2. Летописные источники и предания о начале Москвы
Первые летописные упоминания о Москве относятся к 1147 и 1156 гг. Под 1147 г. Ипатьевская летопись сообщает о встрече в Москве князей Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича. Под 1156 г. в Тверской летописи помещено известие о строительстве "града Москвы".
К сожалению, ни из первого, ни из второго сообщения нельзя сделать однозначного вывода о дате возникновения города Москвы. В известии 1147 г. Москва не называется городом. Что касается сообщения 1156 г., то оно дошло до нас в позднем (XVI в.) летописном сборнике. Строительство Москвы приписывается в этом сборнике Юрию Долгорукому, который в 1156 г. был на Юге. Поэтому многие историки оспаривают дату, указанную в летописи. Как отмечал еще в конце прошлого века С.Ф.Платонов, "из двух наиболее ранних известий о Москве одно настолько неопределенно, что само по себе не доказывает существования города Москвы в 1147 году, а другое, хотя и очень определенно, но не может быть принято за доказательство того, что город Москва был основан в 1156 году".

Из сообщения Ипатьевской летописи можно сделать вывод, что Москва в 1147 г. уже существовала. Но так как данное известие не называет Москву городом, большинство историков считает Москву этого времени селом. Принадлежало это село, очевидно, ростово-суздальскому князю Юрию Долгорукому, который звал Святослава: "Приди ко мне, брате, в Москов".
Согласно легенде, записанной в XVII в., прежде Юрия Москвой владел боярин Степан Иванович Кучка (или Кучко). Юрий Долгорукий велел казнить его за какую-то дерзость, Москву забрал себе, сыновей Кучки отправил в столицу княжества, а на дочери женил своего сына Андрея (будущего князя Андрея Боголюбского).
В.Н.Татищев, ссылаясь на никому больше не известную Раскольничью летопись, утверждал, что жена Кучки была любовницей Юрия; Кучко забрал жену в свое село и хотел уйти в Киев, но Юрий, вернувшись из похода на Торжок, настиг их в Москве и убил боярина. Далее Татищев утверждал, что Юрий тут же заложил город и позвал Святослава в Москву на свадьбу Андрея и Кучковны. Этот рассказ И.Е.Забелин оценил как "чистейший вымысел".
Что касается записанной легенды о Кучке, историки отмечают, что она содержит явные ошибки, но, вероятно, опирается на древнее народное предание. То, что Москва принадлежала ранее Кучке, подтверждается летописным известием 1176 г., где Москва именуется также Кучково. Кучковичи были приближенными Андрея Боголюбского, они уговаривали его в 1155 г. вернуться на Северо-Восток, они же возглавили заговор, в результате которого князь был убит. Легенда утверждает, что причина убийства Андрея Юрьевича - месть за отца, но такое объяснение нельзя принимать всерьез. Убийство было совершено много лет спустя, в 1174 г., и связано с конфликтом между князем и боярством.
Из сообщения об убийстве Кучки в легенде делается вывод о том, что Москва - Третий Рим, так как Рим и Константинополь тоже были основаны на крови. Это обстоятельство побудило И.Е.Забелина выразить сомнение в народном происхождении эпизода об убийстве Кучки.

3. События, предшествовавшие основанию Москвы

Согласно А.Н.Насонову и В.А.Кучкину, территория Москвы еще в XI в. не входила в состав Ростово-Суздальской земли. Археологические данные свидетельствуют о том, что местность, где находится Москва, была заселена вятичами. Известно, что вятичи были подданными черниговских князей. Когда и каким образом Москва оказалась под властью суздальского князя?
А.Н.Насонов отмечал, что к 1149 г. сфера владения вятичами уже была разграничена. Он, однако, полагал, что распространение суздальской дани на вятичей, обитавших в районе р. Москвы, связано с деятельностью Мономаха в начале XII в. Но никаких аргументов в пользу этого мнения Насонов не привел.
В.А.Кучкин считает, что начало формирования суздальско-черниговского рубежа "следует отнести к 30-м годам XII в., когда Юрий и его братья начали ожесточенную борьбу с черниговскими князьями". Однако, борьба эта велась исключительно на Юге и не затрагивала пограничную область вятичей.
Для того, чтобы разобраться в этом вопросе, следует подробнее остановиться на истории Ростово-Суздальской земли и деятельности Юрия Долгорукого.

3.1. История Ростово-Суздальской земли в X - начале XII веков

В X - XI вв. Ростово-Суздальская земля была далекой окраиной Киевской Руси. Киевские князья изредка посылали туда княжить своих младших сыновей, но большую часть времени эта земля оставалась без князя. Согласно А.Н.Насонову, в X в. главный путь из Ростова на "Русь" шел через Новгород, и дань с Ростовской земли доставлялась в Киев через Новгород. Путь с верхней Волги на Смоленск стал более или менее обычным лишь к концу XI в., а "прямоезжая" дорога "сквозь вятиче" стала более или менее проторенной только в середине XII в.
Первым князем, правившим в Ростово-Суздальской земле длительное время, был Юрий Долгорукий. С него началась непрерывная цепь самостоятельных правителей суздальских и владимирских.
Юрий Долгорукий был одним из младших сыновей Владимира Всеволодовича Мономаха, впоследствии великого киевского князя. Матерью Юрия, согласно А.Яновскому, была вторая жена Мономаха, имени которой в летописях не осталось.
Согласно В.Н.Татищеву, Юрий Долгорукий родился в 1091 г. В.А.Кучкин оспаривает эту дату на основании летописного рассказа, в котором брат Юрия, Вячеслав, укорял его: "Я уже был брадат, когда ты родился". Считая, что Вячеслав мог родиться не ранее 1080 г., Кучкин делает вывод, что Юрий родился не ранее 1095 г.
Вероятно, Юрий Долгорукий родился около 1095-96 гг. Он не упоминается среди участников похода на половцев 1107 г., но в знаменитом походе 1111 г. он, согласно В.Н.Татищеву, принимал участие. В январе 1108 г., заключив с половцами мир, отец женил Юрия на дочери половецкого хана Аепы.
Тогда же, по мнению Кучкина, Юрий был послан княжить в Ростово-Суздальскую землю. С ним был послан киевский боярин Георгий Симонович; очевидно, Юрий был еще мал и нуждался в дядьке-воспитателе, который первое время фактически правил от его имени.
О деятельности Юрия Долгорукого в Ростово-Суздальской земле летописи сообщают крайне мало. Гораздо подробнее описаны его войны, особенно в южном направлении.
В 1120 г. Юрий возглавил успешный поход на Волжскую Булгарию. Это единственное его деяние при жизни отца, которое попало в летописи. В 1125 г. он участвовал в похоронах отца в Киеве, после чего вернулся в свою волость.
В период правления Юрия Долгорукого фактической столицей Ростово-Суздальской земли стал Суздаль. Историки по-разному оценивают время, когда это произошло, и причины переноса столицы.
Возвышение Суздаля, согласно А.Н.Насонову, началось еще в XI в., свидетельство чему - термин "Суздальская земля". При Юрии Долгоруком этот процесс ускорился. Несомненно, что в конце своего правления Юрий жил в Суздале. В Суздале и пригородах строились великолепные храмы, Ростов же так украшен не был.
Возможно, главная причина возвышения Суздаля в том, что этот город был центром плодородного Ополья. Согласно А.Н.Насонову, Ополье интенсивно заселялось славянами в XI-XII вв. Колонизация в этот период шла не только с запада, но и с юга, страдавшего от половецких набегов и княжеских усобиц. Благодаря этому процессу, Ростов, старый центр славянской колонизации, стал уступать новому центру - Суздалю.

