Отрок. Ратнинские бабы. Глава 5

KES

Дата: Среда, 15.06.2011, 21:03 | Сообщение # 1

Князь

Группа: Авторы

Сообщений: 2283

Награды: 0

Репутация: 1955

Статус: Оффлайн

Господа Совет. Вместе с соавторами, предлагаем на ваше рассмотрение пятую главу книги "Отрок. Ратниские бабы". Для того, чтобы текст не терялся среди комментариев, теперь каждая глава будет выкладываться в отдельной теме.

Глава 1. http://www.krasnickij.ru/forum/108-1243-1
Глава 2. http://www.krasnickij.ru/forum/108-1243-74140-16-1297882951
Глава 3. http://www.krasnickij.ru/forum/108-1243-76393-16-1299343306
Глава 4. http://www.krasnickij.ru/forum/108-1243-78770-16-1301153799

Сообщение отредактировал KES - Среда, 15.06.2011, 21:49

Красницкий Евгений. Форум. Новые сообщения.

kea

Дата: Среда, 15.06.2011, 21:11 | Сообщение # 2

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Глава 5
Июль 1125 года. База Младшей стражи.

После всех неожиданностей и волнений прошедшего дня спала Анна плохо, почитай, и вовсе не спала. Полночи сама ворочалась с боку на бок, и точно так же мысли в голове ворочались – то перекатывались лениво, перетекая из одной в другую, то прыгали и толкались: не успеешь одну додумать, а её уже следующая вытеснила и тут же сама вслед за ней куда-то убежала.
«Ну, Мишаня, ну, сынок... вывалил матери на голову кучу новых забот, поманил будущим… Поманил – или напугал? Ну, и напугал тоже – ТАКОГО только полная дура не испугалась бы. Ну так а ты, матушка моя, не дура, побоялась немножко – и хватит. Теперь думать надо, что и как делать, чтобы по самому краешку пройти и не упасть. Ой, ну кого ты, Анька, дуришь? Пройти и не упасть… Тут одним разом не обойдёшься: туда попадёшь – всю оставшуюся жизнь по лезвию ножа ходить придётся… а желающие подтолкнуть всегда найдутся. Страшно? Да! Только оставаться в лесной глуши, вдовий век тянуть – ещё страшнее. Нет! Не хочу! Сыта по горло, наелась. И нечего, душа моя, гневить Господа: от ТАКИХ подарков не отказываются. Так что кончай причитать, начинай думать: что я могу сделать, чтобы Мишане помочь, подпереть в нужный миг своим плечом …да и не только своим. Лёша тоже не захочет долго в глуши сидеть, не могут такие мужи в безвестности обретаться, а Мишаню он поддержит – вон как уважительно с ним сегодня здоровался… Ох ты, Господи, Пресвятая Богородица!.. Это что же такое в моём сыне есть, что сам Рудный воевода с ним, как с ровней, говорит? Уже сейчас – а что же дальше-то будет? Отрок пока ещё, а такие дела вершит. Откуда что берётся? Будто подсказывает ему кто… А может, и в самом деле подсказывает? Может, прав был тогда Аристарх, что настоял… Нет, нельзя про ЭТО, даже в мыслях нельзя: Господь и в мыслях наших читает…»
Анна встала, подошла к иконе, перекрестилась несколько раз, зашептала слова молитвы – но всё это привычно, не вдумываясь в заученные с детства слова, которые ложились на язык сами собой. Мысли же снова вернулись к разговору с сыном:
«Получится, всё у него получится! Не сразу, но добьётся своего. Дед-то, хоть и ругает его временами на чём свет стоит, но, чуть что – первым про «кровь Лисовинов» поминает. Гордится внуком… И пусть гордится, незачем ему про всё знать… Хватит того, что я мучаюсь: уж очень много ему дано… чем-то расплачиваться придётся? Господи, Пресвятая Богородица, как же Ты смогла сына своего на муки отпустить? Помоги мне, укрепи дух мой, дай мне силы сыну опорой стать… поддержать его и на волю выпустить, когда ему время придёт. Пусть он дальше идёт, а я всегда у него за спиной буду. Страшно мне, Господи, очень страшно: за Мишаню, за остальных детей, за весь род наш… да и за себя тоже страшно. Только-только из ямы выбрались, жить бы сейчас да радоваться, но ведь не дадут: если остановимся на месте – задавят нас, сожрут и косточек не оставят. Так что хочешь – не хочешь, а придётся вперёд идти, не слушая шепотки и вопли за спиной, не оглядываясь на завистников.
Уж кого-кого, а этого добра на пути встретится предостаточно, хоть лопатой греби. Добрых людей ещё поискать придётся, а таких… нагляделась я весной в Турове. Кое-кто из подружек моих заклятых никогда не простит мне Мишаниного успеха да возвышения свёкра – до сих пор, небось, вспоминают и шипят от злости, что я не просительницей к ним приходила, а ровней, да с такими подарками, что у них глаза на лоб лезли. Когда меня в Ратное замуж выдавали, батюшка мой от гордости сам не свой был, а подружки-то жалели, дескать, в глушь еду, к лесовикам… бе-едненькая… Ничего, посмотрим ещё, кто в конце концов наверху останется. Я тоже не голубица кроткая, спасибо Фролу да свекрови покойным: такая наука мне была – девкам нынешним и не снилась.
Тогда от совета Аристарха хоть и жутью повеяло, но прав он оказался. Тогда… А сейчас? Не та ли сила, которая тогда добро сотворила, нынче влечёт Мишаню неведомо куда? Не обернётся ли то добро злом в будущем? Ну уж нет, материнская любовь многое пересилить может, почти всё. Перед ней, бывало, и боги отступали… А Лёша мне поможет…»
Анна вспомнила, как она готовилась к тому разговору о Перваке, как старательно подбирала слова, чтобы убедить Алексея в опасности старшего сына Листвяны и необходимости эту опасность устранить. Спрашивается, стоило ли так мучиться – Алексей понял её с полуслова и не посмеялся над «бабьими страхами», как она опасалась, а согласно кивнул и уверенно сказал:
– Не тревожься, Аннушка, не соперник он твоему сыну. Михайле и делать ничего не придётся, без него всё сделают – а он в стороне останется, может, даже и не догадается ни о чём.
И таким запредельным смертным знанием повеяло от его слов, что она почла за лучшее не задавать никаких вопросов: ни к чему ей во всё вникать. Вот уж воистину – во многих знаниях многие печали.
«Всё меньше за Мишаню переживать буду. Если кто-то и заподозрит неладное, то всё равно промолчит. И Листвяна вопросов задавать не будет, чую я – нечисто там… не сын он ей, не сыновним взглядом на неё смотрит… И ей то в тягость, особенно сейчас. Так что обойдётся всё…
…А что шептаться будут… да и пусть… не привыкать: хоть и прожила в Ратном столько лет, а всё равно для многих чужой осталась… Ну, положим, я тогда и сама хороша была: кто меня за язык тянул – прямо в глаза свекрови да соседкам говорить, что я о них, лесовичках диких, думаю… Вот и огребла полной мерой… да и по заслугам. Ничего, пережила же… и Анька переживёт… если шею не сломает. Что-то с ней делать надо, и срочно, иначе и себя погубит, и род опозорит. Отцовской руки не знает, распустилась после смерти Фрола: и дед, и я жалели сироток. Зря жалели, наверное… А Лёше пока невместно её наказывать – не отчим ещё. Хм.. вот для дочерей отчимом я его вижу… хоть они и старше Мишани… и смотрят временами эти поганки на Лёшу оценивающе, как на мужа. Дурочки, конечно, но ведь и зрелые бабы на него засматриваются… Пусть смотрят – мой он!
Только вот не знает пока, что и я – тоже его. И хорошо, что не знает, не уверен… А рушник тот… А что рушник? Подала знак, что надеяться разрешаю…»
Анна хмыкнула, вспомнив, как в Ратном она однажды утром подала умывающемуся Алексею рушник. Не простой – она специально припасла его для такого случая: новый вышивать ей было некогда, пришлось выбрать из готовых. На нём уже был выткан обычный рисунок – поперечная полоса из чередующихся символов крепкой семьи и благополучия. Вот чуть выше этой полосы Анна и вышила накануне двух идущих друг за другом голубков – символ зарождающейся любви.
«Как он тогда глянул на меня… глазам своим не поверил: то на рушник смотрел, то опять на меня… так и стоял… только капли на рушник с бороды капали… А когда я свои глаза прикрыла, поверил, что не ошибся. Рушник к лицу поднёс – то ли бороду вытер, то ли вышивку поцеловал… не понять. И огонёк у него в глазах с тех пор опять загорелся… лихо-ой такой… как в молодости был. И хорошо, что загорелся – такие, как он, погасшими не живут. Его ведь и не узнать поначалу было, не человек, а так… скорлупа с золой… Несчастный, потерянный, судьбой побитый… жалко его до слёз… Вот и пожалела. А дальше что? Всю жизнь жалеть? Только не его! Это Лавр в любви жалость искал, а Лёшка сам первый от тоски взвоет…
Нет, милый мой, не стану я тебя жалеть и слезами обливать не стану. Тебе для счастья борьба нужна, вот ты и поборешься – за своё место в жизни, за своё дело… и за меня тоже. Бог даст, всю жизнь бороться будешь – чтобы счастье не погасло, пеплом не подёрнулось. Мне с тобой тоже нелегко придётся, душа моя: немало сил понадобится, чтобы стать такой женщиной, которой ты гордиться сможешь, рядом с которой быть за честь почтёшь и силу в нашей любви черпать станешь… И это ещё посмотреть надо, кому из нас труднее придётся. Только ты стоишь того, чтобы ради нашей любви потрудиться… и я того стою.
И сынок твой при мне вырастет… Каким вырастет – не знаю, но воином ему не быть, это уже и сейчас понятно, душа у него сломана … дай Бог, чтобы хоть немного выправился. Будут ли у нас с тобой, родной мой, ещё дети, не ведаю… хотела бы я, ах, как бы хотела… но на всё воля Божья… Мишане ты отцом быть уже не сможешь, а вот Сене… Ему ты отцом станешь, вырастишь его, как своего собственного, и всё своё ему передашь… и гордиться им будешь, как родным сыном. А Саввушка… посмотрим… у нас его не обидят, а какая стезя ему уготована, то лишь Бог ведает.
И Елюшка к Лёше потянется – её он тоже, как свою, баловать станет… И замуж её сам выдавать будет. Замуж… весной непременно надо старших в Туров везти, да и кого-то из девок – тоже. А там, глядишь, бояре батюшкины захотят своих дочерей да племянниц получше пристроить. Сами не додумаются, так им жёны подскажут. Сестра Луки уже постаралась… подсунула мне свою внучку… тот ещё подарочек… Если бы не приказ воеводы – ни за что не согласилась бы эту коровищу сюда взять… хорошо хоть мамаше её сюда путь заказан…»
Время от времени Анна то на короткое время погружалась в сон, то как будто выныривала из него, а мысли всё так же кружились, скакали и уплывали прочь.
«И без того голова кругом идёт – мало мне было забот с мишаниной крепостью да с девицами, так ещё и Алёна эта… Нет, ну как она вчера на Андрея смотрела, как его понимала! И ведь у него в глазах огонёк горел… ма-аленький такой, незаметный почти, но ведь горел же…
А как ее Алексей понял! Как сказал: «Женщина же, истинная ЖЕНЩИНА, боевая подруга, прикрывающая спину воина – тоже сама по себе оружие, но совсем другое». Господи, мне ведь и в голову раньше ничего подобного не приходило… Да и не могло прийти - это Лёше об оружии многое известно, может, вообще все, а что мы, бабы, об этом знаем? «Притягивающее и завораживающее, лишающее разума и осторожности»? Хотя, если подумать…"
Анна рывком села на постели, сна – ни в одном глазу.
«Мы ведь не тело поражаем, но разум пленяем. Тут никакое железо не поможет, а вот внешность, взгляды, движения, слова… Да, это тоже важно, но самое главное – это разум, НАШ разум. Без него ни внешности, ни слов, ни поведения нужного не будет. Но и одним только разумом не обойтись – не станешь каждое движение и каждый взгляд заранее обдумывать, невозможно это! Здесь только чувства помочь могут, подсказать, чем именно воспользоваться, чтобы противника поразить. Противника или противницу? Ну, мы и между собой тоже войны ведём, да такие, что мужам не снились. И неважно, что они бескровные… бескровные-то раны дольше затягиваются… бывает, что и всю жизнь болят. Душу доспехом не прикроешь…
Душу – да, а тело? Если у нас есть своё оружие, то должна быть и защита, тоже наша, женская. У мужей от нас защита есть – Леша тогда сказал: «Опыт и здравомыслие. Холодный рассудок, если угодно». А каков наш доспех, защищающий от мужского оружия – от острого железа? Платья? Нет, это лишь часть внешности, да и то, если зреть в корень, не самая важная, значит, тоже часть оружия. Что же тогда?»

