Кузнечик-2. Наставники - Красницкий Евгений. Форум сайта

Кузнечик-2. Наставники

kea

Дата: Четверг, 16.01.2020, 01:20 | Сообщение # 1

Княгиня Елена

Группа: Авторы

Сообщений: 5393

Награды: 0

Репутация: 3154

Статус: Оффлайн

В разгар работы над историей о Тимке-найдёныше мы вдруг обнаружили, что объём книги разбух совершенно неприлично и выходит за установленные издательством рамки. Пришлось искать наиболее логичное и безболезненное место текстораздела и заканчивать первую часть. Но работа на этом не прекратилась, и в этой теме Геннадий будет выкладывать черновики второй части. Некоторые отрывки, написанные с опережением и уже выложенные в предыдущей теме, могут быть либо продублированы, либо перенесены сюда, когда подойдёт их очередь встраиваться в текст.
Обсуждение, как водится, в параллельной теме.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на халтуру.

Красницкий Евгений. Форум. Новые сообщения.

Коняга

Дата: Четверг, 16.01.2020, 01:31 | Сообщение # 2

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 1

– Вот честное слово, сказать, что вы меня удивили – это ничего не сказать. – Максим Леонидович сидел в своем любимом кресле и сосредоточенно протирал очки. – Неужели эти темы еще кому-нибудь интересны? А уж тем паче вашей конторе.

– Нас интересует только та тема, которой вы занимались именно в нашей конторе, - собеседник улыбнулся одними губами, отчего серые глаза стали казаться еще холоднее. – Вы же должны понимать, что она неохотно расстается со своей собственностью.

– Да чего уж не понять, тем более в наше время, – пожал плечами профессор. – Но я в самом деле, не понимаю, что вас может сейчас заинтересовать. В вашем богоугодном заведении я занимался всего лишь двумя темами. Первая – это Джуна, Чумак, Кашпировский и прочие барабашки. Но после того как тему закрыли, и ваше начальство нашу группу, простите, с лестницы спустило, с чем я в глубине души согласен, барабашки разбежались по всей нашей необъятной и осели в редакциях газет, так что выловить их совершенно невозможно. А группа экстрасенсов, избавившись уже от нашей опеки, очень неплохо зарабатывает, вот только без нас, к сожалению.

– Ну, а вторая тема какая? – майор вежливо подтолкнул собеседника.

– Работал в вашей школе, – весело блеснул очками тот. – Учил ваших курсантов ставить блоки, работать с гипнозом, ну и прочими психологическими штучками.

– И все? Хм… – майор глянул на Максима Леонидовича, чьи очки смеялись чуть ли не в голос. – А вот этот документ вам, часом, не знаком?

Профессор снял очки, сложил их, небрежно засунул в карман халата и, совершенно не напрягаясь, изучил скользнувшую на стол бумагу.

– Ах, вот вы про какую тему! Любимое детище покойного Академика... – учёный снова достал очки, поплевал на стекла, протер полой халата и водрузил обратно на нос. – Боюсь, что не могу обсуждать ее с первым попавшимся агентом безопасности, будь он самого высочайшего в мире ранга. Вы ведь сами работаете в конторе и должны понимать, что на мне подписок, как блох на собаке Павлова, и их никто не отменял.

– Ну, а если у меня есть соответствующие полномочия? – на стол скользнула еще одна бумага.
Профессор покосился на нее, разглядел фамилию против подписи, и, вздохнув, произнес:

– Это, конечно, не глава государства, но, как минимум, с этим можно начинать работать... – он откинулся на спинку кресла. – Итак, полагаю, вы намерены возобновить эксперимент и восстановить финансирование? Не понимаю только, с чего бы, Николай Николаич. Он ведь себя в конечном итоге не оправдал. Да вы и сами должны это знать, если читали остальные документы из этой папки.

– Финансирование? Может, и восстановим, если увидим в этом резон. Но документы, вы правы, не дают оснований его продолжить. Вот если бы мы могли получить картину из первых, так сказать, рук…

– Из вторых, господин майор. Из вторых, а то и третьих… Первым был Академик. Точнее, он тогда работал доктором-психиатром где-то на границе Украины и Белоруссии. Вот он и наткнулся на очень любопытную патологию – наследственная память. Пациент иногда вспоминал то, что никак не мог знать ни в силу происхождения, ни в силу образования. В Погорынье, на небольшом пятачке, в семи-восьми деревеньках, люди вспоминали жизнь, как будто бы прожитую в 12-м веке. При этом не обязательно они там должны были родиться, таким заболеванием могли страдать и приезжие, из тех, кто долго там жил, в особенности, дети. Характерной чертой этих людей, кстати, была двойная энцефалограмма. То есть те процессы, которые отвечают за память, мышление и осознанную деятельность, у таких людей присутствовали в двух экземплярах. А потом он возьми и раскопай по их рассказам один очень древний клад. Как раз из того самого, 12-го. А поскольку у доктора по этой теме писалась диссертация, то он поделился своими наблюдениями со своим научным руководителем. А тот возьми и поделись курьезом с Ди Бартини. Вот тот и начал раскручивать эту тему. А потом ее закрыли. У вас в конторе закрыли.

– Ди Бартини? – удивился его собеседник. – Итальянец? Я полагал, что такими знаниями с Западом не делились.

– Стыдно не знать классиков! – укоризненно блеснул очками профессор. – Советский физик итальянского происхождения. Он вцепился в эту тему мертвой хваткой, так что в конце концов она вылилась в знаменитую, в определенных кругах, теорию шести измерений.

– А причем здесь классики? – удивился гость.

– А с него писал своего Воланда Михаил Булгаков, – професор все так же укоризненно смотрел на оперативника, отчего тот почувствовал себя неловко. – «Мастера и Маргариту» читали, надеюсь?

– Ну, а почему тему закрыли? – ушел от прямого ответа майор.

– А выяснился занятный факт. Во-первых, людей, которые могут иметь вторую энцефалограмму, немного, но они есть не только возле Турова. Во-вторых, эта область – Пятно, обладает некоторым фоновым радиоизлучением, и его можно транслировать в другую точку. То есть не обязательно сидеть в деревне, можно просто использовать этот канал. И в-третьих, оказалось, что не только предки могут внушать воспоминания нашим современникам, но и современники могут внушать воспоминания нашим предкам.

– Отсюда и легенды про ковры-самолеты и скатерти-самобранки? – заинтересовался Николай Николаевич.

– Похоже, вы все-таки не понимаете, – сверкнул свежевычищенными очками профессор. – Самобранка дело десятое, а вот внедрить в прошлое своего агента влияния и таким образом влиять на ход истории – эту возможность отрабатывали на полном серьезе.

Профессор опять откинулся на спинку кресла и с удовлетворенным блеском линз наблюдал, как у безопасника вытягивалось лицо.

– Вы серьезно? – очнулся наконец тот. – Внедрить агента и начать строить коммунизм еще в 12-м веке?

Профессор пожал плечами.
– Это вряд ли. В первую очередь интересовало, могут ли такой возможностью воспользоваться наши заклятые друзья. Кой-какие факты из нашей истории уж больно сильно напоминают подставу. Излучение-то можно транслировать, через спутник, к примеру, – майор чуть дернулся, что не укрылось от внимания профессора. – Ну и во вторую, насколько это явление опасно само по себе. Есть ли другие пятна, перемещаются ли они, с каким временем связаны.

– Ну и почему же проект свернули? Там ведь открывались громадные возможности.

– Да, в общем-то, нет. Поначалу мы вообще отслеживали влияние наших добровольцев косвенно, по энцефалограмме. При этом, чем активнее действовал агент, тем сильнее были различия… и тем сильнее волновалось Пятно. А потом - хлоп! - и все прекратилось. Пятно успокоилось, а мы получили на руках восемь совершенно неодушевленных тушек. Без никакой энцефалограммы вообще. Вот в этот момент на группу насели основательно, добавили людей. Я, собственно, и пришел в проект в то время – был аспирантом у доктора. Он к тому моменту уже стал Академиком. А заодно и приобрел новую для себя специальность – паталогоанатом.

– Ну и что вы выяснили?

– А что можно было выяснить? Никаких патологий мозга мы не обнаружили. Выдвигалось два предположения: возмущения Пятна разрывают связь с агентами и убивают их. Но оно маловероятно. Как изменяется активность мозга умирающего, мы знаем. Мы ведь коматозниками не просто так занимались, и далеко не все были наши подопечные. Активность мозга в момент смерти меняется качественно, она другая в принципе. А тут она просто слабела, не меняя структуры. Они как будто куда-то ушли.

– Куда-то ушли? – машинально повторил оперативник, пытаясь осознать сказанное.

– Ди Бартини считал, что возникает параллельный ход развития истории. В эту теорию укладываются все видимые эффекты. Чем активнее агенты, тем больше отклонений от текущего исторического процесса, тем нестабильнее пятно, и тем больше разброс маркеров. В какой-то момент изменения превышали критический порог, исторические потоки разделялись, соответственно, агенты, как возмущающий фактор, уходили с новым потоком, энцефалограмма исчезла, а маркеры перестали поступать.

– Что за маркеры?

– Закладки из прошлого. Каждый агент под гипнозом получает информацию, когда и где он должен что-нибудь оставить. По отклонению на местности и во времени, плюс девиации активности Пятна, можно судить об отклонениях потока истории. История, собственно, это модулированная энтропия, если вам это что-то говорит. При повышенной активности агентов она начинает двоить, а потом частоты расходятся. Две реальности делятся. Математики дали именно такое обоснование.

– В вашей группе не было математиков.

Профессор пожал плечами.
– У нас был Ди Бартини. А остальным физику процесса никто и не рассказывал. Вычислители работали с весьма абстрактными параметрами и, вероятно, полагали, что считают что-то связанное с бомбометанием. Я не вникал во многие вопросы, сами понимаете – подписки. Знаю только, что по поводу теории шести измерений была развернута целая операция прикрытия. Часть причастных рвала друг на друге лабораторные халаты и доказывала, что это бред, а другая часть поправляла помятые в дискуссии галстуки и заявляла, что над ними смеются.

– У вас есть копии его разработок? – безопасник впился взглядом в лицо профессора.

– Копий разработок нет ни у кого. После смерти ученого в 1974-м его записи были изъяты, и где они сейчас, никому не известно.

– А как же вы?..

– У меня нет записей, – безмятежно пожал плечами профессор. – У меня есть знания. И задел работы лет на шестьдесят, наверное. Если, конечно, этим заниматься.

– И почему же свернули проект?

– Прежде всего потому, что ситуация опасности не несла. Может, и можно повлиять на историю, но на чью-то другую. А нам от этого ни холодно, ни жарко. Так что проект сократили в объеме, и спутник мы так и не получили. Продолжали исследования на предмет – вдруг что всплывет. А так, сами понимаете, шла холодная война. Если бы всплыло то, чем мы занимались, она вполне могла стать горячей. Или думаете, что американцы поверили бы, что мы не имели в виду ничего такого? На редкость параноидальная нация... Да вы наверняка знаете. Ну, а когда вы разогнали экстрасенсов, под прикрытием которых работала наша группа, финансирование прекратилось. Фактически мы работаем в клинике по своей официальной специальности.

– И что, результатом эксперимента никак нельзя воспользоваться?

– Если осторожно. Внедренные агенты не должны менять кардинально ход истории, если, конечно, хотят вернуться в нашу реальность.

– А что, можно вернуться в другую?

– Энцефалограмма перед исчезновением вела себя странно. Академик считал, что это вполне вероятно.

– То есть, если соблюдать правила техники безопасности, то отправлять сознание в прошлое можно. Да что я говорю, вы ведь и сейчас отправляете? – майор опять вцепился глазами в лицо профессора.

– С чего вы так решили? – удивился профессор.

– Есть некоторые аспекты вашей деятельности, которые позволяют нам так считать, – опять одними губами улыбнулся безопасник. – И за некоторые из них вас вполне можно привлечь.

– Например? – равнодушно сверкнул очками профессор.

– Во-первых, вы обманываете меня насчет спутника. Доступ к спутнику у вас есть, – майор откинулся в кресле и спокойно изучал лицо профессора. – Во всяком случае, техник, обслуживающий ваше оборудование, регулярно с ним связывается.

– Техник? Потапыч, что ли? – профессор пожал плечами и чуть насмешливо блеснул стеклами. – А-а, вы, видимо, про погодник. Это старая и известная история. Новый спутник сканирования легкой облачности и тяжелой техники противника по выходу на орбиту свихнулся и начал нести галиматью. То есть вместо вменяемой картинки передавал блоки данных, которые совершенно нельзя интерпретировать. Ну а поскольку у потери пары-тройки миллионов рублей обязательно должен быть виновный, то его и нашли. Потапычу грозил срок за саботаж или халатность, а он обвинял военных в подставе и в том, что именно их жутко засекреченные модули и вывели аппарат из строя. В конечном итоге спутник списали в мусор, а его уволили, и дело на том закрыли. Но манечка у него сохранилась до сих пор – хочет восстановить свое доброе имя и пытается разобраться что там такое. Космосом мужик бредит. Но в любом случае, у него есть хобби, а у нас первоклассный техник. Спутник ведь считается мусором, за такими наблюдает множество любителей.

– Ну, а ваши опыты с умирающими?

– Вообще-то, работа с коматозниками - это одна из моих специальностей. Папочку вы ведь смотрели? Ввод в искусственную кому, наблюдение, вывод. Какие эксперименты? Профессия. Равно как и потрошение, простите, свежих покойников. Жить-то надо, – очки пофессора прямо сияли. – Да полноте вам, Николай Николаевич, нас уже месяц трясут все кому не лень. Вы ведь наверняка знаете, что ничем противозаконным мы не занимаемся. Так что ваши… клиенты, надо полагать?.. в этом отношении зря стараются.

– Напрасно вы так о наших клиентах, Максим Леонидович. Пусть компромата на вас нет, и пусть даже мы его не сможем организовать. Но мы можем надавить и иначе. Например, создать проблемы с лечением вашего племянника. Или, наоборот, избавить от этих проблем.

Ученый небрежно бросил очки на стол и твердо посмотрел на майора.

– Моему племяннику, господин майор, вы ни помочь, ни повредить уже не можете. Саркома. Шансы очень невелики, и для того, чтобы их увеличить, сегодня утром его ввели в искусственную кому. Вывести его оттуда до окончания лечения нельзя, да и бессмысленно. Он просто умрет.

– То есть вы…

– Ладно, давайте так. Предположим, просто предположим, что я провел эксперимент и отправил его ТУДА. Если его тело умрет здесь, он просто там и останется. Из комы он выйдет и сам, когда его носитель умрет ТАМ. Тогда он очнется, и опять умрет здесь, уже от рака. Если, конечно лечение ничего не даст. Шанс хоть и есть, но очень мал. Так что повредить моему племяннику вы не можете никак. А вот обидеть меня – очень легко. Вы именно этого добиваетесь, прежде чем привести меня к своему клиенту?
Безопасник побарабанил пальцами по лежащей у него на коленях папке.

– Ну, хорошо, Максим Леонидович, вы меня почти убедили. Давайте таки предположим, что эксперимент вы сейчас провели. Между прочим, я вас понимаю, и это хорошо, что вы его провели. Племянника вашего мы достать не можем. Ваши подопытные всего лишь кролики, и вам на них, возможно, и наплевать. Ваши родные... Мы можем доставить им неприятности, но скорей всего нам придется оставить этот довод только на случай, если вы доставите неприятности нашим клиентам. Глупо начинать первому, это делает разговор бессмысленным. Да и размен выглядит... так себе, вы уж не обижайтесь. Но вы сами-то? Максим Леонидович, вы чем прикроетесь?

Профессор забрал со стола очки, подышал на них, протер и водрузил на нос. Майор посмотрел на ученого, и ему показалось, что не глаза, а сами стекла насмехаются над ним своим блеском.

– А что я, милейший? Вы ведь уже многое читали в той папочке, а кое-что я вам сейчас намекнул. С чего вы взяли, что у меня самого не может быть двойной энцефалограммы? – теперь уже профессор внимательно изучал лицо оперативника. – А раз я сижу вот тут, перед вами, и мило беседую, это может означать, что лежу я в самом деле где-то в другом месте. И это место не совсем в прошлом, не так ли? Вы МОЖЕТЕ меня напугать, вы даже можете меня убить. Но вы не сможете меня пытать. Поверьте, я знаю как с этим справляться. Но это закончится тем, что я всего лишь проснусь… где-нибудь. Вы ведь понимаете, уважаемый, что эта технология УЖЕ существует, а стало быть, нет ни малейшего шанса, что она исчезнет в будущем?

Майор быстро взглянул на собеседника и, чуть помедлив, произнес:
– Да, мы можем такое предположить. Но это может быть и блеф. Вероятность примерно равная. Но вы понимаете, что теперь вас не оставят?

Профессор холодно улыбнулся, жестко сверкнул очками, и у майора по спине поползли мурашки.
– Это понимание, молодой человек, у меня возникло раньше, чем я дал первую свою подписку. И раньше, чем вы загадили свою первую пеленку. Или вы уже в памперсы ходили? А сейчас ставки еще выросли, и по счетам платить может оказаться больно. Вот скажите, коллега, вы про полоний что знаете? Или про лабораторию ядов при нашей конторе? Вашими же словами: у меня есть страховка – пятьдесят на пятьдесят. А у… тех, кто влезет в это дело сейчас?

Майор на миг погрузился в себя.
– Все же вы блефуете.

– Разумеется. Проверьте! – одними губами улыбнулся профессор.

– И все же, повторюсь, вы блефуете. Если бы за вами стояла такая сила, то вы бы уже знали, от кого я пришел, а вы понятия об этом не имеете. Ваша проблема в том, что вы одиночка. Вы почему-то вообразили, что после развала системы вам удастся приватизировать этот проект для себя лично. А так не бывает. Разве что на время. А потом у всех мало-мальски стоящих вещей всегда – заметьте: в-с-е-г-д-а – находится настоящий хозяин.

– То есть вы? И на каком основании?

– То есть мы. Потому что можем.

– И вы считаете, что ваш заказчик единственная сила, которая может?

– Похоже, вы не понимаете профессор. Сейчас государство - это мы. А лично для вас – это я. Даже если вы завтра пойдете на Литейный с чистосердечным признанием, то уже через час окажетесь в кабинете у меня. И признаваться будете опять же мне. Ну, а если нацелитесь на наших партнеров за рубежом, то опять же попадете ко мне. Но только со всей вашей командой, включая коматозного племянника, и уже в подвал.

– Опять угрожаете? – скривился ученый.

– Да боже вас упаси. Меня прислали сюда договариваться, а не ссориться. Мне нужно только, чтоб вы поняли, с чем играете.

– Понимаю. Игра с очень большими людьми и на очень большие деньги. Речь о миллиардах, я полагаю? Вы увидели возможность и не можете от нее отказаться. И это понимаю. Жадность превыше разума.

– А вы бессребреник, насколько я понял?

– Нет. Разумеется, нет, – улыбнулся Максим Леонидович. – Но я до сих пор не получил от вас предложения, от которого не смогу отказаться. Пока что я вижу, что меня разводят на халяву... – вычищенные до блеска очки с легким стеклянным стуком легли на стол. – А вот предложение мне очень интересно.

– Что ж... Вашу мысль я уловил. Мне нужно посоветоваться с заказчиком. Если у меня вдруг возникнут вопросы, могу я попросить вас о встрече?

– Разумеется, – Максим Леонидович доброжелательно отсветил очками. – И можете быть уверены, если это будут технические вопросы, я не отвечу ни на один из них.

Майор стремительно поднялся, и коротко пожав руку профессору, направился к двери. На пороге он остановился и, полуобернувшись, заметил:
– А с очками вы зря игрались, Максим Леонидович, – он снисходительно усмехнулся. – Мы знали к кому идем.

Профессор отзеркалил ему такой же улыбкой:
– Ну, раз знали, так почему же ограничились только тремя блоками? – и, увидев, как посерел безопасник, добавил: – Да не пугайтесь вы, я все же не настолько глуп, чтобы нападать на человека, который пришел не угрожать, а договариваться. А про очки вам, видимо, хм… ваш инструктор сказал. У него с ними старые счеты – из-за них он мне ни одного зачета не сдал с первого раза. Но блоки у вас неплохи, невербальных реакций почти не заметно. А вот насчет того, кто ваш заказчик… – у майора сузились глаза. – Кем бы он ни был сейчас, им станет один из семи. Может, даже двое. Видите ли, коллега… надеюсь, что коллега... Вы не вполне понимаете, что такое модулированная энтропия. История – это направленный поток хаоса. Каждый раз, при каждой попытке влияния на нее, она заново кидает кости. А в этом случае даже имена могут оказаться другими и, скажем, очень уважаемый сейчас человек так и останется скромным владельцем заправочной станции. А уж про то, к кому именно вы пойдете докладывать прямо сейчас, историческому процессу и вовсе неинтересно. Поэтому для всех нас лучше не рисковать необходимостью повторной попытки. И самое главное, лучше бы всем вашим клиентам договориться. Если хотите – это совершенно бесплатный совет от человека, который знает, с чем играется. Такое не стоит рвать из рук друг у друга.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Вторник, 21.01.2020, 01:40 | Сообщение # 3

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Глава 1

Утром Тимку подняли ни свет ни заря. Нет, он, конечно, отчаянно давил позывы зевнуть и даже с первого раза определил, в какую из телег ему надо забраться, но, добравшись до свежего душистого сена, постеленного на дно телеги, он немедленно в него зарылся, еще и укутавшись, на всякий случай, накинутым на него одеялом.

Проснулся он уже ближе к рассвету, выныривал из сна медленно, под скрип колес давно не смазанной телеги и тихое бубнение далеких голосов. Высунув из-под одеяла нос, мальчик вдохнул холодного рассветного воздуха и окончательно проснулся. Голоса приблизились, речь говорящих приобрела смысл, а сами голоса достигли узнавания. Тимка пошевелился, глубоко вздохнул и опять замер.
– Чего там он, – донеся голос Макара, – не проснулся?

– Да нет, – оглянувшись, ответил Ленька. – Сопит в две дырочки. Аж завидно.

– Приглядывай за ним. Нам лучше, чтоб при въезде его никто не увидел.

– А что так? – удивился отрок.

Макар пожевал губами, прикинул что-то и ответил.

– Да… Мудрят что-то Аристарх с Филимоном. Велено было приехать очень рано, на одеяла те никто и смотреть не будет. Знают, что за отроками приедем, – Макар задумался. – Едем сразу на Корнеево подворье. Выйти на своих двоих он должен оттуда. А потом мы ведем его гулять по Ратному. По-первах, поведем его к … братцу моему старшому. Дома его, само собой нет, в походе он, но там жёнка его. Большуха наша. Вот с ней Верка говорить будет, и Тимофею в том разговоре дело есть. Вчера с ним долго боярыня говорила, как держать себя, он, вроде бы, понял. Но то уж Веркина забота. Когда отведем, я отправлюсь к Аристарху. Во, а задачки его мы не забыли?

