставила спину и повлекла Родоначальницу к тому месту, где находились Наталья и Людмила. Две оставшихся старухи взмахами рук отправили своих напарниц в помощь. Вот теперь можно было не беспокоиться – и диагноз тете Люсе поставят правильный, и лечение будет на высшем уровне, старые дельфинихи это тоже умеют.
Впрочем, одна из дельфиних почти сразу повернула назад и призывно застрекотала, приглашая свою напарницу к разговору. Тоже понятно: видимо Ната рассказала про Галину. Сейчас Старшие матери отправят несостоявшихся воительниц разбираться с Сашкиной матерью – те и свою жажду деятельности удовлетворят, и польза будет. Мать, потерявшая сына… это очень серьезно. Жалко, конечно, до слез и ее и Сашку, но впадать в такую ярость… неизвестно, что еще решат в отношении Галины Родоначальницы, могут, ведь, и запретить детей рожать. Такое тоже случалось, Старшие Матери в вопросах наследственности беспощадны до крайности.
Над водой показалась голова Натальи, она нашла глазами Лека и успокаивающе кивнула. Значит, действительно, все не так страшно. Наталья…
Ната была радостью и болью Лека. Соседка, подруга детства, соученица… По достижению совершеннолетия у них, как принято говорить, «сложились отношения», не сразу, но сложились, и соперников, насколько Леку было известно, у него не имелось. У них даже был секс, вполне приятный обоим, но… Это проклятое «но», кажется, преследовало Лека всю жизнь. Беременеть от него Наталья не захотела, выходить замуж – тоже, и постепенно их отношения перешли, как выразилась однажды тетя Люся, в «хроническую форму».
Путных объяснений причин такого отношения к себе Лек от Натальи добиться не смог и сильно подозревал, что все дело в его репутации «приносящего несчастье». Если это было так, то с сегодняшнего дня все стало еще хуже: третий случай, просто проклятье какое-то. Отцом первенца нового Рода ТАКОЙ быть не может и не должен. Значит, и не будет, что бы там у них с Наташей в прошлом ни творилось.
Лек вздохнул и поудобнее устроился на песке. Уходить не хотелось – тети Люси дома нет, Ната занята, а ни с кем другим общаться не тянуло. Вслух, конечно, никто ничего не скажет, никак не попрекнут, ничем не напомнят, наоборот, будут утешать и сочувствовать…
Соблазн остаться на берегу был слишком велик – мартовское солнышко пригревало, сутки без сна давали о себе знать, а мужчины, когда Лек им понадобится, найдут его и здесь… Правда, саднила разодранная Галиной скула, и есть хотелось… Лек даже подумал свистнуть Лидинга, чтобы притащил рыбки, но возле поселка ничего путного не добудешь, а ждать, пока напарник смотается куда-то подальше и вернется с добычей… все равно уснешь. Лек растянулся, как тюлень на лежке и задремал.

Проснулся Лек уже почти в полдень от стрекота дельфина, которым лидинги обычно провожают выходящего из воды напарника. Старшая Мать баба Маша с тяжелым вздохом выбралась на берег. Ничего не поделаешь – возраст. С каждым годом все больше и больше соблазн остаться подольше в воде, где тело теряет вес и собственная тяжесть не пригибает в земле. Но если в самом начале жизни на берег выгоняют другие, то в конце приходится заставлять себя самому – если поддаться соблазну, то потом вообще не сможешь передвигаться по суше.
Баба Маша жестом остановила Лека, собравшегося почтительно встать в присутствии Родоначальницы, и сама опустилась на песок рядом с ним.
– Что там, баба Маша? – Лек качнул головой в сторону воды.
– Создатели были мудры. – Эта фраза заменяла Ихам «Слава Богу, Бог милостив» и прочие подобные выражения береговых людей. – Головой ударилась, но ничего, ночь пусть поспит в воде, а утром уже будет в порядке. Ты голодный, поди. Вон, поешь, разговору это не помешает.
Баба Маша указала подбородком куда-то за спину Леку, он оглянулся и увидел стоящую на песке сумку с термосами-судками – кто-то позаботился о нем, наверняка, не без подсказки кого-то из Старших матерей.
– Наталья Литу посылала передать, чтобы тебе поесть сделали. – Тут же опровергла догадку Лека Родоначальница. – Как у тебя с ней?
– Да так… – Лек неопределенно покрутил ладонью в воздухе. Плакаться, даже старшим женщинам у Ихов было не принято – «Кричи, но ползи».
– Ты мне не крути! – чуть повысила голос баба Маша. – Больше двух недель в поселок не возвращался, все по развалинам шастал. Поругались?
– Нет, мы с ней вообще никогда не ругаемся.
– Не ругаетесь… Не твоя заслуга! Это она ученица хорошая!
Возразить было нечего – поругаться со Старшей матерью… это надо было очень и очень постараться, а Наталью готовили именно к роли Родоначальницы. Чтобы ничего не отвечать, Лек торопливо засунул в рот ложку.
– Ну-ну… обиженный он! – заворчала старуха. – Учитель без учеников, воспитатель без воспитанников. Знать вас всех не желаю, видеть не хочу… жилье себе в городе устроил.
– Лидинг протрепался?
– А хоть бы и он! Дельфины врать не умеют. Место-то хоть хорошее?
– Хорошее.
– Где? – вопрос был задан отнюдь не ворчливым тоном – жестко и требовательно.
И опять возразить было нечего – если уж нашел в затопленном городе хорошее безопасное место, где можно было ночевать и хранить запасы, обязан был сообщить. И роду польза, и самого, случись что, знали бы, где искать.
– Недалеко от русла Большой Невы, почти напротив того места, где у флотских на Ваське наблюдательный пункт. Там когда-то пивной завод был, если по карте смотреть. А не сообщал, потому что еще не все обустроил как следует. Но место хорошее, вода чистая, никакой зловредной живности или химии нет. Тюлени, правда, попадаются… вчера троих разогнали с Лидингом.
– И что? Надумал поселиться? В Юрку-отшельника поиграть?

Юрка-отшельник был персонажем сказочным. Когда-то давно, еще до начала писаной истории народа Иха, жил, якобы, такой парень Юрка – не то горбун, не то хромой, не то еще что-то с ним было не так, но неженат он был точно, и невесты у него не было, на этом сходились все рассказчики. Как-то раз он очень сильно обиделся на женщин. То ли те посмеялись над его уродством, то ли еще что-то – по-разному говорят, но Старшие Матери за него не заступились. Типа: в бабском споре с мужчинами, бабы всегда на стороне баб будут, и справедливости от них не дождешься. Правда существовал и вариант сказки, в котором утверждалось, что Старших Матерей в те времена еще не было.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 31.12.2014, 18:00 | Сообщение # 13

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Так было или иначе, но обиделся Юрка не на шутку и ушел из поселка в затопленный Питер. Где он жил, как в одиночку обходился, никто не знал, но замечались за ним две вещи. Первая – любил он пугать женщин, забравшихся за какой-нибудь надобностью в развалины, причем, порой пугал весьма жестоко и хохотал после этого так, что эхо меж стен гуляло. И от хохота этого женщинам становилось еще хуже, чем от испуга. Вторая же, совсем наоборот. Стоило кому-то из мужчин попасть в беду, Юрка обязательно приходил на помощь. И сам, и его лидинги, а было их у него много – целая стая. Потом на этом месте Юрка обязательно высекал на стене первую букву своего имени, да так, чтобы ее было видно издалека.
Вот в этом месте сказка про Юрку-отшельника неожиданно переплеталась с реальной жизнью – на стенах затопленного города, действительно, то тут, то там попадались высеченные каким-то инструментом, одинаково хорошо бравшим и кирпич и бетон, крупные буквы «Ю». И что самое интересное, там, где попадались эти буквы, обязательно находилось место, где можно было укрыться от разных бед: отбиться от опасных хищников или людей (еще неизвестно, кто опаснее), переждать непогоду или поток отравленной воды, вырвавшейся из каких-нибудь старых хранилищ, или еще что-то в том же роде.
Сколько прожил Юрка-отшельник, как умер и умер ли вообще, никто не знает. Рассказывают, что, якобы, смерть его не берет и бродит он по Питеру до сих пор, а если ему попадается баба, особенно если она скандальная или злоязычная, то… Тут уж рассказчики изгалялись кто во что горазд.