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

Сообщение отредактировал kea - Среда, 15.06.2011, 21:12

kea

Дата: Среда, 15.06.2011, 21:13 | Сообщение # 3

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Устраиваясь поудобнее, Анна подтянула колени к груди, обхватила их руками, привалилась спиной к поднятой подушке и замерла, уставившись в светлеющее окошко.
«Надо же – интересно-то как! Доспех защищает плоть от острого железа. А что не дает мужам поднять оружие на женщину? Слабость и беззащитность? Да – не только прикоснуться лезвием к плоти, но и просто поднять оружие на женщину. Положим, слабость в нас часто видимая… во всяком случае, в некоторых из нас, да и беззащитность тоже… Ну и ладно, чем больше мужи в нашей слабости и беззащитности уверены, тем прочнее наш доспех.
Господи, да если так на нашу жизнь посмотреть… как же все сразу в ином виде предстает! Есть, есть в Ратном женщины в прочных доспехах и женским оружием прекрасно владеющие! Одна Варвара чего стоит… И вовсе необязательно это жена ратника должна быть – есть и жены обозников. Но иначе чем ратницами их и не назовешь. Или вот еще было в давние времена слово поляница. Да… а есть и обозницы. Не потому, что мужья у них обозники – хоть ратники, хоть десятники… да хоть сотники, свою суть за мужем не спрячешь. Дуры, лентяйки, неумехи, неряхи – вот они-то и есть настоящие обозницы… обуза и для мужей, и для сотни. Ох!
Это что же получается: в том, что Ратнинская сотня постепенно слабеет, есть доля и женской вины? Выходит, есть – такие вот обозницы и для мужей, как камень на шее, и сыновей своих такими же вырастят… да и дочери у них не лучше. Ну да это дело известное: хочешь жену справную, присмотрись к её матери. Отроков-то наших через полтора-два года женить надо будет, вот мы и посмотрим… Обозницы, не по чину, а по сути своей, нам тут без надобности!
Ой, а Андрей-то! Он же воин до мозга костей, второго такого не сразу и найдешь. Он в Алене женщину-воина увидел – ратницу! Равную себе, но в женской ипостаси! Нашел-таки, наконец, себе под стать, может даже и вовсе не знал, что такие бывают!
Нет, что-то здесь не так…Зачем нужны все эти доспехи и оружие, если главного нет – любви? Она же сильнее всего – любого острого железа, любой брони, крепостных стен… Вот оно! Господи, неужели угадала? Крепость это! Любовь – женская крепость, которую ни силой, ни угрозой, ни подкупом взять невозможно. Только сама женщина может кого-то в эту крепость допустить – даровать израненному и изможденному воину покой, ласку, любовь за неприступными для других стенами! А он… а он в ответ готов защищать эту крепость до последнего вздоха!
Значит, Андрей, бродивший столько лет бесприютным, пришел-таки к воротам Алениной крепости, и его там приняли, впустили и обласкали… Нет – пока только дали надежду, указали вход, но он и за одну только эту надежду готов жизнь положить! А Алексей? Лешенька – истерзанный, израненный... не шел – полз, продирался к воротам моей крепости! Добрался из последних сил, на одних только остатках воли. А я ему тем рушником знать дала, что ждут его в этой крепости, что не кончилась для него жизнь – начинается заново, ибо ему есть теперь что защищать и беречь.
И батюшка Корней… Господи, столько лет… мало ли, что сотник, мало ли, что глава всему, а тоже ведь неприкаянным в пустыне обретался – вне хранительных стен Любви. А я-то на Листвяну… она же его, считай, к новой жизни возродила… и сама возродилась, ведь чую я, что тяготится Перваком, отринуть его желает. Ещё бы – достойный муж в стены ее крепости пришел. Именно что достойный! Иные хитростью или через жалость женскую в наши крепости проникают, да и живут потом там, аки трутни в улье… а есть и такие, что за доблесть для себя почитают как можно больше таких крепостей покорить… Ну, правду сказать, и крепости такие встречаются… вроде постоялого двора на проезжей дороге – ворота настежь. Бог им судья...
Зато теперь понятно становится, чему мне девиц учить надо: женским оружием овладевать, женским доспехом прикрываться, стены женской крепости возводить. Не рано им? Нет, не рано – пока эти стены поднимутся, немало времени пройдёт. Как раз они и научатся отличать достойных мужей. Глядишь, и не придётся им, как мне, шишки набивать, крепость свою отстраивая. Да я ради одного этого сама в лепёшку расшибусь и дурочек этих наизнанку выверну и в узел завяжу. Пусть лучше они сейчас у меня на учёбе от усталости или досады рыдают, чем потом жизнь заставит их слёзы лить.
Да уж, боярыня, вешаешь ты себе камень на шею… Легко сказать – женским оружием овладевать… Знать бы ещё, чему учить надо, да и как учить – тоже. И ведь не посоветуешься ни с кем. Погоди, погоди, как это – ни с кем? А Алёна? Сама же только что вспоминала, как она женскими премудростями пользовалась – чем она тебе, матушка, не наставница? И чего же я тогда голову ломаю? Вот и посмотрю, способна ли она с девками моими управиться. Если получится – половину забот с меня снимет, да и подсказать что-то наверняка сможет: её тоже когда-то бабка учила, не забыла же она эту науку. Ну, и меня в своё время учили – и матушка, и свекровь… царствие им небесное… да и не только они. Всё вспомним, до последней мелочи на свет Божий вытащим и к делу приспособим.
Трудно будет? Ну, не без того – так и дело-то затеваем невиданное. Cейчас всем нам трудно будет, зато потом сегодняшние поблажки слезами не отольются… и хорошо если только слезами, а не кровью. Ну, будет, будет себя пугать, вон и вставать уже скоро пора. Надо же – так ведь и не заснула, а усталости не чувствую, как в молодости летать готова… И то сказать – с той прорвой дел, что меня ждёт, только летаючи и можно управиться, так что хватит валяться, душа моя, горы сами не сворачиваются, потрудиться придётся».
Анна встала, от души потянулась, разминая затёкшее за ночь тело, оглядела себя со всех сторон, насколько смогла выгнуться и повернуть голову:
«Крепость… хороша крепость, тоже мне… А что? Лёше хороша, значит, и я себя любить буду, холить и лелеять… чтобы стены моей крепости не потемнели раньше времени да не потрескались. Ох, ведь и этому тоже учить придётся… Девчонки-то наверняка многое уже знают, от матерей да бабок наслушались – вот и пусть друг другу свои семейные хитрости передают, а мы с Алёной им своё добавим… Знали бы их матери, ЧТО их дочерей ждёт... сами бы прибежали… под дверью послушать… а то и своими секретами поделиться».
Усмехаясь таким мыслям, Анна не торопясь совершала привычный утренний ритуал, одеваясь, как она завела с недавних пор, не в будничное платье, а нарядное, с украшениями, которые в Ратном и не подумала бы носить, и не потому, что там кто-то злословить стал бы, нет. Просто здесь, в крепости, она была ПЕРВОЙ – и должна была не только БЫТЬ, но и ВЫГЛЯДЕТЬ первой – во всём.
«Моё оружие всегда при мне, а вот «дружину верную» из девок готовить надо. Ну, боярыня, чего медлить-то, прямо сейчас и начнём. Туров-то нас, поди, заждался…»
Оглядев себя в последний раз, Анна перекрестилась на икону Богородицы, вздохнула поглубже, открыла дверь и вышла из опочивальни – как на поле боя. Вышла и чуть не столкнулась с идущей навстречу Алёной: та уже была опрятно одета и причёсана – готова к новому дню.
– А ты у нас, оказывается, ранняя пташка, – приветственно кивнула Анна. – Что, не спится на новом месте?
– Я привыкла вставать рано, – слегка поклонившись, улыбнулась та в ответ. – Да и выспалась уже. В постели после баньки сладко спится, не то что на телеге в обнимку с девчонками.
– Ну, пойдём, коли так. Вместе день начинать будем. Что сегодня делать думаешь? – вопрос прозвучал небрежно, но смотрела боярыня внимательно – что-то ей ответят.
– Если ты позволишь, Анна Павловна, я сначала оглядеться хочу, – нерешительно начала Алёна.
– Оглядись, конечно, – кивнула Анна и коротко задумалась. – Сейчас у меня нет никого свободного, каждая пара рук на вес золота, а после завтрака поглядим.
– Так, может, я чем помочь смогу? – спросила Алёна с надеждой. – Между делом и осмотрюсь, и с людьми познакомлюсь. Ой, что это?
То ли показалось Анне, то ли и в самом деле в это утро рожок звучал особенно задорно, но привычный уже сигнал только добавил ей бодрости.
– Дударик подъём играет, – Анна усмехнулась. – Ты, поди, вечером и внимания не обратила, как отбой так же объявляют, только музыка другая. Мишаня мой придумал, удобно очень: сигналов разных не так много, ты быстро привыкнешь. Одна беда – иные девицы спят крепко, не добудишься их утром. Отроки-то быстро выучились вскакивать – наставники с ними сурово обходятся.
За разговором они поднялись по лестнице и Анна прошла по светлице, решительно распахивая двери выходивших в неё девичьих опочивален.
– Эй, засони! Подъём! Отроки уже на зарядку побежали, а вы спите. Хорошая жена раньше мужа подниматься должна! Вставайте!
Из опочивален послышались охи, вздохи, шлёпанье босых ног по полу и прочие утренние звуки.
– Быстрей шевелитесь! – командовала Анна. – Веселее глядите – не мухи сонные!
То ли и впрямь сегодня девки не торопились, то ли после ночных размышлений Анне только казалось так, но вся эта утренняя суета и бестолковщина раздражали её не на шутку. И не то чтобы девки вообще были непослушны или ленивы, за исключением разве что толстухи Млавы да строптивой Аньки – не могло быть лентяек в крестьянских семьях – но, по большей части привыкшие к неспешному укладу жизни в лесном селище, они никак не могли освоиться с обычаями воинского поселения. И если отроков удалось привести к порядку железной рукой и строгостью наставников, не скупящихся на наряды, как здесь говорили, по чистке нужников, а то и весьма чувствительные тычки или удары Андреевого кнута, то девиц пока что жалели. Но сегодня привычная утренняя суета раздражала разлетевшуюся в своих ночных размышлениях Анну не на шутку. Может, и присутствие Алёны, наблюдавшей за девками с лёгкой улыбкой, сыграло свою роль, но, глядя на зевающих девчонок, еле передвигающих спросонья ноги, Анна потихоньку начинала свирепеть.
«О переменах возмечтала? А толпу глупых девок на шею не хочешь? Туровских женихов поразить? Чем? Растрёпами этими бестолковыми? Да от них любой сбежит, не оглядываясь! А Алёна-то эта как смотрит… вроде и не насмехается, улыбается по-доброму, но… ведь и не прочтёшь ничего у неё на лице! Словно в доспех оделась! Что она на самом деле думает-то?»
И тут в привычные звуки просыпающейся девичьей неожиданно вплелось совершенно неуместное тявканье, затем девичий визг, подкреплённый взвизгом уже собачьим. Оказывается, Роськин щенок каким-то образом умудрился просочиться в девичью, хотя двери на улицу ещё вроде и не открывали. Врождённая шкодливость вкупе со щенячьим энтузиазмом внесли в бестолковую суету полусонных девиц дополнительное разнообразие. Ворон пробрался в одну из опочивален и принял самое деятельное участие в побудке, видимо, решив, что это новая и чрезвычайно занимательная игра.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 15.06.2011, 21:16 | Сообщение # 4