– Нет, вот в котомке лежат. Он их еще вчера с вечера собрал. Даже Спаса с иконки деда Семена срисовал. Ему Софья помогала, а то у него все время Сварожий лик получался. Говорит, у них в храме такой, – Ленька тихо засмеялся. – Так что не забыли. Про гостинец ему интересно.

– Да? Сам сказал?

– Ну да. Три раза ответы проверял. Он возле той котомки весь вечер круги нарезал. Я спросил даже – а не обманет Грек?

– И что? – полюбопытствовал наставник.

– Не, говорит, не обманет. Грек в игре никогда не обманывает.

– Хорошо. Грек, видать, мудрый, значит, и нам прислушаться не зазорно. Вот и мы обманывать не станем, – Макар улыбнулся. – Ну а вы с Алексеем пойдете к Настене. Раненых проведаете, гостинцы отвезете. Ну, и новости расскажете.

– А какие у нас новости? – удивился отрок.

– А что, совсем никаких? А как насчет Змея? И того, что уже летал, и тех, что вы сами делаете? И как Млава его подстрелила? И драка у гонцов, и, особенно, шашлык после нее? А сказок вы мало слышали? И еще спор складских, почему змей тот и появился. Вот прицел ваш еще. Неужто мало рассказывать?

– Ага… – Ленька начал быстро соображать. – И все новости крутятся вокруг Кузнечика?

– Точно! – одобрил вывод Макар. – Тут, понимаешь, дело какое… Они бойню прошли. Кто ранен, а кто и увечен. Юлька сказывала, что есть очень плохие. Иных и не довезли. А тут их под начало какому-то сопляку отдают. Вот ты бы понял?

– Не понял бы, – подумав, согласился Леонид. – Значит, нам надо Кузнечика нахваливать?

– Нет, упаси Бог нахваливать! – наставник на миг задумался. – Заинтересовать. И не Кузнечиком, а делами, что в крепости. Гостинцы отнести. Понимаешь, не должны они думать, что их забыли... – Макар опять умолк, что-то вспоминая. – Вот когда сам лежал, и новик мой ко мне приходил… И Верка моя... Вот тогда умирать не хотелось. Они ведь, увечные наши, они много повидали, но сейчас они как дети малые. Жить они не хотят, больно им. И несправедливо это, в четырнадцать годков помирать. Понимаешь… Должны услышать они – не забыли их. Нужны они тут. Младшая Стража своих не бросает. И еще – должно им стать интересно. А все интересное в крепости сейчас…

– В кузне, – понимающе кивнул отрок.

– В кузне, – подтвердил Макар. – Про Кузнечика-то они и сами спросят, если им интересно станет. Вы, главное, про дела говорите. Заинтересуются – станут слушать Тимку, а нет… Если нет, по-иному их вытаскивать надо будет.

– Ясно, – кивнул Леонид. – Значит, после знакомства с родней мы Тимку к тетке Настене ведем?

– Нет, – качнул головой Макар. – После родни вы Тимку в церковь поведете.

– Так там же никого нет? – удивился Ленька. – Или отец Симон в Ратном еще?

– Нету там никого. Церковь вам тетка Алена откроет. Надо, чтоб Тимофей иконы посмотрел. Он там уже был, и что-то ему там стало интересно, так что пусть смотрит, для того туда и отведете. Но главное, что Верка к тому времени уже у колодца побывает, сынком похвастается. Так что… За вами в Ратном много глаз смотреть будет, вот и покажете. После церкви возвращаетесь на Корнеево подворье. Ну, а уже оттуда, на подводе под одеялами, отвезете мальца к своим раненым.

– Вот так даже, – Ленька крепко задумался. – Даже так. Кузнечик с Корнеева подворья вышел и там же потом остался. Чтоб все думали, что в Ратном он. Значит, придут за ним?

– Вот видишь, а ты говорил, считать не научишься, – похвалил смутившегося отрока Макар. – Аристарх обещал, что на воротах из его родни бабы стоять будут. Они лишнего не увидят, а что увидят, то не скажут. И у Лавра в кузнице горн каждодневно растапливать станут. Даже молотками легонько постучат. Большуха наша в Ратном серебро скупать станет, и каждый день к Корнею наведываться. А что до Тимки… Помнишь, наставница Арина про пешку сказывала?

Ленька кивнул.

– Так вот, Филимон говорит, что пешка та кому-то очень сильно поперек дороги стала. Да так, что он ни вперед, ни взад без него пойти не может, и обойти не получается. Дело даже не в самом Кузнечике. Есть у них там кто-то, кого без Тимки выманить не получается. Если узнают, что он у нас, придут. Но если уж придут, пусть идут в Ратное.

– Выманить? Без Тимки? – Ленька опять задумался. – Потому его сюда и спрятали. Дед помер, значит... Значит, отец?

– Вот и я так думаю, – кивнул Макар. – Тот, кто и Тимку учил, и деда, да и других мастеров, похоже.

– А не заберут у нас Кузнечика? – спросил Ленька. – Ну, когда закончится все?

– Не знаю… – покачал головой Макар. – Не знаю. Ты только это… Верке не говори ничего. Не надо ей это сейчас.

Леонид угрюмо кивнул.

***

Тимка хоть и знал, что подслушивать нехорошо, но заставить себя пошевелиться так и не смог. Уже в который раз в этой странной крепости ему казалось, что жизнь несется вокруг него мощным, темным потоком, а он лишь пену на нем наблюдает, да брызги с того потока его маленько касаются. Вот и сейчас…

Казалось бы, много событий: побег из Слободы, неделя жизни в лесу, нелепая гибель деда… Новый дом, новая родня, новые друзья, а не то все это. Настоящие события, те, из-за которых он здесь, оказались в глубине темных вод. Но главное, что за всеми этими событиями явственно встала фигура отца. Его воля, его рука вытащила их с дедом из немаленького, но уютного домика возле новой кузни и отправила сюда, за болото. И зажмурившему глаза мальчишке показалось вдруг, что это не ветер и не сено сейчас спутали ему волосы, а знакомым жестом взъерошила их рука отца.

Расплакаться Тимка себе не позволил. Нечего, да и не у кого было спрашивать, почему папка отправил его невесть куда, а не пришел и не забрал к себе. Раз отправил, значит, надо было так. Значит, нужно было им с дедом сделать тут что-то очень важное. И пусть даже деда больше нет, сделать-то это что-то все равно надо. Да и не один он. Любава, мамВера. И папка Макар, который… Который очень похож на деда – такой же спокойный, сильный и надежный.

Мысли Кузнечика перескочили на те дела, с которым они ехали в Ратное. Ну, с увечными вроде все ясно. Точнее, ясного пока ничего нет, но Тимофей полагал, что, увидев свою будущую команду, нужные слова он найдет. Не первый раз собирать ему бригаду, объединенную общим делом. Да и учили его такому. Собрать, озадачить результатом, увидеть, где чей интерес, и показать работу. Каждому свою, маленькую, простенькую, чтоб быстро научиться, но главное, чтоб каждый видел свой труд в общем деле.

А вот со вторым делом, ради которого в Ратное Верка поехала, было непонятно. Да… Надо сказать, бабы инструктаж проводить не умеют. Эт вам не совещание мастеров у деда, и даже не технологическая карта того же компаса. Там все ясно: что за чем делать, когда, из чего и, главное, кому. А тут… Вечером, перед ужином его вызвали в терем, наскоро познакомили еще с одной девочкой, Софьей, кажется. Та попросила узоров на платья, на что Кузнечик согласился легко – листов бересты с эскизами Арининого гарнитура накопилось изрядно, выкидывать их жалко, а тут можно удобно пристроить. А учитывая, что ему намекнули на новую нарядную рубаху, так еще и выгодно.

А вот дальше, как говаривал Грек, начался не то Содом, не то Гоморра – в тонких отличиях между ними Тимофей так и не разобрался. Полностью потерял суть дела Кузнечик еще на минуте десятой разговора. Бабы постоянно друг друга перебивали, о чем-то спорили, постоянно что-то уточняли и, изредка спрашивая у мальца: «Все понял? Запомнил?», начинали тему по следующему кругу, принимая, зачастую, совершенно противоположные решения.

Все, что он смог усвоить, это что собираются они к его новым теткам, Веркиным снохам. И характер эти тетки, в отличие от мамы Верки, имели очень скверный. Слегка удивившись, Тимка узнал, что младшая, Клавка, бабенка вздорная и глупая, поэтому с ней будет попроще. А вот старшая, тетка Дуля, баба умная, злая, и искусством полаяться владела как бы не получше мамВеры. Вот именно ей Кузнечик почему-то обязательно должен постараться понравиться.

Впрочем, Дулькой её Тимофею называть категорически запретили, и если буде ее кто так обзовет, то всуе не повторять. Как оказалось, священник, который жил в Ратном до отца Михаила, в выборе имен вкусом обладал утонченным, а полет фантазии имел неуправляемый, а потому, когда отец Макара перед самой свадьбой старшего сына привел крестить свою будущую невестку, поп решил вначале окрестить ее Яздундоктой. Когда же святой отец осознал угрозу получить в глаз, причем почему-то сразу во второй, он решил заменить имя на Хариессу, сиречь – Милую. А вырвав свою бороду из лапищи разъяренного свёкра, остановился на Феодулии, и на том имени стал насмерть. А поскольку тетка, в пылу беседы, вполне могла насовать дулей прямо в нос неосторожному собеседнику, то прозвище Дулька намертво и прилипло, а полное имя вспомнили только сейчас, да и то с трудом, и опять же – ради дела. МамВера, между делом, согласилась даже на страшную жертву – признать тетку Ду… Э… Феодулию большухой в их неспокойном, временами буйном, но дружном семействе.

За свой нос Тимофей все-таки переживал, а потому с новой родней решил вести себя осторожно. Но вот в чем именно состояла суть дела, ради которого бабы шли на такие жертвы, Кузнечик так и не уяснил. Попытавшись просеять вчерашний поток бабского сознания, он понял разве что, что речь идет о каком-то серебре, что из добычи, и ему, Тимке, придется с ним что-то делать.

«Ну, надо так надо. Завтра спрошу», – Тимка сладко зевнул. – «Да и тут есть свои плюсы – когда еще получится с халявным серебром поэкспериментировать. В Слободе с таким материалом не забалуешь. Надо пользоваться, раз уж не пузырем единым склады богаты…»
И Кузнечик мягко провалился в спокойный сон, похожий на темную воду, которую он, к слову, больше совершенно не боялся.

***

Говорят, что любое утро вечера мудренее, но это оказалось особенно мудреным. Тимофея, зарывшегося в сено, достаточно бесцеремонно вытряхнули из одеяла, легонько потрясли и, убедившись, что малец глазами хлопает, отправили к кадушке умываться. Тимка, унюхав поблизости сарай с сеном, попытался было заблудиться, но был перехвачен бдительным Лёнькой, вымыт, вытряхнут, причесан и в сопровождении принаряженной и возмутительно бодрой Любавы отправлен на кухню знакомиться со здешней хозяйкой.

Тетка Листвяна оказалась улыбчивой бабой, мало того, что полноватой, так еще и в тягости. Вот только глаза у нее были похожи на два крюка – острые, и как зацепила ими мальчишку, так больше и не отпускала. Посмотрела, чему-то кивнула, небрежным жестом отправила Тимку за стол, сама уселась напротив. Блины с молоком медом были настолько хороши, что он аж заурчал, что твой кошак, но цепкий взгляд хозяйки расслабиться не давал никак. Не зная, чего ожидать, он на всякий случай целиком сосредоточился на блинах, тем не менее отслеживая угрозу чуть ли не кончиками ушей.

Любава гордо сверкнула было перед хозяйкой подаренными сережками, но, не встретив понимания, быстро спряталась за братом, потихоньку таская блины из поставленной перед детьми миски.
Листвяна уловила Тимкину настороженность и рассмеялась.

– Опасаешься, значит? – тетка приветливо улыбнулась, но Тимка почему-то поежился. – Ну и правильно. Надо опасаться, раз бояться еще не учили.

Она развернулась к Верке и похвалила:
– Хорош. Но так ли хорош, как сказывают?

– Вот, глянь, – удивительно немногословная Верка положила перед Листвяной берестяной коробок.

Тимка покосился, и его брови поползли вверх: на крышке коробочки была довольно точно вытиснена бабочка, что он для Верки делал, причем настолько похоже, что мальчишка даже удивился: никак, Швырок перерисовывать пытался. Вроде ничего получилось.

– Красиво, – улыбнулась Листвяна. – Кто делал?

– Коробок? Сучков племянник делал… – Верка чуть подбоченилась и предвкушающе улыбнулась. – Ты внутрь-то загляни.

Листвяна взяла коробочку в руки, открыла, на мгновение застыла и метнула острый взгляд на Кузнечика. Тот мигом вернулся к своим блинам.

– Хорош! – покивала она. – И впрямь хорош. Повезло. Аристарху уже показали?

– Нет еще, – Верка явно была разочарована сдержанной похвалой Листвяны, а Любава и вовсе надулась, раздумывая, не отказаться ли от почти доеденного блина. – Он к нам собрался, там ему много чего показывать приготовили.

– Как знаешь, – пожала плечами ключница. – Я бы на твоем месте все же показала.

– Можно и показать, – легко согласилась Верка. – Родню навестим, а на обратном пути и зайду.

– Ну, Клавку ты дома не застанешь, она с самого утра возле колодца с бабами сцепилась, а потом к Настене побежала. – Хозяйка развернулась к Тимофею и вдруг по-настоящему тепло и искренне улыбнулась: – Ну что, понравились блины?

Тимка осторожно кивнул.

– Вот и хорошо. Будешь в Ратном – заходи, приглашения не жди. В этом доме ты не чужой. – Листвяна перевела взгляд на Любаву. – И сестричку свою не забудь, ей мои блины вон как пришлись. Сережки тоже брат делал?

Любава от неожиданности проглотила свой блин и кивнула вслед за Тимкой.

– Хорошо сделано. Вот и хвастайся.

***

По дороге к Дулькиному подворью Любаве похвастаться не получилось, поскольку на улице они никого и не встретили, разве что Тимка время от времени ловил на себе быстрые взгляды из-за тына. Да и Верка торопилась, так что Тимофей с Любавой еле-еле успевали за ней ногами перебирать. Мальчишка еще раз прокрутил в голове вчерашний инструктаж, окончательно в нем запутался и решил спросить прямо.

– Мам Вера, а что надо будет сказать тетке Феодуле?

Верка остановилась, как на стену налетела.

– Так мы ж тебе вчера все разжевали! Ты чем слушал?

– Ушами, – объяснил Кузнечик. – А всей головой не получалось, вы все время по-разному говорили.

Верка всплеснула руками:
– Так чего там непонятного-то? Мы же тебе объяснили, что она должна сделать.

Тимка кивнул.
– Что она должна сделать, я понял. Дело мы открываем. И у нее в этом деле есть своя роль. Так?

Тут уже задумалась Верка.
– Роль? Да, наверное, роль. Только попробуй еще заставить ее играть. Не играла она еще в такие игры. Нас-то боярыня с Ариной учат чему-то, а в Ратном в торговых делах бабы роли не играют. Тут еще сможет ли?

– Значит, у нас два разговора выходит – один, чтоб ее убедить взяться за дело, а второй, чтоб рассказать как?

– Наверное, это у меня два разговора. А твоя работа – убедить свою тётку, что ты это сделать сможешь. На тебя посмотреть, так не больно-то и верится. Сама бы не видела, в жисть бы не поверила.

– А как? – поинтересовался Кузнечик. – Дома я могу прямо сразу сделать что-то и показать. А сейчас как? Может, мы ее ко мне в кузню позовем?

– Нет, – Верка покачала головой. – К нам в крепость просто так позвать нельзя. Это я потом с боярыней говорить буду. А сейчас мы Макара помочь попросим, он же у вас в кузне все время отирается? Вот и подтвердит! – Верка опять застыла. – А еще пусть она с Беляной поговорит. Я-то к ней всяко зайду, раз Листвяна велела. Жена Аристарха баба умная, лишнего не скажет, а что надо – подтвердит.

– А мне что можно говорить, а что нельзя? – попытался уточнить Тимка.

Верка набрала было воздуха, чтобы с чувством повторить свой вечерний «инструктаж», но вдруг остановилась. Мальчишка явно спрашивал не об этом – ему нужны границы, которые он не должен переходить. Верка вдруг удивилась разумности подхода мальца. А все ли он и им рассказывает, не стоят ли уже перед ним кем-то поставленные границы?

– Ты о чем? – на всякий случай решила переспросить она, сообразив, что вываливать на мальчишку гору слов совершенно бесполезно. Лучше пусть он спрашивает и рассказывает сам.

– Понимаешь, мамВера, деда говорил, что дело – как игра. У каждого в ней своя роль. И каждый должен знать то, что надо по роли. Когда деда дает мне помощника, мне приходится объяснять ему, что делать. Если я скажу слишком мало, он свою роль не выполнит – просто не поймет, и деда ругался. Если я объясню слишком много, то помощник вместо своей роли начинает выполнять какую-то другую, какая ему больше нравится, и тогда деда ругался еще больше. Так я и спрашиваю, что мне можно говорить тетке Дуле, а что нельзя.

Верка задумалась: а что ей, собственно, от снохи надо? Когда они с Анной разбирали, как привлечь к новому делу Макарову родню, главным для нее было то, что это родня, со всеми прилагающимися к ней отношениями. Исходя из этих, очень непростых взаимоотношений, она и выстраивала будущий разговор со старшей из снох. Тимка же, похоже, был приучен к совершенно иному ведению дел, и она, подумав, согласилась с тем, что учили мальца хорошо. Деловой подход убирал все лишние сложности.

– Если так подойти, то сейчас роль у Дульки одна. Для начала пусть соберет серебро. А там – как получится… – Верка остановилась перед нужными воротами. – Ну вот, пришли. Все понял, можем заходить?

– Не-а, не все, – притормозил Кузнечик. – Деда говорил, что когда начинаешь новое дело, всегда след решить, кому оно надо. Ты, мамВера для кого сейчас дело заводишь, кому оно надо и кому от него прибыток?

– А что, кому надо и кому прибыток – разные люди?

Тимка почесал макушку.
– Линёк резал кап и вырезал из него ложку. Я узор навел и резьбу делал. А получил ее Саввушка, у нас с Линьком прибытка нет. Значит, нам оно не надо?

– Отдавать ее было не надо, – пробурчала Любава: все-таки подаренная Саввушке ложка была предметом кухонной зависти всех младших.

– Глупостей-то не мели! – остановила ее мать. – Тут прибыток не в деньгах меряется. Ты вон Линька того и не знаешь вовсе, а уважение к нему у тебя уже есть. Да и Тимофей от своего подарка ничего не потерял, среди всей вашей мелочи кто сейчас главный? – она опять задумалась. – Это получается, что наша семья на этом деле сейчас тоже уважение поднимет? Это хорошо, но этого мало. Любаву ставить надо. Значит, ей учиться придется.

Девчушка круглыми глазами хлопала то на мать, то на Тимку.
– Как Софью? А можно?

Верка только отмахнулась.
– Еще надо роду. Простым воям подниматься ох как трудно, а детей поднять и того трудней. Если будет поддержка от Макаровых братьев, то это весь род укрепит. Лисовинам пуще нашего надо, они сейчас такой воз тянут, как живы-то. Поднимутся они, поднимемся и мы с ними, а вот если упадут… – Верка опять махнула рукой. – Тут нам точно впрягаться надо, причем самим... – Говоруха задумалась. – Еще Арина с Андреем. Они вообще-то уже в деле, серебро они тебе первыми принесли. А это доверие, оно кабы не дороже того серебра стоит. Да Андрюха и не останется должным, не те люди. Еще бы с их дедом Семеном поговорить, вот у кого не голова, а боярская дума.

– Научит? — полюбопытствовал Кузнечик.

– Будем просить Арину, – Верка опять на миг застыла. – Вот он-то про прибыток рассказать сможет. Да и братья Аринины на купеческом учатся. Стало быть, ей это точно надо будет. Прибытку-то нам на всех хватит?

– Прибыток не только наш, его на всех делить надо. Тогда и место в деле каждому свое, по месту и дележ. По-другому нельзя, чтоб обид не было. Есть еще кто?

– Десятина церковная. Еще в сотенную казну мастера с прибытку платят, но то в Ратном, а в крепости я не знаю.

– Значит, нам сейчас надо на всех заработать.

– А получится? – пискнула Любава. – На всех сережек и не хватит.

– Получится, – отмахнулся Тимка. – Мастеровая-то на себя зарабатывает, и еще сколько дел по всему Кордону поднимает. Людей только надо и матерьял.

– Митяй уже учится. И Саввушка, – тут же сдала Тимкиных помощников Любава.

– Значит, холопы нужны. И детвору в обучение… – Верку от будущего размаха дел ощутимо понесло. – Вот еще о чем говорить надо. С Макаром и так уже думали, чтоб поменять свое подворье в Ратном на несколько семей. Как бы теперь братьев уломать: руки дозарезу нужны.

– Получается, нам надо и заработать, и с тетками договориться?

Верка молча кивнула.

– А что главнее?

– Сейчас договориться. Чужих пока лучше не брать. Да и не сможем – им сразу платить надо. Если я договорюсь с большухой, то младшую мы, как надо, поставим.

– А без младшей тетки можно? – уточнил Тимка расстановку сил в семье.

– Без младшей тетки можно, а без младшего брата нельзя, – Верка перевела дух от Тимкиных вопросов.
– Ну, теперь-то все ясно? Можем заходить? А то я, кажется, уже и сама поняла, что и зачем надо…

Любава, которая слушала разговор чуть ли не раскрыв рот, отважилась задать и свой вопрос:

– Это так на комиссара учат?

– Ага, – кивнул Тимофей и пояснил: – Комиссар создает новое дело. Но и отвечает за него своей головой. По-настоящему. Но тогда с людей он тоже головой требует. Дядька Журавль говорит, что иначе большие дела не делаются. А меня деда ругал, если я дело сам делаю. Люди на что дадены? – мальчик задумался и пришел к закономерному выводу: – У нас сейчас мамВера комиссар. Она и отвечает.

— Головой? — ахнула Любава.

— Угу! — подтвердил Кузнечик. — Если сам с людей не потребуешь, они с тебя потребуют. И почти всегда головой.

– Это тебя тоже дед научил? – впечатлилась ответственностью Верка.

– Дядька Журавль. Мне тоже отвечать приходилось, – и Тимка в который раз отдернул руку от не к месту зачесавшейся задницы.

