До рассвета оставалось уже совсем немного... Небо на востоке уже не просто посветлело в преддверии наступающего утра, а начало добавлять в свою палитру яркие алые краски. Вот еще чуть-чуть и покажется верхний край поднимающегося солнышка.
Первой встала, как обычно, Милка... Ну, то есть Фекла, разумеется. Хотя конечно, хоть Ульяна и требовала чтоб недавно обретенные холопы именовали друг друга только по крестильным именам, а порой нет-нет, да и сама, забываясь, звала то Феклу Милкой, то ее сынишку Касьяна Званко, а уж ее мужа, отца Званко, Дрозда по крестильному имени поминали и вовсе только в исключительных случаях... Ох и мудреное же имечко ему отец Михаил подобрал.... Полихроний. Вдруг и не выговоришь. Единственный из семьи, к кому христианское имя приклеилось сразу и пришлось ему как родное, был младший сын Дрозда 11-летний Стоян. Анастас после крещения... Стася, как его ласково звали родные.

Правда ни Дрозда, ни 14-летнего Званко во дворе сейчас не было. Оба были в Михайловском, готовили жилье к окончательному переезду семейства Ильи Фомича. Да! Не Илюхи, как его еще по старой привычке прозывали почти все ратники, даже те, кто много младше его по возрасту, а именно Ильи Фомича - старейшины и Господина Наставника Академии Архангела Михаила!
При мысли о муже Ульяна испытала законную гордость за его успехи. Это новое чувство стало все чаще посещать ее в последнее время. Куда привычнее для нее было другое... Беспокойство за него во время походов сотни, радость возвращений, понимание его радостей и горестей... Понимание было главным в их отношениях. Она, как никто другой, понимала своего Илюшу. Всегда была готова поддержать его в беде, словно не замечая порой, что от него опять несет пивом или медовухой. Или разделить с ним его радость и успехи. И, странное дело, вроде и делили радость на двоих, а меньше ее не становилось. И при делении ее становилось только больше... Такой вот парадокс математики.
Подхватив в сенях деревянное ведро, Ульяна выскочила во двор и пошла к хлеву. Милка уже ждала ее там...