3.2. Деятельность Юрия Долгорукого в 1132-39 гг.

Историки считают 1132 г., когда умер великий киевский князь Мстислав Владимирович, началом периода раздробленности и феодальных войн. Первое событие, возвестившее о начале усобиц, непосредственно связано с деятельностью Юрия Долгорукого: он выгнал из Переяславля своего племянника Всеволода Мстиславича, посаженного туда великим князем киевским Ярополком Владимировичем, старшим братом Юрия.
Мотивы этого поступка Юрия вполне понятны. Он имел шанс стать великим князем киевским при сохранении старого порядка, по которому братья по очереди занимали уделы в порядке их старшинства, продвигаясь к Киеву (т.н. "лествичное" восхождение). Занятие Переяславля племянником вперед дяди могло стать прелюдией к такому же занятию им Киева. Этого-то Юрий и не желал допустить.
В результате сыновья Мономаха вступили в конфликт со своими племянниками Мстиславичами. Последние объединились с черниговскими князьями Ольговичами и Давидовичами. Вспыхнула междоусобная война.
В то время как Юрий вместе с братьями Ярополком и Андреем обороняли Киев и Переяславль от Ольговичей, Давидовичей и Мстиславичей, новгородский князь Всеволод Мстиславич по просьбе своего брата Изяслава организовал два похода на Ростов.
В первом походе Мстиславичи с новгородцами дошли по Волге до устья р. Дубны и вернулись: новгородцы отказались воевать с сыном Мономаха. Возвращение войска вызвало на новгородском вече бурные споры. Сторонники войны возобладали, а лидеры меньшинства были сброшены в Волхов.
Зимой новгородцы вновь вторглись в Ростово-Суздальскую землю, дошли почти до Переяславля-Залесского, но были разбиты 26 января 1135 г. на Ждановой горе ростово-суздальским ополчением.
Война на Юге окончилась примирением. Юрий уступил Переяслвль младшему брату Андрею (сохранив за собой Остерский Городец) и вернулся в Суздаль. В 1136 г. Всеволод Ольгович вновь начал войну на Юге. Юрий пришел на помощь братьям, но война оказалась неудачной для Мономашичей: в январе 1137 г. Ярополк заключил со Святославичами мир, отдав им Курск. Юрий вернулся на Северо-Восток. Но в 1138 г. ему вновь пришлось помочь Ярополку в борьбе с непокорным черниговским князем.
В том же 1138 г. Юрий Долгорукий добился серьезного успеха в борьбе с Новгородом. Он применил экономическую блокаду, вследствие которой новгородцы остались без хлеба. В результате в апреле 1138 г. новгородцы выслали Святослава Ольговича (который сменил в 1136 г. Всеволода Мстиславича) и взяли на княжение сына Юрия, Ростислава.
Важным направлением деятельности Юрия в 30-40-е годы было строительство городов-укреплений. Согласно В.А.Кучкину, "война 1134-35 гг. показала незащищенность владений Юрия Долгорукого на западе. В последующее время суздальский князь приступил к строительству здесь крепостей." Первым, по-видимому, был построен город Кснятин в устье Нерли Волжской. Летопись относит строительство этого города к 1134 г., но А.Н.Насонов и В.А.Кучкин датируют строительство Кснятина 1135 г., когда Юрий возвратился с Юга.

3.3. Деятельность Юрия Долгорукого в 1139-46 гг.
Ярополк Владимирович умер 18 февраля 1139 г. Киевский стол занял следующий сын Мономаха, Вячеслав. Но уже 5 марта Всеволод Ольгович выгнал его из Киева и сам стал великим князем. Единственный, кто попытался воспротивиться этому, был Юрий Долгорукий. Он поехал в Смоленск к племяннику Ростиславу Мстиславичу и начал собирать войска для похода на Киев. Но новгородцы, к которым он обратился, отказались дать войско, и Ростислав Юрьевич вынужден был уйти из Новгорода. В результате Юрий Долгорукий начал войну не со Всеволодом, а с Новгородом: он захватил Торжок. Согласно В.Н.Татищеву, новгородцы после этого вернули Ростислава, но вскоре выгнали вновь и взяли Святослава Ольговича.
В 1140 г. новгородцы снова выгнали Святослава Ольговича, затем отказались от Святослава Всеволодовича, сына великого князя. Разгневанный Всеволод решил оставить Новгород без князя. Кроме того, Новгород вновь подвергся экономической блокаде: судя по всему, не только Суздаль, но и другие княжества прекратили с ним торговлю; мало этого, везде задерживали новгородских купцов. Новгородцы терпели девять месяцев и, наконец, обратились к Юрию Долгорукому. Ростислав Юрьевич в 1141 г. вновь стал новгородским князем. Узнав об этом, Всеволод Ольгович согласился послать в Новгород своего шурина Святополка Мстиславича, и новгородцы приняли его, а Ростислава вновь выслали. Но, согласно летописям, Всеволод при этом сильно разгневался на Юрия и захватил Остерский Городок, а также все имущество Юрия на Юге. Вскоре его братья Игорь и Святослав вторглись в Суздальскую землю.
В.Н.Татищев утверждал, что Ольговичи получили помощь от своего дяди, рязанского князя, не приняв во внимание, что их дядя, Ярослав Святославич, умер за 12 лет до описываемых событий. Согласно Н.М.Карамзину, Игорь и Святослав вступили в союз с Давидовичами. Киевская летопись приписала вторжение в Суздальскую землю великому князю, что, по мнению Карамзина, несправедливо.
Ольговичи могли напасть на область Юрия Долгорукого либо из Рязанского княжества, либо из земли вятичей. Но вятичами владел сам Всеволод Ольгович. Логично предположить, что великий князь, разгневанный на Юрия, оказал братьям помощь.