– Ну да, Устин ответил, и Пимен тоже... А то ответил бы Корней,– буркнула Верка, открывая калитку. – Иди уже… комиссар. Сказать кому, что с сопляком такое дело обговариваю, засмеют – мол, об таз головой Говоруха ударилась. Заговаривается…

***

Улыбка у тетки Феодулии оказалась настолько ехидно-сладкой, что Кузнечику тут же захотелось спрятаться за спину мамы Веры. Получилось это, правда, не очень, поскольку Говоруха, после напоенного достоинством: «Здрава будь, старшая», поплыла в сторону ошарашенной такой вежливостью хозяйки, поджидавшей гостей на крыльце. Любава, ухватив Тимку за руку, потянулась за ней следом.

– Побудьте пока тут, – махнула Верка в сторону лавки возле крыльца, проходя в дом вслед за хозяйкой.
Тимка шагнул было в сторону лавки, но тут же остановился, упершись во взгляд четырех немигающих глаз.

– Королевские кобры? – тихо, почти не шевеля губами, поинтересовался он у Любавы, оглядывая двух девчонок-погодок, чуть старше его, что сидели на упомянутой лавочке и сверлили его глазами.

– Пфе! – громко, совершенно не стесняясь, фыркнула Любава. – Здорово, гадючки!

Четыре серых глаза немедленно переместились на Любаву. Та развернулась к Тимке так, чтоб сережка, обращенная к девчонкам, слегка качнувшись, словила солнечный луч и рассыпалась сотней сверкающих искр. Глаза тут же перефокусировались на новую цель.

– Вот, знакомься, наши сестрицы. Старшая – это Людмила, а младшая Мария. А это мой брат, Тимофей. Зовут Кузнечиком, потому что ученик кузнеца. Это он мне сережку сковал.

Глаза с большим трудом оторвались от сережки, а губы растянулись в приветливой улыбке. Тимка поежился.

«Ни хрена тут в Ратном улыбаться не умеют!»

Тимофею почему-то вспомнились тетки Листвяна и Феодулия. Для того чтоб сохранить достоинство, пришлось, здороваясь, даже поклониться. Глаза девчонок чуть округлились.

– И вам здравствовать! – девчонки даже не подумали встать или хотя бы подвинуться на лавочке. – А еще сковать сможешь?

– Не может, – почти искренне пожаловалась Любава. – Даже мне не может. Дядька Немой для Тимкиной крестной гарнитур заказал. Работы много, времени совсем нету. А там… не знаю…
Глаза, до этого внимательно изучавшие мальчишку, чуть потухли, и даже уши чуть увяли. Тимка поймал себя на мысли, что он хоть и присутствует при каком-то, вероятно, очень важном разговоре, но подлинная суть происходящего от него опять ускользает.

– Тимофей! – Верка выглянула из дому. – А ну, иди сюда. Тетка твоя познакомиться хочет.

– Ага, познакомиться, – донесся до него довольный голос сестренки. – Дела они сейчас решать будут, вот что.

– А гарнитур это что?..

Тетка Феодулия встретила Кузнечика задумчивым взглядом. От былой улыбки не осталось и следа. На столе перед ней лежала открытая коробка с бабочкой. Тимка переступил с ноги на ногу, чуток помял снятую при входе шапку (постесняться чуток при первом знакомстве сам Бог велел, да и делу полезно) и поздоровался

– Здрава будь, тетка Ду… Федулия!

– И тебе поздорову! – вдруг рассмеялась та. – Что, небось наговорила твоя мать про меня всего хорошего?

«О! А таки умеет нормально улыбаться. Немножко хитренько, правда, но зато можно попробовать понаглеть. Прокатит?»

– Не-а, – отвел он поклеп от Верки. – Я не спрашивал, а она не успела.

– Это Верка-то не успела?!! – всплеснула руками тетка. – Вот это уж новость почище твоей бабочки!

– Так некогда было, – мальчишка с удовольствием убедился, что тетка играться умеет и любит, а потому держать себя след чуток посвободнее.

– И чем же ты таким важным занимался? – тетка, чуть склонив голову вбок, насмешливо рассматривала новоявленного племянничка.

– Так строем помаршировать, собак погонять, наперегонки побегать, сказки сказывать, – Тимка и сам склонил голову к плечу да еще и задрал нос кверху. – Еше на кулачки подраться. Столько дел, что и не упомнишь. Совсем некогда.

– Ну да, как же, слыхала, – не удержалась тетка от ехидства, – в крепости у вас все важным делом заняты. И не продохнуть… – Тимка радостно покивал. – Ну, а бабочку ты когда делал?

– Так между делом, – Тимка иронии, казалось, не замечал. – И не в ущерб основной работе: походить, там, побегать, на кулачках подраться. Ну да я рассказывал.

– Да-а… – тетка откинулась на лавке, прислонившись к стене. – И где тебя Верка откопала? Весь в мать. Не прозвали бы Кузнечиком, стал бы Говореныш. Ну, а что еще между делом умеешь?

– Так мы уже о деле, тетка Феодулия? – Тимка опять склонил голову набок.

– Да хоть бы и о нем, – та явно почуяла подвох.

– Тогда, может, мам Вера сядет? А то неудобно как-то, мы тут беседуем, а она как не родная стоит…

Верка хрюкнула, а Феодулия вдруг всплеснула руками и расхохоталась.

– Нет, ну глянь, как уделал! Слышь, Вер, я тебя сейчас посажу, а его нет, и кем я буду выглядеть? Мало того, что последней дурой, так еще и перед сопляком! – она вытерла передником глаза. – Ладно, садитесь уже, оба. Теперь верю, что с Аристархом за одним столом сидел.

Тимка пропустил Верку вперед, к скамье напротив хозяйки, а потом устроился рядом, на самый краешек, выпрямил спину, будто жердь проглотил и, весь в ожидании, уставился на тетку. Та опять расхохоталась.

– Надо же, – качнула она головой, – с Любавой будут точно два сапога пара. С моими девками уже познакомился?

Тимка подумал, неуверенно посмотрел на хозяйку и, дождавшись ободряющего кивка, осторожно спросил:
– А почему гадючки? Они вроде бы и не против.

– Значит, познакомился, – ухмыльнулась тетка. – А про гадючек, так это Юлька Настенина их когда-то подговорила. Сказала, ежели кого смущаются или, наоборот, смутить хотят, то надо не мигая в глаза смотреть. Вот они и пользуются, где надо и где нет. А так они у меня девки с пониманием.

Разговор по делу с теткой Феодулией пошел неожиданно легко. Говорили в основном они с мамВерой, изредка уточняя у Тимки какие-нибудь детали, типа, сколько нужно материала, и сколько займет времени. На вопрос, сколько он может сделать, чтобы и поперек боярыни не влезть, Кузнечик резонно заметил, что ему в обучение отроков дают, так что загвоздка только в том, сколько они найдут серебра. Можно ли использовать что-то вместо бирюзы? Да, можно янтарь, тоже красиво выходит.

Время от времени они переходили на какой-то свой, понятный только бабам язык, и Тимка терял нить их рассуждений. Но то, что тетка зацепилась за дело плотно, стало очевидным сразу, как только Верка упомянула про приданое. Тимка навострил уши, когда речь зашла о замужестве девчонок: Верка резонно посоветовала снохе не ввязываться во все-Ратнинскую свалку за бесхозных отроков из Младшей Стражи, а присмотреться к увечным, тем, которых отдают в учение Кузнечику.

В бой они уже не пойдут, значит, девка по молодости вдовой не останется, а дело в руках у них будет хлебное. Да и про обучение их пока никто не знает, так что можно успеть подсуетиться. Опять же, раненые они в бою, так что воинского звания с них никто не снимает, а в Младшую Стражу дитенков ихних возьмут – боярич в том твердое слово давал. Мальчишка важно покивал на слова вошедшей в раж Верки, доказывавшей, что лучших мастеров в семью надо брать, а не отдавать в незнамо какие руки, так что тетка пусть думает, подходящих девок для тех отроков еще и поискать придется. Тетка Федуля (как назвал ее про себя мальчишка) как-то нехорошо, прицениваясь, посмотрела на Тимку, отчего тот заерзал.

Еще что Тимофея напрягло, что тетка, по мере ведения разговора, все больше и больше давила на Верку, постоянно давая понять, что старшая тут она и, стало быть, слушать в первую очередь надо ее, а пресечь ее поползновения без прямого столкновения у Верки не получалось. Тимка, наконец, понял, на что было похоже его противостояние с Мартыном, и о чем ему говорили старшие отроки: нужно или уступать, или сразу принимать меры, иначе все закончится дракой. Впрочем, повод вмешаться у него нашелся быстро, как только речь пошла о цене и прибытке. Вот тут и пригодилась наука Юрки Журавлева, которую тот называл заморским словечком «политэкономия»

– Не, мамВера, так не получится! – Кузнечик обращался именно к Верке, признавая ее за старшую и старательно избегая хоть как-то реагировать на сердитые взгляды тетки, которая этот Тимкин заход отследила сразу. – Можно взять за украшения серебром один к девяти, а то и один к десяти по весу, но только один раз, на том все и закончится.

– Как так? – удивилась та, а тетка для разнообразия в этот раз даже не удивилась, что Верка спрашивает совета у сопляка, смирившись, наконец, с тем, что у Лисовинов все они малость странные.

– Вот скажи, мамВера, в Ратном серебряный рудник имеется?

– Нет, – удивилась вопросу та.

– Значит, тут имеется только то серебро, что есть сейчас, а другое пока еще наторгуют…

– Да и то вряд ли, – кивнула Верка, – обычно на торгу сразу берут, что по хозяйству надо.

– Значит, матерьялу у нас только на один раз. Забрали в Ратном серебро, наделали товару, отдали. Если отдать по весу одну меру серебра в украшении за десять сырого, то украшения те так и останутся у покупателя: дороже продать они их не смогут, если и захотят. А значит, больше серебра не будет. Потому и говорю: поставить такую мену – это только на один раз.

– А как правильно, по-твоему?

– Как правильно, я не знаю, это дядька Журавль с Юркой считать умеют. Еще папка, – тетка прищурилась. – А я знаю, как оно в Мастеровой поставлено.

Бабы внимательно слушали.

– Перво-наперво, серебро привозят нурманы и отдают его нам. Это матерьял – первая доля. В Мастеровой из него делают всякое-разное, и отдают его тем же самым нурманам. Здесь наш прибыток – три доли. Нурманы сами не торгуют, а отдают все купцу – и на этом берут свои три доли. Купец везет все это незнамо куда и продает перекупщику еще за три доли. Это его прибыток. Последний прибыток получает торговец, который отдает украшение… не знаю, бабе какой или еще кому. Это называется конечный покупатель. Конечный – это потому, что он стоит в конце всей цепочки, и продать товар у него уже больше не получится – не возьмет никто, дорого. Юрка говорил, что сейчас доли вроде как растут, товар быстро забирают, но начинали так.

Верка медленно кивнула.
– Ага, значит, если мы в Ратном заберем серебро, и заберем все десять долей прибытку, то они и есть этот последний покупатель?

– Да, так, – Тимка все так же старательно объяснял политэкономию Верке. Феодулия чуть хмурилась, но внимательно слушала. – По правде бы мы должны брать у ратнинцев, как у нурман – за три доли. Но это работа мастеров, я ж не один делать буду. Ваша доля купецкая, то есть еще три доли. Итого – шесть. Поначалу можно и семь, Юрка говорил, что первый товар купец брал очень дорого, с руками отрывал. А остальные доли отдать ратнинцам. Дальше – как хотят. Зла на нас держать не станут – мы им и так три доли прибытку отдаем. Продадут в черный день – тоже помощь. А кто и не в чёрный день продаст, получит свою долю, а серебро куда денет – в кубышку положит?

– Нам принесёт! – дошло, наконец, до Верки. – И все по новому кругу пойдет?

Тимка пожал плечами.
– Юрка говорил, что это называется оборот. Я точно не знаю, как все работает, но нурманы ведь серебро не первый год возят?

– Значит такой договор, три доли – наши? – уточнила Феодулия.

– Не-а, – помотал головой Тимка. – Три доли не твой прибыток, а купецкий. Я же не договор заключаю, я рассказываю как в Слободе дело поставлено. А как в договоре написать... Не знаю.

– Ну и кто будет заключать этот договор? – мрачно поинтересовалась тётка.

— Папка Макар, – твердо глядя ей в глаза, ответил Кузнечик

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Воскресенье, 26.01.2020, 23:22 | Сообщение # 4

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Глава 2
Увечный десяток

Прощальные блины у Листвяны прошли на ура. Выйдя во двор, Тимка без единого вопроса нырнул на дно телеги, еще и в сено закопался, чем немало озадачил Леонида. На его удивленное: «А он откуда знает, что прятаться надо?» Макар пожал плечами и вывел телегу за ворота. Разлёживаться, впрочем, Тимка долго не стал, и когда телега выехала за ограду Ратного, высунул нос из-под накинутого на него одеяла, отплевался от попавшей в рот соломы, и поинтересовался:

– Вылазить можно?

Ленька подозрительно посмотрел на мальчишку и пробурчал:
– Сейчас, вон мост уже, перед ним повернем, и вылезешь.

Впрочем, выбраться пришлось еще раньше, когда Макар остановил лошадь перед самым поворотом, чтобы пропустить к мосту две телеги, заполненные галдящими отроками.

– Гринька, все погрузились? Еще кто остался? – спросил наставник.

– Купецкие все, – пожал плечами один из мальчишек, – только раненые остались, но их не много, Настена всех пока не отправляет.

– Да? – задумался Макар, оглядев телеги. – Вот что, давай-ка ты с Ленькой садись ко мне, а вашу телегу Верка с Любавой поведут. Так посвободней будет.

Отроки, пропустив жену и дочку наставника, легко запрыгнули в телегу.

– Здорово, тезка, – обернулся к подсевшим Леонид. – Узлы свои сюда давайте, а то мелкого привалите.

– А это кто? – удивился один из «купецких», глядя на выбирающегося из-под одеял мальчишку.

– Кузнечик, – коротко пояснил Ленька.

–- А-а… Слыхали. Там вас ждут уже.

В домике у Настены было тесно. Тимка смотрел на расположившихся по лавкам отроков. Собственно, на своих двоих передвигаться могли только четверо. Кузнечик, конечно, ожидал, что здоровых тут быть не должно, но увидеть таких… Вот только теперь он стал понимать, о чем говорили Макар с Леонидом ночью, в телеге.

"Однорукий, одноногий, одноглазый... Да и остальные поломанные. Смотрят. А чего им не смотреть, воинами им больше не быть, а куда теперь? Вон Любава про увечных воинов страсти рассказывала. Чуть отца не потеряла – заживо помирал. Они ведь уже себя на месте папки Макара видят».

– Ну, теперь ты у нас командир? – смерив Тимку скептическим взглядом, спросил мальчишка с отрубленной кистью.

Тот покачал головой.

– Не командир. Наставник, – и, подумав, добавил. – Но отвечаю за вас я.

– Значит, обоз? – спросил парень, лежащий на лавке.

– Нет, – опять покачал головой Тимофей. – Боярич Кузьма – это обоз?

Парень на миг задумался и отрицательно мотнул головой.

– У него есть свое дело, – продолжил Кузнечик. – У нас тоже будет. Сможете сделать его своим – будет не скучно.

«И не хмуро они на меня смотрят, просто надежды у них нет, не нужны они больше никому. Не-е... Как там Юрка говорил? Нельзя, чтоб у человека не было света в окошке. Зверем он от этого становится. Но сказать-то им чего-то надо. Вон как смотрят".

– Ну и что будем делать… Наставник?

Тимке вдруг вспомнился Юрка, сын Журавля, которого когда-то поломало при неудачном падении с коня. Поломало, да не сломало. И вспомнился тот давешний разговор, после которого он стал другими глазами смотреть и на Слободу, и на мастеровых мальчишек вокруг себя.

***

– Зря ты так про отца, Юр. Фифан говорит, что так, как боярин Журавль служит людям, никто не делает. А грек много где бывал. И отовсюду удирал, вот только у нас прижился.

– Так пастух тоже служит баранам, Тим. Хорошо служит. Но они от этого не становятся людьми.

– Так что, скажешь, у нас хуже, чем там, за Кордоном?

– Нет... Я этого не говорил, – чернявый юноша, почти подросток, пошевелился в кресле и поморщился от острой боли в поврежденных в детстве позвонках. – У нас лучше. Куда лучше. И для людей, и для баранов.

– Да чего ты завёл – "бараны, бараны". Я что, тоже баран, по-твоему? – обиделся мальчишка.

Юрка вздохнул.
– Скажи, Тим, чем ты сегодня занимался? – вдруг перевел он разговор на другую тему.

– Коробки для компасов делал. Завтра собирать будем.

– Ну, а почему ты этим занимался?

– Так деда сказал.

– А после обеда чем будешь заниматься?

– С Мякишем и Ронькой на ножны накладки вырубать. А потом узор новый размечать.

– А этим ты почему будешь заниматься?

– Дамир велел. А узор новый я сам придумал, деда одобрил, – похвалился Тимка.

Юрка улыбнулся, услышав похвальбу, но потом покачал головой.
– Деда сказал, деда одобрил, Дамир велел... А сам-то ты что делаешь? По своей воле? И ты, и разбойники твои?

– Это ты так хочешь сказать, что я баран? – Тимка аж зашелся от возмущения. – Так если подмастерья будут делать, что только захотят, что это будет? Баррррдак, – протянул он, копируя кого-то из старших мастеров. – Вот выучусь и буду сам решать, что мне делать.

– Верно. Ты выучишься, Мякиш твой выучится, и Роник подрастет. Ты будешь делать, что сам придумаешь, а они? То, что хотят, или то, что ты им велишь?

Тимка ожесточённо заскрёб макушку.

– А как же иначе? Ведь должен же всегда быть старший. Вон, мой папка над мастерами, твой над землей и воями. По-другому ведь нельзя сделать? И что, тогда получается, все мы тут бараны?

– По-другому и не надо, Тим. Вот смотри: и бараны, и пастух, и пес его живут в одном месте – на пастбище. Только вопрос – кто чем озабочен? Баран – брюхо набить, а потому и идет, куда велено: знает, что отведут, где трава посочнее и вода почище. Его это устраивает, а за цену его никто и не спросит, да он за ней и не задумывается, просто уверен, что и пастух, и пёс ему должны по жизни. Вот только платит он своей шкурой. Это только баран думает, что пастух ему служит. А тот, если и служит, то стаду, а не каждому барану отдельно. Сам пастух принимает решения. Он печется о стаде, и если надо, то паршивую овцу забьёт, не задумываясь. Пес служит пастуху, до баранов ему дела нет, свое дело знает, и в этом деле принимает решения – он понимает, что делает.
Юрка осторожно поменял расположение тела в кресле, стараясь опять не вызвать приступ боли. Посмотрел на растерянно хлопающего на него глазами мальчишку, улыбнулся.

– Ты все правильно говорил, и про компасы, и про ножны. Только так любой баран и сказал бы. Точно то же и Мякиш повторит. А вот пусть не пастух, а подпасок должен был сказать, что компасы вы делали, потому что у Лешаков пополнение – сопляки до новиков выросли, и им компасы надо. А к осени новый караван собирают, и к нему оружие на продажу готовят. И еще вспомнил бы, что кой-кто кой-кому подарок приготовить должен... – Юрка, поморщившись, наклонился и потрепал по шевелюре вдруг покрасневшего мальчишку. – Не потому что велят. А потому, что сам должен. Вот тем человек от барана и отличается.

Наступила пауза, Тимка задумался.

– А что до отца... Тут, братишка, тоже думать. Отец – он не людям, он идее служит. Он служит тому, что должно быть сделано, и тому, как должно быть сделано, – ответил он на недоумевающий взгляд Тимофея. – Поначалу идея-то проста была. Жить, как лучше, сделать больше, небывалое создать. За Журавлем много тогда людей пошло. Но вот только идея "жить, как лучше" она ой как не проста. Как твой узор, что ты давеча мне показывал. Вначале стебелек, потом побеги, потом завитушки, потом цвет да листочки, и еще кучеряшки... А стебелек, с которого все началось, потерялся, не видят его люди больше, только ты знаешь, что он там есть, и что ему следует вся логика твоего узора. А людям это уже непонятно. Они смотрят, и взгляд их теряется. Вот они и идут за тем, чего уже не понимают.

Тимка почти жалобно посмотрел на брата:
– Но ведь красиво получается?

– Не всегда, Тим. Вот крепость, эта Горка. Поначалу она задумывалась, как место, где можно укрыться. Потом этой цели поставили все – и камнем обложили, и кирпич придумали, и такого наворотили, что укрыться – да, а вот жить там много народу не может, да и не хочет. Даже нурманы там не живут, на дежурство приходят. А мы вот укрылись. И стали оттуда, из укрытого места править. Все в этой крепости стало этому подчиняться – укрыться и управлять.
Только вот люди на Горке другие стали. Кто-то приходит и уходит, появляется, принимает решение и исчезает. Крепость как будто не людьми населена, а призраками. А призраки, Тим, крепость эту защищать не станут. Придет враг – и они растают, как морок от солнца. Это только кажется, Тим, что крепость укреплена так, что взять ее нельзя. Придут – сама сдастся. Защищать ее могут только люди, в худшем случае – псы, вот как лешаки или нурманы. А вокруг сейчас – или нежить, или бараны.

– Потому ты к нам, в Слободу всегда и приезжаешь, хоть и больно тебе?

– Потому и приезжаю, – грустно улыбнулся Юрий. – И потому назад всегда возвращаюсь. Не должны ее люди без присмотру оставлять, иначе нежить мигом все займет. Псы ничего сделать не смогут, а бараны и не поймут.

***

Весь этот разговор Тимка отрокам передавать не стал – незачем им. Но то, что все же сказал, мальчишек заставило задуматься.

– Вот теперь вам решать, кем быть. Хотите попроще – почему нет? Научу, чему знаю. Без дела не останетесь и будете завсегда полезными. Будете делать, что скажут, – на кусок хлеба, даже и с маслом, всегда заработаете. Только ведь воину этого мало, я правильно понял? Воин должен сам выбирать, что делать.

– Да какие мы теперь воины, – конопатый посмотрел на свою культю, пряча непрошенные слезы поглубже, чтоб никто не видел. – Что мы можем?

– Что вы можете? – задумался Кузнечик. – Как-то неправильно ты вопрос задал. Ты что спросить хотел: «Что ты можешь?», «Что вы можете?» или «Что мы можем?»

– А-а… – растерялся тот.

– Вот и я тоже не понял, – покивал Тимка. – Ты вот… Ну, хотя бы лавку сделать можешь?

Отрок опять посмотрел на культю и отрицательно помотал головой.