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Привлечённый непонятными запахами и теплом, он уже успел сунуться под одно из одеял, надеясь то ли найти что-то съедобное, то ли просто украсть чего. Прошёлся холодным мокрым носом по горячему со сна телу и, спасаясь от пронзительного визга разбуженной таким образом Ивы, забежал в другую опочивальню. Там, правда, соревнование с Проськой в перетягивании одеяла он позорно проиграл, но расстроился не из-за этого, а оттого, что получил от рассерженной соперницы пяткой по носу – та, не открывая глаз, пыталась отбрыкнуться от наглого воришки, за что и была в эту же пятку укушена. Сопровождаемый оглушительными воплями щенок проскочил дальше, где ему наконец-то повезло: соседки как раз пытались растолкать Млаву – основную, наряду с Анькой, претендентку на звание «головная боль боярыни». Эта толстуха каким-то образом умудрялась припрятывать еду, чаще всего куски хлеба, а потом ночами энергично грызла сухари, не давая заснуть своим соседкам. Но в это утро их страдания были отомщены Вороном – пройдоха учуял запах еды, поднялся на задние лапы, засунул нос к Млаве под подушку и стащил сухарь чуть ли не из зажатого кулака. Разъяренный вопль моментально проснувшейся обжоры поднял на ноги всех, а щенок, отскочив в сторону, стал, давясь и урча, поспешно глотать героически добытое лакомство прямо на глазах у ошалевшей от такого нахальства Млавы. Пока она выпуталась из одеяла и подскочила к наглецу, от сухаря остались лишь жалкие крошки, рассыпанные по полу, но Ворон не собирался уступать законной владелице даже их. Грозно рыча и отчаянно огрызаясь на толстуху, он подобрал их, чуть не тяпнул при этом попытавшуюся схватить его за загривок Млаву и пронёсся у неё между ног к двери, каким-то чудом не запутавшись в подоле её рубахи. Продолжая вопить, жертва разбоя тяжело затопала следом, но догнать шустрого воришку ей было явно не по силам: он, лавируя между ногами уже вышедших из своих опочивален девиц и смешно скользя лапами на поворотах, помчался к лестнице. Красная от гнева Млава в одной рубахе неслась за щенком с изяществом борова, попавшего в курятник. Девки еле успевали отпрыгивать в сторону у неё с дороги: затопчет и не заметит, а к общему шуму добавились вопли наименее проворных. Привлечённые криками, из опочивален стали выскакивать и остальные ученицы Анны, принимая живейшее участие в происходящем. Их смех, трубный рёв ограбленной обжоры и собачий лай слились в единый гомон, наполнивший светлицу. Причём, судя по репликам и хохоту, сочувствовали все скорее удачливому Ворону, чем его жертве. Картина сама по себе была очень забавная, и в другое время Анна и сама бы посмеялась, но не в это утро…
Тут, в довершение всех проказ, почти добежавший до лестницы Ворон подбил под ноги выскочившую из двери Иву, и та с визгом полетела на пол. Что там произошло дальше, Анна разобрать не успела, но моментально образовавшаяся куча мала из барахтающихся девок разъярила её окончательно. Последней каплей стали причитания Млавы, умудрившейся во всей этой неразберихе как следует ушибиться.
– Уй-юй-юй!!!! Убилася-а-а-а-а!!!! Развели тут кобеле-е-ей!!! Всё ваша академия дурацкая-а-а-а!!!!
Вой этой дурищи, смеющей походя поносить Академию, хлестнул Анну, словно пощёчиной.
«Оружие тебе, говоришь? Дружину захотела? ЭТИХ, что ли, в Туров везти? Ну уж нет! Им не то что оружие - половник доверить страшно. Ну, держитесь у меня - я вам устрою! Как там батюшка Корней на новиков рыкает?»
– Молча-ать! – Резкий окрик Анны прозвучал, как удар хлыста. Девки мгновенно замерли, кто-то аж присел с перепугу. Сейчас боярыню можно было назвать только «воеводой в юбке»: плечи расправлены, к спине хоть доску прикладывай – прилипнет, глаза чуть прищурены, черты лица затвердели, даже какими-то… хищными стали, что ли. И взгляд такой, что, кажется, полоснёт – зарежет. Девчонки, ошарашенные столь резким окриком, мгновенно притихли: видно было, что ТАКУЮ боярыню они боятся не на шутку.
– Это что тут за курятник? Раскудахтались! – Анна уже не кричала, но слова её по-прежнему звучали как резкие команды. Только Млава продолжала причитать, даже не пытаясь сползти с придавленных ею девиц. Вид её обтянутого рубахой обширного зада, похожего на мешок со свеклой, вызвал у боярыни приступ брезгливости. Она решительно подошла к копошащейся на полу куче и, выхватив из стоящего в углу у лестницы поганого ведра веник, выдернула из него три хворостины и врезала с оттяжкой прямо по этому недоразумению, вложив в удар всё накопившееся у неё раздражение.
– Встать! – рявкнула Анна так, что Млава, взвывшая было от ожёгшего её удара, тут же захлопнула рот, чуть не прикусив себе язык. Молча глотая слёзы и потирая пострадавшее место, толстуха поспешно сползла с придушенных подружек, пыхтя, поднялась на ноги и тут же получила звонкую пощёчину. – Цыц, дура! Розог захотела?!
Боярыня окинула взглядом своих подопечных, замерших в полном обалдении: полураздетые нечёсаные девки совсем не походили не то что на дружину прекрасных дев, коих она представляла себе в ночных мечтах, но и вообще ни на что путное. Выплеснув на Млаву часть своего раздражения, Анна было успокоилась, но сейчас опять стала закипать.
– Забыли, что вы в воинском поселении? Ну так я напомню! Ты! – Анна в упор глянула на Млаву, – за поносные слова на Академию Архангела Михаила – без завтрака. Молча-ать! Вас сюда зачем прислали? – продолжала она, давя девок тяжёлым взглядом. – Перед отроками задницами вертеть? Вы у меня на те задницы сесть не сможете! Разговоры прекра-тить! В умывальню бе-гом! Себя в порядок привес-ти! Строиться! Последняя в строю вечером не посиделки не идёт! Испол-нять!
Кто-то из переполошённых неожиданными строгостями девчонок тут же рванул в умывальню, устроенную внизу у центральной лестницы, чтоб неумытые и нечёсаные девки не показывались на людях, кто-то побежал в опочивальню – причёсываться и одеваться. Обалдевшая от свалившегося на неё несчастья Млава попыталась было в одной рубахе выскочить в нужник, но её в четыре руки остановили и с воплем «Оденься, дура!» отправили вверх по лестнице. Тем не менее, несмотря на всеобщую панику, Анна с удовлетворением отметила, что сегодня девчонки покончили с умыванием-одеванием гораздо быстрее, чем обычно.
«Вот что порядок воинский делает! Глядишь, и эти распустёхи на людей похожи станут! А Алёна-то… смотрит и молчит. Девки все в мужских портах да рубахах, а она будто и не удивлена, даже бровью не дрогнет…»
Выяснить, которая из девиц была последней, так и не получилось: к Анне-старшей подошла Анна-младшая, легкомысленно не принявшая во внимание нынешнее настроение боярыни, и проскулила, страдальчески морщась и неприязненно косясь на Алёну.
– Ма-ам, можно я не пойду сегодня с собаками? У меня живот болит, не могу я…
На этот раз хлёсткое « Молча-ать!» – вырвалось у Анны само собой.
– Я тебе разрешала рот открывать? Что велю, то и сможешь! На псарню бе-егом! А чтобы впредь дурью не маялась – без завтрака сегодня. – Боярыня отвернулась от Аньки, которая от такой резкой отповеди только рот разинула, и обвела глазами сгрудившихся девиц. Тишина в светлице стояла мёртвая. – С сегодняшнего утра те, кто не управится на псарне до завтрака, есть не идут… Молчать! – заглушая поднявшийся было ропот, Анна повысила голос, – и завтракать в обед будут. И не надейтесь, что Плава пожалеет и какой-нибудь кусочек до обеда подсунет. Я с неё за это спрошу, а вам ещё добавлю. А ты, – повернулась она к Млаве, – не вздумай из собачьей миски чего-нибудь съесть.
– Да когда я…
– Молчать! Вы – воспитанницы воинской Академии, такие же, как и отроки. И послабления ни в чём не ждите! С завтрашнего дня, кто по рожку не встанет и для построения не спустится – без завтрака. Все проспите – все голодными и останетесь! Больше половины проспит – тоже весь десяток без завтрака. И впредь порядок такой же будет! С псарни возвращаетесь сюда, переодеваетесь – на молитву и на завтрак… те, кто успеет. Позавтракаете – и опять к Прохору, а потом у вас стрельба с Артемием – девицы было заулыбались, подталкивая друг дружку локтями, но стоило Анне нахмуриться, как они тут же затихли. – Сегодня старшей у вас Мария будет.
Машка приосанилась, свысока оглядывая своих сегодняшних «подчинённых».
«Ну-ну, покомандуй, доченька, посмотрим, как у тебя получится».
– Проследишь, чтобы все всё успели и чтобы вид у всех был опрятный и благолепный. А теперь построились, как я вас учила, и пошли.
Без сутолоки, конечно, не обошлось, но строй девки уже худо-бедно соблюдали. Как только последняя из них скрылась за дверью, Анна повернулась к всё так же невозмутимо наблюдавшей за этой картиной Алёне и сказала с лёгкой усмешкой.
– Их счастье, что не воевода Корней Агеич их будил, а я его личину надела. Зато теперь поймут, что такое порядок воинский. Никак привыкнуть не могут, после лесного селища-то… Ладно, у меня с утра хлопот по хозяйству много, а ты, если хочешь, можешь пока осмотреться в крепости. У нас тут каждый день что-то меняется – строимся, так что ты осторожно, как бы не зашибли ненароком. Сестрёнки-то твои спят ещё? Не испугаются на новом месте, если проснутся, а тебя рядом не окажется?
– Да вроде бы не должны, – с сомнением сказала Алёна.
– А то, если хочешь, задержись пока здесь. Скоро мой племянник Кузьма подойдёт, кое-что для нашей мастерской обещал принести. У нас мужам в девичью хода нет – только Кузьме и разрешаем в пошивочную и обратно пройти, так, может, и проследишь за этим? Отрокам-то, надо – не надо, а любопытно заглянуть туда, куда ходить не велено. Ну, и познакомишься заодно – он парень занятный… Словом, осматривайся пока, а я пошла.
С этими словами Анна заторопилась к выходу. Ежедневные хозяйственные дела навалились на неё тяжким грузом с первого же дня жизни в крепости. И дома, в Ратном, владение было не маленькое, после смерти свекрови, ей, как старшей женщине в семье, многое приходилось на себе тащить, но ни в какое сравнение со здешними заботами это не шло. На её плечи легло огромное, немыслимое до сих пор бремя. Полторы сотни отроков, наставники, девки – и всех накормить, одеть и обуть, обстирать и обиходить. А помощников – раз-два и обчёлся.
«Вот так-то, матушка моя. Про Крепость Любовь ночью вздыхать – оно, конечно, сладко, а ты попробуй настоящую крепость обустроить.»
Множество мелочей, из которых и складывается повседневная жизнь любого поселения, требовали хозяйского глаза, причём именно женского, поэтому Анна отправилась в привычный утренний обход крепости. Вчерашний разговор с сыном и ночные мысли, которые так и не дали ей уснуть, придавали силы и одновременно показывали в новом свете то, что до сих пор казалось обыденным. ТАК она раньше ещё не смотрела. Вот и в бане, проверяя, как холопки приготовили отвары да травяные настои для волос, лица и тела, всё о том же думала. Даже вспомнила изречение древнего мудреца, что Мишаня по своему обыкновению как-то к слову привёл: «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли».
«И тело тоже. Одеждой, душой и мыслями мы в другое время занимаемся, а в бане о красоте тела надобно заботиться… Во как – и в бане у нас уроки будут! Может, Алёна и с этим помочь сможет? Наверняка ведь бабка её многому научила… Спрошу при случае…"

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 15.06.2011, 21:18 | Сообщение # 5