3.4. Деятельность Юрия Долгорукого в 1146-47 гг.

В 1143 г. Изяслав Мстиславич приезжал к Юрию Долгорукому, чтобы договориться о совместной борьбе со Всеволодом Ольговичем. Но договориться не удалось, так как оба хотели получить великое княжение для себя.
В 1146 г. умер великий князь киевский Всеволод Ольгович. Он завещал киевский стол своему брату Игорю, но вскоре Изяслав Мстиславич захватил Киев и пленил Игоря. Игоря предали не только киевляне, но и его двоюродные братья, Давидовичи, и племянник Святослав Всеволодович. Верность плененному князю сохранил лишь его младший брат Святослав Ольгович.
Юрий Долгорукий не мог смириться с нарушением старшинства и должен был начать активную борьбу за Киев. Таким образом, Юрий Владимирович и Святослав Ольгович стали естественными союзниками.
Теснимый великим князем и Давидовичами, Святослав Ольгович обратился за помощью к суздальскому князю. Юрий собрал войско и двинулся на помощь троюродному брату. Но, дойдя до Козельска, узнал, что рязанский князь Ростислав Ярославич, подстрекаемый великим князем, вторгся в Суздалькую землю. Юрий был вынужден вернуться, послав Святославу Ольговичу лишь своего сына Ивана с ополчением белозерцев.
Против рязанского князя Юрий Долгорукий послал сыновей Ростислава и Андрея. Именно в связи с этими событиями впервые упомянуто в летописях имя Андрея Юрьевича. Поход Юрьевичей был успешным: им удалось выгнать Ростислава Ярославича из Рязани. Рязанским князем стал союзник Юрия Владимир Святославич.
В начале 1147 г. Юрий Долгорукий начал войну с Новгородом: захватил Торжок и область по реке Мсте. Одновременно он поручил Святославу Ольговичу воевать с другим союзником великого князя, Ростиславом Мстиславичем Смоленским. Ольгович выполнил задание, опустошив землю племени голядь в верховьях Протвы. Завершив успешно зимнюю кампанию, союзники встретились в начале апреля в Москве.

4. Приобретение Москвы Юрием Долгоруким
4.1. Юрий Долгорукий, Кучка и Андрей Боголюбский
Итак, в 1147 г. Москва уже принадлежала Юрию Долгорукому. Когда и при каких обстоятельствах суздальский князь завладел этой вятичской территорией? Для того, чтобы разобраться в этом, следует поставить вопросы о личности прежнего владельца Москвы и о причинах женитьбы Андрея Юрьевича на дочери Кучки.
Браки князей и их сыновей (особенно старших) носили политический характер; Юрий Долгорукий и Андрей Боголюбский были достаточно активны и честолюбивы, так что брак Андрея не мог быть исключением. Легенда называет Кучку боярином. Какова же была политическая выгода от женитьбы Андрея на дочери боярина (тем более, казненного боярина)?
По мнению М.Н.Тихомирова, Кучко был вятичским старшиной или князьком. В этом случае нетрудно понять смысл женитьбы Андрея на Кучковне: благодаря этому браку Юрий Долгорукий мог стать владельцем Москвы и прилегающих территорий. С этой гипотезой плохо согласуется эпизод с убийством Кучки Юрием Долгоруким. Как отмечалось выше, И.Е.Забелин выражал сомнение в реальности этого эпизода.
Причины, по которым Юрий Долгорукий хотел приобрести Москву, вполне понятны. Москва была перекрестком важных дорог: на север - в Ростов, на восток - в Суздаль, на юго-восток - в Рязань, на юг - в страну вятичей и Северскую землю, на запад - в Смоленск. Москва была нужна суздальскому князю как пограничный пункт по отношению сразу к трем соседям: Смоленскому, Рязанскому и Черниговскому княжествам. Помимо этого, Москва в силу своего географического положения часто играла в последующие годы роль сборного пункта для военных походов.
Роль московского пункта должна была усилиться в связи с переносом столицы в Суздаль. Из Суздаля в Смоленск целесообразнее было выбирать путь не по Волге, как из Ростова, а по Клязьме, оттуда волоком в Яузу, затем по Москве-реке. Еще один фактор, обусловивший внимание к Москве, связан с экономической блокадой Новгорода: для того, чтобы не пропустить в Новгород рязанский хлеб, нужно было контролировать дорогу Рязань-Новгород, которая шла через Москву.
Нельзя не поставить вопрос о роли Андрея Боголюбского в описываемых событиях. Ум этого князя, его последующая деятельность заставляют предполагать, что решение о Москве Юрий Долгорукий принимал не без совета со своим выдающимся сыном.

4.2. Время перехода

Когда же Москва могла перейти к Юрию Долгорукому?
М.П.Погодин считал, что Андрей Боголюбский женился около 1135 г. Этот вывод он сделал на основании того, что в 1159 г. Андрей выдал свою дочь замуж за вщижского князя Святослава Владимировича и послал зятю в помощь своего сына Изяслава с войском.
Аргументация М.П.Погодина не противоречит, однако, предположению, что женитьба Андрея произошла позже 1135 г. Следует иметь в виду, что княжеские сыновья могли выполнять ответственные поручения в очень юном возрасте (например, Мономах писал, что он с тринадцати лет в походах), в раннем же возрасте князья могли женить и выдавать замуж своих детей. Поэтому нельзя считать невероятным для женитьбы Андрея даже начало 40-х гг.

