Сотник -2. Тексты - Красницкий Евгений. Форум сайта

Сотник -2. Тексты

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:06 | Сообщение # 1

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

По случаю празднования Нового года и в связи с нездоровым ажиотажем по поводу слухов о прекращении работы над "Сотником" выкладываю 1-ю главу "Сотника-2".
Так же, как и в случае с "РБ-2", для обсуждения текста будет открыта специальная тема, а здесь только читать .
С Новым годом, господа Совет!

Сообщение отредактировал kea - Пятница, 29.11.2013, 22:26

Красницкий Евгений. Форум. Новые сообщения.

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:13 | Сообщение # 2

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

Глава 1

Сентябрь 1125 года. Бассейн реки Неман.

– Да пойми ты: нет у них резона заложников убивать! Нет, и все тут. Заложники – их единственная надежда хоть что-то у нас выторговать. Ну как тебе объяснить-то? Молодость свою вспомни, неужто ни разу не приходилось за пленных выкуп получать? Ведь приходилось же? Ну, так представь себя на их месте: пришли спасать пленных оружные и доспешные, а у тебя сил не хватает, чтобы отбиться, и возможности уйти нету. И что? Начнешь пленных резать? Да? А потом тебя самого… и уйдешь на тот свет с невинной кровью на совести. Это тебе как? Сильно завлекательно?
Уже битый час Мишка пытался убедить Егора в своей правоте и чувствовал, что упирается в какую-то резиновую стену. Егор вроде бы и не отвергал мишкиного предложения, но и не соглашался с ним, находя все новые и новые возражения, не то чтобы по делу, а разные вариации тезиса «что-то сомневаюсь я…» Мишка еще понял бы, если б Егор рассматривал самые разные варианты развития событий или цеплялся к мелочам, пытаясь найти слабые места предлагаемого плана и предусмотреть всякие неожиданности. Так ведь нет! Повторялась история с дезинформацией полочан, осаждавших Пинск: десятник Старшей дружины Погорынского воеводы, похоже, просто не находил аналогов в собственном жизненном опыте, и все Мишкины аргументы уходили, как вода в песок.

Шли уже третьи сутки с того времени, как Трофим Веселуха вывел десяток разведчиков к тому месту, где похитители держали семью князя Городненского. Место какое-то непонятное – не хутор, не малая весь, а отдельно стоящий невдалеке от берега реки дом. Да и дом-то… Мишке при взгляде на него вспоминались описания «длинных домов» скандинавов или построек древних славян, в которых жили одновременно все семьи одного рода. Здание было очень большим по площади и очень старым, на треть, если не больше, погруженное в землю, с крышей настолько заросшей мхом, что даже непонятно, чем она покрыта. Когда-то вокруг дома имелась ограда – не тын, а что-то другое; по гнилым пеньками, оставшихся от врытых в землю столбов, невозможно понять, что именно.
И еще одна странность: полянка, на которой стоял дом, не заросла ни кустами, ни деревьями, только травой, хотя вода в половодье сюда явно не доставала, а вот в низинке между домом и берегом царствовал ивняк.
На самом берегу, частью из воды, частью из песка торчали остатки свай – видимо, когда-то здесь был устроен причал. Сама речка, как говорится, доброго слова не стоила – уже Пивени, но как раз в этом месте разливалась широким плесом, густо заросшим камышом, из-за которого от другого берега, где и проходило главное русло, дом невозможно разглядеть с воды.
Получалось, что место под здание не расчищалось от леса, но тем не менее выбранная для строительства полянка не зарастала уже очень долгое время. В общем, впечатление у Мишки сложилось какое-то странно-тревожное. Будь это в другом веке, можно было бы идентифицировать это место, как брошенную по каким-то причинам базу контрабандистов, но сейчас, когда никаких внятных границ между княжествами не существовало… непонятно, одним словом.
Вообще он многое не мог понять, начиная с самого захвата княжеской семьи. Так подгадать, чтобы провести захват почти одновременно с началом грозы, невозможно. Хорошо Егору – объявил это колдовством, и вроде как все стало ясно. Мишку это объяснение не удовлетворяло совершенно. Какие бы чудеса не демонстрировали ему Нинея, Аристарх, Настена, все это было лишь изощренное воздействие на психику аудитории или отдельного «пациента», а «повелевать стихиями»… глупость, одним словом.
В ту же калитку и прорыв похитителей под завесой дождя мимо Городно вверх по течению Немана. Польза, конечно, от этого получилась немалая – городненцы кинулись искать похищенных вниз по течению и упустили время, но как можно было заранее предусмотреть эту самую «завесу дождя»? Да никак! Значит, экспромт? И это в такой серьезной военно-политической операции? Бред!
Дальше – больше. Почему похитители сидят на малом притоке Немана, не так уж и далеко от Городно, рискуя тем, что их обнаружат? Проще же уйти в полоцкие земли. Откуда у них взялась боевая ладья? Тоже проскочила под завесой дождя? Этот вот непонятный брошенный дом… Место явно укромное, похитители знали о нем заранее? Сюда и стремились? Тогда уход вверх по течению не экспромт, но как можно предугадать с точностью до минут грозу и ливень? Вопросы, вопросы… а ответов нет. Вплоть до того, что совершенно непонятно, в чьих руках сейчас находится семейство князя Городненского – ляхов, полочан или еще кого-то? Если похитители ляхи, то с чего они поперлись вверх по Неману? Если полочане, то почему сидят здесь, а не уходят на земли Полоцкого княжества? До границы-то рукой подать.
Все эти странности ни в коем случае нельзя было интерпретировать, как набор неких случайностей. Имелся в них какой-то смысл, некое обстоятельство, позволяющее объяснить все неувязки разом, но Мишке никак не удавалось даже приблизительно этот смысл уловить. Это тоже вызывало тревогу, причем, нешуточную, поскольку при попытке освобождения княжеского семейства дело придется иметь отнюдь не дилетантами. В этом Мишку быстро и безоговорочно убедили Яков и Веселуха.
Аргументация у разведчиков, что называется, убойная. Дом на первый взгляд выглядел совершенно необитаемым, днем никакого движения или шума. Трава вокруг дома казалась нетронутой, хотя Яков и утверждал, что ходят, но так, чтобы не натоптать; ни на полянке, ни в лесу ни малейших следов отходов, которые неизбежно накапливаются в том месте, где в течение какого-то времени проживает группа людей – значит, все тщательно собирают и куда-то уносят. Огонь, для тепла или приготовления пищи, в доме разводят только по ночам – вот по запаху дыма Веселуха на это место и вышел.
Дозоры стоят выше и ниже по течению, причем довольно далеко от дома. Яков еще засек дозорного на противоположном берегу реки. Веселуха его не видел, но с мишкиным урядником спорить не стал. Зато возле самого дома никого! Правда, Тимофей утверждал, что в лесу и на этом берегу стерегут – слышал ночью, как проходила смена, но найти место он так и не смог. То ли расположение секрета менялось, то ли дозорные сидели на деревьях, и в таком случае легче самому попасться, чем их обнаружить.
Отбитые у городненцев малую ладью и прогулочную ладью княгини Агафьи спрятали ниже по течению, причем ладью княгини вытащили на берег, а малой, видимо, пользовались для смены караула и других надобностей. Вот большую боевую ладью, о которой рассказывал Ерофей Скука, обнаружить так и не удалось, что тоже наводило на очень нехорошие мысли.
Получалось, что похитители княжеского семейства держали ладью княгини в качестве приманки, да и то неявной – еще найти надо, большую ладью с экипажем в роли резерва и основной ударной силы, а «добычу» спрятали так, что, даже обнаружив самих похитителей, главную свою задачу спасательная экспедиция все равно не решала. Полочане же могли либо победить спасателей в открытом бою, либо заманить в засаду, как один раз уже и получилось с городненцами; могли и уйти, если противник оказался им не по силам, но уйти, разумеется, так, чтобы за ними гонялись вовсе не там, где находилось княжье семейство.
Веселуха же сумел обнаружить место содержания княгини с детьми лишь потому, что умел вести поиск в ночном лесу – умение, прямо сказать, редкое, да и то сначала довел себя до состояния «либо добиться своего, либо умереть».
Одним словом, дело придется иметь с нехилыми профессионалами, а значит, все неувязки и непонятки могут в один далеко не прекрасный момент разрешиться единым махом, да так, что костей не соберешь.
«Вот именно, сэр! Если противник не дурак и не дилетант, а поводов считать его таковым мы не имеем, и если его поведение непонятно, то самым разумным способом действий необходимо признать: «прикинься ветошью и не отсвечивай», или «не ищи приключений на собственную задницу», или «туши свет, сливай воду» и прочее в том же духе. Чего бы эти красочные выражения ни означали, но смысл их един – вляпаться можно по самое не балуйся.
Ну-с, сэр Майкл, каковы буду версии? Что с того, что вы ни о работе спецназов всяких да спецслужб мало чего знаете? Книжки детективные почитывали, фильмы посматривали… не одно же там вранье было! Да и сотня ваша ну никак на линейную часть не тянет – по нынешним временам сущий спецназ, хотя и не высшего, мягко говоря, сорта. Однако будьте любезны соответствовать, положение, как вы давеча изволили выразиться, обязывает.
Итак, что мы имеем? А имеем мы, в первую очередь, необходимость отбросить всякую шелуху: мистику с той же стихийной магией, тупость с сидением на месте в то время как надо рвать когти, а так же садизм в отношении малых детей, которые одеты так, чтобы спасаться от жары, а сейчас уже сентябрь перевалил через половину, и по ночам холодно.
Первое. Никакой мистики с управлением погодой. Подвернулся случай, и серьезные мужики решили им воспользоваться. Два варианта: либо что-то пошло не так, и пришлось действовать экспромтом, либо имело место НАМЕРЕНИЕ сломать первоначальный план, и серьезные профессиональные ребята использовали появившуюся для этого возможность.
Второе. Сидение на месте, несмотря на риск. Мы с вами, сэр, уже договорились, что командир похитителей не идиот. Значит, им НАДО сидеть. Опять два варианта… ну что тут поделаешь, кругом по два! Либо так и задумано, либо ждут дальнейших указаний… Стоп, стоп, стоять, Зорька, покуда доят! А если пребывание в этом доме – часть резервного плана? Вот так дело обернулось, что пришлось по каким-то причинам уходить вверх по Неману, и на этот случай была подготовлена стоянка в укромном мете… Ага! Это, кстати, объясняет и появление боевой ладьи. Помните, сэр, вы примерно о том же думали, когда анализировали налет на Пинский речной порт? Значит, правильно думали.
А если похитители реализуют резервный план… все равно, сидеть на месте, а не уходить куда подальше и побезопаснее, странно, если не сказать глупо. Что-то ничего путного в голову не приходит. Разве что послали гонца и ждут указаний? Но такое возможно лишь в том случае, когда и резервный план пошел наперекосяк. Со связью-то ЗДЕСЬ проблемы: пока получишь свежую информацию или ЦУ от начальства, куча времени пройдет. И уйти нельзя – гонец-то сюда же возвращаться должен.
Можно, конечно, увести основные силы, а в условленном месте оставить несколько человек, но тоже риск: этих нескольких человек могут обнаружить и перебить, а гонец угодит прямо в засаду. Не комильфо, прямо скажем – вражеские связисты во все времена были желанными «языками», потому что много знали и владели свежайшей информацией.

Сообщение отредактировал KES - Понедельник, 31.12.2012, 17:14

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:16 | Сообщение # 3

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

А кроме того, уходить в другое место с таким табором, как дети, мамки-няньки, которых надо кормить, устраивать в тепле… Здесь-то они дом по ночам протапливают, чтобы дымом себя не выдать, а на новом месте… Опаньки! Дети! То-то вас, сэр, все время что-то цепляло! Дети! Украсть просто княгиню – одно дело. Как сказал кто-то из великих: «Для претендующих на власть риск головой – естественное обстоятельство». А вот украсть княгиню с малыми детьми… если с детьми что-нибудь случится, такого злодейства не простят!
Было, помнится, у Дмитрия Балашова в цикле «Государи московские» нечто на эту тему. На переговорах конфликтующих князей прозвучала фраза: «ВАШИ дети или ОБЩИЕ дети?» Что-то в этом роде… Балашов, надо полагать, знал, о чем пишет. Видимо, взрослые Рюриковичи могли хлестаться между собой сколько угодно, вплоть до смертоубийства, а дети, несмотря ни на что, считались общими – родовыми.
В таком случае, за гибель малолетних Рюриковичей на виновника ополчится весь род, позабыв на время внутренние противоречия. Покойный Мономах такого случая не упустил бы – любил и умел князюшка обличителем выступать, а сынок Мстислав не жиже папочки будет. Обязательно воспользуется случаем полоцких князей злодеями-детоубийцами выставить! А вы-то, сэр, выдумывали, как их лишить союзников … Кхе! Да они сами подставились… вернее, исполнители подставили их так, что никаких врагов не нужно!
Спокойно, сэр Майкл, спокойно… а не выдаете ли вы желаемое за действительное? Да нет, пожалуй. Вполне все так и могло произойти… вполне. Во всяком случае, не учитывать такой опасности похитители не могут.
Если первоначально целью похитителей была одна Агафья, а исполнители пожадничали или своим умом дошли, что через детей на Всеволода можно надавить сильнее, чем через жену? Тогда тот начальник, который принял похитителей в соответствии с резервным планом, получил на свою голову такой груз ответственности, на который никак не рассчитывал. Тут уж точно без ЦУ от начальства не обойдешься, а само начальство от такого геморроя на стенку полезет.
Ну хорошо, сэр, допустим, что тут вы угадали, но все равно непонятно, почему задействовали резервный план? Да, случай подвернулся, да, использовали его удачно, да, как заметил Пастер, «случай благоприятствует подготовленным»… Подготовленным! Они ХОТЕЛИ задействовать резервный план!
Так, так, так… А если те, кто ожидал похитителей ниже по течению Немана, о резервном варианте не знали? Хе-хе, сэр Майкл, извините за вульгаризм, но кого-то тут, похоже, кинули. Все вместе подготовили, организовали, а потом одна группа заговорщиков другой группе показала в форточку известную часть тела. Ну прямо как домой вернулись, а, сэр? Нет, ну не меняется род людской, хоть ты тресни! Что ЗДЕСЬ, что ТАМ… да и в библейские времена, судя по письменным источникам, тоже с кидаловом не стеснялись. Вот тебе, бабушка, и преемственность поколений! Темпора, конечно, мутантур, а нам пофиг – ни хрена не меняемся!1
Интересно, кто кого кинул? Вообще-то, в деле явно участвуют поляки и полочане, но должен же быть кто-то из Городно! Просто так, со стороны, все разузнать и подготовить невозможно. Хотя подозревать кого-то из приближенных князя или княгини вовсе необязательно, достаточно купить или запугать какую-нибудь «Констанцию Бонасье» или «дворецкого Берримора» и получишь все расклады: расписание княгини, количество сопровождающих, систему охраны, маршрут, время… и все прочее, что требуется для похищения.
Впрочем, сэр, раскрытие заговора или предательства в Городно – не ваша задача, так что в детектива играть не будем, а вот в спецназ… Да не играть – всерьез все. Придется, никуда не денетесь. О, Господи, опять: ди ерсте колонне марширт, ди цвайте… и это – на всю оставшуюся жизнь! Назвался сотником, полезай… куда, собственно? Да куда угодно, в зависимости от ситуации – полезай и все!
Сначала – время операции. Нападать придется среди бела дня. Поскольку сменой караулов и хозяйственными делами они занимаются по ночам, то днем вполне могут быть сонными или вообще дрыхнуть. Нападение перед рассветом – это для приключенческих романов. Во-первых, часовые, если они профессионалы, а не салаги-срочники, в это время бдительности не теряют. Во-вторых, роса – скользко, трава к обуви липнет и нашуметь можно запросто. В-третьих, все лесные шумы в это время как раз выключены, так что любое шевеление тотчас порождает сакраментальный вопрос: «Кому не спится в ночь глухую?..» Кхе! Вот именно, ему-то и не спится.
Далее… убрать дозорных в лесу. Легко сказать. Приучили киношники, понимаешь, к тому, что часовой прямо-таки мальчик для битья, подходи и режь. Жизнь – не кино, хороший, правильно несущий службу часовой, да еще по уму поставленный, не такая уж и легкая добыча. Вон люди Трески под Пинском, уж на что мастера зверя скрадывать, а не управились – вскрикнул у них один из дозорных. Если и у нас вскрикнет… Как же это устроить-то? Ладно, подумаем еще, с Егором посоветуемся.
Потом надо как-то народ выманить на открытое место, под наши выстрелы. Ну, с этим относительно проще, слава богу, это мы в учебной усадьбе отрабатывали. Алексей, помнится, удивлялся, зачем нам освобождению заложников обучаться, но потом согласился, что лишним не будет. Правда, натренированы только опричники, но в доме-то с заложниками много народу сидеть и не должно.
Теперь прикинем распределение сил. Десяток Якова занимается дозорными в лесу. Опричники занимаются домом и заложниками. Остальные… в готовности к отражению подмоги. Подмога придет, потому что дозорного на противоположном берегу отловить, скорее всего, не удастся… даже и пробовать не стоит. Значит, известит… Откуда могут нагрянуть основные силы с боевой ладьей? Яков и Веселуха уверяют, что ниже по течению их нет… Мало ли, что они уверяют! С какой стороны придет подмога, по суше или по воде, наверняка мы знать не можем. Значит, основную свою ударную силу надо держать здесь, у дома, и, разумеется, скрытно.
Блин, а кто князя-то с городненцами охранять останется? Эх, сколько ребят под Пинском потеряли! Уходило из Михайлова городка сто десять отроков, а сейчас осталось чуть больше шести десятков. Почти та самая половина! Не отвлекаться, сэр, переживать потом станете, а сейчас о деле думать надо.
Значит, придется урезать группы… блин, тришкин кафтан. Якову оставляем шестерых… Опричников… нет, их урезать нельзя. Значит, охранять пленных останутся полтора десятка.
Кого поставить старшим? Опять Роську? Обидится – в пинский порт не взяли, теперь тоже. Поставим Демьяна. Объясним, что князь слишком ценная добыча, кому попало не доверишь… Уговорим, в общем. Хорошо бы еще кого-то из взрослых оставить, чтобы пацаны не лопухнулись, хотя там же Илья будет, его на кривой козе хрен объедешь. Еще Антоху им оставим «для массовости». Тоже обидится, но вот уж на фиг! Нечего ему здесь делать – еще полезет не вовремя начальство грудью защищать».

Вот этот-то план Мишка и обкатывал с Егором, потихонечку сатанея от того, что десятник вроде бы и не приводил серьезных аргументов «против», но ни в какую не соглашался, постоянно демонстрируя какие-то смутные сомнения. Подмоги он почему-то не опасался, а сомневался в главной фазе операции, озвучивая самые мрачные варианты развития событий. То «перебьют всех заложников», то «затворятся в доме и начнут заложников по кускам выкидывать, пока не отпустим», то «да не знаем мы, что там внутри, дом-то здоровенный», и прочее в том же духе.
Мишкину мольбу «просто поверить», как это было с фальшивой грамотой для пинчан, Егор тоже отверг:
– Там, если бы и не получилось, то особого вреда не вышло бы, а здесь, если у тебя сорвется, так даже и думать неохота, что получится.
– Да уразумей ты, дядька Егор: если это для тебя непонятно и удивительно, то и для них то же самое. Удивить – значит победить!
– Все равно! – Егор набычился, словно собирался бодаться. – Не можем мы знать наверняка, как они себя поведут. Удивятся или там не удивятся… а вот возьмут и… Тьфу, чтоб тебя! Говорил я это уже, а тебе – что об стенку горох.
– Ну, хорошо, – Мишка предпринял последнюю попытку уговорить десятника, – а что бы ты сам в таком разе делал?
– Да не обещал бы того, чего сделать не могу! – перешел десятник на повышенный тон. – Ты со мной переговорить, перед тем, как к князю переться, мог? Совсем уж завеличался? Думаешь, если у тебя все задуманное раньше получалось, так и дальше будет? – Мишке показалось, что Егор сейчас схватит его за грудки и как следует тряхнет. – А хрена не хочешь? Вот от такого величания люди и гибнут! Даже те, кто вроде бы и умные! И не только сами гибнут, а и людей своих губят! За теми, кто недавно десятником стал, пригляд нужен даже больше, чем за новиками, а ты… – Егор, вместо ожидаемой ругательной вставки хватанул ртом воздух, словно задыхался. – Боярич, в сотники заскочил… драть тебя кувыркать, вдоль и поперек, рожном, оглоблей, коромыслом и прялкой бабьей, во все дыры…
Егора, что называется, понесло, причем, серьезно – в обычной ратнинской ругательной тираде начали проскакивать морские термины, какие-то непонятные Мишке слова, и даже прорезался псковский говор…
«О, как его накрыло! Похоже, молодость пиратская наружу лезет».
Постепенно в речи бывшего «джентльмена удачи» начали появляться и осмысленные словосочетания: «что я Корнею скажу?», «детей малых угробишь, недоносок», «что возомнил о себе?»…
Мишка прямо-таки физически почувствовал, как лезет поднимающееся откуда-то изнутри бешенство, со скрежетом зубовным задавил его в себе (а так хотелось выпустить наружу!) и заорал в ответ:
– Да пошел ты на хрен! Не хочешь – обойдемся, сиди, пленных охраняй! Зассал, морской волк – грудь в волосах, жопа в ракушках? Так и говори…
– Что-о-о?! Да я тебя…
Мишка кувырком назад перешел из сидячего положения в стойку, уходя от протянутой к нему руки Егора.
– Антоха!
– Здесь, господин сотник!
– Опричникам: к бою! Поручикам: всем сюда! Только шевельнись, козлодуй! – последние слова Мишка, угрожающе покачивая кистенем, адресовал начавшему подниматься на ноги Егору. – Не успеешь…
– Михай… – появившийся неизвестно откуда Арсений осекся, уставившись на направленный ему в грудь самострел Антона.
Егор легко, словно играючись, ушел в перекат, разрывая дистанцию, но чей-то кнут захлестнул ему руку, дернул, а Роськин ломающий голос предупредил:
– Не убью, но обезножишь!
И все! Подступающее бешенство вдруг сменилось холодной решимостью, какой-то пронзительной ясностью и легкостью, как тогда, рядом с Аристархом, у дома Нинеи. Мишка единым взглядом охватил все: Антона, готового нажать на спуск, Арсения с растерянным (вот удивительно!) лицом, Роську, целящегося из самострела в ноги Егору; стоящего рядом с Роськой Дмитрия с кнутом в руке; набегающих опричников, которым Демьян жестом давал команду на окружение… Все, даже солнечные блики на оружии, паутинку на ветке куста, какие-то травинки, прилипшие к сапогу Дмитрия…
-------
1 От латинского: Tempora mutantur, et nos mutamur in illis. – Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. (Овидий)

Сообщение отредактировал KES - Понедельник, 31.12.2012, 17:24

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:18 | Сообщение # 4

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

Понял, что отроки уже давно слышали разговор на повышенных тонах и готовы исполнить любой приказ. Ощутил свою правоту – надо действовать именно так, и никак иначе. И услышал голос. Даже и не сразу понял, что говорит сам – не было такого голоса ни у Мишки Лисовина, ни у Михаила Ратникова – кажется и негромко, но слышат все, кажется, и не приказываешь, но не подчиниться невозможно:
– Я, сотник Лисовин, боярской волей беру все на себя! Будет так, как сказал я! Несогласные – прочь! Противящиеся да умрут!
Егор попытался выдернуть кнут из руки Дмитрия, Арсений пробормотал что-то про «белены объелся», но отроки шевельнули самострелами… Ох, как они ими шевельнули! Мишке только бровью повести, и не станет ни Егора, ни Арсения. Казалось бы, ну сколько может продолжаться эта немая сцена? Сколько можно вот так стоять в напряжении? Однако Мишка не сомневался: сколько нужно, столько и простоят, а нужно столько, чтобы Егор… нет, не сломался бы – такого, как он, хрен сломаешь – но понял и признал бы: командир может быть только один, но здесь и сейчас командир не он. Уверенность в том, что это получится – полнейшая, прямо-таки железобетонная, но…
Ратник Савелий Молчун, от которого сутками не слышали ни единого слова, с лицом, которое имело, кажется, только два выражения – мрачное и никакое, во всех обстоятельствах вёл себя так, будто в любой момент мог повернуться и уйти. Выражался он, если все же приходится говорить, предельно коротко и, как правило, либо ругательно, либо просто негативно. Вот этот самый Савелий и вышел из-за спин опричников. Неспешным прогулочным шагом – если бы не разбитые Веселухой губы, то, наверное, еще и посвистывал бы – продефилировал между отроков, пробурчав в сторону направленных на него самострелов что-то вроде «не балуй». Вышел в центр образованного опричниками круга, окинул мизансцену почти равнодушным взглядом, повернулся к Егору и, разведя руками, будто признавая очевидное и неизбежное, констатировал:
– Лисовин.
– Ага, вот и я говорю… – подхватил Арсений, и хотя не продолжил фразу, но напряжение как-то разом спало. Егор расслабился и, все еще красный, как свекла, принялся сматывать с руки конец кнута; Дмитрий, не сопротивляясь, ослабил натяжение; Роська убрал пальцы со спуска самострела, опричники, с заметным облегчением, начали переминаться с ноги на ногу…
«Во дает мужик! Всего одним словом и… вот тебе и молчун. А Арсений-то проговорился: обсуждали они вас, сэр, между собой, и явно не раз обсуждали. Эх, послушать бы те разговоры…»
Савелий все так же неспешно, даже как-то скучающе, развернулся к Мишке и сделал приглашающий жест ладонью, мол, приказывай, сотник. Мишка, с трудом удержавшись от благодарственного кивка, заговорил приказным тоном – но не тот уже был голос, увы, не тот:
– Слушай приказ! Охранять пленных остается поручик Демьян…
Мишка выдавал чеканные фразы приказа, а сам краем уха улавливал доносящиеся из-за спины сдержанный рык Фаддея Чумы: «А чего же они тогда…» и «Д-д-да обожди т-ты…», вымучиваемое Дормидонтом Заикой. Ратники Егора тоже приготовились… вот только к чему?

Первый пункт мишкиного плана не реализовался. Причем как-то непонятно: разведчики Якова дозорных в лесу не нашли. То ли их и не было, что маловероятно, то ли хорошо спрятались и не решились себя обнаруживать, что неприятно, ибо придется внимательно следить за тылом. Выслушав присланного от Якова отрока, Мишка поколебался, но решил ничего не менять – вряд ли в дозоре так уж много людей.
– Передай уряднику Якову: выдвинуться с разведчиками к дому, но из леса не выходить. Укрыться и смотреть в оба, чтобы нам в спину не ударили.
– Слушаюсь, господин сотник!
Мишка с нарочитой неторопливостью подошел к нервно перебиравшему ногами Зверю, поднялся в седло и недовольным тоном пробурчал:
– Чего в кучу сбились? Урядники, разделить десятки! Дмитрий, Артемий, куда смотрите?
Можно было бы и не ворчать, но мальчишек следовало остудить – так и рвались вперед.
Дождавшись отчетливого разделения опричников на две группы, он удовлетворенно кивнул и скомандовал:
– Неспешно… Дмитрий, своих придерживай. За мной, вперед!
На опушке леса их встретил отрок из десятка разведчиков.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил Мишка.
– Все тихо, господин сотник.
– Первый десяток, щиты на руку! – поколебался, захотел еще раз повторить все, что говорилось на инструктаже, но сдержался. – Артемий… в доме лучники могут быть, поосторожней там… Командуй, давай.
– Второй десяток! – Артемий приподнялся на стременах. – Стрелять с седла… Товсь! За мной, галопом… Вперед!
Скакать от опушки до дома всего ничего. Отроки спешились, прижались к стенам, двое принялись собирать поводья коней, чтобы отвести их в сторону. В доме пока никакого шевеления не обозначилось, хотя не слышать конского топота там не могли.
– Знак десятнику Егору! – не отрывая глаз от опричников Артемия, скомандовал Мишка.
Снова конский топот, но теперь уже более внушительный: основные силы мишкиной сотни выдвинулись к опушке леса, готовые отразить нападение с любой стороны. Все, теперь ненайденных дозорных можно не опасаться – с такой силой связываться не станут, предпочтут отсидеться или смыться по-тихому.
Отроки второго десятка подсадили двоих своих товарищей на крышу. Ничего сложного – край крыши низкий, рукой достать, но вот внутрь провалиться запросто. Ребята действовали точно по инструкции – распластались, словно на тонком льду, и только убедившись, что держатся прочно, принялись прорубать дыры в заросшем мхом покрытии.
«Вот сейчас шухер в доме поднялся! Копыта вокруг дома стучат, крышу ломают, и не понять ничего – кто, что, откуда? Волоковое окошко низко, стрелять неудобно, да и не в кого, ребята не подставляются. Остается дверь. Ну-ну…»
– Господин сотник, с того берега знак подали!
Мишка обернулся. Над противоположным берегом косо уходила в небо стрела, оставляющая за собой дымный хвост.
«Быстро среагировал. Он что же, огонь заранее развел? Выстрел направлен вверх по течению, значит, основные силы укрыты там, оттуда и надо ждать нападения… Ничего, Егор это тоже видит, сам сообразит, а для нас сейчас главное – дом».
Артемий подобрался к двери. Собственно, сама дверь то ли сгнила, то ли еще чего-то, вход в дом завесили какой-то шкурой. Вот эта шкура и шевельнулась, и Артемий тут же выстрелил сквозь нее. Попал или не попал, непонятно, но больше выйти никто не пытался.
Дыры в крыше прорубили, и из обеих тут же вылетело по стреле, но бесполезно – отроки на фоне неба не маячили. Снизу передали горшки с дымовухой.
«Ну, кузькина химия в дело пошла».
Горшки полетели в прорубленные отверстия и одновременно в волоковое окошко. С того места, где находился Мишка, не видно, но и в окошко, находящееся с противоположной стороны дома, тоже должна была залететь такая же «дымовая шашка». Из окошка горшок, правда, почти сразу выкинули наружу, но один из отроков тут же выстрелил внутрь дома.
– Куда? Там же дети! – шепотом выкрикнул Дмитрий.
– Спокойно, Мить, стреляет, значит, видит, куда. Стоим, ждем. Артюха свое дело знает.
Выброшенную из дома дымовуху снова закинули внутрь, и один из отроков закрыл окошко своим щитом, подперев его плечом. Отверстия, пробитые в крыше, тоже накрыли щитами.
«Ну, вот так, значит. Сразу дымовухи они не загасят, так что там у них сейчас темно, смрадно, детишки пищат, бабы верещат… Нет, правильно, что в смесь известь добавлять не стали – совсем уж травить людей не требуется. Вылезете, никуда не денетесь, это вам не больница в Буденновске…»
Мишка обернулся к отрокам, зафиксировал взглядом каждого. Напряженные позы, руки, вцепившиеся в поводья и оружие… Лиц под бармицами не видно, но наверняка каждый как натянутая струна.
– А ну, спокойнее! Пальцы расслабить, а то сейчас сок из самострелов выдавите. Спины, шеи, дыхание… Забыли, чему учены? Глядите, ребята все верно делают, вот и нам так же надлежит. Ты! Чего коня зря дергаешь? Ты! Как самострел держишь? Ну-ка, всем негромко, но отчетливо «Отче наш» прочесть!
Отроки невнятно забубнили под бармицами, и Мишка вновь обернулся к дому. В окно и отверстия в крыше полетела еще одна партия дымовух. Изнутри донесся шум, но вместо ожидаемого плача детей и женских голосов раздались мужские крики. Кто-то невидимый сорвал шкуру, закрывающую дверной проем и оттуда потянуло дымом. День выдался пасмурный и тихий, но в этот момент дохнул легкий ветерок. Дым вдруг всосало в дверь и выдуло из-под застрехи крыши.
«Ну да, дом-то по-черному топится… Нет, не задохнутся, но вылезать наружу придется… или на полу улягутся? И будут лежать, ждать подмоги? Не хотелось бы ребят внутрь посылать, у входа наверняка ждут… Сейчас все решится – либо один сценарий, либо второй… Есть! Получилось!»
В дверном проеме показалась женщина… Не одна – позади нее виднелся мужчина; одной рукой он удерживал пленницу поперек туловища, а другой приставил ей к горлу нож.
– Оружие наземь! – заорал мужчина. – Я сказал: бросай!
«Голос уверенный, без истерики… тем лучше. Ну, Артюша, не подведи, ты же у нас артист…»
– Исполнять! – распоряжение Артемия прозвучало вовсе не как команда, а как крик испуганного и растерянного мальчишки.
Отроки еще попятились, кто-то опустил самострел, кто-то нет.
– Наземь, сказано! Зарежу княгиню!
– Бросайте! – с натуральной слезой в голосе возопил Артемий.
Отроки, наконец, повиновались. В точности так, как это делалось на занятиях в учебной усадьбе: болты остались наложенными на стволы, самострелы легли на землю аккуратно, так, чтобы в любой момент можно их либо подхватить и выстрелить, либо самому упасть и стрелять лежа с последующим перекатом в сторону.
– Отойти назад. Дальше!.. Еще дальше!
«Опытный, сволочь, соображает…»
Террорист (а Мишка про себя назвал похитителей именно террористами) вытолкал пленницу наружу и сразу же в дверном проеме появился следующий, точно так же прикрываясь женщиной с приставленным к горлу ножом, потом третий, держащий на руках ребенка.
«Ну, падлы… мертвым позавидуете… я вам устрою…»
Всего террористов оказалось шестеро, у каждого было по заложнику – двое женщин и четверо детей разного возраста. Вслед последнему из дома с криком кинулась еще какая-то женщина, но он ударом ноги зашвырнул ее обратно.