– Правая целая… А без левой все равно никак.

– А покрасить? – задал следующий вопрос новоиспечённый наставник.

– Покрасить? Покрасить смогу, - неуверенно ответил отрок.

– Сможешь, – припечатал Тимка. – Все, что можно одной рукой делать, а другой придерживать – все сможешь. А ты, – обратился он к одноногому, – на токарном станке ножки к этой лавке выточить сможешь? Не просто чтоб палки, а красиво чтоб было?

Тот посмотрел на свою ногу, потом на парня с отрубленной кистью и кивнул.
– Если покажешь как, смогу.

– Ну, а ты, – Тимка развернулся к мальчишке с повязкой на глазу. – Все это вместе соберешь?

Тот молча кивнул. Тимка опять развернулся к однорукому.
– Видишь, сам ты ни хрена не можешь. Если честно, то сам и я мало чего могу. Простенькие вещи, ну там, ложку или тарелку – да, а что сложнее, уже и другие мастера нужны. – Тимка перевел дух. – Вместе вы точно сможете что-то сделать. А вот мы можем такую лавку сделать, что и князю не зазорно подарить.

– Прям-таки князю… – скривился отрок.

– А чего нет? – удивился Кузнечик. – Наш боярин на таком стульце сидит, что не всякий князь имеет. Черное дерево и серебро – знаешь, как смотрится? Да и мой, что дома стоит, тоже ничего так.

– Ну, а мне какое дело придумаешь? – отрок, лежавший на топчане возле оконца, выжидательно смотрел на Тимофея. – Мне что делать?

Тимка внимательно оглядел осунувшегося мальчишку.
– А у тебя что?

– Ноги у него отнялись, – ответил кто-то. – Хребет перебило, не ходит он.

Тимка еще раз внимательно оглядел лежащего и кивнул.
– Тебе? Перво-наперво, стулец тебе надо делать. Со спинкой, чтоб опереться можно было. И с такими колесами, чтоб ты сам их крутить мог. У меня брат такой, он тоже не ходит. Ну, тот, что я рассказывал. Он так и передвигается…

Тимка оглянулся на Макара:
– Папке Макару тоже вон, возик надо сделать. Легкий, на двух колесах, чтоб телегу всякий раз не запрягать. Сел и раз – быстро доехал, возик-то легкий. – Тимка опять развернулся к лежащему отроку. – Тут, главное, чтоб голова работала. Брат мой, знаешь, какие вещи из камней делает? Я так не умею…

– Значит, не соврали таки про шагоход-то? – вдруг слабо улыбнулся парализованный мальчишка.

– Про шагоход соврали, – уверенно заявил Кузнечик и оглядел своих будущих подопечных. – На шагоход нас с вами маловато. А так, да, почти все сможем сделать.

– Значит, я так понял, нам теперь вместе работать? – поинтересовался один из отроков.

– Понял-то ты правильно, да не все, – кивнул Тимофей. – Если вот он ножки не выточит, лавка получится?

– Нет, –пожал плечами тот.

– Вот и выходит, что работать мы с вами можем не просто вместе, а только вместе. Если вот он... -- Тимка запнулся. -- Если он не сделает - дела не будет. Это вообще-то не только для вас правило. В Слободе тоже так работают.

– Как десяток, значит, – произнес однорукий и криво улыбнулся. – Увечный десяток.

– Так и что, что увечный? – Тимка постарался сохранить спокойствие в голосе. – Увечный – не значит немочный.

– Ну, а вообще, что делать будем? – деловито поинтересовался одноногий. – Не лавки же?

– Поначалу учиться. Ну и дело выбрать – по руке и по душе. А потом других учить. Мне вон Митяй и Савушка помогают, у вас, наверное, тоже помощники появятся. За них отвечаете.

– Савушка? – впечатлился парализованный мальчишка. – Савушка помогает?

– А чего такого? – искренне удивился Тимофей. – Рисовать любит. А что еще делать?..

– Зарабатывать как-то надо, – задумчиво произнес кто-то из отроков. – Чтоб у Младшей Стражи на шее не сидеть.

– Зарабатывать? – переспросил Тимка и вдруг расплылся в озорной ухмылке. – Заработать мы сможем! Я даже уже знаю, как. Ну, раз с этим разобрались, давайте знакомиться…

Макар и Настена, стоявшие за дверями, на случай, если вдруг придется помочь мальчишке в разговоре, переглянулись.

– Не ошиблась Юлька, справится малец! – Настена тронула Макара за руку. – Пошли отсюда, нечего нам тут делать, сами они быстрей договорятся.

Макар, задумавшись о чем-то своем, кивнул, не столько Настене, сколько каким-то своим мыслям, и отправился к телегам.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Суббота, 01.02.2020, 01:29 | Сообщение # 5

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 2

– Подслушивал? – хитро заблестев очками, поинтересовался профессор у своего аспиранта.

– Подслушивал, – покаялся тот.

– И что думаешь?

– Максим Леонидович... – Рафик мялся, не зная, как задать мучивший его вопрос.

– Да говори уже! – профессор весело сверкнул линзами. – Ты ведь про мою энцефалограмму спросить хотел?

– Ну да, – Рафик шмыгнул носом и виновато добавил: –Интересно же...

– А сам как считаешь?

– Не знаю, – простодушно пожал плечами тот.

– Вот и не надо знать! – профессор озорно ухмыльнулся. – В самом деле, это не имеет значения, двойная она у меня или нет. Имеет значение, что этот вариант вполне возможен, и именно этого, а не меня испугался наш майор. Ведь в какой-то момент может оказаться, что она двойная у его непосредственного начальника, к примеру. Нет, майору теперь давить на нас нет никакого резону, поскольку результат непредсказуем. А вот если мы проявили готовность сотрудничать, причем на хорошо оговоренных условиях, да еще и за денежку... Хм... немалую... Его это более чем устроит. Вот если за малую – его заказчики вряд ли поверят. Собственно, главное, что они должны уяснить из нашей беседы – это наши цели. А хотим мы хорошо заработать. Нашему клиенту эта цель близка и понятна.

– А если его начальник тоже засланец? Ну, он так предполагает?

– Тогда наши позиции еще прочнее. Начальник молчит – и слава Богу. Если начнет давить – значит, это другая группа, а между группами можно лавировать. И мы здесь надежный, понятный, хоть и не бесплатный союзник. И опять же – бесплатному не поверят. Контингент не тот.

– Но нам ведь теперь придется этих в прошлое гонять.

– Ну и придется, а что тут такого?

– Так вы же сами говорили, что нельзя с такими дела иметь. А теперь сами! – парень от такого крушения мира чуть не кричал.

Максим Леонидович снял очки и небрежно бросил их на стол.
– Эх ты! Не это я ожидал услышать от своего лучшего ученика! – Рафик покраснел. Профессор вдруг построжел. – Ну-ка, дружок, скажи, в чем суть метода настройки сознания на перенос?

– Гипноз, – не задумываясь, ответил Рафик. – Вначале эриксоновский: погрузить в среду, погрузить в эксперимент, создать ситуацию, заставить сопереживать и промотать в голове модели поведения. Потом классический – создать и внедрить установки. А уже потом Потапыч…

– Установки, говоришь? По моделям поведения, которым он очень даже сопереживает?– профессор щелкнул по очкам, загоняя их на противоположный конец стола, к своему студенту. Тот хлопнул рукой, останавливая их почти на самом краю. – Давай считать ситуацию. Нашего вселенца поймали, и он попадает на дыбу. Наши будущие клиенты народ специфический, умирать они боятся, но пыток боятся еще больше. С одной стороны, если хроноаборигены заставят его говорить, будем иметь катаклизм и реформат пятна. Его выбросит после смерти носителя в совершенно иное будущее, и есть опасность потерять все. А деньги-то большие, такими не рискуют. С другой стороны, если он умрет, то проснется тут, у нас, на удобной койке. Какую установку ты ему задашь на этот случай?

– Ага, ему выгоднее умереть, а потом, в случае чего, попробовать еще раз? А сам он не сможет, струсит, – Рафик начал что-то подсчитывать, а потом сообразил: – Значит, ему надо дать установку на суицид и убрать тормоз, чтоб не боялся, а когда припечет, просто сделал. Ну, как в игрушке самоубиться, чтоб на респаун выйти. Короче, отравиться ему надо. Или вену вскрыть.

– Или повеситься, или там шарфиком удавиться, если совсем по-другому никак. Ну, а что будет после того, как он вернется?

– А чего с ним станется! Очухается и в кабак пойдет... – взгляд парня вдруг остановился. – А установка-то останется, да еще, возможно, подкрепленная применением, если повезет! И если у него тут дела пойдут не ахти, то он эту установку просто выполнит, даже не задумываясь! Так вы...

– А что я? – невозмутимо пожал плечами профессор. – Очки мне кинь. Я просто хочу заработать немного. Судя по всему, у нас ведь будут совсем не простые клиенты. Стало быть и деньги будут очень непростые. А это совсем другое оборудование, другие спутники, клиника. Рай исследователя. Но дело-то не совсем во мне. У меня что – семьи нет, племянника я пристроил… Что мне осталось в жизни? Любимое дело, ну, может, еще любимый ученик. – Рафик совершенно смутился, уловив еле заметный скепсис в поблескивании очков шефа. – Который может похвастаться тем, что, не закончив университет, уже учится в аспирантуре и вместо диплома имеет возможность получить диссертацию. Еще мне надо, чтоб этот ученик не испугался, когда придет его время.

– Так тот... тот... Тот самый эксперимент, его что, не забросили? Он идет? – Рафик аж задохнулся.

– Какой тот? Ах то-о-от... Он еще и не начинался толком. Завещание Ди Бартини очень сложное даже по своей структуре, и требует серию четких шагов и четких экспериментов. Один из них предусматривает попытку перенастройки пятна. И делать это надо очень осторожно. Прошлый раз… Хм… Чернобыль рванул в ответ на наши попытки манипулировать пятном. История отвечает на такие фокусы очень неадекватно. Что мы, по сути, знаем? Забрасывая агентов в 12-й век, мы ничего у себя изменить не можем. А вот забросив на поколение-два назад, можем полюбопытствовать, как страна перебирается через буераки исторического процесса. А если вперед? Те, из прошлого, ведь появлялись в наше время?

– Будем коммунизм строить? – деловито поинтересовался Рафик.

– Ну вот, еще один Троцкий выискался... Ничего нельзя строить! Ты не понял главного. Пятно меняется, если меняется ход исторического процесса, после чего от нашей реальности отделяется другая, параллельная. Но нам от этого ни холодно, ни жарко. Жить надо там, где живешь. А вот чтоб наездники на историческом процессе дров не наломали, или супермен какой делов не наворотил, присмотреть можно. А для этого этот процесс нужно учить. Учишь?

– Учу, – серьезно ответил Рафик.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Вторник, 18.02.2020, 00:45 | Сообщение # 6

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Глава 2 (продолжение)

Утро следующего дня для свежеиспеченного наставника выдалось суетливым. Перво-наперво Кузнечик смотался в лазарет, проведать четырех своих подопечных, которых забрали вчера от Настены. Заодно и выяснил, что в его распоряжение отроки прибудут после обеда, а остальные выздоравливающие – сразу после завтрака. Потом сгонял на кузню и, обнаружив болтающихся там Митяя и Саввушку, забрал их на зарядку.

После завтрака Тимка с Ленькой и Лешкой отправились на стрельбище, где на тот момент обретался Семенов десяток, и приклеили отвалившийся во время драки прицел. Собственно, вклеить его по старым следам оказалось просто, Тимка на всякий случае еще и примотал его к самострелу тонкой бечевкой, продев ее в заранее просверленные дырочки.

Но пострелять Кузнечику не удалось: запыхавшийся от быстрого бега Глузд сообщил, что наставника Тимофея ожидают в горнице, ну, где наставники собирались. Оставив самострел, а главное, все прилагающиеся к случаю объяснения по его устройству и модернизации на старших отроков, «наставник Тимофей» потрусил к терему. Впрочем, Сенькин десяток, сгрудившийся вокруг Тихони, сжимающего в руках Тимкин самострел, на отсутствие Кузнечика внимания не обратил.

По дороге его перехватил Швырок, похвалившийся несколькими пластинами березового капа, полученного из коряги, распиленной на пилораме втихаря от дядьки Сучка. Тимка воодушевился, сказал отнести все пластины на кузню: «Коптить будем». А для прикрытия изъятия из-под носа старшины плотников всего напиленного капа посоветовал Швырку забрать с собой отроков, которые уже должны были появиться у кузни. Пусть идут со Швырком на лесопилку и заберут оттуда всю бересту, какая там только есть. Ну и все oстальнoе, что можно, тоже прихватят. Лишним не будет. А, еще там дубовую доску пилили, так Тимке надо орешков с листьев, если есть. А то на восковой дощечке стилом царапать Тимка не привык, а переданных наставником Фифаном чернил слишком мало, надолго не хватит.

Впрочем, как выяснилось, чернила в крепости уже имелись – Никифор летом привез, но пользовались ими мало, так что боярыня велела забирать, а с изготовлением пока не париться – времени и так мало. Надо будет – еще привезут. Главное же, что интересовало обнаружившихся в горнице боярыню и наставников – чем Тимофей собирается заниматься с отроками, и что ему для этого надо.

Кузнечик на минуту задумался, а потом уверенно ответил – место. Для того, чтоб заниматься с большим количеством народа, чем ходит в кузню сейчас, надо место. И надо его довольно много – для письма и счета отдельно, для отроков, которые будут выполнять заданную им работу, тоже отдельно, а самому Тимке тоже где-то работать надо. Да и выгонят их с кузни, как только Кузьма Лаврович вернется. Анна кивнула и что-то черкнула в восковую табличку, в которой она еще раньше отметила про бересту и чернила.

На вопрос, что еще, Кузнечик поглядел на наставника Филимона и осторожно заикнулся про печь, о чем чуть не пожалел. Глузд, крутящийся возле терема, был немедленно отправлен за мастером Плинфой, а затем Тимке устроили форменный допрос по устройству и назначению печи. А почему так, а не иначе, а почему обычную нельзя, что такое температура и почему она должна быть ровной.

Уважительно цыкнув зубами на заявленные Тимкой колосники, литые из чугуна, то бишь свиного железа, мастер вынес вердикт: печь, конечно, чудная, но, похоже, все так и есть, как Кузнечик бает. Жар будет, и да, сильный и ровный. Сама печка махонькая, очаг скорее, так что плинфы на нее найдется, укажут где, так за завтра и сложит. Ну, еще дня три постоит, а потом седмицу огнем сушить нужно. Еще меха сделать – надо ж, двойные. Но да, жар будет куда как ровнее, но уголь, конечно, такая печка будет выпаливать почти сразу. Она сама, конечно, маленькая, но угля бы, конечно, еще надоть. Благо, веток накопилось навалом и мешаются уже. А Тимка, узнав, что мастер скоро собирается обжигать какие-то горшки, быстро сориентировался насчет чернильниц-невыливаек, немало озадачив мастера их дизайном.

Обнаружив столь внимательное отношение «правительства» к создаваемой им «промышленности», младший наставник осмелел и осторожно закинул удочку насчет доступа на лесопилку, но, поймав взгляд старшего наставника, настаивать не стал, рассудив: все, что надо, и Швырок организует. В конечном итоге решили отдать под мастерскую Кузькин склад, что примыкал прямо к кузне, а «чистые» уроки, сиречь счет, письмо и прочее рисование, проводить в трапезной. Первый урок назначили на завтра, перед обедом.

На вопрос, знает ли наставник Тимофей Данилович, что на этом уроке делать, Тимка вспомнил уроки тетки Улыбы, которая обучала самых младших, и махнул рукой: «Письмо и счет проверить. Потом рисовать». На вопрос «почему» Кузнечик пояснил:

– Буквы и цифири на пластинках из бересты рисовать будем. Во-первых, получатся карточки, такими удобно письму и счету учить. Нас так учили, быстро получается. Во-вторых, пока они нарисуют сотню-другую тех карточек, так все и запомнят. Мне они даже снились потом. А главное – руку набивать, мастерам на рисунках руку ставить самое правильное. Я вот до сих пор рисую.

– А иконы какие-нибудь нарисовать сможешь? Такие, как в церкви? – поинтересовалась Анна: она уже успела посмотреть на Спаса, нарисованного для отчета наставнику, после чего и решила отправить Тимку на экскурсию в Ратнинскую церковь. – Нам для часовни надо, а то там совсем пусто.

Тимка хотел было привычно отвертеться от упавшей на него дополнительной работы, но, вспомнив свои чувства во время крещения и свое собственное обещание сделать это место красивым, осторожно кивнул.

– В том, что в церкви нарисовано, ничего сложного нет, – начал размышлять он вслух, немало озадачив собравшихся наставников, отлично представлявших цены на иконы, продававшиеся в Турове. – Но только начать их рисовать – это затеять новое дело.

– Нарисовать не сложно, а дело начать сложно? – хмыкнул Филимон, с прищуром наблюдая за младшим наставником. Нет, смысл сказанного старый полусотник понимал и с утверждением был согласен, но упускать повод разговорить Кузнечика наставник не собирался.

Тимка утвердительно кивнул.
– Чтоб затеять новое дело, в Слободе надо Белослава, Сварогова жреца, спрашивать. Ну, и делами всякими он заведует. А Белослав скажет: «Боги могут тебе дать все: и талант, и славу, и даже вечную жизнь. Но есть три вещи, которые они тебе дать бессильны: Время, которое ты должен найти сам, Силу, которая даст возможность довести начатое до конца, и Возможность заниматься тем делом, что ты хочешь». Пока не ответишь на три вопроса – он ничего не разрешит.

– Что за вопросы такие? – заинтересовалась Анна.

– Куда уйдет время, какие нужны силы, и где взять возможность.

– Мудрый наставник ваш жрец, – прогудел Тит.

– Ага, только вредный, – опять покивал Тимофей. – Попробуй у него чего допроситься! Вот первое – время. Нарисовать-то я могу, потому что, чтоб меня и учителя Фифана научить, папка время тратил. Зато он сам таким больше не занимался, нас дальше Фифан учил. Он-то всяко больше нашего умеет. Вот и с иконами. Нарисовать я их нарисую, если отложу остальные дала, скажем, на месяц. Только это время, что будет потрачено впустую. Белослав не разрешил бы.

– Как это впустую? – удивилась Анна. – Иконы-то ведь останутся?

– Для Тимофея впустую, – задумчиво пробормотал Макар, успевший много чего обсудить со своим подопечным. Особенно его интересовало, чем занимаются комиссары, так что ход Тимкиных рассуждений он начал понимать. – Если бы Тимофей был богомазом, то это было бы правильно потраченное время, потому что это работа богомаза и есть – иконы рисовать. А Тимофею придется для этого все остальные дела забросить. Так?

– Ну да, – согласился мальчишка, – а еще: ну нарисую я ту икону. Краски разотру, набросок сделаю, лаком скрою… И что? Все то, что я буду делать, никто не увидит и ничему не научится. Икона-то останется, а время в пустоту уйдет. Белослав за такое… – Тимка поерзал по лавке. – Наказывал, в общем. Икону нарисовать я могу. Одну. А вот часовню украсить – это не просто нарисовать. Это уже дело. И сам я его делать не могу – мне не разрешают. Я могу дело начать, а вот рисовать должен кто-то другой, иначе у меня ни на что времени не хватит.

– Интересно вас в Слободе учат, – задумался Прокоп. – Получается, что можешь делать все, что угодно, но будешь это делать только тогда, когда это нужно, и когда есть тот, кто этим займется после тебя? И со змеями твоими…

– Ну да, – подтвердил его подозрения Кузнечик. – Я первый раз сделал и запустил. Нашлась причина этим заниматься и дальше, это кроме интересу-то. А делать… Так я Захару с Родькой только чертеж нарисовал, а они сами все мастерят. Я там больше не нужен, разве поправить, и время у меня есть. Я могу потратить его на то, чтоб сделать карточки для письма и счета и показать, как с ними работать. А потом этим делом займется кто-то другой. И у меня опять будет время.

Филимон улыбнулся себе в бороду, с усмешкой поглядев на ушедшую в себя Анну и задумавшегося Макара, и продолжил ставшую и ему самому интересную беседу.

– Ну, и как бы ты решил вопрос со временем?

– Не спешил бы, – Тимофей на миг задумался. – Пусть пока буквы рисуют, а я постараюсь, чтоб некоторые из них рисовать было сложно. Оно сразу станет видно, кто может.

– А долго учиться? – проявила понимание сути времени Анна.

– Смотря чему. Научить основным приемам просто, но надо, чтоб это было интересно тому, кого учат. Учить надо быстро – это тоже время. Вот меня рисовать учат... Лет пять, наверное. Что умею? Ну, узор я вмиг накидаю. Там рисунок сам ведет – одна линия за другую всегда цепляется. Спаса я два часа рисовал. Я не очень люблю людей рисовать, но если надо – сделаю. А вот Грек любое лицо вмиг нарисует. А надо, так и из глины вылепит, и из дерева вырежет. Зато я за час могу природу нарисовать: реку там, деревья, небо, горы. Будет как настоящее все, а не лубок на бересте. А Греку такое делать скучно.

– Картинки, как настоящее все? – удивилась Анна. – А куда их? Кто-то покупает?

Тимка расплылся в улыбке.
– Все забирают! Как у нас рисуют, никто не делает. Но это еще одно дело, – Кузнечик попытался предотвратить нежелательный ход мыслей хозяйки крепости.

– Насчет дела понятно, надо только хотя бы одну увидеть. Может, и у нас найдутся желающие его попробовать...

Боярыня, само собой, деловой тон выдержать старалась изо всех сил, но глянув на наставников, слушавших Тимку, ну прям как давеча мальчишки из Сенькиного десятка, расслабилась. Чего греха таить – любопытство разбирало чуть не до смерти. Если эти рисунки хоть сколько-то были похожи на серебряные украшения, то посмотреть на них непременно надо.

Анна что-то черкнула себе на дощечку и задумчиво поглядела на Тимку. Был ли мальчишка умным… Боярыня сейчас и не ответила бы. Наверное, раз в него такую науку вкладывали. Но то, что он был обучен – это безусловно. И это была наука, начинающей боярыне необходимая, как воздух.

«Надо знакомиться с учителями», – решила про себя Анна, и задала следующий интересующий ее вопрос:

– Со временем ясно. И впрямь, нельзя его впустую тратить, лучше подождем. А что там с силой?