Подойдем теперь к вопросу с другой стороны.
Распространение власти суздальского князя на северные земли вятичей не могло не обострить конфликт с Всеволодом Ольговичем, который никому не желал уступать вятичей. Юрий Долгорукий, правда, почти постоянно враждовал с этим князем. Но именно в начале 40-х гг., после того, как Всеволод стал великим князем киевским, вражда эта вышла на новый уровень.
Как отмечалось выше, в 1141 г., когда сын Юрия Долгорукого стал новгородским князем, Всеволод Ольгович сильно разгневался на Юрия и захватил Остерский Городок, а его братья Игорь и Святослав вторглись в Суздальскую землю.
Только ли вокняжение Юрьева сына в Новгороде вызвало такой гнев Всеволода Ольговича? Нельзя ли предположить, что именно в это время Юрий занял район Москвы, то есть область, которую Всеволод считал своей? Может быть, именно в отместку за захват его земли великий князь захватил в свою очередь Городок, принадлежащий Юрию?
Итак, предполагается, что переход Москвы под власть Суздаля и женитьба Андрея Юрьевича на Кучковне относятся к 1141 г. Таким образом, в 1159 г. старшим детям Андрея Боголюбского могло быть 16-17 лет: вполне достаточный возраст для замужества и похода на Вщиж.
Можно далее предположить, что Кучко был убит не Юрием Долгоруким, а Ольговичами - за измену. Набег Ольговичей в народной памяти не сохранился, и казнь стали приписывать грозному суздальскому князю.
По иронии истории именно Святослава Ольговича принимал в Москве Юрий Долгорукий в 1147 г. Нетрудно предположить, что, принимая Святослава в Москве, Юрий преследовал еще одну цель: зафиксировать факт перехода Москвы в его владение.

5. События, связанные со строительством "града Москвы"
5.1. Деятельность Юрия Долгорукого в 1149-55 гг.

Летом 1149 г. Юрий Долгорукий, собрав войско и получив помощь от половцев, двинулся на Юг. В течение двух с половиной лет он вел войну на Юге с Изяславом Мстиславичем; дважды захватывал Киев и дважды изгонялся из него. Все это время рядом с ним был его сын Андрей; не раз он проявлял храбрость и талант военноначальника. Проявил он и другое качество: несколько раз по просьбе Изяслава он пытался примирить его с отцом. Примирения не получилось; оба князя стремились завладеть Киевом, оба не доверяли друг другу и не напрасно: оба легко нарушали свои клятвы.
Изяславу Мстиславичу удалось привлечь на свою сторону старшего дядю Вячеслава Владимировича, чьи права до этого он постоянно игнорировал. Дядя и племянник формально стали соправителями в Киеве, и борьба Юрия утратила правоту: ему пришлось бороться против старшего брата.
В 1151 г. Юрий Долгорукий потерпел поражение и был вынужден заключить договор, по которому он обязался вернуться в Суздальскую землю, оставив в Переяславле одного из сыновей, который должен быть под властью великого князя. Юрий посадил в Переяславле Глеба. Андрей в это время был уже старшим сыном Юрия, так как Ростислав умер весной 1151 г. Андрей вполне мог претендовать на Переяславль, но он стремился к себе на Северо-Восток и уговаривал отца: "Теперь нам нечего делать в Русской земле, уйдем за тепло". Но Юрий Долгорукий, несмотря на уговоры сына и собственную клятву, остался в Остерском Городке, отпустив Андрея в Суздальскую землю. Впрочем, Изяслав Мстиславич вскоре осадил его в Городке и заставил все-таки покинуть "Русскую землю".
В 1152 г. Изяслав Мстиславич разорил и сжег оплот Юрия на Юге, Остерский Городок. В ответ Юрий Долгорукий вновь двинул войска на Юг. Ю.А.Лимонов считает, что "ростовский князь стремился спасти своего союзника Владимира Галицкого, потерпевшего в этот момент страшное поражение от Изяслава Мстиславича... Добившись ухода войск Изяслава из пределов Галицкого княжества, ростовский князь ... вернулся в Суздаль".
Конец 1152 г., весь 1153 г. и начало 1154 г. Юрий Долгорукий проводит в Суздальской земле. Считается, что это был период интенсивного строительства. По мнению Ю.А.Лимонова, строительство городов было вызвано опасностью вторжения после поражения на Юге.
В литературе распространено мнение о чрезвычайно широкой градостроительной деятельности Юрия Долгорукого. В.А.Кучкин считает, что это мнение сильно преувеличено. Достоверно можно говорить лишь об основании им Юрьева-Польского и Дмитрова, а также о переносе на новое место Переяславля-Залесского. Юрьев-Польский был основан не позднее 1151 г. Дмитров был заложен осенью 1154 г. в честь рождения младшего сына Юрия, будущего князя Всеволода Большое Гнездо, который имел христианское имя Дмитрий.
Юрию Долгорукому приписывается также строительство Перемышля на р. Моче, Звенигорода на р. Москве, Кидекши на р. Нерли Клязьминской, Микулина на р. Шоше и Городца на Волге. Однако никаких данных об основании или даже укреплении этих городов Юрием нет. В Кидекше Юрий Долгорукий построил церковь и княжеский дворец. Городец на Волге был основан, по мнению В.А.Кучкина, Андреем Боголюбским.
В 1154 г. Юрий Долгорукий выступил в новый поход на Юг, но из-за конского падежа и малочисленности союзных половцев был вынужден вернуться. 13 ноября 1154 г. в Киеве умер Изяслав Мстиславич, 8 декабря на его место прибыл Ростислав Мстиславич. Юрий как раз готовился к новому походу, смерть главного врага стала удобным предлогом. Но к тому времени, как Юрий достиг Смоленска, ситуация в корне изменилась: Вячеслав Владимирович умер, а Ростислава Мстиславича выгнал из Киева Изяслав Давидович. Получив поддержку Ростислава Мстиславича и своего верного союзника Святослава Ольговича, Юрий Долгорукий смог без боя выгнать Давидовича из Киева и 20 марта занял киевский стол.