– Ни в кого я играть не собираюсь. – Тон ответа получился более резким, чем хотел Лек. – И не обижался я ни на кого, и буквы «Ю» в том месте нет. То есть, букву-то я видел, но она далеко от того места. Вот разберемся с кочевниками, я свое жилье, кому велишь, покажу. А если хочешь, то Лидинг прямо сейчас твоей напарнице показать может.
– Хи-хи-хи… – баба Маша прерывисто засвистела сонаром в такт своему хихиканью – Лидинг-то покажет, он у тебя такой!
Лек смутился, только сейчас уловив двусмысленность (с учетом характера Лидинга) своего ответа, а баба Маша вдруг оборвала смех и согнала улыбку с лица.
– С кочевниками, говоришь, разберемся? А вот расскажи-ка мне о них.
– Так я вроде бы уже все…
– Нет, ты мне расскажи не о том, что было, а о том, что ты про них думаешь. Ну, скажем… – Родоначальница на секунду задумалась. – Вот, побьете вы их… побьете, побьете, я даже не сомневаюсь. А что потом? Угомонятся они или опять полезут? Как считаешь?
– Да откуда же мне знать?..
– А ты припомни: как они выглядят, как снаряжены, как говорят, как ведут себя. Да что я тебе рассказываю, ты же сам детишек этому учить должен был!
– Ну… – Лек на некоторое время задумался – Одеты они и снаряжены во все новое, неношеное, не потертое… Знаешь, вот у солдат, форма вроде бы и одинаковая, а разница-то всегда видна: у одних она новая, у других поношенная или выцветшая, да и хозяева у формы разные – одни чистенькие, отглаженные, а другие мятые или вовсе грязнули. А у кочевников… да! Так новобранцы одеты – все прямо со склада! Но они-то не новобранцы, чувствуется, что люди опытные.
– Значит, они специально для похода в Питер снаряжались! – подхватила мысль Лека баба Маша.
– Ага! А еще… они воды боятся! То есть, катера-то у них есть, и еще они про баржу с подъемным краном говорили. Вроде бы и подготовились, но был там один случай… Водолаз у них в воду лезть боялся, заставлять пришлось. А водолаз, кажется, родственник какого-то начальника… что-то такое там мелькнуло. Не готовы они в воде работать! Нет опыта.
– Угу… – баба Маша в задумчивости потерла рукой подбородок – значит, не те.
– Какие «не те»?
– Понимаешь, Леш, есть такие кочевники, которым привычно добычу из воды поднимать. Все у них для этого есть, и люди соответственно обучены. Да и воевать на воде они тоже умеют. Вот когда в Новгороде война с кочевниками случилась, такие умельцы там были. Они у флотских два катера потопили и вроде бы их водолазы умудрились сторожевой корабль подорвать. Точно ничего не знаю – флотские об этом, сам понимаешь, помалкивают, но похоже, что они тогда и сами удивились тому отпору, который на воде получили. Вот я и подумала, что к нам те же умельцы заявились, однако, по твоим словам не похоже.
– Тогда выходит, что они не за свое дело взялись. Я так думаю, баба Маша, что их пятно переноса раньше все время по суше ходило, а в затопленное место пришло или вообще в первый раз, или впервые за долгое время. А они пожадничали и не стали звать… как ты сказала? Умельцев? Наверное правильнее будет сказать: «водных кочевников». Снарядились во все новое, подготовились, насколько смогли сообразить, но по-настоящему на воде работать не умеют.
– Не снарядились, а снарядил их кто-то! – поправила Родоначальница. – Не может у бродячего куреня таких складов быть, они же почти всю добычу продают. А уж снаряжения для работ на воде и вовсе быть не должно. Дал им это все кто-то. Я так понимаю, что они должны еще доказать, что способны здесь у нас добычу взять, иначе пошлют их подальше, а пятно передадут тем, кто умеет.
– То есть, ты хочешь сказать, что у кочевников какое-то высокое начальство есть. Настолько высокое, что может решать, кому с тем или иным пятном переноса работать?
– А иначе не выходит, Лешенька. То, что ты заметил, само за себя говорит: во все новое снаряжены, а дела не знают, хотя люди бывалые. Кто-то дал им все, что смог или все, что они попросили, а им надлежит теперь доказать, что это пятно по-прежнему должно им принадлежать. Насмерть стоять будут – для кочевников остаться без своего пятна… да лучше помереть, наверное.
– Тогда плохо, баба Маша. Сначала эти, как ты сказала, насмерть стоять будут. Потом их начальство еще кого-то прислать может… возможно таких же неумелых, ведь была же у них причина к «водным кочевникам» не обращаться. Но даже если придут такие же неумелые, их будет гораздо больше – один курень не управился, значит надо прислать два или три. А уж потом только они к специалистам обратятся. Получается, что надолго это все. Может и очень надолго. Плохо дело.
– А еще хуже – продолжила Родоначальница, что у солдат и у флотских появится повод в город залезть. Как бы помощь нам оказать, а чем за эту помощь заплатить придется… сам понимаешь.
– Понимаю, баба Маша. А еще понимаю, что нам своих людей в боях терять много нельзя…
– Не «много», а вообще нельзя! – старуха решительно хлопнула ладонью по песку. – Вообще! Ни одного! У нас и так постоянно голова болит: кого на ком женить, от кого какие дети будут… Юрка, понимаешь… Да, он урод был! И не он один! А если опять такие появляться начнут?
– Да-а, проблема…
– Пробле-ема! – передразнила старуха. – Да что ты понимаешь… Короче, на Наталью дуться больше не смей! Рано ей еще детей рожать и замуж выходить! Не в тебе дело – слаба она еще по молодости. Родоначальнице вместо нервов рояльные струны иметь надо, а лучше вообще нервов не иметь. Такое только с возрастом приходит. Жди. Терпи. Все у вас будет, но не сейчас. Подставляй рожу, лечить твои царапины надо.
Обалдевший от такого поворота разговора Лек только и смог пробормотать:
– Так посохло вроде бы уже…
– А надо, что б распухло! – неожиданно поведала баба Маша. – Чтобы выглядело страшно и неприятно!
– Зачем? – Лек уже вообще перестал что-либо понимать.
– Затем, что солдаты скоро на переговоры заявятся, известили уже. И мы им тебя покажем! Мол незаконно арестовали, измывались всячески и чуть не убили. И это вместо благодарности за то, что ты им их раненого притащил. Понял?
– Понял… уй!
– Терпи! Пощиплет и перестанет, а вид будет, какой требуется. К вечеру вообще чувствовать перестанешь.