– Так тут просто, – махнул рукой Кузнечик. – Любое дело сил требует. Серебро надо – кто будет его покупать? Не сейчас купить, а все время искать? Кто товар будет продавать, откуда инструмент брать? Если время на дело есть, то его нужно потратить, и не просто так, а с умом. И не один раз, а постоянно. Вот узор серебряный. Ну, один раз я сделаю, потом еще один. А все время? Вот дали мне увечный десяток - сразу другой разговор: на дело появилось много сил, не только мои. Еще к тетке Дуле… Э… Феодулии наведались. Теперь и она в новое дело силы вложит. Много людей – много сил. Не одному все это катить. Так что вопрос с силой, это всегда – кто будет этим делом заниматься, кому оно надо, и кто будет катить его дальше. Если нет таких сил, то самому этот воз тянуть замучаешься.

– Увечный десяток, значит, – Филимон пожевал губами. – Таки десяток. Хорошее слово, сильное.

– Ага, – Тимка с энтузиазмом закивал головой. – Если для дела – сил там немеряно. Вон Юрка, он и не ходит почти, зато ему никогда не скучно. Белослав говорит, что даже он сам не умеет так превратить время в силу. Получается, что увечный сильней жреца?

– Ну, а с возможностью что?

– Так это боярыня уже решать начала… – Тимка пожал плечами. – Все, что надо для дела, и без чего невозможно им заниматься. Место, инструмент, матерьял. Еще – а вообще можно этим заниматься или нельзя - накажут. Но я всегда только первые два вопроса доказываю – про силу и время. А третий старшие решают, они и дают возможность, если дело стоящее, и сил и времени на него хватает.

Прокоп переглянулся с Филимоном и прогудел:
– Ты теперь и сам наставник. В слободе – это не нам решать. А тут, в крепости, такое право у тебя есть. Решить насчет возможности ты, может, еще и не сможешь, соплив больно, но поставить такой вопрос или обсуждать его – твоя обязанность. Если хочешь, считай что в том твоя учеба и твой урок. Вот за это – спросим.

– Скажи, а тому, что ты сейчас рассказал, научить сможешь? Хотя бы Семена с Елей? – поинтересовалась боярыня.

Тимка задумался, почесал макушку, затем грустно вздохнул и отказался.
– Нет. Оно интересно, конечно, интересней, чем все другое. Но научить не могу. Сам вроде понимаю, и пересказать урок получается, а как до дела, – Кузнечик опять поерзал по лавке, но на этот раз никто не улыбнулся. – Ошибок много. Даже в простых делах не все выходит.

На выходе из горницы Тимофея перехватил неугомонный Глузд и передал, что складские просили к ним на склад заскочить. На вопрос «Зачем?» мальчишка целых десять ударов сердца сохранял загадочное, по всей видимости, молчание, а потом не выдержал и выпалил:

– Змеи там! Здоровенные!

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Понедельник, 03.08.2020, 02:02 | Сообщение # 7

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 3, а может потянет еще и на 4

– Что с майором-то делать? Он же завалится! – Рафик угрюмо смотрел на наставника. Профессор понимающе сверкнул очками.

– Что с совместимостью?

– Совместимость с Вариантом Три пусть не идеальная, но очень хороша. У Димки со своим носителем, пожалуй, поменьше была. Лучше, пожалуй, только у этого, который зек, ну та энцефаллограмма, что вы из Крестов привезли. Там терок с носителем почти не должно быть.
– А, депутат. Этого мы удачно нашли. А с майором-то что не так?

– А майор не потянет. Нет, совместимость нормальная, он социалку не потянет. Не в этом носителе. Он просто роль запорет. Мы ж его не на болота куда-нибудь а, считайте, в столицу оправлять собрались. Он просто не сможет.

– Сможет. Ты о нашем подопытном слишком плохо думаешь... Майор должен уйти, и должен уйти именно в этого носителя. А для того, чтоб он смог, нам придется подтянуть свою самую тяжелую кавалерию.

– Это кого еще? – озадачился Рафик.

– Твоего брата.

– Ваську? Для подготовки майора? Да еще в ЭТОГО носителя? – Рафик аж задохнулся от негодования. – Ну, проф… Вы ну…

– Охренел, да? – очки профессор снял, но глаза у него блестели не менее весело. – Это если принять, что ты хотел сказать что-то цензурное?

– Васька вашего гэбэшника с дерьмом съест. Во всяком случае, будет пытаться, пока майор не пристрелит мне брата. А это будет почти сразу: Василий сейчас почти невменяемый.

– Так расстроился? И ты тоже? – поинтересовался Максим Леонидович. Рафик хмуро кивнул.

Профессор прищурился и рассеянно покрутил очки в руках.
– Тогда передай брату, что это его экзамен. Его задача - переиграть майора. Если он сможет, то тут все будет очевидно: майор не тянет, посылать его нельзя, и нам нужен будет другой представитель заказчика. А к этому носителю отправится сам Василий. И что он там сделает?

– Э-э-э… Расколет ход истории? Уведет свой поток в сторону?

– Поучаствует, по крайней мере, – ухмыльнулся профессор. – Ну, а если наш майор выиграет эту игру, то что будет?

– Отправится в Васькиного носителя, а там… уй… Тоже уведет поток в сторону?

– Не факт. Может и сюда вернуться. Но если Василий сможет подготовить своего подопечного так, что тот без вариантов поучаствует в расколе исторического потока, то…

– Майор уйдет во второй поток и место Васькиного носителя останется вакантным?

– С большой вероятностью. Если наши попаданцы смогут отвести свой поток истории в сторону, то произойдет это в момент отправки последнего из них. В этом случае, если захоронение останется на прежнем месте, мы вполне сможем отправить в этого носителя Василия, как он и мечтал. Причем это будет тот виток, который закрепит отколовшийся исторический поток. Для нас это – повышение устойчивости нашего собственно потока, так что…

– Обойдемся без еще одного Чернобыля?

– Очень на это надеюсь. Так что, поговоришь с братом?

– Поговорю. Да и договорюсь, думаю. Эта шуточка как раз в Васькином духе. Да он и не теряет ничего.

– Именно. И не забудь ему намекнуть, что сдачу беспроигрышных зачетов я своим ученикам не каждый день позволяю... Пусть ценит.

А через несколько дней в кабинет профессора вошли два подтянутых штатских.

– О, какие люди! – Максим Леонидович поднялся с кресла, радушно улыбнулся, снял очки, повертел в руках, а потом небрежно бросил на стол. – Жорик-мажорик! Рад, что не забываете старого наставника.

Один из вошедших, подчеркнуто интеллигентного вида мужчина, проследил за полетом профессоровых очков, чуть заметно поморщился, поправил свои собственные и шагнул вперед, протягивая руку.

– Все же я предпочел бы Георгия. Но да, не забываю, – гость улыбнулся краешками губ. – А ваши курсы вообще незабываемы.

– Ну это вы мне льстите, Георгий Владленович. Вы у Академика не учились.

– Да, не довелось… к счастью. Но, как вы поняли, мы к вам по делу. С Николай Николаичем, вы его Майором называете, вы уже знакомы. Именно он и будет вашим пациентом.

– А ваша какая роль? – весело поинтересовался проф.

– Ну, а я буду следить, чтобы у вашего пациента при общения с вами слишком кардинально не поменялась психика. Мое руководство очень этим обеспокоено.

– Понимаю, – все так же радушно улыбнулся профессор. – Ну что же, все готово. Мы даже установили присланную вами систему видеонаблюдения. Спасибо за подарок, он очень кстати. Правда, у нее очень странная особенность – она включается только в присутствии нашего Майора. А в другое время категорически отказывается работать.

– Действительно странно, – Георгий чуть склонил голову набок. – Может, вам наших специалистов прислать?

– Ваши специалисты могут делать то, что не может Потап Михалыч? – профессор отзеркалил наклон головы собеседника.

– Ах, да, у вас же Потапыч… Это я не подумал. Ну ладно, пусть работает как есть. В конечном итоге, мы ведь обещали вам не лезть в ваши профессиональные тайны. При условии, что вы не станете портить нам наши.

– Само собой, – профессор, все так же радушно улыбаясь, потянулся к кнопке селектора. – Рафик? Роман, проводи господина майора к инструктору по социальной адаптации. И нам сюда трансляцию подключи. Про кофе не забудь. После разговора обоих ко мне.

– Понял, – коротко ответил Роман. В углу комнаты, помигав, включились сразу три телевизора.

– Это что? – Георгия наконец-то пробило. – Это и есть ваш инструктор? Вы поставили против лучшего оперативника Конторы какого-то сопляка? Вы в своем уме?

– Да не возбуждайтесь вы так, полковник. Ничего вашему майору не сделается! – профессор радостно блестел очками навстречу нечитаемому взгляду своего бывшего ученика. – И я не ставлю своего сопляка против вашего оперативника. Я сейчас отдал вашего человека на подготовку к лучшему из имеющихся у меня претендентов на вояж ТУДА.

А еще через пару минут Майор, услыхав от Рафика невнятное: «Ну, там ваш инструктор дожидается. Познакомитесь, в общем…», вошел в кабинет клиники, в котором, как он знал, готовили к переносу племянника профессора.

Безопасник подозрительно оглядел попискивающую и перемигивающуюся цветными глазками бесценную (и это он тоже знал) аппаратуру и сосредоточился на сидящем у окна белобрысом мальчишке, который сосредоточенно отдирал от липучки яростно жужжащую муху. Занятно, но определить возраст парня Майор сходу не смог. На вид мелкий, лет может четырнадцать, но никакой подростковой угловатости или детскости в движениях он не заметил. Мальчишка был старше, наверняка старше, уж это по сквозившей в пацане уверенности он мог сказать. Но и пользоваться своим мелким видом наверняка умел не хуже того кота из "Шрека". Ишь, как ухом повел, наверняка отследил постороннего, но от своего дела не отвлекся. И тем не менее, назвать этого мальчишку инструктором Майор заставить себя не мог никак, при всем своем желании. А желание такое у него было – то, что профессор хочет их с полковником переиграть, оперативник не сомневался. Но вот какую роль тут может играть пацан? Хм… Ну что ж. Пусть пока что будет пацан.

Майор подошел ближе и стал наблюдать за парнем. Тот таки смог аккуратно отодрать от липучки прилипшее к ней крыло, воспользовавшись пинцетом из безжалостно распотрошенного стерильного операционного комплекта, и подтянул к себе большую стеклянную банку. Р-раз, и муха уже носится по всей банке, отчаянно вопя что-то непотребное. Про ценность своей жизни, про право на слово или, может, даже про свободу совести. Майор много таких повидал, и все они, попадая в банку, вели себя почти одинаково.

– И что тут? – Майор решил отвлечь «инструктора» и таки обозначить свое присутствие. Тот мельком стрельнул на гостя яркими, чуть не светящимися зелеными глазами и вернулся к наблюдению.

– Кошевичи, – пацан еще раз стрельнул в майора глазами и, сообразив, что тот ничего не понял, пояснил: – В этой комнате паук жил. Работал наглядным пособием. Кошей звали. Как Димку в кому ввели, ну предыдущего местного пациента…

– Я знаю, кто такой Димка, – ровно заметил Майор.

Мальчишка обернулся и удостоил гостя куда более долгим взглядом, а потом развернулся обратно к банке.

– Так вот, когда Димку отсюда увезли, Кошу отпустили на улицу. Это типа пенсия такая, по выслуге лет. А через неделю под тем же кустом нашли гнездо – кокон, с отложенными яйцами.

– Думаешь, потомки? – решил подыграть мальчишке Майор.

– Потомки или нет, черт их разберет, – пожал плечами мелкий. – Но поскольку недвижимость, в смысле куст, тот же самый, решили, что как минимум наследники. Вот и забрали на наглядное пособие. А мне кормить. И журнал заполнять.

Майор хмыкнул.
– Звучит как Кощеевичи.

– Похоже, – согласился шкет. – И ведут себя похоже.

– Кинутся скопом и сожрут?

– Вот еще! – мальчишка искренне обиделся за подопечных. – Это же не крысы. Не, они никуда не торопятся – муха-то уже в банке и никуда не денется. То, что они ее сожрут, это ясно: они пауки, а она муха. Так что с ней как раз все понятно.

Майор кивнул: такая логика ему была и близка, и понятна.

– Она сейчас летает и возмущается. Прошлый раз она даже кого-то с тех веточек сбила. Потом устанет и присядет. Ну и от каждого движения в ее сторону она будет взвиваться. Только пауки не нападут, они ждать умеют. А потом ей надоест бояться. И они ее сожрут. Самое интересное в этом опыте – это танцы не с мухой, а вокруг нее. Как они будут это делать. Кто нападет? Как он сможет защититься от конкурентов? Брюхо ведь вчерашнего добра не помнит, так что не нападешь – ослабнешь и сожрут тебя.

– Ну да, пожрать всем надо, – ухмыльнулся майор.

– Так не только пожрать, – мальчишка пожал плечами. – Еда, деньги, власть, общественный статус. Оно все уплывает, каждый день, если его не кормить. А значит, нужна или другая муха, или...

– Альтернативные источники финансирования?

– И связанная с ними борьба за ресурсы... – мальчишка ухмыльнулся. – Все по классикам. Муха – ограниченно восполняемый ресурс. За него идет игра. У каждого игрока своя стратегия.

– И ты наблюдаешь за тем, какая стратегия сработает?

– А чего тут наблюдать? Стратегий всего четыре: охотиться за мухой, охотиться за слабейшим, случайные поединки, но пока выигрывает тот, кто охотится за тем, который охотится за мухой. Вон тот, самый толстый, видите? Вот он, наверное, и будет новым Кошей.

– Ну а в чем тогда твои наблюдения?

Мальчишка развернулся к майору и уставился на него прищуренными глазами.
– По-разному. Вот, например, что будет, если пауков не кормить?

– Начнут охоту друг на друга.

– А если в разгар охоты бросить им муху?

– Хм… И что?

– А то, что сейчас там и видим. Сначала все замирают, потом начинают гоняться за мухой и друг за другом. Только вот тот, самый толстый, сидит в уголке и ждет. Или вот еще вопрос: а что, если сделать на бирже дефицит, скажем, золота, а потом в разгар ажиотажа вкинуть туда, скажем, пару тонн металла?

– И что?

Пацан нахально ухмыльнулся и пожал плечами.
– Без понятия. Я ж не экономист. Я за пауками смотрю. А их после такой операции всегда меньше становится.

Георгий Владленович оторвался от телевизора и внимательно поглядел на профессора.
– Занятные… отроки нынче у вас в учениках, Максим Леонидович. И много у вас таких?

– Сейчас нас интересует только этот. Именно он будет преподавать… специальность вашему оперативнику.

– Хм… А вы нам его не одолжите?

– Как можно, полковник! – профессор был сама благожелательность. – Я вашей конторе зла не желаю. Да и не пойдет он. У него другая мечта. И движется он к ней очень жестко.

Тем временем мальчишка, оторвавшись от своей банки, изучающе уставился на Майора. Нельзя сказать, что оперативника это хоть как-то напрягало, но вот то, что взгляд этот никак не расшифровывался, майора удивило. Было в нем любопытство, но никакого интереса к своей персоне Майор не ощутил. Было изучение, но опять же без всякого любопытства. Смотрел… как на паука в банке. Еще в нем сквозило опасение незнакомого человека, но без никакого страха. И вдруг оперативник четко осознал: этот сопляк, мелкий белобрысый сопляк с яркими зелеными глазищами не дает себя прочитать. Причем не дает вполне сознательно. Нет, этой техникой владел и сам безопасник, причем очень даже неплохо, и видел ее, вполне даже сформировавшуюся, у своих молодых коллег. Но увидеть ее у шкета, что от горшка два вершка, он не ожидал. И пацан это каким-то образом понял.

«Занятные ученики у Максима Леонидовича», – почти дословно повторил он мысль своего босса.

– А вы кто? – поинтересовался мелкий, бесцеремонно разглядывая заявившегося к нему взрослого.

– Ну, вообще-то я новый пациент здешнего профессора.

– А, так это тебя к паукам, в банку, – мальчишка махнул рукой в сторону установки и, опять потеряв интерес, развернулся к своим паукам. – Ну и зачем оно тебе надо?

Майор от переменившейся, чуть хамоватой, манеры разговора своего «инструктора» слегка опешил. Хмыкнул, демонстративно осмотрелся и по-хозяйски уселся в кресло возле все так же попискивающей аппаратуры.

– А обращаться на «Вы» к старшим тебя не учили?

– Не-а, – мальчишка что-то черканул в журнале и пробормотал: «Номер четвертый выбыл». Затем развернулся к гостю и продолжил: – Наоборот, учили что там, куда ты собрался, обращение во множественном числе даже к князю не принято. А что до старшего… Старшим сначала надо стать.

– А я не тяну? – насмешливо хмыкнул Майор.

– Ни капельки, – развеял его сомнения мелкий. – Ты смотрел на мою работу, но ты ею не интересовался. Разве чуть-чуть. Ты игрался. Во взрослого - сильного и доброго. А ТАМ другие игры. Провалишься – покойник. Там нету доброго, мудрого, вечного. Точнее, есть, но тем, кто будет насчет тебя решать, про такое не сбрешешь.

Майор, прищурившись, наблюдал за пацаном.
– Инструктор по социальной адаптации, говоришь? Молодой, конечно… Но да, инструктор. Вот только скажи мне, откуда у молодых берется такой цинизм? Я в твоем возрасте в доброе верил.

– Ну и зря. В людей нельзя верить. Им – да, можно доверять или не доверять, и то какому-то человеку, но верить можно только в бога. Но ты путаешь вопросы доверия и верований. Мне за такие косяки проф еще в двенадцать лет по ушам давал. Но ты ж на щелбаны играть не будешь? Взрослый, да?

– Интересная постановка вопроса. А тебе самому сколько? Сопляка ты, конечно убедительно играешь, только вот темы затрагиваешь не детские.

– Пытаешься просчитать, да? – мальчишка откинулся в кресле и скептически смотрел на Майора. – Ну, может, профессор и прав, все не так безнадежно. Ладно, вопросы так вопросы. Семнадцать лет. Поступил в этом году на первый курс, к профу.

– А зовут как?

– Василий.

– Может, и позывной есть? – прищурился Майор.

– А как же! Стихийное Бедствие.

Оперативник поперхнулся.
– Образование, надо полагать, среднее?

– Среднее плюс профово, специальное.

– Хм… Гуманитарное или техническое? Скорей таки гуманитарное... – Майор улыбнулся и продекламировал: – Он нищим подавал стихами…

— За что по морде огребал ногами, — не моргнув глазом, продолжил Васька.

— Вообще-то в оригинале немного не так было, но так тоже хорошо. Жизненно.

— Вот еще, — ухмыльнулся мальчишка, — не хватало мне еще оригиналы читать. Я даже учебники в оригинале не читаю, в основном по пересказам учителей помню.

— Но вообще-то оригиналы читать нужно, это признак воспитания.

— Ни фига, — уверенно парировал мелкий. — Это у тебя токсичное мышление, вечно ищешь чего плохого. Хорошего в таком подходе ты не видишь.

– А оно есть?

– Зачем мне твое интельское хорошее воспитание в месте, где требуется что-то совершенно иное? – парировал Василий. – Да и тут ты в свое воспитание сам не веришь. Надо будет прижать – зажмешь тисками. Вся история про воспитание тебе нужна, чтоб я вел себя воспитанно, то есть, как удобно тебе, и чтоб я поверил в то, что ты и сам воспитанный, и случай чего морду бить не станешь. Но тут, извини, я тебе не доверяю. Ну так зачем мне твое воспитание? Да и образование, если на то пошло?
– Нет, ну откуда у нынешней молодежи такой нигилизм? – Майор критически оглядел инструктора по социальной адаптации, справедливо полагая, что тот затронул очередную каверзную тему. – В конце концов, есть наука, есть высокие технологии. В космос вон летают. Неужели тебе это не интересно?

– В космос? – Василий поморщился и по-простецки почесал за ухом. – А какой в космосе прок?

– Да хотя бы опасности посчитать. Вон грохнет метеорит какой или звезда где навернется. Как считаешь, человечеству надо научиться от такого спасаться?

– Да? – удивился Васька. – А человечество - это кто? Кого спасать будут? Вот чтоб меня спасти, кто-то озаботится? Или вот тебя? Ты что, стопудово веруешь, что твой заказчик тебя, случай чего, в свой бункер потянет? – Мальчишка с ехидной улыбкой посмотрел на застывшее лицо безопасника. – А раз мы не люди, которых будут спасать, то, может, пусть это ваше человечество тоже подохнет? Мне-то до него какое дело?

— А если все-таки посмотреть в будущее?

— В чье? Я не человечество, и у меня в твоем раскладе нет будущего. Ровно столько, сколько смогу купить, а столько никому не платят.

– Будет, как будет, – жестко отрубил Майор. – А ты делай, что должен.

– А кому я должен? – Василий с невинной улыбкой склонил голову набок. – Тебе? Твоему заказчику?

– Вам платят за работу.

– Дядя Максим на дело, которым занимается, жизнь положил. А вы ему платите всего лишь за работу... – Васька равнодушно пожал плечами и вернулся к своим паукам. – За турпоездку. Ну так всего лишь работу вы и получите.

– Ты хочешь сказать… – глаза Майора сузились.

Василий резко развернулся в кресле, зеленые глаза блеснули настолько пронзительно, что Майор невольно вздрогнул.

– Я хочу сказать, что свою работу я делаю, и делаю хорошо. Лучше, чем мне за нее платят. Но за твою жизнь ни ТУТ, ни ТАМ я не отвечаю. Потому что не должен. А ты не справишься. Потому что жить тебе среди прирожденных аристократов, а ты – ХОЛОП.

Майор дернулся.

– Вишь, задергался. Значит, в этой позиции я тебя пробил.

– Ну, моя позиция все равно повыше твоей, – сузил глаза оперативник.

– Главный холоп, – кивнул соглашаясь Василий. – Только для тебя ключевое слово «главный», а для тех, к кому ты попадешь, вон туда, в банку – «холоп». Они тебя сожрут. Потому что паук всегда сожрет муху. По-другому не бывает.

– М-да, и правда Стихийное Бедствие. Ну и в чем для меня ценность общения с тобой?

– В осознании и принятии ключевых установок. Например: владетель никому ничего не должен, только то, что он решит для себя сам. А ты всегда должен своему хозяину. Даже ТАМ ты ему должен, просто за то, что дышишь... – Василий вдруг расслабился и опять развернулся к банке с пауками. – Так что оставь мой нигилизм в покое и займись лучше своим. Всяк полезней будет.

– Умеешь же ты достать, – процедил Майор.

– Я? – развернуться мелкий не соизволил. – Я-то что, липучка для мухи. А тебе жить в банке с пауками. И, кстати, два-ноль. Тут я тебя тоже пробил. А такой счет уже смертельный.

– Понимаю, – Майор медленно кивнул. – Курс социальной адаптации?