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

За этими хлопотами Анна немного успокоилась, отошла от того приступа ярости, который охватил её, когда она поняла, с кем ей придётся воплощать в жизнь свои ночные мечты. Но возвращаясь к девичьей, она увидела идущий от псарни десяток во главе с Машкой. Девки сегодня не брели вразнобой, как обычно, толкаясь, пересмеиваясь и переругиваясь, а изо всех сил старались подражать отрокам. Правда, держать строй и шагать в ногу у них получалось пока очень неуклюже, точнее, не получалось совершенно, но они ещё издалека приметили боярыню и, чтобы не нарваться на ещё большие неприятности, сейчас старались вовсю. Поравнявшись с матерью, Машка, явно пытаясь изобразить выправку и повадку брата, молодцевато скомандовала
- Десяток, стой! Нале-во! Рав-няйсь! Смир-на!
Девки под строгим взглядом наставницы добросовестно попытались замереть в неровном строю. Машка подошла к матери и отчеканила:
– Девичий десяток с утренних работ вернулся! За время работ никаких происшествий не было!
– Ну да, не было! – тут же фыркнула Анька. Своё наказание на сегодня она уже получила и полагала, что бояться ей теперь нечего – второй раз завтрака не лишат, а обед и ужин… так далеко она не заглядывала. – Ты уж всё докладывай… урядница…
Остальные, не выдержав, захихикали.
– А чего Дёмка дерётся? – довольно своеобразно доложила сразу надувшаяся и растерявшая всю важность Машка. – По шее… ты же меня старшей назначила на сегодня? Значит, урядницей…
– По шее, значит? За что?
– Так за урядницу как раз! – затараторила неугомонная Анька. – Она с Прошкой спорила из-за Глашки с Проськой. Те щенков своих отпустили с поводков раньше времени, им Машка разрешила и своего тоже спустила, говорит, им побегать хочется, а Прошка ругаться стал, что непорядок – гадить приучатся везде, надо вести выгуливать в собачий загончик, а Машка и говорит: меня мать урядницей назначила, так я лучше знаю! А тут сзади Дёмка подошёл и дал ей по шее. Говорит, раз урядница, то и огребай за весь десяток…
– И правильно дал, – сдвинула брови Анна. – Это когда я тебя урядницей назначала? А? Такими словами не бросаются! Слышала бы я, ещё бы и сама добавила! Урядник – от слова «уряд», порядок. Ты порядок удержала? Демьян – комендант крепости и урядников за непорядок в десятке наказывать имеет полное право. Ты же сама напросилась: если уж берёшься командовать, то и отвечать будешь за всех. А за самоуправство и разгильдяйство, ты и Глафира с Прасковьей без завтрака! Молча-ать! – уже привычно оборвала она задохнувшуюся от обиды Машку. – А сейчас все бегом наверх, чтобы к молитве пристойно смотрелись.
Девицы со всех ног рванулись к дверям, явно опасаясь замешкаться и попасть в ряды наказанных, которые пополнялись сегодня слишком уж стремительно. Только Глашка, Проська и совершенно несчастная Машка, никак не ожидавшая от матери такого подарка, понуро тащились следом, шмыгая носами от обиды. Зато Анька почти открыто торжествовала и, улучшив момент, не преминула показать сестрице язык.
Анна проводила глазами девчонок и снова почувствовала нарастающее раздражение:
«Обламывать их ещё и обламывать. Нет, надо будет с Лёшей посоветоваться. Коли желаю хоть чему-то научить, придётся ещё и науку десятника осваивать».
Однако разговор с Алексеем пришлось отложить – после завтрака надо было проводить вновь прибывших в лазарет. Порядок есть порядок – всех новоселов в крепости должно представить для осмотра лекарке Иулии. Правда, она по строптивости нрава недавно насмерть разругалась с Мишаней и убралась к матери, в Ратное, а в лазарете нынче распоряжался Юлькин помощник Матвей.
«И слава Богу! Чем меньше она рядом с ним крутится, тем мне спокойнее будет. А что поругались… тоже хорошо, глядишь, рано или поздно надоест ему взбрыки её терпеть. Всё равно она ему не пара… Да он и сам понимает это, уж коли такие планы на будущее строит. И выбирать жену ему придётся не по сердцу, а по уму… Дай-то Господи, чтобы не вовсе уж с негодящим нравом какая попалась. А Мишане… надо присмотреть среди новых холопок, вдовиц молодых хватает, может, найдётся ему подходящая… пока-то».
Рожок Дударика пропел команду «Приступить к занятиям», на него тотчас откликнулись голоса урядников, потом раздалось дружное топанье отроков, откуда-то донеслась ругательная скороговорка Сучка… Очередной день жизни Академии покатился по указанной в расписании занятий колее. Анна привычно проверила котел с пищей для отбывающих наказание в темнице (а что там проверять-то – репа да вода), и вместе с Аленкой и её сестрёнками пошла в сторону лазарета.
Дед Семён, как выяснилось, уже побывал там с утра пораньше. Осматривать же саму Алёну, её сестёр и Ульяну мальчишке, конечно, не позволили бы. Анна-то и пошла с ними как раз, чтобы проследить за этим, а то ведь от Матвея можно было ожидать любой неожиданности, как правило – не самой приятной. Только неприятность, хотя и несколько иного свойства, поджидала их ещё по пути – из-за угла прямо на них вышел наставник Глеб. Анна ожидала этого ещё вчера, но в хлопотах как-то из виду упустила. Да и предотвратить, к сожалению, была не в силах – ну разве же пропустит обольститель и причина слез чуть ли не половины всех девок и молодух Ратного прибытие в крепость молодой и красивой вдовы?
«Явился не запылился! Сокол ясный, кобель блудливый… нет, ну где же тут справедливость? Бабу за такое поведение всенепременно потаскухой ославили бы, а если муж в блуде преизряден да удачлив, так даже и гордиться этим может!»
– Здрава будь, Анюта… – голос Глеба, едва только он увидел Алёну, сделался каким-то мягким, глубоким и призывно-тягучим – и ты, Аленушка.
– Глеб! – предостерегающе прикрикнула вместо приветствия Анна. – Даже и не думай!
– А что такое, Анюта? – Глеб вздернул брови в притворном изумлении. – Я что? Я ничего!
И тут же, в полном противоречии со своими словами, выпятил грудь, заложил большие пальцы рук за пояс, и окинул Аленку масляным взглядом, слегка поводя плечами из стороны в сторону.
– На эдакую красу поглядеть с приятностью вовсе и не грех.
Слова были обращены вроде бы и Анне, но глядел наставник при этом только на Алену. Анна снова было собралась прикрикнуть, хотя уже и чувствовала, что криком здесь не поможешь, да и само повышение голоса – свидетельство беспомощности (ну нет у баб средства против Глебовых «заходов»!), как вдруг…
Что-то пошло не так. Вернее, «не так» было все! Обычно, когда муж вот эдак заложит пальцы за пояс, да поведет плечами, да глянет… женские руки в ответ сами собой тянутся оправить волосы, головной убор или одежду – «древнейший разговор на языке без слов». Не разумы – тела разговаривают. Плоти нет дела до приличий, запретов и обычаев, она свое дело знает – лучшее потомство от лучшего самца рождается, и ответ на его призыв проистекает помимо разума. А как самец Глеб был хорош, слов нет, как хорош! Но ТАКОЕ Анна наблюдала впервые.
Не любила боярыня сквернословия – и грех это, да и просто не нравилось, но сейчас чуть было не произнесла вслух любимое Фролово: «Вот те и хрен – не болит, а красный!» Руки Алены даже и не дернулись ответить на «языке без слов». Она смотрела на Глеба спокойно, даже доброжелательно, но так, как смотрят, к примеру, на петуха, дерущего глотку на заборе – перья яркие, голос звонкий, кур топчет исправно, значит, в котел пока ему рано, пусть красуется. А что еще возьмешь с петуха? Ну, разве что перед соседями погордиться – вот, мол, у нас какой красавец, не то что ваш заморыш!
– Здрав будь и ты, муж честной, – не сказала – пропела Аленка в ответ на его приветствие, вроде и ласково, но так, что уважительное «муж честной» прозвучало чуть ли не издевкой, словно обращено было к безусому мальчишке, вздумавшему изображать из себя зрелого мужа. Сказала и глянула вопросительно на Анну: «Мы куда-то шли? Идем дальше или задержимся с ЭТИМ?»
И Глеб это почувствовал. Нет, он не прервался на полуслове – слова о безгрешном любовании договорил до конца, но потом умолк и как будто угас – руки по-прежнему на поясе, одно плечо чуть вперед, а вот рубаха уже грудь и плечи не обтягивает, хотя вроде бы и не ссутулился. И глаза… не вызов и соблазн, а недоумение… даже, кажется, растерянность. Да, в самом деле, растерянность – именно такое выражение лица Анна частенько видела дома у Мишки, когда Андрей начал учить его воинскому делу, а уж в крепости-то это зрелище постоянно перед глазами было. Девицы время от времени хихикали, вспоминая, как особо непонятливые отроки раз за разом грозно замахивались на наставника деревянным мечом, и тут же совершенно непонятным образом оказывались на земле.
«Ну да, силушку какую-никакую накопили, палку в руку взяли и уже воинами себя мнят. А то, что к той силе с палкой ещё и ум надобен, и умение немалое – не сразу понимают. Вот и налетает такой на наставника, размахиваются изо всех сил – того и гляди, если не убьёт, то покалечит… А наставник-то и не делает ничего – просто от того удара отворачивается, в сторону уходит… и удар как в пустоту проваливается, и рука за собой всё тело тянет. Вот и Алёна сейчас, как наставники наши, не стала на удар Глеба своим ударом отвечать, а в сторону отвернулась, будто и не было ничего. Глеб, конечно, муж опытный, не то что мальчишки – не упал, но и он не понял, что и как с ним только что проделали.
Вот и ладно… урок ему… А что обиделся – уж лучше так, чем потом его у Андрея искалеченным отнимать. Ну и отыграется Глеб сегодня на отроках, погоняет он их, ой, как погоняет… но Алена-то какова!»
Зато в лазарете всё прошло спокойно. Мотька встретил их привычно хмурым взглядом, хотя и поклонился с вежеством, задал несколько вопросов про то, чем болели, да нет ли у них насекомых, да не тяжки ли животом, в конце концов заявил, что всё в порядке, и с явным облегчением выпроводил. А на пороге лекарской избы их уже поджидала Ульяна, бывшая Алёнина холопка. Она чинно поздоровалась с боярыней, но к своей хозяйке обратилась прямо-таки со слезами в голосе:
– Алёнка, Бога ж ради, дай мне дело хоть какое. Я тут с утра, как неприкаянная, мыкаюсь, не знаю же здесь ничего.
Алёна вопросительно посмотрела на Анну:
– Ты говорила, Анна Павловна, за прачками присмотр нужен? Может, Ульяну к этому делу пока приставить? Она, если какой непорядок заметит со стиркой или с починкой, спуску лентяйкам не даст. Дома, случалось, гоняла нерадивых, как старшая. А сейчас и вовсе вольная, заставит холопок себя слушаться.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