К Петру Васильевичу из рода бабы Насти – военному руководителю Ихов – Лека позвали почти сразу, после того, как баба Маша закончила свои медицинско-косметические манипуляции. То ли случайно так совпало, то ли баба Маша с ним заранее договорилась – поди догадайся, что там начальство думает.
Петра Васильевича формально можно было считать профессиональным военным – дослужился в морской пехоте до майорского звания и, хоть и проживал в поселке у Пулковских высот постоянно, числился на флотской службе. Исторически сложилось так, что у самих Ихов не имелось ни военного вождя, ни воеводы и даже понятие командира «народного ополчения» тоже было каким-то нечетким. При нужде подавляющее большинство Ихов «становилось под ружье» без проблем, в том числе и женщины, благо соответствующим навыкам они обучались с детства, а вот те Ихи, что прошли через военную службу на Флоте, никак среди сородичей не выделялись. Просто они имели еще одну специализацию дополнительно к тем, что получили при обучении в детстве или в последующей жизни.
Лек, например, был не только воспитателем детского сада, но еще и химиком-дозиметристом в команде регулировщиков водных потоков. Умели Ихи регулировать слабые течения в затопленном городе, направляя «нужную» воду на делянки окультуренных водных растений и отводя в сторону «ненужную» в том числе и отравленную какой-нибудь химией, ГСМ, или продуктами разложения органики. Плюс, Лек считался одним из лучших «контактеров» с разумными или ограниченно разумными формами водной жизни, хотя это уже было не столько результатом его обучения, сколько прирожденным талантом.
Название же должности, которую, как военный профессионал, занимал Петр Васильвич, придумали не Ихи а Лидинги, причем произошло это задолго до появления на свет «майора Настина». Название получилось такое, что в обоих штабах – армейском и флотском – долго ржали после расшифровки записей гидрофонов, а потом это стало темой многочисленных анекдотов и приколов, главным образом, похабного характера.
Дельфины, хотя сами этим и не страдали, знали, что у некоторых пород животных в брачный период самцы бьются за самок насмерть. Видимо, в силу этого знания, у них и родилось выражение, которое на человеческий язык можно было перевести примерно следующим образом: «самец, постоянно готовый биться насмерть за всех самок сразу, которому нет равных». Вот и пошло гулять: «уж если дослужившись до майора, становишься несравненным самцом, то что же тогда про генерала говорить?».
Для армейцев и для флотских отсутсвие у Ихов явно выраженного военного подразделения было совершенно непонятным – «ну просто изращенцы какие-то, хотя, что с лягух возьмешь?». Майору Настину» неоднократно намекали на то, что он мог бы сформировать из получивших военную подготовку какую-нибудь «воеводскую дружину» или нечто подобное. Ну и конечно, предлагали перейти на постоянную службу всем дембелям. Особенно упорны в этом были армейцы, больно уж соблазнительно было заиметь в своих рядах отряд таких «боевых пловцов». Чего только ни предлагали! Начиная с полковничьих погон и сверхщедрой оплаты звонкой монетой, и заканчивая строительством комфортабельного поселка в любом месте побережья по выбору самого Петра Васильевича. Делались подобные предложения и другим Ихам, получившим офицерские звания. Ответ неизменно был отрицательным, но, несмотря на это, попытки завербовать Ихов на службу продолжались.
Однажды Петра Васильевича даже пригласили для беседы с самим командующим вооруженными силами (и, одновременно, главой государства) Псковской земли генералом Прохоровым. Причем генерал «снизошел» и сам приехал на переговоры, хотя официально это было обставлено как один из пунктов инспекционной поездки первого лица. Переговоры, правда, длились недолго. Выслушав пространную речь генерала, Петр Васильевич без обиняков заявил, что в случае любого конфликта с народом Иха, Армия получит в своих рядах отряд вражеских диверсантов, которых сама же и вооружила, а в случае столкновения Армии и Флота, Ихи против флотских воевать не станут. И зачем, в таком случае Армии такой отряд?
Генерал обиделся и решил показать «кто в доме хозяин», вернее, как выяснилось через некоторое время, какой-то штабной чин посчитал, что генерала обидели и «проявил инициативу». Через несколько дней к Пулковскому поселку Ихов выдвинулась усиленная рота и, не скрываясь, напоказ принялась окапываться и обустраивать позиции для минометных батарей. Ихи на словах скандалить не стали, но два патрульных армейских катера сгинули без следа среди питерских улиц, а у третьего, прямо у причала, прорвало сальник гребного вала, да так лихо, что вода очень быстро затопила машинное отделение, и катер сел кормой на грунт.
Разруливать конфликт явился Владимир Кузовой, тогда еще не капитан, а старший лейтенант. Приученный к тому, что с Ихами надо разговаривать исключительно честно (вранье они секут «на ять»), он первым делом сообщил, что «инициативному штабисту» крепко надрали задницу, и в ближайшее время, рота, блокирующая поселок со стороны суши, вернется на ППД. Потом, было, завел «песню» на тему: свои же люди, соседи, зачем же так горячиться, солдатики не виноваты – приказ исполняют… Этого занудства Петр Васильевич (тогда еще тоже не майор, а капитан, но все равно «несравненный самец») слушать не стал, а сформулировал условия четко: роту убираете – возвращаем катера. С экипажами. И, видимо уже из чистой вредности, добавил, что окопы и прочие фортеции требуется засыпать и заровнять – «накопали тут канав всяких, понимаешь».
Окопы засыпали, заровняли и даже привезли какие-то семена для восстановления травяного покрова. Тоже не без прикола – лопухи на том месте выросли знатные, в человеческий рост! Катера вернулись. С экипажами – целыми и невредимыми, но жутко голодными (четверо суток не жравши) и, соответственно, злющими до невозможности. Прапорщик Волков (он и тогда был прапорщиком, только моложе), по рассказам очевидцев, чуть не покусал каптенармуса, который слишком долго возился с дверью кладовой, где хранились сухпаи.
Экипажи обоих катеров рассказали о своих злоключениях похожие, как под копирку, истории. Сначала катер сел на мель в том месте, где всегда проходили вполне безопасно, потом двумя выстрелами из развалин им срезали антенны радиостанций и разбили фарфоровые изоляторы крепления антенн к рубке, потом они палили из всех стволов во все стороны сразу (результат стрельбы остался неизвестен), потом, сняв катер с мели, обнаружили, что выходы из улиц, где они сели на мель, завалены грудами кирпичей, обломков бетонных плит и прочего строительного мусора. Расчистить завалы не удалось, поскольку поблизости и в воде и в развалинах шастали стаи крыс и лезть в воду было чревато крупными неприятностями вплоть до летального исхода. Так и сидели четверо суток, быстро подъев на нервной почве небогатые НЗ, голодные, злые, и пускали сигнальные ракеты, сопровождая их матерными тирадами на тему: «да что он там все ослепли, что ли?». Ракеты, впрочем, кончились на второй день, и стало совсем тоскливо, а в конце четвертого дня голос из развалин сообщил, что завал на противоположном конце улицы разобран и они могут убираться, откуда пришли. Вот и думайте, господа военные: кто в Питере хозяин, и стоит ли впредь конфликтовать с Ихами?

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 31.12.2014, 18:05 | Сообщение # 14