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:30 | Сообщение # 5

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

С трудом заставляя себя говорить спокойно, не повышая голоса, Мишка обратился к отрокам первого десятка:
– Ну? Все всё помнят? Если сделаем все правильно, то и княжью семью спасем, и сами целы останемся. Митя, медленно, шагом, подъезжаем, расходясь и выбирая цели…
– Да знаю я, Минь…
– Ты-то знаешь. За ребятами присматривай, мне сейчас не до того будет.
– Сделаем. Слушай мою команду. Медленно, без резких движений… С Богом! За мной.
Зверь, повинуясь всаднику, выходил прямо на главаря, шедшего первым. Тот еще издали закричал:
– Стоять! Зарежу княгиню!
Мишка не реагировал, неспешно ехал дальше, краем глаза отслеживая действия отроков. Пока все шло, как надо.
Главарь еще пару раз выкрикнул угрозы, но Мишка остановил Зверя, когда между ними осталось меньше десятка шагов.
– Я убью ее! – в очередной раз проорал террорист.
– А я тебя, – как можно бесстрастнее отозвался Мишка и угрожающе повел самострелом.
– Это княгиня! – не унимался главарь. – С вас за нее спросят…
– Не спросят. Мы не здешние. Режь и готовься…
«Вот так. Тебе ж не княгиню грохнуть надо, а самому выжить хочется. Аллах акбар, ты, надо понимать, тоже кричать не будешь, и вообще, ты к такому повороту событий не готов».
– Все равно!.. Ответишь! – в голосе главаря поубавилось уверенности.
– Ну, хорошо. Чего ты хочешь?
Мишка демонстративно положил самострел поперек седла, вроде бы переставая угрожать террористу, находящемуся прямо перед ним, но на самом деле направляя оружие на другого, прикрывающегося девочкой лет двенадцати. Отроки, один за другим, повторили мишкино движение. Под неявным прицелом оказались все шестеро, но ЗДЕСЬ таких фокусов знать не могли – и к самострелам непривычны, и по телевизору всяких выкрутасов не насмотрелись.
– Пропустите нас к ладье и дайте уйти! – выдвинул условие главарь. – И все будут целы.
– И где ж твоя ладья? – Мишка сам удивился тому, как миролюбиво звучит его голос. – Куда пропускать-то?
– Ладья сейчас будет. Мы идем к берегу, и не дай Бог, кто-то из вас нам в спину выстрелить попробует…
– Много хочешь. Ц-ц-ц… – Мишка поцокал языком, словно возмущаясь наглости главаря, но на самом деле это был сигнал. Зверь, услышав цоканье, замер неподвижно: хозяин собирается стрелять, и до щелчка тетивы шевелиться нельзя. Отроки тоже зацокали языками, а от дома раздался голос:
– Господин сотник, мы здесь!
Главарь, в отличие от своих подельников, на голос не обернулся – опытный и нервы крепкие, но это его не спасло, так же, как и остальных. Щелчки выстрелов почти слились в один звук. Тот, в кого целился Мишка, получил болт в локоть руки, державшей оружие, выронил нож и начал оседать на подгибающихся ногах, цепляясь за пленницу. Видимо, болевой шок от перебитого болтом локтевого сустава лишил его сознания. Мишка быстро осмотрелся. Опричники не подвели – по болту, а то и по два, получили все шестеро террористов. Кто-то упал, кто-то схватился за искалеченную руку, двое или трое орали от боли.
К княгине кинулся Дмитрий, а Мишка послал Зверя к девчонке (княжне?), которая, кажется, собралась падать вместе с цепляющимся за нее молодым парнем. Картинно взмахнув мечом («шоу маст гоу он» – а вдруг и вправду княжна?), Мишка ударил террориста плашмя по голове (не дай бог княжну кровью забрызгать), лихо соскочил с коня и попытался подхватить девицу на руки. Не получилось – левая рука опять подвела. Чувствуя, что вот-вот выронит девчонку, он опустился в «рыцарскую» позу и усадил ее на выставленное колено.
«Вот черт, чуть всю романтику не изгадил! Витязь в сверкающих доспехах поражает злодея, берет княжну на руки и… роняет задницей на землю. Шарман! Хорош стебаться, сэр, дел полно! Витязь, блин…»
Мишка торопливо обвел взглядом происходящее перед домом. Одни отроки оглядывались, настороженно поводя по сторонам взведенными самострелами, другие вязали раненых террористов. На периферии зрения мелькнула рука с кистенем – значит, не только вязали, но и добивали. Дмитрий помогал подняться с земли княгине, в дом никто не заходил, а ведь Артемий со вторым десятком обязан был его зачистить; возле стены дома происходила какая-то непонятная суета… Явно требовалось командирское вмешательство, а тут «то ли княжна, то ли нет» якорем повисла, не желая выбираться из обморока.
Легкое похлопывание ладонью по щекам должного воздействия не возымело, и Мишка, воздержавшись от применения более радикальных средств, потащил девицу к стене дома, решив пристроить ее на завалинке. Не дотащил совсем чуть-чуть. Из двери с какими-то нечленораздельными воплями выскочили две женщины и кинулись к перепуганным, вопящим во все горло княжатам, а следом за ними выскользнул какой-то типчик весьма растрепанного вида, безоружный, и дернул вдоль стены, явно намереваясь скрыться за углом.
Мишка со своей ношей оказался прямо у него на пути и прямо-таки всей кожей почувствовал, что если кто-то из отроков вздумает стрелять в беглеца, то может запросто грохнуть своего сотника, оказавшегося на линии выстрела. Надо было что-то срочно делать… Бросить девицу и выпустить на волю кистень Мишка никак не успевал, меч валялся в стороне, а типчик оглядывался назад и, сам того не замечая, пер прямо на них с девицей.
Пришлось импровизировать, благо боевая рукавица, сброшенная с руки (ну не хлестать же ею девчонку по щекам) все еще лежала у девицы на коленях. Ее-то Мишка и запустил в голову типчика. Получилось удачно – иногда бегущего человека достаточно лишь слегка толкнуть, чтобы тот потерял равновесие, а тут сильно брошенная увесистая рукавица ударила в лицо тыльной, прикрытой кольчугой, стороной – у того подвернулась нога, тело повело в сторону, и он с маху влип в стену дома. И тут же, словно обрадовавшись представившейся возможности, в него ударили сразу четыре болта. На Мишку плеснуло кровью, и даже, кажется, ошметками мозга (вот и старайся девицу не забрызгать), «княжна или как там ее» вдруг очнулась, ломая ногти, вцепилась в мишкину кольчугу и тоже завопила!
«Да мать же вашу всех… Филиал хора Пятницкого в сумасшедшем доме! Оглохнуть можно!»
Мишка попытался встать, но девица вцепилась, как бульдог, и не отпускала; кинул с надеждой взгляд на Дмитрия, но тому, похоже, было ничуть не легче, чем его сотнику. Старшина Младшей стражи беспомощно топтался возле княгини, которая все никак не могла отнять своего самого младшего ребенка у «террориста». Раненый тать сидел на земле, кажется, в полубессознательном состоянии, и не падал на спину только потому, что княгиня Агафья тянула на себя ребенка, которого тать крепко прижимал к груди левой рукой. Дмитрий сунулся помогать, но вместо благодарности получил от княгини удар локтем, сопровожденный еще и каким-то ругательным восклицанием. Отшатнулся, растерянно переступил с ноги на ногу и снова полез помогать.
Агафья, видимо отчаявшись отнять у злодея дитя, позволила тому упасть на спину, а потом, с громогласным «Пся крев!!!», врезала тому ногой по голове, словно футболист, пробивающий пенальти. Террорист сразу же расслабился (если вообще не помер), и княгиня, наконец, подхватила орущего ребенка на руки.
«Угу, сыр выпал, с ним была плутовка такова… Мне показалось, сэр, или ее светлость действительно ругнулась по-польски? Дурдом, ей-богу! Еще и эти разбегались…»
Высочившие из дома женщины, видимо няньки княжьих отпрысков, ринулись к детям, освобожденным из рук террористов, но если младший мальчик сам протянул руки навстречу няньке, то старший, извернувшись, побежал к матери. Кто-то из отроков попытался перехватить его, но пацан и тут сумел вывернуться. И при этом продолжал вопить, словно в штыковую атаку шел!
Женщина, которую террористы вывели из дома следом за княгиней, вдруг пала на колени и ее начало мучительно тошнить прямо на сапоги одного из отроков. Тот испугано шарахнулся в сторону, а потом заскочил сбоку и ухватил за плечи, видимо, собираясь помочь подняться на ноги. Женщина, сотрясаемая приступами рвоты, лишь мотала головой и вяло отмахивалась от растерянного помощника.
«Токсикоз… Наверное, та самая беременная Соломония, как бы с ней чего на нервной почве…»
Крики, суета, бестолковщина… У Мишки аж челюсти свело от желания взять в руки что-нибудь длинномерное, вроде весла или оглобли, да единым махом навести порядок. Ощущая себя штангистом на помосте (мало полуторапудового доспеха, так еще и девица повисла – не отдерешь), Мишка крякнул, поднялся на ноги, выпрямился и заорал, стараясь перекрыть гвалт, соответствующий больше коммунальной кухне или женской бане, нежели полю боя:
– А ну!!! Всем молча…
Какой позор! На ударном «а» в слове «молчать», подростковые голосовые связки устроили своему хозяину гнусную подлянку, и господин сотник «дал петуха», сорвавшись чуть ли не на дискант. Тут же захотелось кого-нибудь убить или застрелиться самому, спасибо, урядники выручили – мгновенно отрепетовали команду, да столь дружно и грозно, что даже один дитенок заткнулся, не говоря уже о взрослых.
Возникшей паузой раньше Мишки воспользовалась княгиня. Обернувшись к все еще топчущемуся около нее Дмитрию, она рявкнула прямо-таки фельдфебельским тоном:
– Вы кто такие?!
Старшина Младшей стражи вместо ответа зачем-то принялся стягивать с головы шлем, а Мишка, с какой-то отстраненной безнадежностью, ощутил, что всеобщее сумасшествие продолжает усугубляться – вопрос княгиня задала по-польски.
– Т-туровские мы, матушка княгиня… – пробормотал Дмитрий избавившись от шлема 1.
– Так вас Вячеслав прислал? – продолжила допрос Агафья.
– Н-нет… мы сами…
«Совсем растерялся Митька, нет привычки к бабьим наездам, да и с живой княгиней впервые в жизни общается…»
– Слушай мою команду! – осторожно подал голос Мишка, получилось сипловато и неубедительно. – Поручик Артемий!
– Здесь, господин сотник!
– Проверить дом!
– Слушаюсь господин сотник!
– Старшина Дмит…
– Пан Лис!!! – неожиданно взвыла повисшая на Мишке девица. – Там раненые в доме!!! Не вели убива-а-ать!!!
----
1 В те времена все славяне вполне понимали друг друга без переводчика – диалекты разных племен еще не разошлись так далеко, как сейчас.

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:32 | Сообщение # 6

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

«Стокгольмский синдром 1»… только этого нам еще не хватало! Стоп! Она сказала «пан Лис»? Да что ж тут творится-то?»
Это было последней каплей, Мишка, наконец прорвало:
– Митька!!! В бога, душу, гроб, мать ети… Пр-рекратить бардак!!! Баб убр-рать!!! Детей с ними… куда хочешь…
– Слушаюсь, господин сотник!!! – Дмитрий отозвался не то чтобы с облегчением, а прямо-таки с ликованием – наконец-то есть четкая команда, и понятно, что нужно делать. – Козлодуи! Совсем службу забыли? Ослы Иерихонские!!! Я вас сейчас за тайные места потрогаю! Так потрогаю!.. – Дмитрий не командовал – пел! Самозабвенно и восторженно. – Урядник Андрей!
– Здесь, господин старшина!
– Первая пятерка, вязать татей! Второй пятерке… повязанных татей стаскивать вон туда, а убитых туда! После проверки дома всех баб и детей внутрь!
– Слушаюсь, господин старшина!
– Урядник Яков! – подхватил почти таким же тоном Мишка. – Где этот гребаный Яшка? Ко мне, немедленно!
– Здесь я, господин сотник!
– Одного человека на дерево, следить за рекой! – Мишка легко, не задумываясь, смахнул с себя «то ли княжну, то ли не княжну» – няньки на девицу даже не оглянулись. Да какая, к хренам, куртуазность в этом бедламе?
– Так уже, господин сотник. Сидят двое, смотрят.
– Лекаря Матвея сюда, где он пропадает, так его растак, сам за лесом не забывай следить, их дозорные же где-то там схоронились!
– Слушаюсь, господин сотник!
Ох, как сразу полегчало на душе! Общее движение перед домом приняло некую целенаправленность и даже упорядоченность, команды урядников легко забили детские писки и женские… всякие звуки, все стало понятно и предсказуемо. Мишка впервые в жизни, как говорится, всем нутром ощутил, сколь милее мужскому сердцу четкий воинский порядок по сравнению со штатской бестолковостью. Просто праздник какой-то!
Увы, праздник был недолог. По правде сказать, так и вовсе до обидного краток. Длился он ровно столько времени, сколько понадобилось княгине Агафье, чтобы подозвать к себе одну из нянек, сдать ей с рук на руки младшего ребенка, отцепить от подола и передать под надзор той же няньке старшего, упереть руки в бока, обвести окружающих грозным взглядом и…
И началось! Младшая дружина Погорынского войска во главе с сотником, старшиной и урядниками узнала о себе много нового и, отчасти, совершенно неожиданного, даже парадоксального. И то, что распоследние дураки чуть не перестреляли детей, и то, что князь Вячеслав не придумал ничего лучше, как прислать каких-то сопляков безмозглых, и что «нехрен было ляхами притворяться, коли вы туровские» (Мишка от такого чуть не сел), и то, что всем «спасителям сраным» надо уши оборвать и задницы перепороть… Много, в общем, всякого.
Матушку-княгиню несло, как впрочем, и любую бабу, разряжающую напряжение пережитого стресса на окружающих. Будь, конечно, она послабее характером, сидела бы сейчас на земле, умываясь слезами или в полном отупении, неспособная подняться на разом ослабевшие ноги… Но Агафья, надо понимать, была не из слабых – мономахова кровь. Голос ее наверняка был слышен аж на другом берегу реки, а проскальзывавшие в нем визгливо-истеричные ноты вполне компенсировались гармонично включаемыми в монолог вставками «непереводимой игры слов с использованием местных идиоматических выражений» – покрутилась, видать, Агафьюшка в юные годы возле конюшен и дружинной избы.
Как-то так складывалась у княгини логика выступления, что не воины ее из полона спасли, а дрянные мальчишки, не спросившись у мамки, усвистали гулять, стырили где-то оружие, да и набезобразничали так, что в приличной семье их за такое не только розгами поучили бы, а и всем, что под руку подвернулось.
Вокруг Агафьи очень быстро образовалось пустое пространство: отроки явно боялись приближаться к грозной бабе, и княгиня, не прерывая монолога, принялась оглядываться, похоже, выбирая персональный объект атаки. То ли для того, чтобы избавить ребят от ее наезда, то ли, желая смыться подальше от девицы, снова заскулившей «Пан Лис…» и норовящей ухватиться за своего спасителя (он и сам не понял), Мишка двинулся к Агафье.
Простейшим, но действенным, средством для женщин, пребывающих в таком состоянии, является добротная оплеуха. Потом можно дать чего-нибудь попить – кому-то хватает и обычной воды, а кому-то требуется и чего-то покрепче… Лупить княгиню на глазах у всех было нельзя, «чего-то покрепче» тоже под рукой не имелось, и Мишка пошел другим путем. Подскочил сзади и ударил разошедшуюся бабу под коленки. Агафья, уже перешедшая к риторическим вопросам типа: «кто здесь старший?», «да есть ли тут хоть один зрелый муж?», и вообще «вы о чем думали, недоноски?», от неожиданности ахнула и, прервавшись на полуслове, села на пятки. Мишка нагнулся над ней, словно желая помочь, и одной рукой придавил, не давая подняться, а локтем другой, очень постаравшись, чтобы со стороны было незаметно, двинул по затылку.
Княгиня заткнулась окончательно, даже, кажется, лязгнула зубами, а Мишка, склонившись к ее уху, прошипел не то, что ХОТЕЛОСЬ сказать, а то, что было НАДО:
– Невместно княгине, как простой бабе! Отроки впервые княгиню близко видят, что подумают?
– А-а… А? – невразумительно, но именно в той тональности, что и требовалось, отозвалась Агафья.
«Ага, подействовало! Вечное бабье проклятие: «как я выгляжу, и что обо мне подумают?» Ну а теперь, «добивающий в голову».
– Боярыне Соломонии дурно, как бы не опросталась… негоже на глазах у мальчишек!
– А? – во второй раз это «А?» прозвучало уже вполне осмысленно.
Мишка, кивком подозвав на помощь ближайшего отрока, подхватил княгиню, утвердил на ногах и развернул в сторону стоящей на четвереньках Соломонии. Агафья почти сразу зафиксировала взглядом свою боярыню, повела плечами, чтобы избавится от поддерживающих рук отроков и поспешно шагнула к ней.
– Соломушка…
«О, как! Соломушка. Видать не просто сенная боярыня, а в ближницах ходит, если не в подружках».
Княгиня попыталась помочь боярыне подняться, не смогла и снова заорала, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Да помогите же кто-нибудь, обалдуи!
Мишка знаком подозвал двух ближайших отроков, а Агафья уже орала на одну из нянек:
– Иди в дом! Приготовь там… – обернулась к быстро и надежно осточертевшей Мишке девице и добавила: – А ты чего расселась? Помоги ей!
Нянька торопливо сунулась к двери, но вдруг взвизгнула и шарахнулась в сторону, едва не сбив с ног субтильную «то ли княжну…». Из дома, сопя и отдуваясь, отроки второго десятка выносили окровавленный труп со вспоротым животом.
«Вот и верь после этого рыцарским романам… Кровь, грязь, бабьи истерики, сопливые детишки, бардак, слезы, трупы, на сапоги наблевали… Романтика, туды ее в лютни, арфы и прочий бардовский инструмент… А когда это мы, позвольте полюбопытствовать, сэр, ляхами притворялись?»
– Митька!!! – Мишка не сразу нашел глазами старшину, и пришлось орать.
– Здесь я! – Дмитрий обнаружился почему-то за спиной.
– Давай, быстренько всех в дом! Слыхал, этот говорил, что ладья сейчас будет, значит, подмога недалеко.
– Так там Артюха еще не закончил.
– Плевать! Раз убитых выносят, значит опасности уже нет. Давай, давай, быстро! Бабу эту тащите, сама идти не может, нянек с детьми гоните, не жалейте!
С дерева, на котором укрылся следящий за рекой разведчик, раздался свист.
– Бегом, мать вашу всех, в титьки, в пятки… – Мишка уже не кричал, а хрипел сорванными связками. – Сейчас тут стрелы летать будут, быстрее!!!
Быстрее не получилось: понукаемые отроками женщины столкнулись в дверях с ребятами Артемия, вытаскивающими из дома еще один труп. Покойника, естественно, уронили на пороге, нянька с ребенком на руках наступить ногой на убитого не решилась, остальные уперлись ей в спину, детишки с бабами снова принялись драть глотки… Классическая картина штурма электрички в дачный сезон!
Мишка, содрогаясь то ли от ярости, то ли от страха, несколько раз оглянулся на реку, но ничего не разглядел – все заслоняли камыши, а вот конные, во главе с Егором вымахнувшие из-за деревьев, с высоты седел, видимо, что-то разглядели и ухватились за луки.
Поймав за плечо ближайшего отрока, Мишка просипел ему (голос сел окончательно):
– Кричи!
– А-а-а!!!
– Да не так, дурень! Кричи то, что я скажу!
«Блин, ну прямо фильм «Волга-Волга»!
– Кричи: слушай мою команду! Баб к стене…
– Слушай мою команду!!! – завопил отрок. – Баб к стене!!!
– Посадить на землю… прикрыть щитами… стоять плотно…
Отрок, надрываясь, репетовал мишкины команды, и около стены дома образовалась какая-то воющая на разные голоса куча-мала, постепенно покрывающаяся чешуей щитов, а из леса один за другим продолжали вылетать на рысях всадники, возглавляемые Егором.
Мишка перекинул щит со спины, опустился на колено и, всем телом ощущая, как мал легкий вязовый щит, попытался прикрыть им и себя, и все еще стоявшего спиной к реке отрока. Он еще не успел как следует утвердиться на одном колене, как сразу с двух сторон его подперли плечами и два щита легли краями внахлест на его собственный – опричники не бросили своего сотника в одиночестве под обстрелом.
По счастью, с ладьи не разглядели столпившихся у стены дома – мешали камыши; зато всадники, возвышавшиеся в седлах, оказались на виду. Однако стрелы с реки почему-то не прилетели. Мишка просто не верил своим глазам – судя по направлению, в котором выпускали стрелы Егор и его люди, ладья с подмогой быстро (по скорости чувствовалось, что гребут «отрывая руки») миновала плес и ушла вниз по течению, даже не попытавшись выручить своих. Всадники, ведомые Егором и его людьми, тоже повернули коней вниз по течению и быстро скрылись в лесу.
Мишка расслабленно опустил щит и с трудом удержался, чтобы не усесться на землю.
---
1 Стокгольмский синдром (идентификация с агрессором) - Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и в конечном итоге отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели.

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:35 | Сообщение # 7

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

– Митька, ты чего сам сюда выперся? Послать никого не мог?
– Сейчас, Минь, мы всех в дом быстренько… там, похоже, проветрилось уже – Дмитрий, не отвечая на вопрос, попытался переключить своего сотника на другую тему.
– Да не надо уже… кхе-кхе… – горло жгло изнутри, словно наперченное. – Мотьку… скорее… кхе-кхе…
– Да вон он! Подходит!
Мишка только махнул рукой, отсылая Дмитрия; издавать хоть какие-то звуки было просто страшно. Так и ходил некоторое время возле дома, толкая иногда то одного отрока, то другого, и указывая рукой на обнаруженный непорядок. Пригодился-таки опыт Андрея Немого, да и отроки, натренированные тем же Немым, быстро соображали, чего хочет от них сотник.
Матвей сначала поискал, нет ли раненых среди отроков, потом занялся выжившими террористами. Мишка тронул его за плечо и, наклонившись к уху, прошептал:
– Там баба беременная… и еще одной ногой в живот дали.
– Так я с бабами… того… не умею, Минь.
Мишка вместо ответа дал лекарю подзатыльник и указал рукой на дом.
– Да иду, иду уже. А с тобой-то чего? Голос…
Мишка топнул ногой и снова указал на дом.
– Да чего ты сердитый-то такой? Хорошо же все, ни убитых, ни раненых. Иду, иду…
«Вот-вот, поработай еще и гинекологом. Это тебе не пацанам девичьи тайные места живописать. По первости, поди, пострашнее ампутации покажется, или чего там еще у лекарей самым страшным считается. Вот, блин, еще и голоса лишился… самое время, туды его… И как теперь с княгиней общаться?»
Все происходило как-то не так. Нет, вроде бы и план сработал, и похитители поняли намек: мол, не испугаетесь дыма, так подожжем, но все равно выйти заставим. И отроки заняли места и отстрелялись не хуже, чем на тренировках в учебной усадьбе, и бедлам, устроенный бабами с детишками, вполне предсказуем… Но вот то, что люди с боевой ладьи вместо того, чтобы выручать своих, просто банально смылись… А еще этот безоружный типчик – по виду явно не из этой компании. А еще труп со вспоротым животом, вытащенный отроками из дома – они что там, между собой резались? И с какого, в конце-то концов, перепугу спасенные приняли спасителей за ляхов?
У Мишки начало складываться впечатление, что он хоть и управляет событиями, но как-то фрагментарно. То все идет, как по-писаному, то начинается нечто совершенно непонятное, потом опять – в соответствии с планом, а после вдруг случается такое, что и вообразить невозможно.
Так, наверное, чувствует себя музыкант, играющий на синтезаторе в паузах хоккейного матча: играет он хорошо, порой даже захватывает разухабистой мелодией внимание зрителей, заставляя их аплодировать в такт, но только до момента вбрасывания шайбы. А дальше… дальше идет главное действие, ведь публика пришла на матч вовсе не для того, чтобы слушать музыку. Но и само главное действие разделено на две части: видимую для всех и видимую и понятную только для узкого круга посвященных – тренеров, судей, маклеров тотализатора. И музыкант ко всему этому ни малейшего отношения не имеет, ничего или почти ничего об этом не знает.
Единственный способ для него стать полным хозяином положения – вместо музыки заорать в микрофон: «Пожар, спасайтесь!!!» Вот тогда все станет понятно и предсказуемо – тренеры со своими тактическими и стратегическими хитростями могут идти в задницу, судья со своим свистком… примерно туда же, а тотализатор… Да черт его знает, эти ребята, пожалуй, в любых условиях свое урвать сумеют. Однако главное действие накроется медным тазом.
«Ну что ж, сэр, похоже, именно это вы тут и устроили. Были какие-то хитрые расклады, сложные маневры, военно-политические игры, но пришел боярич Лисовин и, ни черта во всех этих хитромудрых маневрах не понимая, проорал «Пожар, спасайтесь!» Часть публики рванула на выход, часть затоптали, кого-то и насмерть, а еще часть… гм, видимо, таким исходом должна быть довольна. Продолжая вашу аналогию с хоккейным матчем, сэр, это должны быть болельщики и игроки проигрывающей команды. Их срыв матча должен вроде бы устраивать.
А дальше что? Да, здесь и сейчас вы, сэр Майкл, стали хозяином положения, но в остальной, так сказать, окружающей действительности… Как вы думаете, что сделают с музыкантом, сорвавшим хоккейный матч, да еще, судя по всему, не рядовой, а финал какого-то первенства? Вот именно! Следовательно, что? Правильно – нехрен почивать на лаврах. И заниматься текучкой тоже незачем, на то у вас подчиненные имеются. Ваша главная задача на данный момент – получение достоверной информации, которая позволит понять расклад сил и выработать дальнейший план действий. И нечего нос воротить! Вон, лежит главарь, хоть и изрядно покоцаный, но вполне живой и говорить способный. Вперед, «война все спишет», тем более, средневековая».
Мишка помахал рукой, подзывая к себе Дмитрия. Склонился к его уху и зашептал:
– Пошли одного отрока узнать, что там у Егора, а сам со мной… кхе-кхе… главаря допрашивать.
– А чего у тебя с голосом-то?
– Ежа проглотил… против шерсти. Командуй, давай.

Главарь лежал в сторонке вместе с еще двумя выжившими террористами. Судя по перевязкам, в него попало два болта – один раздробил запястье правой руки, а второй прошелся вскользь по лбу. Левая, здоровая, рука у него была привязана к левой же ноге. Мишка ухватил его за одну ногу, кивком приказал Дмитрию сделать то же со второй ногой и поволок террориста в заросли ивняка – нечего другим пленным слушать, что он будет отвечать на вопросы.
– Ты чей? – прошептал Мишка, и Дмитрий повторил его вопрос нормальным голосом.
Мужик не только не ответил, но даже отвернул голову, демонстрируя нежелание разговаривать. Мишка повторять вопрос не стал, а спихнул ногой искалеченную руку пленного с его груди на землю и наступил на нее подошвой сапога. Мужик напрягся, но продолжал молчать. Мишка, не переставая давить сапогом, покатал его руку туда-сюда – мужик зарычал, выгнулся на земле дугой, но все равно упорно молчал.
«Да что ж ты, падла! Ведь знаешь же, что все равно говорить заставим… Уй, блин!»
Пленный неожиданно махнул ногой, и только его неудобное положение, или, может, последствия ранения в голову, спасли Мишку от весьма неприятного удара. Зажмурившись, словно бил сам себя, Мишка впечатал каблук в забинтованное запястье, что-то отчетливо хрустнуло – не то кость, не то палка, к которой примотали руку. Пленный взвыл и потерял сознание.
– Мить, воды.
Дмитрий смотался к берегу, принес воду в шлеме и вылил пленному на голову. Не подействовало.
«Как бы не помер. Допрашивать-то вы, сэр, ни хрена не умеете. Матвея, что ли, позвать? Ну да, он вам покажет пытки».
– Мить… кхе-кхе… еще. Только вот отсюда плещи, чтобы в нос попало.
Со второй попытки получилось – пленный закашлялся и залупал глазами. Мишка снова надавил на искалеченное запястье.
– А-а-а!!! –вопль допрашиваемого, наверное, был слышен даже в доме.
«Детей перепугаем… А! Они уже такого насмотрелись…».
– Будешь говорить, или нам костер развести?
– Не знаю ничего! У ляхов спрашивайте!
«Опять про ляхов, да что ж такое-то?! А не тот ли типчик?»
– Спросим. А пока тебя спрашиваем. Ты чей?
– Полоцкий… из полусотни боярина Васюты.
– Княжий дружинник?
– Да.
– Что? Просто дружинник, даже не десятник?
– Десятника вы в доме убили.
«Хреново. Просто инициативный мужик, взявший на себя командование в тяжелой ситуации. Много знать не может. Или может?»
Оказалось, что может. Пленный, как выяснилось по ходу допроса, был в составе команды, захватившей княгиню с детьми во время ее катания на ладье. Больше искалеченную руку ему топтать не пришлось, и часть непоняток, так тревоживших Мишку, разъяснилась.
Мишкино предположение о существовании резервного плана похищения подтвердилось, так же как и то, что этот резервный вариант, втайне от ляхов, сделался основным. О причинах этого пленный не знал, просто во время подготовки десятник улучил момент и шепнул своим людям, что ляхи уговор не выполняют, а потому велено забирать княгиню себе, и не отдавать им, пока на то не поступит приказ.
Сам процесс захвата княжьего семейства в изложении пленного выглядел совсем не так, как в устах боярина Гоголя, и в очередной раз послужил прекрасной иллюстрацией к тому, что любой план боя существует только до первого выстрела, а потом… Разумеется, никакого колдовства и в помине не было, хотя гроза похитителям помогла – сначала тем, что в поисках ветерка, облегчающего духоту, ладья княгини отошла довольно далеко от города, а потом тем, что ливень не позволил городненцам определить, в какую сторону ушли похитители. А вот остальное было совсем не так, как живописал Гоголь.
Во-первых, одна из трех лодок, на которых подошли похитители, до ладьи княгини не добралась – больно уж ловко стреляли городненские лучники с берега: то ли перебили всех в лодке, то ли заставили залечь, прячась за бортами. Во-вторых, уже в самой ладье, кроме ожидаемых трудностей – добивания выживших охранников – обнаружилось еще одна, которую никто не предусмотрел. Бабы и детишки напихались в кормовую избу так, что выковырять из этой орущей, визжащей и брыкающейся кучи княгиню Агафью оказалось намного труднее, чем добить охранников. Дело дополнительно осложнилось еще и тем, что единственный человек, который знал Агафью в лицо, остался в той лодке, которая до ладьи не добралась. По одежде тоже определить было трудно – все бабы по случаю жары оделись примерно одинаково.
И все это торопливо, на нервах, под стрелами с берега, сверкание молний, раскаты грома и проливной дождь. Стоит ли удивляться, что выявив наконец-то княгиню, похитители обнаружили, что лодка у них осталась только одна – вторую в суматохе упустили. То ли привязали плохо, то ли и вовсе не привязывали – понадеялись друг на друга.
В одной лодке всем было не поместиться, пришлось уходить на ладье, и вот тут-то полоцкий десятник и сообразил, что с берега ничего не видно, и можно уйти не туда, где их ждали, а в противоположную сторону. Еще какое-то время потратили на битье морд четверым ляхам, которые участвовали в операции и захотели воспрепятствовать изменению оговоренного маршрута, но с этим управились быстро – уж очень настроение оказалось подходящим. Разобравшись с ляхами, дружно налегли на весла и… десятник заблудился! Ну, никак не мог найти место, где их должна была ожидать ладья с полоцкой полусотней под командой боярина Васюты.