5.2. Уход Андрея Владимировича на Северо-Восток

Заняв Киев, Юрий Долгорукий посадил своих старших сыновей в городах вокруг столицы. Андрей получил Вышгород, ближайший пригород Киева: вероятно, для того, чтобы быть всегда под рукой у отца. Но вскоре он совершил поступок, который, как утверждает Ю.А.Лимонов, не имеет прецендентов в истории Древней Руси: князь тайно, ночью, "без отней воли" покинул Вышгород и вернулся в Суздальскую землю.
М.П.Погодин отмечал, что "Юрию неприятно было лишиться такого помощника", но "по крайней мере Летописи не говорят о следствиях его неудовольствия". Погодин считал также, что "Андрей не нарушил нисколько его прав, не прикасаясь к Ростову и Суздалю".
В.А.Кучкин также считает, что Андрей не претендовал при жизни отца на верховную власть в Суздальской земле. По мнению Кучкина Владимир был выделен в удел Андрею еще до 1151 г. Из летописи известно, что Юрий Долгорукий заставил ростовцев и суздальцев присягнуть его младшим сыновьям, но не сказано, когда это произошло. Кучкин полагает, что Юрий сделал это уже после самовольного ухода Андрея.
Н.И.Костомаров, исходя из факта единодушного избрания Андрея ростово-суздальским князем в 1157 г., писал: "Мы не знаем, что делал Андрей до смерти отца, но, без сомнения, он в это время вел себя так, что угодил всей земле". Ю.А.Лимонов также считает, что Андрей в течение двух лет не сидел сложа руки. В частности, по мнению Лимонова, Андрей закончил строительство церкви св. Спаса в Переяславле-Залесском, начатое отцом. Этот факт должен свидетельствовать о том, что Андрей распоряжался на территории, которая формально не входила в его владения. Однако И.Я.Фроянов отмечает, что это утверждение Лимонова основано на небрежном прочтении летописи, так как там "недвусмысленно сказано, что Андрей совершил пожертвования и закончил строительство св. Спаса в Переяславле Залесском после смерти Юрия Долгорукого."
И все-таки Костомаров и Лимонов, по-видимому, ближе к истине. Не для того Андрей покинул отца, чтобы тихо сидеть в маленьком Владимире. Да и мог ли он предвидеть, что отец так скоро умрет?! Его деятельная натура не могла позволить ему прозябать.
Можно думать, что Андрей активно занимался делами Суздальской земли и тогда, когда отец был рядом. По образному выражению Лимонова, "сын был постоянной нянькой при своем еще нестаром отце". Следует обратить внимание на то, что Юрий Долгорукий правил в Суздальской земле более 40 лет. А основное строительство городов и церквей пришлось на последнее десятилетие, из которого половину времени князь провел на Юге. Можно предположить, что резкий всплеск строительной активности связан с деятельностью не столько самого Юрия, сколько его сына, который к этому времени вырос и стал фактическим соправителем отца.
Если принять такое предположение, то легко понять, почему Андрей мог властвовать в Суздальской земле еще при жизни отца. Разумеется, править он мог только от имени Юрия Долгорукого как его наместник. Поэтому собственно о деятельности Андрея в 1155-57 г. ничего не известно.

5.3. Строительство Москвы
Как отмечалось выше, в Тверской летописи под 1156 г. записано, что Юрий Долгорукий заложил город Москву. Историки давно обратили внимание на противоречие: в 1156 г. Юрий Долгорукий княжил в Киеве. В.А.Кучкин считает, что "в первой половине 1156 г. Юрий посетил Ростово-Суздальское княжество, назначил там себе преемников и заложил град Москву". Сомнительно, однако, чтобы такая поездка осталась незамеченной летописцами.
Большинство историков подвергают сомнению либо дату, либо содержание записи. Так, Ю.А.Лимонов полагает, что Москва была построена раньше 1156 г. Считая, что именно в 1152-54 гг. была необходимость укрепить южную границу Суздальской земли, и учитывая, что для начала строительства города не подходили зима, поздняя осень и ранняя весна, Лимонов относит закладку "града Москвы" к середине 1153 г.
А.Н.Насонов предполагал, что "непосредственно строил укрепления не сам Юрий, а сын его Андрей". Такого же мнения придерживается и Б.А.Рыбаков. Этот взгляд можно считать вполне обоснованным.
Действительно, в 1156 г. Андрей Боголюбский еще не был законным властителем Суздальской земли, и ему необходимо было действовать от имени своего отца. Женатый на дочери бывшего владельца этих мест, он мог рассматривать Москву как свою волость. Можно думать, что Андрей укреплял ее и в последующие годы. Не случайно после его смерти, когда возникла война между Ростовом и Владимиром, москвичи однозначно поддержали владимирцев.

6. Заключение
Далек от нас XII век. Но именно тогда, восемь с половиной веков назад, возник город, которому суждено было стать столицей великого государства. Город, в котором мы живем.
Не так важно, что мы не знаем точной даты основания Москвы. Все же у нас есть достаточно оснований утверждать, что город был построен в середине XII века. Так что 1147 год - дата первого упоминания о Москве - закономерно считается датой ее основания. Хотя мы понимаем, что эта дата условная.
Оправдан интерес к личности людей, стоявших у истоков нашего города. Мы привыкли называть основателем Москвы Юрия Долгорукого. Этот князь, безусловно, сыграл немаловажную роль в превращении Москвы в город. Но нельзя забывать о других людях, которые также внесли существенный вклад в основание Москвы, и, прежде всего, о Кучке и об Андрее Боголюбском.
К сожалению, мы практически ничего не знаем о Кучке. Но, думается, что человек, чьим именем первоначально называлась Москва, достоин того, чтобы память о нем была увековечена.
О личности Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского в истории Руси историки продолжают спорить. Эти князья стояли у истоков не только Москвы, но и нового государственного образования, возникшего в Северо-Восточной Руси и давшего начало Российскому государству.
Юрий Долгорукий был фактически первым князем Ростово-Суздальской земли. Но он значительную часть жизни посвятил борьбе за обладание киевским столом и, по-видимому, не очень любил доставшийся ему удел. В отличие от отца Андрей Боголюбский стремился в первую очередь быть правителем Ростово-Суздальской земли, которую он явно предпочитал всем остальным, в том числе и Киеву. Недаром Н.И.Костомаров назвал его "первым великорусским князем".
Об Андрее Боголюбском написано много. Но его роль в основании Москвы исследована недостаточно.
Середина XII в. на Руси была временем княжеских усобиц. Не случайно и первое упоминание о Москве оказалось связано с усобицами - со встречей двух союзников по междоусобной войне. После убийства Андрея Боголюбского война пришла и в Ростово-Суздальсую землю. И снова в связи с усобицами несколько раз в летописи упоминается Москва.
Но прошло совсем немного времени, и Москва стала не только центром Русской земли, но и символом ее единства. Таким символом она является и сейчас. И мы с гордостью повторяем слова поэта: "Москва... как много в этом звуке для сердца русского слилось!"