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Петр Васильевич встретил Лека удивленным свистом (не сонаром, а губами):
– Ну-ка, повернись… Красавец! Кто это тебя так?
– Сашкина мать, но баба Маша велела говорить, что солдаты.
– А что? Выглядит впечатляюще! Так и скажем. Ладно, пока вояки до нас доберутся, время есть. Пойдем, нарисуешь мне того «знатока», который куренному про нас рассказывал, что-то мне его осведомленность не очень нравится.
Нарисовать портрет «знатока» особой сложности не составляло, хотя Лек художником и не был. Одним из условий сотрудничества Ихов с Флотом было обучение их различным полезным специальностям. Так Ихи получили собственных компьютерщиков, обученных преподавателями «Поповки» 1. Оборудование тоже было, хотя стоило это столько, что Ихи целый сезон поставляли рыбу в Кронштадт бесплатно. Вот эти-то компьютерщики и сварганили интерфейс, позволявший общаться с вычислительной машиной с помощью сонара. Кроме сумасшедшего, с точки зрения береговых людей, быстродействия, такой интерфейс давал еще много новых возможностей. В частности, Иха, пользуясь сонаром, как локатором, мог сканировать любой предмет и, запомнив «картинку», транслировать ее компьютеру. В результате на экране появлялось изображение этого предмета – не очень четкое, с «замазанными» мелкими деталями, но вполне достоверное.
Так и Лек, посвистев ультразвуком на пластину сканера, и полчасика пообщавшись с оператором, работающим в фотошопе, добился вполне приемлемого сходства картинки с лицом «знатока». Петр Васильевич глянул на получившийся портрет и прокомментировал:
– М-да, не перепутаешь, особых примет куча… все рожа одна сплошная особая примета. Слушайте, мастера, а можете портрет подправить, чтобы было видно, каким он был, пока ему харю не покарябали?
– Ну, в общем-то, можно, но не очень достоверно. У людей лица несимметричны, то есть правая сторона лица не является зеркальным отражением левой, есть отличия. То, что под повязкой, не восстановить, а остальное… сейчас попробуем. Значит, губа… если не отвисшая, то…
Дальше оператор бормотал уже совершенно неразборчиво, видимо общаясь сам с собой, да еще и посвистывал сонаром, отдавая команды «фотошопу». Петр Васильевич ознакомился с результатом, почесал в затылке, пробормотал «Нет, не припомню такого», а потом распорядился:
– Покажете всем, кто пойдет на Нарвскую. Приказ: брать живым. Обязательно живым!
– Лидингам изображение транслировать?
– Нет. Пусть каждый сам своему напарнику объясняет, – «майор Настин» криво ухмыльнулся – а то если лидинги друг другу передавать станут, то в конце концов получится усатый Буратино с крыльями вместо ушей.
По вычислительному центру пробежал смешок – склонность лидингов к «свободному творчеству» была прекрасно известна всем. Однако смех мгновенно смолк, когда Петр Васильевич неожиданно хлопнул одного из операторов по плечу и строго спросил:
– Ты когда в последний раз в воде был?
– А чего? Я нормально себя чувствую…
– Вижу я твое «нормально»! – майор досадливо поморщился. – Ну, как дети малые, только тех из воды не выгнать, а вас в воду не загнать. Хоть бы изобрели компьютер, который в воде работает, что ли… Значит так: ты и ты сегодня ночуете в пруду Родника, а к мониторам не сядете, пока баба Маша не разрешит. А ну, тихо! Остальных тоже касается! Еще замечу, что усыхаете… Вот у Лека сейчас группы нет, так я вас ему отдам, он вам устроит заплыв до Выборга и обратно с питанием тем, что по дороге добудете! Сидите тут, как приклеенные, лидинги, наверное, уже и имена ваши позабывали. Допрыгаетесь у меня! Вот привезу специалиста из Кронштадта, он вам все игрушки на дисках потрет.
Дело, конечно, было не в игрушках – операторы не развлекались, а работали, да еще как работали! Однако к здоровому образу жизни Ихи относились очень серьезно, прямо-таки трепетно, это вбивалось в сознание с младенчества, а образ жизни компьютерщиков назвать здоровым было никак нельзя. Для нормального самочувствия любой Иха должен проводить в воде примерно треть времени – не обязательно (на суше, вполне безболезненно можно продержаться и несколько суток подряд), но желательно. Конечно, можно просто спать в воде – «Создатели были мудры», безусловные рефлексы не позволят захлебнуться или погибнуть от недостатка кислорода – как раз треть времени и получится, однако этого было недостаточно. Организму требовалось активное движение и физические нагрузки. И здесь, казалось бы, был выход – пребывание на суше достаточно нагружало тяжеловесное тело, но при плавании и при ходьбе посуху главную работу совершали разные группы мышц, так что одним только пребыванием на суше не обойтись.
А еще, как бы вкусно не готовили женщины, организму для нормальной работы требовалась «живая пища» – рыба, моллюски, водная растительность, и никуда от этого было не деться. Так что, обещанный заплыв до Выборга и обратно имел бы не только воспитательное, но и лечебное значение для засиживающихся перед мониторами операторов.
Напоминание о том, что Лек не имеет своей группы воспитанников, сначала, что называется, «скребануло по душе», а потом натолкнуло на довольно неожиданные мысли:
«Как там Татьяна сказала? «Веду несколько групп здоровья в бассейне, учу старых коров волну изящно рассекать»? А что? Может быть и вправду создать несколько «групп здоровья»? Выводить тех, кого «гробит цивилизация» в открытое море, пусть недельку другую загонщиками на рыбных промыслах поработают. И подвигаются активно, и свежачка поедят… Надо будет с бабой Леной поговорить, детей-то мне теперь нескоро доверят… если вообще когда-нибудь доверят… Хотя, какие сейчас «группы здоровья», война на носу! Да! Надо будет по дороге к месту переговоров с армейцами пересказать Петру то, что мы с бабой Машей про кочевников говорили. Может, пригодится?».