Сообщение отредактировал kea - Среда, 15.06.2011, 21:19

kea

Дата: Среда, 15.06.2011, 21:20 | Сообщение # 6

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

«Быстро мыслит, молодец. И помощь сама предлагает, о деле заботится».
– Ну, значит, одной заботой меньше, уже хорошо. Всё равно дом вам в посаде ещё не готов, а в крепости хозяйство общее, – объяснила хозяйка. – Значит, так, – обернулась она к Ульяне, – холопки со стиркой на реку пошли, их сразу от ворот видно. Скажешь им, боярыня Анна тебя старшей прислала, да не бойся построже с ними – это бывшие холопки бунтовщиков, их Мишаня крепко пугнул, так что они уже учёные.
– И Лёнька с Гринькой жаловались, что иной раз рубахи плохо простираны, – неожиданно для Анны добавила с озабоченным видом Алёна. – Гринечка наш дома-то к чистоте приучен. Рубах у него вдосталь было всегда, а сюда несколько штук всего взял, да и те не всегда дочиста отстираны – холопки, бывает, ленятся…
– Всё сделаю! – закивала Ульяна. – Уж я их! – И поспешила на берег, к прачкам.
– Теперь она твоим холопкам спуску не даст, – усмехнулась ей вслед Алёнка. – Ну как же – Гринечку обижают! Он ведь у неё сызмала любимчик…
– То-то я удивилась, что ты про грязь заговорила, – засмеялась Анна. – Чуть не обиделась. За чистотой мы здесь сурово следим.
«Да, ловко она Ульяну… та теперь за своего «птенчика» всех холопок в бараний рог скрутит – они и ахнуть не успеют. Интересно, а с девками она сможет так же ловко управляться?»
– Ладно, за стирку я спокойна, но у меня и других дел хватает, а надо ещё и за девицами приглядеть. – сказала Анна, не откладывая в долгий ящик проверку Алёны. – Им сейчас опять на псарню надо, Прошка с ними там собак обучает. Пса своего каждый хозяин сам воспитать должен, чтоб только его одного слушался. Так что девок Прохор гоняет не меньше, чем отроков, и так же сурово. Сумеешь проследить, чтобы они от учёбы не отлынивали? В девичьей могут остаться только Анна моя, Аксинья и Мелаша – дни у них тяжёлые, но рукоделие им всё равно по силам, так что пусть без дела не болтаются. А все остальные должны в собачьем загоне быть, да идти туда строем, чинно, а не толкаться и не кричать, ровно бабы на торгу.
Алёна уверенно кивнула:
– Прослежу, не тревожься. Я и сама с ними схожу – осматриваться-то мне здесь надо. Девчонок своих только найду чем занять… – поглядела она на крутившихся возле неё сестрёнок.
– Девчонок? – Анна на мгновение задумалась. – Аксинья вон сегодня на занятия не идёт, ты их ей поручи, как раз по силам дело. Ксюша у нас тихая, глаз не поднимает – отец, дуролом, совсем дочь зашугал, зато с детьми она ловко управляется. И крепость им покажет, и делом потом займёт. А я к вам попозже подойду.
С этими словами Анна повернулась и поспешила прочь – дел у неё и вправду хватало. Проходя мимо кузни, где хозяйничал племянник, Анна в который раз увидела привязанного у двери понурого Уголька – чёрного с рыжими подпалинами Кузькиного щенка.
– Кузьма, ну сколько раз тебе повторять – нельзя его здесь держать на привязи! Ну, ты сам посмотри – он же грохота пугается, да и жарко ему здесь, сторона-то солнечная, а ты ему даже миски с водой не поставил! Тебя так посадить на жаре да без воды! Твоё счастье, что Прошка этого безобразия не видит…
– Да ставил я ему плошку с водой, – попытался оправдаться Кузька, когда уразумел, наконец, чего хочет от него рассерженная тётка. – Ставил. Он всё вылакал, да играть с ней затеял, под ноги подкатил, помощник мой из-за этого упал да чуть руку не сломал. Пришлось его тут привязывать – нечего псу в кузне делать, он, чуть что – от шума шарахается, в ноги бросается… Далеко ли до беды?
– А ты что хотел? Необученную животину да в кузню тащить? С ним же заниматься надо, учить его! Прошка говорил, ты занятия у него прогуливаешь. Испортишь ведь пса!
– Тётка Анна, ну некогда мне с ним возиться! И так продыху нет, пожрать еле успеваем, а тут ещё пса учить… Ну зачем он мне, скажи, а? Пользы от него в кузне никакой – стамеску или ещё какой инструмент в зубы не дашь, молоток в лапу не сунешь, а время и внимание он отбирает. Забрала бы ты его у меня, Христа ради, а? – Кузька просительно смотрел на Анну, разве что сам хвостом не вилял.
– Как это – «забери»? Пёс одного хозяина знать должен.
– Ну так и возьми его себе. У всех девок псы есть, ты вон боярыня, а у тебя нету. Непорядок это! – на лице у Кузьки, почуявшего возможность избавиться от нешуточной докуки, появилось совершенно прохиндейское выражение. Не раз видевшая точно такое же у его отца Анна махнула рукой.
– Отвязывай! Отведу его к Прошке, а там посмотрим.
Обрадованный Кузьма торжественно вручил тётке поводок Уголька, бросился было искать злополучную плошку, но, остановленный Анной, моментально сменил тему.
– А я с утра в пошивочную заходил к вам… бабу, что обещался сделать, занёс… Красивая!
– Я или баба деревянная? – усмехнулась Анна, приподняв брови.
– Нет, Алёна эта… – простодушно ляпнул Кузька и тут же «поправился». – Ну, ты тоже, конечно, но она молодая… – он смутился и покраснел. – Просто она такая… как девка совсем… и со мной приветливо говорила. А слушала как! Я ей наш утюг показал и напёрсток. А бабу, что я принёс, она рогожей накрыть велела… Сначала не поняла, а потом, гляжу, сообразила, что не для баловства это. Да, я ещё придумал приспособу одну… покажу сейчас!..
Тут уже постороннему человеку впору было бегством спасаться, ибо любого мало-мальски внимательного слушателя Кузька был готов заговорить до полусмерти, взахлёб рассказывая про свои задумки, как уже осуществлённые, так и пока ещё смутно витающие в голове.
– Недосуг мне сейчас слушать тебя, Кузенька. В другой раз расскажешь, – и, повернувшись, боярыня пошла к псарне с щенком на поводке. Уголёк, увидев сородичей, оживился и попытался присоединиться к ним, но Анна шикнула на него, кое-как заставив сесть у своих ног.
Зрелище перед ней разворачивалось презабавное. Отроковицы ходили по кругу друг за другом, волоча за собой щенков. Девки ещё как-то выдерживали строй и пытались идти чинно, а вот их будущие охранники совершенно не были расположены поддерживать своих хозяек в этом начинании. Они явно считали всё происходящее возмутительным недоразумением и в зависимости от настроения и темперамента выражали свой протест девкам, заставляющим их ходить по кругу мерным шагом: рвались с привязи или волочились следом, упираясь всеми лапами, и от всей собачьей души громко и возмущённо тявкали, жалуясь друг другу на такое несовершенство мира и своих юных хозяек... Прошка был очень серьёзен и из-за этого выглядел потешно – при его-то простецкой курносой физиономии – и склонен обвинять в нарушении порядка не четвероногих курсантов, а исключительно их хозяек, которые безуспешно пытались образумить своих питомцев.
– Ну, сколько разов вам говорить-то можно! – страдальчески зудел на одной ноте отрок, наблюдая, как девки, пыхтя, стараются удержать рвущихся с поводков щенков. – Они ж у вас так и приучатся душиться, а толку-то не будет… Прасковья, не тяни! Не тяни, кому говорено? Тебя бы так-то… Они сами должны понять… Приотпусти и дёрни… не сильно, но уверенно, чтоб понял… ещё раз… Да что ж ты его так-то!
Проська натянула поводок покороче, потому как ей надоело постоянно одёргивать щенка, и тот почти повис рядом с ней на ошейнике.
– Да у меня рука уже болит дёргать, – надулась она. – Сколько можно-то?!..
– Да сколько нужно, столько и можно… Тебя бы так грамоте учить – подвесить над столом… много бы научили… – ворчливо начал было Прошка, но его речь была прервана щенком Ивы, которому тоже не нравилось, что его свободу пытаются ограничить. Он выразил свой протест тем, что плюхнулся на задницу и тащился за хозяйкой почти волоком. Наконец, мотнув башкой, он вывернулся из слишком свободного ошейника и, почувствовав долгожданную волю, рванул в сторону.
– Рыжик, рядом! Рядом, кому сказано! – заорала Ива и со всех ног бросилась догонять щенка, а тот, приняв это за новую игру, с радостным лаем помчался от хозяйки, время от времени задорно на неё оглядываясь и пребывая в совершенном восторге от такой забавы.
– Ну куды побёгла-то? – завопил Прошка уже ей вслед, оставив в покое Проську. – Я ж говорил – не догонять, а убегать надобно! Он тогда скорее подойдёт – тебя станет ловить… Играет же он, маленький ещё… И не кричи… Ласково зови, ласково…
Ива вняла Прошкиным указаниям и развернулась прочь от Рыжика, да и строгости в голосе поубавила. Щенок счастливо тявкнул и в самом деле побежал уже за девкой, а не от неё.
Поймав подбежавшего к ней щенка, Ива схватила его за шкирку и шлёпнула по заднице:
– Ах ты, негодник…
– Ты что творишь? – взвыл Прошка. – Говорил же я… Он же не пойдет к тебе в другой-то раз. Приласкать его надо, похвалить. Тогда он на твой зов с радостью бежать будет!
Он обернулся к остальным девкам:
– Ну-ка, постойте, послушайте, что я вам скажу… – Прошка дождался, пока его ученицы замрут на месте, выдержал ещё паузу, для солидности – не иначе, и зажурчал на одной ноте, прохаживаясь вдоль строя. – Вот вы все время жалитесь: щенки глупые, щенки непослушные, щенки такие, щенки сякие… – при этих словах Прошка поочередно тыкал указательным пальцем то в одну, то в другую девицу, видимо, чаще других выражавших вслух свое недовольство поведением подопечных. – А знаете, что умные люди-то говорят? – мальчишка обвёл взглядом послушно смотрящих на него девок и наставительно изрёк. – Умные люди говорят: «Каков хозяин, такова и скотина». И что же тогда получается? А получается, что вы про самих себя и говорите: глупые, непослушные, даже злые, да упрямые? – Прошка поглядел на девок и сокрушённо покачал головой. – Вы сами рассудите, вот услышит кто-нибудь ваши причитания, возьмет да и подумает: глупы, мол, девки. А нешто вы глупы? Вы же не глупы совсем, а по сравнению со щенками так и вовсе мудры. Мудры, мудры, и не спорьте! Ну вот, сами посудите: речь человеческую понимаете и сами говорить способны, дрянь всякую прямо с земли не жрёте и из луж воду не лакаете, посередь улицы не гадите и срам одеждой прикрываете… – среди девиц послышалось фырканье и хихиканье – да и много еще всякого умеете, даже грамоту знаете! А кто-то посмотрит на ваших щенков, да из-за них подумает про вас: «Дуры». Ну, а вы-то и не дуры вовсе…
«Опять Прохор девкам зубы заговаривает… Да не зубы, а головы. И то ли заговаривает, то ли на место ставит – у него и не разберёшь порой. Но ведь слушают же, даром, что он моложе их всех».
– Что это ты с собакой стоишь, Аннушка? – раздался сзади родной голос. – На девок загляделась или Прошку заслушалась?

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 15.06.2011, 21:22 | Сообщение # 7

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

– Ох, напугал! – Анна резко повернулась и чуть не уткнулась лицом Алексею в рубаху. – И как это у тебя каждый раз получается? Ну ничего не слышу…
– Так ведь я воин, а не скоморох, как этот… – старший наставник кивнул в сторону собачьего загона.
– Почему – скоморох? – оторопела Анна.
– А ты послушай, что он говорит… и как…
Тем временем Прошка с некоторым сомнением оглядел девиц и переспросил. – Не дуры же?
Девки молча глядели на малолетнего наставника, словно завороженные его неторопливым монотонным голосом, и в ответ только замотали головами.
– Ну вот, я так и знал, что не дуры… – удовлетворённо кивнул им мальчишка и продолжил: – Даже и не вовсе чтобы глупые, только слушать не желаете, что вам говорят да чему учат. Так и щенки ваши тоже такие же – всем хороши, только слушаться не желают! Вот и выходит, что вы и впрямь про себя рассказываете. А чего ж тогда людям-то про вас думать, коли «Каков хозяин, такова и скотина»? Так вот кто-то и решит, что ежели Проськин щенок живьем лягушек жрет, то и она тоже… только косточки похрустывают, да лапки подергиваются… – Проська вдруг позеленела лицом и выпучила глаза. – А ежели Грунькин щенок чего-то у хозяйки под подолом унюхал, да почти целиком туда и залез… – Прошка немного помолчал, а потом, словно сам возмутившись высказанными предположениями, возопил: – Так неправда же все! Вы же не дуры какие непутящие!
На противоположном краю собачьего загона Анна увидела Алёну, которая внимательно слушала Прошкины откровения, временами кивая или покачивая головой.
« Интересно, что она в Прошкиных словах услышала?»
– А чего ж тогда у вас щенки-то дурные такие? – почти шёпотом закончил очередную тираду мальчишка.
Над местом занятий разлилась тишина. Девицы уставились на малолетнего наставника, ожидая продолжения, и даже щенки, видимо, проникшись напряженностью момента, поутихли. Прошка же, выдержав длиннющую паузу, заговорил негромко, будто бы сам с собой:
– Глупость-то их… она же не со зла, и не от желания досадить вам … Вот вы, к примеру, неужто мне желаете досадить? Ведь не желаете же, правда ведь, не желаете? – он с надеждой поглядел на своих слушательниц. – Так и щенки вам досаждать не хотят! Они же ещё маленькие совсем и просто не понимают, что от послушания им же самим польза будет, так же, как и вы не понимаете, что если делать, как я вам говорю, а не как вам самим хочется, то учеба у щенков сразу лучше пойдет. Но они-то глупые – слов не понимают, а вы-то слова разумеете – вам и объяснить можно. Ведь просто же все – надо только так сделать, чтобы щенку от выполнения приказа радость была… удовольствие какое-нибудь. Тогда и послушание ему в радость станет, и привыкнет он подчиняться тому, кто разумнее его, то есть вам, девоньки. И не будет он думать «зачем это мне?», да «неохота что-то приказ исполнять», а будет думать: «хозяйка мудра, ей виднее, а мне ей услужить в радость». Хорошо ему должно быть от исполнения приказа, а вот от неисполнения – плохо.
Прошка опять помолчал, в очередной раз переменился в лице и заговорил, будто купец, расхваливающий свой товар на торгу:
– А если кто из вас считает, что у щенков жизнь лучше вашей, раз им всё только в удовольствие, ну так переходите тогда и вы к нам – в дураки! Дураком-то быть хорошо – беззаботно и весело. Вот вернемся мы вечерком в свое жилье, набегавшись, утомившись, проголодавшись, а там уже миска с едой нас ждет, и другая – с водой чистой, прохладной. Поешь досыта, напьешься, да и спать завалишься – никаких тебе забот! Правда, спать в клетке приходится, и ночью по нужде не выйдешь… а если нагадишь, то утром носом в свое же… добро тыкать станут, ну так и потерпеть можно. И так каждый день – побегал, потявкал, ежели повезло, так поймал и съел кого-нибудь, а вечером покормился и спать. Хорошо-то как! Ни тебе забот, ни хлопот, и отвечать ни за кого не надо… правда, убьют потом, – напевный говор Прошки вдруг стал резким и лязгающим, – если ничему путному не выучишься, или хозяин по лености своей не выучит. А вырастешь бесполезным, так убьют и шкурку на забор повесят – сушиться.
В голосе Прохора явственно чувствовались слёзы, да и девчонки подозрительно зашмыгали носами.
– Но это когда еще будет, да и будет ли? А если мысли всё же одолевать станут, так можно ночью и на луну повыть. Сядешь этак в клеточке, морду к небесам задерешь и… – Прошка вдруг перешел на тоскливый крик, чуть ли не вой: – Не убива-айте меня, лю-юди до-обрые! Что ж вам, пары мисок еды жалко? Ну, не виноват же я, что не выучился ничему! Не убивайте, я же такой хороший, ласковый, веселый! А ежели вам дурное настроение сорвать не на ком, то меня и побить можно, я стерплю, только не убивайте. Вы же мудрые, сильные, добрые! Не убивайте! Вас-то, если ничему не выучитесь, никто не убьет, и шкурку вашу на забор не повесят, так за что же меня-то? Неужто из-за пары мисок еды? Вины-то моей в моей никчемности нету никакой! Это девки меня не научили… Ну, что вам стоит? Не убивайте, а?
У Анны от таких слов мороз по коже пополз.
«Ну, если это скоморох, то из тех, кто и Великому Князю Киевскому правду в лицо сказать не побоятся. Господи, ведь мальчишка ещё, но как же он всё живое чувствует! Это ж надо было так в собачью шкуру влезть… Да, щенков-то он понял, а вот про девок не договорил… Недоученный-то пёс свою хозяйку защитить не сумеет, и тут уже не про его шкурку на заборе речь пойдёт… Не забыть бы дурёхам моим про это потом сказать».
– А утречком опять, как всегда, – голос Прошки снова стал веселым и зазывным, – из клеточки выпустили, под кустиком опростался, миску с едой опорожнил да вылизал, и гулять! Легка жизнь наша и завлекательна! Переходите, девоньки, к нам – в дураки! Дураком быть хорошо – беззаботно и необременительно… если… – Прошка опустил голову и уставился в землю – если… не думать. Это легко – у дураков оно само собой получается, без усилий.
И снова тишина, только слышно, как шмыгнула носом одна из девиц, да почуяв настроение хозяйки, заскулил тихонечко щенок. Малолетний наставник, громко сглотнув, поднял голову и обвел девиц таким взглядом, словно только что проснулся и еще не понимает, где он очутился и что надо делать.
– Вот так вот. Уяснили, наконец? Вас-то наказывать, если щенки ничему не выучатся, никто не станет – это они за вашу дурость и леность расплатятся. Шкурой на заборе. А теперь щенков напоить надо – жарко же. Пошли к реке, а то в колодце вода ледяная, застудим еще скотинку. В колонну по одному! Щенки слева! Команда «Рядом!». Шагом… ступай!
Алексей взял поводок из рук у задумавшейся было и забывшей о притихшем возле её ног Угольке Анны, и вручил его Прошке, не вдаваясь в объяснения. Парень солидно кивнул и каким-то чудом сразу окоротил хулиганистого щенка, так что тот засеменил рядом. Прошкин же голос снова стал тягучим и занудливым:
– А я вам уже сколько раз говорил: собаки не потеют, шкура у них завсегда сухая, а то, что жарко им, по языку видно. Чем сильнее он из пасти вывален…
Анна махнула рукой Алёне, подзывая её к себе – та всё ещё стояла в стороне, не желая мешать разговору боярыни и старшего наставника. Алёна подошла, поклонилась Алексею, поздоровалась с ним, но совсем иначе, не так, как давеча с Глебом, а приветливо и с уважением. Анна в который раз подивилась тому, как она умеет без слов выразить так много.
« Сразу чувствуется, что Алёна в Алёше с одного взгляда достойного мужа признала, потому и смотрит на него вон как… он даже приосанился. И ведь как умудрилась-то… оценила именно по-женски, а всё равно нет в ней того зова и томления бабьего, что у дур ратнинских аж хлещет из глаз, когда на него пялятся. Да и он красоту и стать бабью по-мужски отметил, и только… не то что Глеб…
Держит она себя – комар носа не подточит, и с людьми управляться умеет, этому её хорошо научили, не отнимешь. А вот что она в Прошкиных словах услышала? Заметила ли, что в глубине спрятано? Сейчас и спрошу. Да и Лёша пусть заодно послушает, лишний раз оценит её, глядишь, и мне что посоветует…»
– Ну что, удивил тебя наш мудрец?
– Вот же… какой отрок интересный, – Алёна посмотрела вслед Прошке, шедшему сбоку от неровной цепочки девок со щенками. – Ведь мальчишка совсем, а как он их… и говорил вроде шутейно, про скотину бессловесную, а словно про людей.
– И что же ты услышала… про людей?
– Да вот, подумалось… – вздохнула Алёна, – что не только щенки за леность хозяев поплатиться могут. Порой за неразумность или леность властителя его люди своей шкурой расплачиваются. А за нерадивость наставников – ученики.
Она улыбнулась немного смущённо, будто извиняясь, что сказала что-то лишнее, и добавила:
– Видела я людей, что, как щенки эти – не могут или не желают думать, а главное, решения сами принимать. Проще им, когда за них кто-то другой решает. Князь там или боярин… или просто хозяин. Самим-то за себя отвечать – оно хлопотно и страшно, чужим умом и волей жить проще. И на ум им не приходит, что так и их шкурка на заборе может оказаться, а не только собачья.
«Я в Прошкиных словах одно услышала, а Алёна его по-своему поняла. В самом деле, непрост парень-то… такие вещи высказывает… Интересно, что девки из его слов вынесут? А Лёша? Он-то в этих словах что нашёл?»
– Да не на ум не приходит – там и приходить-то некуда! – Алексей перебил её мысли, как будто отвечая на них, но при этом в голосе прозвучала даже не досада, а ожесточение. – Такие одним днем живут, о будущем не думают. В колыбели бы их давить…
– Да ты что? – вырвалось у Анны. – Души христианские…
– Да! – теперь в голосе Алексея звучала уже откровенная злость. – Души христианские, и это все, что у них есть, да и то без труда, само по себе досталось. Ни учиться, ни трудиться не хотят или не способны, но требуют себе всего того же, что и у остальных есть – того, что трудами добыто! Почитают себя ничем не хуже других и ненавидят тех, у кого есть что-то, чего у них недостает. Один разговор: дай, дай, дай! Не получится выпросить, возьмут обманом, а коли выйдет, так и силой. Взамен же, чуть что – «а почему это я должен?»
Несмотря на то, что Алексей отвечал вроде бы Анне, смотрел он на Алену. Смотрел в упор, не отрываясь, а та… нет, она не смутилась и не отвела взгляд, но и даже тени вызова в нём не было, только удивление и беззащитность. И совершенно непонятно было, почему Анне при этом показалось, что требовательный и подавляющий взгляд разозлённого Алексея не мог преодолеть какой-то невидимый и неосязаемый рубеж, гас, не достигая цели…