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:38 | Сообщение # 8

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

Два дня выгребали вверх по Неману, опасаясь погони, боясь пристать у прибрежного жилья, а потом засомневались: не проскочили ли нужное место, и не стоит ли повернуть назад… Вскоре стало уж и вовсе невмоготу: есть нечего – еды-то с собой не взяли, детишки плачут, бабы воют, княгиня лается, как старшина плотогонов, ляхи всякими карами грозят. Дружинники от таких дел совсем осатанели – ляхов еще пару раз отметелили, бабам тоже синяков понавешали; княгиню, правда, трогать поостереглись; на собственного десятника уже волками смотреть начали.
Наконец, не выдержали – разграбили малую рыбачью весь всего из двух домов. Выгребли всю еду, забрали всю одежду и вообще все, во что можно укутать детей, даже рогожи унесли (кормовую избу изнутри обвешали, чтобы по ночам потеплее было). Людишек, конечно, всех… свидетелей не оставишь.
Еще несколько дней мотались, заглядывая во все подряд речушки и протоки – нет боярина Васюты, хоть топись! Затаились в укромном месте и послали людей на охоту – обрыдла уже сушеная рыба. Поохотились удачно, добыли молодого кабанчика, хоть поели, наконец-то, нормально. Это – взрослые, а у детишек со свинины животы прихватило! Ну, тут и вовсе сущий ад начался, десятник аж постарел на глазах, а княгиня только что не кусалась, а так – сущая волчица.
Кабанчика, конечно, надолго не хватило. Послали охотников во второй раз, а те вместо добычи двоих людей боярина Васюты привели! Оказывается, рядом с нужным местом все время крутились, но куда надо умудрились не попасть. Десятник сходил к боярину и вернулся мрачнее тучи. Во-первых, получил нагоняй за то, что детишек приволок, да нагоняй крепкий, с рукоприкладством: мол, надо было головой, а не задницей подумать и высадить детей с няньками в оставшуюся лодку – городненцы подобрали бы. Во-вторых, княгиню везти в полоцкую землю не велено. Приказано ждать, пока с ляхами договорятся, а потом вернуть Агафью им. Значит, опять сидеть на месте.
Досиделись… Нагрянули три десятка городненцев на двух ладьях. Место, где держат пленников, они, правда, не нашли – купились на якобы небрежно спрятанную ладью княгини, за что и поплатились, попав в засаду. Дрались городненцы бешено и жизни свои продали дорого, но полоцких дружинников было больше, однако случилось две беды. Непоправимые. Первая – часть городненцев сумела вырваться и уйти, значит, снова жди гостей. Вторая – тяжко ранен был боярин Васюта. Не просто тяжко – смертельно. Прожил еще больше суток, а перед смертью пришел в себя и поведал такое…
В общем, смертниками они все оказались: и те, кто княгиню похищал, и те, кто вместе с боярином Васютой их встретить должен. Поначалу-то предполагалось, что похитить надо только одну княгиню Агафью. При этом показывать ее той полусотне дружинников, что встречала похитителей выше по Неману, не собирались. Мол, охраняем кого-то, а кого – не ваше дело. Потом же, когда Агафью вернули бы ляхам, сами же ляхи должны были убрать полоцких участников похищения, как ненужных свидетелей. Специально и подобрали для такого дела среди полоцких дружинников холостых да малосемейных. То есть, ляхи брали всю вину за похищение на себя. Имелся у них в том какой-то интерес, а какой именно – их забота.
Но все пошло наперекосяк. Княгиню приволокли вместе с детьми, да чуть детишек не угробили. Великий князь Мстислав Владимирович такого не простит. И втайне это сохранить не получится – из нескольких десятков людей, которые теперь все знают, хоть один, но проболтается. А Давиду Полоцкому в похищении, да еще таком жестоком, замазанным быть не с руки. Так что… ясно же – свидетелей остаться не должно.
Поведал все это боярин Васюта, попросил у своих людей прощения за то, что так их подвел, да и преставился. А дружинники призадумались – кому ж помирать-то охота, да еще за чужие грехи?
Похоронили боярина и других погибших без попа и отпущения грехов, а потом, как водится, оказалось, что всяк на свой лад мыслит, как да что делать дальше. Одни ни в какую не желали верить, что с ними так паскудно обошлись, другие стояли за то, что надо убираться куда подальше, там как-то устраиваться, а потом по-тихому вывозить к себе семьи. Были и такие, что предлагали пленников перебить, вернуться в Полоцк и наврать, что никого так и не дождались…
Чем все закончилось, неясно – тех, кто непосредственно участвовал в похищении, начали сторониться и поглядывать косо, мол, они беду с собой принесли. В конце концов, определили пленников и похитителей в тот самый дом и держали в строгости: никуда не выходить, огонь разводить только ночью и прочее. Даже дозоры ставили так, словно не городненцев стерегутся, а больше озабочены, как бы сидящие в доме не сбежали. Сами же, видать, никак промеж себя договориться не могли, что делать дальше. Десятник же похитителей пытался о чем-то с княгиней договорится, но, похоже, ничего не вышло. Так и дождались прихода мишкиной сотни…

«М-да, хочешь не хочешь, матушкины слова вспомнишь: «Возле князей – возле смерти». А впрочем, сэр, когда по-другому-то было? Ни президенты, ни императоры в этом смысле от князей не отличаются. Армию в таких делах использовать нельзя, нужны «спецы», а «спецов-то» как раз ЗДЕСЬ еще и нет, вот и оказываются солдатики в роли одноразового инструмента в политических игрищах. Нет, недаром военные политиков не любят, ох, недаром!
Историю, конечно, этот мужик рассказал занимательную, но не сходится у него кое-что, никак не сходится. Например, он уверенно заявлял, что ладья их подберет, а на деле-то вышло, что люди покойного боярина Васюты слиняли, послав все эти хитрые заходы политиков в самые разнообразные места. Что, пожалуй, на их месте и любой нормальный военный сделал бы. Наймутся к другому князю – профессионалы без работы не останутся, а потом действительно как-нибудь свои семьи из Полоцка вызволят
Не о том думаете, сэр. Сравнить бы с показаниями других захваченных, а то что-то тут нечисто».
Допрос надо было заканчивать и звать Матвея – повязка на руке пленного набрякла кровью, дело могло кончиться плохо, однако Мишка решил задать еще пару вопросов.
– Спроси, как зовут? – прошептал он на ухо Дмитрию.
– Никодим, – ответил пленный.
«Показалось, или в самом деле была заминка? Мужик, по всему видать, бывалый, но имя-то всегда спрашивают вначале, а мы – только сейчас, неожиданно».
– А прозвание?
– Нету. Просто Никодим.
«Вот опять: такое ощущение, что прозвище у него есть, но он не хочет его называть. Какой ему вред от прозвища? Или знаменит чем-то, а перед нами простым дружинником выставляется? Да один хрен, мы полоцких знаменитостей все равно не знаем, но тем меньше причин ему верить. Ладно, последний вопрос, тут ему врать вроде бы смысла нет».
– А с чего вы нас за ляхов приняли?
– Так Дунька дура! Ей поп рассказал, что есть такой лях, у которого Лис на знамени. Ну, и у вас лисы на щитах… углядела, глазастая, в щелочку и нас с панталыку сбила. 1
Услышав последние слова ответа, Мишка чуть не вздрогнул – пленник сказал не с «панталыку», а на греческий манер, «панталексу». Когда-то, еще ТАМ, в молодости, во время обсуждения рассказа Василия Шукшина «Срезал», один умный человек объяснил молодежи, что «панталык» происходит вовсе не от украинского «збити з пантелику», а от греческого pantaleksos – "прочитавший все книги" . После этого в их молодежной компании долго еще звучали разные шуточки про «панталексоса», потом это забылось, а вспомнилось незадолго до «засыла» в XII век, когда одного знакомого Михаила Ратникова сбила машина марки «Лексус». Но вот услышать подобную оговорку от простого дружинника…
«Врет! Все врет! Лодка у них отвязалась, блин. Это у отборных-то вояк, назначенных для проведения ТАКОЙ операции? Да даже если и отвязалась, далеко бы не уплыла – обе посудины по течению дрейфовали, с одинаковой скоростью. Одним гребком «потеряшку» догнать можно было. Как хотите, сэр, а оттолкнул кто-то ту лодочку специально, возможно, что и сам же этот «панталексус». Десятник ими командовал! Три раза «ха-ха»! На совместную с поляками операцию по похищению княгини из правящей династии десятника поставить? Да не меньше, чем «боярин по особым поручениям» должен быть, если, конечно, не считать князя Полоцкого дебилом. На Немане они заблудились? Тоже мне, «океан без дна и берегов»! Простой дружинник, а речь и поведение... Помните, как Глеб Жеглов говорил: «У тебя на лбу десять классов написано»? Все вранье, сэр Майкл! Разводят вас, как лоха, простите на грубом слове».
– Все, Мить, – прошептал Мишка – больше нельзя, кровью истечет. Зови Мотьку, пусть перевяжет.

Пока Дмитрий ходил за Матвеем, у Мишки с пленным состоялся… ну, разговором-то это назвать было нельзя, однако некий диалог имел место быть. Началось с того, что Мишка уловил на себе пристальный взгляд «панталексуса». Не просто пристальный, а, пожалуй, слегка насмешливый, типа: «Я знаю, что ты знаешь, что я тебя водил за нос». В ответ Мишка подчеркнуто медленно кивнул – понимаю, мол и, сделав шаг назад, наложил болт на взведенный самострел.
– Осторожен, умен, хорошо выучен, люди тебе повинуются, – констатировал «панталексус». – Далеко пойдешь, парень.
Дергать горло категорически не хотелось, и Мишка лишь сплюнул в сторону – «Клал я на твои комплименты с прибором, под аккорд ре-мажор».
– Однако же, тайных путей власти ты не знаешь, – продолжал пленный. – И обучить этому тебя некому. Так и останешься слепцом там, где знающие люди видят многое… очень многое. Жаль будет, если так и проживешь простым воином, хотя по уму и талантам мог бы подняться высоко, ты даже и не представляешь, как высоко!
«Сэр, вас пытаются вульгарно вербануть. Позвольте отдать должное вашей прозорливости – визави ваш отнюдь не прост. Очень даже не прост. Может, подыграть? Глядишь, что-то и раскроется между делом».
Так же молча, Мишка попытался изобразить осторожную заинтересованность: ну, не может подросток не клюнуть на подобные разговоры!
– Ты посмотри, в какой узел все завязалось, сколько князей в нынешние дела втянуты, да еще и ляхи, а там тоже своя борьба. А княгиня-то Туровская из ляшского рода Пястов, а за знатными ляхами замужем две княжны Святополковны. Ты видишь, как все переплелось? Кто тебе подскажет, как себя верно повести, чью сторону принять?
«Ну-ну, все так сложно, просто ужасно. Утопить пацана в избыточной информации, заставить испугаться, искать сведущего в этих делах советника… Дешево покупаешь, шер ами «панталексус». А ну-ка, попробуем обострить…»
Мишка, все так же не издавая ни одного звука, указал подбородком на искалеченную руку пленника и многозначительно приподнял носок сапога.
– Да, можно разговорить пытками, – правильно понял намек «панталексус», – но для этого надо знать, что спрашивать. А ты знаешь? Да и совет, данный вынужденно, очень сильно отличается от совета, данного добром, – кажется, полочанин все больше входил в роль Змия-искусителя. – Ты же не дурак, понимаешь, о чем я говорю. А поначалу-то, наверное, думал, что красного зверя добыл, великий откуп за княгиню с детьми получишь? Думал, думал, любой бы на твоем месте так думал. Но скольким сильным мира сего ты их намерения поломал? Об этом задумался?
Мишка, будто обуреваемый сомнениями, опустил взгляд и пару раз качнулся, переминаясь с одной ноги на другую.
– А ведь от мести властей предержащих защититься легко, если умеючи, – пленный перешел уж вовсе на отеческий тон. – И выгоду немалую поимеешь, и к сильным мира сего приблизишься, и благодеяния их тебя не обойдут. Только знать надо тайные пути власти, слабости властителей, да способы, которыми можно заставить их поступать, как тебе надобно. Непроста наука эта, иной и за всю жизнь ее постигнуть не может, но если есть рядом знающий человек…
---
1 Сбить с панталыку – смутить, сбить с толку, в переносном смысле, переиграть в словесном поединке человека, более начитанного, знающего.

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:40 | Сообщение # 9

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

Сладко пел «панталексус», прямо-таки сирена из античных мифов! Мишке даже стало слегка обидно, когда вернувшийся с Матвеем и еще одним опричником Дмитрий прервал это сольное выступление.
– На-ка вот, горло пополощи, – Матвей передал Мишке завернутый в тряпицу туесок с какой-то слегка маслянистой, пахнущей медом и травами горячей жидкостью. – И давай-ка я тебе горло укутаю, в тепле его подержать надо… ну и помалкивай, разве что шепотом, да и то не надо бы.
Тут же нарушив предписание лекаря. Мишка прошептал:
– Что там с бабами?
– Да не пустили меня! – досадливым голосом ответил Матвей. – Сами как-то управляются.
Мишке тут же вспомнилось, как после падения матери из саней точно таким же тоном возмущалась Юлька: «И меня выгнала! Говорит – не мое дело, а как я учиться буду, если до больных не допускают?» Мотька вроде бы и боялся, говорил, что не умеет с бабами, а вот поди ж ты, не допустили – и раздосадовался. Истинно лекарское нутро у парня.
– Там в доме трое раненых из этих… – Матвей мотнул головой в строну лежащего на земле «панталексуса», – не жильцы. Один уже отошел, двоим другим недолго осталось. Раны черные, смердят гадостно, сами в жару и без памяти. И… – Матвей поколебался – брошенные они какие-то. Лежат в клетушке малой, и похоже, что за ними никто и не ходил. Ну, разве что девчонка та, которую ты у стены тискал. Да много ли она могла? Так только – напиться подать да пожалеть. И из тех, что мы побили, троих сразу насмерть, еще один совсем плох – я думал, ему только лопатку болтом раздробило, а он вдруг кровью харкать начал. Видать, глубже достало. Второй, которому ты, Минь, локоть разворотил, вроде бы ничего – может и руку отнимать не придется, ну и этот, – Матвей указал на «панталексуса», – ему бровь болтом начисто смахнуло и жилу за запястье порвало, ладонь, как тряпочная болтается…
– Стой! – прервал Матвея Дмитрий. – Так у него кость не сломана? А зачем палка примотана тогда?
– Так затем и примотана, чтобы ладонь не болталась и рана не открылась. А чего вы с ним делали-то?
«Та-ак… Это, значит, он с потерей сознания ваньку валял? Нет, разорванное сухожилие тоже не подарок, но не сравнить же с раздробленной костью».
Мишка глянул на пленного, и тот не отвел взгляд, а полуприкрыл веки, словно соглашаясь с чем-то.
«А ты наглец, «мусью панталексус», уже, надо полагать, решил, что установил со мной «особые отношения»? Видимо, ты из тех, кто, упав в горшок с молоком, плещутся, пока не собьют масло. Ну-ну, будем посмотреть…»
Мишка знаком велел Матвею и опричнику оставаться с пленным, а Дмитрию махнул, чтобы шел с ним туда, где лежали еще двое раненых. По крайней мере, с одним из них, судя по словам Матвея, можно было разговаривать. Сзади донесся командный голос старшины Младшей стражи:
– Матвей меняет повязку, а ты охраняй. Стоять не ближе трех шагов, самострел держать наготове. Если что, стрелять сразу, не раздумывая. Лучше по ногам, но не выйдет по ногам – бей, куда получится. А ты смотри: два болта уже словил, задуришь – словишь третий.

Раненый оказался один – видимо, второй уже отмучался, и его отволокли к убитым. Молодой, лет двадцати, парень сидел, мерно раскачиваясь из стороны в сторону и прижимая к животу перевязанный локоть: рана сильно болела.
– Как звать? – не дожидаясь мишкиной подсказки, рявкнул Дмитрий.
– Селиван.
– Как смел княгиню с детьми обидеть, тать?
Селиван глянул на Дмитрия, как на безнадежного идиота и коротко процедил:
– Приказ.
Мишка придержал рукой своего старшину, явно собиравшегося вразумить пленного добротной затрещиной, и прошептал:
– Почему не повезли, куда уговорено?
– Почему не доставили княгиню, куда следовало, а потащили в другое место? – грозно вопросил Дмитрий.
– Боярин так велел.
– Какой боярин? – Дмитрий снова не стал ждать мишкиного вопроса.
– Боярин Никодим.
«Ага, значит, не просто дружинник, а все-таки боярин. Ну, нетрудно и догадаться».
– А зачем это ему? – прошептал Мишка. Дмитрий повторил вопрос.
– Так кто ж его знает? – Селиван поморщился то ли от боли в руке, то ли от странности вопроса. – У него вечно все не как у людей.
– И что? Никак вам это не объяснил?
– Сказал: «Так надо». И все.
– А ляхи?
– А в морду! – с неожиданным ожесточением ответил пленный. – И ногами еще попинали.
– Ну, а дальше что было?
– Дальше прятались… детишки заболели… потом нас боярин Васята нашел…
– Ну-ка, ну-ка… – Мишка на секунду даже забыл про горло, но оно тут же напомнило о себе саднящей болью. – Вы Васяту искали, или он вас нашел?
– Мы прятались. Он нашел. Ругался с Никодимом… вроде бы, я не слышал.
– Из-за чего?
– Не знаю, но у Левши же все вечно навыворот…
– У кого?
– У боярина Никодима прозвание «Левша». Он же все не так, как другие делает. Не только руками, у него еще и голова не так, как у всех людей думает.
«Левша!!! Не хотел называть своего прозвища! У него же левая рука здоровая!».
Мишка сорвался с места и кинулся к зарослям ивняка, в которых оставил Матвея с пленным и опричником Янькой.
– За мной! – раздался за спиной голос Дмитрия.
И бежать-то было всего ничего – меньше полусотни шагов или около того, но этот путь показался Мишке таким длинным… Ветка хлестнула по лицу, Мишка не обратил внимания, потому что уже видел: Матвей сидит на земле, закрывая лицо руками, и из-под ладоней сочится кровь.
«Слава богу, живой!»
Рядом, скрючившись в «эмбриональной позе» неподвижно застыл на земле опричник Янька.
«Господи, еще один…».
Не останавливаясь – все потом – Мишка ломанулся сквозь ивняк дальше. Споткнулся, упал, заметил, что кто-то его обогнал, вскочил и попер, раздвигая ветки склоненной головой в шлеме. Когда выскочил на берег, только и успел заметить, как скрывается в камышах спина Никодима Левши. Тут же щелкнуло несколько самострелов (кажется не попали) и во все стороны полетели брызги от ног отроков, с разбега влетающих в воду. Затрещали камыши…
Сам Мишка с трудом, но удержался на берегу – проблема с горлом никак не облегчилась бы еще и от купания в сентябрьской водичке. Да и самострел… только сейчас вспомнил, что выпустил оружие из руки, когда оно зацепилось за что-то в ивняке.
«Ничего, ребята шустрые, догонят… да и куда он в реке денется-то с покалеченной рукой? Мотька! Янька!».
Мишка торопливо повернул назад. По дороге сбился с направления и вышел к ребятам вовсе не с той стороны, с какой ожидал. Матвей все так же сидел на земле и ощупывал пальцами расквашенный, прямо на глазах синеющий, нос. Кровь на его лице мешалась со слезами.
«Да-а, силен Левша, как он левую руку-то высвободил? Так, а с Янькой что?».
Опричник, свернувшись клубочком, лежал на правом боку, рядом валялся разряженный самострел, а в двух шагах из земли торчал хвостовик болта.
«По ногам стрелял, да не попал… Так… дышит, пульс есть, крови… крови нигде не видно. И что это может быть? Да понятно что – ногой в промежность получил. Ну, боярин Левша, если живым попадешься, я тебя специально на пять минут наедине с Янькой оставлю… когда оклемается, конечно».
В ивняк с шумом и треском со стороны дома вломился еще кто-то. Мишка поднял взгляд – Артемий с двумя отроками.
«А кто у дома командовать остался? Бардак…»
Говорить, впрочем, ничего не пришлось – Артемию оказалось вполне достаточно зверского выражения лица сотника, беззвучно, но явно ругательно, шевелящихся губ и вытянутой в сторону дома руки. Ни слова ни говоря, поручик развернулся и дернул назад, на ходу осаживая еще кого-то из подчиненных:
– Куда претесь? Назад! Там и без вас управятся!
Двое отроков, прибежавших с Артемием, растерянно топтались на месте, поглядывая то на Мишку, то на пострадавших. Жестами (в очередной раз спасибо Немому) Мишка объяснил им, что требуется, и ребята дружно подхватив Яньку, поволокли его к воде, в таком деле холодненькое приложить к поврежденному месту – самое то.
– Гы-ы… – гнусаво подал голос Матвей.
Мишка схватил его за волосы (шляется без шлема, раздолбай) и притянул к себе.
– Думаешь, пожалею? А вот те хрен на блюде! Еще и добавлю! Кхе…кхе.. Вернемся, каждый день будешь заниматься с Демьяном рукопашкой и ножевым боем! А будешь… кхе… будешь отлынивать, Юльку напущу!
– Гы-ы…
– Козлодуй драный… кхе… раздолбай! – ругаться шепотом было ужасно неудобно. – Ты не только себя, ты и раненого… кхе-кхе… защитить…
Мишка с чувством пнул Мотьку сапогом по заднице, постаравшись, правда, чтобы тому не попало железной подковкой на носке сапога.
– У-у! Гыыв… – лекарь попытался оттолкнуть Мишку, но тот и сам не собирался продолжать телесное наказание.
– Вот и лечи себя сам! Других лекарей нету… кхе-кхе… Туды тебя в дедушку Рентгена и аппарат его, эскулап хренов!

До дома Мишка дойти не успел, из леса вылетел рысью отрок, посланный выяснить, как дела у отряда, пустившегося по берегу преследовать ладью полочан, и еще с седла заорал:
– Господин сотник, дозволь обратитьтся… Егора убили!!!
– Что-то? – и откуда голос взялся? – Как убили?

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:43 | Сообщение # 10

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

– Стрелой! Они в ладьях… ну, которые там две были, днища хотели прорубить… Наши налетели… они – бежать, а с ладьи стрелами… Наших много побили… и десятника Егора…
– Сам видел?
– Ага… лежит вместе с конем, а из головы стрела торчит.
– А Роська… кхе-кхе… поручик Василий?
– Живой… командовал что-то… А мне же велено поглядеть и назад… вот я и… это самое…
«Все, блин… один остался. Вот теперь по-настоящему один. Что ж делать-то? Спокойно, сэр Майкл! А ну, без паники! Да, совет опытного мужика – великое дело, но вам-то тоже не четырнадцать лет! Не стоять столбом! На вас все смотрят, все слышали, что Егор убит. Артемию подать знак, чтобы продолжал распоряжаться, самому отойти и присесть на завалинку… Да, голову опустите, чтобы вашей растерянной морды никто не видел. Вот так: поза «Чапай думает, никому не мешать!»
Мишка оперся локтями на раздвинутые колени, ссутулился и… все! Окружающий мир начал куда-то пропадать, уходить за пределы восприятия. Краем сознания еще отметился голос кого-то из отроков: «Господин сотник…» и окрик Артемия: «Не трожь его…», а потом пришло знакомое еще ОТТУДА противоестественное сочетание пустоты и тяжести, и заслонило собой все. Знакомое, повторявшееся не единожды состояние, поначалу вовсе и не связанное с чьей-то смертью…

* * *

Впервые это чувство тяжкой пустоты пришло еще в детстве, в начале шестидесятых годов, на фоне чужого счастья и радостных хлопот: ленинградцы массово переезжали из бараков, чердаков и подвалов в «хрущобы», тогда представлявшиеся новоселам очень даже приличным жильем. Почти каждый выходной день возле длиннющего дома барачного типа, в котором жил Мишка Ратников, появлялись грузовики, в кузова которых перетаскивали небогатую мебель и прочий домашний скарб, сажали детишек и старух (почему-то почти обязательно с фикусами или кошками на коленях) и… на одну знакомую с детства соседскую семью становилось меньше.
Вот так, однажды МАЗ, воняющий дизельным выхлопом, увез и девочку, с которой у Мишки Ратникова… ну что там могло быть в двенадцать-то лет? Однако было, и на том месте, которое эта девочка занимала в… (в душе?, в подсознании?, в мироощущении?), образовалась пустота. И пустота эта оказалась, вопреки всем законам физики, очень тяжелой – так и гнула к земле. А еще у этой пустоты, возможно, тоже вопреки каким-то законам, был свой смысл, выражавшийся в понимании: «Уже никогда…»
Потом это чувство забылось – психика подростка пластична, а через пять лет снова возникло по, в общем-то обыкновенному, но в семнадцать лет трагическому поводу, когда не прошедший по конкурсу в ВУЗ Мишка Ратников смотрел первого сентября на студентов и школьников. Впервые за десять лет он оказался вне этого потока, стремящегося в классы и аудитории. И снова пришло ощущение «Уже никогда…»
Не то чтобы он так уж любил школу, вернее четыре разные школы, в которых пришлось поучиться за десять лет – слова песни «Школьные годы чудесные…» вызывали у Михаила Ратникова скорее саркастическую, чем ностальгическую улыбку. Однако в тот день он понял, что привычный и понятный образ жизни закончился для него навсегда, а что дальше?..
Какими мелкими, смешными, детскими показались ему эти переживания спустя всего два года! Тогда, хрипя издерганными легкими, на подгибающихся ногах, с пальцами, которые непонятно какими силами еще удерживали рукоятки носилок, он тащил по горному склону солдатика, получившего две пули в живот. Тащил, хотя твердо знал, что живым не донесут – Карпаты хоть и невысокие, а все равно горы, и вертолет может сесть далеко не везде. Там-то он и ощутил по-настоящему многотонную тяжесть пустоты, образующейся на месте ушедшего человека, тогда-то и оформилось в четкие, словно высеченные на граните слова, ощущение «Уже никогда…»
За полвека жизни ТАМ Михаилу Ратникову еще не раз пришлось пережить подобное. Всякое было… Смерти родственников и просто близких людей, ликование дерьмократов при спуске знамени, которому он присягал, проигрыш четвертой избирательной кампании после выигрыша трех предыдущих, камера в «Крестах» вместо защиты диссертации…
Не то чтобы привык – привыкнуть к такому невозможно, но научился переносить с минимальными потерями и минимальными же внешними проявлениями. Однако однажды выяснилось, что это еще не все. К словам «Уже никогда…» добавилась еще одна фраза. Если подумать, то пострашнее первой.
Так уж переплелись факты биографии с особенностями характера Михаила Ратникова, что он лет с четырнадцати-пятнадцати мечтал пожить один. Чтобы рядом не присутствовал никто, чтобы не только не выполнять чьих-то просьб или требований, не согласовывать свои действия и режим с существованием пусть сколь угодно близких, даже любимых людей, но и напрочь отгородиться от окружающего мира небольшим, но исключительно личным пространством. Вот такой «таракан» в голове, порожденный невозможностью побыть одному, когда это необходимо. Это не стало навязчивой идеей или просто горячим желанием, но время от времени посещала мысль: «А хорошо было бы… что хочешь, то и делаешь, и никто не видит, и ничего не скажет, или не подумает, или не спросит, и никому не надо ничего объяснять, и все такое прочее…»
Сбылось… Стал жить один. Справил девять дней со смерти жены, проводил гостей, начал убирать со стола… Прямо так – со стопкой грязных тарелок в руках – сел на подвернувшийся стул, и вместе со знакомыми словами «Уже никогда…» пришло: «Не смей больше мечтать – мечты сбываются!» Сказать, что захотелось по-волчьи завыть на луну – ничего не сказать. Кто сам не испытал – объяснять бесполезно. Но выводы сделал.
Не мечтал больше никогда и ни о чем (да и какие, к черту, мечты, когда под полтинник подкатывает?) – только рассчитывал и планировал. Помогло, прямо скажем, слабо: сначала, во исполнение чьих-то чужих планов, загремел за решетку, а потом, опять же по чужим расчетам, в двенадцатый век.
«Новое молодое, здоровое тело, впереди целая жизнь, и не надо вздыхать: «Если бы молодость знала, если бы старость могла…», потому, что знаешь и можешь! Разве это не сбывшаяся мечта? Но ведь не мечтал и не просил!

* * *

«...Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут ». 1 Подарок от Воланда? Или не подарок, а предложение, от которого невозможно отказаться? А что вас так сильно удивляет, сэр? Решение жить только планами и расчетами, отказ от эмоций, желаний, мечтаний, страстей – разве это не отказ от человеческой сущности? И у вас все получалось! Ну, почти все. Свой городок, своя дружина, сотник в четырнадцать лет. А сейчас у вас в руках княжеская семья, и вы собираетесь поступить с ней так же, как до сих пор поступали с другими – просчитать мотивации, определить способы воздействия и добиться своего… Ничего же нового – со сколькими людьми вы уже привычно обращаетесь, как с шахматными фигурами? Не о том ли тысячи, а может, и миллионы наивных придурков просили во все века того, у кого не счесть имен, включая имя Воланд?
Что, не верите? Атеист вы? Ну и что? Результат-то налицо! Нужны еще аргументы? Пожалуйста! Недавно Роська, которого вы чуть ли не за сына держите, подсчитал, что ваше личное кладбище уже перевалило за три десятка собственноручно вами, сэр Майкл, убиенных. Какие чувства вы испытали? Удивление: «Когда это я успел?» И все! Как вам сей факт, досточтимый сэр?
Желаете еще? Да сколько угодно! Припомните-ка, как вы теперь относитесь к когда-то любимым вами персонажам братьев Стругацких: дону Румате и Максиму Каммереру? Как к наивным хлюпикам, рефлексирующим интеллигентам… Что там у вас еще из набора уничижительных эпитетов имеется?
Ну как, достаточно или продолжить? Ах, желаете сменить тему? Ну что ж, можно и сменить. Задумаемся, например, отчего смерть десятка Егора повергла вас в такой шок? Гибель отца Михаила вы перенесли тоже тяжело, но ощущения беспомощного одиночества у вас не возникло. Только ли от того, что тогда рядом с вами были лорд Корней, потворник Аристарх, Рудный Воевода Алексей и прочие, за чью спину при нужде можно спрятаться, а сейчас не за кого? Не слишком ли просто?
Вот именно! Дело не в простоте объяснения, а в том, что вы испугались! Вспомнили фильм «Хроника Сатаны младшего». Там дети просили, чтобы простудившегося мальчика не разбивал паралич, и их просьбу исполнили. Никакого паралича – мальчик умер. А вам захотелось, чтобы Егор не мешал провести успешную и эффектную операцию по освобождению заложников. Ваше желание сбылось, но таким же образом, как и в упомянутом фильме – Егора убили. Значит, теперь не только мечтать, но и желать чего-то, сильно и страстно, тоже нельзя!
Вот она – плата за вторую молодость, за вторую жизнь, за знания, которых нет ни у кого из ныне живущих. Ну как? Запаха серы не чувствуете, сэр? А сатанинский хохот из-за угла не доносится? Нет? Как же так? Ведь все одно к одному складывается. Вот посмотрите: вас буквально преследуют удачи, обстоятельства вам все время благоприятствуют, вас уже, как минимум, десяток раз должны убить, но вы все время выкручиваетесь. Это – раз.
Вы холодны и расчетливы, манипулируете людьми, как марионетками, давите им на психику фокусами, принесенными с собой из будущего. Вот только что, в самый пиковый момент процесса освобождения заложников вы умудрились прикидывать «княжна или не княжна?» и на всякий случай изобразили сцену из рыцарского романа. Напомнить вам еще одну сказочку? Про мальчика Кая из «Снежной королевы», которому в глаз попал осколок колдовского зеркала? Это – два.
Вас опасаются даже взрослые воины, но… НО! Вас любят, вами восхищаются, вас закрывают своими телами, жертвуя собой. Вы увели из Михайлова городка сто десять мальчишек, а вернете… даже и сами не знаете, наберется ли хотя бы половина. Напомнить вам сказочку про Крысолова? Он ведь тоже детишек из города увел. Это – три.
Что? Хватит мистики? Вы не верите ни в бога, ни черта? А кто постоянно ищет «путь к храму», но только не к такому, как у всех, а индивидуальному, специально для вас? Кто пытается узреть Бога, но тоже лишь такого, который устроил бы вас? Логическим путем, холодным рассудком вы уже вычислили, что ВЕРА должна быть, неважно какая, но должна, иначе человек обращается в зверя, которого не сдерживают никакие ограничения морального порядка. Тем же холодным рассудком вы пришли к выводу, что грешить нельзя, ибо воздастся, но не Высшим Судией, а комплексом причинно-следственных связей.
Ну что ж, если вы вознамерились собрать для личного пользования религию из собственноручно изготовленных кусочков, как из деталей конструктора, то комплект этих деталей должен быть полным: извольте включить в спецификацию и черта. Тем более что его найти гораздо легче, чем Бога – он сам в любую дырку без мыла лезет, вы в этом только что убедились. Он исполняет ваши желания, сэр Майкл, но плату берет не только человеческими жизнями.
---
1 Булгаков. «Мастер и Маргарита».