Поначалу разговор с майором у Лека не сложился. Во-первых, Петр Сергеевич слушал его с заметным раздражением, видимо, у профессионального военного рассуждения дилетанта не вызывали ничего кроме скепсиса. Во-вторых, Лек изрядно запыхался, идти-то приходилось в гору, к корпусам Пулковской обсерватории. Майор шагал вверх по тропинке так, словно и не весил за полтора центнера, а вот Лек… сказывалось, что последние пару месяцев он большую часть времени проводил в воде, а на сушу выбирался только по необходимости. Сапоги с жесткой подметкой для лазанья по городским руинам, не очень-то подходили для длительных прогулок, а более подходящая обувка осталась дома, куда он так и не добрался. Да и монолог во время крутого подъема, когда следовало поберечь дыхание, оказался не лучшей идеей.
Наконец майор сжалился – остановился сам и придержал рукой Лека.
– Стоп, отдышись-ка, а то пыхтишь, как паровой катер. И давай-ка, Алексей, договоримся: ты занимаешься тем, что ты хорошо умеешь, а я занимаюсь тем, что я лучше других знаю.
Лек заткнулся на полуслове и усевшись на землю принялся переобуваться. Петр Васильевич некоторое время молча наблюдал за ним, а потом продолжил примирительным тоном:
– Да не обижайся ты, все вы с бабой Машей верно поняли, только об одном забыли. Кочевники влезли на спорную территорию двух крупнейших в регионе военных группировок. Ты же сам говоришь, что они люди бывалые и отнюдь не идиоты. Думаешь они не понимают, что между флотом и армией они только хрупнут, как ракушка под каблуком? Все они прекрасно понимают! Однако влезли и ведут себя уверенно. Значит, что?
– Что?
– Значит, есть у них какой-то козырь в рукаве, но тебе они его, конечно, не предъявили.
– Так у них заложники…
– Заложники – само собой, но это для военных не сюрприз, это кочевники еще тогда, в Новгороде показали, но заложники их не спасли. Что-то у них еще должно быть… только, вот, что? Как думаешь?
Лек немного потянул время – медленно поднялся на ноги, притопнул ногой, проверяя, как сидит сапог, ничего за эти секунды не надумал и пожал плечами.
– Не знаю, как-то ничего в голову не приходит.
– Вот и мне пока тоже – ничего. – Майор опять немного помолчал, потом вдруг озадачил собеседника вопросом: – Ты в карты играешь?
– Ну… масти знаю, старшинство карт тоже…
– Угу, пасьянсы на компьютере раскладывал, в подкидного дурака резался, и все. Так?
– Еще в очко пробовал, – неожиданно сам для себя признался Лек – но это дурь сплошная – все от случая зависит, а не от умения… Да и у кого учится-то было? У нас же с азартными играми…
– Да знаю я, что у нас с азартными играми! Самого отец за уши драл, когда… гм… да… Но на Флоте научился. Ну, чего уставился? Ты еще засмущайся, как девочка. С «лодочниками» надо уметь на их языке разговаривать, там же не только служба, но и досуг тоже бывает. В общем, есть такая игра «преферанс». Слыхал?
– Слыхал. Там правила очень сложные… вроде бы.
– М-да… ну, так вот: одна из этих сложностей заключается в том, что, даже если у тебя на руках есть козыри, надо еще правильно выбрать момент, когда их выкладывать…
– Так это и в подкидном дураке тоже…
– Не перебивай. Что в жизни, что в картах, надо уметь поставить противника в неудобное для него положение. То, что у кочевников какой-то козырь имеется, мы знаем, что это за козырь нам неизвестно, а вот когда они его намерены выложить… Знаем или нет?
«Да что он меня, как ученика на экзамене-то? Вовремя выложить?.. Так… а ведь и правда – они же, наверняка как-то свои действия планировали, значит и время… вернее, обстоятельства, при которых этот «козырь» показать тоже прикидывали! А обстоятельства можно, пожалуй, себе представить».
– То есть, нам надо попробовать заставить кочевников выложить этот «козырь» не тогда, когда им надо, а в другое время…
– Или не дать выложить тогда, когда они это планируют! – подхватил майор. – Верно мыслите, юноша, а как это перевести с карточного языка на язык объективной реальности? Ну, давай, давай, ты же «разделение языка» детишкам преподаешь.
– Преподавал, – поправил майора Лек – да и то на подхвате у старших… А теперь…
– Отставить нытье! Кричи, но ползи! – Петр Васильевич строго глянул на Лека, а потом, опять совершенно неожиданно для Лека, предложил: – Давай-ка присядем вот тут на травке, а то чего мы стоя-то?
– Так идти же надо…
– Ничего, подождут. Давай-давай, напрягай то место, которым думаешь. Ты, Лешка сам этот разговор завел, а, как говорят военные, «инициатива наказуема исполнением». Исходные условия тебе известны, ты даже, отчасти, сам их сформировал, так что, вперед!
– Ну… – Лек в задумчивости потеребил нижнюю губу (привычка, которую когда-то пришлось задавить – воспитанники же все копируют – а теперь, вот, опять вылезла) – договариваться кочевники собираются только с нами, и не просто договариваться, а союз нам предлагают, а по одному пленному отпустили и из армейцев, и из флотских.
– Так. – Кивнул майор. – И?
– Значит, кочевники хотят, что бы все: мы, Армия и Флот – о произошедшем узнали одновременно.
– Флот и так узнал, да и Армия… долго бы не задержались – катер-то у них пропал. Давай, Леш, думай, ведь их не просто отпустили, а с напутствием…
– Понял! Они хотят, чтобы все узнали об их приходе не просто одновременно, но и так, как кочевникам надо – «Мы пришли, считаем себя в своем праве, а нападать не вздумайте, у нас заложники». Если трем субъектам противостояния одновременно предлагается одна и та же информация, то предполагается, что все три субъекта будут реагировать на нее каким-то известным образом, который устраивает производителя этой информации. Э-э, дядя Петя, – Лек на какой-то момент позабыл о субординации – да они нами управлять собрались!
– Из чего такой вывод? – Петр Васильевич снова вернулся к экзаменаторскому тону. – Да очень просто! Они знают, как мы, Армия и Флот отреагируют на полученную информацию, то есть на управленческое воздействие, и именно такой реакции от нас и добиваются – чистой воды управление – воздействие на объект с целью получения заранее прогнозируемой реакции.
– Ох, уж эти учителя, все-то вам нужно свести к определению из учебника. Ладно, ответ на четверочку. Тоже, в общем-то неплохо.
– А что не так?
– Кочевники не «знают», как отреагируют «объекты управления», а только ДУМАЮТ, что знают. – Майор голосом выделил слово «думают». – И как же, с точки зрения кочевников, мы – «объекты управления» – должны реагировать?
– Первым делом связаться между собой…
– Это уже произошло. Дальше.
– Встретиться и договорится о совместных действиях. У Армии и Флота есть договор о совместной борьбе с кочевниками, но без нас в Питере им не обойтись… Стоп! – Лек оборвал сам себя. – Армия или Флот могут сначала попробовать сепаратно договориться с нами. Питер для них спорная территория, и договорившись с нами о совместных действиях, можно оттеснить соперника. А неисполнение договора можно оправдать: «вот, мол, извините, но Ихи желают сотрудничать только с нами».
– И это тоже, считай, произошло. «Сапоги» уже приехали, сидят и ждут.
– А Флот?
– Они тоже скоро будут. Для такого дела керосина не пожалеют – прилетят на вертолете, да по пути еще на психику кочевникам надавят – сделают круг-другой над местом переноса.
– Неужели опасаются, что мы за их спиной с Армией столкуемся?
– Не отвлекайся. Мы сейчас о расчетах кочевников говорим, а не о том, чего «лодочники» опасаются. Или иссяк уже?
– Ну почему, иссяк? Тут могут быть два варианта. Первый – внести раздрай в ряды противников. Если кто-то с нами сепаратно договорится, а о соперничестве «сапогов» и «лодочников» кочевникам известно…
– Понятно. – Прервал Петр Васильевич. – А второй вариант?
– Мы договоримся и пришлем на переговоры с кочевниками представителей всех трех «объектов». Без нас, все равно, не обойдутся.
– Все?
– А что еще? – удивился Лек. – А! Еще мы на все эти политесы кучу времени потратим, что кочевникам тоже на руку.
– А с чего у нас разговор начался? Забыл?
– С карточных… Да! Вот тут-то, когда представители всех трех сил прибудут на переговоры, кочевники свой «козырь» и выложат! И он либо перессорит нас между собой окончательно, либо заставит нас принять условия кочевников.
– Вот именно! Значит, что?
– Значит, не давать им такой возможности! Никаких переговоров, мочить кочевников сразу! – В устах Иха термин из уголовного сленга «мочить» имел не менее зловещий, но весьма конкретный смысл. – Но это же естественно, чего так долго обсуждать-то понадобилось?
– Это для нас с тобой естественно, а для них для всех – вовсе нет. Армия и Флот еще и демонстрацию силы перед переговорами устроят. Флот введет в Неву пару кораблей, а Армия… ну, тоже чего-нибудь придумают. Им, правда, далеко и неудобно, но обязательно постараются. Значит так! – Петр Васильевич упер Леку в грудь указательный палец и перешел на командный тон: – Переговоры срываем. Тебе отводится роль главного скандалиста. Будешь изображать смертельно оскорбленного, торговать покарябанной мордой, и вообще вести себя… радикально. Требуй наказать весь состав караула, который тебя арестовал, и вообще убрать армейский пост из аэропорта. Не стесняйся: «Или вы пост уберете, или мы его сами ликвидируем!». Ну и прочее в том же духе. Мы с Андреем тебя сначала окорачивать будем, а потом сами заведемся и… Короче, переговоры должны закончиться безрезультатно и продолжиться только завтра. Понятно?
– Понятно… – Лек по характеру скандалистом не был, но преподавательская работа без некоторой доли актерства не обходится. – Сделаем!
– Ну вот, а теперь поговорим о том, что ты умеешь получше других. Как можно использовать против кочевников «братьев наших меньших»?
– Можно крыс на кочевников натравить. Сначала разойтись загонной цепью пошире, чтобы, если повезет, сразу несколько стай пугнуть, и сгонять их к Нарвской…
– А как-нибудь раззадорить их, чтобы позлее были, можно?
– Нет. Крысы, конечно, не тупые, поумней многих других будут, например, тюленей, но не настолько, чтобы мы могли им настроение регулировать. Да и не надо это. Крысы, сам знаешь, опаснее всего, когда их в угол загоняют. Вот и мы так можем сделать. Когда сгоним крыс в нужное место, лидинги с противоположной стороны их своим охотничьим сигналом пуганут. Крысы прекрасно знают, что от дельфинов надо на суше спасаться, и полезут куда попало, лишь бы из воды, в том числе на катера и баржи кочевников. А напуганная крыса в катере… сам понимаешь, а если сразу несколько, и стрелять в них нельзя – катер повредишь… «веселье» обеспечено по полной программе.
– На баржи смогут забраться?
– Ну, вообще-то, некоторые экземпляры способны примерно на метр из воды выпрыгивать, да и когти у них… я однажды сам видел, как крыса по кирпичной стенке лезла, так что не байки это.
– Да знаю я, что не байки! Что ты мне, как своим ученикам… Ладно, давай дальше, как тебе удобнее.
– Так все уже. Кочевники от крыс защищаться не умеют. Отвлекутся, потери понесут, может даже друг друга в панике постреляют и технику свою покалечат. Только вот, как бы крысы людей в универмаге не погрызли, туда-то они тоже полезут.
– А если туда сначала Федора заслать? Ну и еще нескольких, подстать ему. – Предложил майор. – Удержат?
Федор был уникумом. Сонар у него оказался настолько мощным, что Старшие Матери, поначалу, перепугались, сочтя его уродом. Потом, правда оказалось, что во всем остальном ребенок вполне нормален, и его оставили жить. Сейчас у Федора было уже восемь детей, тоже оказавшимися изрядными «крикунами», так что с воспитанием их изрядно намучились.
– Удержат, пожалуй. Люди на втором этаже, а лестниц я видел только две, третья обвалилась, – припомнил Лек – вот возле лестниц пусть и засядут. Правда, может быть, там где-то еще проходы на второй этаж есть…
– Сами пусть и поищут. Время у них…
Далекий грохот мощного взрыва прервал майора и заставил обоих собеседников обернуться на север, в сторону русла Невы.
– Это что за… – Петр Васильевич удержал в себе бранное слово. – Дома, что ли взрывают? Больно уж мощно грохнуло.
– Ну, может быть, у них баржи где-то не пролезают? – предположил Лек.
– Да нет, звук вроде бы другой… Ладно, сидим, ждем. Лидинги обязательно полюбопытствуют, что это так бахнуло, и нам сообщат. Ждем, пусть вояки еще потерпят, нам надо понимать, что в городе творится.
Ждать пришлось не особенно долго, видимо дельфины посчитали сообщение срочным и передали его по цепочке. Достоверность информации при таком способе передачи, конечно, «оставляла желать», но зато сообщение приходило быстро. Из-за крайних домов поселка выбежала стайка детей и рванула в гору напрямик, минуя тропинку. Лек свистнул в два пальца и помахал рукой, привлекая внимание детишек. Те сразу же развернулись в нужную сторону.
– Лидинги говорят… – еще издалека закричал самый быстрый – в Неве… большая лодка… на мине взорвалась!
Мальчишка замолк, переводя дыхание, но тут же затараторила чуть отставшая от него девчонка:
– Только название переврали… говорят «Драчун».
– Похоже, сторожевик «Вспыльчивый». – Догадался майор. – На мине? Это вы сами сообразили, или лидинги про мину сказали?
Сомнения Петра Васильевича были вполне обоснованы – дети, постоянно общаясь с дельфинами, перенимали у них «творческое» отношение к передаваемой информации.
– Сами. – Признался мальчишка. – Они сказали: «Весь нос оторвался».
– Рыбы наглушило, – добавила девочка – и четырех лидингов… насмерть… – она всхлипнула – и имена не говорят…
Да, такова была особенность психики лидингов – они никогда не поминали своих мертвых по имени. Насколько понимал Лек, имя для напарников Ихов было не названием тела, а частью их сущности (или, может быть, души?), умерло тело – исчезла и сущность. Вместе с именем. Сейчас в поселке наверняка ни души – все бросились в воду и зовут своих напарников, ждут: откликнется или не откликнется. Четверо так и не дождутся. Лек и сам было дернулся, но вовремя сообразил, что Лидинг никак не мог оказаться в русле Невы и погибнуть от взрыва.
А кто-то, не получив отклика ждет, надеется, не верит в гибель… не просто напарника или друга – кого-то большего, почти части себя самого. Возможно, кому-то из тех четверых теперь придется ждать и до конца жизни. Молодые Ихи или среднего возраста еще могут завести себе нового напарника, дело, в общем-то обычное – дельфиний век короче людского, но вот старики. Потеряв лидинга, пожилые Ихи оставались в одиночестве до конца жизни. И у самого уже не хватит сил воспитать себе нового напарника, и ни одна дельфиниха не отдаст своего детеныша старику, чтобы не осиротел, когда придет срок Иха.
– Похоже, действительно, мина. – Задумчиво произнес Петр Васильевич. – Ты смотри, Леш, как все серьезно-то! Демонстрация силы сработала «с точностью до наоборот». Считай, кочевники к своим козырям, еще и туза в прикупе взяли.
Лека откровенно покоробило возвращение майора к карточной теме – тут трагедия, а он... Демонстративно повернувшись к майору спиной, он спросил у детей:
– Ваши-то отозвались?
– Конечно! Сразу! Они рядом были! Мы потому сюда и побежали! – Наперебой отозвалось сразу несколько голосов.
– Все! Свободны! Возвращайтесь назад, там ваша помощь понадобиться может. – Скомандовал майор.
Дети послушно развернулись и двинулись к поселку, а Петр Васильевич, дождавшись, когда они удалятся на достаточное расстояние, рванул Лека за плечо, разворачивая лицом к себе.
– Ты мне тут сцены не устраивай! Война есть война, и если уж началось…
– А я и не…
– Молчать! Вижу я, как ты «не»!.. Интеллигент! За мной, шагом марш!