– Ничего ты не понимаешь, – мальчишка стремительно развернулся в кресле, и безопасник чуть не отшатнулся от зеленого пламени в его глазах. – Я готовился к вселению с десяти лет. С десяти! Семь лет чертового тренинга, и это ни фига не игра. Теперь приходишь ты и занимаешь мое место и моего носителя. Думаешь, придешь ТУДА и начнешь вершить будущее? Во-первых, ты придешь туда не майором госбезопасности, от которого у местных воров-шапочников поджилки трясутся, а десятилетним щеном, а ты понятия не имеешь, как мы думаем и во что играем. Ладно остальные, Проф с Рафиком их к черту на кулички, в болота отправили. Им полегче, там никто соплячьей психологией заморачиваться не будет, всыплют батогов и всего делов. Но ты-то в другое место идешь, за тобой сто глаз наблюдать будут. А у тебя на сегодняшний день – ни одной мало-мальски похожей реакции. Проколешься - что выберешь: костер, монастырь или дыбу? Окружать тебя будут няньки, которые знают тебя как облупленного, да другие щенки, и каждый будет нутром чуять, как тебя достать. И чтоб держать их в намордниках тебе нужно быть владетелем, а не может быть владетелем человек, который на инстинктах дергается по слову хозяина. Ну, а если таки сможешь, сделаешь все и сюда вернешься, как перед хозяином станешь? Он же вмиг раскусит, что ты больше не его холоп. И что тогда выберешь? Пулю, аварию или с вертолета упасть?

В комнате повисла тишина.

– Профессор, мне кажется вы обещали, что это ваше Стихийное Бедствие не сожрет моего оперативника?

– А что, оперативник настолько слаб? – безмятежно поинтересовался Максим Леонидович. – Может, другого взять?

– Да нет, не слаб, – полковник интеллигентно поправил на переносице очки в тонкой изысканной оправе. – Но толкать его к мыслям, которые могут привести к потере лояльности, не стоит.

– Не стоит посылать на такое место дилетанта, который может обрушить весь мир. Это вам не мелкопоместный боярин в глухом болоте. Это наследник древнего владетельного рода. Изменит он ход истории, что делать будем?

– Исчезнем?

– Может, исчезнем. Может, нет. Может мы, а может, заказчики. Кто знает?

– А может, не будем рисковать и прекратим эксперимент?

– Может, и прекратим... – Максим Леонидович устало протер очки. – Но для начала попробуем подготовить вашего человека. По результату и посмотрим. Заодно наметим программу обучения вашего заказчика. Ему нужно быть готовым попасть туда, выполнить там намеченную программу и вернуться. А его лояльность вы по возвращению как-нибудь оцените. Ну и… примете решение.

– Вот как… А ваш инструктор, он справится?

– Васька, что ли? – проф расхохотался. – Задача Василия - находиться рядом с вашим агентом и активно его доставать. И, похоже, это у него получается. А задача вашего оперативника – стать сопляком. Таким же, как и Василий. В идеале – найти на Ваську управу, вот только силой это сделать у него не получится. Начнет ломать по-своему – считай, провалил задачу. Сможет – вот и будем говорить об отправке.

А в лаборатории тем временем, Майор внимательно разглядывал сидящего перед ним отрока. Тот нисколько не тушевался и отвечал оперативнику той же монетой.

– Вот оно что, – протянул безопасник. – Я место твое занял, потому ты и злишься.

Тот кивнул.
– Предсказуемо, но как попытка – в зачет. У меня есть запасные варианты, а у тебя их нет. Тебе придется идти именно в это время и в это место. Только придется научиться меня терпеть. Хотя бы. В идеале – научиться работать с такими, как я. И уж со своим Младшим – точно.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Понедельник, 07.12.2020, 17:32 | Сообщение # 8

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 4

– Знаете, профессор, это ваше белобрысое бедствие нас с Майором настолько впечатлило, что пришлось даже навести справки, – полковник, как обычно, был сама сдержанность и интеллигентность. – Особенно любопытным оказалось одно из его последних школьных сочинений.

– О-о-о! – воодушевился профессор. – Разрешите взглянуть? Он мне свои сочинения крайне редко показывает.

Получив из рук своего визави ксерокопию, Максим Леонидович нацепил на нос свои очки и углубился в чтение.

Молодой человек прибивается к замку одного из герцогов Империи. Влюбляется в дочь герцога. Девочку должны выдать замуж за сына одного из сановников империи с целью получить преференции. Мальчишка добивается взаимности и спит с этой девочкой. Утром он идёт к герцогу и начинает с ним разговор в присутствии самых доверенных лиц.

- Ваше сиятельство, я пришёл признаться в преступлении. Я безнадёжно испортил ваш товар.
Герцог от неожиданности даже не сообразил, что сказал ему явившийся на совет сопляк, и мысленно перебрал заключённые им торговые сделки. Никаких ощущений неправильности он не обнаружил.

Мальчишка между тем продолжил.
- Я испортил товар, за который вы хотели купить то графство, на восточной границе ваших владений.
Когда до герцога дошёл смысл сказанного, он остолбенел – от ярости, от сказанного, и ещё от крушения… сделки.

Мальчишка говорит, что он любит девочку. Он пришёл к герцогу сам. И главное даже не в том, что он хочет чего-то добиться у герцога. Владетель может убить его – прямо сейчас. Но он не хочет, чтобы девочка была товаром. Один из приближенных говорит – Да что ты понимаешь! Даже император отдаёт принцессу за политический союз.

- Вот в этом все дело! - отвечает мальчишка. - Вспомните, как создавалась империя. Торговали ли императоры своей кровью? Нет. Он делали, что считали нужным. Нужным для рода. Нужным для дела. Нужным для империи. А сейчас их потомки не в состоянии этого делать. Для того, чтоб удержаться на троне великих предков, они вынуждены торговать своими детьми. В этом разница между высшими и великими. Все, мелкие, средние, крупные и даже высшие вынуждены продавать себя. Герцог, вы ведь можете вспомнить, когда продали вас...

Герцог дёрнулся.

- Можете. Это сделало вас высшим. Точнее, подтвердило ваше право. То право, которое у вас и так было. Но вас заставили его купить. Вам надо продавать своих детей, чтоб оставаться высшим, и чтобы они поддерживали статус. А вот великим это не требуется. Император продал свою дочь. За преференции. Это означает только одно – род императора больше не великий. А значит, он обречён. Значит, кто-то придёт на его место.

Мальчишка вздохнул.

– То, что я сделал – преступление. Худшее, которое можно только придумать по законам купли или продажи. Я испортил товар. Но сейчас знаете об этом только вы. Вы можете меня убить. Прямо сейчас. Более того, вы можете-таки сбыть свой товар. Пусть даже со скидкой – но небольшой.

- И что я выиграю, если так не сделаю?

- Ничего. Разве что в вашем роду появится что-то, что невозможно купить или продать. Ваш ребёнок. Это не много. Но это даст вашему наследнику прецедент. Опору, которой больше нет даже у императора.

Мальчишка покидает совет, предложив герцогу дать ему охрану – он понимает, что повышенное внимание герцога может вызвать зависть, и его могут убить. Все понимают, что за дурацким предлогом кроется предложение приставить охрану, чтоб не сбежал. Мальчишка не сбежит - это очевидно. Герцог отправляет его без охраны – такой молодой и наглый сам должен заботиться о своей безопасности.

После ухода герцог спрашивает: и как к этому относиться?

Трубадур, ухмыльнувшись, говорит, что если мыслить в привычных категориях, то он из этой любви такой товар сделать может - во всех подворотнях будут петь о такой великой любви, что герцог от графства отказался. Но это сделает самого владетеля не всего лишь одним из полутора десятков герцогов. Это сделает его известным, а значит, имеющим право. Если герцог не верит, пусть представит себе реакцию императора на такую известность, и все станет ясно. Мальчишка предложил куда лучшую цену за имеющийся товар. Но… может таки герцог не будет считать свою дочь товаром? Ведь может оказаться, что сопляк прав… И тогда товар, который род отказывается продавать, становится силой?

– Хм… Занятный взгляд на ту историю… Может, вы его мне оставите? Показать кой-кому нужно. Особенно этой… Трубадуре. Но, Георгий, мне тут интересны личные дела моего ученика, а тебя-то почему так возбудило это сочинение? Ни языка, ни пунктуации... – Максим Леонидович посмотрел на чуть скривившегося собеседника и махнул рукой. – Да ладно тебе, давай без чинов. Вопросы-то ты принёс серьёзные? Так проще получится. Коньяк будешь?

– Умеете же вы ломать выстроенную игру! Красиво, легко, непринужденно. И ничего не скажешь. Ладно, проф, коньяк я буду, потому что вопросы и впрямь сложные.

– Прежде всего про сочинение, – полковник собрался с духом и начал разговор. – Учительница литературы призналась, что оценить его было очень трудно. С одной стороны, вы правильно сказали – ни языка, ни пунктуации. Опять же… тема для подростка обычная, а для сочинения пошловата. А учитывая, что Василий имеет склонность писать блестящие сочинения, она просто не знала, что думать. Потом она покрутила, как сама бы написала. И ничего не вышло. Нет, сделать этот текст литературным она, конечно, смогла бы, но это был бы уже не рассказ подростка. Так что языка там, может, и нет, пунктуации тоже, а вот стиль…

– Интересно, Неля Васильевна в своей жизни всякое читала. Оценка льстит. Кстати, а что за оценка?

– Зачитала вслух, поставила пятерку, но попросила класс никогда и никому об этом не рассказывать.

– Все это, конечно достойно всяческого любопытства, для меня, по крайней мере, но ты-то почему так завелся?

– А мы случайно заметили его с той самой, по-видимому, девочкой. И навели справки. М-да… Вот это, я понимаю, игра. Я потом ещё раз прослушал тот разговор, когда Майор вас пугать пытался. Тогда я удивлялся тупости происходящего, как в дешёвенькой фантастике, а сейчас вижу, как тонко вы тогда над нами посмеялись.

– Растёшь, Георгий. И Майор у тебя достойный специалист. Ну, а вопросы-то в чём?

– Ну, первый… Чисто человеческое любопытство. Что сказал Василию э…

– Герцог? – помог своему бывшему ученику профессор.

– Герцог, – согласился тот.

– Там все просто было, – проф пожал плечами. – Сказал: докажи. Докажешь, значит, за словами не только пафос. А нет.. Ну, не взыщи. Вот Васька уже второй год и доказывает.

– И тут мы вломились на его огород. Знаете, наставник, смешно говорить, но уж больно люди тут… серьёзные. Может, пусть его, пусть едет Василий? А мы или кого другого найдем, или того же Ваську как своего сотрудника оформим?

– О как… Решил сдать назад? Клиентам своим говорил?

– Нет, не говорил. Подстава уж больно знатная.

– А ты возьми и скажи. Это мы с тобой так, по грядкам сидим. А наши с тобой клиенты одного поля ягоды. Они договорятся, если захотят. Ты что, всерьёз думаешь, что я тяну один задачу, на которую три НИИ работало, за деньги целого не слабого государства? Задача дальше двинулась, и что думаешь, она от того стала дешевле? Нет, Жорик, время, когда я свои тестовые опыты проводил в подвале этой клиники, чтоб не засек никто, давно прошло. Не делается так большая наука. Так что и прикрытие, и финансирование у нас есть. И математики есть, и врачи, и историки. Только вот финансирования на такие проекты, знаешь ли, много не бывает. Новые спутники надо, новые томографы, новые реанимационные комплексы. А значит, и новые исследования, на которые все это можно списать. Тот же частный космос пробивать, спутники-то нам надо низколетящие, а значит их надо много. Старенький-то наш скоро навернется.

– То есть, герцог готов поделится частью проекта?

– Ну, ты уж совсем как мелкий торгаш мыслишь. Пока у проекта есть два совладельца – я и, собственно, Герцог. Проект закрыт наглухо, и даже те, кто о нем знает, потенциально покойники. Или ты не знаешь, что такие подписки означают? Раскопав этот проект, ты своего клиента УЖЕ подставил. Так что теперь он хочет или не хочет – или в деле… или вне дела.

– А что Майор?

– А что с ним? Поедет в свою командировку, похоже, что справляется. Реакции у него устойчивые, но не шаблонные, думать ваш опер умеет, да и опыт у него подходящий. Агента-нелегала вообще трудно найти, а подходящего для нас так и вовсе.

– А Василий?

– А что Василий? Спрыгнуть вы уже не можете, разве что опять в его малинник, и ему придется опять откатывать ситуацию , а так… Вот эта клиника кому, думаете, принадлежит?

– Вообще-то управляется через трастовый фонд…

– Угу. Но только записана на его имя.

– Но он же несовершеннолетний.

– Потому управляется опекуном.

– То есть вами?

– Его отец… Он один из тех, кто уходили первыми. Первопроходец. Должен же кто-то позаботиться о детях таких людей, раз государство этим не занимается? А так, вполне приличный вариант. Вы-то пробить владельца не могли? А даже если пробили бы... Сочинение вон, и то больше помогло.

– Что ж, Максим Леонидович. Благодарю, что уделили время. Позвольте я откланяюсь, уж больно много о чем подумать нужно.

– Да что вы, Георгий Владленович. Заходите, всегда рад видеть.

Почти сразу после ухода полковника на столе профессора зазвонил телефон.

– Вы в порядке, Максим Леонидович?

– Да вполне. Разговор прошёл тяжеловато, но похоже, вполне успешно. Во всяком случае, Жорик червячка заглотил не хуже, чем Майор энцефалограмму. Лапшу с ушей будет не меньше месяца отматывать, а к тому времени Майора мы уже отправим.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Понедельник, 21.12.2020, 04:19 | Сообщение # 9

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 5 Разговор с Журавлем

– Сдали меня своему начальству?

— Да нет... Пока вы, СанСаныч, в коме лежали, электроника сильно вперёд двинулась. Вот, например, телефон ваш... Вы его выключаете, конечно, а батареечку вы вынимаете? Вынимаете, причём во всех ваших телефонах. Беда только, что не одна она там, та батареечка. А провести параллель в передвижении всех четырёх ваших телефонов труда не составит. И как только вы телефон свой включаете, он логи о ваших перемещениях куда надо сбрасывает, и какие телефоны рядом светятся, тоже отбивает. Можно, конечно, телефоны выкидывать... но так ещё хуже. Контору, знаете ли, возбуждает, когда от неё что-то скрывают. А возникло к вам такое внимание отнюдь не в Ведомстве моего начальства. Засветились вы, Сан Саныч, своим интересом к продаже и восстановлению редких автомобилей. Тут даже не о вашей революционной деятельности речь. Просто и тупо - денег от вас хотят. А то, что вы там что-то готовите или не готовите - всего лишь способ снять с вас денег за крышу, так что ваши ортодоксальные взгляды на устройство общества как раз в тему работают. Экстремизм, если я помню расценки, это ещё двадцать процентов сверху. Считайте, что эта информация для вас - просто жест доброй воли... от моего начальства. И он почти не зависит от вашего согласия на сотрудничество. В котором, кстати, ничего особого и нет - простой наем охранного агентства.

– Почти не зависит?

– Ну, лишь в той степени, в которой это касается безопасности проекта.

– А ваш телефон как?

– Да откуда ж я знаю. Я в телефонах ни бум-бум, это вот Рафик с Потапычем спецы. Знаю только, что один знакомый полковник попытался подключиться к камере в моем кабинете, но увидел порнушку с ним же самим в главной роли. Обиделся даже, говорит, не самую лучшую взяли. А как это делается - я без понятия. С другой стороны, моё начальство предлагает вам как прикрытие, так и участие в своих собственных проектах.

— Ну и что мне надо будет делать?

— Да то, что вы делали всю последнюю жизнь. У вас, знаете ли, очень неплохо получается. Где-то очень далеко, то ли в Конго, то ли на Амазонке, в глуши, считайте, что на болотах, есть некий актив. Сами понимаете, что даже ценный актив быстро загнется, если он на болоте. Вот он и загибается. Вам нужно будет собрать команду, поехать на это болото, найти контакт с местными… Они вас ждут уже, кстати, ну, не лично вас, а тех, кто приедет. Затем надо будет защитить этот актив, а затем поднять его. Со временем выкупите его часть. Рынок сбыта для вашего актива вам обеспечат, поддержку на любом уровне - тоже. Ваша задача этот актив реанимировать и не дать связать его ни с проектом, ни с Ведомством. В общем-то всё.

– Редкое предложение, – Журавль покрутил в руках рюмку. – Сказал бы, даже заманчивое. Подвох в чём?

– Подвох, СанСаныч, в том, что ни я, ни Ведомство кадрами с такой подготовкой не разбрасывается. И между прочим, планы на вас у Ведомства и у Проекта несколько различаются. Не захотите работать с ними - никто не неволит. Могу передать вам гарантии, что никаких репрессий не будет. Правда, и помощи тоже. А вот с нашей стороны... Мы бы очень вас просили поработать инструктором.

– Инструктором в чем, Максим Леонидович? – СанСаныч все так же задумчиво крутил в руках рюмку с не дешёвым, судя по запаху, напитком.

– Да в том же самом, что вы и делали всю свою прошлую жизнь. У нас есть группа детей… Хотя, если не хотите работать с группой, можете поработать с одним из них, он у нас сейчас на острие проекта.

– Туда?

– Туда. И, сами понимаете, ваша помощь как инструктора для нас неоценима.

– Да уж, понимаю. Нам бы Димкой такого инструктора, как я сейчас. Только не там, а тут. А пацан хоть хороший?

– Ха! – не выдержал Рафик. – Лучший! Мой брат. Он, кстати, сам инструктором у одного Майора работает.

– И получается? – одним глотком осушив рюмку, криво улыбнулся Журавль.

– Ещё как! И он, между прочим, не хилый такой фанат какого-то боярина Журавля. И еще боярина Данилы. Ему такие мемуары по долгу службы читать положено, – Рафик почесал нос и вдруг перешёл на просительный тон: – Ну хотя бы познакомиться… Очень просил.

– А знаете, уважаемый, давайте-ка мы с вами один фильм посмотрим, а вы решите, надо оно вам или нет.

Бывший боярин посмотрел в пустой бокал, озорно улыбнулся и попросил.
– А ещё бокал можно? А то соскучился после своего самопала.

***

— Ну и вредный ты ребёнок, Василий. Вот зачем ты на дворянском собрании такой кипеш устроил? Это что, хобби у тебя такое? – допытывался у мелкого шкета мужик, на котором смокинг с бабочкой висел слегка помятым кителем.

– Хобби у меня – мелкая пакость, - парировал пацан.

– Это, по-твоему, мелкая? – вскинул бровь старший.

– Так ты вроде про хобби спрашивал, а не про профессию, – отмахнулся младший.

— Ладно, - махнул рукой взрослый, и его взгляд вдруг стал цепким. -- Проехали. Что ты можешь о них сказать в общем?

— Аристо.

— Занятное определение. В чем подвох?

— "Аристо-" там есть. А вот "-кратии" — нет. У них есть гордость, есть происхождение. Но нет власти правящего класса. Без "-кратии" «-аристо» выглядит... В лучшем случае смешно. Во всяком случае, те, что я видел.

— А обо мне что скажешь? — поинтересовался Майор.

— Хороший, добротный такой аристо.

— Хм... Ты не признаешь за мной власть?

— Власть я за тобой признаю, — вздохнул Василий. — Но тут есть проблема. Аристо в тебе отдельно, а власть отдельно. Твоя власть не потому, что ты аристо, а потому что ты плебей на службе у сильного. Не злись, просто пойми, возможно, это жизнь тебе спасёт. Не сочетаются твои сильные стороны, не дополняют друг друга. Они отдельно и конфликтуют. Как только ты станешь сильнее, тот, кому ты служишь, от тебя избавится. Понимаешь, его власть... Она враждебна аристократии. Нет чести, нет верности присяге... Во главе ставится целесообразность.

— Ты считаешь, что это плохо?

— Как сказать. Нет такого понятия: хорошо или плохо, безотносительно к кому оно применяется. Например, целесообразность. Что ты будешь делать, если предательство окажется целесообразным?

— Надо подумать, я полагаю..

— И на этой фразе можно ставить точку. Аристо. У аристократа даже вопроса не возникнет. Присяга.

— Занятная точка зрения. А не идеализируешь ли ты аристократию?

— Идеализирую ли я д'Артаньяна? Скорей всего. Но мушкетер из захудалого рода - аристократ. Его друзья... Наверное. По крайней мере, они могут проводить черту внутри себя. Разве что Арамис... А большинство в этой книжке - аристо. Не факт, что их метод плох. Просто он другой. Пока аристократия была "кратией", они удерживали власть, а как только они стали играть на поле целесообразности - они проиграли существам куда более целесообразным. Торгашам.

— Мне кажется, ты все же сильно идеализируешь аристократию.

— Кажется? — усмехнулся Васька. — Слишком слабо сказано. Я формулирую принцип, и этот принцип только начинает формироваться. Д'Артаньяны уже родились, но осознают себя слабо. А те, кто, наконец, осознают - они уже проиграют.

— Почему?

— Потому что Средние Века закончатся. У аристократии своя собственная целесообразность. Как только они службу разменяют на прибыль, наступит Новое Время. Ну, помог д’Артаньян настоящему королю Англии, а эффект какой? А его собственный король что о нем сказал? "Какие люди... Бог мой, КАКИЕ люди..." И списал их в утиль.

Василий вздохнул и без особой охоты поковырялся в своих записях.

— Носителями подлинной идеи являются только те, кто её создаёт. Первые христиане. Ты - раб божий, и никакой человек не может тобой владеть. Только Бог. На фоне повального рабства это смотрелось круто. Это совсем не то, что теперешние церкви, для которых, если ты раб Божий, то и раб власти. Первые аристократы – это не те, кто просрал свою власть буржуазии. Нету больше аристократии, есть буржуа с древними корнями. Они думают категориями целесообрасности буржуа, о какой аристократии речь? Аристо... Первые коммунисты, это не те, кто сдал свою страну американцам. Они уже аристо. Но фокус ведь вот в чем — ты приходишь в то место и то время, где они ещё аристо. И вот тут у тебя возникнет очень большой провал. Между "кратией" и целесообразностью.

— И что мне делать?

— Смеёшься, что ли? У сопляка такое спрашивать, — Васька злобно ухмыльнулся. — Нет на это ответа. Во все времена, во всех ситуациях каждый решал этот вопрос исключительно самостоятельно. Вот потому о таких, как д'Артаньян, и пишут книжки.

— И все же мне кажется, что ты сильно идеализируешь.

— А мне не кажется. Я в этом уверен. Только дело вот в чем: я- сопляк. Молодой потому что. Но аристократия в том мире тоже молодая. Я, может, не все понимаю, но могу почувствовать идеал. А вот ты все понимаешь... Правильно понимаешь. А вот почуять способен?

— Любопытный подход. Сам придумал?