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 15.06.2011, 21:26 | Сообщение # 8

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

«Он же ей отдельно что-то говорит… не словами - голосом да глазами, а она вроде и понимает, и… его унять пытается! Нет, не спорит и не отбивается, но ударить он всё равно не может… Ну да! Она же перед ним открыта и беззащитна, а он от этого теряется! Любого мужа бы, наверное, уже ударил - не хуже Андрея. Оттого он и злится ещё больше, и сам себя распаляет… Ой, Лёшка, и упёртый же ты! Ну да, как это он бабе позволит верх взять… Ну-ка, а дальше что будет?.. »
– И очень любят слово «Мы», хотя думают всегда только о себе, – продолжал Алексей. – Мы – ратнинцы, а остальные – дикие лесовики. Мы – славяне, а остальные – инородцы. Мы – христиане, а остальные – иноверцы поганые. И этим самым «мы» они уравнивают себя со всеми другими: ратнинцами, славянами, христианами… Себя ставят вровень с людьми труда, разума и воли! А раз мы одинаковые, то и блага нам положены одинаковые, значит, дай, дай, дай! И хотя в голове все время держат: «я», «мне», «мое» – вслух «Я» не говорят, потому что этим сразу покажут разницу между собой и остальными – между теми, кто только требует и теми, кто ДЕЛАЕТ. Прохор все верно сказал – не «мы щенки», а «я щенок». У всех сразу шкуры на заборе не повиснут, кто-то же и выучится. Может и не понимает еще парень этого по малолетству, но чувствует все правильно – дар от Бога!
«А ведь и верно: Пентюх-то, покойник, как раз и любил кричать из-за спин: «Мы не согласны!», «Нам положено!..»
Мысль Анны прервалась, потому что она вдруг поняла: Алексей уже умолк, но они с Аленой все так же смотрят друг на друга в упор. И глаза у Алексея стали яростные, аж жуть брала… Раскрыла рот, чтобы прервать это неприятное, даже враждебное, молчание и… сама смолчала. Поняла – никакие слова тут не помогут.
Прервал затянувшуюся тишину Алексей. К удивлению Анны голос его прозвучал ровно, будто и не было ничего. Хоть у самого из глаз только что искры не сыпались:
– Ты куда-то шла, Алена?
– Да, мне сестренок найти надо … – Алена, словно очнувшись, оторвала взгляд от Алексея, на мгновение опустила глаза в землю, снова подняла и … Анна чуть не улыбнулась –Алёнино лицо враз преобразилось, словно погасло в ней что-то.
«Нет, не погасло – сама погасила! И смотрит уже совсем иначе – робко и даже вроде виновато…»
– Пойду я… – проговорила молодая женщина и добавила покорно: – Прости, наставник.
– Ступай, Аленушка, – Алексей расслабился, будто добился именно того, чего и хотел.
«Уступила она ему, потому и доволен. Эх, Лёшка… умный ты, умный, да только самого мудрого мужа обвести вокруг пальца - пара пустяков. Ведь неспроста она его именно наставником назвала - одним-единственным словом его успокоила и всё по своим местам расставила: он для неё теперь только Старший. Заодно и мне показала, что место своё понимает... Умница, одним словом, хотя ухо с ней востро надо держать… И раньше ясно было, что не проста бабонька, но чтоб так… а Корней-то с Аристархом только про ворожбу и думают… Убедились, что не ворожея она, и рады… Да иные бабы и без ворожбы такого наворожат ... Но с чего Лёшка взъярился-то так?»
Анна проводила взглядом Алену и обернулась к Алексею.
– Леш, ты чего?
– А ты не поняла?
– Чего не поняла? Ты чего взъелся-то?
Лицо Алексея на мгновение сделалось таким, будто он собирался наказать провинившегося отрока, но только на мгновение. Старший наставник улыбнулся и, словно извиняясь за свою горячность, слегка прикоснулся к плечу Анны – будто пылинку стряхнул.
– А как ты думаешь, Аннушка, с чего бы это купеческой вдове, совсем молодой еще бабе, рассуждать о том, что властитель в ответе за благополучие подданных? Не странно ли?
– Ну, так…– кивнула Анна, не желая снова раздражать Алексея – видела, что он ещё не до конца сердцем отошёл.
– Вот именно! Не со своих мыслей она сейчас тут нам вещала. Учил ее кто-то, в том числе и таким мыслям, которые ей по жизни, как ни глянь, в общем-то, и ни к чему. Так?
– Ну, так… И что?
– Учили ее, и, по всему видать, хорошо учили. – Алексей слегка напряг голос. – И мы здесь тоже УЧИМ.
«Э-э-э, да никак тебя слова про наставников задели…»
– Она ПОСМЕЛА! – между тем продолжал Алексей, подтверждая догадку Анны и снова распаляясь, хоть уже и не так яростно. – Она посмела нам напомнить, что за нерадивость наставника расплачиваются ученики! Так прямо и сказала!
«Ой, милый, да ведь ты не на неё сейчас сердишься – на себя. Что мальчишек выучить не успеваете… не только я, значит, с девками, как по топи без вешек иду – ты тоже. Вот и услышал, что тебя самого грызёт, и сорвался. Алёна-то не столь про наставников и князей, сколь про ответственность говорила. Прошка девкам то же самое ведь втолковывал, не про щенков же. Ну, так тебе не объяснишь сейчас. И она это поняла, оттого и уступила… не время сейчас спорить-то…»
– Да не выдумывай ты, Леш. Вечно вам, воякам, драка чудится – если не кулачная, так словесная. Просто к слову пришлось… – попыталась успокоить его Анна.
– Нет, не просто! Если бы просто, так у тебя с утра девки галопом с перекошенными рожами не носились бы. Что, Алена на подъеме была? Ты у нее на глазах девок вразумляла?
– Да причем тут Алена? Роськин щенок к девкам в опочивальню залез, ну и устроил…
«Ах, ты… Вся крепость уже знает, не иначе… Девки, что ли, кому нажаловались?»
– На все у тебя причина… – Алексей запнулся, явно удерживая внутри бранное слово. – Ты хоть видала, КАК она на меня смотрела, когда я ей объяснял, что мы тоже кой-чего соображаем, и не ей нас поучать? Видала глаза ее? Слыхала, как она прощенья у меня попросила? За что она, по-твоему, извинялась? Почему такой безропотной вдруг сделалась?
«Всё я видела и поняла, да только не то же самое, что и ты… Жаль, тебе всё не объяснишь, только хуже сделаешь. Ладно, нам, бабам, не привыкать помалкивать. Батюшка Корней тоже небось уверен, что всегда и во всём верх берёт… Вот пусть и дальше так же будет – мужам такая уверенность, как воздух, нужна. И нам так проще… иногда».
– Перестань! Нечего тут войну устраивать! Я сама разберусь.
– Ну, как знаешь, Анюта, я тебя предупредил. Не война, конечно, это ты того… но запомни: Алена умна и знает много такого, что простой купеческой вдове неведомо. Сумеешь это на пользу нашему общему делу обернуть – честь тебе и хвала, а не сумеешь… М-да, сам займусь.
«А ведь он и тут её оценил… ну да: злиться-то злится, но и восхищается… Сам он займётся… ага, как же… полетят клочки по заулочкам. Тут напор только навредит »
– Да не смотри ты так! – заметив что-то в её взгляде, Алексей сбавил тон и заговорил уже примирительно. – Не желает она нам зла, знаю я! И что у нее сейчас один Андрюха в голове, тоже вижу. Но сила в ней чувствуется, понимаешь? И немалая сила! И не влиять на наши дела, хоть бы на обучение девиц, она не сможет – не живут такие только домашними заботами, мало им этого.
– Да это-то понятно, Леш…
– Еще бы непонятно! – Алексей неожиданно улыбнулся. – Ты ж и сама из таких, ненагляда моя… Я сегодня вечерком, после отбоя, загляну?
– Заглянешь? И всё? – Анна насмешливо вскинула брови, высвобождая свои пальцы из мужской ладони: невместно, отроки с любопытством поглядывали. Но слов-то им издалека не слышно. – Ну, хоть в гляделки поиграем, если тебе ничего больше в голову не придёт
– Ох, Аннушка, и язык у тебя – усмехнулся Алексей. – За что и люблю. Так я зайду?
– Ну, если за язык, – протянула Анна и окинула Алексея таким взглядом, что он аж подобрался. – Язык-то у меня и впрямь… умелый…– хохотнула она тихонько. – А не забоишься ко мне на язычок попасть?
– Неужто ты сомневаешься? – Алексей, с загоревшимися от её игры глазами подшагнул вплотную и снова попытался взять Анну за руку.
– Лёшка! А ну, прекрати! – Анна немедленно отстранилась и мотнула головой в сторону. – Иди… вон, тебя отроки заждались. А вечером… я ещё поду-умаю, – добавила она с усмешкой.
– Вот и ладно, значит, жди, – выдохнул он в ответ. Потом тряхнул головой, словно сбрасывая морок, резко повернулся и зашагал в сторону места для занятий, на ходу надевая шлем, который до того висел у него на локте, словно корзинка, с уложенной внутри бармицей. Принял у одного из отроков деревянный меч и махнул рукой другому, задающему ритм движений ударами деревянного меча о щит. Отроки один за другим принялись повторять уже привычные упражнения, нападая на наставника, а Алексей, почти не пользуясь деревяшкой, уклонялся от их ударов, изредка награждая нерадивых или неловких ударами дубового «клинка».
Анна невольно залюбовалась своим мужчиной – несмотря на почти двухпудовую тяжесть доспеха, движения его больше напоминали танец, а не воинское упражнение: ноги стояли на земле вроде бы и твердо, но в то же время легко, стан сгибался и поворачивался без видимых усилий, быстро, но плавно. Тяжелая деревяшка словно сама по себе перелетала из руки в руку и постоянно находилась в движении, ни на миг не останавливаясь.
Отроки рядом с наставником действительно напоминали неуклюжих щенков – большеголовых, толстолапых, неловких, но настырных и азартных.
«Господи… вот уж не ждала, не гадала, а привалило счастье. Мой! Мой он! Шальной, упрямый, сильный – и мой! Уж это счастье я никому не отдам! Только бы он не понял, что на самом деле я убить за него готова… От одной его усмешки мысли путаются … но я-то не девка, нет, голову терять себе не позволю… Да и нельзя – сразу не ровней себе считать будет, а добычей, которую со временем и бросить можно…
Хоть и грешно это, невенчанными-то, но я же рядом с ним про всё забываю… Может, я и вправду, как матушка говорила, порочна? Сколь грехов-то на мне – не отмолить… Но от Лёшки не откажусь, пусть даже гореть мне потом в геенне огненной!
…Муж он и есть муж… Не согласилась с ним сразу, а он тут же: «Не сумеешь, сам займусь», и весь разговор на блуд перевел. Мол, что с бабы взять – «волос долог, ум короток». Ну, нет, милый, я уже не та девка сопливая да строптивая, которую Фрол из Турова привёз… не выйдет у тебя ничего – ещё посмотрим, кто кого обуздает… Вон Алёна тебя как обвела: безропотной она сделалась… как же! Она тоже добилась, чего хотела. Займётся он… Только смотрел-то на неё как… Нет, не как на врага, а как на жеребца – хорошего, но норовистого, её силу почуял и зауважал… Так что иди, отроков гоняй… это у тебя хорошо получается, а умную бабу только такая же баба и сможет правильно оценить!»