1 Поповка (Питерский слэнг) – Высшее Военно-Морское училище радио и электроники (ВМУРЭ) имени Попова.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Четверг, 30.04.2015, 17:11 | Сообщение # 15

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Глава 4

Сумерки… Пограничное состояние – еще не ночь, но уже и не день – очень важное время для тех, кто ведет активный образ жизни днем, возможность устроится на ночь в безопасном месте. Удачным был день или нет, безразлично – если ты хочешь, чтобы следующий день для тебя просто был, сделай все для того, чтобы была удачной ночь. А удачная ночь – это когда до тебя не доберется никто из тех, для кого активная часть суток начинается с наступлением темноты.
Если бы ночь была только временем охоты хищников! Это для живой природы нормально и привычно – хищников всегда ровно столько, сколько нужно, чтобы их добыча могла воспроизводить себя в достаточном количестве. Начни хищники плодиться быстрее, добычи на всех не хватит и голод «отрегулирует» численность их популяции. Начни добыча размножаться быстрее – и у нее возникнут проблемы с кормовой базой, тоже весьма эффективно и беспощадно «регулирующими» поголовье. Все привычно и понятно, как было миллионы лет в прошлом, и как будет, пока существует жизнь, в будущем.
Правда, есть еще и человек – хищник, который убивает, когда не голоден и не вынужден защищаться, преобразующий природу под свои нужды так, что для других видов не остается шансов на выживание, считающий себя венцом творения и почти богом, имеющим право решать, кому жить, а кому нет. Но даже и к нему природа как-то сумела приспособиться, и извечный круговорот жизни, пусть и искореженный человеческим присутствием и вмешательством, продолжается. Но только не в затопленном Питере.
Вудмены… Формально их, конечно, можно было бы отнести к виду Homo sapiens, но сущностно… Если человек получает возможность материализации своих самых диких фантазий, остается ли он при этом человеком? Магия! Волшебство! Вечная сказка и мечта человечества о… о халяве! О могуществе, о получении всего, чего угодно, без затраты сколько-нибудь серьезного труда! И эта, чисто человеческая, не присущая больше никому из существ, населяющих Землю, мечта осуществилась для вудменов. Исключительно человеческая! Значит, нет и не может быть никаких сомнений: вудмены – люди! Как и всякие люди они способны и на величайшие свершения, и на гнуснейшие преступления.
Сколько вудменов пленились новым смыслом слова «Зона», порожденным братьями Стругацкими? Сколько разных Зон было придумано и описано после «мэтров АБС»? На какой части поверхности планеты вудмены сумели реализовать свое понятие слова «Зона»? Ответа, наверное, не знает никто, но одной из таких Зон стал Питер. Зоной со всеми присущими ей ловушками, аномалиями, артефактами, казалось бы, невозможными и невероятными проявлениями неведомых и непостижимых сил и… притягательностью. Да- да, притягательностью для существа, поставившего себя вне извечного круговорота природы – для человека!
Если остальные живые существа жили в затопленном городе в силу естественных причин: или это изначально была их экологическая ниша, или их вытеснили из мест с лучшими условиями конкуренты, заставив приспособиться к местным условиям, или здесь они находили добычу, легче, чем в других местах… причины могли быть разными, то человека влекли сюда совершенно иное. Да, тяга к наживе, как говорится, имела место быть – способы если не обогатиться, то просто очень неплохо заработать, если, конечно, выживешь, были достаточно многочисленны и разнообразны. Однако, дело было не только в наживе.
И неистребимое человеческое любопытство, тяга ко всему таинственному, непривычному – тоже чисто человеческая черта, животные-то всего необычного и неожиданного, в первую очередь пугаются. И адреналиновая наркомания – в дикой природе очень трудно найти любителей искать приключения на собственную задницу, не с голодухи, не в отчаянии, а «из любви к искусству». И… да стоит ли перечислять? Какие причины ни приведешь, все они, в том или ином виде, лишь производные от человеческого чувства вечной неудовлетворенности.
Но как выжить в этом ужасе? В Зоне, да еще и затопленной! Да, в общем-то, так же, как раньше, начиная с мая 1703 года – в ужасном климате, в опасной близости тектонического разлома, на краю Державы в доступности немирным соседям, как ближним, так и дальним, в противоестественном состоянии города, возникшего не в силу объективных причин, а волевым решением и сразу, с нуля, как столица Империи.
Никто и не спорит: у Адама Мицкевича, кроме общей ненависти поляков к Российской Империи были и другие причины поведать миру:

…У зодчих поговорка есть одна:
Рим создан человеческой рукою,
Венеция богами создана;
Но каждый согласился бы со мною,
Что Петербург построил сатана.