Литература
Забелин И.Е. История города Москвы. М., 1995, стр. 1-47.
Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1988. Кн. 1, Т. 1-2.
Костомаров Н.И. Господство дома Св. Владимира. М., 1993, стр. 39-100.
Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М., 1984, с. 3-103.
Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1987.
Насонов А.Н. "Русская земля" и образование территории древнерусского государства. М., 1951, стр. 173-191.
Платонов С.Ф. Сочинения. Т. 1. Статьи по русской истории (1883-1912). Спб, 1912, стр. 76-83.
Погодин М. Князь Андрей Юрьевич Боголюбский. М., 1850.
Рыбаков Б.А. Мир истории. М., 1984, стр. 293-306.
Татищев В.Н. Собрание сочинений. М., 1995. Часть 2. Т. 2, 3.
Тихомиров М.Н. Древняя Москва XII-XV вв. М., 1992, стр. 5-182.
Фроянов И.А. Древняя Русь. М.-Спб., 1995, стр. 576-697.
Яновский А. Юрий Долгорукий. М., 1955.

XII столетие в истории Руси ознаменовано быстрым и блистательным расцветом культуры и искусства, связанным с ростом старых и новых городов, с подъемом политической роли городского населения. На той же исторической почве рождается сознание гибельности феодального дробления страны, нашедшее наиболее яркое выражение в «Слове о полку Игореве», где прозвучал призыв к объединению русских сил перед лицом половецкой опасности. Но еще до появления «Слова» эти тенденции проявились в политической борьбе Владимиро-Суздальского княжества, где при Андрее Боголюбском (1157—1174) складывается союз крепнущей княжеской власти и горожан и ведется целеустремленная борьба за общерусский приоритет Владимирской земли, за подчинение владимирским мономашичам других русских княжеств, за превращение столицы княжества — Владимира — в общерусский политический центр.

Сильнейшим средством в этой борьбе могла бы стать церковь, могущественная феодальная организация, в руках которой были сосредоточены и все средства пропаганды: многочисленные покрывавшие Русь храмы, искусство, литература. Простирая свою духовную власть через рубежи феодальных княжеств в границах «всея Руси», церковь могла бы содействовать ее сплочению. Вспомним характеристику подобных возможностей католической церкви, данную Ф. Энгельсом: «Европейский мир, фактически лишенный внутреннего единства, был объединен христианством против общего внешнего врага, сарацин. . . Это теологическое объединение было не только идеальным. Оно в действительности существовало не только в лице папы, своего монархического центра, но прежде всего в организованной на феодальных и иерархических началах церкви, которая в каждой стране владела приблизительно третьей частью всей земли и составляла поэтому крупную силу в феодальной организации. Церковь с ее феодальным землевладением служила реальной связью между различными странами; феодальная организация церкви освящала религией светский феодальный государственный строй»[1]. Однако нити церковной субординации прочно связывали русскую церковь с ее верховным зарубежным главой — византийским патриархом — и его агентом на Руси — митрополитом-греком в Киеве. Последний стремился сделать управление русской церковью средством реализации имперской политики на Руси. Будучи почти независимым от местной княжеской власти, он вмешивался в русские междукняжеские отношения в интересах Византии. Разветвленная система церковного аппарата — от константинопольского патриарха, через киевского митрополита, епископов в русских княжествах и подчиненное им местное духовенство — пронизывала всю русскую жизнь вплоть до личного быта человека. Митрополит-грек, сидя в Киеве, всегда знал течение дел в любом отдаленном углу Русской земли и мог оказать свое влияние на его ход.

Поэтому уже в XI в. стала ясной необходимость ослабления этой зависимости. Ярослав Мудрый добился поставления в митрополиты русского — Илариона. Его знаменитое «Слово о законе и благодати» с предельной силой выражало патриотическую гордость Русской землей и ее величием, мысль о ее равенстве с Византией и ее праве на независимость. Однако русский на митрополичьем престоле был единичной удачей, а затем там неизменно появлялся византиец. В беспринципности и лживости церковников-греков на Руси убедились давно — «суть бо греци льстиви и до сего дня», а о черниговском епископе Антонии сказано еще острее: «се же молвяше им, лесть тая в собе — бяше бо родом гречин»[2].

Стремление к освобождению русской церкви от греческой опеки усилилось в XII в., когда греческие происки осложняли и запутывали политическую борьбу, направляя ее развитие в интересах византийского императора, который и теперь, в условиях приближавшегося ослабления Империи, еще продолжал рассматривать Русь как имперскую провинцию. И естественно, что особую тревогу и внимание Византии вызывали ясно обнаружившиеся в XII в. тенденции преодоления феодальной раздробленности и борьба за усиление и преобладание той или иной династии на Руси.