KES

Дата: Понедельник, 31.12.2012, 17:45 | Сообщение # 11

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

Нет, не только ими. Главная плата – превращение вашего сердца в кусок льда, как у вышеупомянутого Кая. Он медленно, но верно подводит вас к тому, что нельзя ни мечтать, ни желать – только рассчитывать и планировать. Именно, именно, не так давно вы изволили объяснять мистеру Фоксу, что управление без идеологии – крышевание, беспредел, бесчеловечность. А что такое идеология в обычных человеческих понятиях, без формализации с точки зрения сухих теорий? Да очень просто – мечты и желания! Что такое цель? ЖЕЛАЕМОЕ положение вещей. Что такое идеальная цель? Нечто недостижимое, но к чему надо постоянно стремиться, о чем можно и нужно МЕЧТАТЬ!
Вот от чего хочет заставить вас отказаться эта часть «набора деталей конструктора». Нет, отсутствием цели и стремления к ее достижению вас не возьмешь – против этого восстанет и эмоциональная, и рациональная составляющие вашей личности, а вот подменить цель – это запросто! Превратить личный успех из инструмента, всего лишь одной из решаемых задач, в самоцель! Все в порядке – идеология есть, управленческий беспредел ограничен некими рамками. Вместо пустых мечтаний и дурацкой романтики – четкие планы и расчеты, обстоятельства – шахматная доска, люди – фигуры на этой доске. И цель благородна – спасение Руси от татаро-монгольского ига… Только вот, сэр, личный успех и благополучие – сейчас, а главная цель – где-то за горизонтом, в светлом будущем. Ничего не напоминает? Припомните-ка: коммунизм для всех – в отдаленном будущем, а для номенклатуры – прямо сейчас, сытое благополучие капитализма для всех – может быть когда-то и будет, а для «элиты» – миллиардные состояния прямо сейчас.
Доказательства? Да пожалуйста! Напрягите-ка память. Не так уж и давно вы, глядя на Дударика, сказали себе: «коллекционируй счастье в детских глазах».
Было? М-да, припоминаете, но уже с трудом. Сейчас-то вас больше радует в глазах тех же мальчишек готовность к бою. А совершенно естественное поведение детишек княгини Агафьи, оказавшихся среди безликих железных чудищ, которые убивают и калечат живых людей… Что? А как, по-вашему, вы со своими опричниками – в доспехе и с бармицами вместо лиц – выглядели в детских глазах? Вот именно! Совершенно естественный детский страх, даже ужас, вызвал у вас всего лишь раздражение, не более!
Ну как, чувствуете, что вас засасывает идеология личного успеха? А не за ее ли насаждение вы так ненавидели ТАМ дерьмократов-либерастов? Отец Михаил? Ага! Вспомнили наконец-то! Схватились, как утопающий за соломинку, и совершенно зря! Да, зря. Не соломинка это, а основа основ! Он не учил вас отторгать желания, мечты, эмоции, он учил вас УПРАВЛЯТЬ ими! И был прав! Во всем! Абсолютно! Да, да, да! Тысячу раз «да»! Он сумел не оставить после себя тяжкой пустоты, он и сейчас с вами, и останется с вами до конца жизни. Возможно, это и есть святость, не нам судить…
А есть еще и Великая Волхва Градислава Всеславна. Она говорила вам, сэр, о «цели на всю жизнь» – о мечте! А вы-то обрадовались, что Аристарх-Туробой показал вам способ скрутить ее в бараний рог. И Юлька… Сколько чувств и желаний она в вас пробуждает, а вы-то испугались ее! Сестры, братья, мать… мальчишки, готовые идти на смерть по вашему слову! Они для вас тоже фигуры на доске? Дед… да, он заставляет вас рассчитывать и планировать, но он же и любит вас!
Все!!! Хватит!!! Прекратить истерику!!!»
Мишка до боли, так, что сам охнул, закусил зубами палец на левой руке, мог бы – дал бы сам себе в морду, чтобы прекратить бешеный поток мыслей. Это была паника, именно паника и ни что иное, но гибель Егора, каким бы тяжелым ударом она не являлась, не должна была повергнуть его в такое состояние – свои сильные и слабые стороны он знал. Значит, случилось что-то еще – более серьезное, из-за чего подсознание било тревогу, но рассудок это еще не понял. Отсюда и паника: есть опасность, очень серьезная, он ее пока не замечает, однако что-то такое чувствует. Результат – метание мысли: то в мистику тянет, то в воспоминания, исключительно неприятные, из ТОЙ жизни, то цепляние за светлые образы… Так ребенок, испугавшись чего-то (даже, не понимая, чего именно) первым делом кричит: «Мама!».
Это свое свойство Мишка знал очень хорошо: если постоянно всплывают в памяти неприятности из прошлого, значит, в настоящем что-то идет не так. Смерть Егора лишь повод, на самом деле это самое «не так» связано с чем-то другим.
«Что «не так»? Что-то в недавнем прошлом? Вполне возможно, даже скорее всего – какая-то мелкая, но существенная деталь или обстоятельство, на которое вы, сэр, не обратили внимания или отложили «на потом» и забыли? Хотя, может, и наоборот: что-то неприятное предстоит в будущем, но об этом не хочется думать? Блин, ничего в голову не приходит, но «звоночек» недвусмысленный, пренебрегать им ни в коем случае нельзя! Посидеть, подумать, прогнать в памяти недавние события… хрен там в этой суете что-то получится! Дождаться ночи, поговорить с мистером Фоксом… Да, раньше ночи, пожалуй, не получится. А сейчас заниматься тем, чем и собирался, даже если что-то неверно спланировал. Лучше неправильное действие, чем бездействие – железное правило! Неправильное действие можно впоследствии скорректировать, а если ничего не делать и ждать «озарения», то события станут развиваться самостоятельно, без вашего контроля, и неизвестно, куда все вообще заедет. Значит, действуем в соответствии с имеющимся планом…»
– Минь… Господин сотник, дозволь обратиться, старшина Дмитрий! – прервал мишкины раздумья голос Митьки.
– М? Чего, Мить?
– Не получилось у нас живым его взять… ребята сквозь камыши на шум стреляли. Ну и… того.
– Кого «его»? – Мишка натужно возвращался в реальность после «наезда внутреннего собеседника».
– Этого… боярина Левшу. У него там лодка спрятана… ловко так, даже с дерева разведчики не углядели. И где взял-то…
– Где, где… – недовольно пробурчал Мишка. – Они же на княгинину ладью на лодках напали, вот, видать, одну с собой и приволокли. Похоже, Левша не зря к берегу рвался – бросил бы заложников в камышах, а сам со своими людьми в лодку и поминай, как звали. Лодка-то велика? Шестеро в нее поместились бы?
– Да и больше поместилось бы… только далеко ли они без припаса…
– Неважно! Главное, что ему было куда стремиться. Если лодка большая, могли и княгиню с собой уволочь. Без детей, конечно.
– Ага… но мы-то им не дали! Слушай, Минь, а чего теперь-то делать? Надо, наверное к ночевке готовится. Я отрокам прикажу…
– Ты не знаешь, у нас чего-нибудь вкусненькое есть? – перебил Мишка. – Ну… чтобы детишек побаловать.
От такого зигзага мысли сотника Дмитрий слегка растерялся:
– Это… не знаю. У Ильи-то в обозе, конечно, есть, но до него добираться же…
– А тут? Ни у кого, ничего нет?
– Э… О! У Мотьки, наверняка мед должен быть! – догадался Дмитрий. – Только ему же Левша, зараза, нос вроде бы сломал. Не до медов ему…
– А все же спроси, Мить. Очень нужно!

kea

Дата: Среда, 08.05.2013, 00:07 | Сообщение # 13

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

* * *

К разговору с княгиней Агафьей Мишка готовился заранее, так же, как и к разговору с князем Всеволодом Городненским, но получалось это заметно труднее. О князьях Мишка, худо-бедно, некоторое представление имел. Пусть превратное, пусть никак не связанное с его собственным жизненным опытом, а сформированное исторической литературой, как художественной, так и специальной, но имел. Кроме этого, имелся еще и некоторый опыт общения с мужчинами во власти: партаппаратчиками, чиновниками, секретарями обкома, членами ЦК КПСС, министрами ельцинской РФ, депутатами различных уровней. Да, никто из них не был потомственным аристократом, но все-таки власть. А вот с женщинами…
ТАМ Михаил Ратников был знаком с женщиной - секретарем Ленинградского обкома КПСС, а в депутатские времена довелось пообщаться и с главой «Женской партии», и с лидером Демроссии, да и еще с несколькими «карьерными дамами». Из этого общения он вынес твердое убеждение в том, что «женщины во власти» отличаются от женщин обыкновенных, по меньшей мере, двумя особенностями. Первое – чтобы достичь таких же карьерных результатов, что и мужчина, женщине надо знать минимум вдвое больше, а сил затратить, наверное, вчетверо больше. Второе – в пиковых ситуациях «женщины во власти» не склонны к панике или истерикам и не ищут возможности спрятаться за мужскую спину; справляются сами, демонстрируя твердость и здравомыслие на зависть многим мужикам, а чисто женские приемы используя не эмоционально, а расчетливо, как весьма действенный инструмент. Однако экстраполировать эти знания на княгиню Агафью…
Во-первых, никакой карьеры она не делала – все, как и положено аристократке, досталось ей по праву рождения. Это позволяло предположить, что, не пережив тех унижений и трудностей, которые приходятся на долю сделавших успешную карьеру женщин, она не превратилась в законченную стерву, мстящую всем окружающим за пережитое.
Во-вторых, не должно быть у княгини того страха, который преследует «карьерных» женщин – страха в одночасье потерять все, что достигалось долгими годами. Не может Рюриковна быть выкинутой и забытой, не посмеют подонки, ранее лебезившие перед ней, «отыгрываться» за прежние обиды и собственную зависть, тешить свои комплексы за счет проигравшей, да и не посмеют ее «убрать», как ненужного свидетеля, те, кто удержался наверху. Да, этого всего прирожденная аристократка может или совсем не опасаться, или опасаться гораздо меньше, чем выбившиеся наверх карьеристки.
Может, конечно, Агафья овдоветь, может лишиться городненского стола, могут произойти с ней и другие неприятности, но братья Мономашичи, да и другие Рюриковичи, оберегая свой статус, и ей не дадут скатиться на самое дно. И даже если жестокая судьба загонит ее за монастырские стены, все равно жизнь у нее будет легче, чем у рядовых послушниц или монашек. Из этого обстоятельства следует, что право повелевать представляется Агафье естественным, не вызывающим сомнений, равно как и иные привилегии аристократки, которые она может потерять только вместе с жизнью.
Соответственно строились и ее отношения с мужчинами: только очень немногим она должна подчиняться (и то – многое зависит от обстоятельств), большинство же ОБЯЗАНО подчиняться ей или, хотя бы, выказывать почтение и готовность к повиновению. То есть, в случае опасности, вопрос «прятаться ли за мужскую спину или справляться самой», перед Агафьей просто-напросто не стоит – ее обязаны защитить! Иными словами, Мишка со своими отроками, освободив княгиню из плена, вовсе не оказал ей никакого благодеяния, а просто выполнил свой мужской и служилый долг.
Нет, какую-то награду он, конечно же, заслужил, но…
«М-да, сэр, и опереться-то, кроме художественной литературы, вам не на что. Обидно, конечно, но не досадовать же, подобно дону Румате Эсторскому, на отсутствие в учебной программе курса придворной интриги? «За неимением гербовой…», как говорится… Что там у нас первым делом приходит в голову? Анна Австрийская? Не натуральная, разумеется, а из романа «Три мушкетера». Д’Артаньян, помнится, когда притащил ей из Англии подвески, что получил? Именно! Перстень с бриллиантом, причем не лично, а через камеристку. А граф де Ла Фер, когда намекнул, что сопровождал своего друга в Англию? Да! Совсем другое дело! Никакого «материального поощрения», но удостоился приватного разговора и получил испрашиваемую помощь!
В чем разница? А в том, что д’Артаньян был всего лишь нищим безбашенным гасконцем, для которого пределом мечтаний являлось место рядового мушкетера, а граф де Ла Фер – аристократом, для которого и офицерского патента в том же мушкетерском полку было недостаточно. Так кем же вы, сэр, хотите нарисоваться перед княгиней Городненской – д’Артаньяном или Атосом? Ах да! Пардонэ муа, по возрасту вы тянете не более чем на виконта де Бражелона, но ведь все равно, разница-то существенная!
Итак, если вы собираетесь изобразить из себя, как выражался незабвенный профессор Выбегалло, «шевалье де сан пёр, э сан репрош», придется и перед княгиней светить свое родство с Рюриковичами, никуда не денешься – средневековье-с! Однако делать это надо не так, как с князем Всеволодом – «я роду не худого, и не надо со мной, как со смердом обращаться», а изобразить из себя «юного Атоса» – «поступаю так, как предписывает мне мой статус, и никто, даже сюзерен, не может требовать от меня иного».
Что положено Атосу, то не светит д’Артаньяну. В переводе на язык родных осин: «Забудьте о выкупе, но позаботьтесь о таких вроде бы эфемерных, но весьма существенных категориях, как связи и положение».
Вот и цель переговоров обрисовалась: добиться появления в информационном поле Мономашичей (ну, хотя бы одного только Вячеслава Туровского) такой фигуры, как боярич Михаил, которому как-то неудобно подать «рупь на водку», а затем забыть о его существовании. Риск? Несомненно: возле князей – возле смерти. Но стартовая позиция, позвольте вам заметить, очень нехреновая, а это – ресурс, да еще какой! Правда, возраст… но, как говорят мастера единоборств: «если ты выше противника ростом, это преимущество, а если ты ниже противника ростом, то это тоже преимущество».
Соответственно, и стратегия разговора…
«Да, с князем было проще – пугнуть, выдвигая на передний план его беспомощность раненого пленника и попутно напустив мистического тумана, а потом, пока у него «кипит разум возмущенный», вложить нужные мысли, которые тот посчитает своими. С княгиней будет сложнее… с женщинами вообще сложнее, но тут еще и требуется не только добиться своего, но и заслужить хорошее отношение. Ни красота (хотя, какая красота с вашей-то рожей, сэр, да еще на фоне Елисея и Елизара), ни ум, ни обаяние, ни элегантность с куртуазностью тут не прокатят. Женщине во власти нужны: первое – полезность, второе – предсказуемость и управляемость, чтобы этой полезностью можно было воспользоваться».
Значит, никакой мистики, никаких непоняток. Открыто и прозрачно: восторженный пацан, воображающий себя «рыцарем в сверкающих доспехах», распираемый гордостью от того, что он боярич, родственник правящей династии и сотник в четырнадцать лет, но (НО!), ничуть не сомневающийся в своих аристократических правах, так же, как и сама княгиня Агафья – правах поскромнее, чем у князей, но столь же непреложных!
Вот такого «бойцового петушка» княгиня поймет, примет и будет уверена, что сможет крутить им, как ей заблагорассудится. Вот о таком Агафья, в разговоре с братьями, отзовется снисходительно-доброжелательно, а в разговоре со снохой – Ольгой Туровской – даже могут дуэтом и похихикать, мол, забавный зверек, да и приручить его будет полезно.
«Ну, что ж, сэр, глаза горят, усы, не смотря на их отсутствие, топорщатся, шпоры, которых тоже нет, звенят. Вперед!

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Суббота, 11.05.2013, 11:56 | Сообщение # 15

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Удар попал в цель! Мишка понял это, когда заметил, как Агафья дрогнула лицом; разговор мгновенно вышел на совершенно иной уровень: с ней разговаривал не просто отмороженный подросток, а родич единственной, кроме Мономашичей, княжеской ветви, сохранившей формальное право на великокняжеский престол. Она – женщина из соперничающей династии – была у него в руках, а он, нисколько не смущаясь, уведомил ее, что запросто может вырезать всех пленников! Разумеется, шансов у Святополчичей не было, и убийство Мономаховны тут не помогло бы, а скорей повредило, но мало ли, что придет в голову подростку, вдруг да решит, что таким образом своей родне поможет?
«Огребла, княжья морда? Что у нас следующим пунктом последует? К гадалке не ходи – умасливание и улещивание. Баба, она и в Африке баба, хотя бы и княжьих кровей».
Мишка оказался прав: в ситуации, когда любой мужчина ответил бы на вызов, княгиня Агафья расплылась в сладчайшей улыбке и, словно не придав значения его словам, просто сменила тему.
– Да, вижу, боярич, что кровей ты добрых! Это ж надо, с мальчишками пойти против матерых татей и победить! Как решился-то?
– Отроки у меня не простые, Ваша Светлость! – Мишка старательно изобразил, что польщен комплиментом, только вот зарумяниться не получилось. – В воинской школе выучены и в боях уже побывали, да не по одному разу.
– В воинской школе? – кажется, Агафью неподдельно заинтересовало необычное название, или все же притворялась? – Это что ж за диво такое?
– Около века назад, Ваша Светлость, великий князь Ярослав Владимирович отправил в Погорынье сотню ратников. С тех пор так там и живем: язычников в трепете держим, волынский рубеж стережем, да по княжьему слову в походы ходим. Вот уже шестое колено воинов сами воспитываем и обучаем.
На несколько секунд улыбка Агафьи стала словно приклеенной.
«Эге, сэр, похоже, ваши догадки о том, что Ярослав Мудрый братиков почикал, таки имеют под собой основание, вон как княгиню-то упоминание о нем зацепило. Тема-то «в елку» – Ярослав тогда соперников прибрал, а сейчас, наоборот, Мономаховна в руках у родича Святополчичей оказалась. Что-то неказисто у вас, сэр, получается… сами же решили – никаких запугиваний».
Агафья быстро овладела собой и снова «надела» на лицо выражение типа «ну, прямо мать родная».
– И тем не менее… Благодарствую за выручку и покарание татей, боярич. Храбрость и разумность твою вижу и ценю – не всякий, ой, далеко не всякий отрок на такое способен! Я добро помнить умею и отплачу за него сторицей… и опричь выкупа!
Мишка ответил на этот заход изображением оскорбленной невинности заодно с аристократической гордостью:
– О каком выкупе речь, Ваша Светлость?! Защита беспомощных и наказание злодеев – святая обязанность православного воина! Требовать за нее награду невместно!
– Но и мне-то неблагодарной оставаться тоже невместно! Воздаяние за доброе дело – такой же христианский долг, как и обязанности православного воина! Неужто у тебя, боярич, никакого желания нет, кое я исполнить бы могла?
Княгиня так повела глазами, что у Мишки сами собой подобрались пальцы на ногах.
«Сэр, это просто на грани открытого предложения секса! Вы прямо-таки обязаны смутиться и покраснеть! Хотя… это вы, пожалуй, со своим цинизмом загнули слегка… Какой секс? Дамочка-то наверняка и помыслить не может, что изъявление ее милости кто-то ТАК посмеет расценить. Она-то песика дворового по голове потрепала, не более. Так что живо виляйте хвостом изо всех своих щенячьих сил – сделайте тетеньке приятное».
– Высшая награда для меня – благоволение Вашей Светлости!
«Тьфу! Самому противно!»
– И только-то? Да ты скромник, боярич!
– Ну, еще… – Мишка изобразил колебания и яростную внутреннюю борьбу. – Еще добрые слова Вашей Светлости обо мне перед вашими братьями: Его Высочеством Вячеславом Владимировичем и Его Величеством Мстиславом Владимировичем.
«А не перегибаете палку, сэр? Высочество, Величество… как бы у бабоньки ум за разум не зашел. Впрочем, новые красивые титулы для нее, что новое украшение, а для женщины это одно сплошное удовольствие. Решила же она вашим тараканам в голове подыгрывать, а тут даже и напрягаться не надо».
– М? – Мишке, кажется, удалось удивить Агафью. – Ты столь предан Мономашичам?
– Да, Ваша Светлость! О прошлом годе я так князю Вячеславу Владимировичу и сказал: «Волкодав из чужих рук пищу не берет!».
– Ты разговаривал с Вячеславом? Как это ты сподобился?
– Имел честь, Ваша Светлость! На празднике проводов зимы я с отроками показывал в Турове воинское учение… ну, чему у нас в Погорынье воины молодежь обучают. Его Высочеству Вячеславу Владимировичу понравилось, и он меня златым перстнем одарил!
Агафья скользнула взглядом по мишкиным пальцам.
– А что ж подарок-то княжий не носишь?
– Я за него холопа выкупил и, окрестив, по завету Господа нашего Иисуса Христа, даровал ему волю.
– Гм… Похвально, боярич, похвально.
«Все, сэр! Можете гордиться – вы в ее глазах полный идиот. Даже неудобно как-то… вы-то ее игру насквозь видите, а она ваши выкрутасы за чистую монету принимает. Восторженный пацан, воображающий себя рыцарем, прямо как на картинке! Пожалуй, мадам уже дозрела до убеждения, что может вами крутить, как захочет. Ох и облом ей корячится… мама не горюй!»
– Ну что ж, – продолжила княгиня тоном, от которого «поплыл бы» любой подросток, – вижу, что мы теперь под защитой, хоть и молодого, но достойного воина… и истинного боярина!
Мишка потупился и свел раздвинутые до того колени, только что пол носком сапога ковырять не принялся.
– Могу теперь ни за себя, ни за детей не опасаться.
Мишка гулко сглотнул и шумно втянул носом воздух.
– И братьям о твоей доблести и разумности расскажу, – медоточивость голоса Агафьи превысила все мыслимые границы, – и воеводу Погорынского извещу о благодарности за прекрасное воспитание сына…
– В-внука… Ваша Светлость… – в последний момент удалось удержаться от соблазна подпустить слезу в голос, но кто-то из близнецов-«пажей» растроганно шмыгнул носом и негромко звякнул кольцами доспеха.
– Внука? А батюшка твой?
– Десятник старшей дружины Погорынского войска Фрол Лисовин пал в сече на Палицком поле… – к концу фразы Мишка понизил голос почти до шепота.
– Так ты сирота… – княгиня подалась вперед и подняла ладонь, как бы собираясь погладить Мишку по голове, но сдержалась.
«Разрыдаться, что ли? На грудь ей… или лучше к коленям припасть? Нет, перебор, пожалуй, получится…»
– И ты преодолел все испытания, тебе ниспосланные, сотником стал…
Княгиня разливалась соловьем, Мишка делал вид, что не знает, куда деваться от столь ласкового обращения, а «пажи» – Елизар с Елисеем – громко сопели дуэтом и, казалось, вот-вот начнут растекаться, как масло на солнышке.
«Ну, сэр Майкл, ради такого стоило провалиться на девятьсот лет в прошлое! Когда это вы столько комплиментов из женских уст получали? Были бы они еще искренними, а то ведь театр сплошной… но исполнение, позвольте вам заметить, отменное – в каждой бабе актриса сидит! Интересно, когда она уже решит, что клиент доведен до нужной кондиции, и можно начать приказывать восторженному мальчишке, который готов положить за нее и свою голову, и головы своих ребят? Ага! Вот, кажется, началось… издалека заходит мадам, осторожная дамочка. Впрочем, ничего удивительного – опыт совместного правления с мужем сказывается».
– А скажи-ка, боярин Михаил Фролыч…
«Быстро вскинуть восторженно-изумленные глаза!»
– … А не приходила ли тебе мысль на княжью службу поступить?
– Служить вам, Ваша Светлость, честь для меня великая и радость душевная!
– Хорошо сказал! Да и мне, ежели начистоту, такого боярина иметь тоже в радость.
– Приказывайте, Ваша Светлость!
– Вы ведь мою ладью у татей отбили?
– Так, Ваша Светлость, только проверить надо: в исправности ли она, не попортили ли ее тати.
– Ну, так вот: проверяй ладью, гони сюда и проводишь меня с детьми до Городно. А уж там и награда для тебя будет, боярин.
– Немедля все исполню, Ваша Светлость! – Мишка, демонстрируя готовность, вскочил со скамьи. – И как только укажет Его Светлость князь Всеволод Давыдович, доставлю вас в град!
– Это что же? – Агафья грозно сдвинула брови. – Тебе моего повеленья недостаточно?
«Внимание! Прокол или преднамеренность? Не отреагировать на имя мужа, не заинтересоваться, откуда он тут взялся… Пожалуй, намеренно – по идее, вы, сэр, должны на уши встать, чтобы опять ласковую улыбку на ее лицо вернуть. Какие уж тут пререкания. А вот фигушки! Но не форсировать – аккуратненько прикидываемся шлангом».
– Так ведь как же… – Мишка изобразил растерянность. – Без княжьего слова?
– Мое слово здесь – княжье! – надавила голосом Агафья.
– Но, Ваша…
– Никаких но! – княгиня рявкнула не жиже матерого фельдфебеля на строевых занятиях. – Исполнять!
– Поперек князя?
– Ты только что МНЕ служить напрашивался!
– Но… – Мишка сделал паузу, словно подыскивал нужные слова, а потом процитировал: – Муж любит жену, жена да убоится мужа своего.
Агафья открыла рот и… смолчала.
«Вот так! И никакие мы не мужские шовинисты, а просто христианское благочестие блюдем. Типа: баба, знай свое место, как от Бога указано. Ну-с, ваш антитезис, уважаемый оппонент?»
– Ну-ка, сядь! – княгиня так лязгнула голосом, что «пажи» дружно вздрогнули. – Почему от князя слова ждешь? Ты с ним виделся? Он где-то рядом? Почему с тобой не приехал?
– Моя вина! Сразу надо было все обсказать…
– Не тяни! Рассказывай!
«Э-э, далеко вам, мадам, до нинеиного «рассказывай», ну, да ничего, тут и врать-то фактически не придется…»
– После похищения Вашей Светлости с детьми, тати потребовали от Его Светлости князя Все…
– Говори проще! Князь и все!
– Как будет угодно Вашей…
– Ну!!!
– Тати потребовали от князя пропустить ляхов через городненские земли в туровские владения. И не просто пропустить, а сопроводить и помочь. Ему пришлось согласиться, чтобы…
– Понятно! – прервала Мишку Агафья и задумалась.
Подумать было о чем: ее муж пошел против родича и сюзерена. Вынужденно, но пошел. Без последствий такое не остается.
– Дальше!
– Мы ляхов в туровских землях встретили. Частью перебили, частью обратили в бегство. На северном берегу Припяти нагнали и могли изничтожить совсем, но вмешался князь Всеволод. Ляхи сумели уйти, но князя ранили стрелой в плечо.
– Не твои ли щенки постарались?
Какая, к черту, ласковость? Тон Агафьи был: «могла б – убила бы».
– Мы из самострелов болтами стреляем, а не стрелами…
«Оправдываетесь, сэр, из образа выходите, Атос так бы себя не вел».
– … Но все равно, – Мишка добавил металла в голос и в упор уставился на Агафью, – стрела была погорынской! А был бы болт самострельный, так и в том греха не вижу!
Подействовало – княгиня вспомнила, что находится в руках мальчишек-«отморозков» и изобразила жестом: «не обращай внимания – нервы». Мишка кивнул, мол, понимаю, и продолжил рассказ, тщательно избегая любых отклонений от избранного им образа.
Княгиня слушала внимательно, время от времени стимулируя рассказчика то кивком, то ободряющим междометием. За мужа, кажется, переживала искренне – ну и что, что особо страстной любви между ними не случилось (брак-то династический), все равно вдовья доля не подарок, и на Городненском княжении ее никто в случае смерти Всеволода не оставил бы.
Было, однако, в ее реакции и такое, что Мишке весьма не понравилось. Когда рассказ дошел до того, как Всеволод всего с двумя десятками дружинников бросился на выручку семьи, по лицу княгини скользнуло что-то вроде презрительной усмешки. Мишка догадался, что в иных обстоятельствах подобные действия князя были бы прокомментированы Агафьей всего одним словом: «Дурак».
Мишка и сам не считал поведение Всеволода образцом мудрости, но взыграла мужская солидарность: «Он все бросил, раненый скакал очертя голову ей на выручку, чуть не умер, а она… Вот она – баба во власти: все чувства задавлены, компьютер в юбке, ничего женского не осталось».
Известие об агрессии Полоцка Агафья восприняла спокойно, и Мишка решил, что если она о планах соседей и не знала точно, то вполне могла догадываться, а еще могла надеяться при удачном стечении обстоятельств оттягать под шумок у Пинска землицу, прилегающую к Городно. Кусок, что ни говори, жирный – «Черная Русь» с плодородными и хорошо заселенными землями, не то что полесские болота.
К намеренью Мишки явить плененного Всеволода в Турове пред очи Вячеслава Владимировича Агафья, похоже, отнеслась с пониманием – мальчишка-сотник ради такого звездного часа наизнанку вывернется, а вот то, что ее судьбу будет решать Всеволод, а не этот сопляк, которым, как поначалу показалось, она смогла бы вертеть, как заблагорассудится, княгине не понравилось. Необходимость визита в Туров и в Киев для спасения вляпавшегося в серьезные неприятности муженька, она прекрасно понимала, но одно дело, когда она сама приедет (подготовившись и посоветовавшись), и совсем другое, если ее привезут – пусть не пленницей, а спасенной, но все равно привезут. Выглядеть добычей какого-то сопляка из погорынского захолустья ей очень и очень не хотелось. Западло, так сказать, княгине, но никуда не денешься – если муж так решит, мальчишка поддержит его, а не ее.
– Ну, что ж… – задумчиво произнесла Агафья по окончании мишкиного повествования, – благодарствую, боярич, много ты мне нового и неожиданного поведал.
«Ну, вот! А где боярин Михаил Фролыч? O quam cito transit gloria mundi . Проще говоря: «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». О женщины, женщины… обольстить не удалось, вертеть не получится, значит, и доброго слова не дождешься. Да и цена тем добрым словам…»
– Обдумать мне все это надо, – продолжила Агафья после паузы. – А ты ступай пока… ступай.
Мишка молча поднялся со скамьи, отвесил поклон, четко, как на строевых занятиях, развернулся и пошагал к выходу в сопровождении «пажей».
Конец второй главы.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Понедельник, 10.06.2013, 13:15 | Сообщение # 19

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

До чего уж там досовещался Арсений со своими, Мишка не знал, но подходя к полянке, где планировался допрос, невольно ожидал увидеть там душераздирающую картину, выдержанную в традициях фильмов о мрачном средневековье или уж, как вариант, киношных страшилок «про бандитов». И истерзанного пленника с выпученными глазами, подвешенного на дыбе, и палача с кошмарным инструментом, и соответствующие звуки да запахи…
Но, как выяснилось, ничего подобного планом Арсения не предусматривалось. На полянке вполне мирно были расстелены два потника (видимо, за неимением ковра или войлока), на одном стояла миска с едой и лежала баклажка, а второй, надо понимать, предназначался для сидения.
«Ну, прямо как для пикника все приготовлено».
Рядом с молодым дубком «режиссеры» пристроили обрубок бревна, подпертый толстыми ветками, чтобы лежал вплотную к стволу и не откатывался. И вот этот-то обрубок начисто снимал первоначальное мирное впечатление, потому что был сильно запачкан кровью и в нескольких местах на нем виднелись подпалины. Зловещий колорит декораций дополнительно усиливал и сам Дормидонт Заика, голый по пояс, невозмутимо поправляющий кузнечными клещами в костерке какие-то непонятные железки не слишком, впрочем, устрашающего вида.
Квалификацию «художника-постановщика» Мишка оценил: если подходить к месту допроса именно с той стороны, с которой шел он, то сначала глаз цеплялся за место «выпивающего и закусывающего», потом за окровавленный и обожженный обрубок бревна, и только после него – за Заику в образе палача. Все исполнено на должном уровне: контраст и негатив по нарастающей. Оценить-то Мишка оценил, но не впечатлился – и не такое видал (на экране, естественно, а не в жизни), да и Дормидонт, надо признать, до буреевских статей не дотягивал – тот-то одной своей внешностью был страшнее бормашины.
«Так, а где тут дыба, испанский сапог и прочие девайсы-гаджеты папы Мюллера и дедушки Торквемады? Что-то бедновато у специалистов с инструментом. И это все? Впрочем, им виднее. А Арсений, надо понимать, чего-то придумал – вон черти в глазах так и прыгают».
Заместитель десятника Егора, похоже, разочаровался мишкиной реакцией, вернее, полным отсутствием таковой. Слегка покривившись, он мотнул головой в сторону и недовольно пробурчал:
– Иди, погляди там из кустов – нарочно устроили так, чтобы тебе удобнее смотреть… раз, того… учиться надумал. Мож, и правда когда пригодится… Но как пойдем с ним сюда – чтобы встречал нас уже, – Арсений кивнул на потник. – Тут и сиди тогда.