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

kea

Дата: Среда, 15.06.2011, 21:29 | Сообщение # 9

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

И только уже направляясь следом за Алёной, Анна вспомнила, что хотела посоветоваться с Алексеем про учёбу девок…
«Ну ничего – вот вечером как раз про это с ним и поговорим».
Алёна, как оказалось, ушла совсем недалеко – просто за угол завернула и неспешно направлялась в сторону девичьей, так что боярыня быстро догнала её.
– Что, глянулся тебе наш Прохор? – разговор о местном малолетнем мудреце показался сейчас Анне наиболее безопасным. – Ведь мальчишка ещё совсем, а такое иногда скажет, что наставники в затылках чешут. И в кого только уродился? Отец-то его как раз из таких был… из бездумных. Ладно, он с девицами скоро закончит, но сразу же после этого у них стрельба из самострела будет, а это надолго, – пояснила Анна, увлекая Алёну к девичьей. – Пойдём-ка в пошивочную, поговорим, пока я свободна, там нам никто мешать не будет. Да и посмотрю я наконец, что это за бабу деревянную племянничек мой мне подкинул. И тебе будет на что поглядеть. Ты, я приметила, хорошо рукодельничаешь, но того, что мы тут делаем, и в Турове не видела.
С этими словами Анна распахнула дверь в особую светлицу, которую с самого начала присмотрела себе под мастерскую, и обомлела.
«Да-а… ТАКОГО в Турове она точно не видела…»
За спиной послышался резкий вздох – и тут же оборвался. Посмотреть и правда было на что: напротив висящего на стене большого овального посеребренного блюда, отполированного и начищенного до блеска, в одной нижней рубахе стояла Анька. Застигнутая их появлением врасплох, она испуганно замерла, не успев изменить старательно, но неумело принятую позу, неприличную и смешную одновременно, так и стояла враскорячку, поставив ногу на лавку, отставив зад и нелепо изогнувшись. На лице её ещё держалось выражение, должное, видимо, изображать невиданный соблазн и плотский грех – эдакая застывшая личина. Впрочем, выражение это стремительно оплывало, уступая место паническому ужасу – как ни глупа была Анька, а то, что влипла она на этот раз очень основательно, поняла моментально. Одного взгляда на мать хватило.
А та и сама не могла понять, ЧТО поднималось у неё в душе и невольно отражалось в глазах – так, что даже Аньку проняло. Вид бесстыже кривляющейся девчонки – её дочери! – вызвал уже не гнев, а ярость и… боль. Когда-то юную Анну очень сильно обожгло этой болью, хоть она и постаралась запрятать те постыдные воспоминания как можно глубже, забыть, похоронить их. Вместе с болью подступил ужас – тоже давно спрятанный, но от этого не менее жгучий. И уже не она, а именно он заговорил сейчас вместо неё:
– Та-ак… – от тихого голоса, почти шёпота, Анька вздрогнула, как от окрика, попятилась, чуть не споткнувшись, и испугано залепетала, стремительно бледнея:
– Мам…очка… я не то… я не за тем … я… поглядеть хотела… – суетливо потянулась за сброшенным платьем и замерла, настигнутая резким окриком.
– Стоять! – боярыня словно кнутом щёлкнула, подошла к дочери, оглядела с ног до головы и брезгливо бросила – Ну, насмотрелась?
– Ты не поняла… просто я… у меня… прыщик тут… – всегда бойкую и скорую на оправдания Аньку сейчас было не узнать.
«Она же… Да как посмела?! Грех-то какой! ГОРЕТЬ ТЕБЕ В АДУ, ДЩЕРЬ ПОРОЧНАЯ!!! СЕМЯ ДЬЯВОЛЬСКОЕ!!! МОЛИСЬ!!!»
И прогоняя невесть откуда всплывшие слова, гася боль и слепую ярость, но распаляя гнев, появилось уже осмысленное понимание:
«Не дай бог кто увидит - опозорит ведь… не только себя опозорит - весь род. Всё прахом пойдёт… Ну нет, не позволю! Из-за одной дурёхи вся семья страдать должна? Не хочет умнеть - пусть здесь прозябает».
– Одевайся… – всё тем же чужим голосом проговорила Анна, – в Ратное поедешь.
– Как – в Ратное? Зачем? – ахнула Анька.
– Пусть воевода решает, что с тобой делать. Всё равно пользы от тебя роду нет – один укор и поругание.
– Матушка, да я же только…
– Молчи! – оборвала её боярыня, да так взглянула, что Анька замолкла на полуслове и испуганно присела. – Видела я всё. Делай, что велено!
Если бы мать кричала или хлестала её по щекам, Анька бы не так испугалась, как вот этим, в самом деле усталым и холодным словам. Мама, такая привычная, понятная, временами суровая, куда-то пропала, а вместо неё над Анной-младшей возвышалась совершенно чужая женщина. Она не скрывала своего презрения и смотрела на девчонку с брезгливостью, как на случайно попавшегося под руку слизняка, и слова её, вроде бы негромкие, отзывались похоронным звоном.
– Моя вина, что дуру такую вырастила, – сама перед родом и отвечу, – уже как будто и не с дочерью, а сама с собой, продолжала говорить Анна. – Но большей беды не допущу… На выселках твоя дурь роду не так опасна будет.
– На выселках? – взвыла Анька. – Ты же про Ратное сказала…
– Это уже как дед решит… – боярыня ухватила провинившуюся дочь за косу и деловито, будто верёвку для какой-то мелкой хозяйственной надобности, накрутила её на руку. – Когда остриженную увидит…
Обернувшись, Анна поискала глазами ножницы, увидела их на противоположном краю стола, поняла, что не дотянется и нетерпеливо кивнула Алёне: – Подай!
Та, однако, не спешила выполнить приказ боярыни, положила на ножницы руку – то ли взять их хотела, то ли прикрыть. Посмотрела вопросительно:
– Зачем?
– Давай сюда, раз велю! – повысила голос Анна, начиная сердиться уже на Алёну – не понимает она, что ли?
Алёна только брови подняла, спокойно и рассудительно проговорила (тоже словно и не с Анной, а сама с собой): – Косу-то отрезать легко, вот обратно потом не приставишь. Что же это будет за боярышня без косы?
– Да какая из неё боярышня… – Анна, досадуя на неожиданную помеху, в сердцах рванула Аньку за косу, та дёрнулась и коротко всхлипнула. А Алёна только головой покачала и отодвинула ножницы подальше:
– Как это – «какая?» Анна Фроловна из рода Лисовинов. Твоя дочь.
С непонятной для Алёны болью Анна чуть ли не выкрикнула: – В том-то и дело, что моя! Ты что, не видела?
– Да что там видеть-то было?
– Да мерзость всю эту… – Анну передёрнуло от отвращения. – Грех-то какой!
Тут уж её собеседница не на шутку удивилась:
– Да Бог с тобой! Какой же это грех? Обычное дело…
– Обычное?! Это непотребство – ОБЫЧНОЕ?!!! В молодой девке? Да что с ней дальше-то будет?! Она же весь род опозорит! Не приведи Господи, увидит кто – сраму не оберёшься. Всё… всё прахом пойдёт из-за одной дурищи! – почти выкрикнула Анна, глядя с негодованием на Алёну, которая смотрела в ответ со спокойным недоумением, будто и не замечая, как трясёт Анну от ярости.
– Ну да, на людях так не стоит, но мы-то не чужие. Неуклюже, конечно, у неё получилось, но это как раз от неумения да невинности… Вот кабы она это с УМЕНИЕМ проделывала… Отроки вон тоже себя пробуют, да ещё как дерутся-то, и никто это грехом не считает.
Тут уже оторопела Анна: – А отроки-то при чём?
– Так ведь они воинскому искусству учатся, а девки – женским хитростям. Поначалу оно всегда потешно выглядит, ну так иначе и не научишься.
Боярыня потрясённо замерла, с недоверием глядя на Алёну.
«Мысли читает, что ли? Она же не слышала, что вчера Алексей про женское оружие говорил. Я и сама сравнивала девок с отроками, которые воинскому искусству учатся, но тут-то совсем иное… или… то же самое?»
– А разве ты сама в её годы… – закончить Алёна не успела – Анна дёрнулась, как от пощёчины:
– Откуда ты…– взглянув на осевшую у её ног Аньку, которая испуганно притихла и затравленно переводила взгляд с матери на свою нежданную защитницу, боярыня выпустила, наконец, из рук злополучную косу:
– Живо к себе! Там жди! Да платье надень! – Анька кое-как, путаясь, натянула на себя платье, всхлипывая, выскочила за дверь, и вскоре её топот затих наверху. И только тогда Анна снова повернулась к Алёне:
– К чему ты это сказала?
– Что? – неподдельно изумилась её собеседница.
– Ну, про меня… в её возрасте…
– Да неужто тебя такое минуло? – Алёна пожала плечами и улыбнулась. – Так оно у всех бывает в отрочестве. Разве тебе не хотелось понять, как это у баб взрослых получается – мужей разума лишать? – она хихикнула. – Да я и сама… Уж чего только не воображала в думках тайных! Спасибо бабке, объяснила, что к чему…
– Тебе, значит, бабка объяснила… – Анна тяжело опустилась на лавку, – а меня матушка по щекам отхлестала и заставила неделю на горохе на коленях стоять – поклоны отбивать да грех смертный замаливать… – она говорила монотонно, размеренно, как будто о чём-то совершенно отвлечённом, а не о том, что мучило её много лет. – А потом выпорола так, что я ещё неделю сидеть не могла.
– Как же так можно-то? За что? Что тут грешного?
– За что? – переспросила с горечью Анна, сама удивляясь своей откровенности, но уже не в силах держать ЭТО в себе. – Ты что же, думаешь, я по своей воле в Ратное замуж пошла? Я ведь тогда в Турове первой красавицей была, батюшка – купец не из последних, а меня сюда, в глушь, подальше с глаз и от соблазнов отдали, ибо порочна есмь… чтобы всю жизнь грех отмаливала… а за что? Анюта моя сейчас и то смелее меня тогдашней оказалась.
Анна с силой провела по лицу ладонью, будто приставшую грязь счищала: – Ладно, то дело давнее, в Ратном об этом ни одна живая душа не знает, – она вскинула голову, будто возвратилась, наконец, из прошлого, – а вот с Анютой и в самом деле что-то делать надо. Кабы она просто была упряма или злонамеренна… Упрямство и розгами выбить можно, в конце-то концов. Но ведь она даже не понимает, что делает! Разума бог не дал – такое уже не исправишь…
– Прости, Анна Павловна, не знаю я её – о чём ты говоришь-то?
– В делах обыденных она иной раз дура дурой, а как парней на веревочке водить, так откуда что и берется. И знаешь, что самое скверное? Она уже распробовала это удовольствие и теперь от него не откажется!
– Правда твоя, неладно это, конечно, но ты уж не обессудь, не верится мне, чтоб у твоей дочери и сестры Михайлы совсем разума не было, – усмехнулась Алёна. – Ты, конечно, мать, твоя дочь в твоей воле, но своё слово ты всегда сказать успеешь. Дозволь мне с Аней твоей переговорить, может, я чем помочь сумею? В конце концов, к сегодняшнему поступку именно я её своим примером подтолкнула, хоть и невольно, значит, мне это и исправлять.
– Ты? – Анна оглядела Алёнку с ног до головы, невесело усмехнулась. – Я не смогла, так думаешь, ты её в разум приведёшь? Впрочем… – она вздохнула, – попробуй… хуже уже не будет, – и, провожая Алёнку взглядом, Анна тяжело осела на скамье у окна.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