Позиция русской церкви по отношению к усилению княжеской власти была очень противоречивой и двойственной. Церковь была, с одной стороны, заинтересована в могущественном покровительстве, способном защитить ее владения от разорительных феодальных усобиц и опасности народных восстаний. С другой стороны, будучи связана с верховной властью своего главы — константинопольского патриарха, она являлась проводником византийской политики, направленной против объединения и усиления русских княжеств, с неизбежностью порождавших стремление к национализации церкви и освобождению ее от греческой «игемонии». Для достижения этого нужно было установить порядок, при котором русский митрополит ставился бы собором русских епископов. Такую попытку предпринял Изяслав Мстиславич киевский, которому удалось добиться избрания на митрополичью кафедру своего ставленника Климента Смолятича; но с захватом Киева Юрием Долгоруким он был смещен и вновь заменен греком — Константином I. «Греки ценили в эту эпоху византийского митрополита дороже, чем даже вспомогательные войска, в которых они так нуждались»[3].

Андрей Боголюбский не уступал Изяславу Мстиславичу ни в решительности, ни в энергии. Но он ясно оценивал из опыта своего участия в борьбе отца за Киев силу сопротивления его политическим планам не только в самой Владимирской земле и даже не только на Руси, но и за ее пределами. Византия зорко следила за событиями, развивавшимися на далеком Северо-Востоке Европы, и росшей здесь силой, способной нарушить и порвать грекофильскую политическую линию Юрия Долгорукого. «Империя, — замечает М. Д. Приселков, — только в дроблении сил нового сильнейшего Ростово-Суздальского княжества в это время и в ближайшие годы видела свою основную задачу»[4]. К тому же византийский император Мануил, этот «политический фантаст XII в.»[5], мечтавший о восстановлении могущества Римской империи, вынашивал и планы более непосредственной связи Руси с Ромейской империей: предполагая подчинить своей власти Венгрию, Мануил рассчитывал, что это сольет Русь с территорией его державы[6]. Все это осложняло положение, делая насущным и вопрос о самостоятельности русской церкви. Давний опыт Ярослава Мудрого и попытка Изяслава с поставлением Клима Смолятича показывали, что нужно продолжать эту борьбу, чтобы, освободив церковь от византийской опеки, поставить ее на службу русским политическим целям.

Проведенное нами исследование ряда церковно-литературных произведений Владимирской Руси 60-х годов XII в. раскрывает интенсивную, руководимую самим князем Андреем работу владимирских писателей, труд которых был направлен на создание своих владимирских святынь, на приурочение к Владимирской земле главных христианских культов, на аргументацию древности христианства на Северо-Востоке. Крупной фигурой в этой церковно-литературной работе был вышгородский выходец поп Микула, ставший духовником и советником князя Андрея и главой капитула владимирского Успенского собора. Так создается культ Владимирской иконы богоматери, пропаганде которого посвящено специальное «Сказание» о ее чудесах, составленное Микулой[7]. Богоматери посвящаются новые белокаменные храмы стольного Владимира и Боголюбовского замка[8]. Учреждается без санкции митрополита и патриарха новый владимирский праздник Покрова богоматери, прокламирующий ее особый патронат Владимирской земле и ее князю. Связанные с новым культом произведения говорят о его реальных политических целях — защите союза князя и горожан («князь, город и люди») и их борьбе против «тьмы разделения нашего». Здесь подвергается антигреческой обработке и переосмыслению известное по житию Андрея Юродивого «влахернское чудо»[9]. В связи с победой над болгарами (1164 г.) во Владимире устанавливается княжеско-воинский праздник Спаса 1 августа, в «Сказании» о котором, составленном при непосредственном участии Андрея Боголюбского, прокламируется мысль о его равенстве с императором Мануилом Комнином[10]. Наконец, организованное князем и церковниками в 1160 г. «открытие мощей» епископа ростовского Леонтия дает повод для создания в его «Житии» (первой редакции) мифа о христианизации Северо-Восточной Руси в конце X в., о первых греческих епископах[11]. В этой связи возникает также легендарная летописная версия об основании Владимира не Владимиром Мономахом, а Владимиром Святославичем[12]. Все эти новые культы и святыни, а также церковно-политические сочинения были призваны дать религиозную санкцию политическим мероприятиям Андрея, аргументировать права его княжества на церковную независимость, облечь ореолом «небесного покровительства» Владимир и Владимирскую землю, которые претендовали на то, чтобы перенять руководящую роль «матери градов русских» — Киева.

Если можно охарактеризовать работу владимирских писателей и оценить идейные цели их произведений, то самый ход церковно-политической борьбы за самостоятельность владимирской церкви крайне скудно и противоречиво освещен источниками. Сопоставление сведений о ней в летописях свидетельствует о специальной цензурной чистке текстов, откуда изымались все сведения об основной фигуре этой борьбы — епископе Федоре, или Федорце, ставленнике князя Андрея на владимирскую кафедру. О его деятельности мы, в сущности, узнаем лишь из пространного и злобного повествования о его казни, занесенного под разными годами в летописные своды Севера и Юга, что ясно свидетельствует об интерполяции этого текста. Видимо, в связи с этой редакционной обработкой летописей оказался запутанным и вопрос о греческих ставленниках на Ростово-Суздальскую епископию — Несторе и Леоне. Ипатьевская летопись совершенно ничего не знает о епископе Несторе и борьбе с ним Андрея, она рассказывает только о Леоне, ничего не сообщая также и о Федоре вплоть до рассказа о его казни[13]. Лаврентьевская же летопись говорит о Несторе и Леоне и об их конкуренции, связывая спор о постах с Леоном[14]. Видимо, следом редакционного просмотра летописи является и отсутствие каких-либо записей под 1162—1163 гг., предшествующих тексту 1164 г., знакомящему нас уже с итогами происходившего в предыдущие годы. В этом суммарном тексте случайно сохранилось упоминание о «владыке Федоре», который переспорил Леона в диспуте о постах[15]. Здесь редактор, очевидно, усомнился, кто этот Федор, и, вероятно, принял его за киевского митрополита Федора, занимавшего престол в течение десяти месяцев[16].

Уже эти самые общие наблюдения над источниками о церковных делах 60-х годов, скудость и противоречивость их данных сами по себе говорят об остроте и необычности происходившего, которое либо получало разное освещение, либо просто замалчивалось.