Первое действие спектакля «Психологическая обработка пленных», несомненно, удалось – поглядеть действительно было на что…
Арсений с отобранными и, видимо, проинструктированными отроками, выгнали в пинки пленных на опушку леса возле дома. Один раненый, похоже, идти не смог и его пришлось просто выволочь. Женщины тоже оказались тут же, но их, правда не трогали – оставили стоять в сторонке, а вот мужчинам досталось и пинков, и кнутов. Особого актерского мастерства от мальчишек не требовалось, лица-то бармицами закрыты, а вот внешний вид их впечатлял. Лесной мусор, застрявший в кольцах доспеха, пятна крови (и где крови-то столько добыли?), какое-то непонятное не то рычание, не то хрюканье, доносящееся из-под бармиц… Мишка невольно вспомнил себя в Отишьи, когда выскочил из разваленного курятника весь в помете и перьях.
Отроки стояли в оцеплении, а Арсений, неожиданно резко контрастирующий невесть откуда взявшимся благообразием со звероподобным видом остальных участников «спектакля», расположился вблизи сидящего на земле ляха. Ратник успел каким-то чудом привести себя в порядок и даже причесался, и теперь выглядел не то аристократом, не то интеллигентом, особенно на фоне обнаружившегося тут же Савелия Молчуна, расхристанного, лохматого и грызущего добытую в походном котле, кипевшем неподалеку, огромную кость с мясом. При этом Молчун, никогда ранее не отличавшийся подобными манерами, вполне мог послужить натурой для картины «Неандерталец-людоед на привале». Он чавкал, рычал, пускал слюни на бороду и ловко отмахивал ножом мясо у самых губ.
Арсений же, устроившийся на пенечке в теньке со скучающим видом, более подходящим не ратнику Ратнинской сотни, а скорее князю, оказавшемуся здесь по чистому недоразумению или инкогнито, брезгливо косился в сторону Савелия.
– Вот ведь! – наконец, не выдержал он, и презрительно скривив губы, во всеуслышание попенял в сторону Молчуна. – Образина… Кабы боярич не наказал… Ты б хоть жрал, что ли, потише!
Сидящий прямо перед ним лях невольно обернулся на эти слова.
– Ум…– невозмутимо ответил Савелий, громко глотая очередной кусок.
– Вот-вот… Скотина! И чего вас всех боярич терпит?
– Ум… – пояснил Савелий, не отрываясь от еды.
– Да знаю я … Знаю… Тебе бы только брюхо кому вспороть. Одно удовольствие… А завтра ещё полста таких рыл прибудет… Ты-то хоть только жрёшь… А те… Тьфу! – Арсений сплюнул и, будто только сейчас заметив внимание ляха, добавил, обращаясь уже непосредственно к нему: – Во, видал? Даже и поговорить здесь не с кем. Вот она, служба… Боярин велел любимого внука опекать – никуда не денешься… Но боярич-то наш сейчас весь в делах, с кем словом перемолвится? Не с этим же? – ратник кивнул на Савелия, сокрушенно вздохнул и посетовал: – А скука, хоть на луну вой! Бояричу-то и дела перепоручить некому… Я да ещё Бурей… Тоже тонкой души человек, книжной премудростью просветленный, но сейчас его с нами нет – эти только… Жрет, понимаешь, скотина бессмысленная, а отвернись на миг, тут же девок портить полезет… А встрянет кто, так и по горлу полоснет, хоть чужого, хоть своего. На него только одна управа – боярич.
Арсений теперь обращался исключительно к ляху, как к благодарному слушателю, которым тот в сущности сейчас и являлся – так и вперился взглядом в ратника.
– Боярич-то наш умница, головушка светлая, ну чисто ангел… – самозабвенно продолжал токовать Арсений, напомнив Мишке покойного Спиридона, охмуряющего ратнинских молодух. – Как в поход двинулись, так и мается, бедный… Он-то умственный больно – с детства учителями приучен к обхождению. А тут ни слова с кем молвить, ни беседой пристойной развлечься, ни книжку почитать ученую. Эти-то только ругань понимают, – ратник в очередной раз горестно вздохнул.
– Благородный господин боярич ваш, да пошлёт Господь ему здоровья, рода, полагаю, древнего? – лях, пытаясь унять дрожь в голосе, решился наконец осторожно вставить свое слово.
– О! – Арсений вроде даже обрадовался начавшейся беседе. – Благородная речь? Какая удача… Ты, что ли, тоже из бояр? Учен? Эх, нашему Михайле-то и не известно про это, поди… Княжьих он кровей. Умён необычайно! Книг тьму прочитал – иной столько и не увидит за всю жизнь… А поговорить-то и не с кем. Ему б советчика толкового – учитель-то его помер недавно, Царствие ему Небесное… Да где ж другого в нашей-то глухомани взять?
Лях замер в напряженной позе, словно охотничья собака, сделавшая стойку. Как ни фальшивил Арсений, изображая интеллектуала, страдающего в окружении быдла, спектаклю это повредить не могло. ТАМ было полно людей воображающих (или искренне считающих) себя умнее других, а на деле являющихся копией чеховского автора «Письма ученому соседу». ЗДЕСЬ подобные «умники» попадаются реже, но сам по себе типаж неистребим. Принял лях трепотню Арсения за чистую монету или посчитал его дураком с претензиями, не имело значения – задачу свою, как ее понял Мишка, ратник выполнил. Пленник увидел для себя шанс на спасение – заинтересовать боярича, который среди этих дикарей царь и бог, улучшить свое нынешнее положение, занять возле него место интересного собеседника, скрашивающего скуку, а там, глядишь, и советника…
Тем временем Молчун, прикончив мясо, пристроил свою кость на пеньке и вытянул из-за спины топор…
– Ха-а!!
Кость разошлась вдоль, и брызнувший во все стороны мозг попал ляху на лицо…
– Скотина! Не мог поосторожней? Рубаху же заляпаешь! – немедленно заверещал Арсений и снова со вздохом оборотился к ляху. – Во… Видал? А завтра таких еще полсотни привалит! Да воевода… Рудным его кличут. Вот уж зверь, куда там этому. Сколько кровушки пролил! И своих-то, кто не угодит, запросто живьем спалит, али в муравейник зароет. За то и прозванье свое получил! Я, уж как он появляется, стараюсь от боярича нашего без особой нужды далече не отходить. Боярич-то, хоть и молод, а все равно его слово здесь главное. И он ученого человека в обиду не даст…
А Савелий смачно, с присвистом, высосав из кости мозг и зашвырнув ее в кусты, почесал живот и принялся оглядываться явно в поисках еще какого-нибудь развлечения. И в этот момент столь удачно разыгрываемый сценарий, чуть было не поломался – из дома, с озабоченно-решительным выражением лица, выскочила «Дунька-отличница» и грозно, как, видимо, ей самой представлялось, вопросила:
– Пошто наших женщин забрали? Матушка-княгиня гневается и велит…
– Гы-ы-р-р… – Савелий развернулся со слоновой грацией и вразвалочку направился к боярышне, растопырив лапищи, недвусмысленно сулящие девице жаркие объятия. Евдокия словно с разбегу на стену налетела, Мишка затруднился бы определить, что у нее шире распахнулось – глаза или рот? Но ни писка, ни визга – похоже, девицу настигло то состояние, которое сами женщины описывают словами «голоса не стало».
– Ты куда? Стой, скотина! – бросился следом за Молчуном Арсений.
– Гы?
Савелий, не оборачиваясь, сделал вполне понятный жест бёдрами и руками.
«Не перестарались бы… ведь заикой же девчонку сделают!»
– С ума съехал? – отчаянно взвыл «защитник». – Боярич сказал пока не трогать… Голову снимет!
– Ых…
Савелий бросил ещё один взгляд на Евдокию и нехотя вернулся на прежнее место. Боярышня изобразив рукой какой-то неуверенный жест, будто искала опору, мягко, словно тряпочная, осела на землю.
«Да что ж она хлипкая-то какая? Вроде бы на свежем воздухе и в корсет не затянута, а в обморок брякнуться при каждом удобном случае норовит. Хотя, нет – шевелится и глазами лупает, просто ноги подкосились. Ну, Савелий, ну артист!»
Евдокия так и осталась сидеть в полной прострации, а действо благополучно вернулось к первоначальному сценарию.
– Слышь, Гробня! Я тут отойду, а ты пригляди, да не балуй, смотри! – распорядился Арсений, обращаясь к Молчуну, – до боярича я… Сказать надо, что смысленный человек к нам попал, может, полюбопытствует.
Судя по мимике ляха, ужас от одной мысли остаться наедине с таким зверем, как Савелий, смешался у него с надеждой на неведомого боярича и даже некоторой благодарностью к Арсению за обещенную протекцию.
Оставшийся один, Молчун то ковырял в зубах, то недвусмысленно косился на испуганно сбившихся в кучку баб, то задумчиво рассматривал ляха, словно выбирал, какой кусочек мясца отрезать от него себе на ужин.
Но по всем признакам такое времяпрепровождение должно было ему вот-вот наскучить, а как он будет развлекаться дальше, можно только догадываться. Лях, во всяком случае, чувствовал себя не лучше «Дуньки-отличницы», кажется, решавшей сейчас для себя дилемму: подняться на ноги или рвануть подальше от всех этих ужасов на четвереньках. Как бы всё обернулось для ляха, не появись, наконец, Арсений, неизвестно.
– Боярич желает тебя видеть. – Арсений расплылся в улыбке, – да поторопись, сейчас охранник подойдёт… проводит, чтобы ты, значит, не заплутал, да кто по дороге не обидел…
– А ты? – невольно вырвалось у ляха.
– Я?.. – начал было Арсений но его прервал раздавшийся из кустов рык Чумы:
– А-а-а… Сюха! Я что, баба – в подоле его за тобой таскать?! Жопу отрублю – сам побежит – и Фаддей, на самом деле злой и вымазанный кровью вывалился на поляну прямо перед пленным.
Арсений пожал плечами и, развернувшись, пошел прочь, Мишка тоже поспешил удалиться – надо было успеть на место допроса раньше Чумы с пленным. Лях же замешкался, неловко поднимаясь с земли, но подхлестнутый рыком Фаддея чуть не вприпрыжку рванул в указанном ему направлении, только бы не оказаться слишком близко к своему новому «защитнику».

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Воскресенье, 16.06.2013, 15:04 | Сообщение # 21

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Мишка не ответил, дождался, пока ратники отойдут на достаточное расстояние, нагнулся и, ухватив клещами, вытащил из углей подходящую, на его взгляд, головешку.
– Ну что, поговорим?
– Да я же и так… – Лях попытался посмотреть Мишке в лицо, но клещи притягивали его взгляд как магнитом.
– До сих пор я только слушал, а теперь буду спрашивать. Ты ведь сам сказал, что много знаешь. Так вот: спрошу тебя об одном человеке, а ты мне расскажешь не только то, что знаешь сам или слыхал от других, но и то, о чем только догадываешься. Понял?
– Да… понял...
– Называю имя, а ты вещаешь все, что сможешь. Княгиня Ольга Туровская… у вас она, кажется, зовется Ядвигой из рода Пястов. Начинай.
Мишка бил, что называется, наугад, но то, что угодил «в яблочко», понял сразу – лях испугался. Казалось бы, куда уж больше, ан нет: есть страх боли, увечья, смерти, а есть страх мистический – СТРАХ ЧЕГО-ТО ЗАПРЕДЕЛЬНОГО. Для средневековья с его дикими суевериями, поголовным мистицизмом и прочими «удовольствиями» – дело совершенно обычное. Вот в этот-то «обычное дело» мишкин вопрос и попал, в самую середку, как говорится.
Лях рванулся так, что Мишка забеспокоился: либо порвет путы, либо повредит себе что-нибудь. Губы посинели, изо рта закапала слюна, мышцы вздулись – куда там культуристам! Правда, хватило пленника ненадолго – он бессильно обвис, если бы не веревки, наверняка бы упал, тяжело и неровно задышал, глаза закрылись.
«И впрямь, не помер бы… Но что-то знает. Да и хрен с ним, если помрет; это важнее всего, что он до сих пор наболтал».
– Знаешь, – утвердительно произнес Мишка. – Значит, скажешь.
– Нельзя… это… – неразборчиво пробормотал пленник.
– Дурак! Ты сосуд для послания, только поэтому тебя и убить не смогли. Говори!
Лях молчал. Мишка сунул головешку почти в лицо пленника, тот стукнулся затылком о ствол дерева позади себя в безуспешной попытке отшатнуться, втянул ноздрями дым от паленого волоса и закашлялся.
– Не-е-ет!!!!
– Говори! Послание предназначено мне, ты его все равно не поймешь, на тебе никакой вины не будет.
– Я не знаю ни про какое послание…
– И не нужно. Просто говори. Я пойму. Ну!
– Колдунья… у нее тут живет где-то…
Допрашиваемый сжался, словно ожидал, что вот прямо сейчас черти подденут его вилами и утащат в преисподнюю.
– Дальше!
– Говорили, что комес послал к Ядвиге женщину. С ней сколько-то людей, а вернулась она одна…
– Дальше!
– Ядвига их к колдунье послала… и все… Только женщина вернулась. Никто не знает, с чем… Слышали, что комес кричал: «Что значит «не время еще»? Чего ждать?»
– Дальше!
– Дальше ничего… Она вышла от комеса, пошла к себе и повесилась. Так рассказывают… Больше ничего не знаю.
«Может, и правда не знает? Нет, надо еще попробовать».
– Послание неполное. Ты знаешь что-то еще! Какие-то слухи, сплетни… Вспоминай!
– Еще говорят, что колдунья сама из Полоцка, княжьего рода. Любой, кто против нее умышляет, умирает страшной смертью. Все, больше ничего не знаю.
– Ну, что ж, считай, что жизнь ты себе выторговал. На какое-то время…
Мишка оглянулся и отыскал глазами рожу Арсения, выглядывавшего из-за елки. Ратник честно отошел на такое расстояние, что слышать ничего не мог, но не подглядывать, видимо, тоже не мог. Призывно помахав рукой Мишка сделал несколько шагов навстречу и, сойдясь с вплотную, негромко скомандовал:
– Кончайте его… быстро и без разговоров.
– А что, ты больше…
– Все! Кончайте.
Дормидонт Заика, в отличие от напарника, ни удивляться, ни вообще как-то реагировать на мишкины слова не счел нужным – как шел, не торопясь, так и дошагал до дерева, к которому привязали пленника. А как дошагал, махнул рукой и проломил ляху висок рукоятью кинжала – ни крови, ни криков. Сунул кинжал в ножны и принялся отвязывать мертвое тело так же деловито и неторопливо, как недавно возился у костра.
Конечно, хорошо было бы привести в Туров такого свидетеля, но если княгиня Туровская узнает, что Мишке стало известно о каких-то ее связях с комесом Силезии… Нет, лучше не рисковать.
– Если будут спрашивать, скажете, что от пыток помер.
Заика только молча кивнул, а Арсений поинтересовался:
– И Корнею тоже так говорить?
– Нет, Корнею и Аристарху можете сказать, как было, но больше никому.
– Ага! А про нас потом говорить станут, что мы дела своего не знаем, и у нас пленники мрут!
– Ну, скажешь, что это я его угробил, – Мишка пожал плечами. – Ты предупреждал, а я по неумелости перестарался. Я, если что, подтвержу.
– Угу… ну, ладно, коли так. А узнать-то, что хотел, узнал?
– Узнал.
– И что?
«Ну, вот: сейчас начнет выпытывать, о чем я с ляхом говорил, когда они отошли. Блин, ну не меняются люди с веками! Ведь ясно же дал понять, что им этого знать не надо, так ведь нет – все равно попытается дознаться! Михайла, надо понимать, придурок – сначала заставил уйти, а теперь все выложит…»
– Сказано в Писании: «Во многом знании многие печали, и преумножающий знания преумножает скорбь». Я же не зря просил…
– Ты мне книжную науку не тычь! – Арсений вроде бы и не совершил никакого угрожающего движения, почти не изменился в лице, но… как-то вдруг стал ОПАСНЫМ. – Я тебя не о том спрашиваю, про что ты в тайности с ляхом говорил! Ты похвастался, что УМЕЕШЬ спрашивать, вот и рассказывай, что сумел вызнать!
Сказано все это было таким тоном, что Мишка понял: от оплеухи его уберегла только публичность разговора, были бы они с Арсением наедине, непременно огреб бы.
– Прости, дядька Арсений, не понял я, – Мишка покаянно склонил голову – ну, сам посуди: я же впервые на допросе оказался … виду, конечно, старался не показать, но… ты ж понимаешь…
– Понабрался, понимаешь, у попа… правильно Корней говорил…
– Будет! – прервал Арсения Молчун, и тот, к мишкиному удивлению, мгновенно заткнулся.
«Вот те на! Да кто ж у них на самом деле старший-то? Или у них все, как у спецназа?»
В свое время Михаил Ратников наслушался немало разговоров о спецназе. Всякое, конечно, болтали, но вот сейчас вспомнилось то, что казалось похожим на правду. Если в линейных армейских частях офицеры – командиры взводов, рот, даже батальонов – могли и не знать общего замысла операции и просто выполняли свою часть задачи, то у спецов о задании знали все, вплоть до рядовых. Да и субординация у них не в чести – общались почти на равных. Возможно, и в десятке Егора дело поставлено именно так?

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Суббота, 22.06.2013, 21:38 | Сообщение # 22

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

– Вы, наверное, удивились, для чего я расспрашивал о ляшских вятших людях? Про все эти роды Скарбеков, Лебендзей, Палуков, Одровонжей, не говоря уж о Пястах… – Мишка «собрал» взглядом внимание аудитории, и ратники тут же стали подтягиваться к нему, замыкая кольцо.
«Обратите внимание, сэр: в круг-то они собрались, а глазами вокруг так и стригут, причем каждый в своем секторе. Ну, точно спецназеры!»
– Так вот, господа ратники, – продолжил Мишка, – мне это нужно для того, чтобы понять: продолжатся еще такие наскоки ляхов на нас или можно их больше не опасаться? Получается, что таких наскоков быть не должно.
Мишка еще раз оглядел ратников – те ждали разъяснений, одной констатации факта им явно недостаточно. Риск, конечно же, был – во внутренней политике Польши Мишка не разбирался совершенно, в международных проблемах ХII века тоже, но подростку (хоть в этом-то польза от возраста!) ошибиться было простительно.
– У нас все князья из одного рода – Рюриковичи, но и то мира и согласия между ними мало. Вон что князья Полоцкие нынче сотворили. У ляхов, как и у нас, князь-то один, но своих бояр хватает, и грызутся они между собой за местечко потеплее не меньше наших князей, а потому им выступить заедино не так-то просто. Вот и в этот раз к нам пришло не ляшское войско, а по сути ватага татей из Мазовии. Если боярин Авдей Солома наш уговор выполнит – возьмет ляхов в ножи, то домой доберутся очень немногие и с малой добычей. Получится, что пошли по шерсть, а вернулись стрижеными. После этого охотников ходить к нам в Мазовии много не найдется, а остальным князьям ляшским до этого дела нет, своих забот полно.
– А если Солома не справится… – поинтересовался Арсений, выражая, похоже, общее мнение ратников – …или не захочет?
– А все равно! – Мишка изобразил уверенность, которой на самом деле не испытывал. – Княгини-то Городненской у них в другой раз уже в плену не будет. Как они пойдут? Через Волынь? Мимо Берестья? Через городненские земли? С войском можно попробовать, а ватагой татей нечего и думать. Так что до Погорынья не доберутся, а если и доберутся, то уже поняли, наверняка, что к нам соваться себе дороже выйдет. Да и князь Вячеслав Владимирович не вечно же в Турове отсутствовать будет! Нет, татям не пройти, а войско ляхи не соберут, не нужно им это.
– Угу… похоже, что так, – Арсений поскреб в бороде. – А что там лях про комеса Власта толковал? Он, вроде бы все это затеял?
– Может и затеял, – не стал прекословить Мишка – но он комес Силезии, а Силезия находится на юго-западе ляшских земель. Во-первых, ему до нас далеко, а во-вторых, на Силезию все время германцы давят.
«Если и вправду давят… вообще-то Польша с Германией все время из-за Силезии грызлись, но вдруг сейчас у них стратегическая пауза образовалась? Блин, ничего толком не знаю!»
– Так что вряд ли комес Власт к нам без ведома Великого князя Болеслава полезет, это все равно что князю Муромскому или Северскому на Туров идти – никак без ведома Киева не получится.
«А вот тут, сэр, вы и вовсе того – фантазируете. А может, и нет. Какова на данный момент степень самостийности князей, вам неизвестно. Позже, перед татарским нашествием, да – творили, что левая задняя пожелает, а сейчас? Ни бум-бум, и это еще мягко сказано. Но мужики не возражают… хотя они тоже… те еще политологи».
– Не вяжется! – заявил, однако, Арсений. – То ты говоришь, что они там у себя все врозь, а то без ведома Великого князя никуда.
«Опаньки! Попали, сэр! Хотя… нет».
– Как раз вяжется! – Мишка отвечал Арсению, но смотрел на всех ратников поочередно. – Чтобы комесу Власту свою дружину из Силезии увести, надо быть спокойным за то, чтобы германцы или кто-то из своих во время его отсутствия чего-то не сотворит. Кто от этого уберечь может? Только Великий князь Болеслав! А если не всю дружину уводить, то у других князей помощи просить надо, иначе сил не хватит. А это… договариваться надо, чужой интерес учитывать… и еще всякое. Быстро и по-тихому не получится.
– Ну… вроде бы так. М? – Арсений вопросительно глянул на сослуживцев. – Похоже, и вправду, особой опасности нет?
– Ну, до Погорынья точно не дойдут! – подал голос Фаддей Чума. – А дойдут, так встретим.
– Вот именно! – подхватил Мишка. – Если бы не князь Всеволод, мы бы их всех перебили! Но в другой-то раз так не случится, чтобы и княгиня в заложниках, и князь Туровский отсутствовал, и Великий князь Киевский в Степь ушел, и князья Полоцкие на поход решились, да все это одновременно. Нынче редкий случай выдался, такое не часто случается!
– Ну, добро, – подвел итог Арсений – похоже, все верно. Не зря похвалялся, умеешь спрашивать, хорошо тебя учили.
«А чего тут уметь-то? Термин «феодальная раздробленность» еще в четвертом классе в мозг вдолбили. Хотя интересно получается: если бы бояре на Руси были настоящими полноправными баронами, а неделимость майората стала законом, порождая в каждом поколении княжат, барончиков и прочих «благородных», толпу младших сыновей, жаждущих приобрести собственный удел, глядишь и Прибалтику завоевали бы, и степь распахали до самого Черного моря. Ходили бы не «испить шеломом Дону», а сесть на плодородных землях. Тогда и батыево нашествие могло бы стать не столь фатальным.
Так ведь не полезешь же к Мстиславу Киевскому с советами. Это в книжках все просто: пришел к Сталину или Берии – так и так. План «Барбаросса», 22 июня, ППС, Ту-2, Т-44, реактивный гранатомет, атомная бомба… «Мечты, мечты, где ваша сладость?».
– Ну ладно. А что насчет выкупа с князя Всеволода мыслишь? – вернул Мишку к суровой прозе жизни Арсений. – И с княгини с детишками?
– А вот тут не знаю, – честно признался Мишка – причем не знаю сразу три вещи.
– Глядите-ка, сам признается, что чего-то не знает! – обрадовался неизвестно чему-то Фаддей. – Так, глядишь, и…
Чума прервался на полуслове, вернее его прервали сразу трое: Дормидонт – толчком в бок, Савелий – невразумительным бурчанием, Арсений – останавливающим жестом.
«О как, сэр! Не дают вас перебивать, да еще одновременно втроем, не сговариваясь! Весьма показательно… весьма, не находите?»
– Да… три вещи. Первая: возможно ли нам вообще брать выкуп с князя? Кто мы такие в глазах князей? Егор – всего лишь десятник, да и не княжеской дружины, а воеводской, а я так и вообще – сопляк, никто, и звать никак. Конечно, какая-то награда за освобождение княгини с детьми нам положена, но держать в плену зятя Великого князя и требовать с него выкуп… не много ли на себя берем?
– Удачу п-п-п…
– Это ты про то, что нам Треска толковал? – помог боярич Заике. – Мол, я у князя удачу перенял? Так это, дядька Дормидонт, для язычников, а для христиан… – Мишка запнулся потому, что чуть не ляпнул «князь – помазанник божий», но вовремя вспомнил, что не знает, применялся в отношении князей акт помазания на княжение или нет – … а для христиан нет власти, аще не от Бога! Это что же выходит, что я у князя часть власти оттягал? Да за такое… не сносить головы нам всем!
Ратники быстро обменялись взглядами и… никто ничего не сказал – похоже, мишкин аргумент оказался для них совершенно неожиданным и очень серьезным. Опыта, хотя бы единичного, они тоже не имели– какие бы деяния за Ратнинской сотней в прошлом не числились, князей ей пленять не доводилось еще ни разу.
– Теперь второе, – не дождавшись комментариев, продолжил Мишка – если брать, то сколько? Сколько вообще с князя запросить можно? Нет, я понимаю, что много, гораздо больше, чем с боярина, но сколько точно? И как с ним торговаться?
– Так ты, говорят, торговаться мастер, – оживился задумавшийся было Фаддей. – В Турове, сказывают, купца чуть без штанов не оставил.
«Ну, да! Муж Варвары – первой ратнинской сплетницы. Знает даже то, чего не было и, что примечательно, в мельчайших подробностях».
– Так это купец! С ним торговаться любому пристало, а тут князь! К тому же купец тот родич мой, разошлись, в конце концов, полюбовно. Ты себе можешь вообразить, как с князем полюбовно разойтись?
Фаддей вылупился на Мишку так, словно у того внезапно выросли рога или перья: представить себе подобных отношений с князем он явно не мог.
– Ну, и третье: а с кого брать-то собираемся? Не с князя ли Вячеслава Владимировича Туровского? – окончательно огорошил Мишка собеседников.
– Это как? – озвучил общее недоумение Арсений.
– Да вот так! Выкуп князь будет собирать с земли, которой владеет. Но владеет-то Всеволод Давыдович частью земель Туровского княжества! Он же не удельный князь, а подручный. Выходит, мы с Туровских земель выкуп брать собираемся! Это как? Правильно? И как на это князь Туровский посмотрит?
– Тьфу, чтоб тебя! – Арсений с чувством плюнул под ноги. – Все через задницу! Кои-то веки думали, что великую добычу взяли… Обрадовались, придурки, а тут… как бы не вышло, что сами в долгу.
«Блин, вот так и рубили головы вестникам за дурные новости… ишь, уставились, будто вы, сэр, у них кусок изо рта выхватили. А надежды-то, надо полагать, у господ военных были самыми радужными. Облом-с, сэр! А не слинять ли вам по-английски, пока личный состав в задумчивости пребывает? Не дай бог, разгорячатся излишне…»
– А с Гоголя сколько запросил? – впервые за весь разговор произнес что-то членораздельное Молчун.
– Доспех, оружие, коня строевого, коня заводного с поклажей и сверх того двенадцать гривен. На гривны грамотка дадена, если до Рождества Христова не расплатится, на эти двенадцать гривен лихва набираться станет – по гривне в месяц, за год просрочки еще двенадцать наберется. С тем и отпустим в Городно.
– Отпустим? Да ты в уме?
«Угу. Традиционно, пленника держат у себя, пока за него выкуп не привезут. В европах-то могут и отпустить под рыцарское слово, но здесь такого обычая нет».
– А ты прикажешь его с собой тащить? – Мишка опять, отвечая, вроде бы Чуме, поглядывал на всех ратников. – Охранять, кормить… и так-то намаемся, пока князя с княгиней в Туров доставим, а тут еще такую мороку себе навязывать.
– Ничего! Своя ноша не гнетет!
– Тогда и ратников городненских придется с собой тащить, о них, между прочим, по две гривны с носа уговорено. Что, будем ладьи, как бочки солониной набивать? И ведь тоже: кормить, охранять, да еще и раненых обихаживать – не дай Бог помрут.
– А ежели обманет твой Гоголь? – вполне резонно усомнился Чума. – Человечек-то дерьмовый, всякой пакости ждать можно.
– Зимой в усадьбу его наведаемся – я с опричниками, да вы. Не откажетесь, поди? Я у дружинников выведал, где у Гоголя имение. День пути от Городно, никто не помешает.
– Хе-хе, вестимо, не откажемся! Возьмем свое, да с лихвой!
– Имение-то велико ль? – снова поинтересовался Молчун, и снова в точку!
«Ай да Молчун! Позволю себе заметить, сэр, живая иллюстрация к пословице «Молчание – золото». Как он личный состав от мрачных мыслей на конкретную прибыль перевел! Снимаю шляпу, сэр Майкл, и вам рекомендую то же самое!»
– Да, верно! – подхватил мысль Молчуна Арсений. – В простой веси на двенадцать гривен добычи и не наберется, это село большое нужно.
– Я что, дурак, по-твоему? – изобразил обиду Мишка. – Выспросил, конечно, да не у самого Гоголя, а у дружинников. Имение велико. Три веси, рыбные ловы на Немане и, самое «сладкое», торговля у него там с ятвягами устроена. Вроде бы… слушок прошел, что Гоголю княжий тиун пенял, будто тот беспошлинно торгует, пользуясь тем, что рубеж ятвяжский рядом. Если правда… а с чего бы неправде быть, рубеж-то и впрямь рядом? Так вот: если это правда, то там и поболее двенадцати гривен взять можно.
Судя по мимике и переглядыванию, егоровых ратников явно посетила мысль о зимней «турпоездке» на ятвяжскую границу, вне зависимости от того, расплатится Гоголь вовремя или нет.
«А что, сэр? Ничего невероятного в вашем предположении нет. Мужики ушлые, уговорить Егора вспомнить флибустьерскую молодость вполне способны, а к Гоголю они питают отнюдь не симпатию, скорее наоборот. Ну, попал тезка великого писателя, прямо скажем, очень конкретно попал! Средневековье-с, изволите ли видеть, сэр. Лихие девяностые – лишь подобие нынешних нравов! Все то же самое: есть место, где компактно сосредоточены немалые средства, и которое можно взять силой, оставаясь инкогнито. Да и неизвестно, станет ли терпила обращаться к властям, поскольку у самого рыло в пуху. Классика!»
– Когда ж ты успел все обговорить-то? – Арсений явно задал вопрос только для того, чтобы что-то спросить, потому что полученную от Мишки информацию требовалось как-то осмыслить, переварить, возможно, возникнут еще вопросы или сомнения, так что разговор о выкупе заканчивать было рано.
– Так с князем еще там, где Ерофея Скуку со товарищи нашли...
– Ну! – поторопил Арсений.
– Не было никакой торговли, – Мишка изобразил мимикой вынужденное подчинение грубой силе. – Тут и утаивать нечего. Князь Всеволод за спасение детей, на что угодно согласен был. Баш на баш договорились – мы спасаем княжье семейство, боярин Солома возвращается назад и приказывает княжьим дружинникам взять ляхов в ножи. Потом возвращает полон – доводит его до Пинска. Авдея Солому пришлось отпускать, тут-то и зашла речь о выкупе. За Солому, а за Гоголя и дружинников так уж – попутно. Ну, конечно, пришлось Соломе коней и доспех оставить… как иначе-то? Он потом взамен выложит то, что на ляхах возьмет. И двенадцать гривен, само собой.
– Почему с обоих бояр по двенадцать гривен?
– А сколько еще-то? С того боярина, что мы на Припяти в плен взяли, назначили двенадцать, и за сына его десять. Вот и я так же. Чтобы иную цену называть, надо же знать насколько боярин богат, какое имение… мы же этого ничего не знаем.
– Про Гоголя-то вызнал!
– Это уже потом, хотел узнать: не продешевил ли? Вроде бы не продешевил. Ну, а раз Солому отпустили, то и Гоголя тоже – князь за них поручился.
– А чего ж с самого-то князя выкуп не запросил? Он же на все согласен был?
– Да не вправе я князя судить! – Мишка повысил голос почти до крика. – Это вам не Спирьку-паскуду повесить! Там я в своем боярском праве был, а здесь неизвестно еще, виновен князь Всеволод или нет. Да, пошел с ляхами против своих, но семью же в заложниках держали! Да он еще зять Великого князя Киевского. Как там рассудят, неизвестно. По-всякому может повернуться, но как по мне, так лучше мы спасителями всего княжьего семейства будем, чем татями, ради выкупа князя пленившими!
Мишка оглядел ратников. Все молчали, обдумывая услышанное, даже Фаддей Чума хоть и глядел исподлобья, но словно и не он недавно на Мишку так тупо наехал.
– Ну, и приказ же тоже исполнять надо, – привел Мишка последний аргумент – князья князьями, но воевода Корней приказал всячески ляхам вредить и, если получится, отбить у них хоть часть добычи. А тут, если повезет, всю добычу у них отнять получится, да еще и перебить их, если не всех, так многих.
– О! – Арсений состроил такую физиономию, как будто удивился неожиданной находке. – А я уж решил, что ты и про приказ позабыл. Князя пленил, княгиню спас, занесся… прям близко к тебе не подойди.
– Угу. Занесешься тут… нам еще до Турова неизвестно как добираться. И нахрена мы проводников отпустили? Прямо как затмение какое-то нашло: до места довели, нате вам плату и прощевайте. А как назад? И Егор почему-то ничего не сказал.