— Сам. Не забывай, меня со второй моей пелёнки к этому готовили. А вот дядя Миша, наш историк, мне не особо верит. Может, он и прав... Но он очень целесообразен.

— И все же ты идеализируешь...

— Издеваешься, да? Да я тебе уже пять раз сказал: да, идеализирую. А как должен мыслить сопляк того рода, в который ты попадёшь? Как законченный циник из Конторы? Ну так сдохнешь, как только рот раскроешь. Ты пока не понял ни куда ты идёшь, ни в кого ты идёшь. И притворяться правильным мальчиком из хорошей семьи у тебя не выйдет. Раскусят и сразу в могилку пристроят - роскошную такую, в которую тебя сейчас и вселяют. А когда ты выберешься из той могилки, тебя пристроят в следующую. Твой хозяин и пристроит. Потому что - целесообразно.

***

Герцог, выслушав рассказ профессора, улыбнулся.
– Говоришь, Боярин на тринидадском роме поплыл? Ладно, будет ему ром. Правда, опять же самодельный. Супермаркетов там нет, зато тростника – завались. А с предложением согласился?

– Согласился. С обоими, если мы сможем их совместить. В командировку согласился, потому что тянет его в своё болото, город за эти полгода успел опротиветь. А с Василием поработать, сказал, надо обязательно. У пацана дурь в голове - пропадёт. Нельзя его на нас с Рафиком оставлять.

- Хорошо. Пусть готовится и пока работает с молодёжью. Потом поедет. А потом… Мы ему наших скаутов на практику подгоним. Пусть прочувствуют прелести первобытного бытия.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Пятница, 25.12.2020, 22:23 | Сообщение # 10

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Под фиолетовой меткой пойдут кусочки, которые вряд ли попадут в текст, а хранить в ящике их жалко.

– А какая у тебя любимая птица? – осторожно поинтересовался Майор.

– Кукушка! – убежденно ответил Васька.

– Вообще-то это довольно подлая птица.

– Зато полезная. Эта птица дятлов в колыбели давит.

Майор попытался провести аналогию в свою пользу и результат ему почему-то не понравился.

— Знаешь, есть такой фильм: "Полет над гнездом кукушки"?

— Знаю. Только пролет над гнездом кукушки это как раз и есть позиция дятла. А умный человек в этом месте как раз приземлился. Это я тебе как будущий психопаталогоанатом говорю.

— Ладно, Василий, —майор устало потер переносицу. — Ну а с сегодняшним уроком, ты можешь прямо сказать, чего добиваешься?

— Хм... Наконец-то правильный вопрос. Я отвечу, но при условии, что ты соберёшь пирамидку из тех кубиков.

— Пирамидку собрать? И все?

— Все. Только надо учесть мои пожелания.

— И какие у тебя пожелания?

— Пока никаких, — заулыбалось Стихийное Бедствие.

— Ладно, — майор взялся за кубики.

— А какой в твоей стройке смысл? В подборе кубиков же никакой логики, — скептически прокомментировал Василий, понаблюдав за работой безопасника. — Раз так, то в моих ответах логики тоже не будет.

— Они располагаются в шахматном порядке и правильно чередуются.

— Дебильная логика, - мальчишка склонил голову набок и добавил. — Она мне не нравится, корявенько выходит.

— Ну хорошо, — сказал майор, начав пересобирать игрушку.

— Ну а теперь какой смысл? Ну да, ты ориентируешься на цвет, но какой философский смысл начинать с синего, а потом класть оранжевый. Разве не логичнее идти по правильному порядку цветов?

— Просто синего больше всего.

— А мне какое дело? — удивился Васька. — Мы же про смысл говорим.

Майор начал молча пересобирать пирамиду.

— Если идти как ты хочешь, то надо начинать с красного, а красных кубиков недостаточно для основания.

— А ты что, сразу этого не видел? — ухмыльнулся Васька.

— Так какого хрена ты мне про цвета втираешь?

— А я тебе чё, конструктор бытия? — во все тридцать два заулыбался мальчишка. — Я ОППОЗИЦИЯ. Мне похрен, чего ты мне там наваяешь, чтоб ты ни сделал, это все равно неправильно.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Понедельник, 28.12.2020, 01:33 | Сообщение # 11

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Отступление 6. Невры

– А как вообще происходит отбор кандидатов? – поинтересовался Майор, не рассчитывая, впрочем, на ответ.

Василий задумался, а потом неожиданно ответил:
– По генетике.

Оперативник настолько удивился тому факту, что Василий решил ответить на вопрос по технологии переселения, казалось, нарушив жёсткий запрет профессора вообще поднимать эту тему, что даже не нашёлся с продолжением разговора. Тем не менее Василий продолжил.

– Ромка рассказывал, что во времена Академика этот момент толком не понимали, так что добровольцы часто и не выживали. Вроде процесс запущен, и отработал как надо, А на выходе имеем мёртвого пациента и нетронутую могилку носителя. Не прошёл перенос.

– Как ваш с Романом отец?

– Отец прошёл. Он не вернулся.

Васька замолчал, что-то обдумывая, а майор затаил дыхание, боясь спугнуть момент и понимая, что рассказывает ему все это научный сотрудник старшего школьного возраста не просто так. Мальчишка, видимо на что-то решился и продолжил:

– Во-первых пятно это… Место, где Припять впадает в Днепр. Это – граница нескольких славянских культур. Пражская, Киевская, Колочинская, еще Пеньковская – это анты. А недалеко… Хотя как недалеко, циркулем померить – Костёнки. Похоже, там вообще чуть ли не первые европейцы появились. Но все же перекрёсток культур на Припяти один из самых серьёзных, пусть даже они сильно разнесены во времени.

– Потому там и возникло пятно?

– Нет, – Васька был настолько серьёзным и не похожим на самого себя самого. А ещё майор вдруг понял, что этот странноватый подросток сейчас подпустил его настолько близко к себе настоящему, насколько редко кого подпускал.

– Нет, – повторил Василий. – Скорее всего этот эффект оттого, что пятно тут имелось. Ну и болота, даже сейчас громадные, не способствовали активному смешиванию. А раньше на месте бассейна Припяти вообще громадное озеро было, море Геродота называется. Не точно, конечно, но скорей всего, что эти болота на месте озера и остались. Но дело не в культурах, и даже не в народах. То, что рассказал единственный вернувшийся оттуда человек… Ну, мне это вообще трудно представить. Я пока могу только пользоваться предположениями нашего историка. Началось все в Украинских степях, чуть ли не во временам Геродота.

– Скифы?

– Рядом со скифами жил один народ, невры назывались. Если верить нашему историку, то скорей всего о них речь идёт. Сами скифы считали их за колдунов, и между прочим, были уверены, что каждый невр раз в год превращается в волка, и проводит в таком виде несколько дней.

– Обряд какой-то?

– Угу, но что за обряд… Тот, кто рассказывал это нашему человеку, либо не помнил уже, либо не считал возможным посвящать. Но известно, что всего невров было тринадцать родов. По числу созвездий Зодиака.

– Но их же двенадцать.

– В древности было тринадцать. Последнего – Змея, а по-нашему – Змееносца, позже выкинули, чтоб число красивое получалось, но изначально их было все же тринадцать. И Зодиак, если ты не в курсе, означает – Звериный круг. А выкинули как раз его, Велеса.

– То есть они поклонялись?..

– Нет. Не поклонялись они этим зверям. Это позже уже пришло. Просто было тринадцать родов и образовывали они один круг. Внутренний круг. Двенадцать тотемных камней вокруг солнца – очага.

– Постой, – Майор вспомнил уроки историка команды профессора, – ты мне сейчас не про Велесов круг рассказываешь?

– Именно про него. Только тех, кого предки за богов почитали, невры ещё князьями помнят. Точнее – царями. Да что там… Волхв зверя Индрика описывал – мохнатый, здоровый, с двумя хвостами.
– Мать моя… Они что, мамонтов помнят?

– Да кто их знает, что они помнят. Может, что-то в Костёнках видели - на костяную могилу волхв прямо указывал. Тут другое важно: все тринадцать родов, похоже, имеют общего предка – Волхва-прародителя, Велеса, который и завёл манеру скот держать, вместо того чтоб бегать за ним по всей степи. Но вообще тут даже прямую речь Велесового волхва интерпретировать очень трудно. Многие легенды утеряны, вместе с потерянными родами, некоторые изменились вместе с самим культом. А некоторые менялись целенаправленно. Самое занятное тут то, что от этого предка, князя, точней, царя Велеса, им достался очень любопытный вариант культа предков, и ещё более любопытная особенность. Прежде всего, они верили в то, что предки всегда стоят рядом с живыми, в тяжёлые моменты приходят к кому-то из Тотемного Круга во сне, а если вообще край, то кто-то из предков соглашается спуститься в мир живых, занимая тело одного из детей. Вот он и становился высшим жрецом-царём круга. И слово предка всегда было – закон.

– Это… – Майор с трудом сглотнул, – Это то, что мы сейчас делаем?

– Это то, с чего все началось, и то, что тебе надо понимать, чтоб выжить. Академик наткнулся на видящих сны, и уже потом стал разрабатывать методику переноса. Но фокус как раз в том, что эффект двусторонний. Предки тоже видят сны. Что там было раньше, уже и волхв не помнил, только пыль пускал, но первое достоверное известие, подтверждённое историком, мы имеем. Предок из рода Пардуса предсказал, что на скифов нападут иные, далеко с востока. И по землям племени сначала прокатятся скифы, потом персы, а потом опять скифы. И предок решил оставить землю и уйти в другое место. Вот они и ушли, на Нерву, как полагает дядя Саша. А затем царь велел вернуться, вот сюда, в это Пятно. К этому времени там уже должны были быть болота. Предки там уже будут ждать. Вот и переселились они на Припять, близ Турова. И, что ещё интереснее, на новом месте сны стали появляться чаще. Что, собственно, и подтвердило правоту Предка-Царя. Одна беда только постигла народ – они не все вернулись, часть ушла на запад, во всяком случае дядь Саша говорит, что в Римские времена их где-то чуть ли не в Бельгии упоминали. Ну а потом на Припяти стали появляться и другие культуры – та же пражская. Потом пришли дулебы, которые и были предками древлян и дреговичей, которые обитают там по сей день. А остатки невров вытеснили ниже, к Случи и Горыни. Точнее, сами ушли, прятались, спокойных мест искали. Как, собственно, и завещал предок-пардус.

– Получается, что я…

– Невр, – кивнул мальчишка. – Как и я, как и Димка. У него вообще непонятно откуда этот признак пришёл.

– Мистика какая-то.

– Ага. Переселение душ – всегда мистика. А вот способность к ней определяется, судя по всему, одной мутацией в Y-хромосоме, которая нам от Велеса и досталась. Так мало того, что признак редкий, так он ещё и рецессивный. Пока они жили у себя на болотах, он чаще проявлялся, а как начали рассеиваться, так и стал исчезать. Волхв считал это наказанием за грех предков.

– Что за грех?

– Раскол. Что там было, толком не понятно. Во-первых, Предков после исхода больше не появлялось, оставались только видящие, да и те мало что могли толкового сказать. Все же жизнь на болоте к кругозору не располагает. Есть очень важный обряд, когда появившегося Видящего отправляли во внешний мир, для того чтоб развить его дар, но не все из того похода возвращались. Наш человек и известный тебе Димка в этот хадж ходили. Еле ноги унесли. Потому и готовят тебя… вот так. Потом волхвы что-то не поделили со жрицами. У тех-то культы свои были, отдельные, но видящих среди женщин нет. Дар передаётся по мужской линии. Вот роды, у которых видящие перестали появляться, и ушли. А потом возник и конфликт со жрицами.

– И они начали феминизацию?

– Ага. А потом эмансипацию, а потом просто увели часть родов. Судя по всему, какой-то князь из рода Туров этот город и основал. Во всяком случае, там какие-то претензии возникали настолько часто, что в конце концов это княжество переподчинили Киеву. В Погорынье осталось, собственно, немного – Медведи, часть Туров, Белки, Лисы, Соболи и Лоси. Ну и Велесы - эти в принципе никуда уходить не захотели. И вот тут есть вторая вещь, которую тебе надо очень чётко понимать. Для того, чтоб перенос удался, тебя не только отсюда должны отправить, но и там принять.

– Тоже мистика?

– Нет, сплошная невропатология. Взрывное формирование ядра новой личности для ребёнка шок. А соприкосновение личности носителя и кукушонка – ещё больший шок. Вот только жрецы невров с этим явлением со времён мамонтов знакомы, и имеют на этот случай правильный ритуал. Тут тебе и медицина - бывает и откачивать надо - и тот же гипноз. По сути, ритуал усыпляет на некоторое время личность носителя и даёт возможность «предку» расположить в избраннике своё сознание.

– Поэтому мне и поменяли программу?

– Именно поэтому. Судя по рассказу вернувшегося, на момент, когда ты прибудешь, имеется только два человека, которые способны провести такой ритуал. Первый - это Великий волхв из Велесов. Из Видящих, между прочим, хотя его сны видениями трудно назвать. Как ты сам понимаешь, прямой потомок того самого Велеса и есть. Вот он и владеет изначальным ритуалом, хотя сути его, похоже, уже не понимает. Зовут его Кряж, дед он… очень своеобразный. Но предок для него многое значит. Вторая – тоже Великая Волхва и тоже Велесова. Род у неё другой, и она считает Велеса не за предка а за бога. Кряж ненавидит её люто, и однажды дулебкой назвал. И звучало это как ругательство. Для неё предки это не столько вожди народа, сколько её личная опора, дающая право власти. Но надо отдать должное, этим правом она пользуется виртуозно.

– Из эмансипированных, значит. Ну, а ко мне это каким боком?

– Про бока тебе подробней дядя Максим может рассказать, ну, ещё Ромка своей машиной прививки ставить начнёт. Но главное, что ты должен чётко понять – волхва та до власти жадная. И власть над людьми её уже не так чтоб интересует. Ей надо запредельные знания, потусторонние. И ради этого она пойдёт на все.

– Откровений хочет?

– Не только. Мистика само собой, но знания НАШЕЙ СТОРОНЫ ей тоже интересны. Просто она их воспринимает… как по мне так дико, а как волхва.. ну наверное так и надо. Но по-любому – не поверили жрицы, что они не могут. Решили, что старшие жрецы ради власти знания скрывают, вот от того вражда пошла. И тебя эта вражда касается напрямую. Мы получили данные по переселению Димки. Так вот, на подселённое сознание она уже влияния не имеет. После Матрицы, Властелина Колец и Звёздных войн бабка с болота нас мало чем может поразить. А вот до подселения – вполне. Так вот Дмитрия она обнаружила первой и привела к Кряжу. По факту она им за место у Круга предков расплатилась. Вот только она отлично знала, что после ритуала она на предка никак не повлияет, потому и поставила закладочку на носителя. А потом, когда сочла, что пора, она за эту закладку и потянула. И вытянула на свет божий осознавшего себя носителя. Мы их называем – Младший. Обычно Младший и Старший сливаются, образуют общее сознание, хотя если Младший с гонором, то он характер постоянно проявляет. Он не мёртв, он внутри и довольно активно влияет на принятие решений. Там охренеть какое подсознание. А тут она это подсознание отделила, вывела как самостоятельное, да ещё и защитила от Старшего. Короче, призвала Младшего. И этот Младший – в истерике. Все эти светящиеся мечи, сокрушающие планеты звездолёты, бомбардировки, превращающиеся в пепел города, орки, гоблины, ожившие мертвецы… Вот все это он принимает за чистую монету и считает нашим миром. При этом он полагает, что это существует прямо сейчас, просто другие этого не видят, а он видит. В Димкиной памяти, поскольку там он сейчас и живёт.

– Ничего себе!..

– Вот тебе и ничего. Моя память, между прочим, засрана не хуже. А про твою вообще молчу.

– И всё же, каким образом это относится ко мне?

– Сейчас ты пойдёшь работать с Рафиком, и первое, что он тебе скажет, что, судя по твоей энцефалограмме, процесс подселения уже пошёл. Уже слышен пульс Младшего. Но мы точно знаем, что Кряж тебя не принимал, он из своих болот точно не вылазил. Значит, у нас есть только одно разумное объяснение – Нинея.

– Так, я так понял, что это совершенно свежие данные? – Майор потёр виски. – Мне нужно поговорить с вашим человеком, который вернулся.

– Нет. Нет времени.

– Поясни.

– Ты же аналитик. И ты знаешь, кто твой заказчик. Тут два варианта. Или экспертиза покажет, что он… – Василий чуть запнутся, – таки сын своего народа, а, стало быть, его шанс на подходящую хромосому исчезающе мал. Или она покажет, что он таки невр, а не… представитель своего народа.

– У него народ по матери считается, но все равно, заказчик на это не пойдёт. В другое время – на это было бы наплевать, но вот конкретно сейчас – вряд ли. Его положение не настолько отчаянное, чтоб сбежать, но достаточно сложное, чтоб стать отчаянным по возвращении. Но это означает, что вся эта затея для нас не имеет смысла.

Майор посмотрел на Василия и вдруг наткнулся на взгляд человека, который изучал его, Майора, как муху в банке.

– В самом деле, – тщательно подбирая слова, просветил его отрок, – это означает, что шлёпнут тебя не по возвращении ОТТУДА, а прямо сейчас.

Майор закаменел.

– Сам подумай, твоя социальная адаптация заключалась в том, что ты приобрёл свойственную твоему будущему носителю независимость, причём эту независимость ты научился отстаивать. И если твой куратор вначале возражал против такой подготовки, то сейчас махнул рукой. Это первый звоночек. Камеры наблюдения сейчас Конторой не мониторятся. Это - второй. И главное, он уяснил, что между заказчиком и профессором Майор – совершенно лишнее звено. Особенно если из под-носа Конторы его уведёт какое-нибудь Ведомство. Заказчик из проекта выходит, и лишние свидетели ему не нужны. Слишком опасно оказалось… Не только из-за генетических корней. Он сделал для себя и другие открытия. Например, что он вляпался и его выдоят.

Майор сделал осторожный вдох, а потом потянулся в карман, за сигаретой. Достал, поглядел на неё, а затем смял и бросил в урну.

– Какой умный мальчик. И не боишься играть в игры взрослых дядей?

– Я в эти игры с десяти лет готовился играть, – чуть насмешливо, но все же серьёзно, без тени былого ёрничанья, ответил малец. – Я, если помнишь, собирался вселяться в ту самую тушку, что и ты, так что играть в игры взрослых дядей – часть моей социальной адаптации. А в последнюю пару лет и практики немного появилось. Именно потому, что пришлось тусоваться перед носом взрослых дядей.

– Ну, давай, играй, – оперативник откинулся на спинку уже ставшего привычным лабораторного кресла. – Не зря же ты мне это говоришь.

– Может, и не зря, – Васька отвернулся и стал заниматься своим любимым в этой лаборатории делом – разглядывать пауков в банке. – Только, чтоб сыграть с тобой, мне надо знать, какие выходы для себя видишь ты?

Майор задумался. Пререкаться и играть «на щелбаны» с мелким сейчас совершенно не хотелось.

– А никаких. Долго водить клиента за нос у вас не получится, а значит, и развязка будет очень быстрой. Вас вряд ли тронут, уж больно к месту в твоём деле то сочинение, про дочку Герцога, оказалось. А вот меня Полковник зачистит быстро.

Васька обернулся и кивнул.
– А потом заказчики зачистят самого Полковника.

– Не тяни кота за удовольствие, – резко произнёс Майор. – Начал, так продолжай. Выход же есть? Не зря ты этот разговор затеял при отключённой камере.

– Все, что я знаю про выход, это то, что он есть. Но он не здесь, он ТАМ. Все что тебе надо сделать, это попасть ТУДА и там его найти. Проф племянника туда не просто так отправил… так что выход есть. Попадёшь ТУДА, ищи Димку. Если ты поможешь ему, он наверняка поможет тебе.

– Ну, а после возвращения?

– Это, скорей всего, будет зависеть от успеха твоей миссии. Не один твой заказчик интересуется её результатами.

– Герцог, значит, – Майор барабанил пальцами по мягкому подлокотнику кресла. – Значит, все-так Герцог. И он обещает?..

Васька деланно тяжело вздохнул.

– Незачёт. Князья, герцоги и короли никогда никому ничего не обещают. Ничего такого, что они не могли бы обойти. Они игроки, и спокойно жертвуют фигурами, если те делают неправильные ходы. А любой самостоятельный ход фигуры – неправильный по определению. Но если уж ты стал ходить сам, то твоя задача…

– Дойти до последнего рубежа и стать фигурой, которую не станут трогать. Только вот не дадут мне и шагу сделать. Тут-то ты выход знаешь?

– Да откуда? – деланно удивился Василий. – Что я могу знать такого, чего не знают взрослые дяди… Хотя… Вот могу знать про машину, на которой ты сидишь.

Майор осторожно покосился на своё кресло.

– Ты вообще в курсе, что она под тебя уже полностью настроена? И сейчас очень правильное состояние пятна. До завтрашнего вечера, кажется. Проф сейчас твоего Полковника самодельным кальвадосом развлекает, случай чего, пока они сюда доберутся… Один Рафик на дежурстве, на всякий случай. А знаешь, какие случаи бывают всякими? Когда у человека, у которого уже начала двоиться энцефалограмма, при правильном состоянии Пятна начинается самопроизвольный перенос. Тогда Рафику, хочешь-не хочешь, придётся нажать на вон ту оранжевую кнопку. Она ведь не перенос запускает, а реанимацию для тушки, которая ушла в кому. Дело-то не в этом. Дело в том, будешь ли ты сидеть в этом кресле, когда перенос начнётся, или нет... – Василий опять картинно вздохнул, поднялся с кресла, повесил свой халат на вешалку и произнёс: – В общем, зачёт по моему курсу ты сдал. Мне тебя готовить больше нечему. Так что давай, ищи свой выход, а я потопал. Без всяких тут Майоров дел полно.

– Ну, а тебе это зачем? – бросил вдогонку уходящему мальчишке Майор.
Тот озорно ухмыльнулся и, не отвечая, просто закрыл за собой дверь. Ну кто же объясняет свои мотивы фигурам? Они от этого неправильно ходят.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Коняга

Дата: Четверг, 01.04.2021, 04:04 | Сообщение # 12

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Сцена пира (из третьей части)

Тимка намотал пятый круг вокруг наглухо прикрывшейся своей свитой Хельги и, убедившись, что пробиться к невесте ему таки не дадут, пожал плечами прямо перед вздёрнутым Хельгиным носом и отправился к отцу.

— Па, а что такое социческое исследование? А то Михайла говорил, а я так и не понял.