Да, городские роды пресекались в большинстве своем в третьем-четвертом поколении, да Петербург породил множество мрачных легенд (которые вовсе не всегда были только легендами), да, Ленинград пережил девятисотдневную осаду, небывалую в истории человечества, да, из города, созданного как столица Империи, этой самой империи и пришла смерть. Но! Но поэты, художники, композиторы, ставшие классиками, творили именно здесь! Множество научных школ родилось именно здесь. «Застывшая музыка» питерской архитектуры завораживала на протяжении веков, несмотря ни на какие изменения моды и эстетических воззрений. И через многие десятилетия после того, как столицей стал другой город, Питер остался главным экзаменатором для людей искусства – если приняла питерская публика, то примут везде…
Теперь большая часть Питера – руины. Правда, от Москвы и вовсе ничего не осталось, но есть другие столицы: Псков, Тверь, Казань… Однако Питер по-прежнему влечет. Нет, дело не только в том, что привезенные флотскими катерами экскурсанты отвешивают челюсти, глядя на вздернутую вудменами на сорокаметровый утес Петропавловку или обалдело застывают в свете белой ночи на Дворцовой площади, тоже спасенной вудменами от затопления. Посторонних в город влечет ТАЙНА!
Неведомые опасности и невиданные сокровища… Нет, не только материальные, хотя и рассказывают, что время от времени в пустых нынче зданиях Эрмитажа вдруг появляются все те произведения искусства, которые находились там раньше, а в залах начинают звучать голоса экскурсоводов и шаги посетителей… что Медный Всадник, от которого сейчас остался только пьедестал – обломок языческого Гром-камня – в полнолуние и при сильном западном ветре, появляется на улицах и те, на время его проезда, приобретают первозданный облик (и можно успеть пограбить магазины и особняки богачей), вот только вместо топота бронзовых копыт звучит блокадный метроном, и не дай бог прослушать его последний сигнал… что если в нужное время прийти по нужному адресу, то графиня – любовница графа Сен-Жермен – раскроет везунчику способ беспроигрышной игры в карты, но за это потребует… гм, чего только не рассказывают, но дело не только в обогащении.
Можно получить в Питере и другое. Например, говорят, что где-то в городе до сих пор сохранился броневик, с которого выступал Ленин у Финляндского вокзала. Если найти его и постоять с полчасика на пулеметной башне, то можно сделать блестящую политическую карьеру. А еще можно подсуетиться и, зная время и место, подставиться под выстрел Пуришкевича, направленный в Гришку Распутина, и тогда никто и никогда не сможет попасть в тебя из огнестрельного оружия. А еще, но это бывает очень редко – на святки в високосный год, совершив определенный ритуал, можно проскочить в известную всем спальню раньше другого Гришки – Потемкина. Если получится, то не будет тебе более отказа от женщин! А можно, что весьма и весьма не просто, добраться до Пискаревского мемориала и положить на братскую могилу кусочек хлеба. Бонуса за это ты не получишь никакого, но почему-то, все, кому это удалось сделать, убеждены, что совершили нечто для себя наиважнейшее!
Есть вещи и более приземленные. Рассказывают, что Ихи выращивают на питерских отмелях растения, из которых делаются лекарства от всех болезней, что артефакты и ценности они собирают в городе, как грибы в лесу, что знают способ быстро и без проблем познать все науки, которым когда-то обучали в Питерском университете… Знают, умеют, пользуются, а другим не говорят, лягухи, туды их…
Но есть у нынешнего Питера и главная тайна, главная легенда. Создателями Ихов были питерцы во многих поколениях – потомки родов выживавших в городе, построенном сатаной, не менее двухсот лет. И они создавали Ихов, как продолжение своих родов, взяв за основу свои собственные гены. Создали тех, кто может жить в Питере даже тогда, когда Нева перестала быть рекой, вернув себе статус морского пролива. Когда-нибудь Ихи возродят блистательный Санкт-Петербург (возможности, знания и средства у них для этого есть), и вместе со столицей возродится Империя!
Вот потому-то, как и должно творению сатаны, Питер не только ужасен, но и прекрасен! Даже сейчас!