Конец третьей главы

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 17.07.2013, 22:21 | Сообщение # 25

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

– Ну, то-то же… – Илья повел плечами, словно на нем неудобно сидела одежда, и подозрительно глянул на Мишку (сам же чувствовал, что грозного рыка не получилось). – Вижу, что тяжко тебе, и помочь желаю. Я хоть книжной премудрости и не умудрен, а жизнь-то… она тоже учит, да еще как. Садись, да слушай дальше, я еще не все тебе сказал.
Мишка, уже совладав с лицом, уселся на прежнее место и для убедительности не стал надевать подшлемник, а принялся комкать его в руках – ну прямо воплощенное раскаяние и внимание.
– Перво-наперво, не казнись из-за того, что нагрубил Егору и взял все на себя.
«А откуда он-то об этом знает? Хотя, конечно! Он же ребят расспросил, пока сюда на ладье добирались!»
– Да, некрасиво вышло: взял все на себя, а теперь растерялся, – продолжал Илья, – но так и было задумано. Не Егором задумано – Корнеем, а вот время исполнить задуманное Егор должен был сам выбрать и тебя к такому поведению незаметно подвести. Уж больно не понравилось Корнею, как ты себя в Княжьем погосте поставил. Вроде бы все, как надо сотворил: командовал, решал, суд и расправу творил… и народишко тебе подчинялся, право боярское за тобой признал, а оказалось, что ты и не понял ничего, чуть ли не извиняться за сделанное потом принялся. А под Пинском, когда у тебя ребятишек многих побили, ты и вовсе сам себя потерял. Могло так получиться, что ты станешь бояться командовать. Вот Корней и велел нам с Егором подстроить все так, чтобы ты уже не случайно, а с полным пониманием начальствование на себя взял, да с уверенностью в удаче и малых потерях.
Первый раз мы это попробовали еще там, на переправе, когда князя пленили. Однако не получилось – не стали бы городненцы с мальчишкой договариваться, пришлось Егору поначалу переговоры на себя взять. Ну, а здесь, я так понимаю, у Егора все сложилось – и тебя в нужное настроение привел, и ратники ему подыграли… Да ты не красней, не красней, ишь, прям как девица нетронутая! Начального человека обучать – это не новика в десяток вводить, тут умственность особая требуется.
Вот теперь пальцы драли подшлемник уже от души, а не притворно, Мишка готов был провалиться сквозь землю, а от его пылающих ушей, запросто можно прикурить, если бы, конечно, рядом оказался кто-нибудь курящий.
«Егор тупил? Не понимал очевидного? Вы заставили ратников себе подчиниться? Да-а, сэр, развели вас, как пиндоса на Дворцовой площади ! И ведь не один Егор все понимал, а все: и Чума, и Заика… господи, а Арсений-то как это потом среди своих комментировал! Блин, повеситься, что ли?»
– Да не убивайся ты так! – принялся утешать, поняв Мишкино состояние, Илья. – Как тебя Леха на мечах учит? Ведь не единожды за урок поперек хребта огребаешь, да носом в землю тычешься, и ничего. А тут не мечом махать – дружину водить обучаешься, как же без шишек? Ну и что с того, что набиваешь шишки не телесные, а умственные? Каждая же на пользу! Сам-то, небось, своих ближников еще и почище охаживаешь. Ведь так?
Мишка вместо ответа лишь сморщился и покрутил головой.
– Да ладно тебе, Михайла, хорошо же все получилось: татей перебили, княгиню с детишками выручили, у нас ни одного убитого. Гордиться можно, радоваться. Да если бы с Егором беда не приключилась, ты бы и не узнал ничего… А так, ты уж прости, пришлось сказать.
– И правильно, что сказал, – выдавил из себя Мишка, – а то б я и вовсе занесся.
– Ну, не знаю… Может и правильно, но по другой причине. Ты вот никогда не задумывался о том, что у Егора десяток больно уж необычный? Что в нем такого особенного?
– Так ты же сам только что объяснил. К Егору собираются те, кто в других десятках…
– Объяснил, да не все! Слушай дальше. Во-первых, десяток Егора всегда сотню сзади прикрывает, то есть, он – и обережение, и как бы запас ратной силы на крайний случай. Ты вслушайся, парень: НА КРАЙНИЙ! Значит, десяток Егоров сотню от беды бережет, считай, как последняя надежда. Понимаешь?
– Понимаю. Выходит, там такой народ подобран, что к любой неожиданности готов.
– О! В корень зришь! А что это за люди, которые к любой неожиданности готовы?
– Ну… – Мишка чуть не брякнул: «Универсалы» и примолк, пытаясь подобрать соответствующий термин. – Уметь должны много и разное.
– Опять угадал! – Илья, кажется, обрадовался сообразительности собеседника больше, чем сам Мишка. – Так и есть! Когда надобно сотворить что-то необычное, неприятное или… одним словом такое, что ратникам не с руки или непривычно, Корней всегда людей из Егорова десятка берет. У каждого из них какое-то необычное умение или дар имеется. Какие именно, не спрашивай, не знаю, да и никто, кроме Корнея и Егора не знает... ну, почти. Кое-что, конечно, не спрячешь. Ты вот, мне рассказали, ляха пленного в лес уволок. На пытку, ведь так?
– Так, – согласился Мишка.
– Ну вот, значит, одно особое умение Дормидонта ты узнал. Но про это, почитай, всем известно, такое в тайне не сохранишь. А все и про всех Егоровых людей не знает никто. Так вот: для чего я тебе это рассказываю? Ты сейчас Совет созовешь, чтобы совместно удумать, как с добычей до своих добраться. Сам-то, надо понимать, способа не измыслил?
– Нет, дядька Илья. Не получается.
– Вот и я о том! Остался бы Егор цел, ты бы его на Совет, конечно же, позвал?
– Обязательно позвал бы. Нам знания опытного воина сейчас дороже золота.
– Ага! Но Егор без памяти лежит. Так вот тебе мой сказ: зови на Совет ВСЕХ Егоровых ратников. Никому неизвестно, какие особые знания у них в головах есть, а выбраться целыми и невредимыми они не меньше нас желают, значит, все, что знают и умеют, на пользу общему делу постараются обернуть непременно! Понял, о чем я?
– Понял. Получится как бы Егор, но в четырех лицах, – Мишка поскреб в затылке. – Только… Слушай, дядька Илья, а может быть ты на Совете старшим побудешь? Ты же старейшина наш, да и по возрасту с тобой только Молчун сравняться может…
– Струсил! – Илья сложил руки на животе и с изумленной улыбкой уставился на собеседника. – Хе-хе, Михайла и струсил! Кому сказать – не поверят!
– Да ничего я не струсил!
«Сэр, ну что вы, как пацан, ей богу! Опомнитесь!»
Мишка поерзал, посуетился руками, оправляя на себе амуницию, глянул в смеющиеся глаза Ильи и вдруг выдал такую матерную тираду, что даже у самого в носу засвербело.
– О как! – Илья восхищенно всплеснул руками – Эх, помощников моих нет, записать бы для памяти! Это где ж ты такое вычитал?
– Там же, где и остальное! – поднимающаяся изнутри злость, как ни странно, принесла облегчение. – Да, струсил! Не хочу дураком на глазах у отроков выставляться! Ладно бы сам вляпался: сначала «беру все на себя», а потом «не знаю, что делать», но ведь не сам же! Меня, оказывается, как козла на веревочке водили. И как теперь ратники на меня смотреть будут? А как мне им в глаза смотреть? Как приказы отдавать? А не дай бог мальчишки поймут, что надо мной насмехаются? Сколько трупов с Совета вынесем? Или, думаешь, Демка или Митька стерпят?
– А ну, уймись!!! – вот сейчас окрик у Ильи получился. – Слезу еще пусти: ах я бедный-несчастный! Ты ратников-то за дураков распоследних не держи. Никто из них ни словом, ни движением о том, как тебя к нужному поступку подводили, не напомнит. Потому что не насмешка то была, а учеба! Учитель же над учеником не насмехается, ибо неловкость ученика есть упрек учителю.
– А вот хрен! Леха, бывает, такое мне на занятиях говорит, что…
– Дурень! Леха не насмехается, а злость к учебе в тебе разжигает! И ратники насмехаться не станут. Это во-первых. Во-вторых, ты их и сам поучил. Да-да! Мне Сюха сам признался: и вообразить не мог, что делать, когда ребенку нож к горлу приставлен, а ты – раз и готово, будто заранее все знал. Так что, считай, толику уважения ты у ратников заработал, и немалую! Какие уж тут насмешки? И в-третьих, ты – сотник! Ты людьми повелевать поставлен и в ответе за каждого. Значит, ДОЛЖЕН! Через «не могу», через невозможно, через… Вот у меня однажды случай был...
«О, Господи, рехнуться можно!»
– Был я как-то загонщиком на облавной охоте, – переключился Илья с патетического тона на повествовательный. – Иду себе на лыжах, в колотушку стучу, покрикиваю… И вдруг прямо на меня выскакивает кабанище! Здоровенный, чуть не с корову величиной! Что делать? Бежать – догонит, борониться – с моим-то копьецом против этакого зверюги? Вот ты, Михайла, когда-нибудь пробовал на лыжах на дерево залезть? Нет? И я не пробовал, но получилось с первого раза! Фьюить, и там! А почему? Потому, что НАДО было! Вот и тебе теперь НАДО. Забудь обо всем: об обиде, о неловкости, о том, что кто-то чего-то не так подумает, о том, что сотник из тебя пока, как с хрена дудка… Не можешь ты теперь иначе – лезь на дерево, не снимая лыж, и упасть не имеешь права!
– Блин…
– Чего?
– Много ты знаешь про хрен и про дудку.
– Да неужто и про такое в книгах есть?

Рекомендациям Ильи Мишка последовал «с точностью до наоборот» – не стал собирать Совет вообще. В управлении это нормально. Сам управленец всего знать не может, а потому должен пользоваться знаниями экспертов, даже обязан, если не хочет натворить дури. Однако пользоваться не значит руководствоваться. Как утверждает Козьма Прутков в своем 101-м афоризме: «Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя». Эксперт обладает всей полнотой знания только в рамках своей специальности, в остальном же является таким же дилетантом, как и все прочие. К тому же, в отличие от управленца, эксперт, как правило, не извещен обо всех привходящих обстоятельствах, находящихся за пределами его компетенции, поэтому выслушивать его надлежит со всем вниманием и уважением, а вот следовать его рекомендациям – лишь постольку, поскольку… Ну и ответственность, разумеется, лежит на том, кто принимает решение, а не на том, кто советует.
Из Ильи и эксперт-то… как бы помягче выразиться… В свое время Михаил Ратников вдоволь, до тошноты, нагляделся на подобных специалистов: политологов с дипломом автодорожного техникума, экономистов с неполным средним образованием, публицистов, пишущих корову через ять, общественных деятелей со справкой из психоневрологического диспансера… И все до одного совершенно точно знали, как надо управлять государством! Было дело – двинула новорожденная российская демократия в председатели ленинградского горисполкома (советский эквивалент мэра) грузчика из магазина «Березка». Вот уж узрела тогда Северная Пальмира «небо в алмазах»! И что интересно: никому и в голову не пришло, что господа демократы тем самым следуют хрестоматийному примеру столь ненавистных им большевиков, поставивших директором банка бывшего председателя кассы взаимопомощи.
Илья, разумеется, дураком не был – умен, многоопытен, житейски мудр и обширно информирован. То есть знал понемногу почти обо всем, а как следует разбирался только в делах обозных, да неплохо в лекарских. В прочем же он пользовался теми обрывками разговоров, которые были ему доступны в походах, да информацией, распространяемой местными СМИ – трепотней таких же, как он, обозников, да «аналитикой» баб у колодца.
Какова информированность, таковы и выводы – Илья, несмотря на свой острый ум и здравомыслие, совершенно не замечал вопиющих противоречий в той версии описания десятка Егора, которую излагал.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Суббота, 03.08.2013, 08:14 | Сообщение # 26

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Савелий Молчун – в описании Ильи мрачный, злобный мужик, прошедший чуть ли не через все десятки Ратнинской сотни, но нигде не прижившийся. Но кто позволил бы ему так «путешествовать»? Какой десятник взял бы его к себе, если Савелий перед тем не удержался в других десятках? Не бывает такого – и сам десятник не захочет себе такую головную боль организовывать, и рядовые ратники вряд ли пожелают принять в свою компанию подобного типа.
Дормидонт Заика – со слов Ильи рисуется портрет озверевшего еще в детстве, вконец озлобленного мизантропа, тешащего свои комплексы в допросах и пытках. А на деле? Да ничего подобного! Мишка видел, как Заика участвовал в допросе ляха – спокойно, деловито, умело, без малейших признаков садизма. Человек выполнял неприятную, но необходимую работу – добывал информацию и при этом наносил минимальный физический вред носителю этой информации, а когда поступил приказ его убить, сделал это мгновенно и безболезненно. Да и Арсений, взявшись объяснять тонкости пыточного дела, особо упирал именно на отличие Дормидонта от того же Бурея, который никем, кроме как палачом, быть не способен, ибо от мук жертвы испытывает удовольствие.
А сам десяток Егора в целом? Послушать Илью, так это просто-напросто помойка, куда сваливают мусор из других десятков! Злобные психопаты и не владеющие собой дурни. Да будь они такими на самом деле, давно перебили бы друг друга и никакой Егор, даже трижды талантливый, этого не предотвратил бы! Однако ничего подобного не происходит, наоборот – десяток эффективен, жизнеспособен и используется в роли спецподразделения, способного решать такие задачи, которые не под силу другим.
«Что-то здесь не так, сэр Майкл. Ваш «начальник транспортного цеха» явно попадает пальцем в небо. Вы привыкли ему верить потому, что он информирован, опытен и отнюдь не дурак, но по сути-то он обыватель. И пребывает в обывательском информационном поле, которое военных воспринимает весьма и весьма превратно, ибо обывателю они непонятны, а значит, страшны. Страшны своей сплоченностью и дисциплиной, умением убивать и рисковать своей жизнью, беспрекословным подчинением приказу и приматом обязанностей над желаниями. Ни на что подобное среднестатистический обыватель неспособен в принципе, ему это представляется тупостью и зверством, а в результате – непонимание и страх».
Илья, конечно, ратников не боялся – слишком долго и плотно он с ними общался – однако опасался и, самое главное, интерпретировал факты именно с позиции обывателя. Раз Дормидонт Заика является специалистом по допросам, значит – зверь и садист. Раз Савелий Молчун послужил во многих десятках, значит, его отовсюду выгоняли. Раз у Егора собраны личности… скажем так: нестандартные, значит, это отбросы Ратнинской сотни, с которыми только Егор и способен управиться, а Корней, надо понимать, сует этот десяток в самые «горячие» места, чтобы их поскорее перебили. И тут же Илья предлагает собрать на Совет всех ратников из десятка Егора.
«Спрашивается: где логика? Что могут насоветовать придурки, садисты и отморозки? А логика, позвольте вам заметить, сэр, все там же – в сочетании непонимания и страха. Зависти-то у Ильи, скорее всего, уже не осталось – сам пристроился в Мишкину организацию – притулился к клану Лисовинов, но ратников опасается по-прежнему, особенно Егорова десятка. А тут, как на грех, десятник, единственный человек, который способен держать их в узде, лежит беспомощным. Как сложно уйти домой с добычей, Илья прекрасно знает, и опасность нынешнего положения Мишкиного отряда понимает не менее прекрасно. А вот того, как поведут себя в такой ситуации «Егоровы отморозки», предвидеть не берется, вернее, воображается ему нечто абстрактно-ужасное.
И что же Илья придумал? Да, сэр! Вы совершенно правильно вспомнили «Дракона» Евгения Шварца: «Чтобы победить дракона, надо иметь своего собственного»! Вы, сэр Майкл – дракон Ильи! Вы, в его понимании, способны или подчинить себе, или уничтожить «безумного дракона о четырех головах» – Арсения, Фаддея Чуму, Дормидонта Заику и Савелия Молчуна. Самострел смертельно опасен и в детских руках, а уж в руках таких «детишек», как ваши отроки, и подавно. Ну, а вы, сэр, еще более непонятны и страшны, чем Егор, а значит, сможете… неизвестно, что именно, но что-то такое, что устранит исходящую от отморозков опасность. Вот так-то, сэр! «Маленькие люди» умеют спрятаться за спину более сильного и греха в этом не видят, а Илья, какие бы метаморфозы он не пережил, останется «маленьким человеком» всегда – таким родился, таким прожил большую часть жизни, таким и останется.
Он просто-напросто решил повторить ту ситуацию, когда Егор спровоцировал вас, сэр, на «Беру все на себя». Сходятся вместе «Егоровы отморозки» и ваши ближники, так или иначе возникает конфликт, и вы отморозков давите. Не хватит ближников, есть еще и опричники, вполне возможно, что нужные слова Илья Дмитрию уже шепнул, и опричники будут ошиваться где-то рядом в полной боевой готовности.
Вот так-то, сэр, все логично, но вся логика идет коту под хвост, если неверны исходные посылки, а они таки неверны! Вспомните спровоцировавший вас спектакль. Это ведь не театр одного актера – Егора, это было выступление хорошо сыгранной труппы. Весь десяток разыгрывал интермедию, и ни один ратник не сфальшивил! А допрос ляха? Да, наверняка это все у них уже не раз отрепетировано, а может и использовано неоднократно, но каков уровень взаимопонимания и слаженности, какое распределение ролей! Ни одной нестыковки. И вас, сэр, «ввели» в спектакль без сучка и задоринки. И это помойка? Это отбросы Ратнинской сотни? И лорд Корней доверил вас и ваших ребят придуркам и отморозкам? Он что, целенаправленно вас угробить вознамерился?
Ну, уж нет, дражайший начальник транспортного цеха, ты, конечно, «хотел, как лучше», но получается у тебя даже не «как всегда», а «как хуже». Если бы я тебя не знал, то решил бы, что сложилась классическая ситуация: взята богатая добыча и, как следствие, начались кровавые разборки между своими. Ты пытаешься стравить Младшую стражу с ратниками, чтобы в дележе участвовало поменьше народу. Разумеется, это не так, но так это выглядит со стороны. А все оттого, что ты, Илья Фомич, вообразил, будто все знаешь и понимаешь, хотя это иллюзия, и решил, что можешь мной манипулировать, а вот это уж и вовсе ни в какие ворота не лезет. Бить тебе морду прямо сейчас не стану, а вот твое «экспертное заключение» проигнорирую, и посмотрю, как ты на это отреагируешь».Илья отреагировал… да никак, в общем-то, не отреагировал – просто сидел и слушал, как Мишка отдает Антону приказ об отмене Совета и приглашении для разговора ратника Арсения. То ли Бурей в свое время приучил Илью к беспрекословному подчинению, то ли еще что-то, но ни возмущения, ни огорчения, ни удивления обозный старшина Младшей стражи не выказал.

– Значит, так, господа… – Мишка запнулся и недоуменно глянул на сидящих напротив Илью и Арсения.
«А как их называть-то? Ну, Илья – наставник, а Сюха? Да и хрен с ним, господа и все».
– Значит так, господа! Надо нам отсюда выбираться, и побыстрее, но мешают это сделать четыре беды… То есть, это я вижу четыре беды, а вы, может, еще чего-то добавите или, наоборот, мои опасения развеете. В общем…
«Да что ж вы мямлите-то, сэр? Так подействовало, что Арсений, на поверку, оказался не так прост, как вам представлялось? Ну, вспомните Козьму Пруткова, которого сегодня уже поминали: «Если на клетке слона прочтешь надпись: «буйвол», — не верь глазам своим» – и успокойтесь на этом. Не съест он вас, да и вообще: вы в одной лодке и он так же заинтересован в благополучном исходе, как и вы. Хватит комплексовать!»
– В общем, хочу с вами посоветоваться, как нам отсюда выбраться без потерь и иных несчастий.
– А что за беды-то? – вполне доброжелательно поинтересовался Арсений. – Да еще четыре штуки! Ты уж не пугай нас… господин сотник.
– Первая беда: придется коней уводить берегом, – не принял легкого тона Мишка, – а дороги мы не знаем, да и неизвестно, есть ли эта дорога. Вторая: князя и княгиню надо вывозить на ладьях, а ладейного дела никто из нас не знает. Третья: можем по дороге нарваться на отступающих от Пинска полочан или литвинов, или татей каких-нибудь. И четвертая беда: городненцы могут за нами в погоню пойти, а у них-то как раз ладейщики есть.
– А еще одну беду можешь добавить! – включился в разговор Илья. – Я про одежу говорю… и вообще про устройство. У нас три бабы по-летнему одетые, а погода портится – дожди, холодает… осень же. Им же еще и постели нужны, и какая-никакая крыша над головой. Опять же, кормежка… подъели запасы-то, а тут князья!
– Значит, пять… – начал было Мишка, но Арсений его прервал:
– А куда пойдем-то? Ты подумал?
– Подумал, хотя все это так… – Мишка неопределенно пошевелил в воздухе пальцами. – Для ладей, насколько я понимаю, есть два пути. Один – по притокам Немана, по малым речкам, через переволоки… в сторону Пинска, как-то так. Но этого пути никто из нас не знает, да и сложен он, наверное. И на отступающих от Пинска нарваться можно. В общем, не нравится мне этот путь. Второй – вверх по Неману и через переволок в Случь. Там – вниз по Случи до Слуцка и дальше в Припять и к Турову. Это вроде бы попроще, во всяком случае, понятнее. Но на переволоке тоже нарваться можно, кто его знает, что там сейчас творится. Возможно, и еще как-то можно пройти, но это мне и вовсе неизвестно.
– Угу… О! Слушай, Илюха, – Арсений встрепенулся, будто неожиданно вспомнил что-то важное – мы же куда-то за Слуцк лет десять назад ходили! Глеба Минского усмирять. Помнишь, еще ругались, что киевляне с другой стороны заходили… на Оршу, что ли? Им вся слава и добыча, а мы без толку проболтались.
– Помню, но ведь и ты тогда тоже там был… а что такое?
– Был-то, был, но я ж тогда в новиках ходил… первый поход. Ведут куда-то, я и иду, куда все, ни хрена толком не запомнил… да еще конь у меня захромал, я тогда больше о нем думал, чем о чем-то еще. А ты ж, вроде бы, раненых по Случи вывозил?
– А-а, вот ты о чем! Нет, от того дела нам сейчас пользы мало, мы от Случи совсем в другую сторону уходили – к Березине… Да и не дошли тогда.
– Вообще-то Роська… поручик Василий сызмальства на ладьях моего дядьки Никифора обретался, – вспомнил Мишка, – а Никифор с пруссами торгует, по Неману ходит. Может, Василий и помнит чего?
– Так чего ж ты молчал-то? – тут же ухватился за Мишкино предположение Арсений. – Давай сюда своего Ваську!
– Антон!!
– Здесь, господин сотник!
– Поручика Василия ко мне! Бегом!
– Слушаюсь, господин сотник!
– Шустрый, ишь старается… – Арсений проводил взглядом убегающего Антона – А сызмальства, это сколько? Он же у тебя и сейчас не больно-то старый.
– Да сколько себя помнит. Его Никифор еще совсем мальцом у ляхов на Висле отбил. Он даже имени своего тогдашнего не помнит, и откуда родом. Так и прижился на ладье, а потом ко мне перешел. Так что лет восемь, а то и десять назад… А знаете, Никифор запросто мог в те же времена, что и вы, где-то возле Слуцка быть… Или приказчик его – добычу у вас скупать.
– Ну, крутились какие-то двое… – припомнил Илья, – да добычи-то у нас тогда… слезы одни. По-дурацки все как-то сложилось…
– Господин сотник, поручик Василий по твоему приказу прибыл!
– Проходи сюда, Рось, садись, и давай-ка вспоминать. Приходилось тебе с Ходоком по Неману ходить?
– Ага, один раз… давно.
– Давно, это – сколько?
– Э-э… – Роська замялся – ну, лет пять, наверное.
«Пять лет… ему еще и десяти не было. Или уже стукнуло? Хотя, в детстве время медленно тянется, эти пять лет запросто двумя-тремя годами могут оказаться».
– Что-нибудь помнишь, Рось? Ну, волок из Случи в Неман, к примеру.
– Сам волок помню, а вот откуда и куда… Там, кажется не прямо из Случи, а из какой-то другой речки… не, не помню, но до нее точно Случь была. Болотисто там еще… помню, гребцы говорили, что когда-то там даже канаву прокопали, чтобы по суше тащить меньше, но половодьями размыло, а мастеров таких, чтобы все, как прежде сделать, теперь нету. Канаву ту делать не то грек, не то еще какой-то иноземец научил. Не просто рыли – сваи какие-то забивали… еще валуны как-то раскалывали…
«Ни хрена себе! Это что же, интермодальный коридор «из варяг в греки» судоходными каналами был оборудован? Однако, сэр! Или это традиционное для средневековья убеждение, что когда-то в прошлом люди были мудрее, знали и умели больше? Ну, в Европе-то это вполне естественно – смутные воспоминания об античности, о великой Римской империи, а у нас-то откуда? Хотя Роська сказал, что строительством руководил иностранец… Что, уже сейчас «нет пророка в своем отечестве» – цивилизация где-то там, а мы варвары? А почему бы, собственно, и нет? Вполне эту идею могли притащить с собой византийцы, вместе с христианством».
– Был у нас дед один, – продолжал Роська, – у него Ходок учился, он про эту канаву рассказывал, только не верили ему, смеялись, что сказки все… А я думаю, что не сказки! Ходок говорил, что у того деда все пути речные не только в памяти были, но и записаны на пергаменте. И еще что-то такое на тех пергаментах было, чтобы по морям ходить…
– А как было написано, по-нашему или по-гречески? – на всякий случай поинтересовался Мишка.
– Не знаю, я же не видел их.
«А если б и видел? Ты ж грамоте только у нас выучился».
– А Ходок видел?
– Наверное… он же рассказывал.
– А где они сейчас? Сохранились?
– Не-а. Сгинули вместе с тем дедом и с ладьей. Он куда-то за Царьград пошел… далеко… там еще это… башня такая стоит с огнем, и огонь тот ночью за сто верст виден. Не помню, как называется.
– Александрийский маяк?
– Вроде бы… не помню, мне оно ни к чему…
«Опаньки, сэр! А ведь и вправду, Александрийский маяк сейчас еще должен стоять. Одно из семи чудес света! Вот бы посмотреть…»
– Э-э! Молодежь! Сказки и башни – это все завлекательно, конечно, но мы-то здесь о другом говорим! – прервал отроков Арсений. – Или ты опять, как ляху, хитрые вопросы задаешь?
– Де нет, прости, дядька Арсений, отвлекся, – Мишка покаянно развел руками. – Слушай, Рось, нам надо пройти вверх по Неману до переволока, а там…
– Не дойдем! – безапелляционным тоном прервал своего сотника Роська. – Ты на ребят посмотри, которые со мной за князем ходили: все ладони стерты, всем Мотька какую-то траву на руки привязал… Грести-то не умеют, а нам против течения выгребать придется. А у Мотьки уже и лекарство кончилось, он с Яковом в лес собрался, нужные травы искать, да Дмитрий не пустил, от тебя разрешение требует.
– Это что ж, совсем никак? – спросил Арсений совершенно несвойственным ему упадническим тоном.
– Никак! – подтвердил Роська. – Мозоли на руках нужны. Немного, конечно, погребут, а там… кто нетерпеливый – запищит, а кто упрямый – у того рукоять в крови, а после этого, не то что грести – задницу подтереть толком не смогут, я уж не говорю, чтобы стрелять. Бери нас голыми руками.
– А если по чуть-чуть, с перерывами, с остановками? – попытался найти выход из ситуации Мишка. – Если до крови не тереть, через сколько дней ладони загрубеют?
– Ну-у… не знаю, – похоже, Роська действительно не знал. – Дня три-четыре, может, неделю. Да не знаю я! И не уйдем далеко! И так-то не быстрей пешехода против течения выгребать сможем, да еще с перерывами… Смех один! А что князь скажет, на такое позорище глядючи?
– Да плевать на князя! – на Мишку с изумлением уставилось сразу три пары глаз.
«Фильтруйте базар, сэр! Ишь, на князя плевать, демократ, понимаешь, республиканец!»