— Правильно - социологическое. Это такое исследование, которое позволяет выяснить, как народ – то есть социум — отнесётся к какому-нибудь твоему решению. И если окажется, что не очень, то такое решение можно применять с очень большой осторожностью.

— А например?

— Хм... вон видишь, Юрий в своём кресле сидит и скучает. Почему?

— Он скромный. Не любит навязываться.

— Вот и проведи опрос насчёт скромности у социума... Ну вот хотя бы у этого, — Данила кивнул на пирующую компанию. — Только запомни, задавать вопрос прямо нельзя, а то они ответят тебе как правильно, а не как думают. Надо спровоцировать, чтоб они тебя уму-разуму поучили. Вот тогда они будут искренни. Понял?

— Кажется, да... А как это делается?

— Обычно задают всем, кому ни попадя, один и тот же вопрос. Ну и смотрят на ответы. Нужно только правильно вопрос поставить... — Данила на миг задумался. — Вот смотри, чем сейчас народ в горнице занят?

— Ха! Хвосты друг перед другом распускают! Ну, прям павлины.

— То есть хвастаются, — кивнул Данила. — Ну так ты подлови на хвастовстве, и скажи, ну дескать, ты от скромности не умрёшь. Вот и послушай, что ответят. А главное, не забудь потом Юрке передать.

***

— Смерть от скромности? — пожевал губами отец Моисей. — Как-то гордыней отдаёт. Нескромно это...

***

— Не, Тим, от скромности нам с тобой умирать не с руки, — задумчиво пробормотал Мишка. — От скромности должен помереть вон тот нурман, что цепляется ко всем подряд.

— А он захочет?

— Ну... Не захочет — заставим. Только надо придумать, чтоб он помер именно от скромности. Глядишь, и врагов не наживём.

***

— От скромности? — Фифан задумчиво поболтал стопку. — Бывает, и от скромности. Паршивая смерть, — скривился он.

***

— Я, что ли? — изумился Прошка, прервав эпичный рассказ о вразумлении Ворона. — Подохнуть от такого? Ну, ты загнул...

***
— Не, ты вот скажи, вон тот мелкий свей может умереть от скромности?
— Ни в жисть!
— А отец Моисей?
— Не богохульствуй.
— А Хельга?
— Сдурел?
— А Елька?
— Не думаю...
— Так это, по-твоему, только я должен сдохнуть от такой ерунды? — набычился Шмяк.

***

— Ну и что показало твоё исследование? — спросил Данила вернувшегося Тимофея.

Ленька с Алексеем, с любопытством наблюдавшие за тем, как Тимка рассекал по залу, навострили уши.

— Я ещё не закончил, — отмахнулся мальчишка. — Но Юрке уже могу сказать: смерть от скромности в социме не популярная.

— В социуме, — поправил Тимофея нахохлившийся Юрий.

— Да хоть где, — фыркнул Кузнечик. — Говорю ж тебе – идея плохая.

— Да понял я, понял, — пробурчал Юрка, покосившись на Данилу. — Но мне-то чем хвастаться прикажешь?

— Мозгой! — уверенно ответил Тимофей. — У тебя её много, на всех хватит!

— Ага, много ты помозгуешь в кресле с колёсиками перед этими бугаями.

— Подумаешь! — отмахнулся младший. — Ты вон видел, как те бугаи чуть не передрались за кресло? Кто к папке с дядькой Хьяриком ближе сядет, не поделили. А у тебя своё! На колёсах! Куда захотел, туда и подкатил.

— Молодец, — похвалил сына Данила. — Вот это и есть пример позитивного мышления.

— Да чего с ними говорить-то? — не сдаваясь, буркнул Юрка.

— А с ними говорить не надо, — встрял в разговор Макар. — С ними надо решать вопросы. И если тебе ничего не нужно для себя, реши для кого-то. Вон, на Тимофея посмотри. Так-то он вон какой умный, а приглядеться – какой уже круг по залу наматывает, а к Хельге подойти все не решается.

— А чего она со своими девчонками... — густо покраснел мальчишка.

— Вот и реши вопрос, — усмехнулся в бороду Макар, хитро подмигнув Юрию. — Сможешь?

— Хм, такой вопрос решить, да, — у отрока начали разгораться глаза. — А ну, Тим, нам сейчас к дядьке Белику.

Юрка тронул колеса кресла.

— Давай, я помогу, — подскочил к брату Тимофей.

— Стой, нельзя, — остановил крестника Макар. — Нельзя его катить, это выпятит слабость. А вот если сам, да ещё и держаться будет, как умеет, это другой коленкор. Хм... И вот что, — Макар огляделся по сторонам и, заметив близнецов, кликнул: — Эй, отроки, а ну, подите сюда. Надо изобразить почётный караул при боярине Юрии. Только не прислугу, а грумов. Вот как охрана при боярине Даниле. Ясно?

— Думаешь, справится, боярин? — тихо поинтересовался Макар, наблюдая как процессия, возглавляемая отроком в кресле-каталке, уверенно пересекает зал.

— В своих делах точно, ещё и получше, чем мы. А вот со взрослыми совладать ему пока сложно. Посмотрим.

Белик, углядев отроков, которые приближались к столу, оккупированному дружной компанией любителей выпить и закусить, не отходя от расположенной рядом же плиты, чуть напрягся — уж очень официально выглядели мальчишки, прям посольство какое.

— О, мелкие, — отметил их присутствие шеф-повар банкета. — Кхе... Боярин Юрий, боярич Тимофей, поправился он, получив тычок под бок от Грека и ещё раз поглядев на старающегося держаться строго Юрия, осторожно добавил: — Рад, что подошли. Не надо ли чего? Вот, угощайтесь. Прямо с плиты!

— Спасибо, дядька Белик, — вежливо наклонил голову Юрий. — Я сыт, не объесться на вашей готовке может только мёртвый, и то, если он умер не от обжорства. Дело не во мне, дело в Тимофее.

— А с ним что не так? — Белик окинул взглядом слегка округлившийся Тимкин живот.

— Да и с ним все так. Дело в Хельге. Она спряталась среди своей свиты, и Тимофей никак к ней добраться не может.

— Да что там добираться? — удивился Хьярвард и кивнул одному из близнецов. — Ну-ка отрок, кликни-ка её.

— Ну да, — Белик критически оглядел даже не пошевелившихся близняшек, и перевёл взгляд на вежливо улыбающегося Юрия. — Придумал что?

— Кликнуть её просто, да не поможет это – она потом опять спрячется. Она хоть нос и задирает, но стесняется как бы не больше, чем вон Тимофей. Нужно, чтоб она сама открылась, ну, как улитка из скорлупки.

— Ну и как вы собираетесь это сделать? — хмыкнул Хьярвард. — Посольство-то у вас да, внушает.

— Посольство отодвинет свиту, — согласился Юрий, заработав уважительный взгляд нурмана. — А вот Хельге... Мне вот тут дядька Данила сейчас один рецепт подсказал. Очень забавный.

— Ну-ка, ну-ка, — навострил уши Грек. — У Мастера все рецепты забавные.

— Нужно нарезать дольками яблоки и груши, обжарить чуток на коровьем масле, они тогда слаще станут. Красиво выложить на тарелку, ягодой украсить. Можно ещё вон тех заморских фруктов добавить, сушёных, но не много. Пару кусочков сахара, если не жалко.

— А забавного что? — не слез с темы Фифан.

— А забавное тут то, что все это надо полить подслащеным кальвадосом и поджечь. Дядька говорит, что спирт сам по себе горит, а если чуток пеплом припорошить, чтоб не заметно было, то и сахар гореть будет. Вот эту тарель Тимофей невесте и поднесёт.

— О... а ведь правда ведь, делали похожее, только не поджигали. А ну-ка отрок, — кивнул он вытянувшемуся по стойке смирно близнецу, — мухой на кухню, блюдо принеси. Скажи бабам - самое красивое, расписного фаянсу.

Юрий повернул голову и, поймав внимательный взгляд отрока, чуть кивнул.

— Есть, — отреагировал тот и опрометью кинулся в сторону кухни.

— Надо же, — ухмыльнулся ярлович, проводив взглядом отрока, — а ведь получится. Точно получится. От этих отроков ваших, девки-то Хельгины как моль от лаванды шарахнутся. А сестрёнка... Ну нет, от огненного блюда она точно не откажется. Только ты это, когда готово все будет, впереди Юрия иди. Тогда им некуда деваться будет, выпустят они твою Хельку из скорлупки.

– А чего ж не получится? Я сейчас такое блюдо выложу – и гляделки заискрят, и пальчики слопают!

– Ну, ты, дядька Белик, от скромности не умрёшь, – под сдавленное хихиканье Юрия запустил соцопрос Тимофей.

— От скромности! Ты совсем заврался, боярич! — возмутился Белик. — Настоящий вой может помереть только от обжорства. Ну, или выпьет лишку.

— А не в бою? — удивился слегка осоловевший Хьярвард.

— Сначала пусть достать попробуют, — хмыкнул шеф-повар банкета. — А от обжорства в самый раз. Тут, понимаешь ли, можно время выбрать. Не так что бы рано, но и не слишком поздно, чтоб от немочи куропатка под черносливом в горло не лезла. Умирать надо вовремя, достойно и вкусно! Предки оценят.

– А почему Хелька, дядь Хьярик? – отловил необычное звучание имени наречённой Тимофей.

– Да, было дело… У нас то, что вы адом зовёте, Хелью называют. – Тимка с Юркой знающе кивнули. – Так вот играл я с сестрёнкой однажды в Серого Волка. Помнишь такую игру?

– Ага, – обрадовался Кузнечик. – Это когда я маленький был, а ты меня на четвереньках догонял. Весело было!

– Ну вот я её догонял-догонял, а потом в угол и загнал. Рычу, значит, и скалюсь: «А вот сейчас я тебя ка-а-а-к съем!» – Хьярвард скривился и потёр лоб. – Ну так она поленце с пола подхватила и как влепит мне по лбу: «А ну зубы спрятал. Быстро!». Аж искры из глаз сыпанули. С тех пор у нас её Хелькой и прозвали. Адской Девкой, по-нашему.

– Огонь-девка, – рассмеялся Белик. – Держи своё блюдо. С ним у тебя точно все получится… Ежели она его тебе на голову не наденет.

Собственно, все и получилось. Делегация от Кордона, как горячий нож масло, рассекла Хельгин "двор", состоявший из мелких и не очень нурман, и Тимофей молча, двумя руками, протянул девчушке расписное блюдо, с мягко переливающимся голубоватым огнём лакомством.

— Это… мне, да? — Хельга, растеряв свой гонорок, переводила взгляд с весело прыгающего по сластям огонька на горящее лёгким румянцем лицо Тимофея.

— Мир? — мальчишка сделал ещё один шаг вперёд.

Хелька вздохнула, подумала, ещё раз оценила блюдо и решила:
— Мир. Но только в этот раз. А то пони ему больше невесты понравился! — хмыкнула она. — И вот ещё, — ярловна шагнула к опешившему мальчишке, приподнялась на цыпочки и, зажмурившись, чмокнула его в щеку. — Пусть не думают! А съесть это как, оно же горит?!

Тимка поставил блюдо на столик возле Хельги и взял у Елизара какой-то свёрток. Елисей, между тем, стряхнул с кресла какого-то нурманёныша и пододвинул сидение к Тимофею. Тот, не обратив ни малейшего внимания на шипение рассерженного мальца, уселся напротив Хельги, развернул свёрток и, протянув одну вилку невесте, пояснил:

— Вот. Накалываешь и забираешь. А на вилке оно само погаснет.

— Между прочим, — Юрка обвёл взглядом насупившихся мальчишек из Хельгиной свиты, — вон там, возле плиты, бабы дядьки Белика ещё сластей готовят. Вы же не оставите девочек без сладкого?

— Надо же, — Хельга, успевшая наколоть на вилку кусочек груши, проводила взглядом разогнавшуюся к плите свиту. — А брат-то у тебя и вправду боярин. Смотри как он их... Почти как я!

– Ну, ёё ты от скромности не умрёшь, – рассмеялся Юрий.

— Это ты о чем? — не поняла сути вопроса Хельга.

— От скромности? — переспросил один из самых старших Хельгиных отроков, почти юноша, доставая откуда-то из-за спины лютню. — Хм, от скромности, значит. То есть, рыцарь валит дракона, добывает кольцо, мчится к своей даме, и вдруг выясняет, что пока он бродил по драконам, она уже замуж выскочила. Удачно, я так думаю. А он принёс ей кольцо, прям к венчанию, и помер... Хм... Хорошая сага может получиться. Вот только не пойму, причём тут скромность?

– Бард? – поинтересовался Кузнечик у Хельги.

– И этот туда же… – отрок вздохнул. – Скальд я. Скальд!

– И ничего не скальд, – отшила его Хельга. – Ученик только. Так что соглашайся на этого… барда. Боярин Данила плохо не обзовёт.

***

— А не плох сын Журавля, – заметил подошедший к Даниле с Макаром Хьярвард. - Мелочь двумя стайками тут рассекала, друг дружку не задевали, но и не смешивались. А теперь,гляди-ка, в одну кучу сбились. Интересно, чем заняты? Даже скальд наш молчит, а это и вовсе редкость.

— Боярин Юрий Тимофея нашего впереди себя вытолкнул. Сказку сказывает. Все уши и развесили, а тот - его бардом обозвали - так пуще всех. Если что не понятно, так он ещё и своим переводит, — произнёс один из отроков, что стояли рядом с Макаром.

— Ну, это он умеет, — ухмыльнулся Данила. — Только приглядывать за ними все равно надо.

— Ленька, Леха, — хмыкнул Макар. — Там, вроде, девки безхозные наблюдаются. Уделите внимание. Да и приглядите заодно.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Четверг, 01.04.2021, 04:06

Коняга

Дата: Воскресенье, 25.07.2021, 19:24 | Сообщение # 13

Сотник

Мастер

Группа: Советники

Сообщений: 3334

Награды: 2

Репутация: 4093

Статус: Оффлайн

Водородная бомба. (из третьей части)

В лаборатории, а это было презанятнейшее и препривлекательнейшее место во всей Слободе, во всяком случае, с точки зрения мальчишек, царил лёгкий полумрак. Лампы под стеклянными колпаками окружающий интерьер, конечно, как-то освещали, но горели они не все, а ставни, полностью закрывающие большое застеклённое окно (офигеть от такой роскоши), были плотно закрыты. Вдоль стен расположились молчаливо холодные тигельные печки. Дубовые шкафы за крепко запертыми дверками хранили несметные богатства, кружащие мальчишечьи головы одними только названиями – тигли, колбы, пробирки, а главное – реактивы. В углу, подозрительно щурясь приоткрытой стеклянной дверкой, расположился солидный вытяжной шкаф, что и неодобрительно взирал на творящееся в лаборатории безобразие.

Но главным старожилом этого места был Лабораторный Стол. Величественный, пусть даже чуть побитый особо едкой кислотой, выполненный из крепкого дуба, он видел на своём, почти пятнадцатилетнем веку много разных чудес, и твёрдо намерен был увидеть ещё больше. А конкретно сейчас он присматривал за проводящими незамысловатый эксперимент двумя мальчишками, а главное – целостностью своей столешницы он отвечал за их безопасность.
А над ней, этой столешницей, осторожно возвышались две лохматые макушки – чернявая и ослепительно белая, и четыре глаза – два голубых, да что там, почти белых, как облака на небе, и два карих, как старый, выдержанный во времени янтарь.

– Ну, вроде все, запускаем, – удовлетворились осмотром карие глаза.

– А это что? – хлопнули вопросом голубые.

– Лабораторный аппарат Киппа, – солидно ответствовали карие.

– А что он делает?

– Водород.

– А что такое водород?

– Газ такой.

– А что такое газ? – округлились белёсые глаза.

– Ну… Это как воздух, – задумались над ответом карие.

– Так эта штука воздух делает? – озадачились белёсые.

– Нет, водород, – вздохнули карие. – Знаешь, Глузд, ты хорошие вопросы задаёшь, но чтоб ответить надо почти год рассказывать. Давай ты лучше в школу к Фифану пойдёшь, он всяко лучше меня объяснит.

– А он возьмёт? – робко поинтересовался Глузд.

– Возьмёт, конечно, – ответствовал Кузнечик. – Куда он денется.

– А вторая штука, это что? – поинтересовался Глузд, пряча некстати навернувшийся на лицо румянец.

– А, та? Бульбуратор. Водяной затвор, – пояснил Тимка.

– А зачем?

– Если водород загорится, то пламя на затворе и остановится. Аппарат Киппа не грохнет.

– А что, воздух горит? – изумился Глузд.

– Водород горит. А воздух активно участвует. Вот что. Когда я скомандую «ховайсь», сразу ныряем под столешницу. Не раздумывая, понял? Пока не поймём куда цилиндр летает. А когда скомандую «крути» – крутишь вон ту ручку, что на машине под столом.

– А что такое машина?

– Механизм такой. Конкретно эта – электроформная машина. Искру делает. Ну, молнию маленькую.

– Молнию? – округлились белёсые глаза, стрельнув взглядом куда-то под стол. – А Перун тоже машиной делает?

– Так, – Тимка перекрыл бронзовый кран на аппарате Киппа, а заодно и поток сознания, истекавший из Глузда. – Крути! Ховайсь! Вау!!! К дверям улетел. В ушах звенит? Пройдёт. Тащи цилиндр сюда, теперь можно смотреть, как летает.

– Цилиндр, это тот котелок, что в потолок улетел?

– А чего это у вас тут? – дверь приоткрылась, и в лаборатории появилась голова Шмяка. – О, водород глушите, пока Грека нету! И я с вами.

Три макушки и шесть глаз – карие, белёсые, и серовато-голубые под прикрытием крепкого и мудрого Лабораторного Стола наблюдали за процессом, что проходил на его столешнице.
– Хватит, – скомандовал Кузнечик и Шмяк перекрыл кран. Кислота в аппарате Киппа неохотно поднялась в резервуар. – Крути!

– Во! Ещё давай! А цилиндр побольше есть? – в избытке чувств Шмяк высунулся из-под столешницы всей веснушчатой рожицей.

– Стремно, – засомневался Кузнечик. – А вдруг услышит кто?

– А Фифан не заругается? И мама? – вдруг от чего-то смутившись задал вопрос Глузд.

– Да.. А… – и Тимку вдруг осенило. – Так ты что, на Фифана как на папку нацелился?

Глузд отвёл взгляд в сторону пламенея, как вареный рак на блюде, выложенном льдом. Шмяк на всякий случай отодвинулся от булькающего водородом аппарата Киппа – а вдруг полыхнёт.
– А что, – наконец нашёлся рыжий. – Шикарная пара будет: выпивка да закусь! Плава, между прочим, хорошая кухарка, папка сказал, в ученицы возьмёт. Если Плава захочет.

– Ага, – рассеянно кивнул Тимка. – Ты мамке передай, пусть попросится, Белик просто так не скажет, но и сам не предложит. А… А как же Шкрябка? С ним как?

– Шкрябка хороший, – поник Глузд. – Просто… Не знаю.

– Да подумаешь, – отмахнулся жизнерадостный Шмяк. – Ты вон на Тимку глянь! У него есть папа Данила, папа Макар, мама Верка и ещё тётка Арина с дядькой Андреем. Чего за проблема-то? Будет у тебя папка Шкрябка и папка Фифан. И целая мама Плава! Я б и сам от такой не отказался, только у меня не хуже есть. Тоже мне, нашли чего переживать. Только знаешь что? Ты лучше подумай – у Фифана в каждом селище по мамке есть. Может ну его? – Шмяк посмотрел на расстроенного мальчишку и перевел тему разговора. – Знач так, я кран открываю? Тим, командуй.

– Ага. Ждём… Шмяк, кран. Глузд, крути!

– И что это тут у вас? – в открывшейся двери появился Макар.

– Ховайсь! – заорал Тимка, и каким-то шестым чувством Макар его понял, мигом спрятавшись с той стороны двери.

– Так всё-таки, что тут у вас? – Макар проводил взглядом вылетевший в дверь железный котелок. – Я, вообще, не помешал? – в голосе наставника прозвучали полные ехидства нотки, от которых у троицы непроизвольно зачесалось ниже спины.

– Так это, – начал рапорт Кузнечик, привычно принимая удар на себя. – Ацетат железа получаем. При его разложении получим чистое железо, все примеси остаются в растворе. А сверхчистое железо надо для тигельной плавки. У тебя, папка Макар, на меч такое же пошло.

– А гремело что?

– Гремел газ водород, который выделяется при реакции. Обычно он идёт на горелку в печи, но раз плавить нам нечего, то мы его ути… ути.. утилизируем.

– Глушим, короче, – проявил знание реакции Шмяк.

– Но поскольку Феофана нет, и присмотреть за нами некому, то мы его глушим маленькими цилиндрами, а это медленно. Вот если бы присмотрел кто из взрослых… – Подведя такую научно-производственную базу Тимка потупился, стрельнув на Макара из-под пушистых ресниц.

– А что? Давай! – вдруг проявил энтузиазм тот, видимо, временно откладывая в сторону все чаще напрашивающуюся мысль о розгах.

– Только это… – Тимка придавил вниз белобрысую голову Глузда, и оба ассистента наполовину спрятали свои головёнки под столешницей, оставив лишь сверкающие азартом разноцветные глаза. – Как бы, техника безопасности…

– Понятно, – Макар проковылял к столу и опустился рядом с малышнёй. – А ты уверен, что это ведро правильное решение? Ох… ОХ!... Мать! Как в ушах зазвенело! Я хоть слышать-то буду?

– Слышать будешь… Чуток попозже. А зазвенело ведро. Мы им в дверь не попали.

– Новое надо? – деловито поинтересовался Шмяк.

– Надо будет Греку докладывать… – Тимка поёрзал по скамейке. – Ведро-то меньшая из проблем.

– Может папка Макар доложит? – Осторожно прозондировал почву Шмяк¸ покосившись на временно оглохшего и трясущего головой наставника. – Вроде как присматривал… Ну так вышло…

– Не прокатит, – вздохнул Тимка. – Папка Макар химию не учил, а я учил. И папку подставлять - последнее дело. Его-то не выпорют, но стыдно же... Ладно, я сам. Моя ответственность.

— Скажи, — обратился к Тимке слегка отошедший от грохота Макар, — а к печке подключить этот ваш водород можно было? Пусть бы и горело без всякого ба-бах?

— Конечно можно, — рассудительно кивнул Тимка. — К печке нет, горелка есть, из стекла бусы делать. Но мы это... Типа не догадались.

– А вот про бусы давай-ка подробнее, раз уж так получилось, – навострил уши Макар на очередную диковинку мастеровой слободы.

Коняга - это не лошадь Пржевальского. Коняга - это лошадь поручика Ржевского.

Сообщение отредактировал Коняга - Воскресенье, 25.07.2021, 19:46