Неясность картины событий 60-х годов и их связи долгое время поддерживалась тем, что единственный важнейший греческий документ, освещающий церковно-политическую борьбу этой поры, — грамота константинопольского патриарха Луки Хризоверга к Андрею Боголюбскому — не подвергался должной исторической критике. Грамота дошла до нас лишь в русском переводе в двух редакциях — краткой, видимо, близкой к подлиннику, известной по списку в сборнике XVII в. Кирилло-Белозерского монастыря[17], и пространной, помещенной под 1160 г. в Никоновской летописи[18]. Эта последняя редакция, где обозначено имя ростовского епископа Нестора, содержала множество неясностей и противоречий и вызывала различные оценки виднейших историков русской церкви — Макария, Е. Голубинского, М. Д. Приселкова[19], и только П. Соколов дал правильное толкование источника[20]. Исследователь доказал, что грамота Хризоверга говорит о деле не Нестора, а Леона, что имя Нестора произвольно внесено позднейшим переписчиком. Это позволило датировать грамоту не 1160г., как полагал А. С. Павлов[21], a 1168 г.[22] Датировка грамоты не ранее 1164 г. подтверждается также и тем, что она упоминает «церкви многи», построенные князем Андреем во Владимире: к 1160 г. здесь только заканчивался Успенский собор, две же другие церкви — Спасская на новом дворе Андрея и Положения риз на Золотых воротах — построены лишь в 1164 г. Эти новые определения времени и самого сюжета грамоты, а также раскрытие путаницы, внесенной Никоновской летописью в изложение дела Федора (появление двух Федоров и пр.), позволили П. Соколову восстановить с большей или меньшей бесспорностью основные факты и ход церковно-политической борьбы 60-х годов[23]. В дальнейшем изложении мы и придерживаемся этих выводов, дополняя, а в ряде случаев отклоняя некоторые из них.

Уже на другой год после прихода Андрея на Север, в 1156 г., митрополит проявляет особое внимание к судьбам местной церкви. Об этом говорит глухая летописная запись: «на ту же зиму иде епископ Нестер в Русь и лишиша и епископьи»[24]. Летопись не уточняет причин низложения Нестора. Летом этого года митрополичий престол занял новый митрополит — грек Константин, торжественно встреченный и чествованный Юрием Долгоруким[25]. Возможно, что Константин вызвал Нестора в Киев и поставил ему в вину его нерадивость в церковном строительстве, его уклонение от присутствия на соборе 1147 г., избравшем Клима Смолятича, а также то, что он не поспешил на поклон к новому митрополиту[26]. Никоновская летопись добавляет, что Нестор «от своих домашних оклеветан бысть. ..и в запрещении бысть»[27]. Если это не домысел позднего сводчика, то можно думать, что уже грек Нестор испытал гонение Андрея, которому подвергся позднее и его преемник грек Леон. Далее мы ничего не знаем о судьбе Нестора; возможно, что он оставался на покое в Суздальской земле. Во всяком случае он был жив в 1158 г., когда на епископскую кафедру был прислан очередной грек — Леон, которого суздальцы обвиняли, что он «не по правде поставися Суждалю, Нестеру пискупу Суждальскому живу сущю, перехватив Нестеров стол»[28]. Назначение нового епископа-грека показывало, что патриарх и император стремились поставить Ростовскую епископию под особо близкий надзор и теснее связать ее с митрополичьим центром. Е. Голубинский не без основания заметил, что «была одна епархия, которую вследствие ее особых обстоятельств грекам удавалось замещать особенно часто, так что они считали ее как бы своей епархией, и которую они, если верить известиям, до некоторой степени сделали епархией полугреческой. Это епархия Ростовская»[29].

Между низложением Нестора и назначением Леона в 1156—1158 гг. епископская кафедра оставалась незамещенной, и возможно, что в этот период у Андрея и складывается мысль об организации во Владимирской земле независимой от митрополита епископии или особой митрополии[30]. Во всяком случае в 1158 г. он закладывает во Владимире новый обширный городской Успенский собор. Возможно, что уже в это время он наметил своего кандидата на владимирскую кафедру — некоего Федора. Это был не монах, а мирянин, «сестричич», т. е. сын сестры близкого к Юрию Долгорукому и Андрею киевского боярина Петра Бориславича[31].

Естественно, что появление нового митрополичьего ставленника грека Леона осложняло обстановку, и уже на другой год, в 1159 г., он был изгнан. По словам летописи, Андрей якобы не имел к этому отношения: епископ был удален решением городского веча («выгнаша Ростовци и Суждальци Леона епископа, зане умножил церковь, грабяй попы»)[32]. Едва ли можно думать, что Леон «обложил попов тяжкими поборами на постройку новых церквей»[33]. Известно, что он не принимал никакого участия в церковном строительстве во Владимирской земле, так что выражение «умножил церковь» (или «церкви») говорит о другом. Суть этого обвинения, видимо, можно раскрыть, исходя из более поздней аналогии. Так, назначенный в 1485 г. на архиепископство в Новгород Геннадий Гонзов, стремясь поднять и упрочить поступление архиепископской подати с церквей, провел в Новгороде и Пскове скрупулезную перепись всех церквей с их приделами и престолами, чтобы ни один из престолов не избежал обложения. Псковичам это напомнило татарское «число», они «не дашася в волю его», а стригольник Захар рассылал послания, обличавшие корыстолюбие Геннадия[34]. Вероятно, и Леон произвел подобную операцию — учет каждого придела, которых некоторые церкви имели несколько, чем явно «умножил» количество облагаемых епископской податью объектов, ударив не только по низшему духовенству, но и по его пастве, поборы с которой возрастали. Возможно, что непосредственной причиной алчности Леона было то, что он занял кафедру при помощи «мзды» митрополиту и теперь стремился скорее возместить немалые расходы, что и вызвало сопротивление «ростовцев и суздальцев». Видимо, действительно их протест принял довольно широкие масштабы, подняв и низшее духовенство, и горожан. «Подобно тому как в настоящее время буржуазия требует gouvernement а bon marche, дешевого правительства, точно так же и средневековые бюргеры требовали прежде всего eglise a bon marche, дешевой церкви»[35]. Этим движением, очевидно, и воспользовался Андрей, изгнавший Леона. Конечно, это был лишь повод для освобождения от надзора греческого агента.