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Пятница, 16.08.2013, 19:02 | Сообщение # 27

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

– Не воинское учение на торгу представляем! Нам не понравиться кому-то надо, а уйти отсюда без потерь! Поручик Василий, слушай приказ! Измыслить способ идти на веслах, хотя бы и медленно, но так, чтобы отроков не искалечить! Обсудить это с лекарем Матвеем и обозным старшиной Ильей. Должно быть что-то… я к примеру слы… читал, что в таком случае полезно бывает помочиться на ладони…
– Гы-гы-гы! – развеселился не к месту Арсений. – Во княгиня со своими бабами налюбуется!
– Зря смеешься! – укорил ратника Илья. – Я про это тоже слыхал, хороший способ. Да и ты тоже знать должен – в поле, да на огороде работал же. Лопата или соха почти такие же мозоли набивают.
– Да я не про способ, я про баб!
– Совсем оголодал, что ли? Мальчишек бы постеснялся, ты же им сейчас вместо наставника. Чему учишь?
– Гм… да… кхе-кхе… Ты там чего-то говорил, что бабам… гм, и раненым крыша над головой нужна. И одежки потеплее. Что скажешь… поручик? Как бы нам это устроить?
Роська, так и не услышавший до конца приказ сотника, вопросительно уставился на Мишку – отвечать ли? Мишка разрешающе кивнул.
– Я в ладьях смотрел, нет там почти ничего нужного. По первости можно отдать бабам плащи наши, ну, и шалаши на ладьях устроить. Я сам не делал, но видел, как такое делается. Несколько дней переживут, я думаю.
– Несколько дней? А потом?
– Так люди же по берегам живут! – пояснил Роська таким тоном, будто разговаривал с идиотом. – Если найдем, чем расплатиться, нам все сделают. И избушки кормовые легкие поставят, и одежка найдется… не княжья, конечно, но теплая, и еды продадут. Даже гребцов нанять… не в одной веси, конечно, но в нескольких люди наберутся. На реках, где много ладей ходит, в прибрежных весях не только рыболовством живут. Проходящие ладьи для них приработок, только плати, все сделают. А на переволоке так там и вовсе, что хочешь! Даже амбары есть, чтобы ладью на зиму поставить.
– Найдется у нас, чем заплатить, или?.. – Арсений многозначительно похлопал по рукояти меча.
– А как сторгуемся, – усмехнулся Мишка, – так и расплатимся. Вот с погоней что? Хотя я тут уже кое-что сделал. На сколько-то, да задержится…
– Ага, – согласился Арсений. – Задержится Веселуха. Пока просмеется… Видел я это твое кое-что. Думаю, к вечеру он сюда как раз и вернется. Хорошо, если один. Некого ему с собой брать, да и не возьмешь на такое дело абы кого. А сам он не отстанет.
– Да никак, Сюха, ты его одного испугался? – влез в разговор Илья, задиристо выпятив вперед бороду. – Ну и что, коли так? Неужто вы вчетвером одного-то не словите? Да…
– Это с тебя одного толку, как с кобылы яйца, а Веселуха нам что болячка на заду – вроде и не видно, но забыть о себе не даст, – Арсений даже не глянул в сторону Ильи и голоса не повысил, но тот вдруг заткнулся на полуслове и словно исчез. Сказалась привычка обозника замолкать, когда ратники начинали толковать о воинских делах. Да и Мишке вдруг стало не по себе, словно другой человек появился. Арсений смотрел серьезно и говорил так, что даже мысли не возникало его перебить.
– Забиться могу на всю добычу с похода – не усидит Тимофей на ладье. Тот циркус, что ты ему тут показал, может, для Скуки и сгодился бы, а Веселуха сразу прикинет: как только мы их проводим, так и рванем отсюда следы заметать. Ну а то, что ты там при нем распинался про ночлег, так считай, ты ему это и подтвердил.
«Но что ж он смотрел, как я там лоха полного изображал?! Ну, по мозгам пацану дать, чтоб не зарывался – это одно, но позволить ТАК подставиться… Педагог хренов!»
– Так какого ты меня не остановил, коли видел? – вызверился он на Арсения. – Ну, я дурак, но ведь ты-то мог…
– Да ни хрена я не мог! – рявкнул в ответ ратник. – Не обманешь такого, понял? Только хуже сделаешь…
– Да неужто он приказ князя нарушит? – все-таки встрял Илья. – Ему детей беречь велено!
– С детьми есть кому заняться, а приказ… – отмахнулся Арсений и ответил не Илье, а Мишке. – Князь-то у тебя в полоне, значит, слова его не в расчет. Что бы мы тут ему ни показывали, он за первым же кустом с ладьи соскочит и сюда. Да я бы и сам на его месте… Только я вон Чуму и Молчуна с Заикой прихватил бы, а он одиночка… Тут уж поверь, не отстанет он, пока жив. Так и будет идти следом, пока князя своего не выручит… Ну, или хотя бы присмотрит за ним. И гоняться за ним по лесу дело дохлое.
– Да как он выручит-то? Один? – снова влез Илья. – Против нас-то всех?
– Как-как… Через каку! – рявкнул Арсений. – Вон его, – кивнул он на Мишку, – скрадет или тебя... Хотя, нет, на хрен ты ему сдался – кто ж на тебя князя разменяет-то?...
– А Стерв?
– А что Стерв? Он охотник, а Веселуха воин. Отследить его можно, а вот выловить… Он и Стерва, и ещё с пяток положит, пока достанем. Нам бы его с хвоста стряхнуть, да так, чтобы он вернуться не надумал… Эх, взять бы такого сейчас с нами – вот подмога… – неожиданно мечтательно протянул ратник. В его голосе прозвучало искреннее уважение и даже восхищение профессионала, по достоинству оценившего коллегу. Взглянул на оторопевшего от внезапного откровения Мишку и тут же оборвал сам себя. – Ладно, пустое. Нам сейчас его обдурить надобно…
Мишка почувствовал, как пылают у него уши… В очередной раз пришлось убедиться, что военное дело, тем более такое его специфическое направление, как работа спецуры, по книгам и фильмам не изучишь. То есть на то, чтобы спланировать одну операцию, пусть такую весьма не банальную здесь, как освобождение заложников, его знаний из ТОЙ жизни еще могло хватить, даже воображение Арсения потряс, как тот же Илья давеча сказал, если не приврал, конечно, чтобы у пацана самооценку поднять. Но и все. Тут же со всего маха в лужу сел и сам не заметил как – еще и гордился собой! Идиот…
А такие практики, как Веселуха, Егор, Арсений, хоть и понятия про ту спецуру не имеют, кин не видели и книжек не читали, но сами уже именно так и работают. И на их стороне опыт, хоть и без того информационного багажа, что имеет обыватель двадцатого века (а Михаил Ратников в своей прошлой жизни, как ни крути, в ЭТИХ вопросах являлся именно обывателем – хоть и выше среднего уровня, и с допуском к большему объему информации благодаря общению во властных структурах).
«Огребли, сэр Майкл? А вы думали, тут все в дровах найдены, один вы весь в белом? Вот Арсений вам и щелкает по носу – и правильно щелкает! Вы же не учите Сучка строить на том основании, что сами про стройку теоретически знаете больше него. Так с чего вы взяли, что воевать умеете лучше, чем тот же Арсений? Нет, срочную вы, конечно, служили, да и на месте уже кое-что освоили; тут ваши знания на порядок больше, чем в плотницком деле, но плотничать вам, сэр, нужды нет, а вот воевать придется. И если не хотите людей смешить, извольте учиться у профессионалов – как выяснилось, они тут не только мечом махать способны. А пока вы этот раздел как следует не освоили, не лезьте за пределы своей компетенции, как вы давеча, хоть и мысленно, сами тому же Илье и присоветовали; умнее покажетесь. В общем, поступайте, как нормальному управленцу и надлежит – доверьте этот участок профессионалам. Хотя, они, кажется, не дожидаясь вас, делом занялись».
– Это я понимаю, а как? Сам же говоришь – с головой ратник…
– Голова иной раз тоже помехой становится, – усмехнулся Арсений, – особливо когда в одиночку воевать приходится. Значит, так…

* * *

Арсений не напрасно так высоко оценил коллегу: не успела ладья отойти по реке и десяти верст, как Веселуха исхитрился зацепиться за какую-то корягу веслом, сломал его и посадил ладью на мель у самого берега. Всадники, которых специально отрядили проследить за возвращающейся в Городно ладьей с княжескими детьми, видели, что получилось все не нарочно; поверили или нет – это второй вопрос. Важно, что он, как и предсказывали Мишке его советники, грамотно организовал причину остановиться на ночь не очень далеко от остальных освобожденных заложников, а самое главное – от своего князя.
Немногочисленная свита при княжатах только-только начала устраивать детей на ночлег, а Веселуха уже бежал по лесу. Чтобы не рисковать, он дал хороший крюк и появился у стоянки ратнинцев, когда начинало смеркаться, пройдя по их собственным, оставленным накануне, следам.
Мальчишки в кольчугах Веселуху не особо волновали, но вот немногочисленные взрослые ратники настораживали, поэтому первого часового, открыто бродившего со своей стрелялкой вдоль опушки, городненец даже в расчет не взял: серьезную охрану наверняка выставили скрытно. Настоящие секреты, охраняющие подходы к реке и лес со стороны берега, в сгущающихся сумерках он все-таки разглядел, а заодно посчитал охрану при князе и затаился в удобном месте, откуда хорошо просматривалась поляна, где остановился сотник этих молокососов. Правда, ратнинские «коллеги» сразу же после отплытия ладьи тщательно обследовали окрестности и расположение «ставки командования» подыскали с умом, так что особого выбора у Веселухи, по сути, и не оставалось.
Топот копыт полусотника насторожил – в сумерках по лесу верхом можно ехать только по великой надобности. Оказалось, гонец, один и явно откуда-то издалека: в седле еле держался, а едва оказался на земле, поковылял к костру, у которого собрались боярич с ближниками, что-то сказал, передавая молодому сотнику какое-то послание, и жадно ухватился за поднесённый ковш. Веселухе все это, естественно, не понравилось: не дай Бог, прибудут взрослые ратники, тогда освобождение князя намного усложнится, а то и вовсе станет невозможным.
Мальчишка-боярич тем временем попытался прочесть послание при свете костра, не преуспел и велел принести факел. Пробежал глазами написанное, подозвал к себе одного из взрослых и сунул тому грамотку. Прочитав послание, ратник принялся что-то доказывать, не очень громко, но достаточно, чтобы спрятавшийся неподалеку Веселуха расслышал, как в разговоре поминают Городно. Тимофей замер от нехорошего предчувствия, напряженно вслушиваясь в реплики, которые доносились до него.
– Воевода наказал… через Городно… Мономашичи скоро подойдут… Ляхи всегда сволочами были… ладьи… кони… – обрывки слов не давали Тимофею ни малейшей возможности понять, что же именно произошло. А ведь произошло – и явно что-то важное. В том, что ляхи последние сволочи, он и сам не сомневался, но что они на этот раз отмочили, и при чём тут Городно?
А пацанья рать уже вовсю шебуршилась, выполняя распоряжения начальников.
– Ладьи готовьте к утру, с рассветом выступим…
Мишка, продолжая обсуждать что-то со своими ближниками, спустился к воде, и Веселуха расслышал его голос вполне отчетливо. Судя по всему, отроки собирались идти к Неману. Много бы Веселуха дал, чтобы узнать, что же написано в той грамотке, если гонец чуть не до самой темноты по лесу коня гнал и сам едва живой…

В общем, не ошибся Арсений в оценке Веселухи! Мишка, отыграв свою партию в очередном спектакле для одного зрителя, побродил еще по лагерю и, поорав на мечущихся отроков, подозвал, наконец, своего адъютанта, отдал распоряжение, и вскоре для него раскинули пару потников. Он на них и улегся, дескать, то ли устал, то ли просто невместно бояричу бегать, как обычному ратнику.
«Да, сэр Майкл, Станиславского тут нет и генеральной репетиции не предусмотрено, так что «Не верю!» с первого ряда кричать не будут. Но и ставки повыше, чем сорванная премьера…»
В любом случае, Мишке сейчас оставалось только лежать и ждать. Веселуха появился рядом с ними почти бесшумно: «охранник» при сотнике обернулся только чтобы словить по уху и свалиться без памяти, а сам боярич и вовсе ничего не заметил, только свет в глазах вдруг погас…

Мишка увидел в свете факела озабоченное лицо склонившегося над ним Арсения и сел. В голове гудело.
– Ну, дядька Арсений…
– Что? Здорово он тебя?
– Не особо… Но мастерски. Я и не понял, что к чему.
– Да не боись, всё чисто… Он тебя просто вырубил, чтобы не шумел. Ему тебя калечить резону не было. Сейчас уже, поди, обратно к своей ладье подбегает.
Оба хохотнули.
«Поздравляю вас, сэр! Мотивация противника на нужное нам поведение с помощью психологического воздействия на оного путём проведения грамотной операции по его дезинформации удалась. И даже голова у вас цела осталась. Вроде бы…»

А Веселуха несся через лес: вытащенную у Мишки грамотку он смог прочитать, только отойдя от ратнинцев на версту, не меньше – ближе разводить огонь не рискнул. Послание и впрямь, на его взгляд, стоило всех усилий. В нем воевода Погорынский писал внуку, что ляхи вырезали три десятка Городненских ратников, угнали в полон подвластных городненскому князю жителей округи, разгромили какой-то обоз, а теперь идут прямо на Городно, потому что один из Мономашичей подошел с юга и перекрыл им путь в полоцкие земли по южным дорогам, сам Погорынский воевода обошел их с севера, а внуку с его сотней приказывал идти к нему в помощь.
В общем, договор с князем Всеволодом ляхи порушили - как сволочами были, так ими и остались! А в Городно-то и не знают ничего! Если не успеет он упредить - разорят город ляхи, дотла разорят…

– Н-да, вот только вам и признаюсь, мистер Фокс, но повезло нам, как зайцу на минном поле, ей-богу повезло! Потому как плюхнулись мы с вами мордой в лужу собственной некомпетентности, и еще легко отделались! Именно с вами – мог бы и намекнуть, рожа твоя бронзовая, что я берега теряю!
Ведь я только когда объяснял княгине, что в случае неудачи нашей спасательной операции и ее светлость, и детей, и ближников пришлось бы ликвидировать и утилизировать, во избежание эксцессов со стороны любящих родственников, сам только тогда и понял – а ведь и пришлось бы! И ее, и князя… И мало того – она-то с самого начала тоже понимала, что выхода у меня другого не было бы при таком печальном исходе. И нечего морду корчить – издержки профессии, привыкайте.
Арсений со своими наверняка все понимали, и княгиня понимала, мало того, и сама на моем месте такой же приказ отдала бы… Не понимала только, насколько пацан это осознает и решится ли до конца пойти, потому и не возмутилась на мой ответ. То есть, на попытку поучить ее вежеству среагировала достаточно бурно, а вот на то, что ее зарезать могли – нет. Испугалась и наконец-то стала принимать всерьез – да, но не возмутилась ни разу, позвольте вам заметить. Ибо тоже в своем роде управленец и не могла не осознавать, что такое решение логично и в данной ситуации единственно возможное для любого разумного командира.
Хотя в книжках про такое поминать и не принято – ну, не могут «наши разведчики» поступать, как «ихние шпионы»… А вот хрен! Не только моя голова и великая цель на кону стояли – Рюриковичи бы ВСЕХ вырезали за погибшего или тяжело раненого – даже случайно – княжича: и младшую стражу, и сотню, и Ратное… Не имел я права свидетелей в живых оставить!
Мишка вдруг вспомнил, как однажды в случайном разговоре в ТОЙ жизни знакомый отставник одной из очень серьезных спецслужб, много повоевавший и переживший, обычно выдержанный и невозмутимый, неожиданно завелся в ответ на выданную кем-то из демократов фразу про «неприемлемые способы ведения войны» и чуть не за грудки стал хватать оппонента:
– На войне нет нечестных способов ведения боя! Все, что ведет к победе – правильно! Вообще все! Тот, кто думал иначе, гниет в земле вместе людьми, которые ему доверились! И плевать мне на чужих! Любая победа – это прежде всего сохранение СВОИХ! Даже если порой приходится частью своих жертвовать…
Ратников и тогда с ним согласился, но только сейчас стал понимать, и то не до конца, что тот капитан чувствовал и почему так вспыхнул, хотя по-прежнему мог только догадываться, ЧТО тому довелось испытать.
Мишка тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и снова взглянул на терпеливо ожидающего продолжения беседы Лиса:
– Конечно, можно нам с вами утешаться тем, что в конечном итоге именно моя идея с дезинформацией противника в Пинске сподвигла сегодня Арсения и его коллег на выработку гениального плана по нейтрализации Веселухи и полного исключения погони. Вопреки всем моим стараниям, надо признать. Но будем справедливы – каково исполнение! Да и так ли уж нова для них эта мысль – что-то я в последнее время сомневаюсь…
Хотя они тогда неподдельно восхищались моей смекалкой, но остается вопрос –чем именно? То ли уникальностью и новизной самого подхода к решению проблемы, то ли красиво разработанными деталями. Ну так и мы должны отдать должное мужикам, ведь они разрулили массу проблем, и выигрыш, как у всякого добротного управленческого решения, получился сразу по нескольким направлениям.
Во-первых, будьте уверены, мистер Фокс, что Веселуха из игры выбыл. Нет сомнения, что сейчас он стремительным марш-броском несется к ладье. Во-вторых, он сделает все от него зависящее, чтобы ладья с детьми в кратчайшие сроки добралась до стен Городно, под защиту гарнизона: опасность повторного захвата княжат ляхами перевесила все прочие его соображения.
Но это еще не все – и по прибытии ему ой как будет чем заняться! Это в-третьих. Обладая такой информацией, что мы ему подкинули, они с оставшимися ближниками, пожалуй, все Городно с окрестностями на уши поставят, причем под мобилизацию попадут все, кто способен носить оружие. Следовательно, ляхи поимеют такие проблемы с эвакуацией, какие мы сами им при всем нашем старании организовать не смогли бы. То есть и задачу, поставленную Корнеем перед младшей стражей, он за нас, считай, с лихвой выполнит.
Наконец, в-четвертых, эффективная операция по недопущению благополучного отбытия ляхов на родину сработает на авторитет князя Всеволодко Городненского, Всеволода Туровского, а косвенно Корнея, ну, и наш. Так что Арсений, считай, мимоходом такие узлы развязал, что просто праздник какой-то.
Что вы говорите, мистер Фокс? Как бы теперь этот праздничный фейерверк не перешел в оружейный залп расстрельной команды? Это верно, зарвались мы с вами, и ой как зарвались! Крутыми спецназерами себя вообразили… А ты куда смотрел, харя чеканная? Не видел, что ли, что не по Сеньке шапка…
Мишка чуть не выронил своего бронзового собеседника, заткнувшись на полуслове. Стало вдруг не до игр с бронзовой фигуркой. Вот оно! Вот что его мучило, что сидело в подсознании и давило так, что он чуть на истерику не сорвался! Ну да – типичное головокружение от успехов, всемогущим и всесильным себя почувствовал.
«Думайте, сэр Майкл, думайте! Хватит играть – наигрались уже…»

Конец первой части

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Четверг, 07.11.2013, 18:24 | Сообщение # 33

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Глава 2

Серое небо почти легло на кроны деревьев по обоим берегам Припяти и, казалось, вот-вот провиснет до самых бортов ладей: Туров встретил триумфальное прибытие Младшей стражи ратнинской сотни ледяным дождем со снегом и пронизывающим ветром. Впрочем, на оркестр и толпы восхищенных горожан Мишка особо и не рассчитывал, да и упредить о прибытии в стольный город высоких гостей в статусе VIP-пленника с супругой и сопровождавших их лиц, было некому.
Последний участок пути вдоль Случи, когда всем стало ясно, что авантюра с ладейно-конным исходом из лесных дебрей княжеской четы со свитой оказалась-таки не авантюрой, а удачно выполненным смелым планом, коней решили поберечь и не гнать. Табун удалось сохранить гораздо больше, чем рассчитывали, но все-таки меньше, чем хотелось. Совсем избежать потерь не удалось: не столько от бескормицы, сколько от неизбежных на весьма пересеченной местности переломов и прочих несчастных случаев. Впрочем, благодаря им же всадники питались очень даже неплохо, ибо подкармливать по дороге кониной волков и прочее зверье никто не собирался. Фуражом для оставшегося конского поголовья, как и продовольствием на столько оголодавших от тяжелой работы на веслах ртов несколько раз удавалось разжиться в принеманских селах, обитатели которых промышляли снабжением проходящих по санному пути обозов. Те же сельчане охотно брали в уплату за поставки и услуги проводников и лоцманов самых замученных лошадей, то ли в расчете подкормить их и потом при случае выгодно продать проезжим, то ли оставить себе на племя.
По прикидкам, сделанным в Слуцке, конный отряд должен был добраться до конца маршрута только через день-два после ладейной группы. Отдельного же гонца посылать поостереглись: хоть и шли уже по безопасным вроде бы местам, но профессиональная паранойя воинов на пустом месте не рождается, а обозы и в одном дне пути от Турова, случалось, грабили.
Тем не менее, сюрприза в стиле «не ждали» не получилось: на пристани маячили какие-то фигуры, и Никифор издалека признал кого-то из домашних во главе с сыном Павлом. О нападении ляхов в Турове все знали, а потому за путешественников, оказавшихся в такое неспокойное время вдали от дома, тревожились не на шутку. Не только Никифоровы близкие посылали караулить на стенах окольного города кого-то из челяди, чтобы издалека разглядеть возвращающиеся по Припяти ладьи и загодя сообщить о них. Наверняка не все купеческие обозы добрались до места назначения, кто-то и сгинул безвестно, но благополучное прибытие Никифора обнадежило тех, чьи близкие еще в дороге – коли ему повезло миновать беду, глядишь, и остальные прорвутся.

Никифор величественно стоял на носу передней ладьи в классической позе, сильно напоминавшей Мишке кадр из мультфильма «Аленький цветочек»: рука козырьком к глазам, на голове шапка, отороченная мехом, на плечах – лихо распахнутая, не смотря на ненастье, дорогая шуба. Рядом с ним столь же картинно и так же при полном параде возвышался кристально трезвый и торжественно-серьезный боярин Федор.
Само по себе появление Мишкиной рати, да еще вместе с княжеской четой, предвидеть все равно никто не мог, а потому на пристань подтянулись и стражники, ибо странная ладья привлекла их пристальное внимание. Вот они, да еще кучка непременных зевак и несколько посланцев от семей купцов стали первыми, кто узнал и разнес потом по Турову слухи о пленении городненского князя теми самыми мальчишками, что прошлой зимой на торгу показывали воинское умение.
Князь Всеволодко, еще не оправившийся от раны, в конце пути занедужил, и его нещадно трепала лихорадка; княгиня Агафья, безотлучно находившаяся при муже, зябко куталась в меха и только усилием воли не выбивала зубами чечетку, а Евдокия тихо поскуливала, сжавшись рядом с ней в комочек.
Перед последним переходом Мишка заставил всех отроков вымыться, но делали это наспех, без бани, воду согревали в котлах, а изношенную и замызганную одежду после отдыха в Слуцке ни разу не стирали – негде и некогда. Измученные длительным походом, почти поголовно хлюпающие носами, с руками, обмотанными тряпицами, оборванные, несмотря на все усилия обозников – не воины, а персонажи из фильма «Путевка в жизнь», только вместо клифтов беспризорников обряженные в рубахи и поддоспешники.
«Мда, сэр, и снова жизнь вносит свои коррективы в мечты, навеянные романами. Как было бы славно въехать в ворота Турова на белом коне с княгиней, восседающей перед вами, и князем, то ли бредущим у стремени, то ли вообще в мешке, перекинутом через круп все того же коня. А следом Младшая стража в конном строю, с лихими песнями.
Хрен вам! Скажите спасибо, что хоть Зверя уберегли, и то он сейчас он не в том состоянии, чтобы на нем в ворота въезжать, даже если бы мы и не опередили конный отряд. Хотя чем вы, собственно, недовольны? Песня в наличии, так что наслаждайтесь».

Накануне боярин Федор и Никифор решали, кому, собственно, следует сдать на руки княжескую чету. Оставлять Всеволода Городненского на попечении Ольги Туровской, несмотря на все намеки княгини Агафьи, никто не собирался, и не потому, что чего-то опасались. Нет – князя следовало передать только князю, но по сведениям, полученным в одном из поселений от встреченного там знакомого Никифору приказчика, Вячеслав Владимирович в Туров еще не вернулся. Проблема усугублялась тем, что если князя Всеволодко еще можно было считать пленником, то княгиня Агафья под это определение никоим образом не подпадала, следовательно, удерживать ее где бы то ни было против воли никакой возможности не представлялось. Вовсе не идти в Туров и ждать где-то в отдалении, пока князь Вячеслав вернется из похода – совсем глупо, да и опасно.
Выход неожиданно подсказал Матюха, всерьез озабоченный здоровьем своего сиятельного пациента. Болезнь князя, не оправившегося толком от раны, не на шутку тревожила его, и, хотя и сам Матвей, и Илья в один голос утверждали, что опасности для жизни Всеволода нет, но не менее единодушно сходились в том, что чем раньше князь окажется рядом с более опытными лекарями и в подходящих для болящего условиях, тем лучше. Вот Матюха и вспомнил, что при туровском монастыре, там же, где размещался епископат, один монах славится своим лекарским умением. Говорили, что учился он вроде бы у греков, и за ним даже из княжьих палат при нужде посылали.
Никифор эти сведения подтвердил и добавил, что и сам несколько раз обращался в монастырь, когда припекало, правда, цену за свою помощь монахи ломили немалую. Зато и лечили, конечно, не в пример лучше бабки-травницы, которая пользовала бедноту.
«Ну да, и тут элитная медицина. Лекарок вроде Настены извели, зато теперь за свои услуги драть можно. Впрочем, нам сейчас это на руку: князя исцелить они не откажут».
К тому же получалось, что недужного князя сдавали не кому-нибудь, а епископу, то есть князю церкви, так что и с точки зрения протокола все приличия соблюдались. Так и вышло, что княжеская чета разделилась сама собой, без какого бы то ни было насилия: Всеволода, дождавшись, когда все лишние выгрузятся с ладьи, прямо на ней – чтобы не тревожить больного – отправили на епископское подворье в Борисоглебский монастырь, стоявший недалеко от детинца, на небольшой речке Езде, при впадении которой в Припять и был когда-то заложен Туров.
Княгиня же воспользовалась гостеприимством своей родственницы, ибо при муже оставаться не могла – монастырь-то мужской, поэтому ее, вместе с сопровождавшими «дамами» и боярином Фёдором, которому тоже позарез надо было повидать княгиню Ольгу (или ещё кого-то в княжеских палатах – он не стал уточнять), доставили прямиком в детинец. Ждать, пока за ними с княжеского подворья прибудет подобающий Агафье по статусу возок, не стали, обошлись простой телегой, да и не все ли равно, в каком транспортном средстве подпрыгивать на колдобинах – лишь бы побыстрее оказаться в тепле.
Мишка же, вместе с Никифором, Арсением и небольшим отрядом отроков – выбирали более-менее благообразно выглядящих – опять погрузился на осточертевшую ладью, чтобы доставить в монастырь недужных князя и Егора вместе с Мотькой. Более опытного лекаря Илью пришлось оставить на причале, ибо никто лучше обозного старшины не смог бы справиться ролью квартирмейстера: предстояло разгрузить две ладьи Никифора и разместить толпу народа.

На епископском подворье их встретила нешуточная суматоха: оказывается, гонец, которого Никифор отправил верхами упредить владыку, не то в спешке сам не расслышал, не то от излишнего усердия забыл, но только переполошил монахов известием о ранении и то ли пленении, то ли, наоборот, спасении из плена князя, не удосужившись уточнить, какого именно. Так что ждали своего князя – Туровского, и, удостоверившись, что это, слава Богу, не он, епископ только вздохнул с облегчением, хотя, судя по выражению лица, хотел сплюнуть с досады. Тем не менее, Всеволода Давыдовича встретили со всем полагающимся почтением, немедленно занесли в теплые покои и послали за лекарем.
Среди встречающих на монастырском дворе Мишка с некоторым удивлением увидел Иллариона. Вот уж про кого он совсем забыл, а зря: тяжелое ранение, конечно, сильно сказалось на здоровье воинственного иеромонаха, но не на его памяти. Если раньше неизжитая военная привычка заставляла грека держаться прямо, то сейчас, едва оправившись от тяжелых ран, он передвигался медленно, опираясь на трость, однако стоило взглянуть ему в глаза, как немощный монах куда-то исчез, и перед Ратниковым возник прежний Илларион – деятельный и властный. Мишка с трудом удержался, чтобы не потрясти головой, прогоняя наваждение, но тут его внимание привлек спутник Иллариона – тоже монах. Держался он тоже прямо, но то, что это именно военная выправка, бросалось в глаза, несмотря на заметную хромоту. Судя по всему, это был еще один грек, и еще один бывший военный – и он явно интересовался не князем, а самим Мишкой, что Ратникову не слишком понравилось: похоже, что его неосторожные рассуждения о православном ордене Илларион не забыл.
«Заметьте себе, сэр Майкл, мало того что не забыл, а уже и планирует что-то, скотина такая! Интересно, этот его знакомец специально по вашу душу прибыл, или он просто в прошлый раз на глаза не попадался? Такую морду не забудешь.
Придется теперь выкручиваться – не отдавать же этому воронью Младшую стражу на откуп! И без того хлопот полон рот, так нате вам – еще одного воинствующего монаха подогнали! А он наверняка бывший вояка, к бабке не ходи. На деда чем-то смахивает… Точно – ноги нет! Вон как хромает – вылитый Корней, только масть другая».

С епископом больше говорил Никифор, а Мишка скромно помалкивал и только отвечал на вопросы. Дядюшка мог сколько угодно в процессе торга парить племяннику мозги о неправомерных действиях и прочей чепухе, но тут не подвел: выдал оговоренную и заранее согласованную версию. Дескать, пленил отрок князя в полном соответствии со своим воинским долгом, ничего не зная о тех прискорбных обстоятельствах, кои вынудили того сотрудничать с захватчиками. А узнав, сделал все для спасения княгини и детей. И потом согласно просьбе плененного препроводил его в Туров, куда князь Всеволодко, даже страдая от ран, желал попасть как можно скорее для встречи со своим сюзереном, Вячеславом Туровским.
В дороге же молодой сотник всячески обеспечивал ему надлежащий уход и охрану – время-то военное.
О пленении же самой княгини Агафьи и вовсе речь не шла, а токмо о спасении ее из рук похитителей. Все ближние, бывшие с ней в полоне, а самое главное – дети, под надежной охраной уже благополучно доставлены в Городно; сама же княгиня, ведомая христианским благочестием и супружеским долгом, добровольно пожелала сопровождать раненого мужа. Но в пути князь занемог, потому и доставлен в монастырь, к лекарю отцу Ананию.
Ладно бы Никифор – купец такие песни мог петь часами, ему привычно, но ведь и сам Всеволод Городненский, даром что слаб, после осмотра и перевязки охотно подтвердил все сказанное, вставив несколько лестных слов о храбрости молодого сотника и доблести его отроков. Видать, не зря Никифор проводил все время с князюшкой, пока его племянник развлекал дам.
«Интересно, о чем еще они сговорились? Что-то анкл Ник не торопится меня просвещать… Решил, что три сотни гривен мне рот заткнут и глаза замажут? Ну-ну…»

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Четверг, 07.11.2013, 18:42 | Сообщение # 38

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

***

Боярин Федор, не просто озабоченный, а явно пребывающий в самом мрачном расположении духа, появился на подворье Никифора на следующий день ближе к вечеру, и сразу же заперся с хозяином в горнице. Пива себе Федор подавать не велел, ограничился квасом и "чем-нибудь пожрать". Совещание их длилось недолго, но после него «не в духе» оказался и Никифор, хотя он и без того попытался с утра наехать на племянника, оскорбленный поведением толпы вооруженных гостей.
На этот раз проблема выросла из воинской дисциплины, точнее, из того, что Дмитрий накануне вечером, как и всегда перед отбоем, назначил караульных. Из-за огромных псов, которых спускали с цепи с наступлением ночи, часовые по двору не ходили, а ограничились бдением у входов в сараи и амбары, где на эту ночь поспешно разместили десятки свалившихся на голову хозяев отроков. Никифор же воспринял это как недоверие к нему и сомнение в его способности защитить своих гостей. Мишке даже пришлось призвать на помощь Егора с Арсением, чтобы разъяснить дядьке особенности несения воинской службы в походе. Все возражения купца, что, дескать, поход закончился – они у своих, пришлось отмести: Туров – не Ратное, и тем более – не крепость.
Вечернее же неудовольствие, как показалось Мишке, было вызвано не столько новостями, которые сообщил Никифору боярин Фёдор, сколько самим боярином, какими-то его поступками или словами. Во всяком случае, обе высокие договаривающиеся стороны выглядели явно недовольными то ли ситуацией, то ли друг другом, и когда Мишка зашел в горницу, где они заседали, боярин хмуро покосился на него и скривился, как от зубной боли.
«По глазам видно, что у боярина так и чешутся руки заняться вашим, сэр Майкл, воспитанием, в смысле, по шее надавать. А не получится, герр Теодор, перед вами не сопляк, а сотник, пусть и Младшей стражи, и вы мне не дед. Если есть какие претензии по службе – высказывай, а нет, так и пойду я, некогда, дел полно».
Боярин и сам понимал, что с пацаном придется считаться, тем более в доме его родичей, да еще при поддержке Егорова десятка, а потому свой педагогический порыв, сколько смог, пригасил и только буркнул недовольно:
– Заварил ты кашу – теперь всем хлебать, пока из ушей не полезет… – чувствовалось, что непривычно боярину с отроком обсуждать такие вещи, да деваться некуда. – Князя Вячеслава ожидают к исходу недели, тогда основное хлебало нам и готовить. Но вот княгини… Сегодня-завтра княгиня Агафья с дороги отдыхает, а послезавтра с утра они с Ольгой в Варварин монастырь собрались – за свое спасение молебен заказать. Ну, и с матерью-настоятельницей Варварой свидеться.
Мишка кивнул, понимая, что не зря Федор заговорил про планы сиятельных особ, правда, и не понимал пока, чем тот так недоволен? Эка невидаль – пожелали высокородные дамы паломничество в монастырь совершить! Им это по протоколу положено.
– А настоятельницей в том монастыре мать Варвара, – продолжал между тем боярин с таким видом, словно не по своей воле выкладывал необходимую для понимания положения информацию, а под грузом неопровержимых улик сознавался в совершении особо тяжкого преступления. – Имя Варвара она приняла, когда от мира удалилась, а вообще-то она Ирина, византийка из рода Комнинов, вроде родня императору, но седьмая вода на киселе.
«Да что ж он кота за хвост тянет? Какая мне разница, кто в этом бабьем царстве правит?»
Боярин выдержал почти театральную паузу и брякнул – как в холодную воду нырнул:
– А еще она вдова Великого князя Киевского Святополка 1. Твоего… э-э-э… прадеда.
«Охренеть – не встать! Нет, ну везет вам на родню, сэр Майкл! То, понимаешь, с одной стороны соседские короли затесались, то с другой аж цельный император через прабабушку прибился! Однако, живучая старушка…»
– Святополк на ней женился, когда второй раз овдовел. Сам он уже сильно в возрасте был, она намного его моложе, – ответил Фёдор на невысказанный вопрос Мишки. – Со Святополчичами она сейчас никак не связана – с пасынками у нее особой любви нет, и они ее не часто вспоминают, а вот тут, в Турове, ее слово не последнее. Княгиня Ольга в монастырь часто наведывается, настоятельницу почитает и советами ее не пренебрегает. А тебе велено княгинь сопровождать, с десятком отроков.
«Вот это и называется вляпаться по самую макушку! Мало вам было рядовой Мономаховны, сэр, получите вдовствующую Великую княгиню из императорского рода – и плевать, что она в монахини подалась. Это вам не черный ящик, а черная дыра какая-то. И откуда она тут взялась?
Дед ни словом не поминал, да и мать… Хотя, для них, наверное, само собой разумеется: ушла от мира, отринула все земное… Щаз! Если Ольга тащит Агафью к ней на аудиенцию практически сразу по прибытии и, что интересно, не дожидаясь мужа, то вы ей не в качестве почетного караула нужны.
Кхе! На что угодно можете спорить, сэр Майкл, что ваша нежданная-негаданная бабуля во властных структурах до сих пор вращается и какие-то свои интересы преследует. Бывшая Великая княгиня явно не та фигура, которую можно сбросить со счета. И как она отнесется к вашей личности и родству со Святополчичами, оч-чень большой вопрос.
Но, с другой стороны, обнадеживает то, что вас не забыли, едва ступив на берег, а, напротив, изволили в такой щекотливый момент, как прибытие в режиме «снег на голову к дражайшим родственничкам в непонятном качестве и при весьма сомнительных сопутствующих обстоятельствах» упомянуть так, что княгиня Ольга сочла возможным включить вашу персону в меню, то бишь в распорядок визита. По-родственному, так сказать. Ну, бабы!
В общем, позвольте констатировать, сэр: вас все глубже и основательнее затягивает в пасть льва или, если вам больше нравится – к нему же в задницу, так что расслабьтесь и получайте удовольствие. Никто вам и не обещал, что будет легко и станут кормить…»

Чтобы скрыть замешательство, Мишка сделал вид, что смущен открывшимися ему перспективами и как мог более растерянно поинтересовался:
– Так что, княгини туда только вдвоем поедут?.. – он вообще-то хотел уточнить, станет ли сопровождать выезд охрана из княжьих дружинников и свита приближенных, но Федор от этого, вполне невинного, вопроса неожиданно взвился:
– Вдесятером! – рыкнул он. – Ольга с детьми едет. Евдокию тоже возьмут! Но и мыслить не смей! Не по себе сук рубишь!
«Это что, он из-за Дуньки икру мечет? Поздравляю вас, сэр: еще жениться не успел, а будущий тестюшка уже за горло норовит взять. И ведь не пошлешь… Как и Дуньку – она хоть и недокняжна, а кто там точно знает… Блин, мало мне трех княгинь!»
– Да не о том я! – досадливо отмахнулся Мишка от подозрений боярина. – Княгиню сопровождать – честь великая, только с конями-то как быть? Наших пригнать не успеют, да хоть бы и успели – они с дороги чуть живые, а тут все-таки княжеский выезд. Кони нужны.
– Мне что, тебе еще и коней искать? Кони ему не такие! – вконец разозлившись, рявкнул Федор и покосился на Никифора, до сих пор демонстративно делавшего вид, что его весь этот разговор не касается. Но если при появлении Мишки они с боярином находились примерно в одной стадии угрюмого недовольства, и теперь у Федора оно только усилилось, то Никифор, напротив, расцветал по мере того как мрачнел Федор. – А вон пусть тебе дядька коней и сыщет.
– Найдем, великое дело! – усмехнулся в бороду Никеша. – Все равно ты взамен павших покупать собрался? – уже деловито обратился он к племяннику. – Есть тут кони на продажу.