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

Andre

Дата: Вторник, 27.12.2022, 23:51 | Сообщение # 16

Сотник

Редактор

Группа: Наместники

Сообщений: 2464

Награды: 3

Репутация: 2431

Статус: Оффлайн

Казалось бы, совершенно несвоевременные мысли перед началом боевой операции, но «ждать и догонять…», чего только в голову при длительном ожидании не лезет! Лек ждал. Ждал сигнала от майора, но знал, что на самом деле он ждет пока основная масса Ихов растянется в длиннющую цепь загонщиков, специально выделенная группа доберется до здания Кировского универмага, чтобы засесть там на первом этаже, а еще одна группа, если повезет, отыщет охранников, с боем вырвавшимся из здания, но, как и все «новые люди», практически беспомощным против опасностей ночного Питера.
Хорошо если они ушли от универмага вниз по течению. ГСМ от затопленных автомобилей достаточно сильно загадили воду для того, чтобы распугать всю живность, хотя вряд ли они об этом задумались, да и направление течения в развалинах – медленного, почти незаметного – они определять не умеют. Но даже в том случае, если они выбрали правильное направление, охранники рискуют оказаться на пути стай крыс, которых Ихи будут гнать к станции метро «Нарвская», ведь гнать-то их придется против течения, чтобы лидинги могли в нужный момент пугнуть крыс, сами находясь в чистой воде.
Оказаться же на дороге спасающихся от опасности крыс… Питерские крысы были существами весьма и весьма опасными. Мутанты, естественно, благо из-за бурного размножения и быстрой смены поколений они и так имели неплохую приспособляемость к изменяющимся условиям, да плюс, в затопленном Питере мутагенных факторов было более, чем достаточно. Вот и получилось: размером с крупную кошку (часто встречались и экземпляры покрупнее), с плоским, как у бобра хвостом, позволяющим отлично плавать и нырять, с прочными острыми когтями (очень полезный инструмент для лазанья по развалинам), и с внушительным набором зубов. Милая такая зверушка, имеющая склонность к массовым мероприятиям в исполнении стаи в несколько десятков голов.
Отбиться от стаи в одиночку Иха мог, но вовсе не гарантированно и не без потерь, проще было убежать, если имелась такая возможность. Главная же хитрость заключалась в том, чтобы как можно быстрые убить вожака стаи – он обычно, как и положено вожаку, атаковал в первых рядах. Если это удавалось, то стая быстро утрачивала боевой пыл, а потом наиболее крупные самцы начинали выяснять, кто из них наиболее достоин заместить образовавшуюся вакансию, и стае становилось не до охоты. Можно было еще попробовать забраться на какой-нибудь возвышающийся элемент развалин, чтобы крысы не могли атаковать всем скопом. Это тоже не давало гарантий – крысы умели довольно высоко прыгать и забираться по выщербленной кладке даже на вертикально стоящие стены. Впрочем, и отразив все атаки, можно было закуковать на этом самом возвышающемся элементе чуть ли ни на сутки – крысы терпеливы и, если рядом не окажется другой добычи, могли ждать внизу долго.
Спасаться в воде тоже был не самый лучший вариант – плавали-то Ихи быстрее крыс, но можно было нарваться на засаду, а если на тебе повисло сразу несколько зубастых зверьков, особо не разгонишься. Иное дело, если Иха сопровождал лидинг. Вот тут никаких проблем – сигай в воду и развлекайся зрелищем. Живая торпеда, снабженная пилообразными челюстями и твердым, как киянка рылом, способна была убить или покалечить десяток крыс за десяток секунд. Спасающихся вплавь крыс лидинг догонял, как стоячих. Именно поэтому, уловив своим тонким слухом охотничий сигнал дельфиньего сонара, крысы лезли куда угодно, лишь бы не оставаться в воде – умные, все-таки, были твари, ну так и неудивительно для мутантов.
Лек ждал. Ихи мотались по затопленным улицам, заглядывали в остатки домов и других уцелевших сооружений в поисках крысиной стаи, а лучше – двух или трех. Когда найдут, наступит время Лека. Его задачей будет подобрать такую модуляцию сигнала сонара (и для воды и для воздуха), которая заставит крыс сняться с места, но напугает не очень сильно: мол Ихи что-то ищут большой компанией – не крыс, а что-то другое, но лучше им на пути не попадаться. Модуляцию придется именно подбирать – в разных условиях крысы реагируют на ультразвуковой сигнал по-разному, заранее не угадаешь. Подобрав нужную форму сигнала, Лек транслирует его остальным Ихам и вот тогда начнется загон.
Были, разумеется, в Пулковском поселке и другие мастера этого дела, постарше и поопытнее Лека, но Петр Васильевич, основываясь на каких-то, только ему известных резонах, выбрал Лека. Что ж, приказ есть приказ, с командиром не спорят, да и лестно было такое доверие, что там ни говори – несколько сотен Ихов будут максимально точно повторять «голос» Лека, и он, на какое-то время станет, фактически, командиром всего отряда.
Представив себе, как это будет, Лек усмехнулся: Главная тайна Питера, как всегда, осталась в стороне от внимания береговых людей. Заключалась она в том, что в затопленном городе выживали только стаи.
Крупные водные существа в развалины не забирались, а если кто-то и пробовал, то назад, как правило, уже не выбирался. Даже самые могучие хищники планеты – касатки – могли быть тяжко изранены, а то и убиты большой стаей мелких обитателей городских вод и руин.
Однажды, когда Лек еще учился в школе, учитель для иллюстрации этого обстоятельства привел пример из истории. Во время Второй Мировой войны вдруг выяснилось, что линкоры – «гроза морей» – оказываются уязвимыми в столкновении с несравнимо более мелкими, но «зубастыми» порождениями оружейной мысли – самолетами и подводными лодками. Левиафаны, способные уничтожить своим главным калибром кого угодно, вынуждены были либо торчать в защищенных гаванях, либо выходить в море с эскортом мелких корабликов, призванных защищать флагмана от такой же или подобной «мелюзги».
Оказалось, что для выживания вовсе не обязательно быть самым большим и сильным, гораздо важнее оказаться в хорошей кампании.
Вот это-то обстоятельство и определяло правило выживания в затопленном Питере: стаю может победить только другая стая. В одиночку можно только спасаться, да и то не всегда выходит. Сейчас на охоту вышла стая пусть и не самых сильных, но самых изобретательных и беспощадных хищников – людей.
Впрочем, и на них тоже была управа, недаром же Ихи обходили стороной станции и вентиляционные колодцы метрополитена. Детишки пугали друг друга страшными сказками про огромных монстров, обитающих в подземных туннелях. Потом, поучившись в школе, они понимали, что этаким страшилищам в метро не прожить – тесно, да и питаться нечем, но пугать продолжали, только уже не друг друга, а, если выдавался случай, береговых людей. И те верили! На самом же деле мрачные туннели были страшны другим – тысячными (если не миллионными) стаями совсем мелкой живности, порой такой мелкой, что и не разглядишь. Когда течение вдруг выносило на поверхность эту мерзость, спасения не было ни для кого.
Однако: «Создатели были мудры!». Ихи научились натравливать одну мелкоту на другую – нагоняли в пораженную акваторию стада самой мелкой рыбешки. Рыбная мелочь с аппетитом закусывала порождениями мрака, не замечая, ввиду своей многочисленности и безмозглости, нанесенных ей потерь.
Случалось несколько раз, что и это средство не помогало, и тогда Ихи, скрепя сердце, переходили в борьбе с микроскопической мерзостью на молекулярный уровень – травили воду химией, а потом промывали зараженное место, регулируя внутригородские течения. Вот и получалось: чем мельче враги, тем более мелкое средство борьбы с ними приходится применять. Для атаки на кочевников выбрали крыс.

Лек услышал условный свист и соскользнул в воду. Обозначил себя круговым сигналом сонара и тут же получил известия об обнаруженной крысиной стае сразу с двух сторон. Значит, найдены сразу две стаи, лучше бы, конечно, найти еще и третью, чтобы кочевников атаковало больше сотни голов, но можно обойтись и двумя. Запросив данные о состоянии и поведении стай, Лек решил начинать не с той, что была ближе, а с дальней – эта стая не охотилась, как ближняя, а находилась в своем гнездовье, а значит, там были самки с детенышами. Стронуть такую стаю с места было труднее – свои гнездовья крысы защищали не то, чтобы «до последнего», но весьма храбро и упорно. Зато, согнанные с насиженного места, они будут производить много шума и распространять вокруг себя панику, которой запросто поддастся и вторая стая, если окажется поблизости от бегущих, а это, как говорится, уже дело техники.
Быстро продвигаясь к обнаруженному гнездовью, Лек прислушивался к шумам, которые вода доносила от площади Стачек – шум моторов, металлический лязг… наверняка были и громкие всплески, на таком расстоянии уже не расслышать.
«Так шуметь в ночном городе может себе позволить либо кто-то очень сильный, либо очень глупый. Кочевники, надо понимать, считают себя очень сильными. Ну-ну…»
Позабыв, что рядом нет Лидинга – самого благодарного в мире слушателя – Лек озвучил свои мысли сонаром и тут же получил в ответ окрик от Петра Васильевича:
– Не отвлекаться! О деле думай!
Лек заполошно «стрельнул» в его сторону поисковым сигналом, потом спохватился, что ведет себя как школьник, которого застали за чем-то недозволенным и сделал вид, что просто «осматривается» в черной воде, где обычное зрение было уже практически бесполезным.
«Опаньки! Я же негромко совсем… Значит, товарищ майор за мной пошел… Хочет посмотреть, как я с крысами управляться буду? Похоже на то…»
Словно отвечая не его мысли, Петр Васильевич просигналил уже не в грозной, а в ворчливой тональности:
– Давай-давай, рядом уже. В «Масляном ковше».
«Масляный ковш». Лек припомнил, что видел это обозначение на одной из старых карт, но смысл названия понять не смог. Порасспрашивал знающих односельчан, но они ничем не помогли. Так это название и осталось загадкой[1]. Место это находилось почти на самом краю городских развалин, дальше уже было только море, хотя под водой портовые сооружения простирались еще на несколько километров. Место гнездовья говорило Ихам обо многом. Здесь крысы были совсем дикими – в город за
добычей практически не совались (видимо, на окраину их выдавили более сильные и удачливые конкуренты), а жили в основном охотой на рыбу и добычей моллюсков.

В принципе, Ихи, если бы поставили перед собой такую задачу, могли бы, если не уничтожить всех крыс в городе, то очень и очень сильно сократить их поголовье, но крысы были нужны в в затопленном городе. Не просто нужны, а просто необходимы. Они, так же, как и раки, были падальщиками, но, в отличие от раков, прекрасно справлялись не только с животной, но и с растительной органикой. Жрали всё подряд, порой вымирая целыми стаями, отравившись или подхватив какую-то заразу, но город чистили. Оставлять Питер без таких «мусорщиков» было нельзя.
А вот за интеллектуальным уровнем мусорщиков Ихи следили очень внимательно. Был, около сорока лет назад, один случай. Сначала пропал в городе один молодой Иха, причем, вместе со своим лидингом – дела (на этом текст авторского черновика обрывается..)
--------
[1] Когда-то в Ленинградском порту на этом месте находилась маслобаза – примерно то же самое, что и нефтебаза, но в танках хранились не нефтепродукты, а растительные масла.

"Люблю я посещать новые страны, новые города, знакомиться там с интересными людьми..." Странник