Ротор

Дата: Четверг, 16.06.2011, 09:15 | Сообщение # 10

Ближник

Приточник

Группа: Советники

Сообщений: 580

Награды: 1

Репутация: 2089

Статус: Оффлайн

Quote (kea)

«А ведь и верно: Пентюх-то, покойник, как раз и любил кричать из-за спин: «Мы не согласны!», «Нам положено!..»

А укажите пожалуйста в тексте Отрока, где говорится о смерти Пентюха, очень нужно - сделаю правку в ВИКЕ.

Ульфхеднар

Дата: Четверг, 16.06.2011, 19:24 | Сообщение # 13

Сотник

Витязь

Группа: Наместники

Сообщений: 4881

Награды: 1

Репутация: 5055

Статус: Оффлайн

Ну я прочитал. Написано несколько сложным языком (текст, который заставляет задумываться), но впечатление - ОТЛИЧНО!
Сейчас же, уважаемые дамы, прошу Вас разъяснить мне один момент, прежде чем я выложу кое-какие замечания.
Сколько дней Алена живет в крепости, начиная с приезда и заканчивая последними событиями.
P. S. Этот пункт для меня очень важен, так как от него зависят почти все мои замечания.

Ульфхеднар

Дата: Четверг, 16.06.2011, 20:49 | Сообщение # 15

Сотник

Витязь

Группа: Наместники

Сообщений: 4881

Награды: 1

Репутация: 5055

Статус: Оффлайн

Quote (kea)

В пятой главе описывается первый день Алёны в крепости - она только накануне приехала.

Аг-г-га...
Ну так тогда и начинаем тапками швыряться.
Берем за источник "Ближний круг". Мишка прибывает в крепость на ладье вместе с о. Михаилом (про него у Вас нет ни слова, а ведь монах вездесущ). Мишка валяется несколько дней в постели "на отдыхе", потом ругается со святым отцом, через день тот крестит "Нинеин контингент" и уплывает. В тот же день Мишка проводит допрос Ионы и заодно обсуждает с Алексеем крепостные порядки. Вечером Мишка рассказывает сказку "Гулливер в стране лилипутов". И только через несколько дней состоялось первое собрание Ближнего Круга, после которого на другой день Мишка конкретно ругается с Юлькой. Алексей тогда же едет в Ратное и вскоре возвращается для подготовки похода за болото.
1. Так как Алена прибыла в крепость одновременно с Мишкой и Немым не задерживаясь в Ратном состояться неких указанных Вами выше моментов еще не могло быть:

Quote (kea)

– И правильно дал, – сдвинула брови Анна. – Это когда я тебя урядницей назначала? А? Такими словами не бросаются! Слышала бы я, ещё бы и сама добавила! Урядник – от слова «уряд», порядок. Ты порядок удержала? Демьян – комендант крепости и урядников за непорядок в десятке наказывать имеет полное право.

Собрания Круга еще не было, Демьяна еще никто не назначал.

Quote (kea)

Порядок есть порядок – всех новоселов в крепости должно представить для осмотра лекарке Иулии. Правда, она по строптивости нрава недавно насмерть разругалась с Мишаней и убралась к матери, в Ратное, а в лазарете нынче распоряжался Юлькин помощник Матвей.

Аналогично к предыдущему замечанию.

2. Анна совершает педагогическую ошибку, когда начинает вводить наказания в виде лишения обеда для обеих дочерей сразу. Не спорю, виноваты. Но так она словно красуется перед Аленой, мол, гляди - я строга. А на деле она этим показывает уровень собственных просчетов в управлении подопечными. Если бы Алена ей была близкой родней, неоднократно проверенной подругой, давно закомым человеком - тогда никаких вопросов. Но ведь они знакомы без году неделю, а Анна уже успела выставиться с утра пораньше в не самом лучшем свете.
Вот если бы она убрала Алену с глаз подальше, а девкам давала транды тет-а тет, тогда эту ситуацию можно было бы понять.

3. Это не замечание, но предложение. Надо обломать Алену. Не в прямом смысле этого слова, нет. Но дать ей понять, что и она сама далеко не безгрешна. Лучший момент - это неукоснительное выполнение наложенной попом ептимьи под надзором Анны-старшей и по ее решающему слову. Иначе ежели этот ее мелкий грешок подметит одна из девок, то Анне и Мишке достанется серьзная мина под фундамент религиозного авторитета, к коему надо приучать "лесной контингент".

Сообщение отредактировал Ульфхеднар - Четверг, 16.06.2011, 23:36

Kathrinander

Дата: Четверг, 16.06.2011, 23:50 | Сообщение # 16

Полусотник

Группа: Советники

Сообщений: 776

Награды: 0

Репутация: 1147

Статус: Оффлайн

Quote

Алексей тогда же едет в Ратное и вскоре возвращается для подготовки похода за болото.

С позволения автора, было решено что не совсем скоро, и пока Алексей условно говоря был в ратном в купеческих поход и сходили.
До ближнего круга никак не могли, там Мишка еще больной лежал, не до того было, не пустил бы его никто.
А как раз когда с этого похода вернулись, вернулся Алексей и начались приготовления к походу за болото.
Увы, но хронологическая связка там весьма условная, и проще в отроке в паре мест внести изменения при переиздании, чем пытаться втиснуть РаБа в заданные временные рамки - идея пострадает и сюжет, а они в книге поглавнее всего прочего будут.

Это возможность подарить сказку, в которую давно никто не верит, но которую втайне от нас жаждут наши сердца.

Ульфхеднар

Дата: Пятница, 17.06.2011, 00:42 | Сообщение # 17

Сотник

Витязь

Группа: Наместники

Сообщений: 4881

Награды: 1

Репутация: 5055

Статус: Оффлайн

Quote (Kathrinander)

До ближнего круга никак не могли, там Мишка еще больной лежал

А после болезни и отходняка толкался веслом на ладье. Позже он просто отлеживается "бия баклуши".
Ага, нашел:

Quote (serGild)

В начале июля - Мишка лежит раненый в Ратном. В середине - идет подготовка к походу за болото В конце - поход на земли Журавля.

Quote (Kathrinander)

serGild, вы даже не представляете как мы себе головы ломали, ибо увы до похода за болота автор временного окна нам не оставил, а Алена должна была появиться именно до. По согласованию с Князем было решено чуть-чуть растянуть временные рамки, и сие мероприятие устроить как раз в середине июля, почти прямо перед походом за болото.

Но тогда становится очень странным то, что Мишку отпустили в это путешествие накануне важного похода, где его рассматривали в качестве руководителя. Как-то надо этот пункт четче прописать.
Теперь сам поход. Алена должна увидеть какие-то подготовления к походу за болото, Алексей с Анной тоже должны об этом обмолвиться. Получается (по условию трамбовки), выдвигаться надо через три-четыре дня.

kea

Дата: Пятница, 17.06.2011, 00:51 | Сообщение # 18

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

Quote (Ульфхеднар)

Алена должна увидеть какие-то подготовления к походу за болото, Алексей с Анной тоже должны об этом обмолвиться. Получается (по условию трамбовки), выдвигаться надо через три-четыре дня.

Алёна и видела какую-то суету, но у неё голова своими заботами забита, да и не знает она пока ещё, какие хлопоты там обычные, а какие - нет, всего-то пока полдня там пробыла, вот и не обратила на них внимания.
До проводов за болото и в самом деле осталось всего несколько дней, только и за это время столько всего может произойти...

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

Kathrinander

Дата: Пятница, 17.06.2011, 11:01 | Сообщение # 19

Полусотник

Группа: Советники

Сообщений: 776

Награды: 0

Репутация: 1147

Статус: Оффлайн

Quote (Ульфхеднар)

Ну так поход в Ратном типа только планировался, на тот момент когда Мишка условно воспользовавшись предлогом улизнул о из крепости считается что решение о походе принято еще не было.

Quote (Ульфхеднар)

Алексей с Анной тоже должны об этом обмолвиться

Возможно, но с другой стороны для них это все-таки обыденность, специально говорить не будут, если только к слову. А уж если учесть как Мишка мать загрузил мыслями по новому направлению. Мне кажется Анне должно быть несколько не до похода. Который тем более планировался почти как легкая прогулка дня на три.

Это возможность подарить сказку, в которую давно никто не верит, но которую втайне от нас жаждут наши сердца.

Старый

Дата: Воскресенье, 19.06.2011, 11:44 | Сообщение # 23

Воевода

Темник

Группа: Ветераны

Сообщений: 3472

Награды: 0

Репутация: 2533

Статус: Оффлайн

Quote (Ульфхеднар)

Теперь сам поход. Алена должна увидеть какие-то подготовления к походу за болото, Алексей с Анной тоже должны об этом обмолвиться. Получается (по условию трамбовки), выдвигаться надо через три-четыре дня.

Подготовка к походу в условиях 12 времени занимает ровно столько времени, сколько нужно чтоб заседлать лошадей и подпоясаться.
Алене будет интересней вторая часть похода, когда будут отосланы телеги с ранеными и трофеями обратно в академию.
Алексей с Анной мог и не перемолвится по одной причине, "Рудный воевода" не обязан ни с кем делиться своими планами, загадывать на перед дурная примета которым очень верили наши предки. Коню для отдыха потребно сутки, так что вполне возможно что жизнь Михаила, более насыщена, с лошади на лошадь пересел и ЭТА экспедиция инспирирована Корнеем и Алексеем как первый этап обучения Михаила.

для того что бы убить дракона - надо стать больше чем дракон

Kathrinander

Дата: Воскресенье, 19.06.2011, 11:46 | Сообщение # 24

Полусотник

Группа: Советники

Сообщений: 776

Награды: 0

Репутация: 1147

Статус: Оффлайн

Quote (Ульфхеднар)

Ну да, ну да. Вы-то хоть в собственные слова верите...

Ну так я чуток утрирую, но планировались не две недели боев, хотя первый самостоятельный поход естественно это тревожно для матери. Как мне кажется в паре мест в тексте стоит отметить в мыслях Анны, но без заострения внимания. До кануна похода, когда отчетливо приходит осознание, что все дитя уходит, начинаешь переживать, места не находить. До оно будет терять за рутинными заботами.

Это возможность подарить сказку, в которую давно никто не верит, но которую втайне от нас жаждут наши сердца.

serGild

Дата: Воскресенье, 19.06.2011, 16:10 | Сообщение # 25

Ближник

Книжник

Группа: Советники

Сообщений: 4173

Награды: 0

Репутация: 4063

Статус: Оффлайн

Quote (Ульфхеднар)

Тут, как я понял из разговора с боярином Федором - все только после него и закрутилось. До него поход и не готовился, а после него никого никуда не посылали.
Так что хронология такая:

поход с купецкими
приезд б.Федора в Ратное
приезд Алексея в Михайловск
спешная подготовка к походу (кони, седла, подгонка снаряжения)
поход
раздел и устроение добычи по максимуму на выселках
приход ляхов

проходилмимо

Дата: Вторник, 21.06.2011, 23:51 | Сообщение # 26

Полусотник

Группа: Ветераны

Сообщений: 619

Награды: 1

Репутация: 1496

Статус: Оффлайн

Очень хорошо.
Только вот что-то Прошка невероятно мудр для своих лет. Сей момент некоторое сумление вызывает.
И еще, - лично я, каждую свою псину старался обучать с глазу на глаз. Так они не отвлекаются на другие раздражители, и полностью сосредотачиваются на хозяине и его странных требованиях, типа "Сидеть, лежать, голос, апорт".