Тем же вечером, когда Мишка перед сном вышел по нужде на двор, ему словно невзначай подвернулся Ходок. Может и впрямь случайно встретился, да только в доме, полном народу, угодить так, чтобы поблизости почти никого не оказалось, надо исхитриться, и у Мишки создалось впечатление, что его специально подкарауливали. И разговор у них получился как будто ни о чем, но все равно примечательный.
– Знаешь, из-за чего хозяин наследника-то своего сегодня драл? – поинтересовался Ходок, для затравки разговора.
– Нет, не любопытствовал, – равнодушно отозвался Мишка. Вообще-то он слышал, как дядюшка вразумлял Павла – довольно продолжительно и, кажется, от души, но Мишка, у которого и своих забот хватало, не обратил на это особого внимания. Мало ли с чего у Никеши случился острый приступ педагогической активности? Может, обнаружил серьезный недосмотр, допущенный Пашкой в его отсутствие, или просто профилактически – для острастки и в назидание на будущее. За что отец сына учит, никого не касается.
– Так из-за вас же, – сообщил Ходок с коротким смешком. – Павел над Роськой и Мотькой потешался, когда они связанные в дерьме ковырялись,мол, это вы хорошо придумали – вот чего в циркусе-то показывать! За это можно и цену со зрителей вдвое получить. Да еще изгаляться принялся – понукать и командовать. Они-то вначале никак приспособиться не могли – в две руки на двоих неспособно бадью ворочать. Ну, Пашка им и помог… приноровиться, – кормщик откровенно заржал. – Даже не переглянулись – в две руки тут же бадью вздели да советчику на голову и водрузили. Мы там аж животики надорвали! Ну, Пашка от такой обиды – в слезы, едва отплевался, сунулся к отцу жаловаться.
– И что дядька Никифор? – заинтересовался Мишка, который умудрился пропустить сей сладостный миг, и ему никто почему-то доложить не удосужился. Интересно, что и анкл Ник про случившееся ни словом не помянул. Отсутствие Пашки на ужине после всплеска воспитательной работы родителя окружающие сочли естественным и не удивились.
– Так я и говорю, – Ходок прищурился куда-то в сторону, будто рассматривал что-то интересное под крышей сарая, возле которого они стояли. – В ухо сыночку заехал, едва выслушав. А потом за шкибон, какого был – в дерьме, за сараи поволок, сам замазаться не погнушался. Там и добавил, с приговорами… Всякими. Я-то своим сразу отсоветовал зубы скалить… – для чего-то добавил он.
– Умный, значит, раз отсоветовал, – кивнул Мишка, подивившись про себя Никифору. Хотя дядюшка, поди, не глупей своего кормщика.
«Да, сэр, озадачили вы родственничка. Интересно, Ходок сам придумал вам про наказание Пашки доложить или анкл Ник его в этом направлении пнул? Впрочем, Ходоку много пояснять не надо – с лету ловит. А Никифор-то, похоже, за Пашку испугался, и правильно, кстати! Роська-то с Мотькой ПРОТИВ него объединились, а где двое, там и все остальные вскорости подтянутся».
То, что Ходок и впрямь выводы из всего увиденного и услышанного сделал, стало ясно тут же.
– Дураки долго не живут, – совершенно серьезно проговорил он и неожиданно перешел совсем на другое. – Ребята на ладье еще сказывали, что ты Спиридона велел повесить на осине?
– Велел, – не стал отпираться Мишка, пытаясь разглядеть в темноте глаза Ходока. – А тебе его жалко, что ли?
– Да на кой он мне, – равнодушно пожал тот плечами. – Повесил и повесил… Просто любопытствую, за что так-то? Его же вроде вынудили. Под пыткой чего не скажешь…
– А мне плевать, почему! Он ПРЕДАЛ! – взорвался Мишка, разозлившись из-за этого непонятного разговора.
– Да понял я, понял… – больше ничего сказано не было, но Ходок ушел странно-задумчивый, не хуже, чем Никифор давеча.
«А не находите ли, сэр, что месье Ходок сейчас совершенно точно выразил главную заботу всех правозащитников и страдальцев за сирых и убогих убийц, предателей и насильников, ратующих в том числе за запрет смертной казни в принципе? Дескать, хрен с ними, что шлепнули, но ЗА ЧТО?! Не о казненных переживают – о себе.
Кстати, именно демократы убрали из закона формулировку об измене Родине, заменив ее обтекаемой «Государственная измена». Их бы воля – и вовсе исключили. Ведь если признать, что предательство не имеет оправдания, то можно допустить и то, что рано или поздно сам окажешься перед ТАКИМ судом. А вот это уже страшно.
Ходок, конечно, о приоритете прав личности над всеми остальными правами, а тем более обязанностями, не задумывается; и слов таких, как «демократические свободы» и «права человеков», в жизни не придумает, но он из породы тех, кто просто не в состоянии понять, как можно осудить кого-то за то, что поддался обстоятельствам, уступил, так сказать, необходимости любой ценой спасать свою драгоценную личность. Даже если цена эта – предательство. А если под угрозой можно предать, то значит, один шаг до оправдания того, что и за деньги тоже не грех. Если выгодно, то глупо не воспользоваться? Как там незабвенный дон Корлеоне говаривал? «Ничего личного – только бизнес». Предложат хорошую цену – и все можно и оправдано? И не важно, какова эта ценаи в чем измеряется: в гривнах, рублях, долларах или в возможности сберечь свою шкуру. Главное – выгодно.
Спирьке в тот момент показалось выгодно предать – и он предал. Да, просчитался – жизнь ему спасти такой ценой не удалось бы в любом случае – не мы, так ляхи все равно в итоге шлепнули бы. Ходок-то умнее и наверняка изворотливее, но и он бы предал, только торговался бы дольше. И себя бы потом прекрасно оправдал. Но не прокатит: демократический приоритет ценности каждой отдельно взятой жизни тут, слава богу, не актуален. Так что хрен ему, а не мораторий на смертную казнь! Пусть привыкает теперь и «фактор осины» в свои расчёты включать».

Возвращаясь в хозяйский дом, Мишка задержался на крыльце, вслушиваясь доносившиеся из-за угла голоса. Оказалось, Илья не удовлетворился вчерашним бенефисом перед купцами и сейчас продолжал развивать и закреплять свой успех, заново пересказывая байку про мудрый выбор невест в славном воинском селе Ратном. То, что аудитория на этот раз оказалась попроще, его не смущало. Байка, как водится, при этом обрастала новыми, совсем уж фантастическими деталями, вроде Бурея, с риском для жизни спасающего из-под рухнувшего забора чуть не насмерть пристукнутых им девок. Во всяком случае, вещал обозный старшина с упоением, токуя не хуже тетерева.
– Не знаю, какие у вас там девки, но ты-то, Ильюха, здоров врать! – загоготал кто-то из приказчиков.
– Вра-а-ать? – прищурился Илья. – Привезём мы зимой сюда наших девок – сами увидите, насколько они от ваших клуш отличаются! Вот тогда и попомните мои слова! Что там Алена в молодости! Да у нас одна Млава всех ваших туровских девок за пояс заткнёт! Верно я говорю?
Илья обратился за подтверждением к стоявшим поодаль отрокам. Те в ответ молча закивали головами, но некоторые при этом почему-то ежились и потирали кто ухо, кто шею.

1Ирина Комнина, в монашестве Варвара, согласно некоторым источникам, и в самом деле была третьей женой Великого князя Святополка. Овдовев, она основала в окрестностях Турова женский Варваринский монастырь. Авторы не ждали такого подарка от истории, но не преминули им воспользоваться.

Конец второй главы

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Вторник, 31.12.2013, 13:53 | Сообщение # 39

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Традиция, говорите? Пусть будет традиция. biggrin

Вот только третья глава сейчас активно дорабатывается по замечаниям ридеров, так что пока только её начало. be_be_be

Глава 3

Ни одно официальное мероприятие, сколько Ратников себя помнил, никогда не обходилось без своеобразного ритуала или, говоря канцелярским языком ТОГО времени, без протокола. Как и всякий ритуал, протокол подсказывал участникам действа необходимые телодвижения или слова, и поднаторевший в конкретном ритуале человек выглядел вполне адекватным, не прикладывая порой к этому никаких усилий, на одной только памяти.
До таких высот ЗДЕСЬ Мишка еще не дорос, хотя, спасибо покойному отцу Михаилу за науку, во время благодарственного молебна в честь чудесного избавления княгини Городненской Агафьи Владимировны «с чады и домочадцы» от грозившей им гибели от рук злокозненных татей, держался, как и подобало благовоспитанному отроку из благородного семейства. Церковь при монастыре святой Варвары была небольшой, народу в нее набилось немало, встречи с настоятельницей до ее разговора с княгинями можно было не ожидать, так что Мишка сам не заметил, как расслабился, внимая проповеди, крестясь и отбивая поклоны практически на автопилоте.
После завершения молебна и в самом деле последовала «встреча на высшем уровне за закрытыми дверями», куда молодого сотника, естественно, не пригласили, и он маялся с остальными опричниками; хорошо хоть не во дворе под мелким, но упорным снежком, а в каком-то достаточно теплом, хоть и тесном помещении. Когда за ним пришла молчаливая монахиня неопределенных лет и настолько невыразительной внешности, что, казалось, у нее лица и вовсе нет, от облегчения, что тягостное ожидание наконец-то закончилось, он чуть было не побежал вперед, да провожатая шла неспешно, чинно, не отрывая глаз от пола.
Настоятельница поразила Мишку резким контрастом по сравнению с этой бесцветной, как провисевшее десять лет в пыльной кладовой пальто, бесстрастной и погасшей для жизни тенью, чью половую принадлежность можно было угадать только по отсутствию бороды. Прежде всего, «бабка» совершенно неожиданно оказалась вовсе и не бабкой. То есть тут она, разумеется, считалась дамой вполне преклонного возраста, хотя на самом деле ей было всего-то около сорока лет, да и выглядела, мягко говоря, не лучшим образом: худая, почти костлявая, с темными кругами под глазами, выдававшими то ли частые и бурные переживания, то ли какую-то болезнь.
Тем не менее даже сейчас на бесспорно породистом лице сохранились следы былой, хоть и экзотической для славян, красоты. Ратников почему-то легко, безо всяких усилий представил, как хороша была она в молодости – той жгучей, быстро угасающей, но невероятно эффектной в краткий период своего расцвета красотой, свойственной южанкам.
Интересно, как она приняла свою судьбу? Брак явно династический, ее мнения никто не спрашивал – просто отдали замуж в силу каких-то «высоких» договоренностей. Разумеется, женщины в таких семьях с самого детства готовы к тому, что их брак совершится помимо их желаний, в угоду политической необходимости, но заменой любви, которую ждут все прочие юные и не очень девицы, для них является будущая власть и те возможности, которые она может дать. А с этим Варваре не слишком повезло: Святополк женился на юной гречанке, будучи сам уже в годах, прожить с ней успел всего несколько лет, после чего оставил молодой вдовой.
Удовлетворил ли ее статус вдовствующей княгини, уехавшей из столицы, более того, постригшейся в монахини? Вряд ли. Даже сейчас, на увядшем лице, ее глаза горели живым огнем, совершенно неподходящим для образа удалившейся от мира и отрешенной от всего земного монахини. Женщина с ТАКИМИ глазами просто не могла оказаться покорной судьбе.

Княжича с княжной в горнице не оказалось, зато обнаружилась Дунька, которую, судя по всему, мать-настоятельница только что расспрашивала или наставляла – во всяком случае, у Мишки создалось именно такое впечатление. При его появлении Варвара, закончив беседу, благословила отроковицу и повернулась к новому гостю. Привычно зардевшаяся при Мишкином появлении Дунька рыпнулась было к выходу, но Агафья придержала ее за локоть и кивком отправила к себе за спину, где та и притихла, безуспешно пытаясь скромно потупиться, вместо того чтобы разглядывать Мишку.
«Как бы не окосела, прости Господи… Она-то здесь зачем? Агафье для услуг, что ли?»
Тем временем, в ответ на его поклон и почтительное приветствие, Варвара милостиво кивнула, перекрестила гостя, и протянула для поцелуя наперсный крест. Голос, чуть надтреснутый, с едва заметным акцентом прозвучал, пожалуй, слишком твердо для женщины.
– Ну, здрав будь, сотник Михаил! Наслышана о тебе. Радостно видеть в столь юном отроке доблесть, достойную взрослых мужей, – Варвара разглядывала Мишку, как хищная птица внезапно обнаруженного в своем гнезде незнакомого птенца, словно прикидывая, отобедать им или признать своим. – Тем более, я слышала, в тебе течет кровь достойного рода.
Мишка собрался ответить что-то подходящее случаю, но неожиданно за него это сделала Агафья.
– Отрок сей достоин всяческих похвал, матушка, – пропела княгиня городенская. – И храбрость явил, и разум: вызволил нас с детьми из полона, аки герой, про коих летописи повествуют. Не посрамил рода, к которому по праву крови себя причисляет.
– Даже так? – Варвара вскинула брови и поощрительно улыбнулась. – Мужам пристало являть доблесть и отвагу, чтобы женщины могли положиться на их защиту. Потому отважные герои пленяют не только своих врагов, но и сердца девичьи.
Настоятельница словно невзначай глянула на единственную присутствующую обладательницу "сердца девичьего" – Дуньку, отчего та зарделась, и снова обратилась к Мишке: – Вот и интересно мне, на что же ты, сотник, способен, чтобы добиться взаимности от своей избранницы, если и без того уже совершаешь чудеса храбрости?
Мишка едва не поперхнулся.
«Опаньки, сэр, приехали! За что боролись… Всю дорогу пудрили мозги мадам Агафье куртуазным обхождением, вот она и уверилась: вы из штанов выпрыгнете, чтобы вот прям щас всех драконов в округе зубами загрызть и к ногам прекрасной Евдокии складировать. Имейте в виду, сэр, что в переводе на нормальный язык у вас сейчас спрашивают принципиального согласия на погружение в ту самую задницу, которая вам давно и назойливо мерещится. Глубину же и продолжительность погружения обозначать даже не собираются.
А в награду что? Вообще-то, согласно прейскуранту, полагаются полцарства и принцесса. Нет чтобы начать с координат и прочих параметров тех самых «полцарства», а они вам малолетнюю принцессу всучить норовят. Да и та подкачала – всего-навсего «недокняжна». Похоже, вас тут на этой прекрасной Дуньке собираются развести, как последнего лоха на Одесском привозе. Надо срочно исправлять впечатление о своей персоне. В задницу все одно лезть придется, так хотя бы выторгуете у них что-то посущественнее».
Ратников, никогда, даже в юности не принимал участия в самодеятельном театре, не говоря уж про профессиональную сцену, но, тем не менее, чувствовал себя дебютантом на премьере, когда роль не выучена, суфлер молчит, надо срочно импровизировать в ответ на реплики партнеров, и от малейшей фальши будет зависеть и сам спектакль, и его дальнейшая карьера. Впрочем, искусство публичной полемики времен его депутатства мало чем отличалось от театрального, а тогда приходилось парировать вопросы и посложнее. Поэтому он с легким недоумением взглянул на Варвару, чуть шевельнул искалеченной бровью и, едва намекнув уголком губ на усмешку, чтоб, не приведи Господи, не дать повода заподозрить себя в непочтительности, ответил с легким поклоном:
– Ради тебя, матушка, я на любой подвиг готов, но жизнь моя мне не принадлежит – за мной люди, мне доверившиеся. Любой начальный человек силен ими прежде всего. Что же до того, что воевали мы доблестно, то так принято у нас в роду, ибо я восьмое колено воинское. Служба же моя, прежде всего, князю Вячеславу, а кроме него только воеводе Погорынскому. Прикажут – умру. В сотне у нас так издавна заведено. А что касается сердец девичьих…
Тут Мишка глянул, наконец, в сторону Дуньки, не ожидавшей такого выверта: та слушала его, забыв о необходимости смущаться, и губу с досады закусила. Уж что там ожидали от него услышать княгини с настоятельницей – неведомо, а она, похоже, и впрямь разлетелась мыслями. Мишка с трудом удержался, чтоб не подмигнуть девчонке ободряюще, чтобы не куксилась, и продолжил, глядя прямо в глаза «прабабушке»:
– Как бы хороша и соблазнительна ни была дева, но если разумна, то и сама не станет требовать от воина, чтобы он в таком деле одними только чувствами руководствовался. Ибо и герои греческие, которые тут помянуты, истинные подвиги, покрывшие их славой и принесшие благоденствие их народу, совершали только когда ими двигал разум и соображения государственные, а когда токмо чувства – печально сие кончалось. Пример Париса и Трои, когда сын царя забыл о своем долге и все променял на любовь прекрасной Елены, из-за чего его народ потерпел такие бедствия, а, главное, его род потерял все свое владение, не позволяет мне и помыслить идти столь неверным путем.
В глазах настоятельницы вспыхнули огоньки – то ли при повороте головы в них отразился свет от лампады, то ли строгая монахиня не сдержала своих чувств.
– Кто же тебе про Париса и Елену поведал? – только и спросила она, слегка поджав губы. – Неужто священник ваш покойный, отец Михаил?

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Вторник, 31.12.2013, 13:59 | Сообщение # 40

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

«Вы палку не перегнули, сэр? Бабуля-то озаботилась совсем не тем, кто вам про Париса с Еленой напел, она другое спрашивает: откуда вы таких понятий про долг и честь нахватались. Про честь офицерскую тут пока и слыхом не слыхивали, а из образа косящего под рыцарей пацана вы сейчас сами вывалились.
Рыцарская честь – повиноваться сюзерену и умереть за даму сердца, которую, как сколько-нибудь значимую в переговорах величину, вы только что бестрепетно отвергли, а от ваших пассажей про долг за три версты имперским духом несет. «Умереть за отечество» и «долг превыше всего» – это на Руси пока в диковинку, да и благородный Роланд умирал за короля, а не за Францию. Насчет княгинь не уверен, но Варвара отличие того, что вы тут наговорили, от привычных понятий если не разглядела, то спинным мозгом почувствовала – византийка же. ОТКУДА вы этого набрались, вряд ли поймет и в науку отца Михаила, скорее всего, не поверит. Но валить все равно больше не на кого…»
– Он, матушка, – не стал спорить Мишка, – не раз предупреждал меня о пагубности такого подчинения разума чувствам и плотским соблазнам. О том же неустанно говорит и дед мой – воевода Погорынский Кирилл. Он же часто повторяет, что брак неравный есть зло, как для того, кто берет выше себя по положению, так и для того, кто на такой союз соглашается. И особенно зло, если муж оказывается по положению и званию ниже жены. А потому мужам должно вначале свое и своего рода положение упрочить, а потом уже выбирать себе спутницу. Такой только союз освящен милостью божьей.
– Разумен воевода, – слегка заметно усмехнулась Варвара, потом коротко взглянула на Агафью, та кивнула в ответ и тихонько подтолкнула Дуньку к выходу. Мишка расслышал короткий шепоток:
– Иди-иди. Найди княжну с княжичем, с ними побудь…
– А…
– Иди, куда велено!
Дунька, избежавшая подзатыльника только благодаря присутствию «высокого собрания», поспешно выскользнула из двери.
– Что же он сам-то в молодости иного придерживался? – продолжила Варвара, дождавшись, пока за девицей прикроется дверь. – Хотя… – вздохнула она, – кабы мы в молодости все свои ошибки предвидеть могли… А разве его брак был неудачен?
– Очень удачен, матушка! Но дед мой, женившись на боярышне, хоть и внебрачной дочери князя Святополка, и себе грамоту на боярство получил. Подлинность ее недавно князья-Святополчичи признали, осталось только князю Вячеславу ее утвердить, ибо служим мы верой и правдой ему и никому более.
– Ну, как решит князь Вячеслав по прибытии, так тому и быть. Это его дело. Слышала я, скоро вернется он с дружиной, – Варвара поджала губы, и почти отвернулась от отрока, будто выяснила все, что хотела и потеряла всякий интерес и к нему самому, и к разговору, но вдруг, «вспомнив» напоследок нечто малозначительное, снова обратилась к нему: – А вот что еще спросить хочу… – она буквально пригвоздила Мишку взглядом к полу так, что у него аж между лопаток зачесалось – настолько знакомым повеяло из ТОЙ жизни, когда вот так же его «кололи» в кабинете следователя в «Крестах»: – Книги отца Михаила ты с его согласия себе забрал или просто в память об учителе посчитал возможным?
– Да разве до книг тогда было, матушка Варвара! – Мишке и напрягаться не пришлось, чтобы ответить – за него сработали инстинкты, еще из той жизни. Как и методы допроса. И искренне недоуменное выражение лица само собой состроилось, Впрочем, и врать-то особо не пришлось:
– Я и не знаю, что с ними сталось. Наше Ратное находники стрелами с огнем закидывали, тушить пришлось, и убитых было много и раненых. А потом сразу же ушли дальше ворога гнать. А в доме, где отче жил, обитал, пока не отбыл на Княжий погост, отец Симон.
– А много ли книг было у отца Михаила?
– Не знаю, матушка, – развел руками Мишка. – Видел те, что он сам показывал и из которых читал. У него многое в списках было, что на пергаменте, а что и на бересте сам по памяти записывал. Ну, или просто рассказывал. Зимние вечера долгие, а я тогда болел сильно, вот он со мной и беседовал. И в шахматы меня играть обучил – говорил, для развития ума полезно…
– Да-а, повезло тебе, отрок, с учителем, царство ему небесное… – Варвара перекрестилась, задумалась о чем-то своем, а потом спросила уже о другом: – А скажи мне, боярич Михаил, какое ты сам для себя будущее ищешь? Чего достичь желаешь?
«Вот это вопросик! Блин, в космонавты хочу! И правды не скажешь – не поймет, и врать, что предел мечтаний – стать, как дед боярином и воеводой, нельзя, из образа выпадете.
Про орден Православный помянуть, что ли? Дернул меня тогда черт за язык! А ведь бабуля наверняка с Илларионом знакома. Не факт, что они о вас беседы вели, тем более про орден рассуждали – не бабское это дело, но кто их знает? И расхождений в показаниях допускать нельзя. Риск, конечно, но вы и так уже высунулись – дальше некуда, так что идите теперь до конца – поздно дурачком прикидываться. Ну, держись, бабуля!»
– Желаю не посрамить род свой и не подвести доверившихся мне людей, нести и прославлять веру Христианскую! – почти продекламировал Мишка и, резко сбавив патетический тон, которым это было произнесено, совершенно будничным голосом сообщил: – А конечную цель для себя устанавливать почитаю неверным, ибо это есть самонадеянность и неверие в предназначение Божье, которое Он сам определяет всем детям своим и про которое ведать может только Он сам.
Варвара с удивлением воззрилась на него, да и Ольга с Агафьей от настоятельницы не отстали.
– Ну-ка, ну-ка? – чувствовалось, что его слова попали в цель. – Что ты хочешь сказать, отрок? Ты так самонадеян, что считаешь СЕБЯ избранником Божьим? – теперь тон Варвары студил сильнее ноябрьского ветра за окном. – Ты СМЕЕШЬ так считать?
«Все ты поняла! Просто обалдела от того, что речи эти от пацана слышишь. О таком, наверное, и князья не все задумываются. Потому и давит бабка – сбить пытается. Ну, так я ей не пацан, пойманный на краже велосипеда, а она не участковый, который ему до кучи и угон «Волги» у местного генерала КГБ шьет».
– Нет, матушка, – Мишка твердо взглянул в глаза настоятельницы. – ТАКОГО и в мыслях не допускаю. Но считаю, что Господь наш в своей неизмеримой мудрости для каждой твари своей сам обозначил пределы и предназначение, только Ему ведомое. И только Он знает конечную цель всего сущего. И мне, как рабу его, с моим несовершенным разумом устанавливать пределы для себя – грех и самонадеянность. Я могу только, полагаясь во всем на Его мудрость, постоянно стремиться вперед и делать все, от меня зависимое, чтобы тех пределов когда-нибудь достигнуть. Если же я сам ограничу их для себя, то, добившись желаемого, и цели, и стремлений лишусь. Потому всякая цель, которую возможно достигнуть при жизни одного человека, есть цель неверная и пагубная.
Мишка закончил говорить и почувствовал, как в келье воцарилась неестественная тишина.
«Все, сэр, теперь точка невозврата пройдена окончательно. Или бабушка Варвара и впрямь на вас сделала свою ставку, или вы покойник. Похоже, не только вы с «черным ящиком» работать умеете, хотя тут такого термина и не слыхали. Игра-то явно не в одни ворота идет: не только вы их изучаете, вас тоже прощупывают на предмет реакций, потому как вы для них - сущая terra incognita, особенно в свете последних деклараций.
Не скучно живете, сэр, вам не кажется? Это ж придется не только их реакции на свое воздействие отслеживать, но и угадывать, чего им от вас надобно, и как на их заходы отвечать, чтобы они получили положительный для себя результат. И для вас, следовательно, тоже. Мда-а, покруче русской рулетки выходит. Мало того, что на вас одного три управленца намного выше уровнем насели, так все трое еще и бабы! Реакцию мужиков еще как-то прикинуть и понять можно, а вот женскую… Как ее просчитаешь, если они и сами не знают, что в следующий момент выкинут? Эмоции, туды их!
Можно, конечно, самому реагировать нестандартно… Да вы, собственно, уже так и поступаете, сэр, и в тупик вы их поставили, но вот угадали ли? Ну, если завтра проснетесь в своей нынешней ипостаси, а не в клинике Максима Леонидовича, то вы выиграли, а если нет… Лучше тогда не просыпаться вовсе – после такого провала самый предпочтительный для вас вариант».

Ратников сознательно рискнул сейчас всем и всеми: в случае его ошибки полетят головы тех, кто рядом с ним. Чтобы совершить прорыв вперед, такие риски неизбежны, ибо комфортного пути к цели со всеми удобствами не бывает, как не бывает безопасной войны. Более того, только такой ценой и достается любая Победа.
Сейчас Мишка откровенно дергал тигра за хвост, но основания надеяться, что в результате он сумеет его оседлать, у него были вполне весомые. Само по себе то, что три здешние властительницы уделяют его персоне столько внимания, невозможно было объяснить простым любопытством. Княжича и княжну, не говоря уж про Дуньку, отправили куда-то с няньками, а три княгини водили вокруг него хороводы, как вокруг новогодней елки!
Нет, определенно, это даже не прикидки на перспективу – авось шустрый мальчик пригодится: уровень «прокачки» говорил о том, что дело, та самая задница, в которую непременно пихнут, для него –именно для него! – уже готово. Он нужен этим трем бабам. Не сам по себе весь такой удивительный и неповторимый, естественно, а для чего-то конкретного. И заявляя о себе ТАК, он давал им выбор: максимально увеличить сделанные на него ставки или, испугавшись, что не справятся, сломать и выкинуть.
Неумелые и неуверенные в себе управленцы наверняка предпочли бы избавиться от сложного в использовании, хоть и полезного «инструмента», но Ратников делал расчет как раз на уровень этих «чиновников высшего ранга в юбках», особенно на Варвару и Агафью. Ольгу он не то чтобы не брал в расчет, но полагал все-таки, что, несмотря на ее статус официальной представительницы «правящего режима» в отсутствие князя, фактически именно она наименее опытна в вопросах управления самостоятельного.
Византийка, воспитанная при императорском дворе, просто не могла не впитать с детства азы управленческой науки, без которой не может быть хороших правителей; и хотя она не так долго состояла в роли жены Великого Князя, зато потом приобрела ценный опыт самостоятельного выживания, а паче того, став настоятельницей монастыря, несомненно использовала и развивала там приобретенные навыки, хоть и несколько специфического свойства.
Агафья же и вовсе успела несколько лет попрактиковаться в роли соправительницы мужа в приграничном княжестве. Такой опыт даром не проходит. И она совершенно точно не упустит возможности этот инструмент пустить в дело, и, что не менее ценно, при использовании будет учитывать как весь видимый ей, так и предполагаемый потенциал, что в свою очередь давало и Мишке больше возможности для маневра.

– Вижу, по душе вам Мишаня пришелся, – от раздавшегося сзади ласкового голоса Мишка чуть не подпрыгнул на месте.

Пока всё. stesnyaus

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.